ЧЕТЫРЕ ПИРАМИДЫ 16 страница

Уничтожив часть пригородов, Тумвеоне ступил в город, алевший в зареве пожаров, неторопливо и методично превращая его в царство смерти. Он и сам выглядел богом смерти. На его шее гремели многочисленные ожерелья, сделанные из зубов дикарей, с плечей спадал плащ, сшитый из их же кожи, а голову украшал богатый убор, составленный из перьев, костей и высушенных лиц, содранных с убитых пленников. Надетое поверх скафандра, все это смотрелось еще неестественнее и страшнее, чем вводило туземцев в неописуемый трепет. Схожим образом выглядели и роботы, разукрашенные и разодетые подстать своему хозяину. И туземцы дрогнули. Прекратив сопротивление, они издали смотрели, как Тумвеоне шествует к высокой пирамиде. Каменная, выполненная в виде множества ярусов, она была центром жизни города и напоминала ему собственную Обсцеллу. Возможно, небезосновательно, но сейчас это не имело значения.

Поднявшись наверх, Тумвеоне застал там группу жрецов, не покидавших жертвенник до последнего. Они все еще взывали к своему богу, проливая кровь пленников и надеясь на чудо. Но чуда не произошло. Включив звукоизлучатели, Тумвеоне грозно проревел, а затем его роботы поставили всех жрецов на колени. Он не понимал местную речь, зато неплохо изъяснялся знаками. Даже самый тупой дикарь осознал бы, что он требует повиновения.

Тумвеоне был даже рад, что жрецы не подчинились. Тогда он не сумел бы устроить надлежащее представление. Он специально дожидался, когда туземцы, осмелевшие ввиду унявшегося побоища, стянутся к пирамиде, чтобы лицезреть все происходящее. Они не могли не заметить, что страшное существо убивает всех только на своем пути, но не трогает никого поодаль. Подтащив одного из жрецов к краю лестницы, Тумвеоне взмахнул широким клинком и снес ему голову. Этим оружием он владел весьма эффектно еще со времен прошлого пробуждения. Тогда он использовал его на охоте. Теперь же клинку нашлось иное применение. Обезглавленное тело свалилось к ногам Тумвеоне, заливая ступеньки кровью. По этим ступенькам скатилась и голова, которую он швырнул к подножью пирамиды. Толпа протяжно ахнула, но не разбежалась и даже не пошевелилась.

Второй жрец гордо разделил судьбу первого. Не дрогнув ни единым мускулом, Тумвеоне обезглавил и его, отправив голову вниз по лестнице. Прыгая будто мячик, она забрызгивала камни сочившейся кровью, пока не упала в дорожной пыли. За вторым жрецом последовал третий. Толпа же возбужденно взирала, захваченная жестоким и неожиданным зрелищем.

Тумвеоне уже начал волноваться, когда предпоследний жрец выказал ему повиновение. Так же поступил и последний. Кровавое представление, однако, на этом не закончилось. Пленники, дрожавшие неподалеку, получили только передышку, но своей участи все-таки дождались. Три робота сложились в импровизированный трон. Воссев на него с обнаженным клинком, Тумвеоне велел продолжать церемонию. Он изменил в ней лишь одно. Теперь пленников убивали не на алтаре, а возле его ног, окропляя их горячей дымящейся кровью.

Туземцы приняли нового бога, столь наглядно отобравшего власть у старого. Все уцелевшие жрецы переметнулись, а за ними переметнулись и власть имущие. Простым дикарям оставалось бежать или повиноваться. Большинство выбрало последнее, и выбрало вполне охотно. Они привыкли понимать только силу, подкрепленную жестокостью, смертями и кровью, и Тумвеоне прямо-таки олицетворял все это в сочетании. Олицетворял во плоти, выходя на вершину пирамиды, лично расхаживая среди туземцев и при этом являя божественные силы. Являл он и мудрость, каковой никто из местных прежде не видывал. Свирепую, но мудрость, ибо Тумвеоне нашел, как изменить жизнь своих подданных. Изменить на благо себе, но в лучшую сторону, что устраивало всех и каждого. Быстро освоив местную речь, он столь же быстро разобрался и в местных порядках. Социум, экономика, уровень техники и культуры — все это было оперативно и тщательно изучено, не в последнюю очередь благодаря компьютеру Обсцеллы. Оставаясь на связи, тот продолжал аккумулировать поступавшую информацию и составлял для менгира аналитические выкладки. Тумвеоне придумал, как расширить свою власть, обеспечив себе безоблачное будущее. И расширять он ее стал при помощи расширения своей новой империи.

Столица существенно выросла, обрастая и пригородами. Окрестные поля снабжались хитрой системой мелиорации, внедренной лично Тумвеоне, что позволило решить вопрос с продовольствием. Он же наладил какую-никакую гигиену, а заодно вывел подданных на более высокий технический уровень. Одежда, повозки, мебель, оружие и предметы обихода — все это они изготавливали самостоятельно, но так, как сами бы еще долго не додумались.

Туземцы безропотно выполняли все приказы Тумвеоне, тем более что видели, насколько они преображают их повседневную жизнь. Заполненные амбары и глубокие колодцы спасали их во время засухи, а отводные каналы позволяли избегать сезонных потопов. Элементарная гигиена снизила распространение болезней, а качественно новый быт повышал уровень жизни. Тумвеоне хорошенько постарался, обеспечивая подданным устойчивое процветание, но делалось это не по доброте душевной, а только ради одного — войны.

Кровавое божество требовало кровавых подношений, однако изводить на них собственное население было очень недальновидно. Жертвоприношения, укоренившиеся в общественном укладе, теперь совершались в основном за счет пленных, число которых росло день ото дня. Воины Тумвеоне проводили глубокие рейды, хватая всех, кого не убивали. Освободившиеся земли захватывали его переселенцы, выстраивая новые поселки и даже города. Империя росла, постоянно расширяя свои границы, а вместе с ней рос и азарт Тумвеоне. Ему, вошедшему во вкус, уже было недостаточно сидеть на вершине храма и править. Он хотел большего. Он хотел воевать сам. Его страсть к охоте приняла гипертрофированную форму, вылившись в страсть к смертоубийству. Нет, он никогда не поднял бы руку на менгира, однако дикарей он за таковых не считал. Безусловно, он ставил их выше обычных животных, однако уж точно себе не ровней. Ну а раз так…

Соседние племена покорялись, убоявшись кровожадных завоевателей. Того, кто им сопротивлялся, вырезали поголовно, но подчинившиеся получали шанс уцелеть. Не все, но многие. Тумвеоне ведь понимал, что его растущей империи нужны новые подданные, и что чем больше будет рождаться детей, тем больше станет воинов. Вопрос с полями и амбарами был решен, и пропитания туземцам вполне хватало. Обеспеченные ресурсами, они не начнут умирать, не взбунтуются и не разбегутся. Стало быть, Тумвеоне мог простирать свою длань далеко окрест, захватывая соседние регионы и даже такие места, о которых его подданные доселе и слыхом не слыхивали.

Успехи растущей империи были налицо, однако Тумвеоне все меньше радовался и все чаще хмурился. Он желал схватки, войны, яростных битв, а достойного противника не находилось. Прежние очаги сопротивления пали, а новых, благодаря его ужасной славе, уже не возникало. Именно это заставляло Тумвеоне продолжать экспансию, и экспансию очень агрессивную. Он прямо-таки провоцировал чужаков воспротивиться своим порядкам, и однажды добился своего. Одно отдаленное племя, довольно развитое и очень многочисленное, наконец-то не пожелало мириться с жестокостью кровавого бога и бросило ему вызов.

Растущая империя, при всех своих несомненных плюсах, автоматически обретала и чисто естественный минус. Ее население было изрядно рассредоточено, как рассредоточены и воины. Находись враг где-то рядом, Тумвеоне сокрушил бы его молниеносным налетом. Посылать же внушительные силы куда-то далеко было намного проблематичнее, а все малые отряды непокорное племя разбивало. Более того, оно наносило контрудары, сжигая колонии империи и убивая ее подданных. Вскоре часть периферии заполыхала, охваченная хаосом и жаркими стычками. Но Тумвеоне был этому даже рад. Стягивая войска, он наконец-то собирался на настоящую войну.

Крови было много. Роботы фиксировали это очень хорошо, поскольку сопровождали Тумвеоне в его боевом походе. Он сам возглавил воинов, фанатично ослепленных такой неслыханной честью, и сам же бился в первых рядах, пуская в ход не только плазменный пистолет, но и клинок, прозванный туземцами " мачете". Вероятно, это слово у них теперь укоренится, так же как у поселенцев Экбурна укоренились слова " менгир" и " крокодил", а у дикарей Оклслада " морж", " мегалит", " медведь" и " олень". Разумеется, на самом деле их было гораздо больше, ибо бывшие клоны всегда обогащали свою речь за счет речи директоров, но Тумвеоне припоминал только самые ходовые. К ним относились и роботы, которых дикари по-своему величали не то демонами, не то злыми духами. Духами, безоговорочно подчинявшимися верховному божеству, то есть самому Тумвеоне. Эта легенда его устраивала. Стоя на груде трупов, с руками по локоть в крови, он с улыбкой взирал на жестокое побоище, кипевшее вокруг него, и эта улыбка приводила всех в трепет, как чужих, так и своих. А " духи" времени тоже не теряли. Запрограммированные должным образом, они резали, терзали, рубили, жгли и шинковали все живое, что осмеливалось приблизиться к их манипуляторам. Охраняя Тумвеоне, они создавали ударный костяк, возглавлявший продвигавшееся войско. Тумвеоне не просто командовал — он свирепо бился на передовой, воодушевляя своим примером и без того обезумевших от крови дикарей.

Строптивое племя пало. Остановить вторжение крупных сил империи ему было просто нечем. Некоторое время оно держалось, пользуясь партизанской тактикой и значительным расстоянием между прибежищами, однако бесконечно долго сопротивляться не могло. Тумвеоне выжигал все дотла, захватывая пленных только для грядущих жертвоприношений. Частенько они совершались прямо на месте, проводимые походными жрецами, но большинство захваченных чужаков отправлялось в столицу. Там они ожидали рокового часа, когда триумфально вернувшееся божество устроило своим подданным грандиозный праздник.

Пиршество длилось целый месяц. Имперские дикари объедались и опивались, благо что Тумвеоне позаботился о провианте заранее. И каждый день рекой лилась кровь, а со ступеней пирамиды скатывались бесчисленные головы. Увидь это Экбурн, он бы ужаснулся, узрев доселе резкого, но все-таки вполне цивилизованного Тумвеоне в обличье кровавого бога. Бога, который восседает на черепах в окружении обезглавленных тел. Но Экбурн спал. Спал, так и не отозвавшись ни на один вызов, как прежде не отзывался и на вызовы Оклслада.

Тумвеоне не то чтобы сошел с катушек или откровенно спятил, превратившись в обезумевшего маньяка. Скорее, он отчаялся, и закрылся от своих проблем в неком альтернативном мире. Осознав, что ему суждено прожить свои дни на этой дикой планете, в окружении ее диких же племен, взращенных собственными стараниями, он и впрямь стал тем, кем они его считали. Стал тем, чью роль начал играть, в которую втянулся, и в которой окончательно преобразился. Он разделил судьбу тех актеров, чья игра настолько хороша, что они и сами начинают в нее верить. И воплощаются в своих персонажей так, что и впрямь становятся ими. Тумвеоне не сошел с ума. Он вжился в свой жестокий образ, и в какой-то момент перестал отличать его от реальности.

Эффект, который произвела война, оказался прямо-таки противоположным. Дальние племена не сдались на милость победителя — они объединились. Объединились в крепкий союз, тем более сильный, что им на руку играла огромная территория и сильно пересеченная местность. Но Тумвеоне этому только обрадовался. Ставки повышались. Его подданные, прославлявшие божество как никогда, нуждались в постоянном движении, и он дал им это движение, предприняв масштабную, невиданную доселе кампанию.

Тумвеоне не торопился. Его авангарды вели периферийные бои, то совершая рейды на вражескую территорию, а то отбивая глубокие и внезапные контратаки. Основная же армия накапливалась в крупных городах, где для войны подготавливалось все необходимое. Тумвеоне лично обучал лучших воинов, назначая их командирами. Те, в свою очередь, обучали подчиненных, передавая им полученный опыт. Физическая подготовка при этом сочеталась с тактической.

Разведчики из числа туземцев, рассылаемые во враждебные регионы, доставляли множество донесений. Сами по себе примитивные, они вроде бы не могли служить наглядным источником информации, но только не тогда, когда комбинировались с картами из центра управления Обсцеллой. Благодаря этому сочетанию Тумвеоне обрел весьма мощный стратегический инструмент, даже не рискуя посылать своих немногочисленных роботов. Постоянно обновляясь, в его распоряжение поступали вполне сносные оперативные данные. К сожалению, их точность портила дремучесть дикарей и географические пробелы, но так было даже лучше. Тумвеоне предпочитал не только вызов, но и связанные с ним трудности. Он и так превосходил врагов умом, возможностями и ресурсами, а легкая победа не принесет ему никакого удовольствия. Вот затяжное, многолетнее кровопролитие, охватившее огромные просторы — это другое дело. Ради этого можно и постараться, вооружая дикарей и бросая их в бой эшелон за эшелоном. Бой, который будет кипеть до тех пор, пока рука полководца не устанет разить врагов. А она не уставала. Новая война, развязанная с союзом непокорных племен, и впрямь растянулась на годы.

Кроваво-экспансивная культура стала основой империи Тумвеоне. Она постоянно с кем-то враждовала, находя на кого можно напасть, где раздобыть пленных и как обеспечить неиссякаемый ресурс для жертвоприношений. Алтари никогда не простаивали, а ступени пирамид регулярно темнели от крови, в то время как у их подножия громоздились черепа и гниющие головы. Стараниями жрецов, этим страшным украшениям нашли подходящее применение. Из них стали составлять целые колонны и даже стены, старательно декорируя храмовые комплексы. Под этими комплексами строились тоннели и особые камеры, где складывались тела и выполнялись особо сакральные ритуалы. Жестокость у подданных Тумвеоне сочеталась с легкостью и даже безразличием, с которой они обезглавливали и потрошили пленников. Они резали их так, как в иных хозяйствах режут цыплят, и не гнушались обращаться подобным образом даже с соплеменниками, если на то имелся повод. Жалость и милосердие были не в чести у кровавого бога. Он требовал подношений, и подножие его трона регулярно обагрялось алым. Обагрялось даже тогда, когда сам бог отсутствовал, упиваясь очередной свирепой схваткой.

За долгие годы конфликт перешел в перманентное состояние. Он то разгорался, когда одна из сторон активизировалась, а то снова затухал, сменяясь тлеющей фазой. Тумвеоне усердствовал, но не слишком. В открытых противостояниях он выступал лично, возглавляя воинов и подавляя мятежи, однако за всякой мелочевкой не гонялся. Гористая местность существенно осложняла военные и карательные операции. Враги неплохо оборонялись, появляясь то здесь, то там, а к приходу войск растворялись практически бесследно. В крупных столкновениях империя Тумвеоне наносила им поражение, но в небольших и разрозненных, вспыхивавших на огромной территории, победа отнюдь не всегда была на ее стороне. Таким образом, потери несли обе стороны, пока империя пыталась поглотить строптивые регионы, а те упорно застревали у нее в глотке. Однако Тумвеоне это устраивало. Он получал возможность воевать, обрел регулярный приток пленников, а его воины всегда находились при деле. Пока империя процветала, его подданные смотрели на происходящее как на само собой разумеющееся. Рискнуть же ее благополучием ради полного доминирования, жертвуя всем во имя уничтожения неуловимых племен, было бы слишком опрометчиво. Оно того просто не стоило. Тумвеоне купался в крови и казался безумцем, но он был слишком расчетлив, чтобы убить курицу, несущую золотые яйца. При этом его боевой азарт не угасал, требуя новизны и отдачи, и мало-помалу он обратил взор на север.

Судя по имевшимся данным, когда-то, давным-давно, племена Красной пирамиды разделились. Одни осели неподалеку, другие подались на юг, а третьи отправились на север. С тех пор минули сотни тысяч лет, что не могло не повлиять на разницу в культурном и социальном развитии. Выйдя из анабиоза, Тумвеоне увидел, какая культура доминировала в родном регионе. При этом, согласно слухам, далеко на севере все обстояло иначе. Кровавые жертвоприношения там не практиковались, и вообще тамошние племена отличались более спокойным и мирным образом жизни. Они трудились и охотились в гармонии с природой, не нарушая ее естественных законов, и поклонялись различным духам, включая духов животных. Это напомнило Тумвеоне о прежних дикарях, которых, вернувшись в сон, он когда-то оставил. Это же воодушевило его на новый поход. Если слухи о северянах правдивы, то они станут отличным материалом для порабощения, постоянным источником пленных. Пресыщенный затянувшейся грызней, ставшей до скуки однообразной, Тумвеоне собрал внушительный отряд и отправил его на север.

Отряд не вернулся. Все мыслимые сроки давно вышли, а он не подавал о себе вестей, с тех пор как послал в столицу последнего курьера. Досадуя на неудачу, Тумвеоне выслал новый отряд, а потом еще и еще, однако толку было ничуть не больше. Его разведчики либо сгинули где-то сами, либо им кто-то помогал. Жрецы говорили, что их воины и прежде уходили на север, но ничего хорошего из этого не получалось. Кто-то из них возвращался, не выдержав трудного пути, а об остальных с тех пор никто не слышал. В очередной раз не преуспев, Тумвеоне рискнул и отправил на разведку одного из своих роботов.

Машина выполнила задачу частично. Путь и впрямь оказался очень долгим и непростым, тем более что старые карты, составленные после приземления Обсцелл, во многом утратили актуальность. На планете произошли серьезные геологические изменения, отчего робот сперва заплутал, а потом и вовсе чуть не увяз среди болот и камней. Сориентировавшись, Тумвеоне вывел его из лесов и направил вдоль побережья. Там робот и следовал, отклоняясь вглубь суши только по мере необходимости.

Судя по всему, некогда единый большой материк разделился надвое, и теперь эти части соединялись довольно узкой, по планетарным меркам, перемычкой. Тамошние флора и фауна заметно отличались, и чем севернее забирался робот, тем значительнее становились эти отличия. Сканируя окрестности, он передал немало данных, которые и позволяли сделать такие выводы. Тумвеоне несколько раз направлял его по диагонали, прежде чем открыл два соседних побережья — западное и восточное. Корректируя объемную карту, он исследовал длинную перемычку, однако про главную цель не забывал. Робот по-прежнему продвигался на север, а не занимался одним лишь изучением перешейка. Последний интересовал Тумвеоне постольку поскольку, как мост для его потенциальной экспансии, а не открытие первой необходимости. Установив, что этот мост вполне себе существует, он установил и то, что далее земля снова расширяется, обретая черты полноценного континента. Там же обнаружились и его обитатели, но подробных сведений о них получить не удалось. Внезапно робот прервал передачу, и на связь более не выходил.

Зафиксировав координаты, откуда велась последняя трансляция, Тумвеоне внимательно пересмотрел все тамошние видеозаписи. Северные края и впрямь были обитаемы. Робот запечатлел туземцев, и даже беглого взгляда хватало чтобы установить, насколько они не похожи на туземцев империи. Не похожи решительно всем: чертами, раскраской, одеждой и повадками. Это был совершенно другой народ и полностью другая культура, основанная на своем образе жизни и своих же ценностях. Какая именно — к сожалению, установить не удалось. Судя по всему, туземцы заметили необычного шпиона. Они стали держаться настороже, и практически не попадались на электронные глаза. Робот фиксировал их только издали. Он обнаружил их селение, но попытка к нему приблизиться успехом не увенчалась. Связь прервалась, и элементарная логика говорила, что это отнюдь не случайно.

Тумвеоне было жалко робота, которых у него осталось совсем немного. Энергии им все еще хватало, благо что фрагменты Обсцеллы до сих пор потихоньку перерабатывались, но сами они оказались в остром дефиците. Бросать потенциально исправную машину было бы огромным расточительством, и Тумвеоне планировал ее найти, когда отправится покорять северный континент. Ну а до тех пор…

О продолжительном анабиозе не шло и речи. Увязшие глубоко в торфянике, части пирамиды вырезались уцелевшими роботами, но они покрывали только насущные нужды. Реактор питал медотсек и центр управления, обеспечивал перезарядку машин, скафандра, плазменного пистолета — но и только. Тумвеоне, впрочем, не жаловался. В отличие от Оклслада он не болел, периодически наведываясь к медицинской станции, и не утрачивал " божественные" силы. Это позволяло ему прочно сидеть на своем троне, уверенно глядя в будущее. Примитивное, конечно, будущее, однако оно было всяко лучше того, что выпало на долю директора Белой пирамиды или могло постичь самого Тумвеоне. Правя своей империей, он уже обращал взгляды далеко за ее пределы, всерьез намереваясь завоевать всю доступную сушу. Завоевать не за год, так за десять лет, двадцать, пятьдесят, или даже за целый век. Менгиры жили долго, а при наличии надлежащей медицины — максимально долго. Таким образом, Тумвеоне не торопился, всерьез рассчитывая найти и починить утраченного робота, когда его экспансия волной устремится на север. Но сбыться его замыслам было не суждено.

Собираясь в далекие края, Тумвеоне не забывал решать вопросы и в империи. Его культ достиг апогея, поэтому он не боялся оставить трон, чтобы уйти в великий поход. Жрецы, военачальники и простые подданные подчинялись ему безоговорочно, готовые перерезать глотку любому, кто посягнет на их божество. Они не обсуждали приказы и пошли бы за Тумвеоне даже на край света, а не то что в северные земли. Увы, эту кампанию пришлось отложить. Непокорные племена на юге снова активизировались, причиняя империи беспокойство и нанеся ей ряд поражений. Тумвеоне не мог покинуть свой пост, не уладив нараставшую проблему. Оставить за спиной разгоравшийся очаг было бы слишком неразумно, тем более оставить надолго. Собрав войска, он снова пошел на войну, чтобы на сей раз закончить ее уже навсегда.

Тумвеоне нельзя было убить. Во всяком случае, доступными туземцам средствами. Пока он оставался в скафандре, пока его пистолет разил, а рядом находились бдительные роботы, ему ничего не угрожало. Защищенный не только от стрелы и копья, но даже от ядов и болезней, Тумвеоне и впрямь казался божеством, которое могло сломить только время. Увы, таким божеством он себя и ощущал, отчего утратил разумную осторожность и все чаще был слишком неосмотрителен.

Вторжение империи носило обширный и чрезвычайно разрушительный характер. В конфликте на юге Тумвеоне больше не нуждался, как и в притоке оттуда пленников. Приоритеты изменились. Теперь в его интересы входила окончательная ликвидация всякого сопротивления, абсолютное господство имперской власти и порядков. Его войска, и прежде не отличавшиеся милосердием, действовали с максимальной жестокостью. Они пришли не завоевывать — они пришли жечь и уничтожать. Пылали не только деревни, обнаруженные разведчиками империи — пылали даже леса. В кровавой вакханалии гибли целые генетические ветви, истребляемые целиком и полностью. Союзные племена, разгромленные и гонимые, разбегались кто куда, ведя отчаянную борьбу за существование. Часть из них сдалась на милость победителей, и участь их была несладка. Другая — самая непокорная, — укрылась в горах. Обратив пленных в рабов, Тумвеоне не проигнорировал беглецов и последовал за ними, желая найти и выжечь все их убежища до последнего.

В горах племена скрывались и раньше, заселив их давным-давно, но с некоторых пор они укрепили свои оплоты на совесть. Прежде Тумвеоне к ним особо не совался, полагая, что овчинка выделки не стоит. Ныне же он шел на любые жертвы, не считаясь с растущими потерями. С его точки зрения, их полностью оправдывала грядущая северная кампания, ради которой следовало навсегда покончить с партизанским югом. Его войска не роптали, по-прежнему слепо подчиняясь своему божеству, а ярость от потерь возмещали на пленниках, потроша и сжигая их заживо.

Горы становились естественным препятствием для всех, кто не умел летать. Если мобильные отряды покоряли их сравнительно легко, то большая армия напоминала слона, едва пролезавшего через ущелья и беспомощно смотревшего на туманные кручи. Тумвеоне, возглавлявший огромное войско, основательно застрял, вынужденный кратно снизить темпы продвижения. Туземный полководец потерпел бы неудачу и отступил, но менгир соображал куда лучше, нежели все они вместе взятые. Используя знания, логику и опыт, он достигал успеха там, где не преуспел бы никто другой. Он продолжал наступление, и мало-помалу все же добился бы своего, не оставив в живых ни одного непокорного туземца. Те и сами видели, к чему все идет, отчего отчаянно сопротивлялись до последнего, ибо терять им было нечего. Спасения они не ждали, и бились просто потому, что не желали сдаваться в плен, предпочитая смерть участи раба. Если уж и погибать, так с оружием в руках, а не на алтаре, орошая своей кровью подножие трона из черепов. Спасение, однако, пришло, дарованное по воле всемогущего случая. Того самого случая, который внезапно повергал целые империи, менял религии народов, преображал планеты и распоряжался судьбами Вселенной.

Тумвеоне слишком увлекся. Победа была близка, но одно горное, хорошо укрепленное селение упорно держалось, пользуясь неприступными кручами, и основательно вывело его из себя. Судя по всему, для горцев оно представляло особую ценность, являясь средоточием их культурной и религиозной жизни. Об этом говорили различные сооружения, хорошо различимые даже издали, и та неистовость, с которой их защищали. Осада продлилась довольно долго, однако никто не мог противостоять империи, когда ее войска возглавляло само божество вместе с его верными духами-роботами.

Стены крепости пали. Врываясь внутрь, имперцы жгли и разоряли дома, беспощадно убивая всех местных жителей. Среди своих воинов свирепствовал и Тумвеоне, лично прорвавший оборонительные укрепления врага. За этим врагом он и гонялся, обуянный страшной охотой и стремясь не упустить ни единой живой души. Объятое огнем, разрушаемое до основания, поселение исчезало с лица земли, но его подгорная часть все еще была цела. Та, куда вели широкие тоннели, и где среди каменных идолов укрылись уцелевшие обитатели крепости. В дыму и пламени, залитый кровью, устилая свой путь разрубленными трупами, Тумвеоне возглавил большой отряд и вторгся в глубокие пещеры. Все роботы неотлучно следовали с ним, и они успели передать, как загрохотали камни, словно на защиту несчастных пришла сама гора. Но вряд ли то было чудо, порожденное велением небес. Скорее, это сказались шумы и вибрация, каковых горная цитадель доселе не ведала. Обширный обвал, произошедший на огромной площади, прервал трансляцию машин, которая уже не возобновлялась. Под ним, похороненный чудовищной каменной массой, Тумвеоне сгинул навсегда.

* * *

Империя Тумвеоне продержалась еще долго. Об этом Экбурн узнал от робота, оставленного подле кровавого трона. Через этого робота Тумвеоне приглядывал за своей столицей, отдавая указания жрецам. Он передал еще много данных, пока не разрядился и не выключился. Жрецы, так и не дождавшись возвращения божества, продолжили править от его имени. Его уход они обставили эффектной легендой, ибо по факту и сами не знали, что произошло. Войска, разорившие павшую крепость, среди дыма и огня только и слышали, как загрохотала гора, а это можно было трактовать как угодно. Само собой, без божества поход свернули, а воины возвратились в пределы империи. Болтунов, выдвигавших крамольные предположения, выявили и казнили. Дальновидные жрецы избавились от всех очевидцев, предварительно расспросив их лично. Тех же, кто ничего особенного не заметил, они не тронули, внушив им свою версию случившегося. Сохранилась ли эта версия в истории или нет — Экбурн не знал. Последний робот Тумвеоне, старательно оберегаемый жрецами, растворился в неизвестности.

* * *

Меньше всего приключений выпало на долю Доохила. Приключений, но не злоключений. Выйдя из анабиоза третьим, он уже не застал ни Оклслада, ни Тумвеоне, чья история оказалась написана холодом и кровью. Раздраженно ругая Экбурна, который на вызовы упорно не отзывался, Доохил стал разбираться, в какой эпохе он очутился и сколько ресурсов осталось в его распоряжении. Результаты исследования ничуть не воодушевляли. Минувшее время выносило свой неумолимый вердикт. Желтая пирамида — точнее то, что от нее осталось, — все еще могла поставлять ему энергию, однако ни о какой цивилизованной жизни не шло и речи. Цивилизованной в той мере, в какой ее понимал Доохил. Иначе говоря, у него было больше возможностей, чем в свое время у Оклслада, но несравнимо меньше, нежели у Тумвеоне.

Давний пожар, некогда повредивший нижние ярусы Обсцеллы, дал себя знать. Высокие температуры повлияли на многие отсеки, сделав их труднодоступными для переработки, зато удобными для освоения планетарной флорой. Единожды проникнув, та уже не собиралась отступать, как бы Доохил с ней не боролся. Уходя в анабиоз, он вроде бы провел надлежащую зачистку, однако последующие годы показали, что это не так. В нижних ярусах объявились грибки и плесень. Мало-помалу они расползались, захватывая все новое пространство, и довершали то, чего не смог сделать пожар. Их жизнедеятельность вызывала химические реакции, как в атмосфере, так и на материи. Эти процессы, развивавшиеся за долгие тысячелетия, довершили разрушение Обсцеллы. Доохил лишился уймы Ц-24, превратившегося в какую-то изъеденную труху, нижние ярусы оказались критически повреждены, а все верхние были давно разобраны роботами. Самих же роботов нигде не наблюдалось.

⇐ Предыдущая 28 29 30 31 323334 35 36 37 Следующая ⇒