Глава 1. Часть третья

Джек

Глава 1

Европу любят расписывать во всех красках. Но нам никогда не скажут, какое это, в общем‑ то, скукотное место.

Мне бы раньше догадаться. Идея поехать туда принадлежала моим родителям. Оригинальностью они не блещут. Меня отправили в Европу якобы с образовательной целью, а на самом деле – чтобы месяцок от меня отдохнуть. И вдобавок – похвастаться друзьям: «Знаете, Джек у нас путешествует по Европе. Собирает интересный материал для журнала его колледжа».

Может, я бы и не поехал, но была одна причина. Не слишком‑ то приятно об этом говорить. В общем, моя подружка Амбер меня кинула. Обошлась со мной как с прошлогодним кошачьим дерьмом. Переманил ее один парень из нашего же колледжа. Я согласился поехать в Европу, чтобы не видеть Амбер с ее новым дружком и не звонить ей. Пусть знает, что у меня есть гордость. И потом, может, в этой поездке я познакомлюсь с другой девчонкой.

Я представлял себе загородные клубы, где собирается знать, не привыкшая считать свои денежки, людей, гоняющих на «веспах», уютные французские кафе и колоритные греческие таверны. При случае я бы не отказался попасть на пляж, где загорают топлесс (правда, общеизвестно, что европейские женщины не очень‑ то привыкли выбривать свои «мохнатости», но все равно интересно там побывать). Я надеялся, что у нас будет время отдохнуть в тенистых садах или побродить пешком. Чего я никак не ожидал – так это нескончаемых автобусных переездов из музея в музей. В Майами, где я живу, у нас пять музеев, считая зоопарк. А здесь в любом захолустном европейском городишке их десять или даже двадцать. Автобус останавливается перед очередным музеем и открывает дверь. Первой вылезает наш гид Минди. В руках у нее бело‑ голубой флажок с изображением птички. Мы идем за ней, как цыплята за наседкой, и это противно и унизительно. В музее нас тащат к местному шедевру и заставляют целых две минуты пялиться на громадный холст с изображением крестьянского праздника или рыночной площади. Из местного музея мы перекочевываем в местный магазин сувениров и тратим евро на дребедень, за которую у себя в Штатах не заплатили бы и двух центов.

Эти экскурсии отнюдь не очищают мои мозги от назойливых мыслей об Амбер.

Хорошо, что со мной поехал мой приятель Трэвис. Думаю, его родители тоже решили отдохнуть от сыночка. Я даже не знаю, в какой мы стране. Наверное, в Бельгии или в другой такой же, в чьем названии есть буква «Л». Эти страны, правильные до рвоты, похожи, как хот‑ доги. Может, между ними и есть различия, но мы с Трэвисом не сильны ни в географии, ни в истории. Пока мы едем, Минди без умолку трещит в свой микрофон. Я не слушаю ее болтовню. Но вчера я зацепился за слово «побережье». Это значит, мы будем неподалеку от пляжа. В моей голове сразу начал складываться план.

Я растолкал Трэвиса.

– Слушай... сколько времени? – пробурчал он сонно.

– Половина шестого.

– Утра?

– Вечера! Скоро обед.

При слове «обед» Трэвис вскочил, но, увидев, что за окном темень, снова забрался в кровать.

– Чего ты врешь? Совсем темно.

Есть два занятия, которые Трэвис обожает больше всех остальных: есть и спать. Если он не ест, то спит, и наоборот.

– О'кей, я действительно соврал. Но мне жутко захотелось выпасть из этого «скукотура» и поразвлечься. Надо убраться отсюда до семи, иначе нас опять поволокут на экскурсию.

– А знаешь, какое развлечение мне больше всего по душе?

– Какое, Трэвис? – с интересом спросил я, рассчитывая на его идеи.

– Поспать.

– Тебе все равно не дадут поспать. Минди начнет колотить в дверь номера и заставит тебя встать. Между прочим, поспать ты можешь и на пляже.

– На пляже?

В Майами Трэвис просто «бог загара». А здесь он напоминает бледное тепличное растение.

– Конечно, на пляже. Ты только представь, Трэвис: французские цыпочки, загорающие топ‑ лесс.

– Мы не во Франции.

– Ну хорошо, немецкие цыпочки. Какая тебе разница?

– А еда будет?

– Спрашиваешь! На другой стороне улицы есть кафе. Мы там позавтракаем и запасемся сэндвичами. Но вначале нужно выбраться из этой чертовой гостиницы.

Наконец мне все‑ таки удалось выманить его из кровати. По правде говоря, мне хотелось взглянуть на Бельгийский национальный ботанический сад. (Бельгия! Вот мы где сейчас! ) Вчера мы проезжали мимо него, направляясь в «музей номер три». С дороги я заметил большущую секвойю. Только вряд ли я уговорю Трэвиса поехать в ботанический сад. Пляж – другое дело. Все лучше, чем еще один пыльный музей. Если получится, в ботанический сад заглянем на обратном пути.

Я потащил Трэвиса к стойке администратора, у которого намеревался узнать путь до пляжа.

– А ты не мог это сделать, пока я вставал и одевался? – забубнил Трэвис.

– Знаю я твои уловки. Ты бы тут же захрапел.

– Мне иногда кажется, что ты работаешь вышибалой, – огрызнулся Трэвис.

– Летом я предпочитаю отдыхать и не работать никем.

Как назло, администратор куда‑ то отлучился. За столом сидел другой парень, кто‑ то из персонала гостиницы. Я посмотрел имя на его бей‑ дже.

– Джекс, помогите нам немного.

Парень даже не взглянул на меня. Он листал какой‑ то бульварный журнальчик.

– Эй! Можно вас отвлечь от вашего важного дела?

Парень нехотя оторвался от журнальчика и поднял голову.

– Джеке, как нам добраться до пляжа?

– Меня зовут Жак.

Он посмотрел на меня так... словом, в европейских гостиницах я уже встречал этот взгляд администраторов. Чувствуется, они терпеть не могут американцев, да еще не знающих ни слова на их языке. Физиономия парня сморщилась, будто ему подсунули салат с протухшими анчоусами. Можно подумать, что американские туристы обязаны говорить на всех европейских языках. В школе я учил испанский. Правда, до Испании мы еще не добрались. Или уже проскочили? Честное слово, не помню.

– Пляж, – повторил я и добавил по‑ испански: – La playa.

– Le plage, – внес свою лепту Трэвис.

– A, oui. La plage.

Мы нажали волшебную кнопочку, и хмурый парень вдруг превратился в нашего лучшего друга и заговорил на сносном английском:

– Автобус туда отходит в половине десятого.

– Джекс, мы не можем ждать до половины десятого.

– Такое у него расписание, – пожал плечами Жак.

Задержись мы здесь до половины десятого, нас выловят и затолкают в очередной музей. С меня довольно. Я не желаю видеть шедевры местной живописи. Подружка меня кинула, поездка немногим лучше прогулки заключенного, а этот парень даже не хочет помочь мне провести один нормальный день в его стране. Разве помогать туристам – не его работа?

– Послушайте, а нет ли какого‑ нибудь другого автобуса? Или мы находимся в самой отсталой стране Европы?

– Джек, ты его вконец разозлил, – шепнул Трэвис, толкнув меня в бок.

– Плевать. Он все равно не понимает. В этой стране все они...

– Вы правы, monsieur, – вдруг перебил меня Жак. – Извините, я забыл. Есть другой автобус. Он идет по другому маршруту на другой пляж.

Я выразительно поглядел на Трэвиса.

– А вы не будете столь любезны написать нам номер автобуса? – попросил Трэвис.

Жак вытащил листок с расписанием автобусов и обвел кружками номер маршрута и время отправления.

– Выйдете отсюда и пойдете на восток.

На обороте расписания он набросал, как нам добраться до пляжа. Схема вышла довольно заковыристая, зато автобус отходил через двадцать минут.

– Спасибо, – поблагодарил его Трэвис. – Да, не подскажете, где тут можно раздобыть сэндвичей?

У меня зазвенел мобильник. Высветился номер Минди. «Наседка» уже разыскивала двух своих «цыплят».

Я схватил Трэвиса за руку и потащил к выходу.

– Пора сматываться.

– Но я хочу есть.

– Успеешь, – буркнул я, не отпуская его руки.

– Еще раз спасибо! – крикнул Жаку вежливый Трэвис. – До встречи!

Жак помахал ему в ответ и улыбнулся. Мне послышалось, что он сказал: «Очень сомневаюсь», но, наверное, я ошибся. Скорее всего, это была какая‑ нибудь французская банальщина.

Я успел вытащить Трэвиса на улицу и краешком глаза заметить выходящую из лифта Минди.

К счастью, по своей привычке гида она пятилась задом и нас не увидела.

Глава 2

– Хорошо, что мы сначала поели, – сказал Трэвис, когда мы ехали в автобусе.

– Да. Ты уже об этом говорил.

Трэвис упомянул о пользе кормежки не один, а целых семь раз – примерно через каждые десять минут нашей поездки.

– Нет, я серьезно. А то у нас бы сейчас животы сводило от голода. Вообще‑ то я не прочь съесть еще сэндвич.

Трэвис запасся таким количеством сэндвичей и пива (в этой стране законом разрешено пить пиво с шестнадцати лет! ), что семье из четырех человек хватило бы на целую неделю. В кафе он успел проглотить омлет из четырех яиц, стопку блинов и десять ломтиков бекона (официантка назвала это «американским завтраком»). Добавлю, что последний раз он жевал двадцать минут назад.

– Отвлекись от еды. Тебе не кажется, что мы едем чересчур долго? Страна‑ то невелика. Я на всякий случай захватил паспорт, но не думаю, что он может понадобиться.

– Похоже, ты прав, – согласился Трэвис, продолжая бросать нежные взгляды на мешок с сэндвичами.

Пришлось отобрать эту приманку и не выпускать из рук.

– И еще. Не знаю почему, но мне кажется, мы едем не к пляжу, а совсем в противоположную сторону.

– Этот Жак говорил что‑ то про другой пляж. Может, соврал?

– Думаю, он нарочно отправил нас не по тому пути.

– Это ведь ты охаял его страну.

– Я и сейчас от нее не в восторге. Значит, тебе тоже кажется, что мы едем не в ту сторону.

– Вроде так.

Трэвис снова прилип глазами к сэндвичам.

– На голодный желудок тяжело думается.

Я уже собирался выдать ему очередной сэндвич и активизировать мыслительный процесс, когда водитель назвал нужную нам остановку. Точнее, указанную Жаком.

– Приехали. Вылезаем.

– Значит, ты не дашь мне сэндвич?

– Подумай, насколько он будет вкуснее, когда мы окажемся на пляже.

Проболтавшись по улицам минут двадцать, мы не только не нашли выхода к пляжу, но не нашли и первой улицы, обозначенной на схеме Жака.

– Здесь указано: пройти три квартала, затем свернуть на улицу Сен‑ Жермен, – сказал Трэвис. – Но мы прошли больше трех кварталов. Может, все шесть. Давай поворачивать назад.

Я хотел с ним согласиться, но тут мне на глаза попалась табличка. Наш путь пересекала улица Сен‑ Жермен.

– Вот она, – обрадовался я, и мы свернули на эту улицу.

Однако следующую улицу, указанную в качестве опорной точки, мы так и не нашли. Расстояние, пройденное нами, втрое превышало помеченное Жаком.

– Ты прав. Давай возвращаться, – сказал я Трэвису.

Мо когда мы повернули назад, то попали совсем в другое место. Ни домов, ни магазинов, ни велосипедистов. Только деревья, одни деревья. Словом, дикая европейская природа.

– Что случилось? – задал я дурацкий вопрос.

– С чем? – не понял Трэвис, уминая сэндвич.

– Со всем. С городом. С людьми.

– Я и не заметил, – признался мой приятель, рукавом отирая крошки со рта.

Среди деревьев вилась узкая проселочная дорога. Прежде ее тоже не было. Только асфальт.

– Идем по ней, – предложил я Трэвису.

Мысами не знали, где очутились. Сонный европейский городишко словно исчез в тумане. Трэвис этого не замечал, поскольку был окутан другим туманом, порожденным сэндвичами. Но вскоре мы набрели на то, что бросилось в глаза даже ему.

Впереди плотной стеной стояли кусты ежевики.

– И что теперь? – спросил я.

– Идем назад.

– Куда назад? Мы заблудились. Мы здесь еще не были. И потом, гляди. – Я обвел рукой окрестности. – Настоящий уголок нетронутой природы. В Майами это означало бы, что мы где‑ то недалеко от пляжа.

Здешние ежевичные кусты напоминали те, что в Майами. Они были усыпаны мелкими красными цветами, похожими на цветы бугенвиллеи, которая здесь не растет. Зато кусты – правильнее было назвать их деревьями – достигали высоты четырехэтажного дома.

– Ну, и где пляж? – спросил Трэвис.

– Во всяком случае, не здесь, – пожал я плечами.

– Это тупиковая дорога.

– Знаю. Ты вслушайся. – Я сложил ладонь чашечкой и поднес к уху. – Что ты слышишь?

– То, как я жую.

– Перестань жевать.

Трэвис послушно проглотил остаток сэндвича.

– Теперь что ты слышишь?

Он добросовестно прислушался.

– Ничего не слышу.

– Вот‑ вот. А это значит, за ежевичными дебрями нет ни города, ни машин. Ничего нет. Там пляж.

– Ты никак хочешь пробраться через эти заросли?

– А что мы теряем?

– Кровь, например. Мы все исколемся, пока дойдем.

Он был прав, и все же я сказал:

– Вперед, Трэвис. Я никогда не считал тебя слабаком.

– Надо подкрепиться перед продиранием, – вздохнул Трэвис.

– Подкрепишься после, – отрезал я, забирая у него мешок.

Мы шли целых пятнадцать минут. Куда ни посмотришь – только ежевика.

– Я наверняка похож на жертву из триллера, – вздохнул Трэвис. – Интересно, как по‑ французски будет «бензопила»?

– Не все так плохо. Цветки приятно пахнут, – возразил я, потягивая носом.

– Отлично. Можешь оставаться и нюхать. Я возвращаюсь назад.

Я схватил его за руку:

– Трэвис, ну пожалуйста, не упрямься. Мне так хочется попасть на пляж. Я не выдержу еще одного дня экскурсий по этим чертовым музеям.

Трэвис попытался вырваться.

– Сегодня мне позвонят родители. Спросят, что я делал.

– Подумаешь, событие. Мои не позвонят. Их не интересует, что я делал сегодня или на прошлой неделе. Им вообще все равно. Я ненавижу толкаться в этих идиотских музеях. Все картины похожи. Смотришь на них, а мысли блуждают. Когда мои мысли блуждают, я сразу начинаю представлять, как Амбер целуется с тем парнем.

Трэвис перестал вырываться.

– Ого! Смотрю, сильно тебя стукнуло.

– Да, сильно.

Сам не знаю, как это из меня вылезло. И всего‑ то я хотел уговорить Трэвиса дойти до пляжа. С чего так разоткровенничался? Но на душе было паршиво. За две недели моего европейского турне родители позвонили всего один раз, спросить, записался ли я на курс по государственному устройству и политике Штатов в будущем учебном году. Эта поездка ничуть не отвлекала меня от мыслей об Амбер. Я видел ее лицо на каждой картине и в каждом музее. Особенно на картинах того странного парня по фамилии Дега, рисовавшего девчонок без лиц. Я не мог перестать о ней думать.

– Слушай, Трэвис. Всего один день на пляже, на воздухе. Неужели это такая жертва?

– Ладно, уговорил. Только ты пойдешь впереди.

И я пошел впереди, принимая все атаки ежевики на себя. Мы шли минут двадцать, и за это время мне было некогда думать ни о родителях, ни об Амбер. Лицо и руки кровоточили. Если я потеряю слишком много крови, помощи ждать неоткуда.

Ежевичные дебри кончились столь же внезапно, как появились. Я остановился.

– Ну и ну, – только и мог сказать я.

– Что видишь? – спросил отставший от меня Трэвис.

– Во всяком случае, это не пляж.

Глава 3

Когда я был маленьким и наша семья еще делала вид, что мы действительно семья и любим друг друга, мы как‑ то поехали в Колониальный Уильямсбург. Там все выглядело так, будто Штаты до сих пор оставались английской колонией. На улицах – только телеги и повозки, запряженные лошадьми, и никакого тебе асфальта. Помню еще разные мастерские тех времен, где тоже – ни электричества, ни нормальных станков. Все делалось вручную. Мы с моей сестрой Мерилл забрели в кузницу. Посмотрели, послушали, как здоровенные потные дядьки стучат молотами, а потом спросили, где здесь ближайший «Старбакс». Кузнецы смотрели на нас вытаращенными глазами и вроде не понимали, о чем мы говорим. Самое странное – через какое‑ то время начинаешь думать: а может, они и вправду не знают? Может, они вообще не знают, что на Земле уже двадцать первый век? К концу дня я был по горло сыт впечатлениями и хотел только одного – поскорее вернуться домой.

То, что я увидел по другую сторону ежевичного леса, сразу напомнило мне Колониальный Уильямсбург. Возможно, это место было даже постарше. В Европе – на каждом шагу – разные древности с богатой историей. Европейцы их вылизывают, оберегают, показывают туристам и делают неплохие деньги. Но место, куда попали мы с Трэвисом, представляло собой историческую реставрацию совершенно нового уровня.

– Слушай, никак это местный Колониальный Уильямсбург? – спросил я Трэвиса.

– Сомневаюсь.

– А откуда ты знаешь? Может, это совсем новый комплекс, еще не открытый. Или действующий, но не работающий по выходным. Кстати, сегодня не воскресенье?

На улочках не было ни асфальта, ни булыжников. Они были настолько узкими, что по ним едва ли проехали бы юркие европейские автомобили. Единственным транспортом здесь были лошади. Они стояли возле коновязных столбов и, опустив головы, спали. Я знаю: лошади умеют спать стоя. Мы с Трэвисом не увидели ни «Макдоналдса», ни «Гэпа». Только на одном здании красовалась обшарпанная вывеска, где старомодным шрифтом было выведено: ПИТЕЙНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ. Что еще меня удивило: вместо аккуратненьких европейских клумб и цветников нам попадались либо разросшиеся до неприличия сорняки, либо засохшая трава. Причем вид у нее был такой, будто она высохла давным‑ давно.

– Не знаю, как у них в Европе это называется, но с пляжем оно и близко не стояло, – глубокомысленно заключил Трэвис. – Двигаем обратно.

Мне вовсе не улыбалось снова почти час продираться через ежевичный ад. Трэвис думал схожим образом, поскольку умерил пыл.

– Сначала нужно закусить, – решил мой друг.

Что и говорить, место, куда мы попали, было не только странным. Оно было настораживающе странным.

– Подожди, – сказал я Трэвису. – Вначале нужно выбраться отсюда. Мы пока не знаем, когда вновь попадем в цивилизацию, где водятся сэндвичи.

Мой довод подействовал.

– Тогда у нас один путь – назад, – заключил Трэвис и храбро повернул к ежевичному лесу.

– Постой! – осадил я его. – Если мы попали их «историческую реконструкцию» и сегодня она закрыта, то должен же здесь быть какой‑ нибудь дежурный. И потом, сюда привозят туристов. Значит, к этому месту подходит другая дорога. Не через ежевику же они продираются!

– А ты видел хоть одного человека?

– Я видел лошадей. Они привязаны к столбам. Значит, где‑ то поблизости должны быть и люди.

Самое странное – меня не тянуло поскорее убраться отсюда. Этот городишко (или деревня; я так и не понял, что в Европе считается маленьким городом, а что – деревней) был куда привлекательнее музеев и прочих достопримечательностей. И здесь мы с Трэвисом одни. Никакая Минди не будет зудеть под ухом, требуя посмотреть туда‑ то и обратить внимание на то‑ то и то‑ то.

– Давай поищем людей, – предложил я Трэвису.

Он пожал плечами и огляделся по сторонам.

– Если они тут есть, то какие‑ то ленивые. Вроде хиппи. Даже траву на лужайках не косят.

Хиппи? А это мысль. Впрочем, время хиппи уже прошло. Но я читал о разных чудиках, которым надоела современная цивилизация. Они объединялись, покупали какую‑ нибудь деревню и пытались жить так, как жили люди лет двести или триста назад. Может, мы набрели на одно из таких поселений?

– Ну, так идем на разведку? – спросил я Трэвиса, не спеша делиться своими соображениями.

– Можно и пойти.

Мы двинулись по улочке, которая едва угадывалась среди буйной травы. Я указал на питейное заведение:

– Давай заглянем сюда.

– Можно заглянуть, только тут вряд ли расплатишься по карточке.

Гнилая ступенька крыльца угрожающе хрустнула, едва я поставил на нее ногу. Я поднялся сразу на вторую. Она выглядела покрепче, но тоже прогнулась и заскрипела.

– Стремное это местечко, Джек. Явно не для туристов, иначе здесь бы все блестело и сверкало. Я помню фильм по телику. Про чуму в Средние века. Вымирали целые города. Что, если мы зайдем внутрь, а там – разложившиеся трупы?

Того фильма я не видел, но, когда мы ездили в Колониальный Уильямсбург, нам тоже рассказывали про эпидемии желтой лихорадки, черной чумы и чего‑ то еще. Мы с Мерилл тогда посмеялись над «разноцветными» названиями болезней. Но сейчас мне было не до смеха. Может, Трэвис прав? Допустим, какие‑ то люди сбежали сюда от цивилизации. Потом кто‑ то из них заболел. Лекарств они не признавали, врачей звать не захотели. Пытались лечиться сами... и долечились. Большинство умерло, а остальные... куда‑ то делись.

Я пытался рассуждать логично, но... и вот об это «но» разбивались все мои рассуждения. Скажем, в Южной Америке полно глухих уголков, куда надо добираться через джунгли или болота. Даже в Штатах найдутся такие места. Но в перенаселенной Европе?

Мне стало не по себе, и дальнейшие рассуждения я повел уже вслух:

– Глупость какая‑ то. В Европе нет брошенных городов. Такое место обязательно превратят в музей под открытым небом, построят хорошую дорогу и будут возить туда иностранных туристов и местную ребятню на зубодробительные экскурсии.

– Наверное, ты прав, – согласился притихший Трэвис.

– Не наверное, а точно.

В подтверждение своей правоты я шагнул к двери питейного заведения, но открыть ее у меня не хватило смелости. Тогда я решил заглянуть внутрь через окно. Сделать это было проще простого. Не помню где, но я читал, что в старые времена оконное стекло стоило дорого, и во многих домах его попросту не было. На ночь и в холодное время года оконные проемы закрывали ставнями. Сейчас ставни были открыты. Я сунул голову внутрь, но ничего не увидел. Там было совсем темно и тихо. Мы уже довольно долго толкались на крыльце. Мне подумалось: сейчас появится какой‑ нибудь призрак и спросит, чего нам надо.

– Так и будем стоять? – спросил Трэвис.

Звук его голоса заставил меня подпрыгнуть.

– Что? Испугался мертвецов? – засмеялся он.

– Нет. Просто задумался, – ответил я и распахнул дверь.

Ни факелов, ни фонарей, ни пылающего очага. Сплошная темнота. Когда глаза к ней привыкли, я начал различать силуэты сидящих людей. Никто не переговаривался, не спорил, не пел. Очень странная тишина для питейного заведения. Казалось, зал полон мертвецов.

И опять неувязка. Если эти люди давным‑ давно умерли от болезни или стали жертвой массовой резни, то и они, и их лошади должны были бы превратиться в скелеты.

Или в... мумии. Помню один фильм про свихнутого парня. Он убил женщину, сделал из ее тела мумию и посадил на верхнем этаже у окна. Издали казалось, что женщина просто сидит и смотрит в окно.

Я глубоко вздохнул и приготовился обойти зал и осмотреть его посетителей. И тут я услышал храп. Кто‑ то из сидящих громко храпел.

– Что это за звук? – испуганно спросил маячивший в двери Трэвис.

– Кто‑ то храпит.

– Храпит? Так значит, они не умерли, а уснули? Все‑ все?

– Получается, что так.

Я подошел к храпящему. Это был парень чуть постарше нас с Трэвисом. Его грудь ритмично поднималась и опускалась. Мертвецы, как известно, не дышат. Парень явно был живой. Наверное, и все тут живые. Дело упрощалось. Нужно кого‑ нибудь разбудить.

– Эй, приятель, – сказал я, трогая храпящего за плечо.

Он не шевельнулся. Тогда я встряхнул его как следует и крикнул в самое ухо:

– Эй! Чувак! Просыпайся!

На зомби храпящий не тянул. Может, массовое погружение в летаргический сон? Интересно, а лошади тоже засыпают летаргическим сном?

Трэвис пытался добудиться другого посетителя питейного заведения.

– Можно вас побеспокоить? Простите, пожалуйста, но мы заблудились.

Безрезультатно.

У стойки храпело пятеро взрослых мужчин. Трактирщик (кажется, так тогда назывался бармен) спал прямо на полу. Мы с Трэвисом трясли, хлопали по щекам и даже щипали спящих. На наше счастье, все они были живы. На нашу беду, никто не желал просыпаться.

– Давай проверим другие места, – предложил я Трэвису.

Мы зашли в магазинчик. Уронив голову на прилавок, там храпела старуха. Вокруг нее валялись старинные шляпы. Сколько мы ее ни трясли, старуха не проснулась.

Мы побывали еще в трех местах, и везде наши попытки добудиться спящих проваливались.

– Дело дрянь, – сказал Трэвис, когда мы вышли из бакалейной лавки.

Мы обшарили ее целиком, но не нашли ничего съестного. Бакалейщик храпел на полу.

– Не пора ли сматываться отсюда? – спросил Трэвис. – Когда в бакалейной лавке нет даже крупы, это... подозрительно.

– Что ж, идем назад. Давай только посмотрим, что там за углом.

Мы завернули за угол.

– Вот те на! – воскликнул я, от удивления разинув рот.

Глава 4

Это был замок. Только не современный, вроде Букингемского дворца, где электричество и туалеты. (Про туалеты я вспомнил не просто так. Когда мы с Трэвисом были на экскурсии во дворце, у дверей стоял грузовичок с надписью: СПЕЦИАЛИЗИРОВАННАЯ СИСТЕМА ОЧИСТКИ КАНАЛИЗАЦИИ. Трэвис еще пошутил тогда: «Королева аварийную вызвала». ) Этот замок был вполне старинным – увеличенная копия детских наборов. Не хватало только пластмассовых рыцарей на конях. Наверное, там имелась и подземная тюрьма.

– Идем, посмотрим, – предложил я Трэвису.

– Что‑ то не тянет. Я лучше вернусь.

– Пожалуйста, – разрешил я и прибавил шагу. – Только сэндвичи останутся со мной.

– Так нечестно! – завопил Трэвис и бросился меня догонять.

Но я был в кроссовках, а он надел пляжные шлепанцы, в которых не побегаешь. К тому же я участвовал в школьных соревнованиях по бегу. Трэвис предпочитал «телевизионный спорт». Так что ему за мной было не угнаться.

Замок оказался дальше, чем я думал. Идти до него пришлось минут десять. С каждой минутой он вырастал в размерах. Наверное, он был ничуть не меньше Букингемского дворца. Его окружал ров с бурой, затхлой водой.

– Остановись! Нам все равно туда не попасть! – кричал мне отставший Трэвис.

Не слушая его, я двинулся по периметру и вскоре увидел подъемный мост. По другую сторону моста находились ворота.

– А ты уверен, что туда можно входить? – спросил запыхавшийся Трэвис. – Это частное владение. Нам могут башки поотрубать.

– Ты думаешь, мы угодили в Средние века? Но уж лучше туда, чем очередной музей и эта зануда Минди. Согласись, первая настоящая достопримечательность за все три недели. Глупо упустить такую возможность.

Мы пересекли мост. У ворот стояли двое караульных. Оба спали стоя, опираясь на алебарды. Я приналег на тяжелую створку ворот. Она заскрипела и нехотя открылась. Мы с Трэвисом вошли внутрь.

Поблуждав немного по темным коридорам, мы попали в громадный зал. К счастью, в нем были окна, но очень высоко, где‑ то на уровне третьего этажа.

– Ух ты, как похоже на бальный зал в «Шреке‑ два», – восхищенно произнес Трэвис.

Я кивнул и протянул ему сэндвич. В мешке оставалось еще шесть или семь штук. Пива, из соображений безопасности, я ему давать не стал.

В углу зала тускло поблескивали доспехи.

– А не примерить ли их мне? – в шутку бросил я Трэвису.

– Только убедись сначала, что внутри никого нет, – ответил мой осторожный приятель.

Да, об этом я как‑ то не подумал. Я все‑ таки сомневался, что мы действительно попали в Средневековье, но... береженого Бог бережет. Я подошел к доспехам и осторожно приподнял забрало.

Внутри было пусто. Я облегченно выдохнул.

Что ни говорите, но мы попали в настоящий замок, где можно ходить, не опасаясь запрещающих надписей, и до всего дотрагиваться руками. И доспехи здесь стояли в настоящем пыльном углу, а не за стеклянной витриной с подсветкой и климат‑ контролем.

Мы прошли через весь зал и опять попали в коридор. Я распахнул первую попавшуюся дверь.

– Что там? Может, кухня? – с надеждой спросил Трэвис.

– Кое‑ что получше.

Мы попали в настоящий тронный зал. Такой, какой видели в фильмах. На полу, скрючившись, спали люди. Кто‑ то из них был в одежде слуг, другие одеты побогаче. Наверное, явились на эту, как ее... аудиенцию. Однако самого короля здесь не было.

– Ты смотри! – дернул меня за рукав Трэвис.

К трону вели ступеньки. На них сидя спали двое стражников. У каждого на коленях лежала бархатная подушечка, а на подушечке – корона, украшенная бриллиантами, рубинами и изумрудами. Похожую корону мы видели в лондонском Тауэре, но там она была укрыта за толстым пуленепробиваемым стеклом.

– Побуду‑ ка несколько минут королем, – сказал я и потянулся к короне.

– Что ты делаешь? – всполошился Трэвис. – Вдруг они сейчас проснутся?

– Мы на нескольких, считай что, наступили, а они даже не шевельнулись.

Я взял корону с подушечки и замер. Я был почти уверен, что сейчас завоют сирены и сюда ворвутся охранники совсем не в рыцарских доспехах. Но ничего не случилось. Люди вокруг нас продолжали крепко спать.

Я надел корону.

– И как я тебе?

– Вид у тебя глуповатый, – обрадовал меня Трэвис.

– Тебе просто завидно. Можешь примерить вторую.

– Она женская, – поморщился Трэвис, но все равно надел.

Мы с ним вдоволь насиделись на тронах. Снисходительно похлопывали по плечу стражников и даровали им разные «королевские милости». Потом нам это надоело.

– Возьмем короны? – предложил Трэвис. – Чем не сувенирчики?

Я покачал головой. Примерить – это одно, а взять... Воровать было противно. И не важно, что нас никто не видел.

– Лучше давай осмотрим замок.

Мы вернули короны на подушечки и двинулись дальше. На третьем этаже мы проходили комнату за комнатой, и везде висели платья. Сплошные платья.

– И как их только моль не съела и крысы не разодрали? – удивился Трэвис.

– Если мы видели спящих лошадей, наверное, и остальная живность тоже уснула. И моль, и крысы.

В десятой по счету комнате, завешанной платьями, Трэвис не выдержал.

– Я с ума сойдут от этих тряпок. Поищем, где у них тут арсенал.

Арсенал, скорее всего, находился внизу. Может, и в подвале. Мы вышли из комнаты, и тут я заметил приоткрытую дверь, а за ней – винтовую лесенку, идущую вверх. Может, она вела в башню, которую я увидел, когда мы подходили к замку.

– Меня что‑ то тянет подняться по этой лестнице, – сказал я Трэвису и, не дожидаясь его возражений, зашагал по ступенькам.

Узкая лестница сделала не один виток, прежде чем мы достигли маленькой квадратной площадки перед дверью. Дверь была закрыта, но не на замок. Открыв ее, я увидел пустую комнату с каменными стенами. На полу спала девушка.

Такой потрясающе красивой девчонки я еще не встречал ни разу.

Глава 5

Я смотрел на нее. Таких, как она, я еще не видел, а я ведь из Майами, где красота – свойство наследственное. Но эта девчонка была не просто красивой. Она была совершенной. Просто нереальное совершенство, какое встретишь... ну разве что у кукол Барби. У Мерилл была одна такая.

Понимаете, я хочу сказать, что эта девчонка...

– Клевая цыпочка, – резюмировал добравшийся наверх Трэвис.

Я был с ним согласен. Она лежала на полу, разметав золотистые кудри, будто их специально причесали для какой‑ нибудь фотосессии. Даже длинное старинное платье не могло скрыть совершенства ее фигуры. Девчонка была выше почти всех прочих спящих; худенькая в тех местах, где это надо, и с большими...

– Что, запал на нее? – прервал мои размышления Трэвис.

Он был прав. Особенно на верхнюю часть ее платья. Меня жутко тянуло дотронуться до нее, но я знал, что этого нельзя делать, поскольку она спит.

Но еще сильнее, чем фигура, меня потрясло ее лицо.

Ее кожа была молочного цвета, куда добавили чуть‑ чуть клубничного сиропа. Глаза девчонки были закрыты, но я не сомневался – они у нее огромные, а длинные ресницы наверняка загибаются кверху.

А ее губы... Пухлые, розовые и немного влажные.

Глядя на нее, я подумал об Амбер. Нет, я не о том, что эта незнакомка была похожа на Амбер. Ни капельки. Амбер красивая, но в обычном, человеческом смысле. А в сравнении с этой девчонкой... Амбер не красивее начинки для пирожков с ливером.

Не знаю почему, но я чувствовал: и характером эта девчонка не похожа на Амбер. Такая не променяет тебя на другого парня, у которого крутая тачка.

– Ты чего, уже втрескался? – спросил Трэвис. – Смотришь на нее как последний идиот.

Так оно и было. Глупо, но это так.

– Слушай, раз она тебе так нравится, не теряйся, – предложил Трэвис, глядя на девчонку. – Потрогай ее в разных интересных местах.

– Это нечестно.

– Но твои мысли все равно вертятся вокруг этого.

– А вот и не вертятся, – соврал я. – Такое делать нельзя.

– Откуда берутся все эти «можно» и «нельзя»? – усмехнулся прагматичный Трэвис. – А нарушать правила тура можно? Врать Минди можно? Влезать в чужой замок без приглашения тоже можно?

– Это разные понятия.

Я продолжал смотреть на спящую девчонку. Просто не мог оторвать от нее глаз.

– Смелее, благородный рыцарь, – засмеялся Трэвис. – Погладь ее хотя бы по щеке.

Мне действительно хотелось до нее дотронуться. Я наклонился, мечтая, чтобы она проснулась.

Девчонка не просыпалась. Я потрогал золотистый локон.

Ее волосы были очень мягкими. Неправдоподобно мягкими. Я несколько раз провел по ним пальцами. Девчонка мотнула головой. Может, ей это понравилось, хотя вряд ли. Она спала и ни о чем не подозревала.

– Смелее, недотепа! Она ничего не чувствует.

– Она и не может чувствовать. Она спит, как и все в замке.

– Ну так что ж ты ограничиваешься волосами? У нее есть места поинтереснее.

Дело не в том, что я подчинялся словам Трэвиса. Мне самому этого хотелось. Я еще раз провел ей по волосам, и моя рука сама собой перекочевала на ее лицо.

Такое ощущение, что я гладил лепесток розы. Мои пальцы скользили по ее щеке, добрались до губ. Губы слегка раскрылись. И вдруг мне захотелось ее поцеловать. Ну полный идиотизм: еще десять минут назад все мои мысли были заняты Амбер, а теперь мне отчаянно хотелось поцеловать иностранную девчонку, валяющуюся в летаргическом сне.

– Да не в щеку, кретин! – поморщился Трэвис. – Отойди. Дай, покажу, как это делается.

– Нет!

Только не думайте, что я такой благородный и не смею воспользоваться подвернувшейся возможностью. В этой девчонке было что‑ то особенное, и это не позволяло мне вести себя с ней как с обыкновенной спящей телкой.

А может, она – принцесса?

Я встал.

– Слушай, я хочу ее поцеловать, но не в твоем присутствии. Сходи вниз, в тронный зал. Ты же собирался спереть короны. А мы с принцессой побудем наедине.

– Ты серьезно?

– Конечно.

Потом я найду нужные аргументы и заставлю его положить короны на место. Но сейчас мне нужно, чтобы он отсюда убрался.

– Дай мне десять минут.

– Ладно. Через десять минут я вернусь.

Трэвис шагнул к двери и вдруг остановился.

– Но это, в общем‑ то, и не воровство. Они же все равно не проснутся. Зачем им короны?

У меня были другие соображения на сей счет, но сейчас мне хотелось только одного: чтобы Трэвис поскорее ушел. И потому я сказал:

– Конечно, не воровство.

– Приятных поцелуев. До скорого!

Он пошлепал вниз, а я остался наедине со спящей девчонкой. Я гладил ей волосы, щеки и радовался, что под ухом не хихикает Трэвис. Ему еда и сон заменяют всех девчонок. Она тихо вздыхала во сне. Ну до чего же она красивая! Конечно, лучше бы она сейчас проснулась. Я бы тогда мог заговорить с ней. Или нет. Пусть лучше спит. Еще неизвестно, как она отнеслась бы ко мне, если бы проснулась.

Мне вдруг вспомнилась сказка о Белоснежке.

Моя сестра обожала эту сказку. Когда я был помладше, я, естественно, считал «Белоснежку» девчоночьей чушью и не смотрел. А Мерилл крутила этот диск, наверное, тысячу раз. Иногда в моем присутствии, и я, сам того не желая, назубок выучил содержание сказки про принцессу, съевшую отравленное яблоко.

Все подумали, что принцесса умерла. Ее положили в хрустальный гроб. Но потом явился принц и поцеловал ее. Принцесса воскресла, они с принцем поженились и жили счастливо.

Может, и я сумею разбудить эту девчонку. Она‑ то, может, и принцесса. Вот только я не принц. И потом, в «Белоснежке» заснула она одна, а тут весь замок дрыхнет.

Я осторожно приподнял девчонку за плечи и притянул к себе. Ее тело было совсем легким и теплым. Ее платье было сшито из мягкого бархата. Когда я прижал ее к себе, то почувствовал, как у нее бьется сердце.

Жаль, я не видел ее глаз. Зато видел ее лицо... ее губы.

Вообще‑ то странно целоваться с девчонкой, когда даже не знаешь ее имени. Может, я все‑ таки сумею ее разбудить?

Талия.

Откуда взялось это имя? У меня не было ни одной знакомой девчонки по имени Талия. Но имя красивое. Даже очень красивое.

– Талия, – прошептал я.

Она вздохнула во сне.

– Талия.

Я вновь прижал ее к себе, поддерживая одной рукой за спину. Наши лица соприкоснулись. Мне показалось, что я вижу всю ее жизнь в этом замке. Она жила здесь, как в тюрьме. В роскошной, но тюрьме. А ей хотелось совсем другой жизни. Не понимаю, откуда я это узнал. Может, оттуда же, откуда узнал, что ее зовут Талией.

Наши губы соприкоснулись. Поцелуй был долгим. Я наслаждался запахом ее волос, ее губами. Ее сонная рука поднялась и коснулась моей головы.

Я целовал и целовал ее. И она отвечала! Во сне!

Я почувствовал, что мне не хватает воздуха. Пока мы целовались, я практически не дышал. Я отстранил ее от себя и... вдруг увидел, что она открыла глаза.

– Какая ты красивая, Талия.

Я смотрел в ее глаза цвета зеленой травы. Таких зеленых глаз я еще ни у кого не видел.

– Спасибо тебе, мой принц, – прошептала она.

Потом ее зеленые глаза округлились.

– Кто ты? – спросила она.

А потом закричала.

Глава 6

Она проснулась! Черт побери, все произошло как в «Белоснежке»! Вот только я никакой не принц. Обычный парень из Америки, где принцев отродясь не было. Но она проснулась.

Проснулась и начала кричать.

– Ну что ты раскричалась? – не выдержал я.

Нет, я не заткнул ей рот рукой, как делают разные похитители и маньяки. Я просто дотронулся пальцем до ее губ.

– Я не сделаю тебе ничего плохого. Пожалуйста, не кричи.

И потом, какой смысл кричать? Все спят, и никто ее не услышит.

Она оттолкнула мою руку:

– Изволь объясниться! Кто ты такой? И почему ты... меня целовал?

– Меня зовут Джек. И я вовсе тебя не целовал. Я делал искусственное дыхание рот в рот.

Пришлось соврать. Я не хотел, чтобы у нее появились какие‑ нибудь подозрения на мой счет.

– Рот в... не понимаю. О чем ты говоришь? Что это вообще такое?

Черт побери, да она глупа. Красивая и глупая. Неужели красота и ум никогда не уживаются в одном человеке?

А может, они здесь ничего не знают про искусственное дыхание?

– Джек, а ты кто? Тоже портной? И что за странная на тебе одежда?

Я оглядел себя. Чего ж тут странного? Летом в Штатах очень многие так одеваются. Футболка с национальным флагом. Покупал в прошлом году в «Олд нейви», на День независимости. До сегодняшнего дня она была довольно приличного вида, но после ежевики... сами понимаете. Джинсы поновее. Под ними – плавки. Вот и вся моя одежда.

Она не поняла слово «футболка». Пришлось объяснить, что это такая рубашка с короткими рукавами.

– А какой стране принадлежит этот флаг? – спросила девчонка.

– Соединенным Штатам Америки. Yo soy Americano.

– Это где?

– По другую сторону океана. Далеко на западе.

Понимает ли она, что такое запад?

Неожиданно в ее глазах вспыхнуло понимание.

– Так ты из Виргинии?

Час от часу не легче. Мне сразу вспомнился Колониальный Уильямсбург. Вот он в Виргинии. И еще вспомнилось, как тамошние кузнецы прикидывались, что не знают никакого «Старбакса». Может, мы и здесь попали на таких... любителей старины? Только кто их усыпил?

– Виргиния – это часть страны. Штат. А я из другого штата. Он называется Флорида.

– Значит, это флаг твоей страны. У вас такой обычай – носить флаг на груди?

Я ее понимаю. Когда впервые видишь у кого‑ то на груди национальный флаг, зрелище довольно непривычное.

– Нет. Кому нравится – те носят. И то не всегда.

– Ты говоришь, что приехал из...

– Флориды.

– Понимаю. Ты привез платья и намеревался их мне показать. Судя по твоей одежде, ты не можешь быть из числа приглашенных принцев.

Я счел за благо промолчать. У девочки сегодня не самый легкий день.

– Какие платья?

Она отрешенно поглядела на меня, потом встала.

– Теперь вспоминаю. Перед тем как упасть в обморок, я, кажется, рассматривала платья. Много прекрасных платьев, и каждое было точно такого же цвета, как мои глаза.

Она посмотрела на меня, и я еще раз восхитился ее глазами. И представил, до чего здорово, когда такие глаза пристально глядят только на тебя.

– Куда исчезли платья? – спросила она.

– Не знаю. Клянусь тебе, когда я сюда пришел, здесь были только пустые стены.

– Но и тебя не было. Была я и другой парень. – Тут она улыбнулась. – Нет, парень был раньше. Сын портного. А после была старуха. Она принесла сюда зеленые платья. Она сидела и пряла нить. Мне она сказала, что я могу загадать желание.

Она замолчала и повернулась к окну.

– Но почему я ничего не помню? Что‑ то случилось. Это мешает мне вспомнить.

– Может, я тебе помогу? – спросил я, опустившись возле нее на колени. – Закрой глаза.

Она недоверчиво посмотрела на меня, не дурачу ли я ее. Потом закрыла глаза. Я знаю: с закрытыми глазами вспомнить всегда легче.

– А теперь мысленно представь: ты смотришь на красивые платья, а рядом сидит старуха. Как она выглядит?

– Когда‑ то она была красивой. У нее черные глаза, блестящие, как оникс.

– Так. И она тебе сказала, что ты можешь загадать желание. Что было потом?

Девчонка прижала пальцы к вискам.

– Ой, как голова заболела.

– Ты еще что‑ то помнишь?

Она глубоко вздохнула.

– Какой‑ то сон. Я целовала принца. Моего принца. Он говорил мне, какая я красивая.

– Принц – твой дружок?

– Нет! У меня нет друзей, тем более среди молодых людей. Я нигде не была, ни с кем не встречалась.

Она встряхнула головой.

– Это был всего лишь сон. А потом я открыла глаза, и ты меня целовал.

Она заметила что‑ то у себя на платье. Пятнышко, похожее на засохшую кровь.

И вдруг ее глаза стали еще больше и еще зеленее.

– Боже мой! – воскликнула она.

– Ты еще что‑ то вспомнила?

– Поцелуй! Ты сказал, что я спала, а ты случайно оказался здесь.

– Да.

– И ты подумал, что я – красивая?

Я поморщился, а она продолжала:

– Не смущайся. Конечно, подумал. Все считают меня обворожительный.

– И еще скромной.

Эти слова она пропустила мимо ушей.

– Ты увидел меня. Я была настолько красивой, что ты тут же в меня влюбился.

Девчонка была на редкость самоуверенной, но самообманом она не занималась. Красивые женщины всегда знают о своей красоте.

– Насчет влюбился... – попытался возразить я.

– Конечно. Ты в меня влюбился, наклонился и поцеловал. Первый поцелуй любви. А как только ты меня поцеловал, я немедленно проснулась.

– Да.

Она вдруг заплакала.

– Какая... какая же я дура! Эта старая толстолицая госпожа Брук была права. Я – глупая девчонка, которую ни на минуту нельзя оставить одну.

– О чем ты говоришь?

Мне захотелось ее обнять, но я почувствовал, что момент сейчас не самый подходящий.

– О проклятии, глупец!

– Теперь я глупец? Давай по порядку. Что за проклятие и почему ты назвала себя дурой?

– Проклятие. То самое. Ведь все знают о проклятии Мальволии. Отец меня убьет. Теперь меня упекут в монастырь!

Она заревела еще пуще, но, видя, что я ничего не понимаю, взяла себя в руки.

– Неужели ты до сих пор не понял? «Накануне своего шестнадцатилетия принцесса уколет палец веретеном и умрет».

– Но ты‑ то не умерла.

– Нет. Фея Флавия смягчила проклятие. Она сказала, что я не умру, а только засну. И все королевство погрузится в сон и будет спать до тех пор, пока меня не разбудит поцелуй истинной любви.

– М‑ да, – пробормотал я, думая, а все ли у девочки в порядке с головой.

– Разве ты не понимаешь, что старухой была Мальволия? Она принесла сюда те платья, сумела расположить меня к себе. Кто знает, может, она всю мою жизнь следила за мной. И еще Мальволия принесла веретено. Она знала, что я захочу загадать желание, и когда я это сделала...

– Ты говоришь, что уколола палец веретеном?

– Да. В этом и состояло проклятие. Как только я уколола палец, проклятие исполнилось.

Она опять заревела. Нет ничего противнее, когда девчонки ревут в голос.

– Слушай, ну что ты ревешь? Ты проснулась. Значит, все просто о'кей.

Она перестала плакать и беспокойно заходила по комнате.

– Меня столько раз предупреждали. С раннего детства я только и слышала: «Не трогай веретено». Больше всего родители боялись, что это случится. И вот... случилось.

Я подумал о том, чего мои родители боялись больше всего. Наверное, того, что я не попаду в колледж. Или попаду в какой‑ нибудь захудалый, и им придется врать друзьям: «Джек уехал учиться в Бостон».

– По‑ моему, тебе надо радоваться, – сказал я. – Проклятие этой... Мальволии кончилось. Благодаря мне и моему волшебному поцелую ты проснулась. Твои родители будут только рады и не станут тебя ругать.

– Ты так думаешь?

– Конечно. Знаешь, я однажды попал в аварию. Машина – всмятку. А мама как раз проезжала мимо. Но когда она увидела, что я живой, она так обрадовалась, что даже...

Я умолк. Принцесса глядела на меня так, будто я – религиозный фанатик, говорящий «на языках».

– Вряд ли твои родители рассердятся. Ты – их дочка. Их маленькая принцесса.

Она шмыгнула носом.

– Может, ты и прав.

– Я точно прав.

– Слушай, а какое сегодня число? Мне нужно знать, сколько же я спала.

Я посмотрел на свои часы.

– Двадцать третье июня.

– Тогда все не так уж плохо. Всего месяц. Конечно, стыдно, что мой день рождения уже прошел. Теперь нужно будет объясняться перед гостями, но все‑ таки...

Ее взгляд упал на часы.

– Что это у тебя?

– Часы.

Она взяла мою руку с часами, поднесла к уху и недоуменно поглядела на меня.

– Часы? На руке? И не тикают? Как странно.

Принцесса вновь обвела глазами мою не самую парадную одежду.

– А что это за цифры под флагом твоей страны?

– Год. Те, кто делает эти футболки с флагом, обязательно ставят год. Такая уловка, чтобы каждый год ты покупал новую.

– Значит... это... год?

Мне показалось, что ее сейчас вытошнит. Лицо принцессы стало одного цвета с глазами.

– Это прошлый год. Мы их всегда надеваем, когда идем смотреть салют. Но в этом году я вряд ли куплю себе новую, потому что...

– Это год? Да?

– Прошлый год.

Ее вдруг затрясло.

– Нет, это невозможно. Такого просто не может быть.

У нее подкосились ноги, и она повалилась на пол, где я ее впервые и увидел.

– Нет, это неправда. Быть этого не может.

Я сел на пол рядом с ней.

– Что случилось? Я думал, у тебя все замечательно.

Она дико взглянула на меня и пронзительно закричала:

– Замечательно? Замечательно? Я проспала почти триста лет!

Со стороны лестницы послышался топот бегущих ног и крики:

– Держи вора!

В комнату влетел запыхавшийся Трэвис.

– Джек, надо сматываться отсюда! Они все проснулись и гонятся за мной. Они считают, что я хотел украсть корону!

Глава 7

Все, что случилось потом, было похоже на сумасшедший дом или на среднего уровня ситком (только без смеха за кадром). Вслед за Трэвисом в комнату вбежали двое стражников с настоящими мечами. Увидев их, мой приятель завопил:

– Не трогал я ваши короны! Можете меня обыскать, если хотите! И вообще, прежде чем рубить мне голову, подумайте своими!

Один из стражей махнул мечом, и Трэвис заорал еще громче:

– Эй, парень! Убери свою игрушку!

Потом стало еще шумнее. В комнате появились какие‑ то люди со смешными старинными платьями в руках. И наконец, туда вплыла пожилая тетка, которая, надо полагать, и была «толстолицей госпожой Брук». Лицо у нее действительно цветом и рыхлостью напоминало ванильный пудинг. Талия бросилась к ней с криком:

– Госпожа Брук! Это все‑ таки случилось! Это случилось!

– Что случилось, дорогая? – не поняла госпожа Брук.

– Я все испортила. Я очень, очень виновата.

Воспользовавшись шумихой, Трэвис выскользнул за пределы радиуса действия двух мечей.

– Давай драпать отсюда, – шепнул он, сжимая мне руку.

Я начал бочком пробираться к двери, поглядывая на принцессу. Она тихонько всхлипывала, но, заметив мои действия, неожиданно громко крикнула:

– Постойте!

Все, кто был в комнате, действительно застыли и уставились на нее. Стало тихо. Тут я сообразил, что только мы с Талией знаем про трехсотлетний сон этих людей. Сами они даже не подозревают, сколько времени спали.

Первой очухалась госпожа Брук.

– В чем дело, дорогая?

– Его нельзя отпускать, – заявила принцесса, указывая на меня.

– Почему?

– Потому что он меня поцеловал.

Теперь все взгляды сосредоточились на мне. Стражники вновь заметили Трэвиса, но на сей раз они сгребли нас обоих.

– Ты посмел оскорбить принцессу? – прорычал один из них, поднимая меч.

– Нет... то есть... я хотел сказать, что...

– Нет! – крикнула стражнику Талия. – Никто меня не оскорблял. Но он должен остаться.

– Кто вы такой? – повелительным тоном спросила госпожа Брук.

– Я – Джек О'Нейл... из Флориды... Кажется, я разрушил... как это у вас называется? Заклятие? Или проклятие? Можете меня не благодарить. Достаточно, если ваш охранник уберет свой меч от моей шеи, и я спокойно уйду.

Талия подбежала ко мне:

– Ты не можешь уйти. Ты разрушил злые чары. Знаешь, что это значит?

Я, естественно, этого не знал.

– Это значит, что ты – моя настоящая любовь.

– Девка‑ то чокнутая, – шепнул мне Трэвис.

Я не обратил на него внимания.

– Настоящая любовь? – повторил я. – Но я даже не знаю, как тебя зовут.

– Ты не знаешь моего имени? – теперь уже удивилась она. – Это легко исправить. Здесь все знают, как меня зовут.

– Кроме меня.

«И когда ты скажешь мне свое имя, нас выпустят отсюда? » – мысленно добавил я.

– Тогда пусть меня представят надлежащим образом.

Она посмотрела на пожилую тетку и сказала:

– Госпожа Брук, прошу вас.

Госпожа Брук кивнула, но, судя по кислой физиономии, ей очень не хотелось этого делать.

– Джек О'Нейл из Флориды, представляю вам ее королевское высочество, принцессу Талию.

Талия.

– Этикет требует после этого кланяться, – сказала мне принцесса.

– Значит, тебя зовут Талия. Я не знал.

– Но ведь ты назвал меня этим именем, когда...

– Да, помню, – замотал головой я. – Я тогда не знал, как тебя зовут. Просто мне показалось, что тебя зовут Талией. Будто мне кто‑ то шепнул твое имя.

– Настоящая любовь. Так и должно быть, – обрадованно закивала она.

Мне вновь подумалось, что у девочки действительно не все дома.

– Слушай, тобой, в общем‑ то, можно увлечься, но чтобы вот так сразу – и настоящая любовь...

– Но ты же меня разбудил! А меня мог разбудить только поцелуй, исполненный настоящей любви. И потом, я же прекрасная принцесса. Разве ты мог не полюбить меня?

Да легко!

Трэвис покосился на Талию, затем на крепкие руки стражников, потом снова на Талию.

– Слушайте, ваше королевское... может, вы все‑ таки отпустите нас?

– Да, – подхватил я. – Время уже позднее.

На самом деле время едва перевалило за полдень, но, может, эти люди измеряют его по‑ своему?

– Наша туристская группа заждалась, – совершенно невпопад добавил Трэвис.

– Ваше высочество, он – вор, – заявил стражник, держащий Трэвиса. – А тот, второй, скорее всего, его сообщник.

– Я не вор. И он – тоже. Мы случайно попали в ваш замок.

– Но когда мы его схватили, у него в руках была корона! – не унимался стражник.

– Возможно, он просто взял ее, чтобы получше рассмотреть, а потом положить на место. Я разрушил ваши колдовские чары. Спас всех вас. Неужели вам этого мало?

– Какие еще чары? – сердито наморщила лоб госпожа Брук. – О чем он говорит?

– Стража, немедленно отпустите этого человека! – потребовала Талия. – Он почетный гость и друг моего будущего мужа. Они оба останутся здесь на ужин.

«Будущий муж? Это она про меня? »

– Прошу прощения, но я не...

– Талия! – взвизгнула госпожа Брук. – Вам никак нельзя приглашать этого... простолюдина на ужин. Не забывайте: у вас сегодня бал по случаю вашего дня рождения.

Тут Талия снова расплакалась.

– Госпожа Брук, неужели вы до сих пор не поняли? Я же дотронулась до веретена! Веретена!

Мы все очень долго спали, а этот... – Она указала на меня. – Этот простолюдин меня разбудил.

– Вы... вы дотронулись... до веретена?

У «ванильного пудинга» отвисла челюсть.

Талия кивнула.

– Я не ослышалась?

– Нет.

Госпожа Брук обхватила голову руками и раскачивалась, будто у нее заболел зуб.

– Я же оставила вас всего на какие‑ то десять минут. А вы ухитрились дотронуться до веретена и заснули на... на...

– Триста лет.

– Боже мой! – Вид у этой госпожи Брук был просто жалкий. – Я этого не переживу. Не переживу.

Ничего, пережила.

– И вы говорите, вас разбудил...

– Этот бравый парень. Вы это хотели сказать? – спросил я, подмигивая госпоже Брук.

– Да, он меня разбудил, – еще раз подтвердила Талия и посмотрела на меня. – Ты останешься на ужин?

Я кивнул. Лучше их не сердить. Посижу, посмотрю, что у них едят. Надеюсь, что не жареных белок.

– Хорошо. Мы останемся. Я сейчас только позвоню в гостиницу и предупрежу.

Я полез в карман за мобильником.

– Что это? – спросила Талия.

– Телефон.

И она, и все остальные стали глазеть на мой далеко не новый мобильник.

– С помощью этой штучки можно разговаривать с другими людьми.

Можно, если бы не отсутствие сигнала. Мы находились вне зоны покрытия. И вдруг я вспомнил слова Талии: «Я проспала почти триста лет! » Если это так, мы попали, как это называется... в дыру во времени. Да, девочка, напортачила ты со своим веретеном!

Интересно, а как же они во сне обходились без пищи? И без хождения в туалет?

Все завороженно смотрели на подсветку клавиш мобильника и слушали, как те попискивают при нажатии. Представляю, что было бы, если бы я действительно поймал сеть и они услышали бы голос из трубки!

– Ну вот, нам подают сигнал, чтобы мы возвращались, – не моргнув глазом, соврал я. – Нас уже ждут.

– Но ведь ваши друзья должны были знать, куда вы отправились, – сказала Талия.

– Мы... в общем, сбежали от них. Решили прогуляться самостоятельно.

– Тогда нужно отправить к ним гонца, – предложила принцесса. – Скажи, как называется постоялый двор, и я распоряжусь.

Проблема номер один: я не знал, где находится эта чертова гостиница. Проблема номер два: их королевство отрезано от остального мира жуткими зарослями ежевики. Проблема номер три: я вовсе не намерен жениться на принцессе.

– Может, это вам что‑ то прояснит? – спросил Трэвис и достал из кармана визитку гостиницы.

Все стали рассматривать цветное фото и восхищенно перешептываться: «Какая миниатюра! » «Какой талантливый художник! »

– Адрес на обороте, – подсказал Трэвис.

Талия взглянула на адрес, пожала плечами и передала визитку госпоже Брук. «Ванильный пудинг» взглянула на адрес. Я думал, что она сейчас грохнется в обморок.

– Это же два дня пути, – прошептала тетка.

Если бы два дня!

– Да что вы говорите? – удивился Трэвис. – Мы на автобусе ехали меньше двух часов.

– На каком еще... автобусе? – недоверчиво спросила госпожа Брук.

– Ну, это такая машина, куда помещается с полсотни человек... Слушайте, а вы хоть с колесом знакомы?

Талия дерзко повела плечами, а госпожа Брук одарила моего дурня сердитым взглядом.

– Понятно. Колесо вы знаете. Значит, у вас есть кареты. Так вот: автобус – это такая длинная карета, только вместо лошадей у нее мотор.

Тут Трэвис сообразил, что с таким же успехом мог бы объяснять пустым стенам.

– Похоже, вы не поняли про автобус. Я бы с удовольствием показал его вашим стражникам. Только пусть не колют меня мечами в зад. Больно, знаете ли.

– Уберите мечи, – потребовала Талия.

Стражники смущенно переглянулись и опустили мечи. Трэвис тут же направился к двери, поманив за собой стражников. Последнее, что я слышал, был его вопрос:

– Ребята, а у вас случайно бензопилы не найдется?

– Нам нужно подобрать тебе пристойную одежду, – спохватилась Талия. – Я же должна представить тебя отцу. Он у меня король, – добавила она, будто я и так этого не понял. – Потом мы обсудим приготовления к свадьбе.

Вот тут‑ то госпожа Брук грохнулась в обморок. Я был близок к тому же.

Ну почему меня потянуло на чертов пляж?

Часть третья

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒