Два года спустя 4 страница

Теперь я с большим уважением глядела на простолюдинов в автобусе. Ведь каждый из них умел читать!

Автобус часто останавливался. Кто‑ то входил, другие выходили. Наконец Джек сказал, что мы приехали. Мы вылезли в каком‑ то странном месте, где все было серым: улицы, мостовые, дома и люди.

– А где трава? – удивилась я.

– Где‑ то в других местах, – со смехом ответил он и пихнул локтем мешок, где лежала моя шкатулка. – Выбери самую маленькую из твоих штучек.

– Если ты про камни, маленьких среди них нет.

– Я не об этом. Безделушку поменьше. Например, кольцо.

Я полезла доставать шкатулку, но Джек взял меня за руку:

– Не здесь.

Он завел меня за колонну и загородил собой. Я раскрыла шкатулку и выбрала колечко с танзанитом, которое мне подарили на двенадцатилетие.

– Ничего себе, маленький камешек! – удивился Джек. – Как мой зрачок!

Камень, конечно, был меньше. Мне совсем не хотелось расставаться с ним, а Джеку – продавать. Но, видимо, это зачем‑ то было нужно. Я отдала ему кольцо. Джек повел меня в какую‑ то лавку, полную разных товаров. Оружие, драгоценности (они все были куда проще и грубее моего колечка) и множество других предметов, названия и назначение которых я не знала. Правда, мне показалось, что среди них я увидела похожие на музыкальную шкатулку Джека.

Мы подошли к косматому и бородатому лавочнику. Видом своим он больше напоминал разбойника, чем степенного торговца. Джек показал ему кольцо и сказал:

– Нам надо это продать. Ее мама заболела, а у нас нет денег на лекарство.

Лавочник сощурился на нас, затем спросил:

– Parlez‑ vouz Francais? (Вы говорите по‑ французски? (фр. ). )

Джек ему не ответил. Вот уж никак не думала, что он не говорит по‑ французски!

– Oui. Je parle Francais, ( Да. Я говорю по‑ французски. (фр. ). ) – ответила я лавочнику и повернулась к Джеку: – Что я должна ему сказать?

– Повтори то же, что я говорил: твоей больной матери нужны деньги на лекарства. Только не соглашайся на первую сумму, которую он предложит.

Я кивнула и, повернувшись к лавочнику, сказала:

– Нам надо продать вот это.

– Пятьдесят евро, – заявил он, даже не дав мне докончить про больную мать.

Но я все равно сказала ему об этом.

– Мне все равно, нужны ли вам деньги на лекарство или на что другое, – прорычал лавочник. – Пятьдесят.

Я перевела его ответ Джеку.

– Он что, за дураков нас считает? Это кольцо стоит тысячи.

Должно быть, лавочник немного понимал по‑ английски, поскольку мне он сказал:

– Я не торгую разными диковинными штучками. У меня не антикварный магазин.

Я хотела было ему сказать, что кольцо совсем не антикварное, но вспомнила, в каком времени нахожусь. Здесь я сама – антикварная принцесса.

– Спроси у него, может ли он назвать другую цену, – сказал Джек.

Я спросила.

– Двести, – ответил лавочник. – Мое последнее слово.

Я одарила этого угрюмого человека самым обворожительным взглядом, какой только был в моем арсенале. Помню, на отца этот взгляд действовал безотказно.

– Пожалуйста, господин. Не будете ли вы столь любезны заплатить четыреста евро? Моя дорогая бедная мамочка так нуждается в лекарстве.

Тут я подумала, что, быть может, никогда больше не увижу свою маму. Я вспомнила, как огорчила ее своим взбалмошным поступком, и у меня на глаза навернулись слезы. Я даже всхлипнула.

– Сударь, вы не будете внакладе.

– Триста пятьдесят! Вот за тебя, красотка, я бы и тысячу не пожалел.

Неужели во времени Джека все женщины продаются? Или я одета так, как одеваются продажные женщины? Но сейчас мне было не до обид, и я сказала:

– Я отдам кольцо за триста семьдесят пять евро, monsieur.

Лавочник открыл какой‑ то ящик, сунул мне пачку денег, которые даже не потрудился пересчитать, и выхватил у меня кольцо. Я не успела проститься с подарком моего детства. Я видела, как злорадно усмехнулся этот дурной человек. Мне захотелось разреветься, но я закусила губу.

– Умеешь же ты не проваливать дела, когда захочешь, – сказал мне Джек, когда мы ушли из лавки.

Наверное, у них это считается комплиментом. Я заставила себя улыбнуться.

Мы пошли куда‑ то еще и остановились возле облупившейся зеленой двери. Джек постучал. Дверь открыл человек, которого я бы посчитала братом‑ близнецом лавочника.

– Что вам нужно? – спросил он по‑ французски.

Я посмотрела на Джека.

– Нас прислала Жоли, – сказал он по‑ английски.

Человек кивнул и впустил нас.

– А деньги у вас есть? – спросил он по‑ английски.

– Сколько стоит паспорт для нее? – спросил Джек и указал на меня.

Человек назвал сумму – почти столько, сколько у нас было.

– Покажите деньги, – потребовал он.

– Простите, господин, но у нас лишь сто пятьдесят евро, – сказала я.

Он кивнул.

– Если бы у вас нашлось двести пятьдесят, я бы вам, глядишь, и помог. Посмотрите, может, у вас еще где‑ нибудь лежит.

Мне понравилось торговаться с лавочником. Я чувствовала себя почти как мой отец, когда он о чем‑ то спорил с иностранными послами.

– Двести я, пожалуй, найду, – сказала я.

– Прекрасно.

Я взглянула на Джека. Он кивнул и подал человеку деньги, стараясь не показывать, сколько их у нас.

Человек взял деньги. У него были грязные руки.

– Как вас зовут? – спросил он меня.

– Меня зовут ее королевское высочество, принцесса Талия Аврора Августа Людвига Вильгельмина Агнесса Мария Роза Эфразийская.

– Девочка шутит, – перебил меня Джек. – Просто Талия... Талия... э‑ э...

Я поняла его намек.

– Брук. Талия Брук.

– Вы определились с именем? – угрюмо спросил человек.

– Конечно. Это мое настоящее имя. А остальные... я пошутила, – сказала я и засмеялась.

– Становитесь туда, – велел он, подтолкнув меня к бумажному занавесу, свисающему со стены.

Едва я встала в указанное место, угрюмый человек достал квадратный предмет, чем‑ то похожий на телефон Джека.

– Что это...

Из предмета вырвалась маленькая молния.

– Отлично. Ждите здесь.

С этими словами человек скрылся за другой дверью.

Я замерла, стараясь ничего не трогать в этой темной, тесной и грязной комнате.

– А разве Людвига – это женское имя? – спросил Джек.

– Отец мечтал о сыне. Когда я родилась, он добавил к моему имени имена нескольких великих эфразийских королей. А Агнесса, Мария и Розаа ‑ имена эфразийских королев.

– Аврора тоже была королевой?

– Нет. Так звали мою бабушку по материнской линии. Ее назвали в честь древней богини утренней зари.

Я оглянулась и вдруг заметила ползущую по стене сороконожку. Кажется, она была не прочь залезть ко мне в волосы. Я встала ближе к Джеку.

– Зачем мы здесь? – спросила я.

– Делаем тебе паспорт.

Заметив мое непонимание, он пояснил:

– Это такая бумага, которая позволяет путешествовать. Когда она у тебя есть, можешь ехать куда угодно.

– А кто такая Жоли? – с некоторым подозрением спросила я.

– Понятия не имею. Видишь ли, если получать паспорт обычным путем, это займет много времени. И вообще... хлопот больше. Когда я покупал тебе одежду, познакомился с одним парнем. Он назвал мне имя своей подружки. Это вроде условного сигнала.

Путешествие! Мысль о путешествиях затмила мои опасения насчет странного способа обзаведения паспортом. Главное – я поеду в далекую страну. Поеду вместе с этим лохматым парнем, с которым познакомилась только вчера. Внутри у меня все дрожало от радости.

– Значит, я поеду с тобой? – спросила я Джека.

– Со мной? – удивился он. – Я помог тебе выбраться. Помогаю сделать паспорт, без которого в наше время нельзя. А потом – потом ты сама по себе.

– Сама по себе? Но как я смогу... что я буду делать?

– Не знаю. Продашь еще что‑ то из своих драгоценностей.

А я‑ то думала... Нет, я не могу жить сама по себе в этом времени. Я даже не знаю, куда отправиться, чтобы продать драгоценности. А где жить? Где брать пищу? Где раздобыть одежду? Даже в Эфразии я никогда не держала в руках деньги. Я не знаю, как и сколько Джек заплатил за автобус. И потом, если я буду сама по себе, я не сумею заставить Джека меня полюбить.

– Я понимаю, ты не обязан нянчиться со мной. Но пожалуйста, помоги мне еще немного. Помоги добыть денег и купить билет на корабль. А дальше...

Я знаю, как поступить дальше. Потом я попрошу помочь мне еще в чем‑ то. И еще. Когда он поймет, как я в нем нуждаюсь, он не станет меня прогонять. Мама всегда говорила: мужчины любят, когда в них нуждаются.

Я заглянула ему в глаза, чуть оттопырила нижнюю губу и заставила ее дрожать. Это совсем легко.

– Ладно, я тебе помогу, – вздохнул Джек.

Достигнув этой цели, я позволила себе захлопать в ладоши.

– Спасибо тебе, Джек! Больше всего в жизни я хотела путешествовать!

Глава 7

ДЖЕК

Мы едва успели получить паспорт и выйти, как зазвонил мой мобильник.

Мамочка.

– Джек, где ты? Нам сказали, что ты прервал свою поездку и куда‑ то сбежал.

– Кто звонит? – спросил я, решив малость поиграть.

– Ты прекрасно знаешь, кто звонит.

Талия по‑ прежнему была со мной. Мне было совестно бросить ее здесь, посреди бельгийского городишки. Но что, мне и дальше возиться с ней? Сейчас она глазела на свое фото в паспорте и через каждые несколько шагов дотрагивалась до лица, словно боялась, что оно перекочевало на снимок.

– В общем‑ то, ваш голос, мэм, похож на голос моей матери, но она мне не звонит.

– Как остроумно! Не увиливай от темы. Где ты сейчас? Амбер сказала, что звонила тебе несколько часов назад. Ей ответила какая‑ то девица.

– Амбер? Она мне не звонила. Мы расстались. Точнее, она меня бросила.

Тут я увидел, что Талия поднесла руку ко рту.

– Погоди, мам... – Я повернулся к девчонке. – Ты что‑ то хочешь сказать?

Как и положено у принцесс, Талия вначале надула губки.

– Я прошу меня великодушно простить. Столько впечатлений. Я вся взбудоражена. Забыла тебе сказать. Особа по имени Амбер действительно звонила. Она была очень сердита.

Амбер? Из телефона продолжал изливаться мамочкин голос:

– Джек! Джек! Почему ты прекратил разговор? Неужели ты рассердился на меня?

Ничего, подождет. Я ее звонка ждал дольше.

– Значит, Амбер звонила, когда меня не было? И что ты ей сказала? – спросил я Талию.

– Я ей сказала, что мы убежали вместе с тобой.

– Так и сказала?

Из мобильника голос матери подтвердил:

– Эта девица сказала Амбер, что вы с ней сбежали.

Принцесса шмыгала носом: того и гляди, разревется.

– Этого нельзя было говорить? Прости. Я еще не освоилась с телефонами!

Ваше высочество, ты разрушила мне все возможности помириться с Амбер. Но вид у Талии был такой забавный. Как у маленькой девчонки, боящейся, что ее сейчас накажут.

– Успокойся, все нормально, – сказал я ей.

– Джеээээээээк! – раздался из мобильника мамочкин вопль.

Затем я услышал голос отца, как всегда громкий и деловой.

– Джек, немедленно ответь.

– Отвечаю. Привет, папа.

– Ты слышишь, что твоя мать плачет?

– А почему? Ты ее чем‑ то обидел?

– Перестань паясничать! Думаешь, маме приятно узнавать, что ты сбежал с какой‑ то девчонкой, с которой едва знаком?

Надо же, в родителях проснулись родительские чувства. Как забавно.

– В общем‑ то, так оно и есть.

– Что‑ о?

Это было интереснее любого шоу. Давно уже родители не обращали на меня такого пристального внимания. С тех самых пор, когда за одну неделю я умудрился провалить экзамен по физике и разбить машину. До сих пор им было все равно, как я здесь и что со мной. Теперь пусть подергаются.

– Да, пап. Я познакомился с ней только вчера. Она тебе понравится. Просто красавица. Да. И вдобавок – принцесса. Мы с ней сбежали.

Теперь я получу массу родительского внимания. Но пока что – в мобильнике молчание. Может, они оборвали разговор. Или папочка грохнулся в обморок?

К этому времени очухалась мамочка.

– Что значит, «вы сбежали»? В общем, хватит болтаться по Европе. Немедленно садись на самолет и возвращайся первым же рейсом. Слышишь?

– Немедленно не получится. Во‑ первых, я нахожусь не рядом с аэропортом. Во‑ вторых, билет надо на что‑ то покупать. Переведите мне деньги, и тогда я куплю билет на ближайший рейс.

Я прекрасно понимал, как все будет потом. Я вернусь, и они снова перестанут меня замечать.

– Джек, нечего упражняться на мне в остроумии! – крикнула мать.

– Я и не упражнялся. Обрисовал тебе ситуацию. У меня денег на самолет нет, а тот билет, сама понимаешь, пропал.

– Хорошо, я переведу тебе деньги. Но ты действительно купишь билет на ближайший рейс.

Шоу было слишком увлекательным, чтобы прекратить его в этом месте. Меня потянуло на импровизацию.

– Договорились. Но я привезу с собой Талию.

Честное слово, я не собирался этого говорить. Сам не знаю, как эти слова выскочили из меня.

– Спасибо, – сказала мне Талия, когда я закончил разговор и убрал мобильник.

– За что?

– За то, что согласился взять меня с собой.

– А кто хотел путешествовать по всему свету и смотреть новые страны?

– Значит, тебе не нравится путешествовать? – удивилась Талия.

– В общем‑ то, это не так интересно, как тебе кажется.

Я сейчас думал о предстоящей встрече Талии с моими родителями.

– Представляешь, какая оторопь возьмет моих предков, когда они тебя увидят?

Пришлось ей объяснить, кто такие «предки». Тогда она улыбнулась и затараторила:

– Но и мои родители были в немалой степени ошеломлены, когда увидели тебя... А нам долго плыть? Сколько недель? Наверное, нужно будет запастись дополнительной одеждой, чтобы не стыдно было показаться перед корабельным обществом. А вдруг корабль утонет? Или начнется холера? Вдруг я больше никогда не увижу своих родителей?

Я не удержался от смеха.

– Что смешного я сказала?

– «Сколько недель? » Да мы в один день уложимся.

– Не насмехайся надо мной. У вас не может быть таких кораблей, которые за день способны доплыть до конца океана.

– Доплыть – нет. Но долететь могут.

Если мамочку напугать, она становится очень деятельной. Не прошло и суток, как мы с Талией были в аэропорту.

– Повтори то, чему я тебя научил, – сказал я, когда мы стояли в очереди на паспортный контроль.

– Меня зовут Талия Брук. Я из Бельгии. Если кто‑ то спросит о происхождении моих драгоценностей, я должна говорить, что это новый... бренд фирмы «Королевство Эфразия», которая производит... ой, забыла. Как это называется?

– Костюмная бижутерия.

– Я направляюсь на Саут‑ Бич, чтобы демонстрировать новые образцы костюмной бижутерии. Но неужели люди поверят, что такие прекрасные драгоценности – дешевая... имитация?

– Поверят. Сейчас никто не носит таких крупных настоящих драгоценностей. Даже королева Англии.

Чтобы купить Талии билет на самолет, нам пришлось продать еще одно ее колечко, что не слишком уменьшило общий вес шкатулки с драгоценностями.

– Ты запомнила?

– Да. Костюмная... бижутерия.

Через несколько минут мы подошли к окошечку паспортного контроля. У меня перехватило дыхание. Мне казалось, способность дышать вернется ко мне не раньше, чем мы окажемся в самолете.

Я подал свой паспорт. Служащая бегло перелистала его, не проявив никакого интереса. Очередной американский студент, таких тут проходят тысячи. Зато паспорт Талии привлек ее внимание. Она сличила фото с лицом принцессы, потом о чем‑ то заговорила с ней на быстром французском. Вдруг она заподозрила, что паспорт фальшивый?

Талия отвечала спокойно, с достоинством. Я пожалел, что не учил французский, поскольку не понимал ни слова. Впрочем, наверное, и во французском я бы усвоил лишь ругательства, как в испанском.

Мне показалось, что их разговор длился несколько часов. Люди за нами начали нервничать. К счастью, служащая вернула Талии паспорт, и мы пошли в зал отлетающих.

– Чего она тебя так долго мучила?

– Заметила, что паспорт совсем новый. Там только один штамп, когда мы переезжали из Бельгии во Францию. Она меня спросила, в первый ли раз я выезжаю за пределы Европы.

– И что ты ответила?

– Правду. Да, это в первый раз. Еще я сказала, что проспала триста лет и никогда не летала на самолете. Ну и конечно, сказала ей, что являюсь наследницей трона Эфразии.

Она вполне могла все это сказать! Просто чудо, что та француженка не грохнулась в обморок.

– Не бери в голову! – засмеялась Талия. – Я пошутила.

– Такими вещами не шутят. В этом нет ничего смешного.

– А по‑ моему, очень смешно.

– Я каждую минуту ждал, что нас сцапают и отправят в тюрьму.

– Но тебя бы ни в чем не обвинили. Виновата была бы только я одна.

– И ты думаешь, я бы бросил тебя здесь и спокойно улетел во Флориду?

– Мы едва знакомы. И ты ненавидишь меня.

– И все равно я бы этого не сделал. Не смог бы.

Я не врал, хотя только сейчас понял, что действительно не смог бы так поступить. Может, я влюбился в Талию? Нет, просто чувство ответственности. Ведь это я ее поцеловал и разрушил ей жизнь и будущее.

Я показал на два свободных места у выхода, но Талия продолжала стоять и глазеть на меня.

– Что? Испугалась задним числом?

– Ты – удивительный человек, – прошептала она. – В Эфразии все были со мной любезны, потому что я принцесса. А мне всегда хотелось...

Она не договорила и уселась на пластиковый стул.

– Чего тебе хотелось?

– Поскольку мне не разрешали гулять одной, госпожа Брук устраивала прогулки в карете. Мы с ней садились и куда‑ нибудь ехали. Однажды было очень холодно. Мы ехали, и вдруг я заметила крестьянскую пару. Их поношенная одежда плохо защищала от ветра и холода. Я видела, что женщина вся дрожит. И тогда ее спутник снял свою куртку и накинул ей на плечи. Сам он остался в одной рубашке. Женщина пыталась противиться, но он качал головой. Тогда она согласилась. Он прибавил шагу, чтобы поскорее добраться до их хижины, но на его лице я не заметила ни тени недовольства.

– Здорово. И что ты сделала?

– Ничего особенного я не сделала.

– А что не особенное ты сделала?

– Велела кучеру остановиться. Затем попросила госпожу Брук выйти и отдать этим людям наши пелерины.

– Замечательно.

– С моей стороны это была незначительная жертва. Я знала, что в моем гардеробе осталось еще множество пелерин. А тот крестьянин принес куда более значительную жертву. Мне всегда хотелось, чтобы кто‑ то сделал такое же и для меня. И не потому, что я – принцесса, а потому что он меня лю... я ему нравлюсь. И ты это сделал.

– Совсем это не жертва, – пожал я плечами.

Я не врал. Я действительно хотел пораньше вернуться в Штаты. Думал, может, помирюсь с Амбер (теперь это казалось мне сомнительным). По крайней мере, отосплюсь, поваляюсь на пляже. Все лучше, чем какой‑ нибудь музей... волос, выстриженных из носа Наполеона! И вот тут подвернулась Талия. Если бы я знал, что мой побег даст такой результат, сделал бы это раньше.

Заодно и родители вспомнили, что у них есть сын. Пусть позлятся – хоть какие‑ то эмоции. Конечно, бесполезно сообщать им, кто такая Талия и откуда она, – все равно не поверят.

– Джек, это не смешно, – заявила мама, когда я предложил ей подготовиться к визиту принцессы.

– А я и не собираюсь шутить.

– Джек, это зашло слишком далеко, – снова вступил в разговор отец. – Видел бы ты мать. На ней лица нет.

– По‑ моему, маме надо только радоваться. Талия – настоящая принцесса. С какой стати мне все это придумывать?

– Не знаю, но я все‑ таки сомневаюсь.

– И правильно, папа. Ты выиграл. Конечно, она – просто девчонка, которую я подобрал на улице. Не надо было выбирать для меня тур, пролегающий через амстердамский район «красных фонарей».

На этом разговор с родителями оборвался.

Я решил больше никому не говорить, что Талия – принцесса. Зачем, если все равно не поверят?

По радио объявили посадку на наш самолет. Я проверил, есть ли у Талии посадочный талон. Вдруг та ошеломленная тетка забыла выдать? К счастью, талон был на месте.

Талия разглядывала штрихкод. Я тронул ее за локоть:

– Нам пора.

Ее глаза округлились.

– На летающий корабль?

– У нас это называется проще. Самолет.

Она встала.

– А почему все эти люди... толкаются и пихаются? Они боятся, что их не возьмут на корабль... на самолет?

– Это просто... привычка такая.

Я как‑ то об этом не задумывался. Привык, что люди везде толкаются и пихаются, стремясь попасть куда‑ то побыстрее. Впрочем, возле трапа им все равно приходится выстраиваться в очередь и терпеливо ждать.

– Мы можем и обождать. Без нас не улетят, – сказал я ей.

– Прекрасно. Я не люблю толкаться.

Может, она думала, что все расступятся и пропустят ее высочество вперед? Я уж не стал говорить Талии об этом. Еще решит, что я опять над ней издеваюсь.

Талия послушно встала в конец, позади сухопарой старухи. Поскольку ее переполняли чувства, молчать она не могла и сказала этой бабуле:

– Я впервые лечу на самолете.

– Неужели? – удивилась старуха. – Вы не боитесь, дорогая?

– Нет. Но очень волнуюсь.

– Я бы тоже волновалась.

Наконец мы поднялись на борт. Я усадил Талию у окна, зная, что ей наверняка захочется поглазеть на удаляющуюся землю и облака.

– А это что? – спросила Талия, вертя в руках пластиковый пакет.

– Тапочки. У некоторых в полете устают ноги.

– Какие миленькие! – воскликнула Талия и тут же их надела.

Я впервые увидел ее красивые маленькие ступни. Такие ножки никогда далеко не ходили. Наверное, горничные каждый вечер делали ей ножные ванны и намазывали кремом или что там было в их время. Мозоли, которые она заработала, пока мы продирались сквозь ежевичный лес, – впервые в ее жизни. Я помню, как она боялась, что они никогда не заживут.

– А это что? – спросила она, открывая другой пакет.

– Маска для глаз. Иначе трудно спать.

Талия повертела маску.

– По‑ моему, я достаточно наспалась, – заявила она и запихнула маску в карман кресла.

На ночь мы останавливались в парижской гостинице. Номер с двумя громадными кроватями и теплыми одеялами, словно за окном была зима. Талия и не думала укладываться спать. Она бродила по номеру и без конца подходила к окну полюбоваться огнями города. Я с трудом заснул под ее восторженные восклицания.

Исследования «пассажирского набора» продолжались.

– А это что?

– А это ты должна бы уже знать. Наушники.

– Тогда где музыкальная шкатулка?

– В самолете все по‑ другому. Наушники нужны, чтобы могла слушать музыку или смотреть кино, не мешая другим.

Принцесса опять скривила губки. Я уже привык к этой ее особенности.

– Что такое кино?

– Это такие движущиеся картинки. Похоже на телевизор.

С телевизором она познакомилась вчера, в гостиничном номере.

– А зачем смотреть... кино в самолете?

– Чтобы убить время.

Если она будет трещать весь полет, я не выдержу.

– Убить время?

– Ну, это выражение такое. У вас бы сказали – скоротать. Сделать так, чтобы оно быстрее прошло.

– А зачем делать так, чтобы оно быстрее прошло?

– Потому что очень скучно сидеть в кресле и ничего не делать.

– Но как можно скучать, когда летишь в небесах?

Я пожал плечами.

– В первый полет ты не будешь скучать. А когда полетаешь раз десять, новизна ощущений пропадет. Многие люди просто дохнут со скуки.

– Им бы поспать лет триста, тогда бы они поняли, что к чему.

Я был не прочь поспать хотя бы три часа. Только бы ей попался интересный фильм!

– А тебе тоже все наскучило? – спросила Талия.

– Это не так.

Это почти так.

– А я думаю, что так, – заявила она, разглядывая самолетные тапочки. – Ты говорил, твои родители отправили тебя путешествовать по Европе. И надолго?

– На месяц. Я выдержал три недели. Под конец уже тихо сходил с ума.

– Три недели. Представляю, сколько денег пришлось заплатить твоим родителям за это путешествие. И во многих странах ты побывал?

Я стал загибать пальцы: Англия, Нидерланды, Франция, Бельгия...

– В пяти. Может, и в шести. Все проносилось, как в дымке.

– «Как в дымке», – передразнила меня Талия и засмеялась. – Ты видел великие произведения искусства, чудеса архитектуры, места исторических событий. И все они показались тебе скучными?

Она рассуждала совсем как взрослые. Получалось, родители заботились о моем культурном уровне, о расширении моего кругозора, а я вел себя как неблагодарная свинья. Но она все равно не поймет, почему я не хотел ехать. Попытаться объяснить ей еще раз?

– Понимаешь, меня даже не спросили, хочу ли я ехать в Европу. У родителей были свои представления насчет того, что должен хотеть их сын. Я играл по их правилам. Мне вообще никогда не позволяли самостоятельно выбирать, чем заняться летом. Теперь отец хочет, чтобы я ушел из колледжа, где только бездельничаю, и поступил бы туда, куда нужно ему.

– И ты еще говорил, что в вашем времени все люди пользуются неслыханной свободой! – усмехнулась Талия.

– Теоретически, да. А в реальности – сама видишь. И вся эта поездка была сплошной несвободой. Тебя просто сажали в автобус и куда‑ то везли. И там ты должен был восхищаться картинами в музеях, памятниками архитектуры, какими‑ нибудь историческими руинами. И никто не спрашивал: а что интересно лично тебе?

– И чтобы освободиться от этой утомительной автобусной экскурсии...

– Под вечер я чувствовал себя выжатым лимоном. Все впечатления сбивались в один ком. А назавтра тебя ждало то же самое: очередной городишко, очередной музей, очередной идиотизм.

– И чтобы не попасть в этот... очередной идиотизм... ты нарушил правила, сбежал, нашел затерянное королевство, проник в замок, поцеловал принцессу. И не просто принцессу, а невероятно красивую принцессу, которую злые чары ведьмы обрекли на триста лет сна. В результате этого ты породил хаос в королевстве, угодил в тюрьму, бежал и теперь отправляешься на другой край света вместе с этой невероятно красивой принцессой...

– Не забудь добавить – необычайно скромной.

Что это ее прорвало? Мне хотелось поскорее всунуть в уши наушники и слушать любую дрянь, только бы прекратить этот словесный поток.

–... с невероятно красивой и умной принцессой. И тебе все равно скучно. Джек, тебе настолько скучно, что ты только и ждешь, как бы поскорее засунуть себе в уши эти штучки, поскольку тебе надоел разговор, а в путешествии для тебя нет ничего нового. Можно подумать, ты часто летал в обществе принцесс!

Я вертел в руках наушники, чувствуя себя виноватым. Ее высочество умела отчитывать не хуже моей мамочки. Наверное, у своей госпожи Брук научилась.

– Тогда позволь тебя спросить, Джек: какое занятие не вызывает у тебя скуку?

Талия замолчала и уставилась на меня. Я смотрел на нее. Самое смешное, что тот же вопрос мне часто задавали друзья и Амбер, пока мы не расстались. Я находил какой‑ нибудь глупый ответ вроде: «Поднять шум на весь город», и от меня отставали. С Талией такой номер не пройдет. Она спрашивала не просто так. Ей хотелось понять, отчего мне все наскучило.

И тогда я стал вспоминать, когда в последний раз занимался чем‑ то таким, что не вызывало скуку. Увы, моя жизнь была вереницей навязанных мне занятий. Учебы, каких‑ то дел, которыми я занимался не по своей воле, а по настоянию отца, поскольку они должны были «благоприятно повлиять на мою репутацию».

– Прошу прощения. У вас что, принято не отвечать на вопросы или обрывать разговор, не объяснив причин?

– Ты спросила. Я начал думать над ответом.

– Вижу, это занятие сопряжено у тебя с большими трудностями, – засмеялась она.

Трудности. У меня в мозгу что‑ то щелкнуло, и я вспомнил.

В младших классах я был завзятым бойскаутом. Мне это просто нравилось. Но как только отец начал говорить, что я должен стремиться к получению скаутских наград и вообще «показать себя», я ушел из скаутов. Зачем мне еще одна школа, где нужно добиваться похвальных листов, значков, медалей и всего такого?

Но пока отец не вмешивался в мою скаутскую жизнь, мне нравилось, что мы занимаемся разными полезными делами. Особенно интересным было превращение пустыря в парк.

– Вспомнил! Мне нравилось возиться с растениями.

– С растениями? То есть ты хотел быть крестьянином?

– Скорее садовником.

Как умел, я объяснил Талии, кто такие бойскауты, затем продолжил:

– У нас в одном месте был пустырь, заросший травой и сорняками. Иногда там собирались... не самые хорошие люди. И тогда наш отряд вырвал все сорняки. Мы убрали мусор, вскопали землю, посадили деревья и цветы. Многие мальчишки в отряде больше валяли дурака, чем работали, а мне это... понравилось. Мне нравилось преобразовывать пространство. Нравилось копаться в земле. Я не боялся испачкать руки.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒