ДЖОН РОУП. 3 страница

Затем мы покинули этот лагерь, и скауты, как обычно, пошли вперед, а солдаты за ними. Они всегда держали в голове солдатской колонны двух скаутов, и в этот день одним из них был я. Две лошади отбились от солдат, но, наконец, были возвращены в общую кучу. Это нас немного задержало. Довольно скоро мы увидели деревянный дом. Справа от него стоял столб с воткнутым в него листком бумаги, который оставил гражданский руководитель скаутов. На земле возле столба лежали головы пяти белых людей. Здесь жили белый человек и его семья, и люди Уорм-Спрингс убили их всех. Ещё там валялся мешок с мылом. Один из солдат поднял его и поместил на мула. Эти были те же люди Уорм-Спрингс, что убили дядю Ричарда Байласа и его семью, и эту группу мы и пытались найти.

Там был небольшой каньон, где протекал ручей, и скауты, которые шли впереди, обнаружили в нём следы ослика. Они все побежали в направлении, куда пошел ослик. Те двое, которые стреляли в лося, первыми до него добрались и начали спорить о том, кому он должен достаться. Они разозлились и два раза выстрелили в ослика. Мы слышали эти выстрелы с того места, где находились с солдатами. Они прозвучали из-за нескольких черных, скалистых и поросших кустарником холмов, и мы не знали кто это стрелял - люди Уорм-Спрингс или кто-то другой. Сержант скаутов побежал туда, чтобы узнать, что случилось. Вскоре он возник на верхушке холма, который возвышался прямо над нами. Солдаты подумали, что это человек Уорм-Спрингс, и многие из них чуть не открыли по нему огонь, но он крикнул, что он скаут, и офицер остановил солдат. В этот день мы разбили лагерь в каньоне, там, где уже расположились остальные скауты. Переводчиком у нас скаутов был мужчина, которого белые люди привели из страны навахо. Это был индеец навахо.

После ужина офицер позвал нас скаутов к его палатке. Солдаты уже выстроились в линию, всего их было три роты. Там были четыре офицера и армейский врач. Главный офицер, когда мы пришли, начал говорить. Он сказал: «Эти два скаута убили лося два дня назад, я им ничего не выговорил за это, и дал им ещё один шанс. Сегодня они же застрелили ослика. Это выглядит так, как будто они пытаются помочь людям Уорм-Спрингс, предупреждая их своей стрельбой. Завтра я увольняю этих двоих, возвращаю их домой и забираю у них винтовки, фляжки и патронташи». Один из этих мужчин был в родстве с нашим сержантом, и тот сказал, что он не хочет, чтобы этих двоих возвратили. Офицер не стал его слушать. Все мы скауты чувствовали то же самое, и мы не хотели, чтобы этих двоих мужчин отправили домой, так как они находились далеко от дома, и на пути назад их могли убить дикие животные. Сержант сказал, что, если завтра эти двое будут уволены, то мы все завтра вернем наше оснащение и уйдем. Тогда офицеры поговорили между собой, и, я думаю, они изменили их решение, потому что главный офицер сказал: «Ладно, мы оставим пока этих двоих, но отныне они будут занимать место в самой голове колонны».

Наутро мы тронулись в путь. Последние несколько дней мы шли на юг вдоль восточного склона горы Могольон. Теперь мы перевалили через вершину на восточном склоне горы и вошли в небольшой проход. Он весь зарос кустарником, и это сдерживало солдат, которым приходилось срезать его, чтобы лошади и вьючные мулы смогли пройти. Здесь было много оленей, но ни один из нас не смел стрелять. Мы скауты собрались впереди в ожидании солдат. Вскоре прямо перед собой мы увидели высокую заостренную скалу. Верхушка её была совсем гладкой. В подножье скалы имелся своего рода дверной проем как в викиапе. И прямо перед этим проемом была низкая каменная стена, высотой около двух футов. Некоторые скауты пошли к проему. Изнутри плохо пахло. На скале возле проема и выше были нарисованы изображения. Это были утренняя звезда, плеяды (скопление звезд) и молодой месяц. На одной стороне выше проема был олень-самец, а надругой самка оленя с её детенышем. Вокруг всего этого были изображены фигуры «ган» (горных духов), которые держали в их руках нечто длинное. На них не было головных уборов. Эти изображения были высоко на скале, около пятнадцати футов в высоту от подножья, и я не понимаю как люди смогли это нарисовать там. Это выглядело так, как будто скалы выросли с того времени, когда на них были нанесены эти изображения. Офицеры рассматривали это через полевые бинокли. Как-то я говорил с одним чирикауа об этом месте, и он сказал, что люди Уорм-Спрингс ходили в это место и молились, обращаясь к «ган».

Дальше мы пошли в каньон. Офицеры выдали каждому из скаутов по два патрона - один на индейку и один на оленя. Они расположились в каньоне лагерем, и мы скауты принесли много оленей - все белохвостые. Мы израсходовали свои патроны и те два, что нам выдали офицеры. На следующий день мы кругами ходили по каньону, в котором били родники и росли тополя. Затем мы перешли через холмы и шли дальше пока не стемнело, а потом разбили лагерь. В этом месте мы оставались четыре дня, откуда послали письмо, и получили ответное с отдаленного места - армейского поста, - где было много солдат-негров. Возле нашего лагеря жил белый человек, у которого было много виски, и некоторые солдаты и скауты напились. Наутро солдатский повар был совсем пьяный. Четыре офицера вместе ездили на их лошадях. Недалеко от них большой пьяный солдат что-то кричал и показывал. Один офицер спешился, подошел к нему, а затем сказал сержанту, что этому человеку нужно связать руки и ноги, и привязать к дереву, потому что он пьяный. Так они и сделали. Офицер вернулся к своей лошади. Пьяный солдат плакал, когда его связывали, и, я думаю, говорил что-то плохое его офицеру. Мы были там, и наш переводчик сказал мне, что он говорил. Он сказал это: «Твой бычий и ослиный папа вертел твою маму, чтобы сделать тебя». Офицер, услышав это, поднял палку и пошел к связанному. Солдат сказал ему: «Не бей меня, я же связан. Развяжи меня». Тогда офицер сказал сержанту развязать его. Он сделал это, и солдат с веревкой обмотанной вокруг его запястья прыгнул на офицера, порвал ему рубашку, содрал с него нательное белье и повалил на землю. Затем подъехали остальные офицеры, оттащили солдата в сторону, подняли офицер, стянули его рубашку и отвели в сторону. После один из офицеров вернулся, и они с сержантом подвели солдата к краю лужи и поставили его там таким образом, что, если он пойдет, то упадет в воду.

В этом месте мы починили наши мокасины. Оттуда мы пошли дальше, к месту, где сейчас город Клифтон - в сторону реки Хила. По пути мы видели много чернохвостых оленей. Один олень, такой большой, прошел мимо нас и упал замертво. Старый скаут сказал: «Это мой олень» - и подошел к нему, - но за оленем появился скаут, который объявил всем, чтобы отошли прочь от оленя, так как это он его застрелил. Шкура была большой, и мы хотели взять для себя хотя бы её, но этот человек достал нож и располосовал шкуру в нескольких местах, сделав её совсем непригодной для использования. Мясо было жирным, сочившимся из прорезей, но шкура стала совсем непригодная, поэтому было взято только мясо.

В этот день мы убили много оленей и антилоп, и загрузили их туши в мешки. Затем мы вернулись в наш лагерь, и там у нас был мешок с одним очень крупным оленем. Два солдата подхватили его, чтобы нести, но некоторые скауты схватились за другую сторону мешка. Наш сержант был с нами. Каждая сторона хотела этого оленя и тянула мешок в свою сторону. Наконец они заставили нас отдать оленя этим двум солдатам. Наш сержант потом получил взыскание за этот случай.

В этом месте была ферма белого человека с молочными коровами и засаженными полями. После ужина мы пошли посмотреть на всё это. Белые люди взбили молоко и дали нам вырезку из того, что получилось. Это было похоже на сыр. Там у них были кукурузные поля, с зерном уже на стебле. Перед самым закатом два солдата привели солдата, который недавно напился и сейчас был арестантом. На следующий день мы прошли вниз вдоль реки и встали лагерем в подножье горы по ту сторону реки Хила от Соломонвилля. Это место находилось между двумя утесами, и там постоянно били родники. После заката арестант снова был усажен между двух луж. Он всегда таким образом отбывал его наказание. На следующий день мы пришли почти туда, где теперь Саффорд. В то время лишь несколько белых людей жили в той части долины реки Хила, и там совсем не было городов. На следующий день мы прибыли в форт Томас. Здесь они заковали арестанта в железо и отправили куда-то. На следующий день, мы скауты были построены в линию. У пятнадцати из нас кончился срок службы, и некоторые, вдобавок к ним, были уволены раньше срока.

Поле этого мы ещё ненадолго остались в форте Томас, и мы с сержантом попросили сходить повидаться с нашими людьми в форте Апачи. Они разрешили нам, и дали мула, чтобы мы передвигались верхом. Ранним утром я вышел из форта пешком, не позаботившись о том, чтобы что-нибудь съесть, но зато одетый в мои лучшие одежды и с моей винтовкой. Когда я прошел часть пути, меня верхом на муле догнал сержант. Он сказал: «Ты быстро идешь. Я с трудом догнал тебя». Я сел на мула и дальше мы поехали вдвоем.

Мы остановились в доме одного старика и попытались его уговорить дать нам что-нибудь поесть. Старик сказал в ответ: «Вы - скауты, имеете много еды. Я ничего не дам вам». Он не хотел, чтобы мы остановились там, поэтому мы поехали дальше. Через Хилу мы переправились в месте напротив Дьюи-Флэт, достигли водоема и там остановились на ночлег. У нас совсем не было еды. Наутро мы выехали рано, когда утренняя звезда была совсем низко. Мы миновали Уорм-Спрингс (другие источники, не те, что в Нью-Мексико) окрестности Эш-Крик (Пепельный Ручей), и поехали вдоль Роки-Крик (Скалистый Ручей). Обычно в этих местах всегда люди ставили их лагеря, но на этот раз тут никого не было, даже возле Роки-Крик. Мы не знали причины этого. Позже мы увидели двух женщин, которые что-то перемалывали. Когда мы подъехали к ним, то оказалось, что девушка перемалывает желуди, а её мать варит мясо. Мы сказали им, чтобы они поторопились с готовкой. Они приготовили для нас немного желудевой подливки, кофе и лепешки. Женщина сообщила, что жена сержанта находится в лагере возле Медвежьего каньона, и что он может найти её там. Мы поехали туда, но только нашли там их следы, которые вели к Черной Реке. Мы ещё не добрались до Черной Реки, как начался сильный ливень. Мы накинули на себя наши одеяла, но это не помогло. Затем мы быстро переправились через реку, пока вода не поднялась слишком высоко, и с вершины холма увидели много дымов, и поняли, что там большой лагерь. Когда мы прибыли туда, сержант оставил мула у его брата, а взамен взял лошадь. Этот брат сказал, что семья сержанта вчера ушла в форт Апачи. Уже на закате мы добрались до форта Апачи. Моя семья находилась там в лагере поблизости, и я пошел к своему брату, который был там предводителем. На следующий день мальчик из моего клана пошел на охоту и убил небольшого оленя. На обратном пути ему повстречался старый знахарь. Этот знахарь был совсем нехорошим человеком, и он сказал: «Отдай мне оленя». Но мальчик не отдал и продолжил идти домой. Этой ночью у мальчика начала идти кровь из рта и из носа. Они не смогли её остановить и он умер. Они пришли ко мне и всё рассказали. Наутро я отнес этой семье всю свою новую одежду: рубашку, кальсоны, жилетку и шляпу. Я сказал им, чтобы они похоронили мальчика в этом. Затем сержант мне сказал, чтобы нужно идти в агентство и получить пайки. Так что мы пошли туда и попросили выдать нам пайки, так как все скауты, имевшие при себе отпускной билет, могли получать пайки. Но агент отказал нам. Он телеграфировал в форт Томас, и передали оттуда, что мы перед отъездом не получили пайки, и затем он выдал нам пайки на десять дней. Мы получили мясо, муку, кофе, сахар и какие-то фруктовые консервы. Через девять дней мы - два скаута и мой младший брат - отправились обратно в форт Томас. Первый ночлег у нас был в Солджерс-Хоул, и на следующий день мы прошли через Хукер-Меса и прибыли в форт Томас.

На следующий день офицер сказал нам, чтобы мы все возвращались в форт Апачи. Некоторые из нас ехали верхом на лошадях, а некоторые шли пешком. Мы-всадники- поднялись в горы и там разбили лагерь. Наутро мы пересекали Хукер-Меса, когда увидели наших пеших скаутов. Этой ночью мы отдыхали в месте, где теперь ранчо Эш-Флэт. На следующий день мы миновали Олд-Саммит-Роад и поднялись на гору севернее Олд-Саммит. Оттуда мы не увидели ни одного лагеря наших людей в Ист-Форк, где они обычно располагались. Это было странно, и мы подумали, что у них возникла какая-то проблема и они вышли на тропу войны. Даже если они встали на тропу войны, мы должны были сражаться за белых людей, потому что пока ещё являлись скаутами. Внизу, на небольшой равнине, был пень, и мы сказали: «Давайте постреляем по нему, потренируемся и посмотрим кто из нас лучший».

Недалеко от форта Апачи мы повстречали индейца, который сказал нам, что Хашкехайила-один из наших предводителей - убит « касидн»-людьми из клана красных скальных отложений. Ещё он сказал, что наши люди покинули Ист Форк и встали лагерем в подножье холма возле форта. Наши вьючные мулы принадлежали форту, поэтому мы пошли прямо туда. На следующий день наши родственники дали нам кожу для подошв наших мокасин. В разные лагеря было разослано сообщение, что они хотят привлечь в скауты ещё двадцать мужчин и дополнить ими нашу роту. В первый день на службу поступили пятнадцать человек, а на следующий ещё пять, и затем мы выступили в форт Томас. Первая стоянка была возле Эш-Крик. На следующий день мы остановились возле Хукер-Меса. Там я отдал свою лошадь другому скату, и дальше в форт Томас шел пешком. Туда я прибыл с больным коленом, и сержант пошел к офицеру попросить его отпустить меня обратно, но тот ответил, что приказ на это может быть получен только из форта Грант. Он телеграфировал обо мне в форт Грант, и оттуда ему сообщили, чтобы я ездил верхом с моей ротой. Мы вяли лошадей у некоторых парней, возвращающихся в форт Апачи из форта Томас, и они ушли. А утром мне дали мула с армейским седлом.

На эту ночь мы разбили лагерь возле Седар-Спрингс. По пути туда мы проходили мимо зарослей колючей груши. Плоды были зрелыми, и один старый скаут по имени Хашкейина (Злой, Он Внутри Звезд) переел этих груш и ночью ему стало так плохо, что его стало рвать. У него болел живот и было тяжелое дыхание. На следующий день они отвезли его в лагерь чирикауа, в место, где те собирали плоды юкки, и спросили у них какое-нибудь лекарство от его болезни, но у них ничего не было. Затем мы отправились к северной оконечности горы Грэм. Больного человека посадили на лошадь в голову колонны впереди всех, и с ним ехали ещё несколько скаутов. Вскоре он был не в состоянии ехать, тогда его сняли и положили в сторону от дороги. Он сказал, что у него внутри как будто режут ножом. Два скаута вернулись к нам за помощью. Когда мы подъехали туда, два наших мужчины, которые знали колдовство койота, вылечили его прямо там, на месте. Случилось вот что: он съел какие-то плоды, на которые помочился койот, и от этого заболел. Если ты съешь что-то, на что помочился койот, или даже прикоснешься к этому, а потом коснешься своего рта, то получишь болезнь койота. Этот человек был уже при смерти, но два знахаря быстро его вылечили. Произошло это возле Седар-Спрингс. Даже если койот просто укусит плод, тот станет заразным. Потом мы пришли в форт Грант, и офицер сообщил знахарю, чтобы он отвез больного человека в форт Апачи, но больной человек сказал: «Со мной теперь всё в порядке». На что знахарь сказал: «Что за дело? Ты не возвращаешься и не даешь мне шанса посетить форт Апачи».

В форте Грант они выдали новым двадцати скаутам винтовки и снаряжение. Затем мы пошли на юг к Антилоуп-Уотер, туда, где теперь Уилкокс - к водным источникам, а затем повернули к форту Боуи. В форте Боуи мы оставались три дня и чинили наши мокасины. В ночь перед уходом оттуда, мы провели военный танец. Офицеры пришли посмотреть на нас. В полночь они ушли, и мы приступили к общественному танцу. С нами там не было женщин, поэтому некоторые мужчины действовали как женщины, а мы танцевали с ними как их партнеры. Мы так всегда делали в хорошие времена на тропе войны. После военного танца обязательно должен был состояться общественный танец, и если женщин не было, некоторые мужчины действовали как женщины.

Из форта Боуи мы пошли туда, где теперь станция Боуи, затем на юг через долину Сан-Симон; затем к Кэйв-Крик; затем вдоль Кэйв-Крик; затем к юго-восточной оконечности гор Чирикауа; затем к северо-восточной оконечности Сьерра-Эспуэла; затем к каньону Гваделупе; и затем к Раунд-Маунтин (Круглая Гора) в Нью-Мексико. Оттуда мы спустились в длинный каньон и шли по нему на юго-запад, а затем в самом его конце разбили лагерь. С этого места мы отправились к западному склону горы Хачита и расположились лагерем в месте, где росло много пепельных деревьев. Там к нам присоединилась группа чирикауа. Их предводителем был Чиуауа - мой хороший друг. Затем офицер послал вперед пятнадцать скаутов и десять солдат, чтобы они вели наблюдение за враждебными чирикауа, а остальные последовали за ними. Мы ушли вперед, поддерживая связь с основной группой, оставляя знаки по пути. Через какое-то время мы достигли скопления черных скалистых холмов. Здесь было много оленей, и мы открыли по ним стрельбу. Один был убит сразу, другой ранен, и мы преследовали много оленей тут и там, и некоторых из них убили, а потом вернулись в лагерь к солдатам.

Нагултин (Он Что-то Строит) был сержантом нашей роты. Сейчас из той роты живы только он и я. Из этого лагеря мы пошли вдоль старой дороги на Ханос. Двенадцать скаутов получили разрешение на охоту, и они отправились охотиться на оленей к горе Литтл-Хачита. Офицер сказал мне, что если у них возникнет в нас необходимость из-за какой-нибудь проблемы, они разведут большой костер и просигнализируют нам, чтобы мы возвращались. Мы поехали к горе и там убили много оленей. Они все были жирные. Одного я засунул в мешок, а мальчик вёз ещё одного. Этой ночью мы ждали сигнальный огонь, и наутро увидели много дыма, но мы остались на месте, чтобы посмотреть, что произойдет дальше. Если бы мы разминулись с солдатами, то должны были возвращаться в форт Боуи. Вскоре мы разглядели солдат и скаутов, которые ехали по нашим следам, поднимая много пыли, так что мы снова приступили к охоте.

Мы настреляли ещё больше оленей и немного горных овец. Эти овцы бегали все вместе подобно осликам, или спускались на крутой склон, как будто они двигались по плоской поверхности. Опытные охотники рассказывали, что когда ты охотишься на горных овец, ты должен спрятаться в кустарнике или в траве, чтобы они не смогли тебя увидеть, но не за скалой, так как они смогут тебя видеть через скалу.

Солдаты прибыли к подножью горы и начали обустраивать лагерь. Мы ждали на горе, пока они всё не сделают и не примутся за готовку еды, а затем спустились к ним с нашей добычей. Скауты с солдатами тоже убили много оленей. Были расстелены два холста, один для дружественных чирикауа, и другой для нас - скаутов Белой Горы. На каждый холст была выложена вся дичь. Наш сержант увидел меня и сказал, чтобы мы шли и сложили наше мясо на холст для Белой Горы. Мы это сделали. Затем подошли белые солдаты и офицеры и начали забирать всё мясо у нас и у дружественных чирикауа. Чиуауа сильно разозлился и окликнул нашего сержанта по имени Он Что-то Строит. Он сказал ему: «Они забирают ваше мясо и наше. Это несправедливо. Солдаты не стреляли это мясо. Они ездят на их лошадях, а мы ходим пешком, и теперь они хотят для себя всё мясо. Эти белые солдаты совсем не похожи на нас. Если они это сделают, мы их убьем и заберем всех их лошадей».

Лейтенант подошел к сержанту и сказал: «Не мешайте солдатам забирать это мясо, или вы будете уволены». Я думаю, что главный офицер не знал о том, что назревало. Тогда Набкинте (Он Широкий), старший сержант нашей роты, к которому только что обратился лейтенант, тоже разозлился и сказал: «Хорошо. Я увольняюсь сейчас». Он бросил на землю свою винтовку и патронташ. Сразу после этого белый переводчик, который был с нами, пошел к главному офицеру и сообщил ему о том, что происходит. Тогда этот офицер и другие офицеры подошли к месту, где лежало мясо. Главный офицер спросил нашего сержанта, что он делает, и добавил: «Я не знаю, почему это мясо у вас отнимают, я не давал такой приказ». Он спросил - происходило ли подобное на прошлых стоянках? Сержант ответил: «Нет. Никогда. Солдаты забирали себе задние части оленей и антилоп, а мы передние». Тогда офицер сказал сержанту, чтобы тот поднял винтовку и патронташ, потому что на данный момент является скаутом, и он не отдавал приказ на его увольнение, а лейтенант не имеет на это право. Ещё капитан добавил: «Вы - скауты, - перемещаетесь только пешком и вам трудно. Вы тяжело работаете, чтобы добыть это мясо. На этот раз всё это мясо, что вы настреляли - полностью ваше». Затем мы приготовили наше мясо и съели его.

На этом месте мы оставались два дня, а затем переместились в сторону Круглой Горы в Нью- Мексико. Там было много антилоп. Когда мы сначала повернули к ним, они разбежались в стороны, но затем все объединились и побежали, растянувшись в длинную линию друг за другом. Мы обошли вокруг Круглой Горы, с пятью мужчинами впереди всех, высматривая признаки присутствия враждебных чирикауа. Затем мы свернули к каньону Гваделупе, а затем направились к Кэйв-Крик. Теперь этот ручей был полноводным. Солдаты расположились лагерем в стороне от нас вверх по течению. Мы не знали, что в этот день они стирали их одежды, и на следующее утро наше кофе имело вкус мыла. Мы его не стали пить, только поели хлеб с мясом. Затем мы переместились севернее; затем к Терки-Крик, и затем вернулись в форт Боуи. Там было много скаутов и мы играли в обруч-и-шест.

Я играл с одним чирикауа. В партии я выиграл у него мокасины, во второй его новое седло, в третьей его новый отрез ситца, а затем мы закончили. Я много играл в обруч -и-шест, и поэтому всегда выигрывал. Некоторые индейцы слишком спешили, когда бросали обруч, но я обычно ждал, когда обруч начинал падать, а потом бросал под него шест. Это выглядело так, как будто я всякий раз знал, куда будет падать обруч. Другие индейцы знали об этой моей особенности.

Срок нашей службы подходил к концу, они забрали у нас винтовки и патронташи, а сами мы отправились домой. В первый день мы дошли до какого-то водоема; затем до Антилоуп-Уотер; затем до Коттонвуд-Уош; и затем пришли в форт Томас. Здесь мы находились два дня и получили по сорок долларов заработной платы. Затем мы пошли в форт Апачи. Здесь, через десять дней, нам выдали ещё по 75 долларов. Некоторым скаутам обычно нравилось надевать их комплект униформы, другие так не делали. Те, кто не делал так, были возмещены.

Мой младший брат ждал меня с лошадьми в форте Апачи, чтобы вместе ехать домой. Наша семья жила тогда в лагере над Райс, и мы застали её там. Оттуда мы все ушли на реку Хила, а затем в Дьюи-Флэт. Через пару дней много наших людей расположились лагерем на месе возле нас. Там белые забрали ряд людей из каждой семьи, и агент из субагентства выдал пайковые билеты каждому человеку. Некоторые были красного цвета, другие зеленого. Я тоже приехал туда, но не вошёл, чтобы получить свой билет. Там было много девушек, которые были мне знакомы, а я был стеснительным, и поэтому стоял за своей лошадью. Мои родственники получили мой билет для меня.

Микки Фри был воспитан моим отцом. Его ему отдали люди Сан-Карлос, когда он был маленьким мальчиком. Микки и я росли вместе, поэтому мы называли друг друга братьями. Теперь он мертв, но сын Микки Фри всё ещё живет в Сан-Карлосе, и я называю его своим племянником. У Микки всегда носил длинные рыжие волосы.

Вскоре после моего возвращения в резервацию, они привлекли на службу двадцать пять полицейских для резервации. Теперь я поступил на военную службу как полицейский, но находился на службе совсем недолго. Люди сибекью разволновались и убили некоторых американских солдат какое-то время назад (1881 год). Люди, которые это сделали, стали отщепенцами, и нашим долгом была их поимка. Некоторых из них мы поймали и передали их Кривому Носу, нашему агенту, а других мы оставили на воле, чтобы дать им ещё один шанс. Наконец все, кого мы преследовали, были окружены и сопровождены в форт Апачи, а затем перемещены в Сан-Карлос. «Металлический Зуб», которого белые называли Санчес, был среди них, и он являлся предводителем карризо. Всего было там около сорока пленников. Их погрузили в большие фургоны и отправили в Тусон, где поместили в тюрьму. Примерно через шесть месяцев их вели из Тусона через наше субагентство. Впереди передвигался верхом на лошади офицер, затем шел Металлический Зуб в офицерском пальто, а затем остальные, построенные в колонну по двое. Они отвели их в Сан-Карлос, где все их жены вышли их встречать.
Даже после этого скрывалось ещё много отщепенцев. Некий мужчина Белой Горы был одним из них. Он убил одного белого человека и двух индейцев. Дядя одного из этих индейцев с напарником поймали этого человека. Они повезли его в Сан-Карлос. Отщепенец подумал, что они убьют его по дороге, так как он убил их родственников. Он завязал свои глаза полоской ситца, показывая этим, что он не хочет видеть как они достают их пистолеты и стреляют в него. Когда они достигли переправы, и Сан-Карлос был уже прямо на том берегу, он понял, что они не собираются его убивать, и почувствовал себя заново рожденным. Они его поместили в тюрьму Сан-Карлоса. Проведя в тюрьме около суток, отщепенец попросил одного из двух полицейских, которые его охраняли, разрешить ему выйти помочиться. Они так сделали, и он подошел к углу постройки и затем благополучно вернулся. Ночью в Сан-Карлосе обычно тюрьму охраняли десять солдат и десять полицейских. Они должны были держать этого отщепенца в цепях, но не делали так. Однажды рано утром он снова попросил выйти помочиться. Они ему разрешили, и он, как и прежде, подошел на угол тюрьмы, но затем быстро побежал за неё к глинобитной стене, положил на неё руки, перепрыгнул и преодолел арройо (речка). Охрана кричала, что он сбежал. Было ещё темно, и они видели только его набедренную повязку, которая была белой. Они выстрелили по белому пятну, но промахнулись. Два человека, которые доставили его в Сан-Карлосе, узнали о побеге, когда об этом телеграфировали в суб-агентство. Прямо напротив субагентства, в лагере на открытой месе находилось много людей Белой Горы. Родственники отщепенца были тоже там. Агент Кривой Нос послал сообщение двум мужчинам - оба родственники отщепенца,- чтобы они пришли в суб-агентство. Они так сделали и состоялся разговор. Кривой Нос сказал одному из них, чтобы тот пошел и убил этого отщепенца, и тогда он станет предводителем его людей, а также агент заплатит ему за убийство. Ещё он пообещал ему, что если он достанет этого отщепенца, они перестанут искать других отщепенцев, которые являются его родственниками. Человек ответил: «Хорошо. Мы возьмем его». Затем агент дал ему винтовку, пять коробок с патронами, спички, табак, немного еды, хороший патронташ, а также черный с рукояткой мясницкий нож, какие наши мужчины носили в те дни. Эти два человека сели на их лошадей и поехали в лагерь. На следующий день, они недалеко от лагеря заметили этого отщепенца, едущим на буланой лошади, которую он нашел стреноженной и забрал её. Его жена ехала за ним. Они поднимались вверх вдоль реки. Один из этих мужчин выстрелил в отщепенца с расстояния примерно в триста ярдов, но лишь прострелил задние ноги лошади. Женщина побежала вниз к воде и спряталась. Отщепенец бросил лошадь и побежал по склону холма, скрываясь с поля зрения. Стрелявший человек пошел за ним пешком, а другой преследователь объехал холм, чтобы опередить отщепенца. Но тот спрятался на вершине холма в креозотовых кустах. Первый человек шел по холму прямо к месту, где, как он видел, скрылся отщепенец. И когда он достиг вершины, отщепенец с ножом прыгнул на него. Тот испугался, и вместо того, чтобы выстрелить, повернулся и побежал обратно вниз по склону. Отщепенец побежал за ним, и одновременно с этим вызвал колдовство ягуара, сказав: «Теперь я прыгну на тебя так, как ягуар делает это». Преследуемый человек ничего не мог сделать против этого. Отщепенец полоснул его ножом по животу, но не так сильно для того, чтобы кишки вывалились наружу. Затем он полоснул его по голове. Жена отщепенца стояла уже там. Второй человек наблюдал за происходящим с небольшого холма, но он был слишком слаб и ленив, и даже не стрелял. Он боялся, что отщепенец убьет его. Затем туда пришли другие люди Белой Горы, и сообщили в субагентство о происшествии. Мы-полицейские, - побежали к переправе. Вода стояла высоко, поэтому мы сняли наши мокасины и оставили их на берегу. Люди кричали нам, чтобы мы поспешили на другой берег. Мы подумали, что это отщепенец погиб, но когда мы подбежали туда, то обнаружили мертвым Кайхея (Он Выходит Ночью). Отщепенец забрал его винтовку и патроны, и убежал вдоль реки в небольшой каньон. Он глубоко порезал ножом свою руку и укрылся в пещере под утесом вместе с его женой. Мы пошли по пятнам его крови, и когда достигли каньона, и увидели, что он не остановился и бежит дальше, повернули назад. Когда мы вернулись в субагентство, там вокруг постройки дома агента собралось много людей.

В тот же день, мальчик по имени Гашуин (Сморщенная Шея) искал лошадей в Индиан-Спрингс. Там он столкнулся с отщепенцем, который подошел к нему и сказал: «Сегодня я убил там внизу Он Выходит Ночью. Я применил против него колдовство ягуара и убил его. Я был как ягуар. Этот патронташ и винтовку я забрал у него. Теперь я буду убивать всех, кого повстречаю, неважно - родственники они мне или нет. Но тебя я знаю. Ты всегда был бедным, и никогда не имел много. Ты тяжело живешь. Я не хочу тебя убивать, поэтому иди домой. Но если я снова повстречаю тебя, то, учти, я тебя убью». Сморщенная Шея возвратился в субагентство и сообщил о том, что с ним произошло. Кривой Нос узнал об этом и послал за мальчиком. Когда тот пришел, агент попросил его сообщить всё, что сказал ему отщепенец.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒