Александр Любинский 11 страница

– Где‑ то уже читал. Время – разбрасывать камни. И время – их собирать.

– Вот именно. Лет 80 назад под покровительством великого князя Сергия было создано Императорское Палестинское православное общество, которое принялось весьма активно осваивать эту территорию. Было возведено гигантское по тем временам Русское подворье, построены церкви и монастыри. Тысячи паломников ежегодно приезжали сюда и находили здесь кров и покровительство…. Да и с турками приятно было иметь дело: все решал размер бакшиша. Но после революции это огромное сооружение развалилось…

– Неужели?!

– Я ценю твой юмор. Но все слишком серьезно. Сейчас, когда принято решение вернуть государству то, что ему принадлежит, мы вынуждены начинать с нуля. Пока мы сидели, сложа руки, большая часть собственности явочным порядком забрала эмигрантская церковь. До сих пор мы пытались действовать, так сказать, неформальными методами. А что еще нам остается, если мы сами здесь находимся на полулегальном положении? Пытались найти купчие и другие документы, подтверждающие право государства на собственность… А они уплыли под самым нашим носом! Что делать? Людей не хватает, мы не можем разорваться! В Центре этого не хотят понять… Пропала и местная церковная казна. Это… это – очень большие деньги!

– Мы пытаемся следить за каждым их шагом, хотя это очень нелегко!.. В конце концов они должны вывести нас на цель. Думаю, это правильнее, нежели применять к ним э… физические методы воздействия. Что касается этих… сионистов, то, насколько я понял, им сейчас не до наших внутренних распрей. А англичанам и вовсе плевать – ты знаешь не хуже меня, что через год‑ другой они уберутся отсюда. Правда, надо отдать им должное: они люди организованные и стараются поддерживать видимость порядка. Нам нужно спешить, если мы хотим закрепиться здесь… Центр все настойчивей требует результатов. Хорошо еще, что они не спустили нам годовой план с разбивкой по кварталам!

– Так что вы хотите от меня?

– Я хочу, чтобы ты ознакомился со всеми материалами. У меня есть кое‑ какие идеи… Но мне интересно и твое мнение. У тебя есть способности аналитика, фактологическая дотошность… Знаешь, из тебя бы вышел хороший историк.

– Спасибо. Вы тоже не лыком шиты.

– В любом случае – если мы начнем продвигаться, будешь продвигаться и ты. Посиди, подумай, покумекай…

– Слушаюсь.

– Да‑ да… Приступай!

Яков вернулся в свою комнату, положил папку на стол, развязал тесемки… Бумаг было много, некоторые слиплись. Яков перебирал их, осторожно разнимал, раскладывал в отдельные стопки. По‑ видимому, Генрих не дал себе труда внимательно их прочитать. Одни были с золоченными грифами, на мелованной бумаге, другие – написанные наскоро, вкривь и вкось. Третьи, скрепленные почему‑ то английской булавкой, оказались заметками, газетными вырезками… Складывалось впечатление, что все это кто‑ то наспех собрал, чуть ли не сгреб второпях, да и засунул в папку – до лучших времен.

В дверь заглянул Генрих. «Я уезжаю домой, – сказал. – А ты оставайся. Поработай здесь в тишине на выходные. Дома ведь тебе все одно делать нечего. Мой диван – к твоим услугам. А если что понадобится, ребята всегда наверху». Не отрываясь от бумаг, Яков кивнул головой.

Во дворе затарахтел мотор – Генрих с водителем уехали. Архаровцы спустились во двор и, разложив закусь на скамейке в саду, принялись неторопливо потягивать пиво. Стемнело. Яков зажег настольную лампу. Простучал за деревьями последний поезд из Тель‑ Авива.

…Постепенно из разрозненных отрывков складывалась картина. Нехватало кое‑ каких деталей, но в целом она была ясна: к концу прошлого века в городе возник грандиозный по тем временам квартал, застроенный высокими современными домами с электричеством и даже канализацией, с широкими подъездными путями – город в городе, Новый Иерусалим. Конечно, русские не были одиноки в стремлении укрепиться на этих выжженных холмах, за стенами Старого города. Ведь дом, в котором сидел за столом Яков, расположен неподалеку от Мошавы Германит, Немецкого квартала, который возвели на свой европейский вкус – с островерхими крышами и каминами – поселенцы из Германии, считавшие себя духовными наследниками ордена тамплиеров. Да и евреи не отставали – стали строиться на холме напротив Яффских ворот и башни Давида, среди лисьих и шакальих нор, отбиваясь от бродивших вокруг арабов‑ разбойников. Воистину, «Приют счастливцев» – «Мишкенот Шаананим! » И все же, русские своим размахом затмили всех. Горделиво возвышалось Русское подворье с огромным храмом, самым высоким строением за стенами Старого города, со странноприимным домом, больницей, административными зданиями… План, нарисованный должно быть в начале века, во всех деталях давал представление об этом Новом Иерусалиме, как и документы, отражавшие этапы его становления под неусыпным оком далекой Московии, под патронажем царского дома. Газетные вырезки рассказывали о впечатлении, которое произвели на тогдашних горожан паломничества российских великих князей в Иерусалим, совершавшиеся с восточным, едва ли не варварским размахом. А корреспонденция между Иерусалимом и метрополией свидетельствовала о том, что сроки поджимали – нужно было не только возводить здания, а еще и заканчивать их к приезду той или иной царственной особы… И на всех официальных документах был этот знак – буква Р в перекрестье двух булав, и по кругу – старославянской вязью: ради Сиона и Иерусалима. И еще, под кругом, внизу: Императорское Православное Палестинское Общество. ИППО.

Нет, пожалуй, первое впечатление случайности документов ошибочно: они были подобраны опытной рукой, но относились только к Русскому подворью, а единственной купчей был документ середины прошлого века с параллельным текстом на русском и арабском о покупке у турецкого наместника огромного пустыря – трехсот дунамов земли напротив Шхемских ворот за весьма незначительную по тем временам цену в шесть тысяч золотых динаров. Но где же данные об остальной собственности Русской Православной Церкви в Иерусалиме?

Вдруг навалилась усталость. Яков отодвинул папку, пошел на кухоньку, разместившуюся на первом этаже, отыскал на полке галеты, возжег примус, и пока закипал чай, смотрел в окно на кипарисы, окружившие дом. Осталось просмотреть лишь документы, скрепленные английской булавкой… Ничего, подождут до завтра. Время есть… Но как, все‑ таки, странно: из всего огромного Подворья в руках у русских остался лишь храм. (И то лишь потому, что он ни на что более не пригоден). Да и Мошава Германит обезлюдела… Правда, в дома, брошенные немцами, уже въезжают богатые англичане и евреи. Свято место пусто не бывает… А «Приют счастливцев» разросся уже до целого города и продолжает расти.

Ветрено. Низкие облака. Вот‑ вот должен подойти утренний поезд из Тель‑ Авива. Герда взяла в одну руку зонт, в другую – гладкую сумку с длинным ремешком и, перекинув ее через плечо, вышла из сумрачного зала ожидания на перрон. Там уже собрался народ: британские офицеры, чиновники в тщательно отутюженных костюмах, несколько дам – в длинных макинтошах с капюшонами, араб в черном пиджаке и алой феске… Показался поезд с двумя полупустыми вагонами. Точно по расписанию. Пахнуло углем и разогретым мазутом, а дым из трубы, не поднявшись к небу, окутал перрон сизой знобкой пеленой. Те, кто приехал, ничем не отличались от тех, кто уезжал: макинтоши, серые костюмы, зеленые мундиры и фески… Все утро Герда была в приятном ожидании путешествия, ведь она так давно не покидала город!

Она вошла в первый вагон и села в середине, на скамейку у окна. Наискосок от нее разместился господин в черном котелке. Снял котелок, пригладил рукою редкие волосы; достав из кармана пиджака свежий номер «Джерузалем пост», углубился в чтение. Герда смотрела в окно, где мелькали, все быстрее откатываясь назад, островерхие крыши Мошавы, арабские особняки Бакка… Промелькнули домишки предместья, и вот уже поезд, кренясь по склону холма, с гудом и стуком ворвался в ущелье. Оно поросло зеленым подлеском, и сквозь него – здесь и там – выглядывали из каменистой почвы тонкие стволы сосен: несколько лет назад их посадили безработные музыканты и профессора – репатрианты из Германии.

Герда вдруг испугалась, что забыла текст, и стала проговаривать его снова: несколько обычных фраз, напоминающих своей корявостью неумелое письмо какого‑ нибудь недоучки. Она вызубрила их наизусть, как и адрес: Гордон 4, вход со двора, второй этаж. Спросить Эли… И передать ему привет от какого‑ то Гая Розенцвейга. Почему Гай, а не Пий? А лучше просто – Квинтилиан… Это, конечно же, пароль. И искать смысл пароля – бессмысленно.

Интересно, как он выглядит, этот загадочный Эли? Наверно, как Марк. Если уж они занимаются одним делом. Марк несколько раз повторил, что надо быть внимательной и осторожной. И если заметит какого‑ нибудь человека, следующего за ней, не идти по адресу. Лучше переждать. Или даже вернуться! Она снова взглянула на своего соседа – он дремал, откинувшись к стене, и голова его слегка покачивалась в такт ходу поезда.

А поезд уже съехал в низину, то приближаясь слева к песчаным холмам на горизонте, то снова отодвигаясь от них, и Герда знала, что за холмами – море, и пару раз ей даже удалось увидеть сверкающую полоску вдали. Потянулись белые домики под пальмами, улицы разветвлялись, дома становились все выше. И поезд, наконец, замедлил ход; остановился, устало выдыхая влажный пар. Герда уже давно сняла кофточку, а когда вышла под яркое тель‑ авивское солнце, захотелось снять и платье. Может, пойти сразу к морю и посмотреть на него? Или даже искупаться? Но она не взяла купальные принадлежности… Нет‑ нет, надо сначала встретиться с этим Эли.

Она спросила дорогу у какой‑ то крашеной блондинки с ярко подведенными губками и пошла в толпе, такой непохожей на иерусалимскую! Открытые лица, распахнутые ворота мужских рубашек, женские сарафаны и платья, едва держащиеся на загорелых плечах… И матросы, матросы, матросы в бело‑ голубых и синих рубашках с золотыми якорями – их английская речь, вплетающаяся в тель‑ авивскую развязную скороговорку… Улица Гордон оказалась платанной и тихой, и в конце ее не было уже домов – только едва различимая линия воды и светло‑ голубое небо, затянутое легким кружевом облаков.

Она отыскала № 4 – в начале улицы: двухэтажный дом из серого бетона с темными разводами на стенах. Сколько ему лет? Ну уж никак не больше двадцати… А выглядит потрепанным и старым… То ли потому, что возведен из первых подвернувшихся материалов да на скорую руку, то ли из‑ за влажно‑ соленой разъедающей близости моря… Она вдруг вспомнила указания Марка, резко обернулась – парень с девушкой шли по противоположной стороне улицы, потная толстуха, отдуваясь, тянула сетку с продуктами – вроде, ничего подозрительного…

Герда вошла в маленький двор, заросший кустами акации, поднялась по лестнице с кривыми ступенями на второй этаж. Рядом с единственной дверью, наскоро выкрашенной белой краской, звонка не было. Да и не нужен он здесь: Герда постучала так, как научил ее Марк: три длинных раздельных удара, и сразу два коротких. Но открыли не сразу: видимо, кто‑ то изучал ее сквозь дверной глазок… Черт бы их побрал с их конспирацией! Уже не раздумывая, Герда с силой стукнула в дверь. С той стороны словно ожидали такого поступка – дверь сразу открылась, и перед Гердой возник щуплый невзрачный человечек с острыми близко посаженными глазами. «Вы Эли? Я от Марка! » – сказала Герда. Человечек продолжал неподвижно стоять, разглядывая незнакомку… Герда вдруг вспомнила нужные слова: «Вам привет от Гая Розенцвейга! » – выкрикнула она. Человечек задумчиво кивнул головой – и посторонился, пропуская гостью.

Салон начинался сразу от двери – он был такой же маленький и невзрачный как его хозяин. Герда решительно прошла внутрь, села на стул возле дощатого письменного стола – вся эта волокита ей начинала уже надоедать.

– Вы Эли? – спросила она, когда хозяин уселся напротив нее: его острая маленькая головка была едва видна. Этот эффект достигался тем, что стул был низким, и стол словно нависал над Эли.

– Да. Так какое же у вас ко мне дело?

Голос был высокий, с хрипотцой – словно игла скреблась по патефонной пластинке.

Герда помолчала – проговорила про себя весь текст – раздельно и четко произнесла его.

– Хорошо… – проговорил задумчиво Эли, – хорошо! А откуда вы знаете Марка?

– Мы познакомились случайно.

– А чем вы занимаетесь?

– Работаю в книжном магазине… Нет‑ нет! Я не участвую в ваших делах!

– Правда? – и Эли даже улыбнулся – вернее, губы его растянулись, отчего стали еще тоньше.

– Хотите что‑ нибудь выпить?

– Хочу! – сказал Герда, которую уже давно мучила жажда.

Эли вылез из‑ за стола, прошел на кухоньку, примыкающую к салону; вернулся со стаканом теплой воды.

– Это вас устроит?

– Вполне.

– Вот что… – проговорил он после того, как Герда залпом осушила стакан, – вы здесь посидите несколько минут… Я сейчас вернусь.

И скрылся за дверью соседней комнаты.

Герда посидела, встала, прошлась, снова села… Обстановка комнаты была на удивление безликой! Лишь красочный отрывной календарь ярким пятном выделялся на белой стене, и Герда внимательно изучила его: там были фотографии физкультурников на параде и кибуцников, шествующих в строю с поднятыми вверх, как винтовки, граблями и лопатами. И много фотографий политических лидеров общины.

– Извините, что заставил ждать.

Герда обернулась. Перед ней стоял Эли, протягивая квадратик тонкой пергаментной бумаги.

– Спрячьте куда‑ нибудь… ну, хотя бы под ремешок часов… да, вот так… и передайте Марку. Если возникнут затруднения, сразу же выкиньте. Понятно?

– Понятно.

– Хотя, полагаю, их не будет…

Помолчал, уставясь в календарь на стене… Снова повернулся к Герде.

– Деньги. Для вашего друга, – достал из кармана брюк внушительную пачку банкнот. – Здесь полторы тысячи Думаю, ему хватит… Пока.

Герда улыбнулась.

– Вы так доверяете мне…

Губы Эли снова растянулись в некое подобие ответной улыбки.

– Я же вижу человека!.. Счастливого пути. И, ради Бога, будьте осторожны!

Щелкнул за спиной замок. Герда спустилась во двор, вышла на улицу. День клонился к вечеру, но духота лишь усилилась.

«Залман, как тебе не стыдно! Почему ты кричишь? Что я сделал такого? » Дед ходит по участку вслед за отцом, только что приехавшим из города. Отец даже не успел переодеться – только положил свою кожаную папочку на стол в саду. «Зачем ты купил эту бочку?! » Большая бочка с выпирающими, изъеденными ржой стенками – последнее приобретение деда – стоит возле отцовского гамака. «Она не худая, я проверял. Мы перенесем ее к террасе, там, где вода во время дождя стекает с крыши». «И что? » «Как что? У нас будет вода на случай пожара». «Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? И сколько ты заплатил за нее?! » Дед смущенно хихикает. «Ай… Всего три рубля». «Три рубля? За эту ржавчину три рубля? Пусть твои пьяницы за эти же три рубля унесут ее с участка! » Дед поджимает губы. «Ты ничего не понимаешь. Ты не деловой человек! Не знаю, Залман, как ты будешь жить без меня…»

Дед умер, а бочка осталась. Стоит, полная зацветшей воды. Я сижу на верхнем этаже у открытого окна веранды, и слышу, как жена и мать щебечут на кухонной терраске. «Ах, Тея Израилевна, подумать только, они разводятся! » «Не может быть… Они казались такой благополучной парой…» «Да что вы, это все видимость! » Они не любят друг друга, купеческая правнучка с Петровки и дочка неудачливого шахера‑ махера. Не его это было занятье – вот и умер от инфаркта. А что делать? Надо ведь было кормить семью… О, нет, правнучка купца – не антисемитка. Она принадлежит к тем русским людям, которым невыносимо плохо в слякотном, душном, пьяном российском быте. Надо его изменить, как‑ то его перестроить, покончить с ним!.. А если не удается, то вырваться! Чужое ее притягивает. Даль ее манит… Вот и вышла за меня как за некий залог – еще не ясный ей самой – другой жизни, иной дали.

А бабушка Рива не сидит на терраске вместе с ними, она и не знала моей жены – ушла навсегда в то лето, когда я поступал в институт: в ночь перед смертью все говорила: «Залман, Тея, езжайте домой, мальчик там один, а у него ведь завтра экзамен…»

Я сижу у окна на веранде и пишу. Такое теперь мое дело. Я пишу о человеке, проснувшемся ночью, во время Гражданской войны, в переполненном зале ожидания первого класса. Он один. У него не осталось ничего, кроме золотой монетки, закатившейся за подкладку. Но он должен вырваться, победить! Что‑ то ведь рассказывала бабушка о том, как они познакомились в то время с дедом: он скрывался у них в доме в местечке. Но как он туда попал?

Шорох в листве, глухой стук о мягкую землю. И снова, и снова… Падают яблоки, перезрели, налились сочной тяжестью. Надо бы уже давно собрать их. Но отец ленится, полеживает в гамаке. Каждый день он приезжает из города после работы, усталый. Но есть ведь еще и воскресенье! Мать выговаривает ему, а он отвечает: «Ай, Тея, брось! » Залман, Залман, как ты будешь жить без меня?

…Я просыпаюсь ночью под возобновившееся пиликанье рава Мазиа, встаю, шлепаю на кухню. Наливаю в чайник воду. Зажигаю красный огонек. Залмана нет. И никогда больше не будет. А то, что осталось от него, лежит под плитой на иерусалимском холме Гиват‑ Шауль. Под солнцем и ветром, среди белых камней.

Залман, Залман, как я буду жить без тебя?

В конце улицы было море, как последний дом без номера. Огромный дом без крыши и стен. У Герды перехватило дыханье от ветра. Волны набегали на низкий песчаный берег, тянувшийся в обе стороны до горизонта. Море было серо‑ голубое, словно выцветшее. У причала покачивались в такт волнам несколько лодок. Было бесприютно и пусто, как бывает на пляже в конце сезона… Но нет! Звучала музыка. Это был фокстрот. Он доносился справа из кафе с открытой верандой, и Герде вдруг нестерпимо захотелось музыки и тепла. Она поднялась на веранду, и мимо девушек в светлых развевающихся платьях, танцевавших с неуклюже‑ страстными матросами и местными щеголями в широких парусиновых брюках, прошла в задымленное и шумное помещенье. На какое‑ то мгновенье ею овладела едва ли не паника – замерла – пересилила себя, села за единственный незанятый столик у стены. Подошла дородная официантка, деловито сновавшая по залу, и Герда заказала кофе… да, черный кофе с настоящим эклером! За соседним столиком двое моряков с интересом поглядывали не нее…

Эклер был свежий, кофе вкусный. У Герды чуть кружилась голова, и когда рядом оказался матрос со своей кружкой пива, она не удивилась. У него было молодое веснушчатое лицо и вздернутый нос. А свой синий берет он засунул под матерчатый погон на плече. Он был тоже синий с золотым вышитым якорем. Матрос быстро говорил, чуть наклонившись к Герде. Она понимала его с трудом, он был навеселе, глаза его блестели, а свою большую руку он положил на руку Герды. И это было приятно. Матрос легонько перебирал пальцы Герды, и все говорил. Он пододвинулся к Герде почти вплотную, и она уже видела совсем близко его белые ровные зубы… Вдруг какой‑ то звук заставил ее вздрогнуть. Нет, это было слово. Она прислушалась. Слово было – «беженцы». О чем же он говорит? Вчера он ужасно устал… Всю ночь ждали корабль с беженцами. А тот появился лишь на рассвете. Черт бы побрал эту работу! «И что же? » «Да, ничего. Все как всегда. Развернули их обратно. Они еще целый день постояли, повопили… И убрались». Он и не надеялся, что ему дадут увольнительную – прошел слух, что еще один корабль пробивается к берегу у Атлита. Но тревога оказалась ложной. «Куда же они уплыли? » «Не знаю. Должно быть, на Кипр. Там ведь создали для них лагеря».

«Боже, – подумала она вдруг, – Боже, что я делаю здесь?! » Волна смущения и ярости захлестнула ее. Она вскочила, упал на пол стул. «Сволочи! », – закричала она, и на мгновенье ее крик перекрыл шум голосов. На нее стали оборачиваться. «Сволочи! – кричала она по‑ немецки. – Евреи гибнут от голода, от болезней! Их преследуют и уничтожают! А вы – веселитесь? В километре от вас их расстреливают из пулеметов, если они пытаются высадиться на берег. А вы веселитесь? Вы всегда веселились! Даже тогда, когда миллионы гибли в концлагерях! Да будьте вы прокляты! »

Музыка продолжала греметь, но стало – очень тихо. Натыкаясь на застывших танцоров, Герда бросилась вон – ветер ударил ей в лицо – бешено стучало сердце, пылала голова! Она остановилась… Вдруг нестерпимо захотелось назад, на Невиим, к Марку! Он ведь ждет! «Боже мой, Боже мой, какой стыд! », – повторяла она, и все ускоряя шаг, уже почти бежала по улицам к вокзалу. Как она могла так забыться! До отхода вечернего поезда оставался час, и когда поезд подошел, Герда уже вполне успокоилась. Она ведь возвращалась к себе домой, в Иерусалим.

В поезде она задремала, и очнулась лишь, когда замелькали в темноте освещенные окна Бакка и Мошавы Германит. Стало холодно. На перроне Герда снова одела кофточку, и пошла вверх по улице Святого Юлиана[18] мимо уже закрытых лавчонок и магазинов. Один из них, на перекрестке с Яффо, еще работал. Это был бельевой магазин. Она вошла, но вместо того, чтобы купить себе зимние чулки (а ведь уже давно хотела! ), неожиданно для самой себя купила Марку две пары носков, и еще две очень хорошие хлопчатобумажные майки.

Герда вышла из магазина, поднялась по Штраус, свернула на Невиим. Было темно и безлюдно. И так же темно было во дворе. Чуть белели стены мазанки. Герда наощупь вставила ключ в замок, повернула его, открыла дверь, зажгла свет… И почему она решила, что Марк ее ждет? Не раздеваясь, села на стул возле стола, вынула сверток с покупкой, положила возле чашки с недопитым чаем (Марк не убрал – и правда, зачем ему все эти мелочи? ). Встала, ополоснулась во дворе, переоделась в теплый халат, и когда села за стол, сжимая в ладонях обжигающе‑ горячую чашку кофе, почувствовала, наконец, что и впрямь вернулась домой.

А в это время Марк стоял возле здания госпиталя Ротшильда. Шляпа надвинута на лоб, лацканы пиджака приподняты. Вот так стоял он, засунув руки в карманы; смотрел, не отрываясь, на светящиеся окна особняка на противоположной стороне улицы. Наконец, в первом этаже свет погас, и во втором остался лишь в одном окне – слева от входа.

Марк пересек улицу, вошел в проулок, где Эфиопская церковь. Огороженная невысоким забором, возвышалась над ним стена особняка. Каменные ступени, поросшие травой, заваленные прошлогодним сухостоем, подымались к крыше. Должно быть, это был запасной вход в чердачное помещенье, но им уже давно не пользовались. Одним прыжком Марк взобрался на забор, шагнул на лестницу; переступая через сухие ветки, поднялся на второй этаж. Светило крайнее окно и, перегнувшись, Марк заглянул в него. В полумраке возле настольной лампы сидела в кресле женщина и читала книгу. Марк узнал ее – она свела его тогда, возле магазина мара Меира, с Ребеккой. Почувствовав взгляд, женщина обернулась. Она была в халате, накинутом на ночную рубашку.

Марк постучал по стеклу. Женщина вздрогнула… отложила книгу, поднялась. Марк снова постучал, вплотную приблизив лицо к стеклу. Глаза их встретились. Женщина смотрела в упор сквозь прозрачную стену. Марк улыбнулся, приподнял шляпу…

Замечали ли вы, как беззастенчиво и жадно люди рассматривают друг друга в те моменты, когда они могут смотреть без опаски? Сквозь стекло поезда, например, или окно машины? Не страшно и не стыдно – еще мгновенье, и поезд тронется, машина умчится. Жизнь кончится. Время пройдет. И на пустом перроне – ветер да фонарь сквозь сетку дождя. Не так ли волнует и книга? Ведь только в книге по‑ настоящему, беззастенчиво и жадно, можно следить за чужой судьбой, узнавая секреты, все тайные желанья. Неужто это и впрямь так сладко? Открыть окно, впустить чью‑ то жизнь, стать частью мира. Или – закрыть книгу, захлопнуть окно.

Женщина приоткрыла створку.

– Извините, – сказал Марк и впрыгнул в комнату

– Я вас узнала. Вы ведь знакомый Ривы?

Она едва доходила ему до плеча. Полная, уютная в своем байковом халате.

– Можно сказать и так. Я должен увидеться с ней.

– Ну конечно! Срочное дело!

Это было сказано хоть и с иронией, но без раздраженья.

Марк улыбнулся.

– Она дома?

– Да…

Помедлила, склонив голову; словно прислушивалась.

– Пойдемте, я провожу вас.

И повела его по светлой дорожке, протянувшейся из приоткрытой двери. Свернула в едва заметный проход, еще один поворот – и вот уже в прямоугольнике света – женская фигура, возникшая на пороге.

– Мина, это ты?

– К тебе гость.

– Кто? А… Это вы! Как романтично…

– Надо поговорить.

– Очень хорошо.

– Я тебе нужна? – проговорила Мина, – может быть, приготовить чай?

– Нет, – сказал Марк. – Я скоро уйду.

– Ты же видишь, у нас деловое свиданье, – Ребекка посторонилась, пропуская Марка в комнату.

– Хотелось бы верить… – сказала Мина в пустоту, поскольку дверь захлопнулась.

(Мина вернулась к себе. Прикрыла створку окна. Снова взялась за книгу).

– Хорошо, что пришли. Я сама хотела встретиться с вами. Да садитесь же!

И Марк опустился на мягкий, обитый пунцовым бархатом стул.

Ребекка была в длинном китайском халате, перехваченном широким поясом с кистями. Села напротив на маленький диван с резной полированной стенкой, потянулась за портсигаром.

– Вы курите?

– Бывает… Но у меня есть свои.

– Как хотите.

Вытащила длинную сигарету, щелкнула зажигалкой.

– Вас не раздражает мой буржуазный уют?

– Ну… если он не мешает делу…

Улыбнулась уголками губ, но глаза настороженно‑ холодны.

– Считайте, что это маскировка.

– Похоже, вы здесь в Иерусалиме научились маскироваться!

Рука с сигаретой застыла на полдороге.

– Что вы имеете в виду?

– Операцию нужно отложить.

– Опять? Люди не поймут! Сколько можно сидеть без дела!

Затянулась сигаретой, скрестила ноги. Атласный, туго натянутый чулок.

– Мне не нужны напрасные жертвы. Вы заметили, что охрана полицейского управления после ликвидации этих троих значительно усилилась?

Кивнула головой.

– Пригнали еще один батальон. По пять человек – у центрального входа. Трое – у бокового. И так – круглые сутки. Меняются каждые три часа. Вооружены автоматами. По два боевых комплекта. Плюс гранаты. Пулеметы на крыше – с левого и правого крыла здания. Дополнительный прожектор над центральным входом.

– Прекрасно! Но откуда такая точность?

– Я видела документы… Простите, вы так и будете сидеть в шляпе?

Поднял на нее рассеянный взгляд.

– Атака приведет лишь к бессмысленным жертвам…

– Это уж ваше дело. И Руди.

– Я не могу доверять этому Руди.

Ткнула сигаретой в дно пепельницы.

– Что, тоже слишком буржуазен?

– Вы бывали у него дома? …

– Да. И не вижу в этом ничего предосудительного. Так чем же вам не угодил Руди?

– Он ведет себя слишком нервно.

– У вас есть серьезные основания?

– Я закинул удочку, и он – дернулся. Хотя мог просто встретиться со мной.

– Этого недостаточно для окончательных выводов.

– Все неприятности начались после того, как он возглавил отряд. Вспомните Цви.

Щелчок зажигалки. Струйка серого дыма. Пристальные холодные глаза.

– А мне вы доверяете?

Улыбнулся.

– Я и себе доверяю лишь раз в месяц!

Поднялась. Прошла мимо Марка к секретеру.

Приторно‑ сладкий запах духов. Открыла ящичек, протянула Марку лист бумаги.

– Что это?

– Банковский код. Я нашла его у нашей служанки Христи. По‑ видимому, случайно завалился за белье. Она была любовницей Феодора. Христя умерла две недели назад в родах. Перед смертью покаялась Мине, что это она убила во время пьяной ссоры Феодора. И сказала, что те самые бумаги, которые он дал ей на сохраненье, спрятала у него в доме.

– Какой бурный роман! Действительно, были документы…

– Так вы знаете?

– Оказался однажды случайным свидетелем… И впрямь, похоже на код. Банк. Номер ячейки… Только очень уж далеко. Цюрих!

– Ничего. Доберутся, если надо.

– Не сомневаюсь. Только вот – кто? Вряд ли ячейка открыта на предъявителя… Это слишком опасно… Ладно, будет время – разберемся!

Сложил листок, засунул в нагрудный карман.

(Мина отбросила книгу, подошла к окну. Как одиноко и холодно в осеннем Иерусалиме! Проехала машина, ослепив фарами; в прозрачно‑ звонком воздухе – обрывок разговора, стихающий цокот каблучков, словно вздуваются и лопаются пузыри на поверхности ночи. И где‑ то там, в комнате у рынка, этот человек… Так и не решилась зайти к нему… Села в кресло, снова потянулась за книгой).

– Только вот не могу понять…

– Что?

Опустилась на диван, плотно сдвинув ноги, выпрямив спину.

– Не понимаю… Вам‑ то зачем все это нужно?

– Что вы имеете в виду?

– Зачем вам участвовать в наших делах? Не хватает острых ощущений?

– Напряглась, нервно сжала пальцы рук – так, что проступили белые пятна.

– Я пережила погром… Гостила в то лето у дяди в местечке под Вильно… Убили всю его семью. Одна я спаслась… Но вам этого не понять!

– Почему же… Это, действительно, ужасно.

– У вас, родившихся здесь, уже нет этого страшного ощущения полной беззащитности и униженности… Я должна избавиться от этого чувства, я не могу с ним жить!

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒