|
|||
Конец наших бедствийНо не прошло и нескольких минут, как в моих ушах зазвучал милый, чистый голосок Эльзи, поначалу показавшийся мне голосом с того света. Она попыталась пошевелиться и дотронуться рукой до лица Лизбет. И лишь тогда я увидел, что сбившая их с ног перекладина не раздавила их, так как один ее конец зацепился за камень с другой стороны проема. Лизбет, вероятно, была оглушена, но не мертва. Однако мне одному не хватало силы сдвинуть с места тяжелый брус, который к тому же так упирался в другие обломки фасада, что опасно было его трогать. Я положил руку на голову Эльзи, чтобы ее успокоить. — Лежи тихо, моя Эльзи, — сказал я, — не шевелись, и не буди маму. Я разбужу ее осторожно. Лежи очень тихо, и я скоро вернусь. Я оглянулся, высматривая, откуда можно ждать помощи, но все вокруг были поглощены собственными заботами. И вдруг увидел — я не мог в это поверить — своего отца, стоявшего напротив руин нашего дома. Он всматривался в эти руины так, будто они могли рассказать ему, что сталось с Сильви, его матерью и со мной. О! Вам никогда не понять, и вы не сможете себе представить, что значило для меня увидеть отца после всех нашихбедствий и горестей. Я бросился в его объятия и минуту или две ощущал себя на небесах. Но надо было спасать Лизбет и Эльзи. Не успев ответить ни на один из его вопросов, я увлек его через улицу к месту, где они лежали. Лизбет открыла глаза и тихо улыбнулась, встретив мой взгляд. У нас ушел почти целый час на то, чтобы благополучно вызволить их из-под завала, я не отходил от них и кормил хлебом, который принес. Когда ступеньки были расчищены, мы все спустились в подвал к бабушке и Гретхен, чуть не умерших от страха, что они заживо похоронены и отрезаны от помощи, только что подоспевшей к жителям Страсбурга. Но все закончилось хорошо, больше не было ни боли, ни ужаса, а рядом был мой отец, чтобы позаботиться обо всех нас. Случилось так, что участие в исследовательской экспедиции подорвало его здоровье, и он был вынужден вернуться в Египет, где, разумеется, узнал о войне между Францией и Германией и моментально поспешил нам на помощь. Он находился за пределами города, в Аппенвайере, что в нескольких милях за Рейном. Последние три дня он вместе с другими людьми следил за ужасным обстрелом города, не в силах что-либо сделать. Прошлой ночью до них дошли вести о капитуляции генерала Уриха, и он тут же со всех ног поспешил к нам, готовый немедленно вывезти всех нас в Аппенвайер. Когда это было сделано, и моя бабушка с Гретхен обрели уютное пристанище, мы с отцом отправились на поиски следов Сильви. Единственным шансом обнаружить их было найти пристанище мадам Бертон. Но, поскольку ее муж как военнопленный отправился вместе с другими офицерами в Германию, мы столкнулись с множеством трудностей. Наконец мы выяснили, что мадам Бертон находилась в Базеле, в пределах Швейцарии, и мы отправились вниз по долине Рейна в этом направлении. Перед нами широко раскинулись луга, изумрудные пастбища, изобильные пшеничные поля, виноградники, заросшие буйной зеленью, живописная долина, обрамленная горами, покрытыми лишь слегка тронутыми осенними красками деревьями. Все дышало таким миром и покоем, что мне почти невыносимо было на это смотреть, вспоминая о происходившем в Страсбурге, в то время как здесь все так же светило солнце, пели птицы, цвели травы. Словно в Эдемском саду, прежде чем его осквернил человек. Это на самом деле был Эдемский сад — место, откуда Бог говорил: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли»[16]. В итоге мы нашли Сильви, бледную, исхудавшую, с расшатанными нервами, готовую вздрогнуть и заплакать от любого внезапного звука. На меня нахлынула беспредельная радость, когда я увидел, как она прижалась к отцу после всех пережитых нами страданий. Даже после всех перенесенных бедствий мы не смогли убедить бабушку поехать с нами в Лондон. Из нового дома в Аппенвайере ей тоже был виден собор, ставший для нее самым дорогим местом на земле. Говорили, что все разрушенные дома подлежат скорейшему восстановлению, а в Страсбурге вновь воцарились мир и порядок. Снова открылись магазины и рынки, и, насколько возможно, были ликвидированы следы катастрофы. Но остались могилы, рухнувшие дома и осиротевшие семьи, почти как в земле египетской... «Ибо не было дома, где не было бы мертвеца»[17]. У отца, знакомого со многими образованными и влиятельными людьми из Пруссии, не было трудностей с получением охранной грамоты; она позволила нам отправиться в окрестности Фальсбурга, все еще переживавшего ужасы блокады, от которых мы были избавлены. Мы искали среди гор маленькую ферму сержанта Клайна, где его дети, вероятно, продолжали надеяться и ждать его возвращения. Но по всей округе из всех одиноких фермерских домиков с небольшими рощицами, из всех крупных горных деревень обитатели бежали перед наступавшим противником. Видимо, они имели слабую надежду вернуться домой, как только восстановится мир, но больше они бежали с мукой и отчаянием в сердце. Мы не нашли никого, кто знал бы ферму сержанта Клайна или его семью. Что касается брата Луизы, он был по-прежнему заперт в Фальсбурге, несомненно, ничего не зная о гибели сестры. Лизбет, лишившаяся жилья и имущества, с радостью согласилась жить с нами в Лондоне. Всего несколько дней назад, когда я сидел, размышляя о многих вещах, ко мне на колени взобралась Эльзи и погладила меня по щеке, привлекая к себе внимание. В руке у нее был пакет, завернутый в серебряную бумагу. Она торжественно развернула его и показала мне довязанную наконец маленькую белую жилетку, все пятна с которой — и от ее трудолюбивых рук, и от пыли, падавшей со стен, — были тщательно отстираны. Губы девочки дрожали, и она едва сдерживала слезы. — Макс, — произнесла она, — мне никак не передать подарок Господу Иисусу Христу на Его день рождения в Рождество? — Почему никак, Эльзи? — спросил я. — Потому что Он далеко-далеко, там вверху на небесах, — ответила она. — Нет, Эльзи, — сказал я, — Он здесь с нами. Он сказал: «Не оставлю вас сиротами; приду к вам»[18]. Он часто приходит, каждый день, только мы не можем видеть Его лик или слышать Его голос. И ты помнишь, уходя, Он велел Своим апостолам не грустить о том, что короткое время они не смогут Его видеть: «Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не придет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам»[19]. — Я рада, что Он приходит, — ответила она, и личико ее просияло. — Но если мы не можем видеть Его, как же я передам Ему Его маленькую белую жилетку? Тогда я открыл свою Библию, которую Эльзи училась читать, и попросил ее слово в слово произнести следующий стих: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»[20]. Эльзи сидела молча и задумчиво, склонив головку на руки, потом радостно захлопала, поняв смысл прочитанного. — Макс, — сказала она, — мы должны пойти и найти одного из самых маленьких братьев Господа Иисуса Христа, и посмотреть, подойдет ли ему жилетка. Но мой отец и слышать не хотел о том, чтобы отдать жилетку, связанную Эльзи. Он попросил Лизбет беречь ее как зеницу ока в память о шестинедельной осаде Страсбурга, утверждая, что Эльзи поймет, зачем ее сохранили, когда вырастет. Я едва сам понимал это, пока отец не прочел мне следующие слова о женщине, пришедшей с алавастровым сосудом миро и возлившей его Господу на голову. Апостолы негодовали и назвали это ненужной тратой, сказав, что можно было продать миро, а деньги раздать нищим, но Иисус ответил: «Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла»[21].
|
|||
|