Два года спустя 2 страница

ДЖЕК

Я, наверное, уже в пятнадцатый раз споткнулся, зацепившись за эти чертовы деревья‑ переростки (однажды я налетел на спящую дикую свинью).

– Ну и темень! Первый раз иду в такой кромешной тьме.

– Так сейчас ночь, – сказала Талия и глубокомысленно добавила: – Ночью и должно быть темно.

– Но у нас и ночью бывает светло.

– У нас тоже. От луны и звезд. Жаль, сегодня небо хмурое. А идти под звездами – это так романтично.

Мне сейчас только романтики не хватало! Когда я остановился, чтобы скинуть с себя «обезьяний наряд», Талия разразилась скучнейшей тирадой о том, что мне неприлично переодеваться в ее присутствии. А ведь я зашел за кусты. Шкатулка с драгоценностями вновь перекочевала ко мне. Пришлось взять, поскольку со шкатулкой Талия ползла, как черепаха.

– Звезды – этого мало. У нас много света. И в домах, и на улицах.

– Ты говоришь про факелы и свечи? Они есть и у нас. Эфразийцы не такие отсталые, как тебе могло показаться.

Огнем они научились пользоваться. Уже легче.

– Вот факелы и свечи – это у нас романтика. А свет нам дает электричество. Это такая энергия. В общем, в вашем веке был один человек. Его звали Бенджамин Франклин. Американец. Правда, он жил попозже вас лет на пятьдесят. И однажды он открыл электричество. Шел дождь, а он запустил воздушного змея.

Талия захихикала.

– Что тут смешного?

– Глупо запускать змея в дождь.

– Так Франклин это делал не для развлечения, а с научной целью. Он хотел открыть существование электрической энергии.

– А если эта энергия не была открыта, откуда он знал, что откроет именно ее? Мне кажется, он открыл, что, гуляя под дождем, можно сильно промокнуть и простудиться.

Меня начала доставать ее допотопная женская логика. По правде говоря, я уже и не помнил всей истории с запуском воздушного змея. Мы это изучали в четвертом классе.

– Франклин был очень неглупым парнем и сделал много чего полезного. Просто в его время электричество оставалось забавой. А вот еще через сто лет другой американец – Эдисон – изобрел электрическую лампочку. Очень удобная штука. Если бы я знал, что мне придется драпать ночью из замка, я бы захватил электрический...

– Осторожно! – едва успела крикнуть Талия.

Я ударился лбом о что‑ то большое и деревянное. Так и есть. «Поцеловался» со стволом и немного оцарапал лоб шершавой корой.

Я растер лоб. Перед глазами мелькали разноцветные круги.

– А откуда ты знала, что здесь дерево? Оно росло и в ваше время?

– В мое время мы умели видеть в темноте. Чем меньше света тебя окружает, тем лучше ты видишь во тьме.

Она снова засмеялась.

– Ничего смешного.

– Прости. У нас искренне потешались бы над тем, кто врезался в дерево. Но у вас, наверное, и деревьев таких нет. Или к каждому прицеплена эта... как ты ее назвал? Электрическая лампочка.

Какой противный язык у этой принцессы! Я потер лоб, на котором готовилась вскочить шишка.

– Скоро сама убедишься: в нашем времени жить гораздо интереснее. У нас есть не только электричество. У нас не надо черпать воду из колодца – она сама приходит в дом. И выгребных ям тоже нет. У нас есть автомобили, самолеты, кино, телевидение, компьютеры, айподы, пища, которая готовится за несколько минут. Наше время гораздо совершеннее вашего.

– Ты так думаешь? – Голос Талии вдруг стал пронзительным. – Зато у нас в Эфразии есть то, чего вы давно лишились.

– Например? Ночные горшки? Слуги, успевшие к тридцати годам растерять половину зубов? Бубонная чума? Давай, называй ваши преимущества.

– Любовь! – выкрикнула она. – Уважение к другим. В наше время никто бы не позволил себе поцеловать девушку просто так, не собираясь на ней жениться. У нас бы его посчитали хамом и посадили в тюрьму. В моем времени женщин уважали!

– Если твое время такое замечательное, почему бы тебе в него не вернуться?

– Не могу. Ты своими равнодушными, эгоистичными губами все разрушил!

– Это меня ты называешь эгоистом? По‑ моему, я не притрагивался к веретену.

– Ты говорил, что я не виновата!

– Говорил, пока не узнал тебя получше. Пока не увидел, какая ты своевольная, капризная девчонка. Все тянешь только на себя! Теперь мне кажется, ты это сделала намеренно, чтобы разрушить жизнь всем остальным!

– Нет! – крикнула Талия и топнула ногой.

– Давай, принцесса, топай ножками! Ты к этому привыкла!

– Больше я с тобой не разговариваю!

– Отлично! Люблю тишину.

– Я... я вернусь домой!

– Замечательно! Проваливай! Я об этом только и мечтаю!

Она остановилась. Я подумал, что она действительно повернет назад и я освобожусь от этой живой обузы. Я пошел дальше. Через несколько шагов я подумал: «Надо избавиться от ее шкатулки с драгоценностями, а то, чего доброго, она еще обвинит меня в воровстве».

Радость моя была недолгой. Вскоре я услышал шаги принцессы. Талия меня догоняла.

– Что‑ нибудь забыла? – равнодушно спросил я.

– Я не могу вернуться домой. И ты это знаешь.

– Почему не можешь? Родители простят. Подданные обрадуются. Ты же их принцессочка.

– Никто не обрадуется! Все разрушено! Как ни противно, но я вынуждена идти с тобой.

И она пошла рядом.

Значит, ей со мной противно. Это мне понравилось. В конце концов, не я умолял ее взять меня с собой.

– Я мог бы вообще бросить тебя за воротами замка. Я не обязан брать тебя с собой.

– Благородный молодой человек посчитал бы себя обязанным, – огрызнулась Талия.

– Благородный молодой человек из твоего времени. Из тех, что носили эту идиотскую одежду. В нашем времени мы не считаем девчонок хрупкими цветочками. Если они напортачили – пусть отвечают за свои поступки наравне с парнями.

– Я не настаиваю на твоем благородстве. Ты возьмешь меня с собой, потому что... Потому что иначе я забегу в ближайший дом. Не забывай, мы еще в пределах Эфразии, и здесь – мои подданные. Они выскочат с факелами и вилами и поймают тебя, а потом передадут моему отцу.

В словах этой капризной дурочки был смысл. Мы действительно еще не покинули пределы ее чертовой Эфразии. Люди хорошенько отдохнули за триста лет и теперь в силах устроить охоту на чужестранца? Им же не объяснишь, какая врунья их обожаемая принцесса!

Я уже в который раз пожалел, что поцеловал ее. Ведь знал же: с девчонками, которые спят или валяются в обмороке, лучше не связываться. Мы бы с Трэвисом тихо вернулись обратно, и пусть бы Эфразия спала еще триста лет. Ладно, что теперь говорить? Переведу принцессу через границу, и с меня хватит. А дальше пусть отправляется на все четыре стороны.

– Хорошо, пошли, – сказал я Талии. – Только забери свою шкатулку. Если нас поймают вместе, не хочу, чтобы меня обвинили еще и в воровстве. И постарайся идти быстрее.

Она хотела что‑ то возразить, но потом согласилась.

Я не знал, скоро ли мы доберемся до ежевичного леса. У Талии спрашивать было бесполезно. Так далеко ее не пускали даже с кучей слуг.

– Но почему ты меня поцеловал? – вдруг спросила она.

Надо же, успокоиться не может!

– Я уже извинился перед тобой. Я не знал, что ты проснешься.

– Я не об этом. Зачем ты меня поцеловал? Меня должен был разбудить поцелуй настоящей любви. Поцелуй того, с кем бы мы потом поженились.

– Я это уже слышал.

– Если ты меня не полюбил, зачем тогда поцеловал? Это сделал бы кто‑ то другой.

Надо понимать, «кто‑ то другой, кто лучше тебя». Я пожал плечами.

– Как это понимать?

Я забыл, что она видит в темноте.

– Не знаю. Захотелось тебя поцеловать, вот и поцеловал. В нашем времени мы иногда целуемся просто для удовольствия.

Принцесса молчала. Потом мы почти хором сказали:

– Мое время лучше.

Она дотронулась до моего лба. Ее рука была мягкой и прохладной.

– Сильно болит?

Я отстранился. Ощущение было приятным, но неизвестно, что еще придумает эта девчонка.

– Сильно, – коротко ответил я.

У меня на языке вертелся вопрос: а зачем она ответила на мои поцелуи? Но спрашивать я не стал. Наверняка выкрутится; опять что‑ нибудь наплетет про «настоящую любовь».

Так мы и шли молча в полной темноте, пока не наткнулись на ежевичный лес.

Глава 6

ТАЛИЯ

Мы целый час продирались сквозь громадные кусты ежевики. Я в кровь исцарапала себе лицо, руки и ноги. Нас обступила такая тьма, что даже я ничего не могла разглядеть. Исчезли все звуки. Я слышала только собственные мысли.

А Джек оставался все таким же, если не хуже. Он не собирался в меня влюбляться. Когда я дотронулась до его лба, он намеренно отстранился. Должно быть, он считает меня совсем глупой девчонкой.

Я и есть совсем глупая девчонка. Чего я добилась? Отцовской ненависти. Материнского раздражения. А те, за кого я могла бы выйти замуж, давно умерли.

Что мне оставалось? Брести через ежевичные дебри, вместе с парнем из страны, о которой я ничего не знаю. Подобающую одежду, которой его снабдили в замке, он выбросил и вновь облачился в свою. Мне она напоминает ярко раскрашенное белье. У меня были все основания думать, что в мире, куда мы направлялись, так одеваются очень и очень многие.

Колючка едва не угодила мне в глаз.

– Ай! – вскрикнула я.

– Я тебе говорил: мы будем продираться через сплошные колючки. Чтобы меньше колоться, нужно идти в том направлении, как растут ветки.

Джек шел впереди и раздвигал ветки – самое малое, что можно ожидать от неотесанного парня. Где ему знать, как подобает обходиться с принцессой!

– Слушай, а заросли‑ то стали поменьше. Когда мы с Трэвисом шли к вам, они вообще стояли сплошняком. Кажется, они редеют.

– Так и должно быть. Флавия говорила: когда проклятие будет разрушено, наше королевство снова станет видимым для мира. Заросли начали исчезать.

Джек ничего не сказал. Думаю, он не верит ни в фей, ни в заклятия. И в то, что он – моя судьба, тоже не верит. Главное – он взял меня с собой. Я должна проявлять терпение, иначе он и вправду бросит меня на полпути. Что бы он ни думал, ом – моя настоящая любовь.

– Прости, что жалуюсь, но я не привыкла ходить по ежевичным зарослям.

– Тогда тебе надо вернуться назад.

Нет, он не сказал: «Мы должны вернуться». Он тоже хочет избавиться от меня.

– Я же говорил тебе: будет трудно. Возвращайся, пока еще можно.

– Мне везде будет трудно, – вздохнула я. – Но уж лучше я отправлюсь туда, где меня никто не знает. Я хочу попасть в такое место, где нет никаких принцесс.

– Проще простого, – усмехнулся Джек.

Проще простого. Перестав быть принцессой, я превращусь в... простолюдинку. Только сейчас я задумалась об оборотной стороне своего решения. У нас простолюдинки много работают. Им некогда следить за собой, и от некоторых весьма дурно пахнет. Но что меня ждет, если я вернусь? Затворничество в замке и вечные попреки отца?

– Я хочу туда, где на меня не будут сердиться.

Джек засмеялся.

– А кто этого не хочет? На меня вечно сердятся. Представляешь, многие думают, что я – безнадежный лентяй. На самом деле...

Он почему‑ то замолчал, потом вдруг схватил меня за руку:

– Смотри!

– На что?

– Мы выбрались!

Я отодвинула последние ветки, и... действительно, мы выбрались! Я видела лицо Джека. Темнота не исчезла, но вдалеке светились яркие огни. Они были похожи на звезды. Нет, они были ярче звезд.

Наверное, это и есть... электрический свет.

Заросли ежевики кончились, но до тех огней было еще далеко. Лучше бы я вместо шкатулки с драгоценностями взяла крепкие башмаки. Но что теперь сетовать?

Мы шли через лесистую местность. Потом она тоже кончилась, и мы оказались возле луга или поля. Джек остановился.

– Надо найти место, где ты спрячешься до утра.

– Прятаться? Зачем?

– Видишь ли, в двадцать первом веке девчонки так не одеваются. Если бы здесь был карнавал, еще туда‑ сюда. А так ты привлечешь к себе нежелательное внимание.

Интересно, как же наряжаются женщины во времени Джека? Может, в разноцветные корсеты?

– Я не могу ждать здесь. Вдруг меня увидят?

– Если услышишь чьи‑ то шаги – прячься.

Я не стала молчать и высказала свое главное опасение:

– А вдруг ты меня оставишь здесь?

– Была у меня такая мысль, – признался Джек, пожав плечами.

– Была?

Что я буду делать, если он уйдет? Мы попали в другое время. В его время. Мне здесь некому приказывать. Джек волен повернуться и уйти.

– Не бойся, я не уйду. Если бы хотел, так улизнул бы от тебя еще в кустах. Или здесь, пока ты ковыляла в своих туфельках. Как видишь, не ушел.

– Почему?

Он опять пожал плечами:

– Не знаю. Наверное, пожалел тебя. И потом, это самое крутое приключение за все мое путешествие по Европе.

– Правда?

Сама не знаю почему, но его комплимент меня взволновал. Но комплимент ли это? Я никогда не общалась с молодыми людьми. Вдруг это всего лишь уловка, чтобы избавиться от меня? Сейчас он говорил со мной вполне любезно, но я помню, как он обозвал меня избалованной девчонкой.

– Я не брошу тебя. Я вроде как... несу за тебя ответственность.

Он достал что‑ то из кармана.

– Вот. Возьми. Подарок!

Я протянула руку.

– Это телефон, – сказал Джек. – По нему ты можешь говорить с разными людьми.

Я узнала коробочку, которую он показывал вчера.

– Но ведь твой... телефон не работал.

– Там не было покрытия. А здесь есть. Смотри. Он взял у меня коробочку, нажал несколько пуговок и стал ждать.

– Алло, Трэвис? Ее королевское высочество желает поговорить с тобой... Что? Скажи им, что меня рвет напропалую. Отравился вчера вечером... Чем? Мороженым... Я же тебе сказал: я тут с Талией... Мы с ней убежали после того, как она вытащила меня из тюрьмы... Нет, ты не ослышался... Интересно, а что бы ты мог сделать?.. Давай об этом потом... Говорю тебе, потом... Поговори с ней. Я ей показываю, как пользоваться телефоном.

Он подал мне коробочку... то есть телефон.

– Привет, Талия! – донесся оттуда голос Трэвиса.

Я вскрикнула и уронила телефон. Он подпрыгнул и упал в траву. Джек его поднял.

– Что тебя напугало? – спросил он меня.

– Твой телефон! Как Трэвис туда забрался?

Вместо ответа Джек засмеялся и покачал головой.

– Это... колдовство? Я думала, он далеко. А он спрятался внутри твоей коробочки.

– Трэвис, ты слушаешь?.. Ничего особенного. Принцесса немного испугалась.

Он посмотрел на меня.

– Трэвиса внутри нет.

– Не надо меня обманывать. Он там.

– Трэвис, объясни принцессе, где ты сейчас находишься.

– Я в гостинице, пытаюсь выспаться. Твои стражники довезли меня только до ежевики. Дальше ехать отказались. Пришлось мне опять продираться. Я сразу же сообщил в полицию, чтобы вытащили Джека, но мне сказали, что никакой Эфразии не существует.

– Они еще не знают про Эфразию, – сказала я.

Джек неопределенно пожал плечами и забрал у меня телефон.

– Слушай, Трэвис, обеспечь мне прикрытие. Договорились? Мне нужно оставить принцессу наедине с телефоном... На несколько часов... Да, перезвони мне через минуту. Я хочу показать ей, как обращаться с этой штучкой.

Джек вернул мне телефон. Через мгновение овальная коробочка запрыгала у меня в руках, и чей‑ то сердитый голос – это был совсем не голос Трэвиса – стал что‑ то от меня требовать. «Сделай мне это! Сделай мне это! » – повторял он.

Телефон сам собой выпал у меня из рук.

– Кто это такой? Что я должна ему сделать? – закричала я.

Джек успел поймать телефон.

– Слушай, Трэвис. Принцесса тут немного шокирована... ну, ты знаешь, какой у меня вызов. Я сейчас оставлю только виброзвонок, а ты позвони снова... Да, знаю.

Я вдруг отчетливо поняла, что эти молодые люди решили надо мной подшутить. Услышав это, Джек только усмехнулся.

– Не бери в голову, – бросил он.

– Чего не брать?

– Да это... выражение такое. Словом, не относись ко всему слишком серьезно.

Он что‑ то сделал с телефоном и снова подал мне.

– Теперь слушай внимательно. Когда Трэвис позвонит, эта штучка начнет дрожать. Только ни в коем случае не бросай телефон. Он тебя не укусит. Раскрой. Скажи «Алло» и веди разговор дальше. Поняла? Только не бросай.

Я кивнула.

– Повтори. Чего нельзя делать, когда телефон зажужжит?

– Бросать.

Неужели я кажусь ему такой дурочкой? Наверное, так оно и есть.

Вскоре его коробочка снова зажужжала. Мне неотвратимо захотелось бросить телефон, но я удержалась.

– Что теперь? – спросила я.

– Открой его. Я открыла.

– Теперь поднеси к уху и скажи: «Привет, Трэвис! »

Я поднесла к уху и сказала:

– Привет, Трэвис!

– Привет, Талия! Скажи Джеку, что он мне задолжал...

Я в точности передала Джеку всю последовательность слов, совершенно не понимая их значения. Он посмотрел на часы.

– Нам пора. Первый опыт прошел успешно. Теперь попрощайся с Трэвисом.

– До свидания, Трэвис.

– До свидания, принцесса, – послышалось из коробочки.

– А теперь закрой телефон. Видишь, как все просто.

Джек нашел небольшую рощицу и сказал, что это наиболее удобное место для ожидания. Шкатулку он спрятал под грудой листьев, чтобы ее не украли. Должно быть, разбойников во времени Джека стало еще больше, если принцессе опасно выйти в подобающем платье и с драгоценностями.

Телефон он оставил мне.

– Если позвонит Трэвис, ответь ему. А другим не отвечай.

– Но как я узнаю, что это Трэвис?

Джек стал что‑ то мне объяснять. Наверное, в его времени это считалось вполне простым, раз даже такой шут, как Трэвис, разбирался в подобных вещах. Но я ничего не понимала. Мои глаза остекленели. Со мной это происходило всякий раз, когда госпожа Брук читала мне «Проповеди для юных дам», написанные проповедником Фелпсом.

Джек это заметил.

– Не напрягайся, – сказал он. – Все равно никто не позвонит.

И ушел, оставив меня ждать.

У меня не было ни книги, ни чего‑ нибудь другого, что позволило бы скоротать время. И я стала слушать голоса птиц. В детстве отец научил меня различать крики ласточек, вслушиваться в утреннюю песню жаворонка. Я поймала себя на том, что уже скучаю по родителям. Но солнце поднималось из‑ за горизонта, мир наполнялся новыми красками, и тоска по отцу с матерью сменилась ощущением свободы. Второй раз в жизни я испытывала это блаженное чувство. Никто не твердил мне, что надеть, что делать и чего не делать. Я никому не должна была говорить учтивых фраз.

Но и постоянное уединение – это тоже плохо. Оно незаметно переходит в одиночество.

Песня жаворонка смолкла. Солнце (все время путаюсь, как его называли древние – Гйперион или Гелиос) продолжало свой путь по небу. Вскоре к птичьему щебетанью добавились иные звуки. Они всё нарастали. Происхождения их я не знала, но назвать их приятными не могла. Казалось, что железо бьется о другое железо. Ничего подобного в Эфразии я не слышала. Я вдруг поняла, что не хочу и боюсь узнавать, откуда эти звуки.

Меня снова обдало волной жгучей тоски по дому. Я тосковала даже по нотациям госпожи Брук.

Я еще могла вернуться.

В замке уже проснулись и обнаружили мое отсутствие. Вскоре отец пошлет стражников и слуг искать меня. Госпожу Брук будут обвинять в том, что не уследила за принцессой. Отец пообещает награду тому, кто найдет меня и приведет или привезет в замок. Совсем как в романе.

Если я пущусь в обратный путь и приду, уставшая и исцарапанная, может, отец сменит гнев на милость и простит меня... Я знала, что меня ждет потом. За мною будут неусыпно следить, как за маленькими детьми или слабоумными стариками. Моя жизнь станет тяжелее, чем была.

Нет. Дорога назад мне закрыта. Только вперед. Я должна отправиться во Флориду, навстречу своей судьбе.

Я смотрела на горизонт и зевала. Глаза смыкались сами собой. Еще бы: я не спала всю ночь. Сначала вызволяла Джека из тюрьмы, потом этот тяжелый путь через ежевичный лес. Я решила, что со мной ничего дурного не случится, если я немного вздремну.

Проснулась я от странного шума. Вначале я подумала, что кто‑ то обнаружил мое укрытие. Потом вспомнила: это телефон. Если он дрожит, кто‑ то... звонит (до сих пор я считала, что звонить можно только в колокол или в колокольчик). Я открыла крышку и увидела слово «Амбер». Что это такое? Драгоценный камень? Забыв о наставлении Джека, я все‑ таки нажала кнопку.

– Алло!

– Кто это? – спросил настойчивый женский голос.

И что теперь делать?

– Кто это? – повторила женщина.

– Талия, – ответила я, не став сообщать ей своего титула.

– А где Джек?

– По правде говоря, не знаю. Он пошел купить мне одежду и...

– Он пошел купить тебе одежду? – удивилась женщина, сделав упор на последнем слове.

– Да.

– А который сейчас час?

Неужели эта рассерженная молодая дама позвонила Джеку лишь за тем, чтобы узнать время?

– У вас нет часов? – спросила я.

– Слушай, ты! – Она кричала так громко, что мне пришлось убрать телефон от уха, – Я не знаю, кто ты такая и почему говоришь со мной по телефону Джека. Но знай: Джек – мой бойфренд.

Какое странное слово. Что бы оно могло значить? Наверное, что‑ то вроде кавалера.

– Он помолвлен с вами? – спросила я, надеясь на отрицательный ответ.

– Что? Нет, конечно. Это еще зачем?

– Вы меня успокоили, потому что Джек – моя настоящая любовь. А вас не научили вежливо разговаривать.

– Чего? Слушай, ты...

И тут... мне было весьма странным слышать это из уст женщины... она назвала меня так, как называют собак женского рода.

Она продолжала что‑ то грубо говорить. Чем‑ то мне угрожала. Я пожалела, что нарушила запрет Джека.

– Прошу прощения, но вы даже не представились.

– Кто ты такая, чтобы тебе представляться? Ну, Амбер я.

– Так вот, Амбер, я больше не желаю выслушивать ваши оскорбления. Возможно, мне сейчас позвонит Джек.

– Это с какой радости он тебе позвонит?

– Мы с ним вместе убежали.

Я закрыла телефон, и разговор прервался.

Не прошло и минуты, как телефон снова зажужжал. Я снова увидела слово «Амбер» и поняла, что звонит та невоспитанная особа. Теперь я не ответила на ее звонок и мысленно похвалила себя за смышленость.

Время двигалось к полудню. После звонка этой Амбер спать мне расхотелось, да и солнце пекло так, что не поспишь. Зачем мы облачаемся в такое множество одежд?

Джек не звонил.

Может, он все‑ таки бросил меня здесь на съедение волкам или другим чудовищам, чей рев я слышала и сейчас?

Или не ждать его? Выйду в город, найду... автобус, продам свои драгоценности и начну новую жизнь. Одна.

А может, мне...

– Ну что, заждалась?

Он вернулся!

– Я уж думала, ты оставил меня здесь умирать.

– Не надо так плохо думать обо мне, – сказал Джек.

Он подал мне мешок из гладкого синего материала. На мешке крупными буквами было написано: ГЭП.

– Что здесь? – спросила я.

– Твоя одежда.

– Вся одежда в этом мешке? – удивилась я. И замерла, предчувствуя нечто ужасное. А Джек только засмеялся:

– Пойми, принцесса: девчонки сейчас не ходят в бальных платьях. Даже на балы.

Я открыла мешок. Мои жуткие предчувствия оправдались. Там лежали мужские штаны, нечто зеленое, чему я не знала названия, и еще два предмета, которые я приняла за плотницкие орудия. Как я заставлю Джека полюбить меня, если облачусь в столь уродливую одежду?

– Почему ты принес мужскую одежду? – спросила я.

Джек выразительно поглядел на мою грудь и покачал головой.

– Это женская одежда. Надень. Ты в ней будешь выглядеть круто.

«Боюсь, с таким скудным количеством материи я буду выглядеть не круто, а глупо», – подумала я, но придержала язык.

Джек старался для меня, и мне не хотелось его обижать.

– Хорошо, я это надену. Но где тут гардеробная?

– Гардеробная осталась в замке. Здесь тебя никто не увидит. Я отвернусь.

Я заставила его отойти за куст и начала одеваться. Точнее, сначала раздеваться. Я впервые снимала платье без помощи горничной, расстегивая многочисленные пуговицы и развязывая шнурки корсажа. Просить Джека о помощи было бы верхом неприличия. Когда я наконец сняла платье, то почувствовала себя очень уставшей. Надевать новую одежду оказалось проще. Сначала я надела короткую рубашку (хорошо, что она была зеленого цвета), потом штаны. «Плотницкие орудия», как я поняла, были всего‑ навсего парой странных женских башмаков.

Новая одежда была легче. Ветер приятно обвевал мои обнаженные руки. Я бы чувствовала себя в ней вполне уютно, если бы не мысль, что Джек нарядил меня, словно шлюху из таверны.

– Ты уверен, что это все? – спросила я Джека.

– Могу я взглянуть?

– Смотри, – вздохнула я.

Я сразу увидела, что ему все это нравится.

– Потрясающе выглядишь. К сожалению, одну штуку я тебе не купил. Их там не было.

– Это какую же?

– Лифчик.

Заметив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:

– Девчонки надевают... вот сюда.

Он покраснел и провел рукой по своей груди.

– Я все поняла.

Наверное, эта деталь туалета оказалась бы не лишней, но я промолчала. Если я хочу, чтобы Джек в меня влюбился, надо быть с ним учтивой.

– Спасибо тебе за одежду.

Он лишь кивнул.

– Теперь пошли, – сказал он и зашагал, даже не взглянув на меня.

Новые башмаки оказались даже хуже моих старых изодранных туфель. При каждом шаге они грозили свалиться с ноги и сдавливали пальцы. Мне пришлось нести шкатулку с драгоценностями и свое старое платье. Джек сказал, что все это ни в коем случае нельзя оставлять здесь.

Очень скоро мы вышли на открытое пространство.

– Добро пожаловать в мир, принцесса Талия.

«Мир» начался для меня с весьма шумной длинной крытой телеги. Это и был автобус. Снаружи от него пахло чем‑ то непонятным, и запах был противнее конского навоза. Мы ехали по местности, которая в мое время называлась Испанскими Нидерландами. Джек сказал, что теперь это Бельгия. В автобусе было людно. Правда, ни от кого дурно не пахло, а от некоторых исходил даже приятный запах. Наверное, крестьяне ехали на рынок. Их одежда напоминала мою нынешнюю и даже хуже. Ни у кого я не увидела камзола или жилетки. Ни одного пристойного платья. Ни одного корсета. У четырех женщин грудь была открыта до такой степени, какая у нас допускалась лишь на балах и только для знатных дам. Никакая горничная или служанка не посмела бы одеться так.

Можно сказать, что сейчас я была одета скромнее очень многих, но почему‑ то все смотрели на меня.

– Почему они смотрят на меня? – шепотом спросила я Джека.

– Потому что ты очень красивая.

Наконец‑ то он заметил, что я красивая!

Все скамейки в автобусе были заняты, и никто из кавалеров (едва ли это слово применимо к ним) даже не удосужился предложить мне свое место. Один мужчина похлопал себя по колену и сказал:

– Садись сюда, ангелочек.

Я вопросительно поглядела на Джека. Может, в их времени так принято? К счастью, Джек покачал головой и ответил ему за меня:

– Спасибо, мы лучше постоим.

Рванув с места, автобус покатился гораздо быстрее любой кареты, даже запряженной шестеркой лошадей. Я едва удерживалась от восклицаний. Мне хотелось разглядеть улицы, дома, людей, но мы ехали слишком быстро. Меня поразило обилие надписей. В Эфразии лишь немногие простолюдины умели написать свое имя. Неужели во времени Джека все умеют читать? Я спросила, и его удивил мой вопрос.

– А как же иначе?

– Но как их всех можно научить? И зачем, если их ждет работа крестьян или ремесленников?

– Потому люди и учатся, чтобы не гнуть спину в поле.

– А если им это нравится?

– Знаешь, я что‑ то не слышал, чтобы кому‑ то нравилась тяжелая работа за гроши.

– Крестьяне в Эфразии всегда выглядели такими веселыми и счастливыми.

– А ты много с ними общалась? – спросил Джек.

– Мне это не позволяли. Но я видела их на крестьянских праздниках.

Я замолчала, как ребенок, понявший, что говорит глупости в присутствии взрослых. Я вдруг поняла: крестьяне радовались не своей участи, а возможности отдохнуть после тяжелой работы на полях. И с чего я взяла, что им нравилась эта работа? Мне с детства твердили: все подданные Эфразии довольны своей судьбой и не желают ничего лучшего. А получается – если ты родился в крестьянской семье, тебе предначертано работать в поле. А принцессе предначертана другая жизнь. Предначертана ли? Мне просто посчастливилось родиться принцессой, хотя я могла появиться на свет и в бедной многодетной крестьянской семье.

Теперь я с большим уважением глядела на простолюдинов в автобусе. Ведь каждый из них умел читать!

Автобус часто останавливался. Кто‑ то входил, другие выходили. Наконец Джек сказал, что мы приехали. Мы вылезли в каком‑ то странном месте, где все было серым: улицы, мостовые, дома и люди.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒