ЧАСТЬ ВТОРАЯ 8 страница

— Поели пирожков?

Тут только Бритый Ли заметил высокую фигуру Сун Фаньпина. Его майка была покрыта кровавыми пятнами, лицо опухло, и глаза затекли синяками. Бритый Ли понял, что отца били; а Сун Фаньпин присел рядом с ним и, погладив сына по голове, сказал:

— Ли, оботри рот, измазался.

Ли опустил голову и страдальчески заплакал. Он раскаивался в своих словах и думал про себя, что если б не эти слова, сказанные тогда у ворот школы, то Сун Фаньпину не пришлось бы сейчас мучиться здесь, в амбаре. Подумав, как Сун Фаньпин хорошо относится к нему, он, распустив сопли, завыл:

— Я виноват.

Отерев большим пальцем его слезы, Сун Фаньпин с улыбкой произнес:

— Ты, часом, не вздумал соплями захлебнуться?

Бритый Ли истерически захохотал. Пробиваясь через щель в дверях, из глубин амбара все отчетливей долетали плач и крики, похожие на кваканье лягушек. Бритому Ли было страшно. Дрожа всем телом, он вместе с братом стоял перед Сун Фаньпином, а тот, словно ничего этого не слыша, болтал с ними. Его левая рука казалась нескладной. Братья не знали, что она вывихнута, просто думали, что выглядит странно, как приставная. Они спросили отца, почему его рука висит, как чужая? Сун Фаньпин легонько покачал рукой и сказал детям:

— Устала, решил дать ей пару дней отдохнуть.

Братья решили, что он владеет удивительным мастерством: может даже отделять руку и отпускать ее отдохнуть на пару дней.

Чтобы удовлетворить их любопытство, Сун Фаньпин решил прямо перед этим амбаром продемонстрировать им, как можно отпустить руку отдохнуть на пару дней. Сперва он велел братьям опустить одно плечо, а потом расслабить руку, которая к нему крепилась. Сказал им, что висящая рука не должна напрягаться, нужно вести себя так, будто ее вовсе нет. Тыча себе пальцем в висок, сказал, что не надо даже думать про руку. Когда Сун Фаньпин решил, что они уже почти научились, то с криком «Раз, два, три!» велел им, опустив плечи и свесив руки, походить туда-сюда вдоль амбара. Братья почувствовали, как недвижная рука колеблется с каждым шагом, обрадовались и запищали от восторга.

Сун Фаньпин спросил их:

— Ну что, рука как приставная?

Мальчишки хором ответили:

— Как приставная!

Отец патлатого Сунь Вэя, глядя на них, загоготал. Сначала он просто похохатывал, а потом заржал в голос и, наконец, обхватив живот, сполз от смеха на землю. Поднявшись, он все еще держался за живот.

— Ну все, хватит, пора обратно, — бросил он Сун Фаньпину.

Сун Фаньпин вернулся в амбар. В дверях он обернулся и сказал детям:

— Идите домой и тренируйтесь.

Вечером Ли с Сун Ганом начисто забыли страшные вопли в амбаре, забыли синяки на лице Сун Фаньпина, а помнили только его наказ. Всю дорогу до дома они с воодушевлением старались расслаблять то одну, то другую руку. Придя домой, завалились на кровать и продолжили свои упражнения, свешивая расслабленные руки с постели. Они обнаружили, что расслаблять руку, лежа на кровати, куда проще, чем расслаблять ее, опуская плечо. Заковыка была только в том, что свисающая с кровати рука рано или поздно затекала.

Глава 14

Бритый Ли с Сун Ганом продолжали тянуть свою безотцовщину, но жилось им совсем неплохо. Они вместе ходили с мешком за рисом. Им нравилась та штуковина для взвешивания зерна, что стояла в рисовой лавке. Они надевали мешок на алюминиевый желоб, похожий на детскую горку, внутри щелкал затвор, и рис с шумом втекал в мешок, словно соскальзывая на детскую площадку. Потом они с силой хлопали по желобу, чтобы прилипшие сверху рисинки тоже скатились бы в мешок. Их хлопки разносились гулкими ударами, и лавочник заходился отборной бранью, перегибаясь через прилавок, чтобы отвесить братьям по оплеухе.

Они вместе ходили с корзинкой за овощами. Выбирая капусту, потихоньку обдирали с нее листья, так чтоб на кочане остались только самые нежные и свежие. У бабки, торговавшей овощами, от злости аж слезы брызгали из глаз. Она кляла братьев на чем свет стоит, называя их дуроплясами, и желала им помереть не своей смертью — подавиться воздухом, поперхнуться водой, сдохнуть без дырки в заднице да без хрена между ног.

Бритый Ли с Сун Ганом считали каждый фэнь. Они, как монахи, и не притрагивались к скоромному. В конце концов им невыносимо захотелось мяса, и тогда братья пошли на реку ловить креветок. Дойдя до берега, они поняли, что не знают, как их приготовить. Не углядев еще ни одной креветки, они уже принялись, облизываясь, обсуждать, как этих креветок лучше есть: жарить в масле или без или вообще варить? В итоге братья сделали крюк и побежали сперва к амбару, чтоб справиться насчет креветок у Сун Фаньпина. Добравшись до места, они как ни в чем не бывало опустили каждый одно плечо и замотали руками. Сун Фаньпин вышел наружу с левой рукой, по-прежнему висящей, как плеть, и сказал, что можно и варить, и жарить, и парить, главное — это дождаться, пока креветки порозовеют, тогда можно их есть:

— Когда будут цветом как язык, тогда готово.

Еще Сун Фаньпин сказал им, что креветки плавают на мелководье, и велел детям закатать штанины выше колен:

— Как штанины намокнут, так в воду больше не суйтесь. На глубине креветок нет, только змеи.

Братья вздрогнули. Они не поняли, что Сун Фаньпин пугал их, потому что боялся, что на глубине они утонут. Покивав головами, мальчишки пообещали, что не будут заходить туда, где глубокая вода может намочить колени, и ушли, размахивая руками. Но тут Сун Фаньпин криком остановил их и велел пойти сперва домой за бамбуковыми корзинками. Дети никак не могли взять в толк, на кой черт им понадобятся эти корзинки. Тогда отец спросил их:

— Ну а как ловят рыбу?

Мальчики остановились, подумали немного, и Сун Ган ответил:

— Удочкой.

— Да, удочкой, — сказал Сун Фаньпин, — а еще ловят сетью. Вот и креветок ловят плетеной корзинкой.

Мотая непослушной левой рукой, он согнул в локте правую, словно держа корзинку, и, склонившись, принялся показывать перед дверьми амбара, как нужно ловить креветок. Он сказал, что на реке нужно быть внимательным, как часовой на посту: опускать корзинку под наклоном в воду, ждать, пока креветки заплывут туда, а потом быстро выдергивать ее наружу. Разогнувшись, Сун Фаньпин произнес:

— Вот так и поймаете.

Он спросил детей, поняли ли они. Братья посмотрели друг на друга в ожидании, что кто-нибудь кивнет головой. Тогда отец сказал, что покажет им еще раз, и, когда он наклонился, мальчики указали ему на ошибку. Бритый Ли выпалил:

— Ты не закатал еще штанины.

Сун Фаньпин расхохотался. Он опустился на корточки и закатал штанины, а потом еще раз изобразил ловлю. Мальчишки заорали:

— Поняли, поняли!

На берегу братья подвернули штаны и вошли в речушку. Вода пошла рябью у их ног, и они опустили в нее корзинки, подражая движениям отца. Дети поджидали креветок. Простояв в воде чуть ли не полдня, они покрылись потом от летнего солнца, как бисером. Они с изумлением видели, что креветки плавают в реке, подпрыгивая и прискакивая, совсем не как рыбы, что шевелят хвостами. Креветки запрыгивали одна за другой в корзинки, один раз припрыгало целых пять. От восторга братья заверещали, но тут же зажали руками рты, потому что увидели, что от страха все креветки разлетелись, пришлось даже поменять место. К закату дети уселись на траву и стали считать — они сумели наловить целых шестьдесят семь штук.

В тот вечер выражение их лиц, говор и походка были точь-в-точь как у людей с красными повязками на руках. Братья гуляли по поселку со своими корзинками, кто-то углядел в них креветок и зацокал языком от восторга, приговаривая, что эдакое чмо малолетнее, видать, на что-то все ж таки годится. Услышав это, Ли чуть не лопнул от гордости. Ему в первый раз в жизни стало приятно, что их обозвали, и он сказал Сун Гану:

— Вот, вот, чмо малолетнее на что-то таки годится.

Вернувшись домой, Ли стал командовать брату:

— Пустим этих чертовых креветок на варку.

Когда вода в кастрюле стала нагреваться, он закричал в возбуждении Сун Гану:

— Слыхал, слыхал, как эти треклятые креветки там подпрыгивают?

Едва креветки смолкли, дети раскрыли кастрюлю и увидели, что все они покраснели. Тогда братья вспомнили слова Сун Фаньпина о креветках и языке. Сун Ган высунул свой язык и спросил, такие ли они красные. Бритый Ли ответил:

— Еще краснее.

Потом он сам высунул язык и велел брату посмотреть. Сун Ган сказал:

— И краснее твоего.

Тогда дети закричали:

— Есть! Скорей есть! Сожрать этих паршивых креветок!

Они в первый раз ели креветок, которых отловили и сварили сами. Дети забыли положить в кастрюлю соль и, проглотив по паре пресных рачков, почувствовали, что что-то здесь не то. Тут Сун Гана озарило, и в голову ему сразу пришла отличная идея: он налил в миску соевого соуса и принялся макать креветок в него. Бритый Ли чуть не умер от счастья и все твердил, что мясо у этих поганых креветок вкуснее, чем в мерзавцах-пирожках раз в десять. Они жевали, позабыв обо всем на свете, даже о том, что они жуют. Отвалившись от стола, братья смаковали свои впечатления, не в силах оправиться от еды. Только когда Сун Ган рыгнул и Ли сделал то же самое, они осознали, что все шестьдесят семь креветок были съедены подчистую. Отерев рты, дети мечтательно сказали:

— Завтра снова будем есть креветок.

С тех пор братья утратили всякий интерес к тому, что происходило на улицах, и прониклись любовью к речным берегам. Каждый день, вооружившись корзинками, они отправлялись поутру ловить креветок и возвращались вечером со своим уловом. Братья забирались далеко вдоль по реке и вдоль по ней же возвращались обратно. Их ноги от воды стали совершенно белыми и размокшими, как у утопленников. Они наели себе круглые и румяные мордочки, совсем как у капиталистов. Мальчики сами, безо всякого наставления, научились варить и жарить креветок и выяснили, что если жарить без масла, то лучше добавлять соевый соус, а если в масле — то соль. Как говорится, привалила им такая удача, что чуть дверь не вышибло. Однажды они за раз сумели выловить больше сотни и, закинув их в кастрюлю, зажарили до хрустящей корочки, а когда стали есть, то сами не могли на себя нарадоваться: панцирь у пережаренных креветок был хрустким, ароматным и по вкусу не хуже самого мяса. Когда они наелись, а креветок у них оставалось еще штук сорок, Сун Ган вдруг прервался и сказал:

— Отнесем этих папе.

И Ли ответил:

— Идет!

Мальчики сложили оставшихся креветок в миску. Когда они выходили из дома, Сун Ган сказал, что он еще сходит купит для отца два ляна* шаосинского. Он представил себе, как отец будет есть креветок, запивая их вином, и как он наверняка засмеется от радости. Сун Ган даже разинул рот и странно закаркал, изображая, как смеется отец, а Ли сказал, что выходит совсем непохоже, будто он орет «На помощь!». Потом Ли сам взялся изображать смех Сун Фаньпина, приговаривая, что у него весь рот будет забит креветочным мясом и наполнен вином и что тут уж при всем желании не разгогочешься, а сможешь только тихонечко посмеиваться. Сун Ган сказал, что у Бритого Ли тоже вышло непохоже, словно он зевает или что.

Взяв еще одну пустую плошку, они вышли из дому и отправились в продовольственный магазин покупать вино. Продавец, глядя на креветок в их миске, стал шумно втягивать носом воздух. Он сказал, что у него от запаха даже слюнки бегут, а уж на вкус Бог знает, что это такое. Братья рассмеялись и сказали, что на вкус еще прекрасней. Когда они развернулись и направились к выходу, то услышали, как продавец сглатывает у них за спиной слюну.

Упали сумерки. Братья с величайшей осторожностью приближались к амбару Сун Фаньпина — Сун Ган нес плошку с вином, а Бритый Ли — миску с креветками. Тут на пути у них снова оказались те трое школьников. Двинувшись навстречу, они заорали:

— Эгей, пацаны.

У братьев засосало под ложечкой. Если б не эти креветки и вино, они бы давно уже смотались из поля зрения. Но с мисками в руках они все равно не смогли бы бежать быстро, и все, что им оставалось, — так это плюхнуться на землю. Трое школьников окружили их частоколом из шести ног. Братья, обнимая миски, смотрели на них снизу. Сун Ган с явным удовольствием выдал:

— А мы уже и так сидим на земле.

Ли подумал, что они сейчас, наверно, скажут: «Да если вы хоть чего-то можете, живо поднимайтесь». Поэтому он не выдержал и сам прокричал вперед них: «Да если вы хоть чего-то можете, то давайте, сбейте нас». Но трое школьников так и не сказали заветных слов — весь их интерес устремился к содержимому миски. Сунь Вэй, Чжао и Лю один за другим присели на корточки. Сунь Вэй потянул носом воздух и произнес:

— Пахнет — обладеть. Эти креветки вкуснее, чем в ресторане.

Чжао поддакнул:

— Мать твою, тут и винище.

Рука Бритого Ли, сжимавшая миску, дрогнула. Ему показалось, что школьники претендуют на его креветки. Тут они и в самом деле сказали:

— Эй, парниша, дай попробовать, а?

Шесть ладоней одновременно потянулось к миске Бритого Ли. Увертываясь от рук, он завопил, как резаный:

— Кузнец Тун сказал, что мы — цветы жизни.

Услышав имя Кузнеца, мальчишки убрали руки, огляделись по сторонам и, не заметив ни Кузнеца, ни кого другого, кто обратил бы на них внимание, снова протянули свои руки. Заходясь криком, Ли хотел укусить их, но тут Сун Ган вдруг завопил:

— Креветки! Продаем креветки!

Сун Ган кричал и подталкивал рукой брата. Увидев, что вопли Сун Гана привлекли кучу народу, Ли тоже заорал на чем свет стоит:

— Креветки! Аппетитные жареные креветки!

Толпа окружила их. Люди с любопытством разглядывали мальчишек. Школьников вытолкали за пределы круга; они постояли какое-то время, почестили отца Сун Гана и мать Бритого Ли, потом помянули недобрым словом весь их род и, отерев губы, пошли прочь, глотая голодные слюни.

Кто-то спросил детей:

— Почем креветочки?

Сун Ган ответил:

— По юаню штука.

— Чего-чего? — заголосил тот человек. — Вы что, самородки здесь продаете?!

— А ты понюхай, — Сун Ган велел Ли приподнять миску. — Жаренные в масле.

Ли поднял миску ко лбу, и все учуяли божественный запах жареных креветок. Тут кто-то произнес:

— Нет, оно, конечно, запах отменный. По фэню за пару как раз сойдет.

Другой поддержал его:

— За юань можно золотую креветку купить. Эти двое — спекулянты.

Сун Ган поднялся и сказал:

— Ну, золотой креветкой не закусишь.

Бритый Ли тоже встал на ноги:

— И золотая креветка не пахнет.

Троих школьников уже не было видно, и братья облегченно вздохнули. Выйдя из окружения толпы, они пошли вдоль по улице с мисками в руках, перешли по мосту и оказались перед дверьми амбара. На дверях по-прежнему стоял отец патлатого Сунь Вэя. Это его сын чуть было не отведал их креветок. Завидев братьев, отец Сунь Вэя с улыбкой спросил:

— Ну как, с руками теперь все в порядке?

Дети ответили:

— Все как надо, мы несем миски.

Отец Сунь Вэя тоже учуял запах жареных креветок. Он подошел заглянуть в миску, выудил из нее одну креветку, запустил ее в рот и спросил:

— Кто готовил?

Бритый Ли ответил:

— Мы готовили.

Удивившись, отец Сунь Вэя пробормотал:

— Вот тебе на, эдакие придурки малолетние, а готовят, как повар на госприеме.

Сказав это, он снова потянулся к миске, но Бритый Ли отвел его руку. Тогда он вытянул обе руки, чтоб дети отдали ему свои плошки. Они отступили, отец Сунь Вэя ругнулся и пошел к амбару. Распахнув дверь ударом ноги, он заорал куда-то вовнутрь:

— Сун Фаньпин! Вон! Твои сыновья принесли тебе передачку!

Он специально растянул последнее слово, и изнутри тут же нарисовалось человек пять-шесть с красными повязками на руках. Они зыркали по сторонам и спрашивали:

— Чего принесли?

Их ноздри раздувались. Все красноповязочные твердили, что запах идет божественный: вкусней, чем от свиного сала. Обычно они сидели на одной редьке с капустой, и хорошо, если им раз в месяц удавалось закинуть в рот кусок свинины, а тут, увидев жареных креветок, все они от жадности повытягивали вперед когти. Ли с Сун Ганом вцепились в свои миски и завопили от ужаса:

— Помогите! Спасите!

В этот момент появился покачивающий рукой Сун Фаньпин. Увидев своего спасителя, дети кинулись к нему с криками:

— Папа, иди скорей!

Сун Фаньпин подошел к сыновьям, и они спрятались у него за спиной. Успокоившись, дети протянули миску с креветками и плошку с вином, чтоб отдать отцу. Сун Ган сказал:

— Папа, мы сделали тебе жареных креветок и купили два ляна шаосинского.

Левая рука Сун Фаньпина не слушалась его. Он ухватил миску Бритого Ли своей правой, но есть не стал, а отдал ее с почтением тем людям с красными повязками. Потом он взял плошку с вином из рук Сун Гана и тоже отдал ее им. Красноповязочники были уже заняты едой, и Сун Фаньпин учтиво подносил им вино. Рук, залезавших в миску за креветками, было так много, как веток на дереве. Стоило пару раз моргнуть, пару раз чихнуть, как креветки были все съедены. Увидев, что Сун Фаньпин, склонившись в поклоне, стоит с вином в руках, те люди забрали у него шаосинское, и каждый сделал по большому глотку. Когда и вино было допито, Ли с Сун Ганом услышали, как булькало у людей с повязками в горле.

Мальчишки размазывали слезы. Они нажарили креветок, купили шаосинского и принесли все специально для Сун Фаньпина, а тому не удалось ни лизнуть креветки, ни смочить вином рта. Сун Ган сказал с горечью:

— Мы-то думали, ты будешь есть креветок, пить вино и смеяться.

Сун Фаньпин присел на корточки и отер их слезы. Начало смеркаться. Отец не говорил ничего, а только вытирал им лица. Внезапно братья заметили, что он тоже плачет. Он смотрел на детей с улыбкой, а слезы все равно катились по его щекам.

Те люди с повязками, наевшись креветок и напившись вина, вдруг стали пинать Сун Фаньпина и заорали:

— Поднимайся, вали обратно в амбар!

Сун Фаньпин вытер слезы, легонько похлопал сыновей по лицам и тихонько сказал им:

— Возвращайтесь домой.

Он поднялся — на лице его больше не было слез, и он счастливо улыбался людям в красных повязках. Потом Сун Фаньпин, как герой, вошел в двери амбара. Несмотря на то что его левая рука болталась, как приставная, дойдя до входа, он обернулся и помахал правой своим детям. Гордости и упрямства у поводившего рукой Сун Фаньпина было не занимать. Было их столько, сколько у председателя Мао, когда тот махал рукой миллионным толпам демонстрантов с ворот Тяньаньмэнь.

Глава 15

Много лет спустя, всякий раз, когда Бритый Ли заговаривал о своем отчиме Сун Фаньпине, он произносил одни и те же слова. Выставив вверх большой палец, говорил:

— Настоящий мужик!

В том амбаре-тюрьме Сун Фаньпин с лихвой хлебнул горя. Его вывихнутая левая рука начала понемногу отекать, но он и не думал стонать, а все время писал письма Ли Лань. Самым проникновенным было письмо, написанное в день его славы, когда он махал на мосту красным флагом. Когда на койке шанхайской больницы Ли Лань впервые прочла письмо от мужчины, полное восторга и страсти, в ней словно заиграла кровь. Родной отец малолетнего Ли отродясь не писал ей писем. Самым романтичным, чего можно было ожидать от этой жертвы сортира, был стук посреди ночи в окно Ли Лань, чтобы подбить ее перепихнуться на рисовом поле. Поэтому когда она получила от Сун Фаньпина письмо, то покраснела до ушей. Потом письма от мужа приходили одно за другим, и от каждого у нее по-прежнему горели щеки и вздрагивало сердце.

Сун Фаньпин уже был основательно избит, но, чтобы Ли Лань могла спокойно лечиться в Шанхае, по-прежнему писал ей яркие письма. Он не рассказывал, как все было на самом деле. Сун Фаньпин писал о себе все краше и краше, так что жене казалось, будто тот поднялся на волне Великой культурной революции до самых небес, выше некуда. Когда Сун Фаньпина заперли в сарае, а его левая рука повисла как плеть, правая все продолжала наводить лоск на лючжэньское житье-бытье. Потом уж письма за него отправляли сыновья. Они подходили ко входу в амбар, и отец патлатого Сунь Вэя отдавал им письмо, а они шли на почту. Когда Сун Фаньпин отправлял письма сам, то по привычке клеил марку в правый верхний угол конверта. Братья, оказавшись на почте, никак не могли сообразить, куда нужно ее присобачить. Они углядели, как кто-то налепил ее на оборотную сторону, и Бритый Ли сделал то же самое. В следующий раз задача клеить марку выпала Сун Гану, и тот увидел, что другие клеят их на лицевую сторону. А потому и он наклеил туда же.

Но Ли Лань не могла больше спокойно лечиться в своем Шанхае. В больнице каждый день устраивали собрания, где кого-то клеймили и осуждали, и всех ее знакомых врачей разносили в пух и прах одного за другим. От тревоги у нее щемило сердце, и ей хотелось домой. Но Сун Фаньпин в письмах не велел ей возвращаться, а требовал, чтобы она оставалась в Шанхае, пока не вылечит до конца свои головные боли. Ли Лань считала каждый проведенный на больничной койке день за целый год. Она прочла все письма мужа по многу-многу раз, так что, казалось, могла читать их по памяти без запинки. Это было единственное, что утешало ее в шанхайском одиночестве.

Просматривая в очередной раз письма, Ли Лань обнаружила, что с одного определенного дня место, куда была наклеена марка, изменилось: сперва марки появлялись на оборотной стороне, а потом — на лицевой. Получая конверт с маркой, прилепленной сзади, она говорила сама себе, что на следующем марка наверняка будет красоваться спереди.

Бритый Ли с Сун Ганом по очереди клеили свои марки и по очереди втискивали конверты в почтовый ящик, ни разу не нарушив порядка. Именно это и вызывало беспокойство Ли Лань, которое день ото дня становилось только сильнее. В какой-то момент она дала волю воображению, и от тревоги у нее началась бессонница. Голова, конечно, от этого заболела еще пуще. Тут уж во всем покорная мужу Ли Лань в первый раз взялась писать серьезное и решительное письмо. Она написала, что из-за Великой культурной революции никто из врачей больше не заходит к ней в палату и она решила ехать домой.

Когда-то, когда Сун Фаньпин сажал жену на автобус до Шанхая, он сказал ей, что сам приедет за ней в город, когда она вылечится. Чтобы развеять свою тревогу, Ли Лань осторожно спросила мужа в письме, сможет ли он забрать ее из Шанхая?

На этот раз ей пришлось ждать ответа целых полмесяца. Перед тем как Сун Фаньпин написал ответное письмо, его больше часа избивали кожаными ремнями. Даже сидя под арестом, он все равно не захотел нарушать своего слова и потому написал, что встретит жену в Шанхае в назначенный срок — в двенадцать часов дня — перед воротами больницы.

То было последнее письмо, которое написал Сун Фаньпин своей жене. От него она залилась слезами умиротворения, и все ее страхи растаяли без следа. Когда стемнело, Ли Лань, счастливая, уснула.

В тот вечер Сун Фаньпин выскользнул из амбара, когда отец патлатого Сунь Вэя отошел по нужде. Он тихонько приоткрыл дверь и протиснулся в узкую щель. Когда Сун Фаньпин пришел домой, был почти час ночи. Дети давно легли, но, когда их стала гладить рука отца и озарило светом, Сун Ган проснулся. Потирая глаза спросонья, он увидал сидящего на краю кровати Сун Фаньпина и завопил от радости и удивления. Тут проснулся, растирая глаза, и Бритый Ли. Отец сказал детям, что скоро приедет Ли Лань. Его жена и их мать вот-вот должна была снова оказаться дома. Сун Фаньпин рассказал, что рано утром он на автобусе поедет за ней в Шанхай, а потом они сядут на послеобеденный рейс до дома. Тыкая пальцем в черноту за окном, Сун Фаньпин произнес:

— Завтра, когда начнет заходить солнце, мы оба приедем.

Мальчишки запрыгали на кровати, как две счастливые обезьянки, и отец здоровой рукой велел им успокоиться. Он показал на соседские дома и тихим голосом сказал, что ни в коем случае не надо никого будить. Дети тут же зажали рты и заползли под кровать. Поглядев на опрокинутые шкафы и разбросанные по полу вещи, Сун Фаньпин нахмурил брови:

— Ваша мама приедет из Шанхая, увидит, что тут грязнее, чем на помойке, и с досады решит уехать обратно. Как тогда быть?

Тут нахмурились уже Ли с Сун Ганом. Сун Фаньпин спросил их:

— Как же сделать так, чтобы она не уехала обратно в Шанхай?

Подумав немного, братья вместе закричали:

— Навести чистоту!

— Точно! — поддержал их отец.

Подойдя к опрокинутому шкафу, он присел на корточки и одной правой приподнял его и подпер плечом. Когда он выпрямился, то шкаф встал рядом с ним. Дети разинули от удивления рты: Сун Фаньпин одной рукой сумел управиться с таким большим шкафом, даже не пользуясь левой, по-прежнему болтавшейся, как приставная. Братья последовали за Сун Фаньпином, вернее сказать, за его здоровой рукой, и принялись наводить порядок в доме. Они помогали его правой руке подбирать одежду; пока правая рука подметала пол, они выкидывали мусор, и, пока она укладывала на место половые доски, дети протирали пыль со столов и табуретов. Когда все было убрано, послышались утренние крики петухов и небо снаружи окрасилось в белесый цвет рыбьего подбрюшья. Потом братья уселись на пороге и стали смотреть, как отец, зачерпывая в колодце воду и растирая мыло, ополаскивал себя одной рукой. Едва Сун Фаньпин вернулся в дом, как они, по-прежнему сидя на пороге, развернулись на все сто восемьдесят градусов, чтобы видеть, как тот будет одеваться в чистое, помогая себе одной правой. Сун Фаньпин натянул красную майку, спереди на которой красовалась строка желтых знаков. Иероглифов этих дети не знали, и отец сказал им, что такие майки выдавали членам университетской сборной по баскетболу, когда он учился. Потом Сун Фаньпин надел на ноги пару пластиковых шлепанцев бледно-желтого цвета, которые подарила ему на свадьбу Ли Лань. Первый раз он надевал их в день свадьбы, а второй — в тот самый день.

Вот тут-то дети и заметили, что обессиленная левая рука Сун Фаньпина распухла. Его левая ладонь тоже увеличилась в размере, словно на нее натянули варежку. Братья никак не могли сообразить, в чем дело, и спросили, почему это левая ладонь оказалась вдруг толще правой. Сун Фаньпин сказал, что это все от отдыха:

— Только ест, а не работает, вот ее и разнесло.

Бритый Ли с Сун Ганом почувствовали, будто общаются с бессмертным небожителем, который мог заставлять одну руку работать, а другой давать отдых, так что та отъедалась без дела на дармовых харчах.

— А когда твоя правая рука тоже растолстеет? — спросили они.

Сун Фаньпин рассмеялся и произнес:

— Непременно однажды растолстеет.

Когда начался восход, Сун Фаньпин зевнул пару раз после бессонной ночи и велел детям отправляться спать. Сыновья, мотая головами, продолжали сидеть, где сидели. Тогда он перешагнул через порог между ними и отправился на утренний автобус до Шанхая встречать жену. Его крупное тело легко перемахнуло над головами детей, и утренняя заря окрасила комнаты розовым светом. Только тогда братья заметили, что в их доме стало так чисто, что все заблестело, будто начищенные зеркала.

— Как чисто! — завопили они в один голос.

Сун Ган обернулся и крикнул уходящему отцу:

— Папа, вернись!

Тот развернулся и пошел обратно своей бодрой походкой. Сун Ган спросил:

— Когда мама увидит такую чистоту, что она скажет?

Сун Фаньпин ответил:

— Она скажет: «Ну его этот Шанхай!»

Ли с Сун Ганом захохотали, и даже сам Сун Фаньпин рассмеялся звонким смехом. Он пошел вперед, навстречу солнцу, и его ноги, печатая шаг, ударялись о землю с громкими шлепками, словно железные молоты. Когда Сун Фаньпин отошел метров на десять, дети увидели, как он остановился, потянулся правой рукой налево, осторожно приподнял бессильную левую руку и вложил ее в карман штанов. Потом он снова пошел вперед, и его левая рука не покачивалась больше, как приставная. Вид уходящего вдаль Сун Фаньпина с его вложенной в карман левой рукой и размахивающей правой производил сильное впечатление. Его высокий силуэт рисовался на фоне солнечного неба, словно фигура героя из кинофильма.

Глава 16

Когда Сун Фаньпин подошел к автовокзалу, что был на востоке поселка, то увидел на его ступеньках человека с красной повязкой на рукаве и палкой в руках. Завидев спускающегося с моста Сун Фаньпина, человек этот мигом обернулся и проорал что-то в сторону зала ожидания. Оттуда мгновенно выскочило пятеро красноповязочных. Сун Фаньпин знал, что они пришли по его душу. На секунду он заколебался, а потом двинулся навстречу. Он хотел было достать и прочесть им письмо Ли Лань, но потом передумал. Шестеро красноповязочных стояли на ступеньках вокзала, и в руках у каждого было по палке. Сун Фаньпин вытащил бессильную левую руку из кармана, подошел к ним и собрался объясниться — сказать, что и не думал бежать и что он должен встретить жену в Шанхае. Удары нескольких палок обрушились на него, и Сун Фаньпин невольно вскинул правую руку, чтобы прикрыться. Боль от ударов была такая, будто ему переломали кости. Размахивая по-прежнему для защиты правой рукой, Сун Фаньпин вошел в зал и двинулся к окошку кассы. Шестеро с палками преследовали его, как звери, до самого окна. Правая рука болела так, что, казалось, должна была треснуть пополам. Его плечу тоже пришлось несладко, и он едва не лишился уха. Наконец — под градом ударов — Сун Фаньпин приблизился к кассам. Он увидел, как глаза кассирши по ту сторону стекла чуть не вылезли из орбит от страха. В этот миг его вывихнутая левая рука волшебным образом поднялась в воздух, отражая град ударов, а правая опустилась в карман в попытке нашарить там деньги. Он сунул их в окошко и сказал:

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒