Константин Георгиевич Фарниев 21 страница

Если Роттендон так недоволен действиями полиции, пусть он объяснит, почему на его вилле скрывался преступник‑ рецидивист, каким образом его горничная была убита из автомата и оказалась на дне пропасти. Кроме того, Роттендону следует объяснить и другое: что вынудило его выламывать запертую на ключ дверь собственного кабинета и бежать из своей виллы, совершая головокружительный прыжок из окна второго этажа.

Инспектор заявил, что Роттендон подлежит немедленному аресту как соучастник похищения профессора Фэтона, доктора Неймана и ценностей, о которых они говорят и о реальности существования которых у него лично, инспектора Яви, нет никаких сомнений.

Прокурор принял к сведению заявление Яви и приказал ему сдать все материалы, относящиеся к делу, доктору Ега.

Инспектор ответил, что поскольку дело официально прекращено и поскольку он занимался им как детектив‑ любитель, не получая никакого вознаграждения от государства, он считает все материалы своей собственностью, а себя не обязанным подчиняться приказам официальных лиц в отношении этих материалов: будь то прокурор или доктор Ега. Кроме того, доктор Ега не имеет права назначать служебное дознание в отношении частных лиц, поэтому он, Яви, бывший инспектор, не считает нужным давать еще кому бы то ни было какие‑ то объяснения. К Верховному прокурору он приехал только из уважения к занимаемой им должности.

Инспектор знал, что делал. Снайд в спешке забыл официально оформить факт привлечения его к работе, то есть отдать приказ о зачислении на время расследования в штат Главного комиссариата.

С точки зрения закона Яви в деле был совершенно частным лицом. Он прекрасно знал Верховного прокурора, знал что тот весьма нечист на руку и от его более чем солидного состояния дурно пахнет.

Только через полтора часа рабочие очистили дорогу от обломков, закрыли широкую брешь в мостовой бетонными плитами.

Густой поток машин с черепашьей скоростью пополз. День был серый и унылый, несколько раз срывался снег, потом подул сильный ветер.

Дома Яви ждали гости: профессор Гинс и какой‑ то мужчина, грузный, с грубыми чертами лица. Гинс представил его, как своего близкого товарища. Соримен ждал встречи с инспектором с особым интересом. Гинс с подчеркнутым уважением отзывался о нем, а это для Лори уже имело значение.

Меньше всего сейчас инспектор ожидал увидеть в своем доме гостей из Лина.

Гинс уже успел завоевать полное расположение Марии и Ари. Последний не отходил от него ни на шаг. Лори сам настоял на том, чтобы Гинс взял его с собой, не» теперь чувствовал себя не в своей тарелке. Профессор не сказал Язи, что Соримен имеет отношение к левой политике, и Лори опасался, что, узнав об этом, Яви останется не в восторге.

Мария пригласила всех к столу. И Гинсу, и Соримену нетрудно было догадаться, что инспектору не очень весело.

– Мы к вам по делу, инспектор, – после обычных общих разговоров за трапезой сказал Гинс.

– Не сомневаюсь, ответил Яви. – Было бы странно, если бы вы с такой ногой ехали за пятьсот километров, чтобы посмотреть не отставного инспектора полиции.

Гинс отпил еще глоток вина из высокого бокала – и отстранился от стола. Соримен изнывал от желания закурить.

– Думаю, пора нам покурить, – прищурился в улыбке хозяин. – Господин Соримен наверняка такой же страстный курильщик, как и я.

– Определяете по моему методу? – с ноткой легкого озорства в голосе спросил Гинс.

– Совершенно верно – по цвету указательного и большого пальцев и правой руки.

Соримен посмотрел на свою руку и смущенно хмыкнул.

В гостиной Ари попытался было пристроиться с Гипсом в одном кресле, но Яви отправил внука погулять.

Гинс серьезно посмотрел на инспектора.

– Господин инспектор, – официально начал он, – я пришел к вам как представитель Комитета защиты прав человека по поручению его председателя профессора Крок Суни. Научная общественность не только Арании, но и всего мира возмущена позицией официальных властей, которую они заняли по отношению к профессору Фэтону вообще и к проводимому по его делу расследованию, в частности. Триста известных зарубежных ученых подписали обращение к Президенту нашей страны, в котором они требуют оградить профессора Фэтона и все, что связано с Пришельцами, от унизительных оскорблений со стороны определенных политических сил в нашей стране. Ученые требуют, чтобы Президент предпринял все для того, чтобы похищенные у профессора Фэтона ценности были найдены и возвращены науке. Сам профессор прервал свое турне, и через несколько часов будет в столице.

Гинс встал и прошел к окну, опираясь ни изящную черного дерева палку с загнутой ручкой.

– Мы предполагаем, что в настоящее время вы испытываете серьезные затруднения. Если судить по комментариям правой прессы, то вас даже собираются привлекать к судебной ответственности. Нам бы хотелось, чтобы вы поделились с нами своими затруднениями.

– Не понял, – глухо обронил Яви.

– Мы хотим, чтобы вы более подробно и обстоятельно ознакомили меня, а в моем лице Комитет, который я здесь представляю с тем, что мешает вам продолжить расследование.

Яви посмотрел на Гинса, потом перевел взгляд на Соримена.

– А кого представляет господин Соримен?

– Линский забастовочный комитет, – сразу ответил Лори.

Инспектор изумленно поднял брови.

– Забастовочный комитет? – переспросил он, откровенно поразившись.

– Совершенно верно, – повторяя его интонации, ответил вместо Соримена Гинс.

– Дело в том, – пояснил Лори, – что одним из политических требований линских рабочих является требование о немедленном аресте Роттендона и о форсировании расследования дела профессора Фэтона.

– Ничего не понимаю, – развел руками Яви. – Какое дело рабочим до профессора Фэтона и тем более до полицейского расследования?

Соримен улыбнулся. Недоумение инспектора было натуральным.

– Господин инспектор, – ответил Лори. – Профессор Фэтон и похищенные ценности – достояние нации. Разве рабочие не есть большая часть нации. И если кто‑ то покушается на национальное достояние, мы, рабочие, не можем относиться к этому спокойно.

Соримен взволновался. Гинс сделал ему незаметный знак: мол, спокойнее. Он очень опасался, что Лори переберет.

Яви пожал плечами и неловко улыбнулся.

– Откровенно говоря, я об этом никогда не думал. Мне всегда казалось, что дела, которые я веду, касаются только меня, полиции и моих противников.

– Но дело давно переросло полицейские рамки! – воскликнул Гинс. – Ведь вам мешают, вас травят не только в полиции!

– Но меня официально отстранили от дела, господа, а само дело закрыли.

– Не может быть! – изумился Гинс. – Неужели?!

– Совершенно точно. Я только что от Верховного прокурора. Он тоже показал мне на дверь.

Гинс вернулся к креслу, сел, поставив палку между ног.

Он не нашел слов.

– Почему вы молчите? – спросил Лори.

– То есть? – не понял Яви. – Кому я должен говорить?

– Хотя бы позвонили мне или обратились к прессе, – ответил Гинс.

– А что вы можете сделать? – спросил Яви. – Доктор Ега не хочет, чтобы я завершил дело. А он сейчас Главный комиссар. Он отобрал у меня всех помощников. И я больше не хочу, – раздельно произнес инспектор, – рисковать собой и унижаться.

Видно было, что этот разговор задел инспектора за живое.

– Вы спрашиваете, кто мне мешает, – продолжил он после паузы. – Я не могу ответить на вопрос исчерпывающе. Куда я не пойду, всюду натыкаюсь на тупики. Я никому не верю: ни Снайду, ни Ега, ни прокурору, ни даже самому Президенту. У меня для этого есть основания. – Яви вскинул голову и уставился неподвижным взглядом в Соримена. – Все, как кроты, ходят вокруг меня по своим подземным ходам и стремятся к своим целям, которые не совпадают с моими. Я уже устал скрывать от должностных лиц наиболее важные обстоятельства дела. Я тоже крот и иду сложным лабиринтом к цели с той разницей, что она не личная. Раскрой я тому же Снайду или Ега секреты дела, и я уверен – оно с треском провалится. И вот я спрашиваю себя – почему я играю в прятки с теми, кто по долгу службы обязан оказывать мне всяческую помощь?

Гинс и Соримен улыбнулись одновременно, вопрос инспектора прозвучал очень уж наивно.

– Я понимаю, конечно, в чем дело, – заметив их улыбку, продолжил он, – такое случается со мной не в первый раз. Я знаю, что полиция не свободна от определенной политики, но нельзя же так нагло попирать свой служебный долг!

– Поэтому мы и пришли к вам, инспектор, – заговорил Гинс. – Нужно поставить их на место.

– Вы думаете, это в состоянии сделать ваш комитет или забастовщики? – иронически спросил Яви.

– Думаем, – ответил Гинс.

Яви задумчиво забарабанил пальцами по столу. Он уже сожалел о своей вспышке. В то же время по голосу Гинса он почувствовал, что тот уверен в силах, которые стояли за ним.

– Если вы хотите мне помочь, – нарушил паузу Яви, – то добейтесь восстановления следственной группы и отстранения от нее доктора Ега. Остальное я беру на себя. В силах вы сделать это? – Яви в упор посмотрел на Гинса.

– Вы в этом скоро убедитесь, – подтвердил Соримен.

Яви проводил гостей до калитки. Пришла неожиданная поддержка. Благополучное завершение дела было бы хорошей точкой в его инспекторской биографии.

Ари, смуглый, кучерявый, с черными продолговатыми глазами, шестилетний крепыш вихрем вырвался из своей комнаты и, подпрыгнув, уцепился за деда.

– Ах ты проказник! – шутливо хлопнул он внука по спине и, подхватив под мышки, подбросил к самому потолку.

Глава двадцать седьмая

РЕЗКИЙ ПОВОРОТ

Президент стоял у окна. Отсюда люди, сновавшие внизу на площади, казались пятнами на темном фоне серой бетонной мостовой.

Президентский кабинет только что покинула делегация Комитета защиты прав человека, которую возглавлял профессор Крок Суни.

До встречи с ними Президент уже ознакомился с текстом обращения видных зарубежных ученых, обеспокоенных исчезновением ценностей профессора Фэтона, имевших, как они утверждали, для науки огромное значение.

Как все некстати. Президента одолевали серьезные проблемы. После выхода из правительства умеренных демократов все полагали, что он подаст в отставку. На это, собственно, и рассчитывали умеренные. Но Президент обманул их ожидания – он остался. Правительственный кризис, а главное смена руководства армией, открыли перед ним новые возможности.

Распустив специальным декретом Государственный совет и Законодательное собрание, он сформировал переходное правительство и назначил дату досрочных всеобщих выборов. Отсутствие правомочного правительства автоматически освобождало Президента от немедленного решения наиболее острых социальных и политических проблем. Требования о снятии запрета с компартии Арании, о более эффективной борьбе с инфляцией, безработицей, дороговизной, о повышении заработной платы рабочих в условиях правительственного кризиса повисали в воздухе.

Четырехмесячная передышка Президенту давала возможность укрепить единство в рядах своей партии, где имелись серьезные трения между правым ее крылом и левым, и для максимального ослабления коммунистов. В борьбе с ними Президент планировал использовать лидеров Центра объединенных профсоюзов, которые видели в компартии самого реального и поэтому самого опасного конкурента на руководство профсоюзами.

Расчет Президента был прост: спровоцировать рабочих на несанкционированную Центром всеобщую забастовку, арестовать средства профсоюзов, бросить организаторов забастовки в тюрьму за нарушение закона о забастовках, а потом устами лидеров Центра обвинить в поражении рабочих, коммунистов.

Президент планировал использовать в этой комбинации и силы министерства национальной безопасности. Одновременно с ударом по забастовщикам он думал нанести удар и коммунистическому подполью, чтобы к началу всеобщих выборов максимально ослабить компартию. Что касается умеренных демократов, то он готов был делить с ними власть и дальше. Союз военных и «суперрадикалов» Президент в расчет не принимал. В нужный момент Он даст ход расследованию их террористической деятельности, и они будут скомпрометированы в разумных пределах, конечно.

Президент был в курсе обстоятельств, которые сложились вокруг профессора Фэтона и расследования по поводу его похищения. Он внимательно следил за прессой, время от времени вызывал к себе шефа отдела министерства национальной безопасности, которому была подчинена полиция, и требовал разъяснений по некоторым обстоятельствам. Он даже принимал председателя Всеаранского Союза предпринимателей господина Ювона, который от имени союза попросил закрыть дело профессора Фэтона. Союз, сказал он, не хочет, чтобы такие крупные величины, как Эгрон, Чепрэ и Роттендон, были представлены нации в виде уголовников. Президент согласился с ним, но решил в дело не вмешиваться, надеясь, что оно заглохнет и без его участия, задавленное силами, не заинтересованными в нем.

Теперь, ознакомившись с текстом обращения всемирно известных ученых и особенно встретившись с профессором Крок Суни, Президент уже по‑ другому посмотрел на профессора Фэтона и его трагедию. Имя Фэтона ронять не следовало. Ученые – большая сила в современном мире, и быть в их глазах поборником науки и справедливости – тоже солидный моральный капитал. Тем более, что из троих, о которых так пекся Ювон, остался один – Роттендон. Ради престижа нации им можно было пожертвовать.

Стоя у окна, Президент прикидывал: как бы эффектнее и ярче продемонстрировать свое уважение к науке и справедливости. Кроме всего прочего, он в какой‑ то мере удовлетворял и требования части рабочих, которые продолжали бастовать. Они тоже призывали правительство форсировать расследование дела профессора Фэтона. Выполняя это условие, Президент тем самым как бы говорил: «Я делаю для вас все, что в моих теперешних возможностях».

Наконец, он решил никак не демонстрировать свое уважение к науке и справедливости. Кто знает, как еще может обернуться для него, политика, дело профессора Фэтона. Он просто вызвал к себе шефа полиции из министерства и дал ему соответствующее указание.

Яви разбудил телефонный звонок. Наступило утро семнадцатого января, среда.

Инспектор с вечера работал и лег в кабинете на кушетке уже после трех ночи.

– Доброе утро! – громко закричал в трубку Бейт.

– Ты думаешь, я оглох от безделья? – проворчал Яви. – Говори потише – семью разбудишь.

– Наша группа восстановлена! Вас срочно вызывают в комиссариат! – не сбавляя тона, сообщил Бейт.

– Так бы сразу и сказал, – спокойно ответил Яви.

– Ждет сам шеф из министерства!

– О‑ го! – воскликнул Яви. – Еду!

Он положил трубку и поспешно пошел бриться.

Мария удивленно посмотрела на него, когда он вышел из ванной.

– Ты опять ожил?

– Антракт закончен, Мария! Скоро будет финал, и мы втроем уедем в горы. Я в комиссариат.

По дороге Яви решил: никаких жалоб ни на кого. Единственное, о чем он попросит – не мешать ему.

Переговорив обо всем, Яви проводил представителя министерства до подъезда и там встретился с доктором Ега. Инспектор видел, как кровь прилила к лицу доктора, когда человек из министерства сказал ему, чтобы он оказывал следственной группе инспектора Яви всяческую помощь.

Бейт уже пригласил Уэбер и Фрина в свой кабинет, отбил в Лин по телетайпу приказ: немедленно командировать в распоряжение инспектора Яви капитана Котра.

– Итак, – оглядывая всех долгим взглядом и с нескрываемым задором провозгласил Яви, – дело профессора Фэтона продолжается.

– Какой резкий поворот! Все‑ таки общественность – великая сила, – воскликнул Бейт.

Инспектор рассказывал ему о гостях из Лина.

– Ты прав, Бейт, но ближе к делу.

Яви сел за стол и поискал глазами пепельницу. Дина пододвинула ее ближе к шефу.

– Вы так много курите, – с легким укором в голосе заметила она.

– Да? – шутливо изумился инспектор. – Я вижу, кому‑ то срочно нужно бросать курить.

Фрин непроизвольно посмотрел в сторону Бейта. Он знал о его увлечении Диной.

– Что у тебя, Бейт? – выручил инспектор покрасневшего Эда.

– Я занимался Итри и, кажется, напал на след, – похвастался тот.

Яви довольно покачал головой.

– Куда он ведет?

– К побережью. Я нашел его старых дружков. Он их здорово обидел, подвел под крупные неприятности, и они давно мечтают с ним поговорить по‑ своему.

– Взять бы его, Эд, – мечтательно протянул инспектор. – Тогда свинюшке Роттендону пришел бы конец.

– Разрешите сегодня же отправиться туда.

– Не спеши, Эд. Нужно все обдумать и правильно распределить свои силы. Что у вас, майор? – обратился инспектор к Фрину. – Ведь на вас до сих пор висит автопроисшествие на проселочной дороге. – Фрин вскинул на инспектора глаза и сцепил на коленях пальцы.

– Пока никаких следов, господин инспектор, – ответил он. – Фотографии «Мегеры» и фотороботы ее владельца имеют все инспекторы дорожной полиции и… никаких следов.

– Пекки тоже у нас не дышит? – спросил инспектор, обращаясь к Бейту.

Бейт отрицательно покачал головой.

– Что у тебя, Дина? – тронул Яви за руку Уэбер. Она, как всегда, сидела в торце стола.

– У меня кое‑ что.

Девушка открыла свой чемоданчик, достала оттуда плоский пакет, завернутый в белую бумагу. При этом она бросила мимолетный взгляд на Бейта. Эд отвел глаза. Последние дни он по нескольку раз забегал в лабораторию.

– У меня было много свободного времени, – улыбнулась девушка. – И я кое‑ что уяснила для себя. Обратите внимание.

Она развернула на столе пакет. Там было несколько голубовато‑ зеленых стекляшек, множество мелких обломков каких‑ то деталей и обрывки узкой магнитофонной ленты.

– Я нашла это под обломками виллы. Пул Вин все залил бензином и поджег, предварительно закупорив внутренние помещения. Герметизация там, надо полагать, была отличной. Помещения имели кондиционеры, поэтому внутренний пожар так и остался незамеченным до самого взрыва. Вот, кстати, о подземном ходе… Пул Вин разложил взрывчатку в подвальном помещении и немного не рассчитал. Взрыв поднял пласт земли за строением и выбросил наружу бетонные блоки перекрытия, я и подумала сразу, откуда? Стала проверять… Хозяин сам помог нам найти.

Дина взяла продолгосатую стекляшку.

– Стекляшки похожи на подвески для люстр. Но посмотрите…

Девушка подняла стекляшку на уровень глаз, взяв ее за кончик.

– Внутри стекляшек заключены радиомикропередатчики приличной мощности. Я проверяла их. Они рассчитаны для работы на определенной волне. Радиоприемник, настроенный на эту волну, может принимать и усиливать звуковые сигналы, которые снимают эти передатчики, а магнитофон записывать их.

– За стекляшками я вижу дело, которое так и не удалось довести до конца капитану Котру, – задумчиво проговорил инспектор.

– А мне за обломками, – тронула Дина пальцами содержимое пакета, – видится радио и магнитофонная аппаратура, которая принимала и записывала информацию, поступавшую от передатчиков, рассеянных по всему городу.

– Ай да Дина! И из этого следует, что тебе придется возвращаться в Лин.

– Но она не сможет проверить все помещения в городе, шеф, – заметил Бейт.

– Не нужно все, – живо возразил Яви. – Только те, которые могли интересовать Пул Вина. Он молчит, а эти штучки – веское доказательство его причастности к мафии, и оно должно сыграть.

Яви встал, засунул руки глубоко в карманы брюк.

– Ты, Эд, – обратился он к Бейту, – персонально займешься Итри, Котр – Пекки, Дина едет в Лин, вы, майор, – развернулся инспектор к Фрину, – продолжайте заниматься поисками «Мегеры» и ее хозяина. Я беру на себя Пул Вина и того типа, которым в свое время занимался Котр. Он сел по другому делу и сейчас содержится в «Долгом ящике» – знаете эту тюрьму. Не сомневаюсь, что он работал на Пул Вина. Нужно, чтобы Пул Вин заговорил, а у меня нет никаких козырей – одни шестерки. И учтите – вам нужно спешить. Ситуация очень неустойчивая. Сегодня мы в фаворе, а завтра нас могут разогнать.

– А как с Роттендоном? – спросил Бейт. – Неужели и сейчас нам не дадут ордер на его арест?

– А он мне не нужен, – поднял руку Яви. – Пусть пока живет спокойно. Я хочу взять его за жабры так, чтобы он уже не возражал. Вопросы есть? – обратился ко всем Яви.

– У меня, – встрепенулся Фрин. – Мне кажется, нам нужно искать Итри, хозяина «Мегеры», Пекки и через Интерпол. Вполне возможно, что они ушли за границу.

– Хозяина «Мегеры» уже ищут, – ответил Яви. – Об остальных я тоже позабочусь. Все?

– Все, – поднялся Бейт.

– Тогда счастливого пути. Держите со мной постоянную связь. Я буду либо здесь, либо в «Долгом ящике», либо в клинике и дома, если будете звонить поздней ночью.

Фрин и Бейт ушли. Яви обсудил с Диной план ее работы в Лине, потом отвез девушку в аэропорт.

В комиссариате, передав в Интерпол исходные данные Пекки и Итри, он заглянул в журнал регистрации поступающих по телексу материалов. Текст допроса личного пилота Чепрэ уже был получен и отправлен доктору Ега. Яви пошел к нему.

Доктор встретил его в выдержанной казенной манере, вел себя так, будто ничего не произошло.

Ега долго искал протокол допроса, перебирая кучу бумаг, лежащую на столе. Длинный тонкий нос его и влажные, слегка вытянутые вперед губы, казалось, тоже принимали участие в поиске затерявшейся бумаги. Наконец он нашел и с видимой неохотой протянул инспектору. В глазах его стыло выражение тяжелой ненависти, скрыть которую он, видимо, был не в силах.

Яви сухо поблагодарил его и вышел. Он никак не мог понять, за что Ега так ненавидит его. Ведь доктор пришел в комиссариат, когда Яви был уже на пенсии. Интуитивно инспектор чувствовал, что причина ненависти кроется в деле профессора Фэтона, а в чем именно – догадаться не мог.

Пилот показывал, что хозяин его появился у самолета с туго набитым саквояжем и небольшим чемоданчиком. Саквояж он сразу бросил на пол, войдя в самолет, а чемоданчик не выпускал из рук. Можно предположить, что хозяин и катапультировался вместе с ним.

Пилот утверждал, что его будто бы до сих пор преследует запах, который он впервые ощутил в кабине самолета и который не может сравнить ни с каким известным ему запахом.

Яви теперь не сомневался, что и письмо, и информатор безвозвратно утеряны.

Показания пилота не имели для следствия никакого особого значения. Зато это был хороший контраргумент маловерам, все еще сомневавшимся в существовании письма и информатора. Яви позвонил в «Интеринформацию» и попросил прислать к нему кого‑ нибудь, обещая интересную новость. Через двадцать минут Яви передавал репортеру копию протокола допроса пилота. Инспектор все собирался позвонить Фэтону, но откладывал: не хотел огорчать профессора грустным известием. Все‑ таки позвонил.

Фэтон молча выслушал сообщение инспектора, тихо уронил «благодарю» и положил трубку, сразу сникнув. Он вяло прошел в гостиную, присел на софу. Всем мечтам и всем надеждам, связанным с информатором, конец.

Вернувшись в Аранию, профессор уволился с завода и начал готовиться к отъезду в столицу. Мечты, которые он связывал со своим аппаратом, хотя и с опозданием, но осуществились.

Фэтону предложили кафедру космической электроники в столичном университете. Патент на свой аппарат он продал, сам того не ведая, фирме, заказ которой выполнял Пул Вин, посылая Табольта за аппаратом. Фирма заплатила Фэтону прилично – восемьсот пятьдесят тысяч крон. Он мог бы получить и больше, если бы умел торговаться.

В глубине души он лелеял планы организовать лабораторию и приняться за изучение информатора, надеясь, что он вернется к нему.

Он знал: прикосновение к великой тайне, которую подарила ему судьба, теперь до конца жизни лишило его покоя. Была надежда, что он все‑ таки разгадает ее. Звонок инспектора развеял ее окончательно.

Фэтон, как и в новогоднюю ночь, подошел к шифоньеру и распахнул его створки. Так и не удалось ему освежить свой гардероб.

Нейман тоже уезжал в столицу, где надеялся с помощью друга купить себе маленькую практику. Не ради куска хлеба, как он говорил, а ради того, чтобы не покрыться плесенью.

Фэтон осторожно прикрыл дверцы шифоньера и присел на стул. Пожалуй, он купит эту квартиру и оставит здесь все, как есть. И когда его потянет к линскому прошлому, он приедет сюда, чтобы вспомнить прекрасные мгновения прикосновения к великой тайне мироздания.

Какая гнусная подлость! Нет, он не успокоится, пока негодяи не получат по заслугам. Двое из них уже получили. Быть может, их покарали сами Пришельцы. Но слишком легкая для них кара, слишком легкая.

Фэтон встал и решительно пошел в прихожую. Сегодня в три часа дня его ждал профессор Гинс.

У Гинса были гости: Соримен, Дюк, Бон Гар, Дафин. Фэтон поздоровался и сел у окна. Вот‑ вот должен был подойти Нейман.

Разговор шел о забастовке рабочих и о том, чем она может кончиться. Фэтон не принимал участия в нем, но внимательно слушал. Профессору было очень приятно, когда он узнал, что рабочие в условиях, предъявляемых правительству, требовали форсирования расследования по его делу и ареста Роттендона. С некоторых пор Фэтон по‑ другому стал смотреть на забастовщиков. Он почувствовал в них реальную силу, способную влиять на жизнь страны.

Центр отказал забастовщикам в выплате пособия, но в забастовочный комитет регулярно поступали средства для бастующих и их семей, и линцы не сдавались, как и рабочие других городов, объявивших несанкционированную Центром забастовку. Компартия проводила в стране широкую кампанию по сбору средств для бастующих и их семей.

В одном из своих номеров «Справедливость» писала: «Руководство Центра объединенных профсоюзов окончательно разоблачило себя, как ренегатов и предателей интересов рабочего класса. Отказываясь санкционировать всеобщую забастовку, оно тем самым льет воду на мельницу правых, которые с каждым днем усиливают давление на власть с целью ее захвата.

Центр думает, что лишив рабочих Средств, он сорвет забастовочную борьбу, но ренегаты крупно ошибаются. Рабочий класс страны, прогрессивные силы Арании найдут возможность оказывать рабочим поддержку до тех пор, пока они не победят. Лидеры Центра шутят с огнем, заигрывая с Президентом и так называемым переходным правительством. Политика господина Президента шита белыми нитками. Ему не удастся ввести рабочий класс в заблуждение. И он, и правые всех мастей получат должный отпор, если продолжат политику давления на рабочий класс. Что касается лидеров Центра, то, если они и не изменят своей политики по отношению к забастовочной борьбе, всеобщая забастовка все равно грянет и сметет их с лица земли. Рабочий класс должен возобновить всеобщую забастовку и потребовать смены руководства Центра! »

Соримен и Дюк пробыли у Гинса недолго. Соримен имел сведения о том, что полиция готовит аресты руководителей. Следовательно, их с Дюком должны арестовать. За последнее время Шэттон стал для полиции довольно заметной фигурой.

Недавно Муттон пригласил его на беседу и посоветовал не иметь ничего общего с забастовщиками, пригрозив в противном случае принять меры. Конечно, Муттон зафиксировал тесную связь Дюка с главой лин‑ ских рабочих. Соримен не обольщался на этот счет.

У Лори и Дюка не было выбора. Бегство из Лина исключалось: оставить забастовщиков в такой тяжелый момент – предательство. Теплилась какая‑ то надежда, что Центр все‑ таки изменит свою позицию и возьмет забастовщиков под защиту.

Гинс заметил подавленное состояние Соримена.

– Я вижу, ты озабочен, Лори, – спросил он.

– Извини, Тони, мы уйдем. У нас неотложные дела в городе.

– Жаль. Сегодня я хотел устроить нечто вроде проводов профессору Фэтону и доктору Нейману. Они уезжают в столицу.

– Ты говорил. Мы приедем на вокзал и проводим их. – Лори встал.

– Надеюсь, профессор Фэтон и доктор Нейман извинят нас?

– Подумать только! – воскликнул Гинс. – Еще не прошло семнадцать дней нового года, а сколько событий!

Фэтон поднялся с кресла, протянул Соримену руку.

– У вас серьезные дела, я понимаю. Всего вам хорошего.

– Не забудьте, – обратился к Соримену Гинс, – завтра, восемнадцатого января, в здании городского суда состоится процесс. Надеюсь, наше правосудие восстановит справедливость.

Но ни Соримен, ни Дюк, ни Бон Гар, ни Дафин, ни другие члены забастовочного комитета не смогли проводить профессора Фэтона и доктора Неймана. Когда вечером восемнадцатого января последние садились в поезд, члены забастовочного комитета уже были в тюрьме.

Уверенность Гинса в том, что правосудие восстановит справедливость, растаяла, как и надежда увидеть на процессе своих друзей.

Президент специальным декретом объявил действия рабочих, не санкционированные Центром, противозаконными, а их организаторов – уголовно наказуемыми лицами. Президент приступил к исполнению своего плана.

Члены линского забастовочного комитета стали едва ли не самыми первыми жертвами этого декрета. Когда они покидали квартиру Гинса, агенты политического отдела комиссариата уже имели ордеры на их арест. Комиссар Муттон в таких случаях никогда не мешкал.

На следующий день, восемнадцатого января, решением линского городского суда генерал Куди был признан невиновным, а профессор Гинс подвергнут штрафу в двадцать пять тысяч крон за клевету на генерала. В пятницу утром, девятнадцатого января, Верховный суд Арании рассмотрел кассационную жалобу Гинса и оставил ее без удовлетворения. В тот же день Верховный суд начал слушать дело Куди против Гинса.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 19 202122 23 Следующая ⇒