Очень громко.

Очень громко.

Сначала громким был голос. Это был самый широкий и чистый голос, какой он вообще слыхивал. Высокий голос – до потолка. Голос, лившийся прозрачной струей. Человек в штатском («Почему он в штатском?» - судорожно дрожал в сознание Владимира вопрос) говорил, поводя руками, и стены разводило в стороны его звучной речью.

«Что несут эти слова? - не думал, но будто вспоминал чужие мысли Владимир. - Что несут они мне? Ему? Этим мальчикам? Сашке? России?»

Имя страны вдруг появилось в этом ряду имен и страхов неуместно и беспощадно, вклинилось и осталось.

В какой-то миг голос раздвинул стены до упора, врезался в них, надавил и, наконец-то, заставил сойти с места, разлететься обломками.

Теперь звонко хрустел снег. Полозья скользили по снегу хлестко, весело, но хруст заполнял все. Судорожный хруст, злой, холодный, звонкий, как колокольчики.

«Быстрее! - пронеслось в мыслях Владимира (и вновь, мысли словно чужие). - Быстрее, господи, быстрее!»

Сани влетели на мостовую и полозья стали вдруг так просто и естественно его собственными ногами. Снег хрустел под ними так же отчаянно громко, как ранее.

А потом, стоило ему в два шага преодолеть пол Петербурга, громко, очень громко кричали люди в военной форме, громко, ещё громче, кричал он сам.

«Кто такой Константин? Кто такой Николай? - слишком быстро пронёсся вопрос, а губы без его на то разрешения выдыхали чужое имя. - Почему все сегодня кричат о нем?»

И совсем другим местом, не головой, грудью подумалось: «Где Сашка? Где Беляев?»

События казались смутными кругом и Владимир не мог понять, у него это в голове все кружилось, или люди и впрямь бежали так быстром, муторно и так яростно размахивали яркими тряпками.

Очень Громкий Звук Владимир подметил как-то заранее. Звук будто таранил себе путь наперёд. Владимир повертел головой и в ужасе понял, что никто кроме него Очень Громкого Звука не слышал, даже не подозревал.

«Господи! - кричал он, кажется, вслух. - Господи они ведь и не знают, что вот сейчас, вот прямо теперь по нам стрелять будут!»

И тут мысли неожиданно исправили сами себя.

«Не по нам. По ним.»

Но ждать прихода Очень Громкого Звука было страшно. Потому что он то знал, знал, что сейчас будет. Ближе.

«Как красив теперь Сенат. Как серебрится на нем снег! - улыбался мыслями Владимир. - Зачем же мы все это портим?»

И Очень Громкий Звук достиг наконец-то площади.

Сначала Владимир увидел всплеск красного. А потом уже услышал хлопок и что-то рвущееся. А потом скрипел снег. Что-то жужжало в воздухе мелкими мухами, и очень быстро крики сменили свое настроение. Что-то жужжало.

«Так жужжит картечь – подметило сознание каким-то самым дальним краешком. – Да, по своим картечью.»

Самое страшное, что он сам смотрел на это будто со стороны, не имея ни единой возможности даже двинуться, кажется.

Он не видел. И его не видели.

«Боже! – всхлипнуло сознание. – И слава! Слава богу, что не видят! Как я в глаза-то им…»

Очень Громкий Звук распорол тишину вдруг и разом.

Владимир распахнул глаза и сел в постели. Сон сняло быстро и тоже разом, оставив в ушах только звон, а в глазах только слабые красные отблески. Уже через секунду Вова и не мог сказать, что ему снилось, осталось только гадкое ощущение недосказанности и недоделанности.

Когда будильник рванул на второй заход истошного рыка, Вова ловко выключил его уверенным ударом, посмотрел на время и опустил голову обратно на подушку.

«К черту. – подумал он. – К черту школу, экзамены и все последующее тоже»

***

Уже которую ночь Вове снился звук. Звук и муторные движения. И все почему-то страшное. И все по утру он непременно забывал. Помнил только звук. И радовался забвению.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒