Два года спустя 5 страница

– Мне не разрешали дотрагиваться даже до комнатных цветов, – вздохнула Талия. – Я не представляю, какая земля на ощупь.

– Чистая. Конечно, не такая, как белье, которое тебе принесла королевская прачка. Но ощущения очень приятные. И когда вместо пустыря появился парк, я был... не знаю, как это выразить... В общем, я гордился тем, что мы сделали.

Я не врал. Даже потом, получив водительские права, я ездил туда. Помнится, даже выпалывал сорняки.

– Знаешь, я бы не отказался стать садовником или ландшафтником.

Раньше такая мысль мне не приходила в голову. Я как‑ то вообще не задумывался, кем стану. Отец видел меня в деловом костюме, сидящим целыми днями за письменным столом. Мне от такой перспективы хотелось выть.

– Я теперь понимаю, как здорово каждый день работать на воздухе и делать мир красивее.

– Раз у тебя есть любимое дело, нужно им и заниматься, – рассудила Талия.

– Попробуй сказать это моему отцу!

– А чем плохо ремесло садовника?

– Отец считает, что этим занимаются неудачники. Те, кто больше ничего в жизни не достиг. Он и лужайку перед домом сам не косит. Всегда кого‑ то нанимает.

Как‑ то, уже после ухода из бойскаутов, я решил летом поработать садовником в «Диснейуорлде». Там замечательные сады с фигурно подстриженными деревьями. Отец был категорически против. Он заявил мне, что такой работой занимаются лишь нелегальные иммигранты.

– И все равно ты должен сказать отцу, каким делом хочешь заниматься.

– Да? Твои родители позволили бы тебе стать садовницей?

Талия вздохнула.

– Но мы уже не малые дети, чтобы они следили за каждым нашим шагом.

Она вдруг зевнула.

– Что‑ то я подустала.

Она надела «сонную повязку» и почти сразу же отключилась, опустив голову мне на плечо. Я подумал, не вздремнуть ли и мне, но потом достал блокнот и стал набрасывать план сада. За весь этот занудный тур нам не показали ни одного сада! Только здания и картины. Я рисовал большой сад, где должны быть кусты с розами и плющ. Такой сад можно было устроить за королевским замком в Эфразии. А вместо рва (кому он теперь нужен? ) – система прудов.

Самолет выруливал на взлетную полосу. Талия мгновенно проснулась.

– Джек! Джек! Мы что, поднимаемся в воздух? Мы по‑ настоящему взлетаем?

– Ну да. А что тут особенного. Самолеты всегда сначала разбегаются, потом взлетают.

– Я помню, ты говорил. А теперь скажи: где Эфразия?

День был солнечный, и видно было далеко. Но я не знал, в каком направлении искать Эфразию. Я лишь помнил, что их государство с трех сторон окружено морем.

– Возможно, мы не увидим Эфразию.

– Как же так? – огорчилась Талия.

Но я все‑ таки увидел ее королевство – крошечный участок дикой природы. За деревьями мелькнул шпиль замка.

– Вон она, твоя Эфразия.

– Такая маленькая? – удивилась Талия.

– А с высоты все выглядит маленьким. Людей ты вообще не увидишь.

– Но Эфразия не может быть такой маленькой. Для меня это был целый мир.

Больше принцесса не сказала ни слова. Она прилипла к окну и смотрела на свой крошечный мир, пока самолет не набрал высоту, войдя в полосу облаков.

Глава 8

ТАЛИЯ

– Подлетаем, – сказал Джек, растолкав меня.

– К Америке? К твоей стране?

– К Майами.

Я не знала, что сказать. Неужели наше путешествие уже завершилось? Мне казалось, мы провели в пути не больше времени, чем когда добирались до эфразийской границы. Если все теперь совершается так быстро, означает ли это, что люди живут дольше?

– Сколько я спала? Три месяца? Шесть?

Джек засмеялся.

– Перелет считается долгим, но это всего несколько часов.

Он подал мне мешочек из странного материала, называемого полиэтиленом.

– Держи. Это тебе.

Я взяла синий мешочек с надписью: АМЕРИКАНСКИЕ АВИАЛИНИИ.

– Это подарок? Как любезно с твоей стороны.

– Это съедобный подарок, – усмехнулся Джек. – Ты же, наверное, проголодалась.

Джек показал, как раскрываются подобные мешочки. Внутри лежали крендельки. Я надкусила один. Он оказался хрустящим и соленым. Неужели вся американская еда такая? Если да, она для меня несколько суховата. Чтобы не обижать Джека, я съела кренделек.

– Замечательно.

– Ты посмотри в окно.

Мы пролетали над странными деревьями. У них совершенно не было листьев. Точнее, листья были только наверху. И везде вода, много воды. Джек сказал, что наш полет длился десять часов. Казалось бы, должна наступить ночь. Но здесь день и вовсю светит солнце. И я могу пойти куда захочу.

И вдруг кренделек приобрел вкус... свободы.

– Мне нужно причесаться, – сказала я Джеку.

– Это еще зачем? – спросил он и полез в свой дорожный мешок.

– А как же иначе? Ведь нас будет встречать вся твоя семья.

Когда отец возвращался из странствий, мы с мамой и все придворные приходили в гавань с цветами и встречали корабль. Если в стране Джека схожие обычаи, мне обязательно нужно причесаться. Принцесса должна выглядеть подобающим образом.

Я вытащила самый простой гребень, какой у меня есть: серебряный, без драгоценных камней. Джек сказал, что у них такие штучки теперь делают из пластика. Я уже успела познакомиться с пластиком, и он не вызывал у меня никакого восторга. Пластиковые туфли, которые Джек купил мне вместе с одеждой, я выбросила. В них я едва могла ходить. Теперь у меня матерчатые, завязывающиеся спереди. Но я тосковала по своим прежним, сделанным из тончайшей лайки, по мерке моих ног.

Я тосковала по своей горничной, которая терпеливо расчесывала мне волосы утром и вечером, проводя по ним гребнем не менее сотни раз. Я тосковала по своему титулу принцессы. Но стоило мне вспомнить про отцовский гнев, как вся тоска пропадала.

– А слуги твоей семьи тоже будут? – спросила я.

Джек засмеялся.

– Слуг у нас никогда не было. Да и встречать нас никто не будет.

– Это как?

– У отца свои дела, у матери свои. Сестра предпочтет торчать у телевизора. Ты встретишься с ними попозже.

– Но ведь кто‑ то из них...

– Говорю тебе, никто. Мы возьмем такси.

Я уже знала, что такое такси. Во Франции мы ехали на нем в аэропорт. Конечно, оно удобнее автобуса. Я покачала головой, но решила не высказывать своих суждений. Как странно: молодой человек так давно не был дома. Он пересек океан, и никто из родных не является его встречать.

Я посмотрела на Джека. Он сжал губы и наморщил лоб. Наверное, ему не хотелось признаваться, но и его огорчало, что нас никто не будет встречать. Сколько я ни пыталась, так и не смогла понять, в чем же состоит несвобода Джека. Если мои родители мне шагу не давали ступить, его родителям, похоже, вообще нет дела до сына.

И вдруг чудовищный толчок заставил меня подпрыгнуть. Извне раздался звук, похожий на раскат грома.

– Что случилось? – закричала я.

– Успокойся, дурашка. Мы всего‑ навсего приземлились.

Джек достал телефон и включил его.

– Уже приземлились?

Я выглянула в окно и поняла, что это так. Самолет катился по серой земле. Деревья и океан исчезли, сменившись унылым серым цветом. Еще совсем недавно я была в облаках! Я, Талия. После трехсот шестнадцати лет затворничества в замке, не видя никого, кроме родителей и слуг, я всего три дня назад познакомилась с этим парнем, убежала с ним и пересекла океан на волшебной летающей машине. Кто бы мог поверить? Уж точно не мой отец!

Глава 9

ДЖЕК

Наконец мы выбрались из самолета. Если кому интересно, сообщаю: ручная кладь Талии весила не меньше пятидесяти фунтов.

Аэровокзал Майами не спутаешь с другими. Стоит туда войти, как тебя обдает жарким воздухом, прорывающимся сквозь двери. Он напоминает тебе: ты дома.

Мне было интересно, как‑ то Талия воспримет нашу жару.

– Ой, как жарко! – воскликнула она.

По правде говоря, я не знал, будут нас встречать или нет. А Талии я соврал намеренно, иначе она бы целый час проторчала в женской комнате аэровокзала, расчесывая волосы своим тяжеленным гребнем. Оказывается, чтобы щеки были румяными, триста лет назад их просто... щипали. Думаю, Талия захотела бы предстать перед моей родней не иначе как с румяными щечками. Впрочем, вероятность того, что нас встретят, была почти нулевой.

Я проверил мобильник. Все нормально, он включен. Никаких сообщений не поступало. Я еще с борта, как только мы приземлились, послал родителям эсэмэски. Никакого ответа.

Мы спустились в зал получения багажа. Талия держала меня за руку. Наверное, у нее закружилась голова.

– Слушай, тебя не мутит после самолета?

– Я рада, что здесь не одна. Какое множество людей. Я за всю жизнь не видела их столько, сколько за этот день.

– Привыкнешь.

Странно, но мне приятно, что она держится за мою руку. И ее зависимость от меня тоже не раздражает.

– Смотри! Карусель! – воскликнула Талия, показав на багажный круг.

– Да. Только не вздумай на ней покататься. Нужно ждать, пока появится мой чемодан.

Моих родителей среди встречающих не было. Звонков или сообщений от них – тоже. Тогда я позвонил домой. Трубку взяла сестра.

– Привет, Мерилл. А где наша мамочка?

– Утешается как может, раз ее угораздило произвести на свет такого непутевого сына.

– И чем утешается?

– Наверное, играет в теннис.

Я отвернулся, чтобы Талия не слышала наш разговор.

– Слушай, мы прилетели. Сейчас ждем багаж. Так что, никто из предков не приедет?

– Скорее всего, нет, – ответила сестра. – Правда, за мной в лагерь мама приезжала. Забрала меня на прошлой неделе. Но я – ребенок послушный. Из лагеря не сбегала.

– Можешь съесть конфетку, – сказал я и набрал служебный номер отца.

Мне ответила Мэрилин – его секретарша, тощая старая дева. Я познакомился с ней, когда целую неделю разгребал какие‑ то бумаги в отцовском офисе. Отец считал, что я должен частично отработать путешествие в Европу.

– Как, ты уже прилетел? – удивилась Мэрилин. – Твой отец уехал в Хьюстон. Может, вызвать для тебя такси?

– Нет, спасибо. Я сам.

Это очень похоже на моих родителей. Сначала «вылетай немедленно», а потом забывают приехать в аэропорт за собственным сыном. Пусть теперь раскошеливаются и оплачивают такси.

Я подхватил с круга свой чемодан и только тогда обнаружил, что Талия исчезла. Куда она могла деться? Только что стояла рядом, держалась за руку. Неужели ее угораздило прокатиться на «карусели» и теперь она объясняется с кем‑ то из администрации аэровокзала? Или хуже того: ей захотелось похвастаться своими драгоценностями перед каким‑ нибудь смазливым охранником. Или какой‑ нибудь старик пообещал угостить ее пирожным, если она поможет отыскать сбежавшего щенка.

В моей голове крутились самые неожиданные и дурацкие варианты. Пока было ясно одно: Талия потерялась в толпе, и мне лучше всего оставаться здесь, иначе мы не найдем друг друга.

И все‑ таки, куда она могла подеваться?

– Джек, – услышал я знакомый шепот.

Я оглянулся.

– Джек!

Вот она где! У стены. Я сразу заметил ее зеленый балахон с капюшоном, скрывающий волосы и половину тела. Купил ей в Париже, чтобы не продуло в самолете.

– Иди сюда. Я уже думал, ты потерялась.

Талия подошла, не переставая озираться по сторонам. Вид у принцессы был испуганный.

– Она еще здесь?

– Кто она?

– Тсс! Я видела старуху в черном платье. Это была Мальволия.

Какая еще Мальволия? Я стал вспоминать. Ах да, злая ведьма, наложившая заклятие на Талию и заставившая ее проспать триста лет.

– Откуда ей здесь взяться? Она жила сотни лет назад, в далекой Эфразии.

Но принцессе было не до смеха.

– Я тоже жила сотни лет назад, в далекой Эфразии. Однако сейчас я здесь.

Здравый аргумент. Я стал вглядываться и действительно заметил среди толпы фигуру в черном монашеском одеянии.

– Успокойся, – сказал я Талии. – Никакая это не Мальволия. Просто монахиня.

– Это не она. Она... – Талия поплотнее натянула капюшон, пряча лицо. – Она исчезла.

– Ну и прекрасно. Тогда пойдем и возьмем такси.

Талия снова взяла меня за руку. Мы направились к выходу. Она продолжала озираться и поглядывала наверх, словно кто‑ то мог наброситься на нее с потолка.

– Да успокойся ты, принцесса. Если эта Мальволия и жива еще, она давным‑ давно забыла о твоем существовании. Ну сколько можно злиться за то, что ее не пригласили на какое‑ то торжество?

– Хорошо бы. Но ведьма – женщина, а женщины такого не забывают.

– Ну и пусть себе помнит. Тебе‑ то что? Здесь не Эфразия.

– Я уже однажды дорого заплатила за свою невнимательность к предостережениям. Больше не хочу.

Глава 10

ТАЛИЯ

В такси было жарко. Мы ехали не быстрее, чем на лошади. Джек сказал, что это из‑ за «транспортных пробок». А у меня перед глазами по‑ прежнему стояло лицо Мальволии.

Я не решилась рассказать Джеку все, боясь, как бы он не счел меня сумасшедшей. Но ведь я видела ее. Там, в этом большом здании, которое называется аэровокзалом.

– А‑ а, принцесса, – зловеще произнесла она, и ее черные глаза вспыхнули. – Ты оказалась весьма дерзкой и своевольной девчонкой.

Мальволия была совсем не похожа на ту добродушную старуху, какой предстала предо мной в башне. Она помолодела, стала выше ростом и не так горбилась. Но глаза остались прежними, как и голос.

– Твое пробуждение было ложно обставленным, – заявила Мальволия.

– Ложно обставленным?

– Да. – Ведьма отошла, пропуская мужчину с тяжелым чемоданом. – Этот парень – не твоя настоящая любовь. Ты не должна была просыпаться. Но я это исправлю. Я всегда исправляю оплошности. И те, кто мне перечит, всегда пожинают страдания.

Она потянулась ко мне. Ее костлявые пальцы схватили меня за рукав. Я вырвалась и бросилась бежать, стараясь затеряться в толпе Мне это удалось. Я сделала круг и вернулась туда, где крутилась карусель с поклажей.

Наверное, он прав и у меня помрачился рассудок. Мне кажется, что выбор платьев, комната в башне, веретено – все это было не несколько сотен лет назад, а несколько дней назад. Могла ли Мальволия столько прожить? Даже если и могла, неужели она еще помнила, как давным‑ давно ее не позвали на торжество?

Конечно, все это – плод моего воображения. Долгий полет, жара, многолюдный зал. Воображение сыграло со мной дурную шутку. А слова «пожинают страдания» тоже мне почудились? Наверное, Джек прав: я увидела монахиню в черной одежде, и мое пылкое воображение дополнило все остальное. Нет никакой Мальволии.

Джек спал на сиденье такси. Я вздохнула. Вот он, мой будущий муж, который об этом не ведает. Смогу ли я его полюбить? Ему недостает зрелости, он думает только о себе. И все же он взял меня с собой, хотя легко мог оставить в Европе. Почему он это сделал? Из любви или из жалости? Способна ли жалость перерасти в любовь? Этого я не знала. Я даже не знала, сможет ли моя благодарность к этому парню, взявшему меня на другой край света, превратиться в любовь. А вдруг я вообще не способна любить? Ни этого парня, ни настоящего принца.

Нет, сейчас мне были важны не мои чувства к Джеку, а его чувства ко мне. Я должна заставить Джека меня полюбить, попытаться превратить ложь в правду. Если он – моя настоящая любовь, то даже Мальволия не сможет ничего возразить. Не менее важно, чтобы меня полюбили и его родители, поскольку без их согласия наш брак невозможен.

Когда мне надо, я умею быть очень любезной, а красота в сочетании с любезностью производит неотразимое действие.

Надо причесаться. Я достала серебряный гребень. От жары он нагрелся. Мое лицо было готово расплавиться, но я должна красиво причесать волосы.

Дом Джека своими размерами не шел ни в какое сравнение с замком, но был куда больше крестьянских жилищ в Эфразии. Для людей, живущих в таком доме, женитьба их сына на принцессе, несомненно, будет большой честью.

Джек несколько раз постучал в дверь.

– Похоже, никого, – сказал он.

Я немного успокоилась.

Когда мы вошли, нас приветствовала струя холодного воздуха и угрюмого вида юная девица лет четырнадцати. Стало быть, это Мерилл, сестра Джека. Ее рост совпадал с моим, но щеки уродовали веснушки. К счастью, я никогда не страдала такими изъянами, но у одной из моих горничных было веснушчатое лицо, и она очень переживала. Зубы Мерилл сковывали тонкие железные обручи. В одной руке она держала что‑ то вроде книжки.

– Ты уже здесь, – сказала она Джеку, даже не поклонившись старшему брату.

– А почему ты не открыла нам? – спросил он.

– Не слышала, – ответила Мерилл, передернув плечами.

Должно быть, это их семейная привычка.

Джек совсем не обиделся на такой холодный прием. Наоборот, он засмеялся.

– Ты что, совсем не рада видеть старшего братика?

– Это зависит от привезенных подарков. Ты мне что‑ нибудь привез?

– Себя, – ответил Джек. – И Талию. Познакомься.

– Очень рада знакомству с тобой, – сказала я, протягивая ей руку.

Мерилл показала Джеку язык и даже не сочла нужным ответить на мое рукопожатие. Вероятно, такой знак почтения, как реверанс, в их время вообще исчез.

– Ты что, серьезно? – спросила Мерилл. – Ты притащил из Европы эту девчонку? Ой, чего тебе буууудет, – ухмыльнулась эта дурно воспитанная девочка, словно предвкушала развлечение.

– Джек, как же ты забыл? Мы привезли твоей сестре подарок, – сказала я.

Эта замкнутая девочка – моя будущая золовка, и мне нужно с первых минут расположить ее к себе. Я открыла шкатулку и достала ожерелье с камеей. Оно было «самой маленькой штучкой», но я не захотела продавать ее лавочнику. Ожерелье это очень дорого мне; на камее вырезан портрет мой прапрабабушки Авроры. Ее изобразили слегка в профиль, с волосами, ниспадающими па плечи. Я на нее очень похожа.

– Это тебе, Мерилл. Подарок из моей страны.

Мерилл посмотрела на ожерелье, потом на Джека.

– Ух ты! Я могу надевать эту штучку в школу. Ее глаза заблестели. Честно говоря, я ожидала совсем не этого.

– Вообще‑ то, надо бы сказать спасибо, – напомнил сестре Джек.

– Надо бы, – согласилась она, но и не подумала меня поблагодарить.

– Мерилл, прости мое любопытство, но что за обручи у тебя на зубах? – спросила я, чтобы хоть как‑ то начать беседу.

– Чего? – нахмурилась Мерилл.

– Я говорю про железные обручи у тебя во рту. Это предмет украшения?

Мерилл выпучила глаза, затем, не удостоив меня ответом, побрела по лестнице наверх. Джек (в который уже раз) пожал плечами:

– Моя сестра... она... человек замкнутый.

Он взял меня под локоть:

– Идем. Есть хочу, просто умираю.

Мы пришли в комнату. Должно быть, здесь у них находилась кухня. Мне сравнивать не с чем. В замке у нас тоже есть кухня, но там хозяйничала главная королевская повариха со странным именем Пиртл и ее помощницы, и посторонних туда не пускали. Даже принцессу.

Кухня в доме Джека мне понравилась. По стенам стояли столы и шкафы из светлого дерева. Между шкафами находился большой и высокий железный ящик с дверцей. Джек подошел к нему и открыл дверцу. Внутри ящика загорелась электрическая лампочка.

– Так. Мамочка не больно‑ то утруждала себя пополнением припасов, – сказал он. – Чуть‑ чуть китайской еды, чуть‑ чуть мексиканской и нечто куриное.

Он повернулся ко мне:

– Что желаешь?

– Прости, это и есть ваша пища?

Кроме упоминания о курятине, я ничего не поняла.

– В общем‑ то, да.

Джек закрыл дверцу, подошел к лестнице и крикнул:

– Эй, Мерилл, какого срока китайская еда?

Ответа он не дождался. Тогда он снова открыл дверцу ящика, вытащил коробку с красной картинкой, раскрыл и принюхался.

– Вроде съедобная. И волос внутри нет.

В это время где‑ то прозвенел мелодичный колокольчик. Джек не обратил на него внимания. Он достал из шкафа две тарелки и полез за вилками. В кухню вошли еще две девочки примерно того же возраста, что и Мерилл. Сестры? Вряд ли. Джек говорил, что у него только одна сестра. Скорее, подруги Мерилл. Обе девочки были не столь неуклюжими, как она, и более привлекательными. Однако кое‑ что в них мне не понравилось. На них были блузки с откровенным вырезом, наполовину открывавшим грудь, и вдобавок короткие, отчего у обеих животы оставались обнаженными. И почему молодые женщины в двадцать первом веке носят столь постыдную одежду?

– Привет, Джек, – сказала одна из девочек, миниатюрная блондинка.

Меня она подчеркнуто не замечала.

– Привет, – бросил ей Джек, продолжая заниматься едой.

Он накладывал в тарелки что‑ то из коробки с изображением пагоды. Меня обучали истории Востока, и я знала о пагодах. Мне всегда хотелось увидеть их своими глазами.

– Вы к Мерилл? – спросил девочек Джек.

Вторая, брюнетка, поморщила нос.

– Вообще‑ то мы к тебе. Слышали, ты ездил в Европу.

– Ну, ездил.

Джек разложил по тарелкам странного вида еду и жестом пригласил меня садиться за стол.

Едва мы сели, в кухне появилась Мерилл. Она обвела взглядом девочек, мысленно сравнила с собой и, наверное, не в первый раз убедилась, что сравнение не в ее пользу.

– Чем собираетесь заняться? – спросила она пришедших.

Блондинка даже не взглянула на нее, повернувшись к Джеку:

– Мы с Габи идем на пляж. Пойдешь с нами?

Джек не ответит, продолжая жевать «китайскую пищу». Я поддела на вилку немного этой странной пищи. Она была соленой, но достаточно вкусной. Я ощущала, что она состоит из овощей и чего‑ то еще, похожего на рыбу. У Джека зазвонил его телефон. Он нажал кнопку и начал говорить.

Брюнетка ходила вокруг него, совсем как мамина персидская кошка. И речь ее была такой же мурлыкающей.

– Ну, Джек, ну пойдем с нами. Нам одним скучно.

– Джек, пожалуйста, – подхватила вторая. – Пойдем. Там будет здорово.

Джек продолжал говорить, не обращая внимания на их уговоры.

– Я потом поговорю с ним. Может, он и согласится, – предложила им Мерилл.

Блондинка произнесла какое‑ то слово. Скорее всего, нечто унизительное, поскольку сестра Джека совсем сникла.

– Джек, так ты пойдешь с нами? – не отставала блондинка, поедая его глазами.

Наконец Джек не выдержал.

– Подожди немного, – сказал он в телефон, затем махнул рукой обеим девочкам:

– Не видите, что я говорю по телефону? Никуда я с вами не пойду.

Незваные гостьи всем своим видом подчеркнули, что обиделись. Но просто так из кухни они не ушли. Они двигались медленно, поводя бедрами. Брюнетка намеренно встала перед Джеком и выразительно покачала своей довольно полной грудью. Неужели их матери ничего не знают о возмутительной манере поведения своих дочерей? Наконец обе покинули кухню. Мерилл ушла вслед за ними. Дверь осталась полуоткрытой, и потому я видела их всех.

– Дженнифер, мой брат только что прилетел из Европы. Ему надо отдохнуть. Может, завтра я уговорю его свозить нас на пляж. А сегодня можно прокатиться на велосипедах до аллеи.

Я поняла, о чем речь, поскольку уже видела велосипеды в Бельгии. Меня очень удивило, как это люди ездят на двух тонких колесах и не падают.

Услышав предложение Мерилл, блондинка засмеялась. Потом засмеялась и брюнетка. Было видно, как трясутся их выставленные напоказ животы.

– С какой стати нам туда ехать? – спросила блондинка.

– И в самом деле, – подхватила брюнетка. – Ты нам всех крутых парней распугаешь.

– Но у меня... – запинаясь, начала Мерилл. – У меня есть деньги. Можно сходить в «Рощу» или куда‑ нибудь еще.

– А что это у тебя? – спросила блондинка и протянула руку к предмету, который держала Мерилл. – Никак дневник?

– Ничего, – угрюмо ответила Мерилл, прижимая предмет к себе.

Брюнетке понравилось дразнить сестру Джека.

– А мы сейчас посмотрим.

Теперь я поняла: это была не книга, а небольшой альбом для рисования.

– Гляди‑ ка, Дженнифер. Мерилл у нас художница!

Дженнифер схватила альбом и раскрыла на странице, где была нарисована русалка, сидящая на камне.

– Упс! Это ты свою подружку нарисовала?

– Отдай! – крикнула ей Мерилл, готовая заплакать.

– Подожди, дай насладиться прекрасным искусством, – с явным сарказмом произнесла Дженнифер.

– Дженнифер, отдай! – повторила Мерилл.

– А почему? – захихикала та.

– Потому что я велю тебе это, – вмешалась я.

Я даже не заметила, как встала и вышла из кухни. Но теперь я стояла перед этой дерзкой девчонкой, протянув руку.

– Пожалуйста, верни альбом.

Я смотрела на нее строго и властно, как умеют смотреть принцессы. И хотя я находилась не в Эфразии, я не перестала быть принцессой. А эти невоспитанные особы, несомненно, были простолюдинками. Я заставлю их подчиниться.

– А ты‑ то здесь кто? – огрызнулась Дженнифер, но альбом мне отдала. – Я всего лишь посмотрела.

– В следующий раз, пожалуйста, не забудь спросить разрешения.

Я вернула альбом Мерилл и пошла в кухню.

– А это еще кто такая, с шилом в заду? – спросила Дженнифер. – Позвони мне, когда у твоего брата будет свободное время.

Мерилл что‑ то промямлила в ответ. Прежде чем за дерзкими девицами закрылась дверь, одна сказала другой:

– Кто бы мог поверить, что у этой замухрышки такой крутой брат?

Какой ужас! Мерилл, конечно же, это слышала. Ее губы скривились. Она опустила голову. Я не знала, что ей сказать. Я немало месяцев изучала дипломатию, но мы никогда не обсуждали, как нужно поступать, если в твоем присутствии один человек грубо и даже жестоко обходится с другим.

Джек по‑ прежнему был поглощен разговором. Странно, почему он не пришел сестре на выручку и не выгнал этих дерзких девиц?

Мерилл стояла на пороге кухни. Ей было очень неловко, что я стала невольной свидетельницей ее неприятного разговора, да еще и вмешалась. Я не заметила, как затолкала в рот слишком большой кусок китайской пищи. Я поперхнулась острым соусом, закашлялась и выплюнула непережеванный кусок на пол.

– Боже мой! – воскликнула я и снова закашлялась.

Мерилл заулыбалась, а потом и засмеялась.

– Что, переела? – спросила она.

Я взяла бумажную салфетку и стала убирать следы своей оплошности.

– Просто я еще никогда не ела это блюдо, – объяснила я Мерилл.

– Оно и видно.

Хотя я помогла этой девочке, дружелюбнее она не стала. Но мне все равно необходимо с ней подружиться.

– Давай я с тобой поделюсь, – предложила я Мерилл. – Мне много.

Она хотела было возразить, но потом согласилась. Достала тарелку, вилку и переложила к себе часть кушанья. Выдвинула стул и тоже села. Мы ели в тишине, под увлеченный разговор Джека. Может, это и не слишком учтиво, но я спросила у нее:

– Эти девочки – твои подруги?

Она сразу сникла.

– Были... пока не превратились в совершенных...

Она произнесла непонятное мне слово.

– Прошу прощения, но я не поняла смысл последнего слова.

– Ах, да. Я забыла, что ты из Голландии.

– Из Бельгии.

– Без разницы, – вздохнула она. – Они же...

Тут она употребила другое незнакомое слово, но теперь до меня дошел смысл обоих слов. Судя по тому, как одевались эти юные особы... не говоря уже о том, как вызывающе они вели себя с Джеком...

Я кивнула.

– Дженнифер – которая блондинка – она живет рядом. Она давно положила глаз на Джека. Клеится к нему всеми силами.

– Понимаю, – сказала я, хотя улавливала лишь общий смысл сказанного.

К этому времени китайская пища начала мне нравиться.

Мерилл лениво ковыряла вилкой. Я выглянула в окно. Бесцеремонные особы стояли вблизи окна и смотрели внутрь. Вероятно, на Джека. Брюнетка заметила мой взгляд. Она толкнула локтем блондинку, и та скорчила мне гримасу. Нет, мне решительно не понравились эти простолюдинки. Помню, когда мне было лет семь или восемь, дочка одной из маминых фрейлин, зная, что меня не выпускают из замка, принялась издеваться надо мной. Она грозилась раздобыть веретено и уколоть меня. Я не делала ей ничего дурного. Не знаю, сколько бы продолжались мои мучения, если бы мама однажды не услышала ее угроз.

– Если они больше тебе не подруги и вдобавок грубо обращаются с тобой, почему ты позволяешь им приходить в ваш дом? – спросила я Мерилл.

Похоже, этот простой вопрос застал ее врасплох. Она дожевала кусок, потом сказала:

– Не знаю. Может, по привычке. Я их знаю чуть ли не с рождения. Раньше они такими не были.

– А почему вдруг изменились?

Мерилл закатила глаза, будто говорила с полнейшей дурой. Она поддела новую порцию китайской еды и стала жевать. На мой вопрос она не отвечала. Джек, казалось, вообще забыл о нашем существовании. Я вдруг поняла, до чего же изменились отношения между людьми.

Мерилл все‑ таки удостоила меня ответом:

– Знаешь, Барби, я не хочу об этом говорить.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒