ЧЕТЫРЕ ПИРАМИДЫ 17 страница

Едва выйдя из анабиоза, Доохил заметил, что снаружи не поступает ни единого сигнала. Центр управления не фиксировал ни одной машины, некогда оставленной вне Обсцеллы. Хуже того, он не фиксировал вообще ничего, исключая бортовые компьютеры других пирамид. Все внешние сенсоры молчали. На обзорные экраны выводилась сплошная чернота. Желтая пирамида будто бы оказалась в пустоте, лишенная всякой информации об окружающем мире. Установив сей неприятный факт, Доохил оставил разбирательство на потом, занявшись изучением внутреннего пространства. Когда же выяснилось, что оно пребывает в плачевном состоянии, ему пришлось вернуться к пространству наружному.

Судя по записям, все служебные роботы, один за другим, однажды покинули Обсцеллу и более не возвращались. Сам по себе их отъезд удивления не вызывал. Они занимались обслуживанием техники, распределенной среди дикарей, доставляли батареи питания и проводили сервисные работы. Вопрос заключался в том, почему они не вернулись. Копаясь в базе данных, Доохил внимательно изучал все сведения, поступившие снаружи, и вскоре сделал крайне нелицеприятное открытие. Роботов вывели из строя дикари. Вывели всех до единого, умудрившись сообразить, как повредить довольно надежные и хорошо защищенные машины.

Не веря своим глазам, Доохил созерцал, как бывшие клоны разделываются с техникой. Они не просто ее испортили. Вооружившись камнями, бревнами, инструментами и прочими приспособлениями, они разламывали ее на части, расплющивали, искореживали и обращали в груду невосстановимого металлолома. Наружные сенсоры Обсцеллы зафиксировали все это очень хорошо, особенно судьбу последнего робота. Используя резак и плазму, он разбирал отсек, намереваясь загрузить в реактор очередную порцию Ц-24, когда бортовой компьютер сменил для него приоритет. Наружная техника требовала ремонта, осуществить который теперь поручалось именно ему. Компьютер ведь не понимал, что происходит. С его точки зрения, машины выходили из строя, и их требовалось доставить в пирамиду для восстановления. Исходя из этой логики, он упорно отправлял на бойню одного робота за другим. Оставив свое занятие, последний робот послушался и выехал через нижний шлюз Обсцеллы. Там его уже ждали.

Дикари давно усвоили, откуда берутся все эти злые духи. Как слуги злого дракона, некогда принявшего обличье простого смертного, они обитали в его логове. Пока дракон спал, они выполняли его волю, вмешиваясь в жизнь окрестных племен. Вмешиваясь по собственному почину, совершенно игнорируя, нравится то племенам или нет. И однажды дикарям это надоело. Они устали бояться, чего еще выкинет злой дракон, устали его задабривать, устали жить в ожидании, когда он проснется и начнет наводить свои порядки. Дремучие, не помнящие собственную историю, они уже не отличали правду от своего же вымысла, и дракон оброс совершенно фантастическими легендами. Теперь менгир представлялся в них ужасным сверхъестественным существом. Пресытившись, он спал в своей горе, но однажды он выйдет, чтобы резать скот, забирать женщин и детей, жечь дома, сеять хаос и разрушение. Дракон — он такой дракон. И пока он спит, злые духи разгуливают по миру вместо него. Разгуливают и запоминают, где кто живет, что делает, и чем владеет.

Как-то раз дикари узнали, что духи уязвимы. Это произошло случайно, когда один из роботов оступился и упал с высоты да прямо на камень, с которого скатился в глубокую лужу. Через дефект, образовавшийся в герметичном корпусе, проникла вода, и робота закоротило. Вскоре явился другой робот и забрал его в пирамиду, откуда пострадавший вернулся невредимым. Он выглядел как обычно, однако дикари сделали свои выводы. Злой дух был мертв. Мертв до тех пор, пока его не увезли в логово дракона и не воскресили. Следовательно, он и остался бы мертвым, помешай кто-нибудь доставить его к хозяину.

В следующий раз дикари устроили поломку самостоятельно, воспроизведя усвоенную последовательность. Страшась собственной храбрости, они столкнули злого духа со скалы, а затем долго били камнями и дубинами, не забывая поливать водой. Для верности они использовали сети, чтобы удерживать его на месте. Уцелевший после падения, робот не был приучен убивать дикарей, поэтому мирно пытался освободиться, пока вода не проникла через поврежденный корпус. Раздался треск, посыпались искры. Дым, поваливший изнутри, возвестил дикарям, что застывший дух благополучно повержен. На этом их бунтарская смелость иссякла. Убоявшись расправы, нападавшие разбежались кто куда, ожидая страшного возмездия. Однако кары не последовало. Как и прежде, злой дух был возвращен в логово дракона, откуда вернулся невредимым. С тех пор дикари усвоили две вещи. Во-первых, за нападение на слуг дракона их никто не наказывает. Во-вторых, если те не побывают в логове, то так и останутся бездыханными.

Вмешайся Доохил своевременно, он сумел бы пресечь бунтарские настроения дикарей, переходившие в открытое неповиновение. Увы, урок им никто не преподал, поскольку бортовой компьютер не ведал экзекуцией, а сам он пребывал в анабиозе. В результате неповиновение превратилось в вооруженное сопротивление. Осмелев, дикари уже не боялись слуг дракона так, как прежде, и результат получился закономерным. Вооруженные чем потяжелее, они перебили их одного за другим. Кого-то сжигали, загнав в глубокую яму-ловушку, кого-то крушили бревнами, ударявшими сразу с двух сторон. Уже довольно развитые, дикари проявили изрядную изобретательность, в конце концов принесшую свои плоды. Злых духов больше не было. Точнее, их не было вне логова, откуда они периодически продолжали выходить. Недолго думая, дикари устроили засаду и уничтожали каждого, кто покидал убежище дракона.

Последнего робота встретили честь по чести. Он упал в замаскированную яму, утыканную кольями, куда дикари навалили хворосту, а заодно налили какую-то горючую жидкость. Полыхало так жарко, что термостойкий корпус, конечно, выдержал, а вот все внутренности машины выгорели. При всем желании чинить там было просто нечего. Да Доохил и не мог. В его распоряжении не осталось ни одного робота, как не осталось и ресурсов, способных вернуть его в строй.

Дракона дикари по-прежнему боялись. В отличие от злых духов, связываться лично с ним они не осмеливались, то есть на его убежище никто не посягал. Возвышавшееся на холме, оно было сокрыто джунглями, но все-таки никуда не делось, как никуда не делся и его хозяин. Отсюда следовал очень простой вывод, доступный даже самому дремучему дикарю. Однажды дракон все-таки проснется, обнаружит пропажу своих слуг, рассвирепеет, выйдет наружу и учинит невообразимые бедствия. Подозревая, что с драконом они не совладают, дикари понимали, что его появления просто нельзя было допустить. Нельзя ни в коем случае. Посовещавшись, они объединили усилия и поступили сообразно своей логике, доступным им способом.

Шипя проклятья, Доохил наблюдал, как дикари возводят вокруг его Обсцеллы толстенный каменный мешок. Наблюдал, разумеется, на перемотке, поскольку этот мешок давным-давно возвели. У дикарей было много времени, чтобы реализовать свой замысел, и они постарались на совесть. Пирамиду дракона полностью сокрыла другая пирамида, сооруженная из камня, а она, в свою очередь, исчезла под насыпанной землей. Снаружи это выглядело как огромный холм, ставший еще больше, чем прежде, и вскоре поглощенный джунглями.

Что необычно, такой холм был не один. Еще до того, как дикари лишили его обзора, Доохил заметил, что они возводят сразу несколько подобных пирамид, разбросанных далеко по округе, вплоть до линии горизонта. Они соблюдали видимую идентичность, и Доохил предположил, в чем тут может быть дело. Дикари не только старались запечатать дракона — они прятали его от будущих поколений. Случайно либо намеренно, те могли освободить злое, могущественное существо, и это следовало упредить. Запутывая следы, дикари строили множество ложных объектов, среди которых его истинная гробница окажется затерянной навсегда.

Как ни странно, в известном смысле Доохил получил то, что заслужил. Отношение, проявленное директорами к бывшим клонам, вернулось к ним самым настоящим бумерангом. Оклслада по-своему любили, хоть эта любовь и выразилась весьма печальным образом. Тумвеоне боялись, но уважали. Он был грозен и безжалостен, но только к тем, кто осмеливался бросить ему вызов. А вот Доохил не пользовался у своих поселенцев популярностью. Он относился к ним как к массе, безликой и ничего не стоящей. Он даже не замечал, когда обходился с ней пренебрежительно, несправедливо и сурово, преследуя одному ему ведомые цели. И " масса" это запомнила. Легенды о злом драконе родились не случайно, разрастаясь из чувств, укоренившихся в далеких предках. И однажды эти чувства воздали ему сполна.

Доохил не сразу осознал, в каком положении очутился. Выхода из пирамиды не было, как не было и тех, кто с легкостью мог бы его пробурить. Лишенному роботов, ему приходилось рассчитывать только на себя, а много ли он сделает голыми руками? Криво ухмыляясь, Доохил огладил ладонью пистолет. Вот и пригодится. Каким бы толстым ни оказался камень, он пробьет себе выход наружу, тем более ему еще по силам обеспечить оружию подзарядку. Прикинув расположение пирамиды, Доохил решил, что нижний шлюз по-прежнему остается наилучшим выходом. Ну, отправной точкой для выхода. Пройдя прямо к нему, он открыл герметичные двери и увидел сплошной камень. Снова улыбнувшись, он навел на него пистолет и нажал на спуск.

Хлопок, треск и дым! Оружие раскалилось, и Доохил с проклятьем уронил его на пол. Тряся обожженной ладонью, он недоуменно округлил глаза. Это еще что за новости?! Почему чертова штуковина не стреляет?! Неужели сломалась?! Но с чего бы ей вдруг взять и выйти из строя, пока он лежал в анабиозе? Ведь прежде… Внезапно Доохил призадумался. А о каком именно " прежде" идет речь? Он вообще стрелял из этого пистолета? Порывшись в памяти, Доохил вконец помрачнел. В отличие от коллег, он ни разу не пускал его в ход, предпочитая действовать манипуляторами роботов. Таким образом, он даже не знал, исправно его оружие или нет, а оно, судя по всему, оказалось с дефектом, причем с самого начала.

В принципе, Доохилу повезло, что пистолет не взорвался и не расплавился. Обойма, выдававшая мощный заряд плазмы, могла оставить его без руки, если не хуже. Однако обошлось. Чертыхаясь, он дождался, когда треклятая штуковина остыла, подобрал ее и прошел в ремонтный отсек. Там-то он и понял, что решительно ничего не может с ней поделать.

Пистолет починке не подлежал. Во всяком случае, доступными средствами. Автоматический отсек был спроектирован исключительно под роботов. Диагностировав поломку, устами компьютера он потребовал запчастей и сервисную машину. Одну из тех, которые разломали проклятые дикари. Сам Доохил выполнить столь тонкую работу не мог, а оборудование отсека было к таким операциям не приспособлено. Кроме того, где бы он взял запчасти? Теоретически, синтезатор материи воспроизводил любой предмет, однако тут крылся важный нюанс. Он воспроизводил любой ПРОСТОЙ предмет. Высокотехнологичный, состоящий из множества сложных слоев, да еще и с наноэлементами, был ему не по зубам. Какой-нибудь промышленный агрегат, безусловно, справился бы с такой задачей на раз, ибо на галактических заводах они именно этим и занимались. Вот только Обсцеллы комплектовались обычным бытовым синтезатором, в задачу которого не входило изготовление деталей для реактора, межзвездных двигателей и плазменного оружия.

Недоумевая, что же ему предпринять, Доохил вернулся в центр управления. Там он просидел довольно долго, изучая объемную модель пирамиды, а заодно и перечень ее уцелевшего снаряжения. Ответа на возникшую проблему не находилось. Производитель Обсцеллы как-то не предусмотрел, что ее директору однажды понадобится пробиться сквозь каменную толщу, да еще без помощи многочисленных роботов. Винить его в недальновидности не приходилось, поскольку Доохил и сам не предвидел ничего подобного. Вот только что же теперь делать? Поразмыслив еще пару часов, он наведался к пищевому синтезатору и подкрепился. Затем сходил в технический отсек, вооружился подобием лопаты и отправился в нижние ярусы.

Расчет был прост. Каменная пирамида, возведенная гнусными дикарями, громоздилась только над холмом. Сам же холм никуда не делся, то есть представлял собой всю ту же землю. Прокопаться через нее представлялось куда проще, нежели пробиться сквозь глухой твердый камень. В принципе, так бы оно и получилось, не наткнись Доохил на внезапное препятствие. Восстанавливая герметичность Обсцеллы, когда-то он сам велел роботам заварить отсеки, развороченные взрывом и пострадавшие от пожара. Ну, они их и заварили. До огромной бреши, образованной рванувшим двигателем, оставался всего один ярус, но этот ярус оказался надежно запечатан. Да, плесень основательно источила все вокруг, превратив Ц-24 в труху, но только не аварийно наложенный слой. Изолируя пирамиду, роботы использовали тугоплавкую сталь, соорудив из нее сплошную металлическую преграду. Толстую многослойную листовую сталь, рассчитанную на то, чтобы ее не пробило даже взрывом. В распоряжении Доохила имелся только лом, которым он сгоряча и принялся долбить, прежде чем осознал, что вскрыть заваренный ярус ему решительно нечем.

Сигнал тревоги, поданный бортовым компьютером, возвестил об опасном снижении кислорода. Атмосфера внутри пирамиды нуждалась в переработке, которая была невозможна при отсутствии энергии. Энергию вырабатывал реактор, но без дозаправки заветным Ц-24 он становился бесполезен. Прежде, разбирая Обсцеллу, его поставляли роботы, однако теперь их в наличии не имелось.

Осознав всю серьезность положения, Доохил ринулся искать, где можно побыстрее раздобыть топливо. Изучив текущую структуру пирамиды, он выбрал место, не до конца утилизированное машинами, и бросился туда, вооруженный чем попало. Там, надрываясь как каторжный, он до седьмого пота раскурочивал все, что только поддавалось его усилиям. В конце концов, ему удалось наскрести достаточно Ц-24, чтобы его хватило для заправки. Реактор ожил и выдал немного энергии. Совсем немного, но атмосфера, уже становившаяся душной, частично восстановилась.

В прямом и переносном смысле Доохил вздохнул куда свободнее, но легче ему стало ненадолго. По большому счету, он даже не знал, что будет делать, когда пробьется наружу, ибо внешний мир его с распростертыми объятиями не встретит, однако это отошло на второй план. Теперь первоочередной задачей Доохила становилось пробиться туда вообще. Найдя лом потяжелее, он покрутил его в руках и проследовал к нижнему шлюзу. Там, хорошенько примерившись, он стиснул зубы и нанес первый удар. С тех самых пор вся его жизнь превратилась в кошмарную борьбу за выживание.

Доохил добил камень. Уставший, всклокоченный, угнетенный, он долбил его с остервенением обреченного, но много ли он мог сделать громадным глыбам каким-то куском металла? Даже не закаленным молотом, а простой податливой железякой. Искры, летевшие от ударов — вот, в основном, и все, чего он добивался, оставляя на твердых валунах жалкие царапины. Иногда, впрочем, он них откалывался небольшой кусочек и падал на пол, усеянный шуршавшей крошкой. Технически, Доохил все-таки мог пробить себе путь, даже продвигаясь столь низкими темпами, если бы не одно " но". Жирное такое " но", кардинально осложнявшее всю затею. Львиную долю времени он был вынужден разрушать не камень, а саму Обсцеллу. Ломать все, что хоть как-то ломалось, чтобы добыть Ц-24 и заправить им реактор. Ведя борьбу за жизнь, почти все силы Доохил тратил на ее поддержание. Ему требовались воздух, еда, питье, освещение и тепло. Все это, в свою очередь, требовало энергии, которую он и добывал, стирая ладони до мозолей. Руки, огрубевшие от тяжелого труда, приходилось лечить в медотсеке, который тоже работал не за спасибо. А еще следовало спать, ибо живой организм брал свое. Результат был плачевен. Скрежеща зубами, заливаясь потом, Доохил только тем и занимался, что добычей Ц-24, а на войну с глухим камнем у него оставался жалкий час, максимум два. Затем суточный цикл повторялся без каких-либо изменений.

Так, в бесконечных ударах ломом, прошел год. Затем два. Затем они слились в бесконечную череду лет, каждый день из которых становился идентичен предыдущему. Там не было ни развлечений, ни выходных, ибо Доохил просто не мог себе их позволить. Любое промедление, любая задержка грозили ему смертью. Он боролся изо всех сил, но он был простым менгиром, а не тем, кем его считали бывшие клоны. А менгир не мог того, чего он не мог. В частности, разбить толстенную каменную стену. Да, постепенно она сдавалась, уступая дюйм за дюймом, однако вместе с ней сдавал и разум Доохила. Монотонные операции, выполняемые на протяжении многих лет, мутили его рассудок. Ударяя в камень, он уже плохо понимал, зачем это делает, и действовал как робот, пока в его голове вертелись болезненные мысли. Увы, его помрачение сказывалось на производительности, снижая и без того плачевную выработку.

Менгиры жили долго, а медотсек, как-никак, функционировал. Увы, душевные расстройства он не лечил, а Доохил постепенно сходил с ума. Он прошел больше половины пути наружу, прежде чем окончательно перестал адекватно воспринимать происходящее. Бормотание, которое записывал бортовой компьютер, свидетельствовало о серьезном умственном расстройстве. Доохил стал заговариваться. Он давно уже общался с несуществующими персонажами, однако с некоторых это приняло чрезмерный характер. Ему требовалась квалифицированная помощь, но оказать ее в погребенной пирамиде было некому.

Ведя безумные речи, Доохил продолжал долбить непокорный камень, но даже преуспей он в этом деле, что произошло бы с ним на воле? Возможно, он успел бы прийти в себя, очутившись на свежем воздухе и пожив на зеленых, не погруженных в вечный полумрак просторах. Быть может, ветерок унял бы жар, воцарившийся в его всклокоченной, мятущейся голове, а глаза, взирающие на залитое солнцем небо, обрели бы прежнюю ясность. Но вряд ли. Скорее всего, он стал бы жертвой первого попавшегося хищника или суеверного дикаря. Суровый дикий мир не прощал ошибок, опасности подстерегали в нем на каждом шагу, и беспомощные существа там не выживали. Впрочем, гадать о дальнейшей судьбе Доохила не приходилось, ибо час освобождения так и не пробил. Каменная толща оказалась слишком широка. Широка не для рук Доохила, но для его разума. На тридцать пятый год он был совсем близок к выходу, когда безумие окончательно поглотило еще тлевшие искры его сознания.

Последним, что зафиксировал бортовой компьютер, был жуткий хохот Доохила. Бродя по пирамиде, он натыкался на предметы и нес всякую околесицу. Он перестал есть и пить, перестал следить за собой и перестал ориентироваться в пространстве. Уже не понимая, как обращаться с пищевым синтезатором, он умер бы от голода и жажды, но все сложилось иначе. Лишенный топлива, реактор уже не вырабатывал энергию, поскольку его никто не заправлял. Результат не заставил себя ждать. Более не восполняясь, атмосфера утратила остатки кислорода, и обезумевший Доохил скончался от удушья.

* * *

Видеозаписи, оставленные тремя менгирами, Экбурн пересматривал множество раз. Он пересматривал их тогда, когда туземцы только раскопали его центр управления. Он пересматривал их позднее, когда на месте Черной пирамиды возвели храм. С тех пор минуло много лет, однако он не переставал изучать их вновь и вновь, печалясь о судьбе коллег. Нет, он не бередил старую рану, нанесенную их гибелью и осознанием того, что на этой планете он отныне совсем один. Как специалист, Экбурн интересовался эволюцией народов, в которые превратились бывшие клоны пирамид.

Помощь жреца была неоценима. Сначала он организовал те раскопки, пролившие свет на историю директоров и прошлое планеты. Затем он умудрился сохранить все в тайне, держа воинов и рабочих в абсолютном повиновении. Об увиденном в пустыне никто из них и рта не раскрыл, словно им отрезали язык. Не раскрыл ни сразу, ни спустя время. Впоследствии все они поселились возле нового храма, сокрывшего тайну песков, и стали его верными слугами. Жрец же продолжал оберегать пришельца со звезд, не выдавая его подлинную суть и выполняя все пожелания.

Экбурн не остался в долгу и не вел себя высокомерно, отплатив жрецу сторицей. Он открывал ему многие знания, посвящая в то, что Хотеп вообще в состоянии был постичь. Благодаря им тот поднялся по карьерной лестнице и достиг высших эшелонов власти. Туземцы преклонялись перед его мудростью, и даже старшие жрецы благоговели, слыша из его уст такие вещи, о которых прежде и не догадывались. Хотеп взял себе новое имя, соответствующее новому же статусу, и его речи воспринимались окружающими как божественное откровение, навеянное высшими силами. Однако чуда не было. Все удивительные знания, феноменальные теории и новаторские решения Хотеп продолжал черпать у гостя с небес, которого с некоторых пор считал своим добрым другом. И Экбурн, одинокий и потерянный, отвечал ему тем же.

Возвышение Хотепа оказалось выгодно обоим. И без того толковый жрец, при помощи менгира ставший еще и мудрым, проводил эффективную политику, ускоряя развитие цивилизации. Еще при жизни он стал подлинно великим, сделав немало для своей страны и народа. Его деяния дали мощный толчок, позволивший туземцам выйти на новый уровень. Что же касалось Экбурна, то он обрел надежного покровителя, способного удовлетворять все его нужды, и при этом хранившего их общий секрет. Оба рассудили, что тайна пришельца со звезд должна остаться тайной. Ни к чему ее разглашать. Пойдут всякие толки, начнется религиозная истерия, власть пошатнется… Нет, пусть цивилизация идет своим путем, без всякого высшего вмешательства. Звезды должны сиять там, где им и место — на небе, а не на простой земле. Простолюдины еще не готовы к столь удивительному знанию. Что же касалось иерархов, то с них было достаточно легенд и фресок, запечатлевших подлинник, но так, что о его реальном существовании никто даже не догадывался. Экбурн лично видел эти фрески, когда бывал в столице с визитом. Они рассказывали о гостях со звезд, вплетая их в череду богов наравне с богом солнца. Рассказывали о том, как они посетили землю и что ей принесли. Экбурн не возражал. Он решил не повторять затею с живым божеством и позволил этому миру развиваться по его собственному усмотрению.

Экбурн больше не боялся показываться на публике. Медицинская станция, следуя заданной программе, пластически скорректировала его внешность, сделав ее похожей на внешность туземцев. Да, он все еще отличался от них чертами лица, но уже не настолько, чтобы вызывать боязливое недоумение и даже оторопь. Однако выходил он все же нечасто. Обеспеченный покоем и уединением, он предпочитал работать с компьютером, надежно сокрытым в подвалах нового храма. Там, где было сокрыто и все остальное, уцелевшее за сотни тысяч лет.

Потягивая ласкель, Экбурн проводил многочисленные исследования, изучая старые данные и находя новые. А иногда и то и другое сразу. Например, он установил, что сельскохозяйственные культуры менгиров все-таки прижились, и теперь произрастают в дикой природе, а некоторые даже возделываются. Рис выдержал испытание временем, как выдержал его и ласкель. Кофейное дерево — так он теперь назывался, одичавший, но по-прежнему приносивший вполне недурные плоды. Также Экбурн усмотрел очевидную связь между сакральными сооружениями туземцев и пирамидами менгиров. Их схожесть не могла быть совпадением, и Белая Обсцелла служила тому доказательством. Та самая, которая упала в океан, и которую бывшие клоны никогда не видели. Оттого в ее краях пирамиды и не возводили, однако их заменили погребальные курганы, скопированные с холма Оклслада. Туземцы вообще очень многое скопировали. Взять ту же речь, части которой они заимствовали из речи менгиров. Заимствовали сами того не зная, а впоследствии и не помня, откуда взялось то или иное слово.

Занимаясь научной работой, в энергии Экбурн не нуждался. Верный робот потихоньку добывал Ц-24, разбирая немногочисленные, но все же сохранившиеся фрагменты Обсцеллы. Для насущных нужд их вполне хватало, и даже с избытком. Приняв свою судьбу, куда более благоприятную, чем у Оклслада, Тумвеоне и Доохила, Экбурн посвятил свою жизнь исследованию новой цивилизации. Долгую жизнь, которая растянулась на несколько веков.

Жрец умер глубоким стариком. Перед смертью он повидал своего звездного друга и передал опеку над ним своим потомкам. Посвященные в тайну, те дали клятву блюсти этот необычный союз, и свято держали ее из поколения в поколение, продолжая великую, основанную Хотепом династию. Экбурн был ее секретом и центром, источником новых знаний и удивительных открытий. С ним советовались, к его мудрости взывали, его слушались и его почитали, пока он потихоньку старел под сводами давно уже не нового храма. Менялась природа, менялись эпохи, менялось даже само звездное небо, пока последний менгир продолжал свой великий труд, работая на благо зарождавшейся цивилизации. Той цивилизации, что некогда породил он сам, а теперь потихоньку начинал ей гордиться.

Экбурн точно знал, когда пробьет его час. Медицинская станция не могла поддерживать жизнь менгира вечно, ибо ее биологический предел никто не отменял. Он не страшился смерти и готовился к ней должным образом. Он не прекращал работать, даже зная, что дни его сочтены. Однако он учел приближавшуюся реальность, и учел достойно дела своей жизни. Его заключительным проектом стала особая капсула, заключенная в большой тяжелый куб. Непосвященному взгляду он казался непроницаемым монолитом, в то время как внутри было заключено наследие Экбурна. В свой последний день он вверил этот куб потомку Хотепа, наказав, как с ним следует поступить. Затем спокойно ушел, провожаемый тихими молитвами посвященных.

* * *

Звездолет кружил на орбите уже несколько циклов, собирая информацию о неведомой планете. Он наткнулся на нее случайно, во время перелета в далекую галактику. Отклонившись от маршрута, он вынырнул в какой-то звездной системе и обнаружил, что одна из ее планет обитаема. Заинтригованный, экипаж звездолета взял курс на сближение, включив режим маскировки. Сохраняя свое присутствие в тайне, он внимательно исследовал голубой шарик, где под белыми облаками, среди морей и океанов виднелась земля, заселенная необычными существами. Они уже освоили космос, но только ближний, отправляя туда спутники и исследовательские станции. Стало быть, они еще не обладали технологиями, способными обнаружить инопланетный корабль. Это позволяло спокойно изучать их цивилизацию, о чем ее представители даже не подозревали.

Стоя на мостике, капитан предпринял маневр, уклоняясь от местного спутника. Пролетев совсем рядом, тот так и не заметил звездолет, зато на звездолете изучили его очень хорошо. Все его трансляции были вычислены и декодированы, а в бортовой компьютер стало поступать множество новых данных. Капитан делал так не в первый раз. Инопланетяне сканировали все информационные потоки, не брезгуя даже самыми незначительными. Они в них не вмешивались, а просто анализировали, формируя базу данных о найденной цивилизации. Сверяясь с орбитальными данными, капитан хотел скорректировать курс, как вдруг ему поступил внутренний вызов, замигавший цветастым огоньком интеркома. Скосив глаза на индикатор, он вздохнул, словно решая, ответить или нет, но все-таки ответил.

— Капитан, вы должны это видеть! — послышался возбужденный голос старшего координатора.

— О чем речь? — осведомился командир звездолета.

— Мы поймали очень странный сигнал! — тем же тоном сообщил старший координатор.

— Ну так запишите его, внесите в базу данных и анализируйте, — пожал плечами капитан.

— Если бы это было так просто! — воскликнул старший координатор. — Это не трансляция местных, это что-то другое. Конечно, я могу ошибаться, но это похоже на криптографию менгиров!

Пораженный капитан даже переспросил. И было отчего. Эта легендарная цивилизация существовала давным-давно и исчезла миллионы лет назад. О ней сохранились только отрывочные предания, из которых было даже неясно, погибла она, или же улетела в другую Вселенную. Их, однако, вполне хватало, чтобы констатировать ее величайший уровень развития и могущества. Ученые собирали о ней сведения по крупинкам, выискивая случайные памятники той далекой эпохи. Одним из них и была пресловутая криптография менгиров, овладевших искусством помещать много данных в малом объеме.

Капитан не заставил себя ждать. Покинув мостик, он явился на узел связи, где командовал старший координатор. Тот немедленно вывел на экран все данные по сигналу, над расшифровкой которого уже вовсю трудился бортовой компьютер.

— Невероятно!.. — выдохнул капитан. — Откуда идет трансляция? — тут же добавил он, вернув себе сдержанный вид.

— Из-под странного сооружения, — тут же ответил старший координатор, отправляя на экран объемную картинку. — Вот оттуда, — указал он, увеличивая изображение. — Видите эту огромную статую животного с головой туземца? Кажется, здесь называют ее Сфинксом. Сигнал идет из-под нее.

— Каков источник? — пытливо спросил капитан, уставившись на изваяние так, словно пытался проникнуть в его тайну.

— Пока не установили, — мотнул головой старший координатор. — Похоже, там какое-то защитное поле, которое скрывает его от сканирования. Если это и впрямь дело рук менгиров, то я не удивлен. Такая технология…

Тут он невольно выругался, позабыв о присутствии капитана. Тот, однако, не стал ему пенять, отлично понимая азарт и озабоченность подчиненного.

— Что случилось? — только и спросил он.

— Мы потеряли сигнал! — взволнованно воскликнул старший координатор.

— МЫ потеряли, или он исчез? — переспросил капитан, делая ударение на первом местоимении.

⇐ Предыдущая 29 30 31 32 333435 36 37 38 Следующая ⇒