Крис Клэрмонт 2 страница

Он сделал то же самое, только язык у него был чёрный и раздвоенный, как у змеи.

Девочка смотрела на него выпученными глазами, казалось, целую вечность, прежде чем прижаться к матери и, к удивлению женщины, уткнуться головой в её колени и захныкать от страха.

– Арти, – тихо сказала учительница, глядя на него. Он постарался улыбнуться, но её это не подкупило. – Не надо.

– Я не хотел ничего плохого.

– Ты напугал её.

– Она первая начала!

– Она маленькая девочка, а ты почти подросток. Я надеюсь, ты умнее.

– Это так фальшиво, мисс Монро.

– Прошу прощения?

– Скрывать, кто мы на самом деле.

– Да, в некотором смысле. Но и необходимо. Эта девочка не знает ни тебя, Арти, ни других учеников. Она отреагировала не на то, кто ты, а на то, что увидела. А это было нечто необычное и потому пугающее. Людям очень просто, почти естественно реагировать на внешнюю суть; это инстинкт выживания, который, как некоторые считают, заложен в наших генах. Вот почему у людей возникают проблемы с разными культурами, верой, цветом кожи и поведением. То, что «такое же», удобно. То, что отличается, может быть угрозой.

– Мы представляем угрозу, потому что мы мутанты?

– Я представляю угрозу, потому что моя кожа тёмная? Или эта маленькая девочка, потому что она латиноамериканка?

Арти пожал плечами.

– Конечно, нет.

– Верно. Как сказал Мартин Лютер Кинг, мы хотим, чтобы нас судили не по цвету кожи – или, в нашем случае, по составу генов, – а по нашим личным качествам. Арти, мутанты – это всего лишь люди с некоторыми дополнительными, уникальными генами. Мы остаёмся людьми.

Пока она разговаривала с Арти, большая часть класса перешла к следующей экспозиции, и когда Ороро Монро, известная другим учителям как Гроза, зашагала следом, она внутренне вздохнула, что позволила себе отвлечься. Это была экспозиция, которой она хотела избежать.

Хотя на протяжении многих лет музей усердно пополнял свои коллекции, чтобы быть в курсе достижений биологии и археологии, это был один из экспонатов, оставшихся с прежних времён. На фоне панорамы, которая, должно быть, изображала Великую рифтовую долину Восточной Африки, были выставлены манекены и наглядные пособия, прослеживающие развитие человечества от обезьяноподобного Homo Habilius [1] вплоть до сегодняшнего дня. Однако на пути эволюции произошло ответвление – вторая группа фигур, обозначенная как «HOMO MUTANTIS? »Некоторые из них были выполнены в соответствии с научными изысканиями, в то время как другие были явно плодом чистейшей фантазии. Но смотреть на них всех было ужасно.

Несколько младших учеников, собравшихся вокруг Джубилейшен Ли, тихо обменялись грубыми шутками о происхождении и очевидном сходстве между фигурами перед ними и некоторыми одноклассниками. Бросая остроты, они пытались справиться с ситуацией, но некоторые другие просто стояли и смотрели, связывая прошлое и настоящее, причём одно, возможно, было прологом к другому. Способности мутантов, как правило, проявляются в подростковом возрасте, и, хотя все они были классифицированы как носители активного гена, силы проявились ещё не у каждого. Теперь их явно интересовало, не будут ли они в конечном итоге выглядеть, как эти страшилища.

– Племя, в котором я жила, называло эту часть Африки «Кузницей Небес», – сказала Гроза, стоя прямо перед экспозицией, но глядя не на фигуры, а на пейзаж, что лежал позади. Перед её мысленным взором предстал не нарисованный фон, а суровый, безжизненный пейзаж, простиравшийся далеко за видимый горизонт. В сезон дождей это были луга без единого деревца, которые попадались выше, ближе к горе Килиманджаро. – Это суровая и беспощадная страна, где, как считают антропологи, зародилась жизнь на Земле, – продолжала она. – Только самые сильные, умные, достойные существа могут выжить здесь. Такова природа. Она пробует всевозможные варианты – динозавры большие и маленькие, млекопитающие почти одинаковые – пока не находит жизнеспособный вид. В то же время мы должны признать, что некоторые виды… нет.

– Старые новости, – решительно подвёл черту Арти.

– Именно, – весело отозвалась Гроза. – То, что вы видите здесь, это снимок нашего мира, каким он был десятки тысяч лет назад. То, чем они были, имеет не большее отношение к вам, чем этот неандерталец. Важно то, кем вы хотите быть. Каким человеком, какой жизнью хотите жить. Идёмте, класс, – закончила она, собирая всех. – Давайте присоединимся к остальным.

За углом, на первом этаже, несколько старших учеников из Школы для одарённых детей профессора Чарльза Ксавьера изучали реконструированный скелет с надписью «САБЛЕЗУБЫЙ ТИГР». Их разговоры были в основном о печально известном мутанте с тем же именем, которого безуспешно пытались поймать по всему миру.

Учитель, присматривавший за ними, обращал на подопечных мало внимания. Его взгляд был прикован к стройной эффектной рыжеволосой женщине напротив. Она была на голову ниже его – примерно пять футов семь дюймов против его шести с лишним – с бесконечно длинными ногами, фигурой, за которую можно было умереть, и таким же лицом. Её глаза были зелёными, как весенний лес, и сверкали так, что затмили бы даже самый лучший изумруд.

Его собственных глаз она никогда не видела. Он прятал их за специально разработанными очками, линзы которых были сделаны из рубинового кварца такой плотности, что кристалл казался почти непрозрачным. Иногда он даже не был уверен, что у него вообще есть нормальные глаза, хотя имел идеальное зрение, двадцать из двадцати. Его глаза испускали лучи чистой энергии – Ксавьер назвал их «оптическими бластерами» – достаточно мощные, чтобы опрокинуть танк или пробить дыру в скале. В отличие от других мутантов, Скотт Саммерс не мог контролировать свои способности. Не мог отключить свои лучи; они стреляли круглосуточно, с тех пор, как он был подростком. Даже закрытие глаз не помогало. По какому-то капризу природы его веки и пальцы могли блокировать лучи, и он не мог причинить себе вреда. Но сами лучи были настолько мощными, что им хватило бы малейшего зазора. Подёргивание или малейшее расслабление глаз означало мгновенную катастрофу. Поэтому, чтобы не разрушать всё вокруг, он должен был носить эти очки, или визор, который даже позволял регулировать силу удара – носить постоянно.

Как говорится, глаза – это зеркало души. Ему не нравилось применять это высказывание к себе.

В остальном Скотт Саммерс производил хорошее впечатление. Правильные линии его приятного чисто выбритого лица, поначалу просто симпатичные, с возрастом стали по-настоящему красивы. Его волосы были тёмными, с каштановым оттенком, а в голосе слышался слабый акцент Небраски. Он был прирождённым лидером, из тех молодых людей, которые будто созданы для покорения неизведанного, хотя сам он посмеялся бы над этим описанием.

Он был безнадёжно влюблён в рыжеволосую, Джину Грей, с момента их первой встречи.

Она заметила, что Скотт наблюдает за ней, и одарила улыбкой, от которой сердце запело и заболело одновременно, и ему захотелось остаться одному. Затем её взгляд скользнул мимо него и учеников, за которыми они присматривали, к кучке туристов чуть дальше по галерее, и губы сжались, улыбка стала фальшивой и натянутой. Скотт сразу понял, что происходит. Её ментальные барьеры опять стали непрочными, и Джину накрыло быстро нарастающей волной чужих мыслей и эмоций. Именно так она описывала это поздними вечерами, обычно за бокалом вина, в тех редких случаях, когда ему удавалось заставить её расслабиться. Самое сложное в том, чтобы быть телепатом, объясняла Джина, – не «читать» мысли других людей, а держать их подальше от собственной головы. Если теряешь контроль над собой, если щиты падают, чувствуешь себя так, словно стоишь в луже, а в следующую секунду теряешься посреди бушующего океана.

Но у Джины была другая проблема. Она была ещё и телекинетиком: могла манипулировать материальными объектами силой мыслей и воли. И когда она была напряжена, как теперь, этот второй аспект её способностей придавал её внутреннему конфликту осязаемое, материальное измерение.

Точно, как сейчас.

Экраны позади неё задрожали, пошли рябью, как поверхность пруда, которую колышет осенний ветерок. Шагнув вперёд, Скотт увидел, как окно искривилось в раме, металл тихо заскрипел в тщетном протесте. Ещё мгновение, и оно разлетится вдребезги, а Джина этого не замечала. Дисплеи телевизионных мониторов вспыхивали статическими помехами.

– Привет, – мягко сказал Скотт, взяв её за руки.

– Привет, – ответила Джина, заметно расслабившись в его присутствии, прежде чем её глаза расширились, а губы сжались с усталой досадой, когда она поняла, что случилось. Окно позади снова стало неподвижным и твёрдым. Голоса в голове умолкли. Пока что.

Скотту не нужно было самому быть телепатом, чтобы понять, о чём Джина думает, хотя её лицо прекрасно скрывало ярость. У неё был вспыльчивый характер, она могла крепко выразиться. Она была врачом и гордилась этим. И терпеть не могла быть слабой или уязвимой.

– Ты в порядке? – спросил он.

Из-за её полузакрытых глаз плохо верилось в ответные слова.

– Да, – Джина ободряюще сжала его руки. – Я в порядке. Просто голова болит.

Скотт почувствовал, как кто-то дёрнул его за рукав, и, обернувшись, увидел одну из учениц с наброском игуанодона в руках.

– Мистер Саммерс, – напомнила она. – Вы говорили о вымирании динозавров…

Он кивнул и указал на экспонат тигра.

– Мне нужно срочно поговорить с доктором Грей. Можешь нарисовать мне эту большую кошку?

Девочка безразлично фыркнула:

– Это же саблезубый тигр.

– Точно.

Она поняла намёк и поспешила присоединиться к остальным ребятам. Скотт оглянулся на Джину, которая старалась смотреть куда угодно, только не на него.

– Это ведь не просто головная боль, так? – возразил он. Джина не хотела говорить об этом, но на этот раз Скотт понял, что не хочет замалчивать. – Я не знал, как об этом сказать, – начал он и остановился. Беспокойство боролось в нём с природной прямотой.

Скотт понимал её стремление оберегать своё личное пространство. Если вы воспитывались в приюте, вам приходилось прятать каждое чувство, каждую мысль больше, чем игроку в покер, которому выпала выигрышная комбинация. Но Джина страдала, и это не проходило, а выносить это Скотт больше не мог.

– Послушай, Джина, – снова начал он. – После того, что случилось на Статуе свободы, ты…

– Скотт…– попыталась перебить она, но он не позволил.

– …изменилась.

– В последнее время у меня с телепатией что-то не то, – призналась она. – Я не могу сконцентрироваться. Слышу… всё.

Он покачал головой, безжалостно пользуясь откровенностью Джины, надеясь, что она поймёт, и молясь, чтобы это сработало.

– Месяц назад тебе приходилось концентрироваться, чтобы просто поднять книгу. Теперь же, когда тебе снятся кошмары, вся спальня ходуном ходит. Дело не только в телепатии.

Джина крепче сжала его пальцы одной рукой, а другую растопырила на стекле перед собой, как бы убеждая себя, что не причинила ему серьёзного вреда. Пока она смотрела на комнату сзади в оконном отражении, Скотт вспомнил, как учителя естествознания предупреждали насчёт солнечного затмения. Единственный безопасный способ смотреть на солнце – через отражение; если делать это прямо, то ослепнешь. У Джины было такое же опасение насчёт людей. И оно росло.

– Сны становятся всё страшнее, – сказала она. – Мне то и дело кажется, что вот-вот произойдёт что-то ужасное.

Она прислонилась лбом к стеклу и заговорила так тихо, что Скотт не мог понять, сорвались ли слова с её губ или это была телепатия.

– Я не хочу потерять тебя, – сказала она.

Скотт обхватил её свободной рукой и притянул к себе:

– Никуда я не денусь.

Джина расслабилась в его объятиях, но лишь слегка, уткнувшись в ямку между его шеей и плечом и не отрывая глаз от стекла. Казалось, она смотрела туда целую вечность, будто что-то искала.

Он задавался вопросом и надеялся, что у неё хватит такта не совать нос в чужие дела, если она искала нечто конкретное. Притягательный канадец Логан ворвался в их жизнь, как лавина, и причинил примерно такие же разрушения. Скотт не мог отделаться от мысли о том, что всего несколько месяцев назад не было Логана, осложнявшего их жизнь. И всё же без Логана у них с Джиной и Грозой не было бы ни единого шанса, когда бывший коллега и друг Ксавьера, теперь называющий себя Магнето, пытался изменить лицо мира. И всё это в рамках ошибочной попытки гарантировать будущую безопасность и процветание рода мутантов.

Он был абсолютно уверен, что Джина любит его. Это был краеугольный камень его мира, потому что Скотт надеялся, что его собственная любовь нужна ей. Но он также не мог не замечать, что происходит, когда рядом с ней появляется Логан. Такое животное влечение было невозможно скрыть, и Логан даже не пытался.

Они не слышали о нём с тех пор, как он покинул школу, следуя кое-каким указаниям профессора Ксавьера на своё таинственное прошлое. И Скотт знал, что с тех пор не было ни дня, чтобы Джина не думала о нём. Он задавался вопросами: поддастся ли она этим мыслям? И что собирается делать?

И если этот момент наступит, что сделает сам Скотт?

– Мы снова помешали? – тихо спросила Гроза, выйдя из-за угла.

Поскольку женщины были лучшими подругами, Джине так не показалось. Она воспользовалась моментом, чтобы собраться с мыслями и овладеть собой, постепенно отстраняясь от Скотта – её рука сжимала его руку до последнего – и с помощью телепатии частично затуманить сознания детей, чтобы они не могли легко вспомнить, насколько уязвимой она выглядела.

– Итак, – весело продолжила Гроза, – как поживает гигантский кальмар?

– Детям понравилось, – ответила Джина. – А Скотту было скучно.

– Было, – искренне согласился он. А затем, избегая неприятного разговора, занялся детьми: – Ребята, если мы не хотим застрять в пробке в час пик…

– Нам следует поторопиться, – закончила Джина.

Гроза рассеянно согласилась. Она ничего не заметила, поскольку торопилась сосчитать подопечных. На лице её отразилось недовольство.

– Подождите, – её тон ясно давал понять, что она не удивлена, а просто расстроена. – Кое-кого не хватает.

Джина сосредоточилась, и Скотт понял, что она набрасывает ментальную сеть на весь музей.

– Надо найти Профессора, – сказала она.

В нижнем этаже музея был ресторанный дворик с множеством кафе и удивительным разнообразием блюд, от гамбургеров до суши. В дальнем углу сидели трое пропавших учеников Ксавьера и доедали остатки скромного пиршества. Двое парней и девушка, подростки.

Один из парней был чуть выше другого, и оба чуть выше девушки. Телосложение их было примерно одинаковым. У того, что повыше, были приятные правильные черты лица и вьющиеся светлые волосы, выглядевшие так, будто он пользовался вместо расчёски пальцами, причём безуспешно. Черты его спутника были резче и, с точки зрения анатомии, красивее, густые каштановые волосы зачёсаны назад. В руке он держал зажигалку «Зиппо», открывая её, зажигая огонь и закрывая в такт слышимой только ему песне ду-воп, в соответствии со своей причёской и манерами, словно у перевоплощённого бунтаря из пятидесятых.

Девушка была южанкой: это становилось очевидно, как только она произносила хоть слово. Она была хорошенькой, отчасти даже красивой, с глазами настолько зелёными, чтобы позавидовала даже Джина Грей. В её длинных тёмных волосах была эффектная прядь, такого же чисто белого цвета, как у Грозы, поднимающаяся от самого лба и резко контрастирующая с каштановым цветом остальной шевелюры. В отличие от остальных, она сидела за столом в перчатках, одежде с длинными рукавами и высоким воротником, а плащ, наброшенный на плечи, был с капюшоном, и когда девушка его поднимала, единственной открытой частью её тела было лицо. Она также сидела немного в стороне от спутников, словно боялась к ним прикоснуться.

– Вот я и спрашиваю, – сказал темноволосый парень с зажигалкой, Джон Аллердайс. – Что хуже – сгореть или замёрзнуть?

Девушка сделала подобающе пренебрежительное лицо – не ради этого они ускользнули от класса, а в некоторые темы Джон вцеплялся крепче бульдога. Как ни старайся, не было никакой возможности его остановить.

Бобби Дрейк был не в настроении. Он выглядел крайне озадаченным, столкнувшись с этой проблемой, исчерпавшей его умственные ресурсы, в то время как Анна ёрзала под пристальным взглядом Джона. Парень обожал эту «Зиппо» больше, чем Китти Прайд свои мягкие игрушки! Это просто не описать словами. Она задавалась вопросом, насколько большую драку можно затеять, если просто выхватить эту чёртову зажигалку.

– Боже, – начал Бобби, что заставило Джона усмехнуться, поскольку он считал, что это слово могут использовать только скучные отличники. – Не знаю, Джон. Кажется, обжечься было бы ужасно больно…

Джон снова щёлкнул зажигалкой, его глаза на миг ласково скользнули по пламени, прежде чем вернуться к Анне, которая пыталась выглядеть скучающей до зевоты, но знала, что у неё не получается.

– Это так, – сказал Джон.

Анна отвела глаза и в тот же миг поняла, что совершила ошибку. За соседним столиком сидела ещё одна группа подростков, чуть постарше, забравшихся в этот укромный уголок, чтобы покурить. Один из них поднял глаза в тот же момент, и на мгновение их взгляды встретились. Он улыбнулся, Анна в ответ изогнула уголки рта, затем повернулась к друзьям. Как раз вовремя, чтобы услышать, как Бобби начал перепалку с Джоном.

– Но знаешь, – сказал Бобби, – замёрзнуть до смерти тоже довольно мучительно. Ты не просто засыпаешь, как думает большинство людей.

– Блин, – пробормотала Анна. – Я так надеялась вздремнуть!

– Просвети нас, снеговик, – потребовал Джон.

– Всё начинается с дрожи. Сначала совсем небольшой, пока тело пытается согреться. Твоя кожа становится бледно-голубой.

– Ребята, только не снова, – взмолилась Анна. – Смените тему, ладно?

Парни, ожидаемо, её проигнорировали.

– Затем, – продолжал Бобби, – жидкость в твоих лёгких начинает замерзать, так что даже дышать становится больно.

– Этот разговор, – попыталась она снова, – мне неприятен!

Анна украдкой бросила ещё один косой взгляд на соседний стол и увидела, что на неё смотрят две пары глаз. Эти ребята казались симпатичными, интересными и приятно отвлекали от этого дурацкого соревнования, которое она слышала слишком часто. Поэтому, когда они улыбнулись, Анна не пыталась скрыть ответную улыбку. Ни один из парней за её столом этого не заметил.

– А дрожь, – продолжал Бобби, – переходит в сильные конвульсии, когда твоя кровь начинает кристаллизоваться.

Другие парни поднялись из-за своего стола.

– Разве ты не будешь к тому времени уже мёртв, Бобби? – спросила Анна скучающим тоном.

– Хуже, – ответил тот. – Твой мозг начнёт умолять о кислороде, и ты не можешь это остановить, медленно, неумолимо погружаясь в полное и абсолютное… безумие!

На Джона это совершенно не произвело впечатления. Анна даже зевнула.

– Безумие, да? Полагаю, что лучше оно, чем этот разговорчик.

– Привет, – сказал один из парней из-за соседнего столика.

Все трое учеников Ксавьера подняли глаза. Анна повернулась на стуле и увидела, что парни стоят над ней. Это было совсем не то, чего она хотела. Ей и в голову не приходило, что они воспримут простую улыбку как откровенное приглашение.

– Он поздоровался, – сказал другой парень после неловкого молчания.

– Привет, – ответил Бобби с усмешкой, надеясь разрядить обстановку.

Но это не сработало. Парни отреагировали на то, что им показалось определённым сигналом. Когда Анна не приветствовала их с энтузиазмом, они не были рады обнаружить, что ошиблись, а подростковая гордость не позволила им отступить.

Второй парень снова заговорил, ткнув большим пальцем в сторону своего друга, который затянулся сигаретой – якобы для того, чтобы показать свою крутизну, но скорее для того, чтобы скрыть, как он нервничает.

– Он разговаривал с ней, – сказал парень, имея в виду своего друга и Анну.

– Как тебя зовут? – спросил первый.

У Анны было несколько имён, но ситуация немного нервировала её, так как парни слишком напирали. Поэтому она назвалась выбранным прозвищем, а не именем, с которым родилась:

– Шельма.

Третий из компании незнакомцев фыркнул.

– Круто, – сказал он, имея в виду прямо противоположное, например: «Гляньте на этих придурков, думающих, что их кликухи впечатляют».

– Это Слэш, – сказал первый. – А я Рысь! Приятно познакомиться!

Закончив, он хотел взять Анну за руку.

Бобби перехватил его руку и заговорил так спокойно, как только мог:

– Тебе действительно не стоит её трогать.

– Пардон, – сказал Рысь.

– Или что? – поддакнул Слэш. – Ты ему навредишь?

Бобби покачал головой.

– Нет. Но она может.

Оба подростка посмотрели на него, потом на Анну, затем друг на друга – и расхохотались. Для них это было настолько невероятно, что не нашлось другого ответа, и именно этого добивался Бобби. Теперь ученики Ксавьера выглядели немного глупо, и незнакомцы могли уйти, не потеряв лица. Инцидент исчерпан, никто не пострадал.

Но Джон Аллердайс не собирался отступать.

– Знаешь, – в его голосе безошибочно слышалось ехидное презрение, – вообще-то здесь нельзя курить.

Это был вызов. Теперь остальные ни за что не отступят.

– Ни хрена? – в голосе Слэша прозвучало оскорблённое недоверие. – Неужели? У тебя с этим проблемы?

Джон щёлкал зажигалкой – открывая, закрывая, открывая, закрывая, – и не сводил глаз со Слэша.

Тот указал сигаретой на зажигалку Джона.

– Дашь прикурить?

Можно было принять вызов, исполнить просьбу и вернуться. Еще одна возможность для всех причастных отступить.

Джона это не интересовало. Он был доволен собой.

– Это простой вопрос, – сказал Слэш, закончив безмолвным, но очевидным комментарием «козёл».

Джон скучающе пожал плечами:

– И я дам тебе простой ответ, – он полагал, что эти болваны слишком глупы для чего-то большего.

Слэш начал показывать характер, делая ударение на каждом слове:

– Дашь? Мне? Прикурить?

Джон продолжал щёлкать зажигалкой.

– Извини, приятель, – сказал он. – Ничем не могу помочь.

Анна вздохнула.

– Хватит, Джон, – прошипела она.

– Пожалуйста, – в отчаянии повторил Бобби, понимая, что прежде чем всё закончится, ему придётся силой вытолкать друга отсюда.

– Да, Джон, – вмешался Рысь. – Слушай своих подружек.

Джон, не собираясь уступать место в центре внимания, подмигнул Анне.

– Мне очень жаль, ребята, – сказал он всем. – Кроме того, что здесь категорически запрещено курить, – он указал на табличку, – я не могу вынести мысли, что внёс лепту в вашу групповую медленную смерть от рака.

Для завершающего акцента он снова щёлкнул зажигалкой. И просчитался, так как Слэш выхватил её.

– Что это? – спросил он, вертя вещицу между пальцами. – Модный аксессуар?

Его приятели смеялись и ухмылялись, наслаждаясь тем, как внезапно всё обернулось в их пользу. Джон, с чьего лица исчезло всё веселье, рванулся к зажигалке, но Рысь с силой толкнул его обратно в кресло.

Слэш чиркнул зажигалкой и закурил, демонстративно выпустив струю дыма в лицо Джону.

Позже, гораздо позже, Анна и Бобби говорили себе, что должны были предвидеть этот момент, должны были быть готовы остановить его. Но по правде говоря, они и представить не могли, что такое может произойти. Джон, как никто другой, знал природу своей мутантской силы и как важно – и необходимо – правильно её использовать. Они не думали, что он говорит всерьёз, а когда всё началось, было уже поздно.

Джон был пирокинетиком, его способностью было управление пламенем. Прежде чем кто-либо успел остановить его или хотя бы осознать опасность, он заставил кончик горящей сигареты вспыхнуть ослепительным белым пламенем и направил его на пальцы парня. То, что осталось от сигареты, мгновенно превратилось в пепел. Слэш разжал руку, когда его пальцы покрылись волдырями от внезапного обжигающего жара, но было уже слишком поздно, когда огонь взметнулся вверх по рукаву, воспламенил куртку и волосы, а затем всю одежду с головы до ног.

Слэш закричал – в основном от ужаса, он ещё не успел почувствовать боль – и отшатнулся, колотя себя руками в тщетной попытке сбить пламя. Потом раздались новые крики, когда посетители фуд-корта увидели случившееся; они пытались отойти подальше от парня, оттащить детей в безопасное место, кто-то просил огнетушитель, возле единственного выхода началась давка.

Джон оставался на месте, наблюдая за происходящим с улыбкой.

Выругавшись, Бобби вскочил на ноги и потянулся к Слэшу правой рукой, которая внезапно стала прозрачной, будто кожа превратилась в кристально чистый лёд. Температура в их углу упала так низко и так быстро, что каждый вздох оставлял в воздухе облачка, но самое главное, холодная струя окутала Слэша и потушила пламя на нём.

Анна встала, но не успела выйти из-за стола, как второй парень, Рысь, схватил её. В суматохе плащ соскользнул с её плеч, обнажив руки. Голая рука сомкнулась на голой руке, плоть вступила в прямой контакт с плотью, и внезапно Рысь приобрёл такой вид, будто его только что сильно ударили в живот.

Его рот широко раскрылся, но он не мог найти воздуха – или даже воли – чтобы закричать, вены на голове и шее вздулись, и Анна скривилась в такой же гримасе боли, и закричала от того же дикого ужаса, что испытывал парень. На середине вопля она вырвалась из захвата, разорвав контакт с такой силой, что Рысь рухнул лицом на стол, а Анна, споткнувшись, упала в объятия Бобби, что сделало его день лучше.

Рысь выпрямился и замахнулся, чтобы исподтишка ударить Джона по голове. Но удар так и не был нанесён.

Трое учеников Ксавьера в изумлении огляделись и обнаружили, что все люди в ресторанном дворике застыли на месте. Они укоризненно посмотрели на Бобби, но тот лишь растерянно пожал плечами: это не его рук дело.

Затем до них дошло, и три пары глаз как одна обратились к двери, где в кресле сидел Чарльз Ксавьер с мрачным лицом. За ним стояли Джина, Скотт и Ороро, а ещё дальше – остальные участники экскурсии. Один взгляд на лица учителей сказал ребятам, как сильно они только что облажались.

– В следующий раз не надо красоваться! – резко сказал Профессор.

Стоя, Чарльз Ксавьер мог бы соперничать в росте со Скоттом Саммерсом, но он сидел в инвалидном кресле всё то время, что молодой человек его знал. Он был вдвое с лишним старше Скотта, но легко нёс бремя лет, а его тело было выносливым и крепким, несмотря на инвалидность. Он говорил с заметным британским акцентом, который приобрёл ещё во время учёбы в Кембридже, и, хотя у него была улыбка, столь же щедрая, как и его натура, Ксавьер обычно выглядел таким же деловым, как его костюм. Когда он смотрел вам в глаза, создавалось впечатление, что он буквально видит вас насквозь. Скотт был одним из немногих, кто знал, что это не преувеличение. Ксавьер был телепатом, возможно, самым выдающимся на Земле. Он мог читать мысли так же легко, как другой мог бы читать книгу. Джина была его лучшей ученицей.

Он основал свою школу, чтобы дать юным мутантам возможность учиться использовать свои силы не только правильно и безопасно, но и ответственно. Основная учебная программа была посвящена этике мутантов не менее чем практическим аспектам использования способностей. В данный момент было ясно, что Ксавьер недоумевает, зачем он вообще занимается этим.

Когда ученики собрали вещи и направились к выходу, на лице Джины внезапно промелькнуло выражение, будто она услышала что-то снаружи. Ксавьер был сосредоточен на том, чтобы держать посетителей ресторана «в отключке»; он не заметил, что с ней что-то происходит.

Под потолком висел телевизор, который сейчас был выключен. Из глаз Джины блеснули слабые всполохи энергии, и он включился. Канал быстро переключился на «Фокс Ньюс», заголовок в нижней части экрана оглашал новость, которую ведущая, тяжело дыша, повторяла вслух: «ПОКУШЕНИЕ МУТАНТА-УБИЙЦЫ». За ведущей на экране было дополнительное окно, в котором в реальном времени показывали Белый дом, окружённый агентами Секретной Службы и отрядом морских пехотинцев в полном боевом снаряжении.

«…как уже сообщалось, – облегчение на лице и в голосе ведущей было столь же ощутимо, как и ужас, – президент не пострадал. Мы ждём подтверждения из Белого дома, но достоверные источники сообщили, что менее часа назад на президента было совершено покушение, предположительно, мутантом! »

Очень долгое, как всем казалось, время никто не проронил ни слова. Наконец Скотт нарушил молчание.

– Профессор, – сказал он спокойно. – Думаю, нам пора.

Ксавьер глубоко вздохнул и кивнул.

– Думаю, ты прав, – согласился он.

Мгновение спустя ресторанный дворик ожил – испуганно взвизгнул работник, обслуживающий автомат мороженого, обнаружив, что его рука покрыта шоколадно-ванильной смесью. Слэш не мог вспомнить, почему оказался на четвереньках – или почему от него пахло так, будто он только что прошёл через коптильню – и дул на обожжённые пальцы, но тут же молча поклялся, что с сигаретами покончено. Что же касается остальных, они понятия не имели, что из их жизни исчезла минута, или что за столиком в углу сидели двое парней и девушка. И что эти трое подростков вообще когда-либо существовали.

Выйдя на улицу, Скотт катил кресло Ксавьера, а Джина и Гроза, выстроив детей, поспешили к стоянке мимо череды на мгновение «застывших» посетителей.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒