Когда-то давным-давно.

Когда-то давным-давно.

Юрис всегда был одиноким. В Петербурге быть одиноким – проще простого. Одиноким в лучшем значение этого слова: Юрис ни в ком не нуждался, и никто не нуждался в Юрисе. И, когда он ушел, никто не стал искать. То есть, вполне возможно, что и искали, но не долго и, конечно, до правды не докопался. И, когда Юрис уходил, он прекрасно знал, что искать не будут, и уходил с чистым сердцем и легкой душой.

Начинать эту историю с начала было бы просто бесполезно, потому что начало фактическое у нее скучное, и все самое интересное начинается где-то в середине. Вот эту середину мы и взяли за точку отсчета. Поэтому, кто такой Юрис, не вспомнит уже и он сам, а сама суть тут в том, что он ушел.

- Я просто шепот Города. – пожимал Юрис плечами, пытаясь вспомнить, кто же он такой. И снова уходил.

Ушел Юрис самыми уверенными шагами, однажды, возможно опрометчиво, но учуяв запах чудесного, и не пожелав его отпускать. Маленький переулок пах озоном и электричеством, звенел трамвайными колесами и колокольным треском, и Юрис радостно шагнул в него, чувствуя, как ноги убегают вперед, как что-то манит его дальше, как мир вращается все быстрее, быстрее, как работают какие-то шестерёнки, жернова, колеса, перемалывая все позади в пыль, чтобы построить то, что впереди. А впереди была Дверь.

Вот только так уж повелось, что за чужие Двери заглядывать – не лучшая идея. Незадачливые путешественники, которым все ж удается ступить на этот путь и открыть Дверь, очень редко достигают того места, куда должна была вести Дверь, а чаще…

Юрис оказался в положение весьма странном. Он все еще ходил по городу, чувствовал себя вполне живым, только непривычно счастливым, но люди как-то уж слишком явно игнорировали его. Порой, в озоновом тумане, пронизанном токами, сверкали чьи-то босые пятки, бегал кто-то, проносился искрой, и эти люди ли, существа ли, видели и слышали Юриса, но на все его просьбы помочь лишь пожимали плечами как-то очень уж обреченно. Со временем Юрис просто перестал к ним обращаться, потому что сочувственное, искаженное болью выражение лица стало раздражать.

По началу приставал, конечно, с вопросами. Однажды, ухитрился залезть на чердак и выпить там добрые пол бутылки водки со странным серым пыльным вечно бегающим и движущимся существом, что называло себя Чердачной. Однажды, конечно, пообещал безлицему с дырками в груди, что никогда не вернется в его двор. В одну из многочисленных сред прокуролесил со странным полком, а может батальоном, а может просто призраками, что ставили столы для всех желающих у самой Невки. Юрис ходил за громадой Хозяина Набережных, добиваясь от него хоть слова. Бегал за ангелами и от Зайцев. Затыкал уши каждый раз, заслышав трамвайный лязг.

А потом перестал. Все перестал.

Так вот Юрис всегда был одиноким. И в этом смысле его положение мало изменилось. Сколько бы он ни бродил по этой странной, сумеречной копии Города, все сулили ему скорое исчезновение. А он все не исчезал и было в этом что-то издевательское. И все глядели на него либо с хохотом, либо с сожалением. И все это было противно.

Впервые Юрис увидел Его давно. Вечность с тех пор, как он открыл Дверь, вечность до той поры, когда он вновь ее откроет.
Он стоял не в грозовом тумане, а прямо перед Юрисом. И был этот невероятный Он таким настоящим. Вокруг бежали люди, давно стершиеся до серых призраков, а Он стоял, стоял яркий, живой и… И смотрел Юрису в глаза.
Юрис стал встречать Его часто. Он не мог пояснить этого чуда света, но Он видел Юриса, а Юрис видел Его. Никто из пробегавших в озоновом тумане объяснить ничего не мог, они лишь улыбались все так же болезненно и грустно. Не объяснила ничего Чердачная, все так же молчал свысока Хозяин Набережных.

Поэтому Юрис взял дело в свои руки. Он упорно маячил перед Ним, ловил Его взгляд, улыбался Ему широко и дико радостно.

А потом Юрис увидел Его так близко, как никогда. Казалось, стоит протянуть руку – дотянешься. И он протянул. И врезался в стеклянную гладь зеркала. И Он, человек по ту сторону стекла, мелко вздрогнул.

Об этом он не рассказал уже ни Чердачной, ни Дворовому с дырками в груди, ни девочке с желтыми глазами, жившей у Смоленки. Никому. Чтобы не сглазить, наверно
***
Сегодня он снова стоял у зеркала. То есть перед ним не было никаких зеркал, но он точно знал, что Он, тот, что с другой стороны, стоит у зеркала.

Юрис помахал рукой. Пальцы тряслись.

Ян ответил.

Юрис ждал этого дня долговато, но теперь растерялся в абсолютном незнание, что делать, и даже раскраснелся, кажется.

- Привет. – кивнул Ян.

Ян говорил до ночи. Юрис не мог быть услышанным, но отвечал и смеялся, и ему чудилось, что Ян его все же слышит и смеется в ответ.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒