Два года спустя 3 страница

– А где трава? – удивилась я.

– Где‑ то в других местах, – со смехом ответил он и пихнул локтем мешок, где лежала моя шкатулка. – Выбери самую маленькую из твоих штучек.

– Если ты про камни, маленьких среди них нет.

– Я не об этом. Безделушку поменьше. Например, кольцо.

Я полезла доставать шкатулку, но Джек взял меня за руку:

– Не здесь.

Он завел меня за колонну и загородил собой. Я раскрыла шкатулку и выбрала колечко с танзанитом, которое мне подарили на двенадцатилетие.

– Ничего себе, маленький камешек! – удивился Джек. – Как мой зрачок!

Камень, конечно, был меньше. Мне совсем не хотелось расставаться с ним, а Джеку – продавать. Но, видимо, это зачем‑ то было нужно. Я отдала ему кольцо. Джек повел меня в какую‑ то лавку, полную разных товаров. Оружие, драгоценности (они все были куда проще и грубее моего колечка) и множество других предметов, названия и назначение которых я не знала. Правда, мне показалось, что среди них я увидела похожие на музыкальную шкатулку Джека.

Мы подошли к косматому и бородатому лавочнику. Видом своим он больше напоминал разбойника, чем степенного торговца. Джек показал ему кольцо и сказал:

– Нам надо это продать. Ее мама заболела, а у нас нет денег на лекарство.

Лавочник сощурился на нас, затем спросил:

– Parlez‑ vouz Francais? (Вы говорите по‑ французски? (фр. ). )

Джек ему не ответил. Вот уж никак не думала, что он не говорит по‑ французски!

– Oui. Je parle Francais, ( Да. Я говорю по‑ французски. (фр. ). ) – ответила я лавочнику и повернулась к Джеку: – Что я должна ему сказать?

– Повтори то же, что я говорил: твоей больной матери нужны деньги на лекарства. Только не соглашайся на первую сумму, которую он предложит.

Я кивнула и, повернувшись к лавочнику, сказала:

– Нам надо продать вот это.

– Пятьдесят евро, – заявил он, даже не дав мне докончить про больную мать.

Но я все равно сказала ему об этом.

– Мне все равно, нужны ли вам деньги на лекарство или на что другое, – прорычал лавочник. – Пятьдесят.

Я перевела его ответ Джеку.

– Он что, за дураков нас считает? Это кольцо стоит тысячи.

Должно быть, лавочник немного понимал по‑ английски, поскольку мне он сказал:

– Я не торгую разными диковинными штучками. У меня не антикварный магазин.

Я хотела было ему сказать, что кольцо совсем не антикварное, но вспомнила, в каком времени нахожусь. Здесь я сама – антикварная принцесса.

– Спроси у него, может ли он назвать другую цену, – сказал Джек.

Я спросила.

– Двести, – ответил лавочник. – Мое последнее слово.

Я одарила этого угрюмого человека самым обворожительным взглядом, какой только был в моем арсенале. Помню, на отца этот взгляд действовал безотказно.

– Пожалуйста, господин. Не будете ли вы столь любезны заплатить четыреста евро? Моя дорогая бедная мамочка так нуждается в лекарстве.

Тут я подумала, что, быть может, никогда больше не увижу свою маму. Я вспомнила, как огорчила ее своим взбалмошным поступком, и у меня на глаза навернулись слезы. Я даже всхлипнула.

– Сударь, вы не будете внакладе.

– Триста пятьдесят! Вот за тебя, красотка, я бы и тысячу не пожалел.

Неужели во времени Джека все женщины продаются? Или я одета так, как одеваются продажные женщины? Но сейчас мне было не до обид, и я сказала:

– Я отдам кольцо за триста семьдесят пять евро, monsieur.

Лавочник открыл какой‑ то ящик, сунул мне пачку денег, которые даже не потрудился пересчитать, и выхватил у меня кольцо. Я не успела проститься с подарком моего детства. Я видела, как злорадно усмехнулся этот дурной человек. Мне захотелось разреветься, но я закусила губу.

– Умеешь же ты не проваливать дела, когда захочешь, – сказал мне Джек, когда мы ушли из лавки.

Наверное, у них это считается комплиментом. Я заставила себя улыбнуться.

Мы пошли куда‑ то еще и остановились возле облупившейся зеленой двери. Джек постучал. Дверь открыл человек, которого я бы посчитала братом‑ близнецом лавочника.

– Что вам нужно? – спросил он по‑ французски.

Я посмотрела на Джека.

– Нас прислала Жоли, – сказал он по‑ английски.

Человек кивнул и впустил нас.

– А деньги у вас есть? – спросил он по‑ английски.

– Сколько стоит паспорт для нее? – спросил Джек и указал на меня.

Человек назвал сумму – почти столько, сколько у нас было.

– Покажите деньги, – потребовал он.

– Простите, господин, но у нас лишь сто пятьдесят евро, – сказала я.

Он кивнул.

– Если бы у вас нашлось двести пятьдесят, я бы вам, глядишь, и помог. Посмотрите, может, у вас еще где‑ нибудь лежит.

Мне понравилось торговаться с лавочником. Я чувствовала себя почти как мой отец, когда он о чем‑ то спорил с иностранными послами.

– Двести я, пожалуй, найду, – сказала я.

– Прекрасно.

Я взглянула на Джека. Он кивнул и подал человеку деньги, стараясь не показывать, сколько их у нас.

Человек взял деньги. У него были грязные руки.

– Как вас зовут? – спросил он меня.

– Меня зовут ее королевское высочество, принцесса Талия Аврора Августа Людвига Вильгельмина Агнесса Мария Роза Эфразийская.

– Девочка шутит, – перебил меня Джек. – Просто Талия... Талия... э‑ э...

Я поняла его намек.

– Брук. Талия Брук.

– Вы определились с именем? – угрюмо спросил человек.

– Конечно. Это мое настоящее имя. А остальные... я пошутила, – сказала я и засмеялась.

– Становитесь туда, – велел он, подтолкнув меня к бумажному занавесу, свисающему со стены.

Едва я встала в указанное место, угрюмый человек достал квадратный предмет, чем‑ то похожий на телефон Джека.

– Что это...

Из предмета вырвалась маленькая молния.

– Отлично. Ждите здесь.

С этими словами человек скрылся за другой дверью.

Я замерла, стараясь ничего не трогать в этой темной, тесной и грязной комнате.

– А разве Людвига – это женское имя? – спросил Джек.

– Отец мечтал о сыне. Когда я родилась, он добавил к моему имени имена нескольких великих эфразийских королей. А Агнесса, Мария и Розаа ‑ имена эфразийских королев.

– Аврора тоже была королевой?

– Нет. Так звали мою бабушку по материнской линии. Ее назвали в честь древней богини утренней зари.

Я оглянулась и вдруг заметила ползущую по стене сороконожку. Кажется, она была не прочь залезть ко мне в волосы. Я встала ближе к Джеку.

– Зачем мы здесь? – спросила я.

– Делаем тебе паспорт.

Заметив мое непонимание, он пояснил:

– Это такая бумага, которая позволяет путешествовать. Когда она у тебя есть, можешь ехать куда угодно.

– А кто такая Жоли? – с некоторым подозрением спросила я.

– Понятия не имею. Видишь ли, если получать паспорт обычным путем, это займет много времени. И вообще... хлопот больше. Когда я покупал тебе одежду, познакомился с одним парнем. Он назвал мне имя своей подружки. Это вроде условного сигнала.

Путешествие! Мысль о путешествиях затмила мои опасения насчет странного способа обзаведения паспортом. Главное – я поеду в далекую страну. Поеду вместе с этим лохматым парнем, с которым познакомилась только вчера. Внутри у меня все дрожало от радости.

– Значит, я поеду с тобой? – спросила я Джека.

– Со мной? – удивился он. – Я помог тебе выбраться. Помогаю сделать паспорт, без которого в наше время нельзя. А потом – потом ты сама по себе.

– Сама по себе? Но как я смогу... что я буду делать?

– Не знаю. Продашь еще что‑ то из своих драгоценностей.

А я‑ то думала... Нет, я не могу жить сама по себе в этом времени. Я даже не знаю, куда отправиться, чтобы продать драгоценности. А где жить? Где брать пищу? Где раздобыть одежду? Даже в Эфразии я никогда не держала в руках деньги. Я не знаю, как и сколько Джек заплатил за автобус. И потом, если я буду сама по себе, я не сумею заставить Джека меня полюбить.

– Я понимаю, ты не обязан нянчиться со мной. Но пожалуйста, помоги мне еще немного. Помоги добыть денег и купить билет на корабль. А дальше...

Я знаю, как поступить дальше. Потом я попрошу помочь мне еще в чем‑ то. И еще. Когда он поймет, как я в нем нуждаюсь, он не станет меня прогонять. Мама всегда говорила: мужчины любят, когда в них нуждаются.

Я заглянула ему в глаза, чуть оттопырила нижнюю губу и заставила ее дрожать. Это совсем легко.

– Ладно, я тебе помогу, – вздохнул Джек.

Достигнув этой цели, я позволила себе захлопать в ладоши.

– Спасибо тебе, Джек! Больше всего в жизни я хотела путешествовать!

ТАЛИЯ

Мы целый час продирались сквозь громадные кусты ежевики. Я в кровь исцарапала себе лицо, руки и ноги. Нас обступила такая тьма, что даже я ничего не могла разглядеть. Исчезли все звуки. Я слышала только собственные мысли.

А Джек оставался все таким же, если не хуже. Он не собирался в меня влюбляться. Когда я дотронулась до его лба, он намеренно отстранился. Должно быть, он считает меня совсем глупой девчонкой.

Я и есть совсем глупая девчонка. Чего я добилась? Отцовской ненависти. Материнского раздражения. А те, за кого я могла бы выйти замуж, давно умерли.

Что мне оставалось? Брести через ежевичные дебри, вместе с парнем из страны, о которой я ничего не знаю. Подобающую одежду, которой его снабдили в замке, он выбросил и вновь облачился в свою. Мне она напоминает ярко раскрашенное белье. У меня были все основания думать, что в мире, куда мы направлялись, так одеваются очень и очень многие.

Колючка едва не угодила мне в глаз.

– Ай! – вскрикнула я.

– Я тебе говорил: мы будем продираться через сплошные колючки. Чтобы меньше колоться, нужно идти в том направлении, как растут ветки.

Джек шел впереди и раздвигал ветки – самое малое, что можно ожидать от неотесанного парня. Где ему знать, как подобает обходиться с принцессой!

– Слушай, а заросли‑ то стали поменьше. Когда мы с Трэвисом шли к вам, они вообще стояли сплошняком. Кажется, они редеют.

– Так и должно быть. Флавия говорила: когда проклятие будет разрушено, наше королевство снова станет видимым для мира. Заросли начали исчезать.

Джек ничего не сказал. Думаю, он не верит ни в фей, ни в заклятия. И в то, что он – моя судьба, тоже не верит. Главное – он взял меня с собой. Я должна проявлять терпение, иначе он и вправду бросит меня на полпути. Что бы он ни думал, ом – моя настоящая любовь.

– Прости, что жалуюсь, но я не привыкла ходить по ежевичным зарослям.

– Тогда тебе надо вернуться назад.

Нет, он не сказал: «Мы должны вернуться». Он тоже хочет избавиться от меня.

– Я же говорил тебе: будет трудно. Возвращайся, пока еще можно.

– Мне везде будет трудно, – вздохнула я. – Но уж лучше я отправлюсь туда, где меня никто не знает. Я хочу попасть в такое место, где нет никаких принцесс.

– Проще простого, – усмехнулся Джек.

Проще простого. Перестав быть принцессой, я превращусь в... простолюдинку. Только сейчас я задумалась об оборотной стороне своего решения. У нас простолюдинки много работают. Им некогда следить за собой, и от некоторых весьма дурно пахнет. Но что меня ждет, если я вернусь? Затворничество в замке и вечные попреки отца?

– Я хочу туда, где на меня не будут сердиться.

Джек засмеялся.

– А кто этого не хочет? На меня вечно сердятся. Представляешь, многие думают, что я – безнадежный лентяй. На самом деле...

Он почему‑ то замолчал, потом вдруг схватил меня за руку:

– Смотри!

– На что?

– Мы выбрались!

Я отодвинула последние ветки, и... действительно, мы выбрались! Я видела лицо Джека. Темнота не исчезла, но вдалеке светились яркие огни. Они были похожи на звезды. Нет, они были ярче звезд.

Наверное, это и есть... электрический свет.

Заросли ежевики кончились, но до тех огней было еще далеко. Лучше бы я вместо шкатулки с драгоценностями взяла крепкие башмаки. Но что теперь сетовать?

Мы шли через лесистую местность. Потом она тоже кончилась, и мы оказались возле луга или поля. Джек остановился.

– Надо найти место, где ты спрячешься до утра.

– Прятаться? Зачем?

– Видишь ли, в двадцать первом веке девчонки так не одеваются. Если бы здесь был карнавал, еще туда‑ сюда. А так ты привлечешь к себе нежелательное внимание.

Интересно, как же наряжаются женщины во времени Джека? Может, в разноцветные корсеты?

– Я не могу ждать здесь. Вдруг меня увидят?

– Если услышишь чьи‑ то шаги – прячься.

Я не стала молчать и высказала свое главное опасение:

– А вдруг ты меня оставишь здесь?

– Была у меня такая мысль, – признался Джек, пожав плечами.

– Была?

Что я буду делать, если он уйдет? Мы попали в другое время. В его время. Мне здесь некому приказывать. Джек волен повернуться и уйти.

– Не бойся, я не уйду. Если бы хотел, так улизнул бы от тебя еще в кустах. Или здесь, пока ты ковыляла в своих туфельках. Как видишь, не ушел.

– Почему?

Он опять пожал плечами:

– Не знаю. Наверное, пожалел тебя. И потом, это самое крутое приключение за все мое путешествие по Европе.

– Правда?

Сама не знаю почему, но его комплимент меня взволновал. Но комплимент ли это? Я никогда не общалась с молодыми людьми. Вдруг это всего лишь уловка, чтобы избавиться от меня? Сейчас он говорил со мной вполне любезно, но я помню, как он обозвал меня избалованной девчонкой.

– Я не брошу тебя. Я вроде как... несу за тебя ответственность.

Он достал что‑ то из кармана.

– Вот. Возьми. Подарок!

Я протянула руку.

– Это телефон, – сказал Джек. – По нему ты можешь говорить с разными людьми.

Я узнала коробочку, которую он показывал вчера.

– Но ведь твой... телефон не работал.

– Там не было покрытия. А здесь есть. Смотри. Он взял у меня коробочку, нажал несколько пуговок и стал ждать.

– Алло, Трэвис? Ее королевское высочество желает поговорить с тобой... Что? Скажи им, что меня рвет напропалую. Отравился вчера вечером... Чем? Мороженым... Я же тебе сказал: я тут с Талией... Мы с ней убежали после того, как она вытащила меня из тюрьмы... Нет, ты не ослышался... Интересно, а что бы ты мог сделать?.. Давай об этом потом... Говорю тебе, потом... Поговори с ней. Я ей показываю, как пользоваться телефоном.

Он подал мне коробочку... то есть телефон.

– Привет, Талия! – донесся оттуда голос Трэвиса.

Я вскрикнула и уронила телефон. Он подпрыгнул и упал в траву. Джек его поднял.

– Что тебя напугало? – спросил он меня.

– Твой телефон! Как Трэвис туда забрался?

Вместо ответа Джек засмеялся и покачал головой.

– Это... колдовство? Я думала, он далеко. А он спрятался внутри твоей коробочки.

– Трэвис, ты слушаешь?.. Ничего особенного. Принцесса немного испугалась.

Он посмотрел на меня.

– Трэвиса внутри нет.

– Не надо меня обманывать. Он там.

– Трэвис, объясни принцессе, где ты сейчас находишься.

– Я в гостинице, пытаюсь выспаться. Твои стражники довезли меня только до ежевики. Дальше ехать отказались. Пришлось мне опять продираться. Я сразу же сообщил в полицию, чтобы вытащили Джека, но мне сказали, что никакой Эфразии не существует.

– Они еще не знают про Эфразию, – сказала я.

Джек неопределенно пожал плечами и забрал у меня телефон.

– Слушай, Трэвис, обеспечь мне прикрытие. Договорились? Мне нужно оставить принцессу наедине с телефоном... На несколько часов... Да, перезвони мне через минуту. Я хочу показать ей, как обращаться с этой штучкой.

Джек вернул мне телефон. Через мгновение овальная коробочка запрыгала у меня в руках, и чей‑ то сердитый голос – это был совсем не голос Трэвиса – стал что‑ то от меня требовать. «Сделай мне это! Сделай мне это! » – повторял он.

Телефон сам собой выпал у меня из рук.

– Кто это такой? Что я должна ему сделать? – закричала я.

Джек успел поймать телефон.

– Слушай, Трэвис. Принцесса тут немного шокирована... ну, ты знаешь, какой у меня вызов. Я сейчас оставлю только виброзвонок, а ты позвони снова... Да, знаю.

Я вдруг отчетливо поняла, что эти молодые люди решили надо мной подшутить. Услышав это, Джек только усмехнулся.

– Не бери в голову, – бросил он.

– Чего не брать?

– Да это... выражение такое. Словом, не относись ко всему слишком серьезно.

Он что‑ то сделал с телефоном и снова подал мне.

– Теперь слушай внимательно. Когда Трэвис позвонит, эта штучка начнет дрожать. Только ни в коем случае не бросай телефон. Он тебя не укусит. Раскрой. Скажи «Алло» и веди разговор дальше. Поняла? Только не бросай.

Я кивнула.

– Повтори. Чего нельзя делать, когда телефон зажужжит?

– Бросать.

Неужели я кажусь ему такой дурочкой? Наверное, так оно и есть.

Вскоре его коробочка снова зажужжала. Мне неотвратимо захотелось бросить телефон, но я удержалась.

– Что теперь? – спросила я.

– Открой его. Я открыла.

– Теперь поднеси к уху и скажи: «Привет, Трэвис! »

Я поднесла к уху и сказала:

– Привет, Трэвис!

– Привет, Талия! Скажи Джеку, что он мне задолжал...

Я в точности передала Джеку всю последовательность слов, совершенно не понимая их значения. Он посмотрел на часы.

– Нам пора. Первый опыт прошел успешно. Теперь попрощайся с Трэвисом.

– До свидания, Трэвис.

– До свидания, принцесса, – послышалось из коробочки.

– А теперь закрой телефон. Видишь, как все просто.

Джек нашел небольшую рощицу и сказал, что это наиболее удобное место для ожидания. Шкатулку он спрятал под грудой листьев, чтобы ее не украли. Должно быть, разбойников во времени Джека стало еще больше, если принцессе опасно выйти в подобающем платье и с драгоценностями.

Телефон он оставил мне.

– Если позвонит Трэвис, ответь ему. А другим не отвечай.

– Но как я узнаю, что это Трэвис?

Джек стал что‑ то мне объяснять. Наверное, в его времени это считалось вполне простым, раз даже такой шут, как Трэвис, разбирался в подобных вещах. Но я ничего не понимала. Мои глаза остекленели. Со мной это происходило всякий раз, когда госпожа Брук читала мне «Проповеди для юных дам», написанные проповедником Фелпсом.

Джек это заметил.

– Не напрягайся, – сказал он. – Все равно никто не позвонит.

И ушел, оставив меня ждать.

У меня не было ни книги, ни чего‑ нибудь другого, что позволило бы скоротать время. И я стала слушать голоса птиц. В детстве отец научил меня различать крики ласточек, вслушиваться в утреннюю песню жаворонка. Я поймала себя на том, что уже скучаю по родителям. Но солнце поднималось из‑ за горизонта, мир наполнялся новыми красками, и тоска по отцу с матерью сменилась ощущением свободы. Второй раз в жизни я испытывала это блаженное чувство. Никто не твердил мне, что надеть, что делать и чего не делать. Я никому не должна была говорить учтивых фраз.

Но и постоянное уединение – это тоже плохо. Оно незаметно переходит в одиночество.

Песня жаворонка смолкла. Солнце (все время путаюсь, как его называли древние – Гйперион или Гелиос) продолжало свой путь по небу. Вскоре к птичьему щебетанью добавились иные звуки. Они всё нарастали. Происхождения их я не знала, но назвать их приятными не могла. Казалось, что железо бьется о другое железо. Ничего подобного в Эфразии я не слышала. Я вдруг поняла, что не хочу и боюсь узнавать, откуда эти звуки.

Меня снова обдало волной жгучей тоски по дому. Я тосковала даже по нотациям госпожи Брук.

Я еще могла вернуться.

В замке уже проснулись и обнаружили мое отсутствие. Вскоре отец пошлет стражников и слуг искать меня. Госпожу Брук будут обвинять в том, что не уследила за принцессой. Отец пообещает награду тому, кто найдет меня и приведет или привезет в замок. Совсем как в романе.

Если я пущусь в обратный путь и приду, уставшая и исцарапанная, может, отец сменит гнев на милость и простит меня... Я знала, что меня ждет потом. За мною будут неусыпно следить, как за маленькими детьми или слабоумными стариками. Моя жизнь станет тяжелее, чем была.

Нет. Дорога назад мне закрыта. Только вперед. Я должна отправиться во Флориду, навстречу своей судьбе.

Я смотрела на горизонт и зевала. Глаза смыкались сами собой. Еще бы: я не спала всю ночь. Сначала вызволяла Джека из тюрьмы, потом этот тяжелый путь через ежевичный лес. Я решила, что со мной ничего дурного не случится, если я немного вздремну.

Проснулась я от странного шума. Вначале я подумала, что кто‑ то обнаружил мое укрытие. Потом вспомнила: это телефон. Если он дрожит, кто‑ то... звонит (до сих пор я считала, что звонить можно только в колокол или в колокольчик). Я открыла крышку и увидела слово «Амбер». Что это такое? Драгоценный камень? Забыв о наставлении Джека, я все‑ таки нажала кнопку.

– Алло!

– Кто это? – спросил настойчивый женский голос.

И что теперь делать?

– Кто это? – повторила женщина.

– Талия, – ответила я, не став сообщать ей своего титула.

– А где Джек?

– По правде говоря, не знаю. Он пошел купить мне одежду и...

– Он пошел купить тебе одежду? – удивилась женщина, сделав упор на последнем слове.

– Да.

– А который сейчас час?

Неужели эта рассерженная молодая дама позвонила Джеку лишь за тем, чтобы узнать время?

– У вас нет часов? – спросила я.

– Слушай, ты! – Она кричала так громко, что мне пришлось убрать телефон от уха, – Я не знаю, кто ты такая и почему говоришь со мной по телефону Джека. Но знай: Джек – мой бойфренд.

Какое странное слово. Что бы оно могло значить? Наверное, что‑ то вроде кавалера.

– Он помолвлен с вами? – спросила я, надеясь на отрицательный ответ.

– Что? Нет, конечно. Это еще зачем?

– Вы меня успокоили, потому что Джек – моя настоящая любовь. А вас не научили вежливо разговаривать.

– Чего? Слушай, ты...

И тут... мне было весьма странным слышать это из уст женщины... она назвала меня так, как называют собак женского рода.

Она продолжала что‑ то грубо говорить. Чем‑ то мне угрожала. Я пожалела, что нарушила запрет Джека.

– Прошу прощения, но вы даже не представились.

– Кто ты такая, чтобы тебе представляться? Ну, Амбер я.

– Так вот, Амбер, я больше не желаю выслушивать ваши оскорбления. Возможно, мне сейчас позвонит Джек.

– Это с какой радости он тебе позвонит?

– Мы с ним вместе убежали.

Я закрыла телефон, и разговор прервался.

Не прошло и минуты, как телефон снова зажужжал. Я снова увидела слово «Амбер» и поняла, что звонит та невоспитанная особа. Теперь я не ответила на ее звонок и мысленно похвалила себя за смышленость.

Время двигалось к полудню. После звонка этой Амбер спать мне расхотелось, да и солнце пекло так, что не поспишь. Зачем мы облачаемся в такое множество одежд?

Джек не звонил.

Может, он все‑ таки бросил меня здесь на съедение волкам или другим чудовищам, чей рев я слышала и сейчас?

Или не ждать его? Выйду в город, найду... автобус, продам свои драгоценности и начну новую жизнь. Одна.

А может, мне...

– Ну что, заждалась?

Он вернулся!

– Я уж думала, ты оставил меня здесь умирать.

– Не надо так плохо думать обо мне, – сказал Джек.

Он подал мне мешок из гладкого синего материала. На мешке крупными буквами было написано: ГЭП.

– Что здесь? – спросила я.

– Твоя одежда.

– Вся одежда в этом мешке? – удивилась я. И замерла, предчувствуя нечто ужасное. А Джек только засмеялся:

– Пойми, принцесса: девчонки сейчас не ходят в бальных платьях. Даже на балы.

Я открыла мешок. Мои жуткие предчувствия оправдались. Там лежали мужские штаны, нечто зеленое, чему я не знала названия, и еще два предмета, которые я приняла за плотницкие орудия. Как я заставлю Джека полюбить меня, если облачусь в столь уродливую одежду?

– Почему ты принес мужскую одежду? – спросила я.

Джек выразительно поглядел на мою грудь и покачал головой.

– Это женская одежда. Надень. Ты в ней будешь выглядеть круто.

«Боюсь, с таким скудным количеством материи я буду выглядеть не круто, а глупо», – подумала я, но придержала язык.

Джек старался для меня, и мне не хотелось его обижать.

– Хорошо, я это надену. Но где тут гардеробная?

– Гардеробная осталась в замке. Здесь тебя никто не увидит. Я отвернусь.

Я заставила его отойти за куст и начала одеваться. Точнее, сначала раздеваться. Я впервые снимала платье без помощи горничной, расстегивая многочисленные пуговицы и развязывая шнурки корсажа. Просить Джека о помощи было бы верхом неприличия. Когда я наконец сняла платье, то почувствовала себя очень уставшей. Надевать новую одежду оказалось проще. Сначала я надела короткую рубашку (хорошо, что она была зеленого цвета), потом штаны. «Плотницкие орудия», как я поняла, были всего‑ навсего парой странных женских башмаков.

Новая одежда была легче. Ветер приятно обвевал мои обнаженные руки. Я бы чувствовала себя в ней вполне уютно, если бы не мысль, что Джек нарядил меня, словно шлюху из таверны.

– Ты уверен, что это все? – спросила я Джека.

– Могу я взглянуть?

– Смотри, – вздохнула я.

Я сразу увидела, что ему все это нравится.

– Потрясающе выглядишь. К сожалению, одну штуку я тебе не купил. Их там не было.

– Это какую же?

– Лифчик.

Заметив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:

– Девчонки надевают... вот сюда.

Он покраснел и провел рукой по своей груди.

– Я все поняла.

Наверное, эта деталь туалета оказалась бы не лишней, но я промолчала. Если я хочу, чтобы Джек в меня влюбился, надо быть с ним учтивой.

– Спасибо тебе за одежду.

Он лишь кивнул.

– Теперь пошли, – сказал он и зашагал, даже не взглянув на меня.

Новые башмаки оказались даже хуже моих старых изодранных туфель. При каждом шаге они грозили свалиться с ноги и сдавливали пальцы. Мне пришлось нести шкатулку с драгоценностями и свое старое платье. Джек сказал, что все это ни в коем случае нельзя оставлять здесь.

Очень скоро мы вышли на открытое пространство.

– Добро пожаловать в мир, принцесса Талия.

«Мир» начался для меня с весьма шумной длинной крытой телеги. Это и был автобус. Снаружи от него пахло чем‑ то непонятным, и запах был противнее конского навоза. Мы ехали по местности, которая в мое время называлась Испанскими Нидерландами. Джек сказал, что теперь это Бельгия. В автобусе было людно. Правда, ни от кого дурно не пахло, а от некоторых исходил даже приятный запах. Наверное, крестьяне ехали на рынок. Их одежда напоминала мою нынешнюю и даже хуже. Ни у кого я не увидела камзола или жилетки. Ни одного пристойного платья. Ни одного корсета. У четырех женщин грудь была открыта до такой степени, какая у нас допускалась лишь на балах и только для знатных дам. Никакая горничная или служанка не посмела бы одеться так.

Можно сказать, что сейчас я была одета скромнее очень многих, но почему‑ то все смотрели на меня.

– Почему они смотрят на меня? – шепотом спросила я Джека.

– Потому что ты очень красивая.

Наконец‑ то он заметил, что я красивая!

Все скамейки в автобусе были заняты, и никто из кавалеров (едва ли это слово применимо к ним) даже не удосужился предложить мне свое место. Один мужчина похлопал себя по колену и сказал:

– Садись сюда, ангелочек.

Я вопросительно поглядела на Джека. Может, в их времени так принято? К счастью, Джек покачал головой и ответил ему за меня:

– Спасибо, мы лучше постоим.

Рванув с места, автобус покатился гораздо быстрее любой кареты, даже запряженной шестеркой лошадей. Я едва удерживалась от восклицаний. Мне хотелось разглядеть улицы, дома, людей, но мы ехали слишком быстро. Меня поразило обилие надписей. В Эфразии лишь немногие простолюдины умели написать свое имя. Неужели во времени Джека все умеют читать? Я спросила, и его удивил мой вопрос.

– А как же иначе?

– Но как их всех можно научить? И зачем, если их ждет работа крестьян или ремесленников?

– Потому люди и учатся, чтобы не гнуть спину в поле.

– А если им это нравится?

– Знаешь, я что‑ то не слышал, чтобы кому‑ то нравилась тяжелая работа за гроши.

– Крестьяне в Эфразии всегда выглядели такими веселыми и счастливыми.

– А ты много с ними общалась? – спросил Джек.

– Мне это не позволяли. Но я видела их на крестьянских праздниках.

Я замолчала, как ребенок, понявший, что говорит глупости в присутствии взрослых. Я вдруг поняла: крестьяне радовались не своей участи, а возможности отдохнуть после тяжелой работы на полях. И с чего я взяла, что им нравилась эта работа? Мне с детства твердили: все подданные Эфразии довольны своей судьбой и не желают ничего лучшего. А получается – если ты родился в крестьянской семье, тебе предначертано работать в поле. А принцессе предначертана другая жизнь. Предначертана ли? Мне просто посчастливилось родиться принцессой, хотя я могла появиться на свет и в бедной многодетной крестьянской семье.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒