Константин Георгиевич Фарниев 17 страница

Когда в двери скрежетнул ключ, профессор коснулся руки друга: молчи, мол. Кто‑ то изо всех сил тянул дверь на себя. Потом послышался неясный разговор. Сколько человек говорило, понять было трудно.

– Господин профессор! – услышали приятели. Откройте, к вам пришли друзья.

Фэтон приложил палец к губам. Профессор на цыпочках подошел к двери, прильнул ухом к узенькой щели между дверью и косяком. За дверью шел какой‑ то разговор, но невозможно было понять ни одного слова. Вдруг вдалеке раздались глухие удары, а потом послышался треск. За дверью замолчали. Дверь плотно прижалась к косяку, раздался скрежет поворачиваемого ключа, и в бункере снова наступила тишина.

Глава двадцатая

В ЛОВУШКЕ

Инспектор отодвинул от себя ворох прочитанных газет и задумчиво забарабанил пальцами по столу.

Сенсационное сообщение о поимке в столице предполагаемого главаря похитителей вновь переместило материалы о профессоре Фэтоне и о проводимом Яви расследовании на первые полосы.

Чтобы восполнить убыток, понесенный в результате забастовки журналистов, владельцы и издатели газет к трем часам дня успели уже выйти с двумя выпусками. Во втором выпуске тоже была сенсация.

Смягчение внутриполитической обстановки (правительство издало декрет о повсеместном повышении заработной платы на десять процентов и о замораживании цен) приглушило материалы, посвященные социально‑ политическим проблемам.

Правая пресса обрадованно подхватила тему Пришельцев и линского феномена, уделяя целые подвалы профессору Фэтону и полицейскому расследованию, стремясь убедить читателей, что именно эти вопросы на сегодняшний день являются главной национальной проблемой. «Не к лицу нам, – писали правые, – перед Пришельцами, которые, быть может, еще находятся на планете, заниматься политическими междоусобицами, демонстрировать антагонизм и классовую озлобленность. Разве не все аранцы братья и сестры друг для друга, разве у них не один язык, не одна культура и не одна цель – добиться всеобщего процветания. Разве не достойны всяческого осуждения коммунисты и их сторонники, которые сеют рознь среди аранцев, натравливая их друг на друга».

«Линский феномен» в одной из своих редакционных статей саркастически заметил: «Призывая аранцев в царство всеобщего братства, правые, по всей вероятности, полагают, что Пришельцы при возвращении на свою планету непременно завернут в чертоги господа бога и подтвердят, что если среди людей и есть ангелы, то только не среди коммунистов и их сторонников».

В глубине души инспектор ожидал, что сообщение о поимке одного из похитителей вынудит главную фигуру здесь, в Лине, удариться в бега или хотя бы проявить нервозность. Ничего подобного, однако, не произошло.

Хозяин известного Пекки, за которым вел наблюдение капитан Котр, не проявлял никаких признаков беспокойства. Он занимался своими обычными воскресными делами, вел телефонные разговоры. Не было никаких данных о том, что он собирается что‑ то предпринимать в ответ на события в «Амброне». Кое‑ что, правда, изменилось.

Местный детектив, которому было поручено наблюдать за Пекки, ухитрился упустить его, и Пекки бесследно исчез.

Трудно было судить: сделал он это по своей воле или по воле хозяина. Если он почувствовал за собой слежку, мыслил инспектор, то вполне мог в одностороннем порядке выйти из игры. Оставаться в таком случае у хозяина было небезопасно. Из помощника он превращался для него в опасного человека, от которого следовало избавиться. Поэтому Пекки, быть может, ушел и от хозяина, и от полиции.

С другой стороны, исчезновение Пекки; если оно произошло именно так, должно было насторожить хозяина. Ничего подобного не произошло. Приятель Райна вел себя очень спокойно, чего нельзя было сказать о полковнике. С утра Райн несколько раз пытался дозвониться до приятеля, и всякий раз горничная отвечала, что нет дома, хотя инспектор точно знал, что он там. Все телефонные разговоры, которые вел подопечный Котра, записывались в полиции на магнитофон.

Через час после появления в печати сенсационного отчета о происшествии в «Амброне» инспектор позвонил дежурному и попросил его впустить в холл репортеров, которые осаждали комиссариат. Прессе не терпелось узнать, кто же был задержан в «Амброне».

Ситуация для Яви сложилась трудная. Он был убежден, что находится на верном пути, что подозреваемый им человек является организатором похищения, но у Яви не было ни одного прямого доказательства, которое бы подкрепляло его убеждение.

Нужен был толчок, и Яви решил нанести удар с другой стороны, пустив в ход козыри, пока еще неизвестные противнику.

Это был очень рискованный шаг. Знай Яви, что сообщение о происшествии в «Амброне» стало причиной окончательного краха идеи создания акционерного общества «Голубой шар» и даже смерти Эгрона, у него было бы легче на душе, и он, быть может, не спешил бы.

Сгустившись в холл, Яви объявил о своем намерении дать журналистам интервью. Сразу посыпались вопросы: где сейчас находится арестованный в «Амброне» человек, кто он такой и каковы у инспектора перспективы в связи со столь значительной удачей. Яви ответил, что арест – чистая случайность и что он пока не может быть уверенным – арестован преступник или нет. Господин Рэктон вполне мог ошибиться. Арестованный в настоящее время находится в клинике. Более подробными сведениями о нем следствие будет располагать не раньше утра.

Далее Яви заявил: он располагает некоторыми сведениями о том, что за спиной похитителей стоит мафия, специализирующаяся на промышленном шпионаже. Это обстоятельство, хотя и осложняет дело, но придает ему еще больший вес. Теперь oн ставит перед собой задачу: не только изобличить и отдать в руки правосудия похитителей, но и во что бы то ни стало разоблачить преступную организацию мафиози, стоящую за их спиной и спланировавшую преступление. Только в таком случае он будет считать свой профессиональный долг выполненным до конца. Это заявление и стало сенсацией второго выпуска газет. Оно вызвало в прессе настоящую бурю. Правые сразу обвинили Яви в том, что он подкуплен коммунистами, а его заявление об участии в деле профессора Фэтона мафиози – неуклюжая попытка скрыть свое профессиональное бессилие и свалить вину за топтание на месте на какие‑ то особые обстоятельства.

Инспектор прочитал множество комментариев к своему интервью, но так и не понял, кто же за него и против мафии и кто за мафию и против него. Даже очень респектабельные прогрессивные газеты, такие как «Линский феномен» крутили вокруг да около, предпочитая никак не отвечать на вопрос, хотят они, чтобы инспектор разоблачил мафию или не хотят.

Ситуация для Яви, впрочем, была не новой. Всегда все крупные уголовные дела, которые он вел, в конечном итоге вырастали в политические, и всегда у него было очень мало друзей.

Инспектор сидел в своем кабинете и ждал, когда противник либо чем‑ нибудь ответит на его выпад, либо трусливо побежит. У него было такое чувство, будто он забросил в глубокий омут бомбу и ждет, когда она взорвется и выбросит на поверхность брюхом кверху глубоководного хищника.

Пул Вин сидел в своем домашнем кабинете, привольно раскинувшись на широкой спинке просторного кресла. Выражение его лица ничуть не соответствовало безмятежной позе: оно было угрюмым и жестким.

Если бы кто‑ нибудь из домашних заглянул сейчас в кабинет, он не узнал бы своего папеньку.

Пул Вин был негласным хозяином Лина и главой («Идолом») Юго‑ Западного филиала Всеаранского гангстерского Синдиката.

Положение владельца крупного промышленного комбината обеспечивало ему солидное имя, устойчивые позиции среди деловых и политических кругов Юго‑ Запада. Никто не знал, даже жена, о его истинном состоянии. Деньги, которые давала ему вторая профессия, не попадали в поле зрения налоговых инспекторов. Он знал, где и как держать их. Официальным состоянием были комбинат и получаемые прибыли.

Посылая Ремми Табольта за аппаратом Фэтона, он и не предполагал, что там окажутся такие ценности, которые принесут ему миллион. Сейчас он с удовольствием отдал бы два миллиона, лишь бы настоящее оказалось сном.

Пул Вин сидел неподвижно, слегка наклонив вперед крутолобую голову. Глаза его, не мигая, смотрели на бронзовую фигурку обнаженной женщины. Она стояла на столе, раскинув руки, готовая взлететь к потолку. Пул Вина всегда поражало ощущение невесомости, заложенное в статуэтке. Казалось, бронзовая женщина жила своей непостижимо прекрасной для людей жизнью.

Последние откровения инспектора по поводу мафии выбивали почву из‑ под ног Пул Вина. До выхода второго выпуска газет он только предполагал, что инспектор сел на его хвост, теперь он в этом был уверен. Конечно, Пул Вин сразу понял провокацию с арестом фальшивого похитителя. В душе он посмеялся над наивностью инспектора. А потом вдруг страшные обвинения в адрес мафии. Инспектор выбросил козырной туз и сразу взял все взятки.

Глядя на статуэтку, Пул Вин вспомнил, как все начиналось. Он давно уже имел заказ от одной фирмы, производившей автоматические космические станции. Фирма билась над проблемой создания прибора, который, в специальном контейнере возвращаясь на землю, доставлял бы информацию о характере живой материи, встреченной в космосе. Приборы такие были, но они страдали несовершенством. И очень кстати подвернулся аппарат профессора Фэтона. Правда, Пул Вин не был уверен, что это как раз то, что надо, но на всякий случай решил изъять его у изобретателя. Если бы он знал или даже предполагал, что Табольт найдет в доме профессора! Разве так бездарно было бы все организовано! Может, он вообще и не лез бы в эту кашу. По крайней мере, обошелся бы без райнов, дзистов и прочей хлюпающей сволочи. И даже без Роттендона. Все дело пошло бы через Синдикат, и тогда инспектор Яви сейчас был бы не опаснее букашки. Кто мог подумать, что эта белоголовая полицейская проныра начнет копать дела пятилетней давности. Иначе с чего бы он вдруг заговорил о мафии. Подлая тварь! С головой выдал его Синдикату! Теперь там не сомневаются, что похищение профессора Фэтона – дело рук Пул Вина, лин‑ ского «Идола». Нет теперь ему никакой пощады. А ведь он всем обязан Синдикату: и карьерой, и капиталом, и даже семьей.

Он, Пул Вин, глава мощнейшего филиала Синдиката, имеющий сотни рабов, готовых идти по его приказу в огонь и в воду, ничего не может предпринять в свою защиту. Теперь он остался один на один не только с полицейской сворой, но и с мафией. Синдикат не простит такого скандального провала и наверняка сделает все возможное, чтобы он замолчал навеки. Зачем мафии человек, сидящий под полицейским колпаком. Нужно выворачиваться самому. Рано или поздно полиция доберется до него, если раньше не доберется Синдикат. Табольт еще раньше мог доложить по цепи, что выполнил приказ Пул Вина, отданный ему именем Синдиката. А ведь так оно и было сначала.

Пул Вин вскочил и нервно зашагал по кабинету. Животный страх охватывал его всякий раз, когда он думал о возможном суде Синдиката и его приговоре. Ни крови, ни борьбы, никаких следов. Был человек – и нет его. Он тоже член суда и знает, что и как делается. Пожадничал, положил денежки только в свой карман и приговорил себя к смерти. Можно было бы еще вывернуться, если бы инспектор не сболтнул прессе о мафии.

Пул Вин снова сел и застыл в прежней позе. Так лучше думалось. Беготня отвлекала его. Допустим, они взяли Табольта. Что он может сказать? Многое. А чем доказать сказанное? Пусть Яви попробует предъявить ему обвинение без вещественных улик. И вообще, что у него есть? Ничего, кроме подозрений. Синдикат – вот где настоящая опасность. Он, конечно же, уже прислал сюда своих людей. И не суются они к нему лишь потому, что боятся напороться на полицию. Ждут, наверное, когда инспектор сделает промашку. Но что же делать?! Все «окна» за границу по линии Синдиката для него – ловушки. Нужен какой‑ то другой путь. Жаль, что он не подумал в свое время о нейтральных связях. Но кто мог знать, что он станет для Синдиката врагом номер один, что своих людей будет бояться больше, чем полиции. Если еще Пекки окажется негодяем, тогда конец. Нужно срочно что‑ то предпринимать. Каждая минута промедления все туже и туже затягивает вокруг шеи петлю безысходности. Если инспектор вышел на Райна и Дзиста, а это вполне возможно, то тем более нужно уходить…

Котр давно уже стоял напротив городского особняка Пул Вина на платной стоянке. Предприниматель с утра никуда не выезжал. Особых хлопот он капитану не доставлял, потому что в основном сидел дома.

Ровно в половине второго дня Пул Вин поехал в отделение Союза предпринимателей и через час вернулся домой.

Котр соблюдал предельную осторожность, сопровождал его, памятуя о том, что исчезнувший Пекки может контролировать «хвост» своего хозяина.

Часа в три к воротам особняка подкатил фургон военной полиции, за рулем которого сидел полковник Райн. Его не приняли, и он сразу уехал.

В половине четвертого ворота особняка распахнулись. «Ялу» сразу взяла хорошую скорость. С тех пор, как Пекки исчез, Пул Вин водил машину сам.

«Ялу» промчалась мимо стоянки, обдав припаркованные там машины струями жидкой грязи. К обеду потеплело, и снег, лежавший на дороге, превратился в жидкую грязь.

Котр проводил Пул Вина до развилки на трассе, откуда к самым воротам виллы тянулось узкое бетонное шоссе.

Став с машиной за стену одноэтажного домика‑ склада, где дорожные рабочие держали свои инструменты, капитан проследил в бинокль за «Ялу». Подъехав к воротам виллы, Пул Вин вышел из машины, сам открыл ворота и потом заехал во двор.

Котр связался по рации с инспектором, доложил обстановку, и лишь тогда принялся за бутерброды. Жил он один и питался в ресторане. Но с тех пор, как Яви прикрепил его к Пул Вину, перебивался сухим пайком, боясь упустить своего подопечного. Пекки ушел, когда детектив, наблюдавший за ним, заскочил на минутку в ресторан.

Капитану понравилось, что Пул Вин приехал на виллу. Здесь как‑ то было спокойнее. Вилла очень хорошо просматривалась с трассы, кроме того, со всех сторон была обложена скрытыми полицейскими постами, выставленными Яви сегодня еще с утра. Инспектор постарался сделать все возможное, чтобы исключить для Пул Вина возможность уйти из‑ под контроля полиции.

Управившись с бутербродами, Котр закурил и блаженно развалился в водительском кресле. От полей, окружавших виллу, веяло таким безмятежным покоем, что Котр не смог устоять перед соблазном вздремнуть.

Капитан встрепенулся, когда в динамике рации раздался голос инспектора.

– Внимание, капитан! Инспектор Яви. Прошу усилить бдительность. Не исключено, что именно сегодня ваш подопечный постарается уйти. Не спускайте глаз с трассы и с прилегающих к ней полей. Как поняли? Прием.

– Вас понял, – ответил Котр. – Как только начнет темнеть, думаю перейти на более близкое расстояние к вилле. Как поняли? Прием.

– Понял хорошо. План одобряю. Все, – ответил инспектор.

Котр сел ровнее, поднес к глазам бинокль.

Сейчас работа инспектора заключалась в том, чтобы сидеть в кабинете и ждать сообщений от Бейта, Фрина, Котра, местного детектива, занятого Райном.

Уэбер, вернувшись из столицы, временно поселилась у Рэктонов и вела наблюдение за квартирой Фэтона, где находился Дзист. Яви опасался, что Райн узнает о местонахождении своего адъютанта и каким‑ нибудь образом постарается его убрать. Приходилось держать под охраной и Софи.

Дважды уже звонил Фрин. Ему удалось найти Эштер Гюйя, бывшего хозяина «Дракона» и узнать у него следующее: три года назад Гюй участвовал в гонках автолюбительских машин на первой своей машине, имевшей вращающуюся рулевую турель. Гонки он проиграл. За воротами автотрека к нему подошел какой‑ то мужчина и предложил за довольно потрепанную «Мегеру» – так Гюй называл свою машину – очень приличную сумму. Естественно, Гюй сразу согласился. Он смог не только подробно описать Фрину свою «Мегеру», но даже подарил фотографию машины. Что касается покупателя, то помнил он его плохо. Единственное, что осталось У него в памяти – это смутное ощущение какой‑ то диспропорции в фигуре покупателя. Гюй не мог сказать конкретно, в чем именно заключалась эта диспропорция. Они оба спешили, да и в районе автотрека было ке очень светло. Гюй передал покупателю все документы на машину и сразу уехал в Лин. С тех пор он никогда не встречался ни со своей «Мегерой», ни с ее новым хозяином.

Второй раз Фрин позвонил Яви из столицы. Он поднял на ноги весь свой отдел и принялся уже за конкретные поиски «Мегеры» и ее хозяина.

Бейт после удачно сыгранной в «Амброне» роли остался в столице для выполнения второго задания инспектора.

Яви предупредил Эда, что тому придется докладывать Снайду об аресте в «Амброне». Так и вышло.

Сообщение о том, что Рэктон вроде бы ошибся, оговорив случайного человека, вызвало у главного ехидную улыбку. Он дал понять, что не верит Бейту и приказал немедленно признаться прессе «в этой ошибке».

Бейт позвонил в Лин. Инспектор запретил ему выполнять приказ главного.

Яви понимал причины недовольства главного. Тот подозревал, что от него скрываются самые существенные детали дела, и, естественно, ему это не нравилось. Но Яви решил выдерживать свою линию до конца.

Бейта он оставил в столице, потому что там он был нужнее, чем в Пине.

Глава двадцать первая

ВЗРЫВ

Соримен медленно шел по улице, глубоко засунув руки в карманы пальто. Он никак не мог отвыкнуть от своей мальчишеской привычки.

Предвечерние сумерки только‑ только начали окрашивать городское пространство в свои унылые призрачные тона.

Уборщики улиц, которых не коснулся чрезвычайный правительственный декрет, продолжали забастовку, и поэтому неубранные улицы, окрашенные сероватым цветом наступающего вечера, казались особенно неопрятными. Подтаявший за день снег к вечеру стал подмерзать, покрывая тротуары и проезжую часть грязно‑ серой хрустящей коркой.

Лори вяло брел по тротуару, изредка поднимая голову и встречаясь с глазами прохожих.

Праздная публика не жаловала улицы своего города с первых дней нового года. Слишком они выдались тревожными. Впрочем, линцы и раньше предпочитали отсиживаться зимой по домам.

Лори миновал здание городского муниципалитета и свернул направо. Через несколько минут он вышел на площадь, на противоположной стороне которой белело здание городской биржи труда.

Отцы города, дабы избавить безработных от неприятных эмоций, которые обычно будят в них унылые типовые здания бирж труда, снесли в Лине старую биржу и построили новую по специально заказанному оригинальному проекту.

Фасад биржи, украшенный лепным барельефом на тему из популярной классической комедии и четырьмя молочно‑ белыми изящными колоннами, был похож на фасад оперного театра или мюзик‑ холла.

Соримен пересек площадь и остановился напротив биржи, широко расставив ноги и по‑ прежнему держа руки в карманах пальто. Он не мог объяснить себе, что привело его сюда.

Взгляд Лори медленно полз по фасаду здания и, наконец, уперся в огромные, почти во всю ширину биржи, двери.

Лицо Соримена дрогнуло в язвительной усмешке. Уж что‑ что, а двери бирж труда в Арании всегда широко распахнуты для безработных. Иди и стой там, пока не околеешь от голода и усталости.

Случаев скоропостижных смертей безработных в очередях на биржах труда на памяти Соримена было достаточно.

– Пришел очередь занимать с вечера? – услышал Лори голос за спиной и резко обернулся.

Там стояли Омей и еще двое рабочих. На лице Омея не было улыбки.

Лори тяжело вздохнул. Рабочие в Лине не скрывали своего откровенного несогласия с постановлением Центрального забастовочного комитета о прекращении забастовки. Десять процентов надбавки к зарплате ровным счетом ничего не стоили в условиях нарастающей инфляции, тем более, что частный бизнес и не думал выполнять декретное требование правительства о замораживании цен на продукты питания и предметы первой необходимости. Цены складывались такие, какими формировала их инфляция, а не правительство. Твердыми они были только в государственной торговле, которая и в Лине, и по всей стране находилась в зачаточном состоянии. Чтобы купить булку хлеба в государственном магазине, нужно было несколько часов выстоять в очереди, не говоря уже о других продуктах.

– Я вынужден подчиняться решению Центра, – глухо проговорил Лори, нарушив тягостную паузу.

– А мы не обязаны подчиняться ему! – нервно ответил один из рабочих.

Соримен внимательно посмотрел ему в лицо и подумал, что он, наверное, металлист.

– Мы отказываемся выполнять провокационное постановление Центра о перемирии, – уже спокойнее продолжил рабочий – и завтра с утра объявляем забастовку.

– Но она будет незаконна, – медленно ответил Лори. – Полиция в два счета запрячет за решетку организаторов, а предприниматели на законном основании выбросят на улицу всех, кто примет участие в забастовке.

– Всех не уволишь, – усмехнулся Омей. – Пойми, Лори, – почти выкрикнул он, – это самое настоящее предательство! Мы не пойдем на поводу политической проституции верхушки Центра!

Мимо проехал полицейский фургон. Офицер, сидевший рядом с шофером, подозрительно глянул на Лори и его собеседников.

– Уйдем отсюда, – предложил Соримен. – Не будем мозолить глаза фараонам. Поговорим в другом месте.

Лори с самого начала был против постановления Центра. Провокационное решение сразу сбило накал забастовочной борьбы. Как коммунист, он был не согласен с решением Центра, но, как функционер Центра, обязан подчиняться ему.

Директива, полученная из ЦК компартии, рекомендовала ни в коем случае не входить в конфронтацию с Центром и в то же время добиваться возобновления забастовки. Пусть инициаторами протеста будут сами рабочие, а не он, профсоюзный руководитель.

Лори решил поговорить с товарищами в нейтральной обстановке. Соримен знал, что комиссар Муттон не спускает с него глаз, он к этому привык. В кафе, по крайней мере, легко можно контролировать окружение.

Сели за дальний столик, заказали красное вино, гренки. Лори сел лицом к залу. Посетителей было мало, и это тоже устраивало Соримена.

Омей представил Лори своих товарищей. Один из них, как и предполагал Соримен, оказался металлистом, другой – рабочим пищевого комбината.

Говорили вполголоса, попивая вино и похрустывая гренками.

– Я с вами согласен, – заметил Лори, – но обязан подчиняться постановлению Центра. Решение Центрального забастовочного комитета – это решение Центра.

Металлист снова стал горячиться, но Омей остановил его.

– Погоди, Марк. Тебе же сказали, что с тобой согласны.

– Вы можете начать забастовку сами, – обратился к Марку Лори, – но в таком случае вы будете лишены материальной и юридической поддержки Центра, а забастовку просто разгонят. Комиссар Муттон спит и мечтает, как бы получить законный повод для расправы с нами. Ваша забастовка будет для него манной небесной. Надо же понимать такие вещи.

– А что делать? – спросил молчавший до сих пор пищевик. – Сидеть и ждать, когда наши дети умрут от голода.

– Теперь уже деловой разговор, – и улыбка озарила некрасивое лицо Соримена. – У нас есть официальный повод для протеста – частный бизнес не выполняет требований правительственного декрета, а это значит, что правительство не выполняет условий перемирия.

Если завтра вы представите мне протест, с которым будет согласно большинство рабочих города, я отправлю его в Центр. Пусть руководство знает, что вы готовы без его санкции возобновить забастовку. Мы соблюдаем форму, понимаете.

– Завтра будет у тебя! – хлопнул по столу худой, почти прозрачной ладонью Омей.

– И со всеми подписями, – добавил металлист.

– Идет! – поднялся Лори. – Я буду ждать.

Распрощавшись на улице с Омеем и его товарищами, Соримен остановил такси и назвал адрес профессора Гинса. За семь новогодних дней он всего дважды встречался с ним.

Разговор в кафе ободрил Соримена. Омей и его товарищи будут заниматься тем же, чем уже занимаются Дюк, Дафин, Лобби, Ривенс, Бон Гар и остальные ближайшие помощники Лори.

Соримену было известно, что такая работа проводится сейчас по всей стране. Компартия прилагает все усилия, чтобы возобновить так хорошо начавшуюся забастовку, стараясь, однако, не доводить дело до открытого разрыва с Центром. В сложившейся ситуации Центр был небходим коммунистам, тем более, что в руководстве его тоже идет острая борьба между правой и левой фракциями.

Марта искренне обрадовалась приходу Соримена.

– Проходи, проходи, Лори, дорогой, – широко улыбнулась она. – Тони второй день не в своей тарелке.

– Что‑ нибудь случилось? – насторожился Соримен.

– Ничего особенного, – махнула она рукой. – Просто он со вчерашнего дня не выходит из своей библиотеки.

Лори, не торопясь, снял пальто, аккуратно повесил его на вешалку и с улыбкой глянул на Марту.

– Не хочет ли он заработать еще одну Большую премию?

Соримен стал перед зеркалом и провел расческой по жидкой пряди седых волос, едва прикрывавших порядком облысевшую переднюю часть головы.

– Совсем постарел ты, Лори, – с грустью заметила Марта.

– Что делать, Марта, – вздохнул Лори. Годы идут, и они не очень щадят таких, как я.

Он взял Марту под руку и пошел с ней в сторону библиотеки.

– Ты бы пришел с женой, дочерьми. Не помню уже, когда видела их.

У Лори было две дочери – обе студентки Гинса.

– Время не то, Марта, чтобы по гостям ходить. Так чем занимается твой муж?

– Уголовным кодексом, – коротко ответила Гинс.

Соримен резко остановился.

– Шутишь?

– Нет, Лори, правду говорю, Штудирует юридическую литературу. Ноге лучше, и он опять собирается что‑ то предпринять.

Соримен подошел к двери библиотеки и одернул мешковато сидевший на нем пиджак.

Марта заметила. Все‑ таки Лори уважал ее мужа. Соримен помедлил, потом тихо постучал.

Гинс поднял голову на стук, обрадовался.

– Заходи, Лори, заходи! – воскликнул он.

Соримен осторожно опустился в кресло и огляделся.

В библиотеке он, в самом деле, не был давно.

Гинс сидел в кресле.

– Как дела? – кивнул на его раненую ногу Соримен. – Еще не ходишь?

– С костылем.

– Говорят, ты здорово сдружился со столичным инспектором, – спросил Лори.

Гинс удивленно вскинул голову.

– А ты откуда знаешь?

– Марта говорит, что в юристы переквалифицируешься, ну я и решил, что инспектор перевербовал тебя в свою юридическую веру.

– А‑ а‑ а, все шутишь. Инспектор мне нравится – он толковый парень, а юридическая литература нужна для одного дела.

– Какого, если не секрет?

Гинс помолчал. Он давно уже испытывал неловкость перед Лори за то, что держит от него в секрете обстоятельства, связанные с профессором Фэтоном. Лори имел право на его полное доверие, и Гинс рассказал бы ему, если б не боялся, что тот использует сенсационные обстоятельства в своей коммунистической политике.

– Понимаешь, Лори, у меня есть очень хороший повод крепко стукнуть, например, по генералу Куди.

– Куди?! – изумился Соримен.

– Вот именно. Послушай.

Гинс рассказал, каким образом думает он «крепко стукнуть по генералу Куди».

Лори его идея пришлась по душе. В самый разгар обсуждения деталей плана Гинса Марта позвала Лори к телефону.

Звонил Дюк. Короткий разговор с ним заставил Лори сразу покинуть Гинсов.

Шэттон уже ждал внизу. Товарищи из гарнизона передали экстренное сообщение: генерал Куди начал формирование какой‑ то особой дивизии, лично занимаясь зачислением в нее солдат и офицеров. Отбираются только профашистски настроенные офицеры, нижние чины и головорезы, служившие в наемных войсках за пределами Арании. Есть подозрения, что генерал готовит ударную колонну для антиправительственного выступления.

Соримен и Дюк помчались в штаб вооруженных отрядов – в домик железнодорожника.

У Яви в деле по‑ прежнему ничего не изменилось. Пул Вин продолжал оставаться на вилле. С наступлением темноты инспектор отправил, в помощь Котру патрульную команду, приказав начальнику патруля не особенно скрываться от хозяина виллы. Пусть он знает, что вилла обложена со всех сторон и что уйти из‑ под контроля полиции уже невозможно.

Местный детектив, наблюдавший за Райном, докладывал, что полковник развил кипучую деятельность, выполняя распоряжения генерала.

Райн сейчас мало интересовал инспектора. На данном этапе расследования он не мог дать ничего нового здесь, в городе. Если Пул Вин пренебрегает им, значит, он в деле фигура случайная. Но все‑ таки упускать его из поля зрения не следовало. Яви связывал хлопоты Райна с глухими намеками в вечерних выпусках газет на то, что отношения между Президентом и генералом Зетом обострились до предела и что это может привести к конфликту между армией и правительством.

У Яви уже рябило в глазах от газетных полос. Он отшвыривал газеты в сторону, а потом снова обращался к ним, потому что это была единственная возможность убить время.

Прочитав пространный некролог о смерти банкира Эгрона, Яви снова вспомнил дело Роттендона, в котором Эгрон сыграл роль главного тарана против инспектора. Именно Эгрон первый заговорил о том, что Яви следует привлечь к уголовной ответственности за клевету в адрес Роттендона и необъективность при расследовании дела.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒