|
||||||
Что внутри 1 страницаСтр 1 из 12Следующая ⇒
«Эта история не основана на реальных событиях, но имена я на всякий случай все равно поменял» Гусеница Мысли не собирались в кучу, потому что у них не было лидера. Неподъемная усталость, безразличие ко всему, разочарование казались нормой в 14, потом в 19, а сейчас уже, вроде как, и не к лицу, но поделать с собой нечего. Олег потирает пальцами виски, чешет голову, не знает, куда еще деть руки и снова кладет правую на мышку. Левая в сторону и готова щелкать по клавиатуре. Как же все это мерзко и противно. Противно и мерзко, и надо что-то менять. С другой стороны, любой резкий шаг может обернуться провалом, а его ведь мы и боимся больше всего, имея на руках такие весомые, даже жирные и распухшие аргументы, как семья, дом и кредиты на машину, стиральную машину, копировальную машину и какую-нибудь ее женскую машину, непонятно зачем купленную в день рождения и прописавшуюся теперь на балконе. Объяснить и разжевать мы можем все не только им, но и, кажется, самим себе, благо в этом деле опыт большой. Хотя, конечно, скучно. Олег не идет к горе, но было бы здорово, если б от нее хоть что-то откалывалось и катилось в сторону кабинета, на двери которого, между прочим, висит дорогая табличка и в котором, кстати говоря, ждет своих пациентов дипломированный специалист. Утренняя тетя не в счет, а вообще, ты и сам уже дядя, а все в этом никак себе не признаешься. Утренняя тетя пришла, потому что ей это показалось модным, и Олег, в общем, ее разочаровал, ибо всю загадочность на корню убивали его пыльный взгляд и пресные реплики. Но поделать здесь нечего – она успела разочаровать Олега значительно раньше, а приунывший доктор чудеса налево и направо рассыпать не может и не хочет. Олег не понимает, как он сюда попал, точнее Олег знает, что это счастье, и что за место он должен благодарить Женьку. Но Олег не понимает, как он сюда попал и на каком этапе он окончательно убил в себе карьериста или, на худой конец, мечтателя. Не Женька убил, он помог, и его надо расцеловать; не Вера убила, ее было б тоже неплохо приобнять и чмокнуть в щеку. Убийцей был сам автор, он знал это, проклинал себя, но смиренно молчал и клал правую руку на мышку в те моменты, когда на душе становилось окончательно едко. Каждый стук в дверь отдавал в сердце, но не каждый входивший заправлял его новым топливом, а вообще таких было критически мало, и мы могли бы запросто пройти мимо, как часто случается в этом городе, которому тоже можно посвятить абзац, где, честное слово, не будет слишком длинных предложений. Вы там жили или живете. Или нет. Это такой маленький, серый, даже чуть-чуть рыжеватый городок. Полтора завода, продуктовые, ломбард. Знакомые лица. Хандра. Застолье, веселье, потом опять хандра. Или постоянная хандра. Ментальная хандра, моментальная хандра. Моментальное фото – одно-два на весь город. Все это чуть медленнее. Медленнее. Слякоть или пыль. Горький дождь. Кислые люди, соленые огурцы на застолье, потом веселье, а потом опять хандра. Такие дела. Мы могли бы запросто пройти мимо, но что-то случилось в этом будничном желе, и если сам случай растянется на череду событий, то начальный пункт удастся отыскать в визите Саймона, что, конечно, тоже, представляется дискуссионным моментом. И это нормально, да? Что за Саймон, откуда он взялся, куда он нанес визит? Из этих вопросов адекватно ответить получится только на последний, потому что пришел он сюда, к Олегу, в теплый или душный кабинет на третьем этаже обычной цитадели болотных офисов. А сущность Саймона описать можно по-разному, но, в общем и целом, мы где-то видели уже таких людей, потерявших способность к живому общению с себе подобными, проскочивших на уровне сложности «Легенда» все игры, кроме единственной, и осознавших вдруг разок, что дело так дальше не поковыляет и нужно для счастья что-нибудь еще. А маме Саймона подруга рассказала, что в одном сером-сером офисе есть один серый-серый дядя – ты и сам уже дядя – который ей помог помириться с мужем, а Сене (Семен, Семушка – это да, это мы про Саймона чуть-чуть знаем) поможет остепениться и выкинуть дурь из головы. А Саймон глупую идею готов прожевать и по-своему развернуть, тем более даже Анжелика от него ушла, а она была не слишком поющий фонтан, что потом уже осознал и сам герой. Пироги такие, делать нечего. Да нет, все правильно, побунтовал слегка. Мама уже все решила, правда. Сходи, хуже ведь не будет. Это как знать. Олег любил спрашивать себя, зачем люди встают с кресел, захлопывают дверь и идут к нему в гости, и ответы всегда выплывали разные, а порой вынести однозначный вердикт оказывалось сложно. В такие минуты внутри просыпалась вера в интересные случаи, но пока ее чаще всего убивали еще до того, как она успевала окончательно заполучить в свои сети единственного адепта. По Саймону было видно, что он безнадежен. Приходить ему не было никакой нужды, мог и дальше сидеть на заднице и… Ладно. Олег постарался изобразить улыбку, Саймон постарался подавить испуг и вести себя максимально естественно. Чесалось тело, лицо становилось бледнее, все слова в голове внезапно на незнакомом языке. Разряжать обстановку вызвался специалист, которому опять стало капельку тошно и захотелось выйти в окно. Но он взглянул в окно, и перехотелось. Однако сначала разрядить обстановку. - Что Вас беспокоит? А то непонятно? И как-то глупо, знаете ли. Одно и то же нас всех беспокоит, а тебе разве действительно интересно, какими словами он сейчас все это вымажет? Но он расскажет. Как-нибудь туманно и максимально отвлеченно, а, впрочем, клещами ничего тащить не нужно, дело ясно как белый день. Нужно побеседовать, дать советов, применить методику. Есть тут одна методика. Можно и самому придумать методику. Есть тут одна идея. Но сначала диалог. И очень сложно, и хочется жить, а что-то вот мешает, и как бы так сделать, чтобы все было нормально, и как себя вести в этой ситуации, и почему другим хорошо, а мне тяжеловато и нет ни на что сил? Надо успокоиться, расслабиться, вот бы сейчас тоже расслабиться где-нибудь на берегу моря, хотя мы же не любим море, нет, надо расслабиться, и, кстати, это главная мысль, и ее разными словами можно повторить еще несколько раз, чтобы убедить Саймона расслабиться и идти домой, а завтра прийти еще раз, расслабиться, и рассказать что-нибудь новое, благо методика наклевывается, и это обещает быть интересным. Серьезно, вот в этом месте начинается что-то новое. Разорваться бы и набросать уже сейчас карту сознания тощего нищего Олега, но успеется, куда ему спешить? С девушками у Саймона не клеилось никогда. Это еще не то. Присказка. Первой прекрасной даме наш рыцарь тихо шепнул: «Давай что ли мутить?», и она не растаяла, но немножко помутила, заранее понимая, к чему это шло. Потом Саймон был осторожнее, потом случаи были разные, но как-то вот видимо это скользкое начало оторвало крылья сразу всем бабочкам и начиркало грязной пастой на личной жизни удрученного пациента. Даже Анжелика ушла, а она была не слишком поющий фонтан. Упс. Что-то опять он не так сделал. А хотел вроде в кино позвать. На боевичок. Все было понятно с первого взгляда. Олег мог не слушать – он и зажмурил полтора уха, чтобы уж только совсем не выпасть из беседы, а сам разворачивал в голове новую забаву и предвкушал хохму, которой должно хватить хотя бы на ближайшие пару дней. Перипетия редкостная, поэтому даже предупреждаем. Дальше уже придется ловить самостоятельно, хотя… Познакомиться с Саймоном. Создать новую страницу в социальной сети, выбрать женское имя, выбрать женскую фамилию или что-нибудь нейтральное, что-нибудь, а вообще, рано об этом думать – создать новую страницу... Фото не ставить – сначала нужно потихоньку познакомиться, узнать, какие женщины нравятся самому пациенту. Потом поставить. Или не нужно? Познакомиться. Вести диалог, давая понять застенчивому парню, что он не так уж и плох, даже если это будет сложно. Но ведь Олег тоже не просто так проучился в академии и не за красивые глаза получил свой диплом. Глаза усталые, мутные, а здесь все навыки и пригодятся – развернет он такую беседу, что грусть покачнется, Саймон засияет и выдаст благодарностей, и за ним потянутся новые клиенты. С чего бы вдруг? – зададим мы резонный вопрос и не найдем ответа. За Олега говорила эйфория, а связаться с ней мы сейчас, никак, не можем. То ли мертва, то ли в отпуске. То ли ушек и глазок нет у всяких абстрактных штуковин. В тот вечер Саймон пообещал вернуться и вытолкался за дверь, Олег пообещал подумать и решил собираться домой. Часы еще не дотрещали до конца рабочего дня, но было понятно, что люди закончились, потому что три ментально травмированных персонажа в этом городе не могли одновременно променять свое лучшее лекарство на Олега. Кабинет сразу немного посветлел и выткал из атмосферы глоток свежего воздуха, а наш герой чуть было не напел какую-то известную песню, но вовремя вспомнил, что он не герой, а очередные проработанные будни еще не тянут на вселенское счастье. Хотя, возможно, оно где-то рядом?
В машине всегда лучше и уютнее, чем снаружи, только не летом, когда ее испепеляет солнце и не утром зимой, когда тело, пусть и через брюки, соприкасается с самым холодным сиденьем на свете. Сейчас хорошо, потому что холод не лютый, а вообще автомобиль словно отгораживает твою усталую поцарапанную оболочку и ее выцветшее содержимое от грязной каши, перетоптанной немыслимым количеством сапог. А небо¡ По небу тоже кто-то прошелся, оно обиделось и сначала сменило цвет с досадного на грустный, а потом взялось сыпать мокрым снегом, целясь за шиворот и демонстрируя точность прирожденного бомбардира. Кто-то нажимает кнопки на мониторе, и дома тоже гасят яркость стен. Машина приятно дрожит, в ней тепло, Олег откидывается в кресле и даже немного чувствует, как рассасывается боль в висках. Это ненадолго, но все-таки помогает не скинуть бессмысленное существование на лестнице тысячу раз прозондированного подъезда. То есть домой получается войти практически человеком. Они тоже иногда встречают вполне себе по-людски. Вика была дома, а значит, какую-то порцию негативных эмоций можно приберечь на потом, когда она снова проходит где-нибудь допоздна, а Вера будет пульсировать каждым вздохом рядом с уже знакомыми ударами в голову. Обнял Веру, привет Вике. Пахнет супом, этим овощным, но вечно стыдно признаться, что фирменное блюдо в семье нравится только ей. Семья. Семья. Семья. Из крана на мозжечок. Каким страшным казалось это слово тогда, каким бессмысленным стало сейчас. Вика, это главное связующее звено, все больше офигевает от всякой офигенной фигни, а как это воспринимать любящим родителям, никто не объяснял. Или так: как воспринимать это, любящим родителям никто не объяснял. Им вообще многое пришлось понимать самим. А мы знаем, как это больно. Олег не ударит рукой по стене, не разобьет телевизор, даже не будет кричать. В глубине души очень хочется – это явно изменит сложившееся положение дел, а, впрочем, ничего уже исправить нельзя, да и никогда не было такой возможности. Какая разница, фаталист он, атеист, специалист или даже золотой медалист, которая, кстати, вообще неизвестно где лежит. Вере все равно, Вике все равно, всем все равно, а позолоченный кругляк покоится, отдыхают какие-то грамоты, дипломы, старые тетради, желания и мечты. Все сконцентрировано в офисе, все вознаграждается потным златом и овощным супом. Дети тоже, говорят, некоторым приносят радость, но это скорее самовнушение, потому что вот она занимается какой-то дурью у себя в комнате и ждет не дождется, когда все закончится, и родители, например, останутся где-нибудь далеко здесь, а она поедет туда, где свежий воздух и фонари. Имеет ли все это хоть малейшее отношение к истории? Да на самом деле, к истории вообще ничто не имеет отношения, а с другой стороны, все сыграло определенную роль и повернуло свою шестерню в механизме. Хотя может и не свою, чужие шестерни крутить тоже весьма любопытно, пускай и рискованно. Вика играла с нервами Веры, Вера выдавливала последние капли из Олега, Олег шел и предлагал расслабиться своим пациентам, не имея ни малейшего понятия, как это устроить самому. Можно снять с себя потяжелевший костюм, залить внутрь пресловутый суп, откинуться на диване, закрыть глаза и помнить каждым отсеком, что они умеют распахиваться обратно, и, более того, это даже придется сделать. Можно убедить себя в том, что жизнь складывается, в целом, не так уж и безобразно, а некоторые живут куда скромнее, а если затронуть тему любви и всяких таких штук, то и с этим ничего страшного не произошло – ссоры бывают, порой некомфортно, но пережить это как-то можно, а скорее всего, и нужно. Тем более, мы даже не ссорились. Как хорошо без костюма. Усталое тело выпадает из пиджака, брюки стекают на пол, и, если б их еще не нужно было аккуратно вешать на плечики, жизнь бы устроилась самым превосходным образом. Сдираем с кожи рубашку, стаскиваем носки, облекаемся в новые доспехи, приобретаем новые супернеспособности. Пол холодный, поэтому лучше тапочки. Пол теплый – можно и без них. А по всему дому уже пахнет овощным супом, и как бы ей намекнуть спустя эту, страшно подумать, кучу лет сосуществования, что недосаливает и слишком много костей. Как будто она виновата. Для Олега бытовые проблемы – бич, потому что, как говорил тренер в футбольной секции, думать надо о высоком, о поэзии, а тут супы, пыль, счетчики на воду и тошнота. Был бы Олег один, он бы на все плюнул. Был бы Олег один, он бы вряд ли смог остаться в себе. Сейчас он оставался в себе, хотя хотелось выйти проветриться, оставался в себе и как раз уже прислонился к мягкой спинке. Надо просто перетерпеть. Надо еще немного пожить. И все будет нормально. Тем более, что все просто прекрасно и сейчас, а дурные мысли сбивают с толку. Будет ли нормально? Да тут ведь как посмотреть – одному нормально то, другому это, Олегу третье, Вере еще какая-нибудь ерунда. Саймону нормально скиллы в онлайн-играх. Вике тоже что-нибудь нормально. Хотя вот кто знает, что ей нормально? Он напрягся, прощелкал по каналам памяти и проследил, как все детские интересы оставались в прошлом. Ну да может, так всегда и бывает? В какой-то момент ускользнула нить. Сначала оторвалась, а потом и вообще ушла из виду. Он видел Вику на кухне за ужином. В общем-то, все. Да и зачем нужны лишние беседы, бессмысленные контакты и попытки воспитывать человека, на которого уже плотно надвинута шляпа… Нет, ну это какая-то глупая метафора. Потребление беспредельное, а шляпа даже и не при чем. Хотя, вся эта история еще та шляпа. И ведь есть куча других дел, которые требовали безотлагательного решения, выходили на митинги с плакатами, бросались на ОМОН головного мозга, а потом были жестоко избиты дубинками лени и безразличия и залегли на дно коробки, к власти в которой пришли банальные «поставить будильник» и «зайти за молоком». А хотелось выучить арабский и играть на гитаре. А нужно было бы… Но это все те же лампочки, тряпки, моющие пылесосы, которые надоели. Надоели. Надо Ли… Голова вибрирует – это входящий вызов или будильник. Или «зайти за молоком». Нет, чепуха. Пора встать и проделать путь до кухни. Ужин практически объединяет, но все тут сидят слишком далеко друг от друга, а окно зачем-то открыто, и в него дует. И из него дует. А если закрыть, не дует, но все равно неприятно. Но лучше все-таки встать и закрыть, потому что простуда точно ничего не исправит – это мы уже проходили. Лучше все-таки встать и закрыть.
Окно закрыто, все в сборе – самое время начать. В супе много разных овощей, потому что он овощной, и пар от него идет, потому что он инфернально горячий. В этой жизни много всяких трудностей, потому что она непростая. В этом плане можно расслабиться и течь вместе со временем, ибо всему свое время. - Как в школе? - Нормально. - Что по оценкам? - Ничего. - Как у тебя на работе? - Да так. И диалог трещит, лопается и умирает, хотя иногда для дела можно и какие-нибудь новости обсудить, и придумать съездить на выходных развеяться. А потом и съездить развеяться, конечно, на мгновение представляя себе, что вот, дело пошло в гору. На этот раз далеко идущие планы не обсуждали, а Олег даже в двух словах описал Саймона и Галину Андреевну, дуру это полнейшую – нарочитая развязность – которая приходила днем рассказать о том, что она бескрайне раздосадована, после того как герой ее любимого сериала погиб в середине третьего сезона. Послушали без особого энтузиазма, аплодировать не стали, да и Олег к концу повествования вдруг понял, что не следовало ничего говорить, потому что это, во-первых, слишком от них далеко, а во-вторых, скучно и пошло. Обидный момент, когда замолчать уже некультурно, а болтать дальше ни сил, ни желания. Кое-как дополз. Вера честно пыталась выдавить из себя хоть каплю интереса, Вика, словно сгорая от стыда, изучала содержимое тарелки и думала, да уж точно думала, что кто-то решил глупо пошутить над ней, посадив на эту табуретку и заставив слушать нудные хроники лжедоктора и его верной спутницы, так же нельзя, да ладно, нам можно, все свои. Теплее не становилось, не грел суп-кипяток, углы губ не растягивали в стороны бессмысленные и натужные диалоги. Всем хотелось побыстрее закончить есть. Может, даже побыстрее закончить все. Но с супом так просто не разделаешься – зашел с зимы, нос начинает течь, шмыгаешь и заливаешь в рот очередную ложку, предварительно подув и удостоверившись, что не попал этот ужасный черный перец или кость. Закусываешь хлебом, закрываешь глаза, глотаешь поскорее. Думаешь о любви, расплавленной в этом кипятке, стыдишься самого себя, потому что кто-то старался, а ты морщишь нос. Чувствуешь, что должно стать вкусно. Пытаешься в это поверить. Проваливаешься. Олег доглотал овощной суп и поставил чайник. Спустились мы на какой-то бытовой уровень опять. Потерялась поэзия этим вечером. Он хотел лечь и заснуть на подольше, она хотела заплакать, она хотела уйти из дома, она хотела даже повеситься, это так, это просто напели в тему. Сладости к чаю подкрепляли веру в будущее и позволяли забыть на мгновение о плохом. Или нет. Вика вышла первая, а вдвоем стало даже тяжелее. Для приличия нужно было сказать что-нибудь еще, но его мысли были слишком своими, а она устала от всего этого. Ему хотелось обнять ее, ей хотелось обнять его, и что-то мешало. Вера встала и начала убирать со стола. Олег тоже поднялся, одолел смеситель и принялся за посуду. Стало полегче, но не было панацеей. С каждой минутой вечер окутывал угрызениями, которые днем не умирали, однако помалкивали под надзором ложного, но берущего верх над какой-то частью совести рабочего настроя. Что-то он делал не так, свернул в какой-то момент не туда, а сейчас ищет и ищет верный путь, то обращаясь к навигатору, то полагаясь на интуицию, только на горизонте маячит тупик, а самое страшное и обидное, что шагает он – шагают они, кажется, на месте. Он пережевывал прошлое и выдумывал будущее. Вытаскивал самые светлые моменты их общей жизни, смаковал их и готов был заплакать, думая, что это все осталось только внутри. Думал о счастье, которое неожиданно, и он корил себя за эту неожиданность, воспрянет духом день, неделю или месяц спустя. И больше всего ненавидел свое настоящее. Все это пока выдавливаешь средство на губку, пока елозишь ей по тарелкам, пока вытираешь руки о без того мокрое полотенце, а потом доводишь до конца о домашнюю одежду, которая на то и домашняя, что с ней можно делать все, что хочешь. Дом вообще тем и хорош, что в нем любой таракан находит себе, чем полакомиться, и Олег вспоминал те времена, когда он с уверенностью мог сказать, что у него есть дом. Ныть не стоит, дом у него был и сейчас. Вытер руки, обнял ее и закрыл глаза, пытаясь силой мысли проткнуть эту преграду, которая не давала их минусам слиться и изобрести большой общий плюс. Она была теплой и родной. Столько всего пережито вместе. А Олег ее совсем не знает. Объятия как передышка? Как попытка успокоиться и продумать план дальнейших действий? Все казалось настолько понятным и предрешенным, что мозг буксовал и отказывался помогать. Просто раствориться в этом тепле. Раствориться, пока тепло. Остановить время. Только что вам даст пауза? Друг друга уже не остановить. Олег не отпускал Веру, Вера дышала ему в плечо. У Вики шумело бодрящее инди, за окном дали волю фонарям, раскидавшим свой мутный и бессмысленный оранжевый на грязный снег, голые деревья и поглотившие обитателей дома. Свет надо сделать тише. Слишком цветастые и сладкие звуки из той комнаты. Сколько же все это еще может продолжаться? Тяжелый вздох, и больше никто никого не обнимает. Может быть, что-то сдвинулось с места? Не могло совсем ничего не поменяться. - Пойдем. Все(.) Ясно без слов, и каждый со своей печалью отправится дальше. На нее выжали что-то отбеливающее, совсем чуть-чуть разбавили горькую жижицу нежной пилюлей, однако для кардинальных перемен нужно вмешательство специалистов, переливание души или какие-нибудь другие процедуры. А пока так, с надеждой, что пройдет само, если держать желудочки в тепле, а извилины в холоде. Усталость может убить только Интернет, сон одолевают социальные сети. И ведь одна понятная и простая мысль: пока ты внутри, снаружи точно не произойдет ничего здравого. Оторваться, встать, заняться делом, прочитать книгу, поговорить с Викой, наконец… Хотя о чем тебе с ней говорить, вот скажи? То есть, конечно, надо, но есть ли смысл? Да и когда уже сдохнет этот нудный мотиватор, обещающий мифическую прибыль сразу по поднятии с кресла? Когда мир тысячу раз куплен и продан, когда имущий имеет тотальную власть над неимущим, когда Олег прокрутил ленту и понял, что прошел еще час жизни, появилось желание создать страницу для общения с Саймоном. Сделать хоть что-то полезное и в то же время легкое и привычное. Логин и пароль – целое поле для творчества, личной информации по минимуму, но интересы можно и повыдумывать, а в картинки каких-нибудь мультиков, или природы, или поцелуи под дождем и другие истории, знакомые по разношерстным аккаунтам. Тут есть нюанс – стоит ли быть настолько уверенным в том, что за каждой страницей стоит реальный человек? Может быть, кто-нибудь тоже так лечит? Нет, это только Олег так лечит. Лечит он что-то непонятное. Занимается тем, чем занимается. В то же время словно появилась новая жизнь, произошли еще одни безболезненные виртуальные роды, и малыша либо сразу бросили в пучину, либо окружили заботой, лаской и нескончаемыми лайками под каждой несусветной дуростью. О да, я тоже люблю этого актера! Какая мудрая мысль! Уморительная шутка! Все живут нарядные и красивые, внутренний мир имеет солидный счет в банке, а на самом деле… А самого дела, может быть, никакого и нет. Вот и Олег породил фэйк, которому суждено осчастливить бедного больного, как бы ни громко это звучало в отношении самого обыкновенного погасшего и опустившегося человеческого детеныша. Первый онлайн в жизни, как первые шаги. Олег ли это? Может ли Олег по-настоящему притворяться лицом женского пола? Концентрация вопросов на этом участке истории зашкаливает, хотя самым правильным было бы просто спросить: какого? Он уже даже соскучился по своей личной странице, но вовремя вспомнил, что техники дома ему хватит и на два, и на три и еще на какое-нибудь четвертое число виртуальных божьих созданий. Не то чтобы он был слишком верующим или слишком неверующим, просто к слову пришлось. Она уже дышала, но еще не говорила. Рано, наверное. Или, может быть, действительно пора начать. Тут без знака вопроса специально, а то, правда, надоедает. Уже нашли Саймона, у которого тоже, вот здорово, не было фотографий на странице. Хотя ладно, все и так прекрасно знали, что у него их нет. Отправили заявку в друзья. Интересное дело, не правда ли? Сначала стать друзьями, а потом познакомиться по-человечески. Привычный уже механизм, но пока еще не совсем устаканившийся в голове. И взглядами не встречались, и воздухом общим не дышали, и глупые формальности не лепетали. Не сталкивались в транспорте, не сидели на одном секторе, не подпевали любимой группе на концерте. Кто-то подал заявку, кто-то принял. И давай дружить. Ну вот и Саймон с Ней подружит. И Она с ним. И друг с другом они тоже как-нибудь уж подружат. А там узнаем, чем дело кончится. А сейчас начнется. Пусть это будет «Привет» без скобочки. И без точки. И без восклицательного знака, ясное дело. Потому что эмоции пока не нужны – дамы же вечно начинают эти беседы настороженно, когда вообще начинают, что уже само по себе явление редкое. Но вот сейчас тот самый случай, когда надо. Когда без этого «Привет» ничего и не выйдет, но все же пусть тогда это будет именно такое голое приветствие, не разукрашенное пунктуацией или, например, диминутивами. Суффиксами красивыми всякими. Саймон добавил ее в друзья. Саймон успел подумать, что это какая-то очередная ерунда. Саймон получил новое сообщение. «Привет». Цифра четыре – любимая. Часть истории не очень. Про Вику и ее увлечения. Ей не хочется вообще здесь появляться и надолго задерживаться. Сюжет сюжетом, а из песни слов не выкинешь. Постараться не задеть и в то же время проткнуть насквозь. План есть, но она включила громкую липкую музыку, повалилась на диван… Или нет. Такие, как она, не валятся. Прыгнула? Что она сделала? Что они все делают, вообще непонятно. Но в это мы точно не закопаемся. Всегда и у всех были свои увлечения и своя лень, хотя нам ее досталось, наверное, все-таки поменьше. Но это нормально. Какое-нибудь красивое слово вместо «прыгнула» и уж, конечно, не «повалилась». В целом, она была на кровати. Покрывало нежных цветов, и мысли бы тоже в тон, если бы не здесь и не сейчас, а куда-нибудь на Запад. Или хотя бы в большой город. Работать в модном журнале, пить кофе и смотреть сериалы. А вокруг сплошные моралисты, у которых жизнь не сложилась, как будто из-за нее. Теперь все уколы сыплются в ее адрес, обвиняют в циничности, критикуют за неправильный образ жизни, взамен могут предложить сплетни и хаотичные половые связи, но это все нормально, в отличие от ее глупостей. Никому же не нравятся эти глупости, никто даже в ее сторону не посмотрит. И глупости, что ей самой хорошо со своими глупостями. Глупая просто еще. Отвращение вызывали многие факторы, а особенно стыдно порой бывало признать, что одним из самых тошнотворных элементов был папа, более известный нам как Олег, более неизвестный никому, потому что тут и говорить не о чем. Мама была несчастной, ее было легче понять, хотя, конечно, сама виновата во всем, и вот вам еще доказательство того, что все связи скатываются в обыденность, а обыденность, в свою очередь, окисляет и огорчает жизнь, причем не только подсудимым, но и всем окружающим. У Вики было собственное мнение. Говоря языком, печатая пальцами, она была личностью. Учителя ее не особо любили, одноклассники тоже относились настороженно, подруги появлялись ненадолго, друзья вовсе заканчивались на полуслове. Волосы отрастали то длинные, то фиолетовые, на ногти наносились все оттенки парфюмерного. Это все в продолжительном перфекте, а конкретно в это мгновение наша героиня тонула в подушках, пережевывая старые страдания и сочиняя сплин поновее. Головная боль стала привычкой, без нее было совсем неприятно, потому что на одних душевных переживаниях далеко не уедешь. Зато если у тебя ноют виски, или голова выросла, а атмосферный шлем на ней остался прежний, можно все их банальные вопросы ломать самим наличием боли, которую пока большинство все-таки созерцало не без сострадания. Но многим надоело – это факт. И вот в пятницу идти на день рождения к Лене – не все ли равно, кто такая Лена – там все будут пить и нести чушь, но совсем порвать контакт со знакомыми тоже нельзя; так иди и потеряй несколько часов своей жизни, мысленно закатывая глаза и задавая, все там же, в голове, риторически вопросы. Она устала. От чего ты могла устать? Со школы вернулась рано, репетиторов у тебя сегодня нет, делами никакими тоже не занимаешься. Интернет да сериалы, а за ум кто браться будет? А она вспоминает вдруг, что нужно срочно бежать отсюда, и мощный разряд сразу несется по всему телу, активизируя совесть, но работает через раз, потому что совесть оказывается не такой уж и несговорчивой барышней, да и к тому же все уже, наверное, в какой-то степени предрешено: не выходя за предписанные границы, она соберет свою горстку баллов по сусекам и амбарам и поступит в тот, ну а на худой конец вон в тот вуз. Хочется, конечно, подальше, но с чего-то же надо начинать. А тоска, как они любили говорить, носит экзистенциальный характер. Бесит до жути, когда мама вдруг начинает спрашивать о том, что случилось и почему Вика ходит такая кислая весь день. Она чувствует, что, во-первых, не кислая, а пресная, а во-вторых, именно потому что ничего не случилось. Хотя иногда происходили какие-то отвратительные вещи, но и к ним Вика уже давно привыкла. Ведь в жизни ее бывало всякое, несмотря на то, что каждый день был похож на предыдущий, и все вместе это напоминало некий бурый кисель. Такой парадокс. Она соскользнула, устроилась за столом, открыла книгу, сфокусировала зрачки. Комната мерцала мягким светом, музыка портила все и, в конце концов, оказалась повержена. Облегченно вздохнули еще два обитателя жилища. А Вике и без звука из колонок было слишком шумно. Шумно и трудно сосредоточиться на фразах – разум разболтался и не привык собираться в кучу по желанию владельца. Потому что не родилась еще главная идея. Ее не зачали.
|
||||||
|