Пол Андерсон. 6 страница

Реймон остановился у входа в спортзал. Там было пусто и тихо. Послепервоначальной волны интереса атлетика и другие становились все менеепопулярны. Если не считать трапез, научному персоналу и членам экипажаосталось только собираться небольшими компаниями или вообще погрузиться вчтение, просмотр видеолент и как можно больше спать. Максимум, что он могзаставить их выполнять, - это предписанное количество упражнений. Но он ненашел способа восстановить бодрость духа, которая со временем исчезла. Онбыл беспомощным, поскольку его несгибаемая настойчивость в отношениисоблюдения основных правил сделала его врагом для всех. Что касается правил... Он прошагал по коридору к комнате сновидений иоткрыл дверь. Лампочка над каждым из трех боксов свидетельствовала, чтовсе они заняты. Он выудил из кармана универсальный ключ и по очередиоткрыл кабины. Из них повеяло воздухом, но они были не освещены. Две онзакрыл снова. Открыв третью, он выругался. Вытянувшееся тело и лицо подсонношлемом принадлежали Эмме Глассгольд. Некоторое время он стоял, глядя сверху вниз на маленькую женщину. Ееулыбка дышала покоем. Без сомнения она, как и все на корабле, обязана быласвоим душевным здоровьем этому аппарату. Несмотря на все усилия подекорации, по созданию желаемого интерьера помещений, корабль был слишкомстерильной средой. Абсолютное сенсорное голодание быстро заставляетчеловеческий мозг терять связь с реальностью. Лишенный потока данных,которые он предназначен обрабатывать, мозг изрыгает галлюцинации,становится иррациональным и, наконец, впадает в помешательство. Эффектыпродолжительной сенсорной недостаточности сказываются медленнее, слабее,но во многих отношениях они более разрушительны. Непосредственнаяэлектронная стимуляция соответствующих центров мозга становитсянеобходимой. Это говоря в терминах неврологии. В терминах непосредственноэмоций, необычно интенсивные и продолжительные сны, генерируемые извне -приятные или нет - стали заменой действительных переживаний. И все же... Кожа Глассгольд отвисла и имела нездоровый оттенок. Экранэлектрокардиограммы позади шлема говорил, что она находится в спокойномсостоянии. Это означало, что ее можно разбудить быстро, не подвергаяриску. Реймон перекинул вниз переключатель таймера. След проходящих черезее голову индуктивных импульсов на осциллографе уплощился и потемнел. Она пошевелилась. - Шалом, Мойша, - услышал он ее шепот. Поблизости не было никого стаким именем. Он сорвал с нее шлем. Она сжала веки еще плотнее ипопыталась повернуться на кушетке. - Проснись, - Реймон потряс ее. Эмма заморгала. Дыхание вернулось к ней. Она села, выпрямившись. Онпочти видел, как сон покидает ее. - Иди сюда, - сказал он, предлагая свою руку для поддержки, -выбирайся из этого проклятого гроба. - Ох нет, нет, - невнятно пробормотала она. - Я была с Мойшей. - Прошу прощения, но... Она скорчилась и заплакала. Реймон хлопнул по стенке - резкий звук нафоне бормотания корабля. - Ладно, - сказал он. - Я отдам прямой приказ. Выйти! И явиться кдоктору Латвале. - Что, черт побери, здесь происходит? Реймон обернулся. Норберт Вильямс, должно быть, услышал их, так какдверь была открыта настежь, и пришел прямо из бассейна. Он был разъярен. - Ты, значит, принялся стращать женщин? - сказал он. - Убирайся. Реймон продолжал стоять. - Есть правила пользования этими боксами, - сказал он. - Если человекне обладает самодисциплиной, чтобы их придерживаться, в мои обязанностивходит его принудить. - Ха! Совать нос в чужие дела, подглядывать, шпионить за нашей личнойжизнью. - Богом клянусь, я не собираюсь это больше сносить! - Не надо! - взмолилась Глассгольд. - Не деритесь. Прошу прощения. Яуйду. - Черта с два ты уйдешь, - ответил американец. - Останься. Настаивайна своих правах. - Его лицо побагровело. - Я сыт по горло нашим местнымдиктаторишкой. Настало время что-то с ним сделать. Реймон сказал с расстановкой: - Ограничительные правила были написаны не для забавы, докторВильямс. Слишком много - хуже, чем ничего. Это входит в привычку. Конечныйрезультат - безумие. - Послушай. - Химик сделал явное усилие, чтобы сдержать гнев. - Людине одинаковы. Ты, конечно, думаешь, что всех можно подстричь под однугребенку, чтобы мы соответствовали твоему образцу - занималисьхудожественной гимнастикой, организацией работ, которые - ребенку ясно -не служат ничему, кроме того, чтобы занять нас на несколько часов в день,уничтожили перегонный куб, который сделал Педро Барриос. Всем этим мызанимались с тех пор, как поменяли направление на этот полет ЛетучегоГолландца... - он понизил голос. - Послушай, - сказал он. - Эти правила...В данном случае они написаны, чтобы удостовериться, что никто не получитслишком большую дозу. Конечно. Но откуда ты знаешь, что некоторые из насполучают достаточно? Нам всем приходится проводить какое-то время вбоксах. Тебе тоже, констебль Железный Человек. Тебе тоже. - Конечно... - сказал Реймон, но Вильямс прервал его. - Откуда тебе знать, сколько нужно другому человеку? У тебя нетчувствительности, которой Господь наделил таракана. Знаешь ли ты хоть однучертову подробность про Эмму? Я знаю. Я знаю, что она замечательная,храбрая женщина... которая прекрасно может судить о собственныхпотребностях и руководить своими поступками... она не нуждается в том,чтобы ты руководил ее жизнью вместо нее. - Вильямс показал пальцем. - Вотдверь. Воспользуйся ею. - Норберт, не надо. - Глассгольд выбралась из "гроба" и стараласьпротиснуться между мужчинами. Реймон отодвинул ее в сторону и ответилВильямсу: - Если делать исключения, то это должен решать корабельный врач. Невы. После этого случая ей в любом случае придется увидеться с докторомЛатвалой. Она может попросить его о медицинском заключении, позволяющем ейтак поступать. - От него ничего не допросишься. Этот бездельник дажетранквилизаторов не прописывает. - У нас впереди годы пути. Непредвиденные неприятности, которые мыдолжны будем пережить. Если мы начнем зависеть от успокоительныхсредств... - Ты что, действительно воображаешь, что если за нами неприсматривать, мы все рехнемся и умрем? Большое спасибо, мы сами способныпринимать решения. Убирайся, я сказал! Глассгольд снова попыталась вмешаться. Реймону пришлось схватить ееза руки. - Убери руки, скотина! - Вильямс бросился на него, сжав кулаки. Реймон отпустил Глассгольд и отступил назад, в зал, где было место,чтобы развернуться. Вильямс взвыл и бросился за ним. Реймон некотороевремя защищался от неумелой атаки, затем развернулся и нанес несколькосильных ударов. Вильямс полетел на пол. Он рухнул бесформенной грудой,икая. Из носа у него текла кровь. Глассгольд с причитаниями бросилась кнему. Она опустилась на колени, прижала его к себе и подняла на Реймонагневный взгляд. - Храбрец! - презрительно бросила она. Констебль развел руками. - Я должен был позволить ему меня ударить? - Вы м-могли бы уйти. - Невозможно. Моя обязанность - поддерживать порядок на корабле. Покакапитан Теландер не освободит меня от моих обязанностей, я буду выполнятьих. - Прекрасно, - сквозь зубы сказала Глассгольд. - Мы идем к нему. Яподам официальную жалобу. Реймон покачал головой. - Всем было объявлено, и все согласились, что капитана не следуетбеспокоить из-за наших ссор. Ему нужно думать о корабле. Вильямс застонал, окончательно придя в себя. - Мы пойдем к первому помощнику Линдгрен, - сказал Реймон. - Я долженподать жалобы на вас обоих. Глассгольд сжала губы. - Как пожелаете. - Не к Линдгрен, - пробормотал Вильямс. - Линдгрен и он, они... - Уже давно нет, - сказала Глассгольд. - Она больше не смогла еговыдерживать, еще до катастрофы. Она будет справедлива. С ее помощью Вильямс оделся и добрался до командной палубы. Несколько человек увидели их и спросили, что случилось. Реймон грубооборвал вопросы. Ответом ему были хмурые взгляды. Около первого жеаппарата вызова интеркома он набрал номер Линдгрен и попросил ее неуходить из приемной. Комната была крохотная, но звуконепроницаемая, подходящая дляконфиденциальных и неприятных разговоров. Линдгрен сидела за столом. Онанадела униформу. Флюоропанель освещала ее снежно-белые волосы. Голос,которым она предложила Реймону начинать, после того, как все уселись, былстоль же холоден. Он сжато изложил происшествие. - Я обвиняю доктора Глассгольд в нарушении медицинских правил, -закончил он, - а доктора Вильямса в нападении на стража порядка. - Бунт? - спросила Линдгрен. Вильямс испугался. - Нет, мадам. Хватит обвинения в нападении, - сказал Реймон. Иповернулся к химику: - Считайте, что вам повезло. Мы с психологическихпозиций не можем себе позволить проводить суд, а обвинение в бунте требуетсуда. По крайней мере, пока вы будете продолжать так себя вести, этоневозможно. - Достаточно, констебль, - бросила Линдгрен. - Доктор Глассгольд,прошу вас изложить вашу версию. - Я признаю свою вину в нарушении правил, - твердо заявила она, - ноя прошу пересмотреть мое дело - как и дела всех - на что мы имеем правосогласно Уставу. Я требую, чтобы мой случай рассматривал и решал не докторЛатвала единолично, а бюро офицеров и моих коллег. Что касается драки,Норберт был явно спровоцирован и стал жертвой чистой злобы ради злобы. - Что вы утверждаете, доктор Вильямс? - Не знаю, как можно подчиняться вашим дурацким пра... - Американецсдержал себя. - Прошу прощения, мадам, - сказал он немного невнятно из-заразбитых губ. - Я никогда не знал на память правила поведения накосмическом корабле. Я полагал, что здравого смысла и доброй волидостаточно. Возможно, Реймон формально прав, но я уже почти дошел допредела, терпя его твердолобое вмешательство. - В таком случае, доктор Глассгольд, доктор Вильямс, готовы ли выпридерживаться моего приговора? Вы имеете право на суд, если пожелаете. Вильямс изобразил кривую улыбку. - Дела достаточно плохи и без того, мадам. Я полагаю, что этот случайдолжен быть записан в корабельный журнал, но вовсе незачем, чтобы о немузнала вся команда. - О да, - выдохнула Глассгольд. Она схватила Вильямса за руку. Реймон открыл рот. - Вы подчиняетесь мне, констебль, - опередила его Линдгрен. - Вы,конечно, можете подать апелляцию капитану. - Нет, мадам, - ответил Реймон. - Хорошо. - Линдгрен откинулась назад. Ее лицо смягчилось. - Яприказываю, чтобы все обвинения по данному случаю с обеих сторон былисняты - или, вернее, просто не регистрировались. Это не войдет ни в какиезаписи. Давайте обсудим проблему просто как люди, которые, я бы таквыразилась, все в одной лодке. - Он тоже? - Вильямс указал в сторону Реймона. - У нас должны быть порядок и дисциплина, вы же знаете, - мягкосказала Линдгрен. - Иначе нам не выжить. Возможно, констебль Реймонпереусердствовал. А, возможно, и нет. В любом случае, он единственныйпредставитель правопорядка, единственный полицейский и военный специалист,который у нас есть. Если вы расходитесь с ним во мнениях... для этогоздесь я. Успокойтесь. Я пошлю за кофе. - С позволения первого помощника, - сказал Реймон, - я бы хотел уйти. - Нет, нам еще есть что вам сказать, - резко бросила Глассгольд. Реймон продолжал смотреть в глаза Линдгрен. Между ними словнопроскакивали искры. - Как вы пояснили, мадам, - сказал он, - моя работа - блюсти закон накорабле. Не больше и не меньше. Этот разговор превратился в личнуюдоверительную беседу. Я уверен, что леди и джентльмен будут чувствоватьсебя лучше, если я уйду. - Думаю, вы правы, констебль, - кивнула она. - Вы свободны. Он встал, отдал честь и вышел. Поднимаясь наверх, он встретилФрайвальда, который приветствовал его. Реймон поддерживал некое подобиесердечности со своими дружинниками. Он вошел к себе в каюту. Кровати были опущены и соединены в одну.Чи-Юэнь сидела на кровати. На ней был светлый, украшенный оборкамипеньюар, который делал ее похожей на девочку - маленькую и печальную. - Привет, - сказала она без выражения. - В твоем лице буря. Чтослучилось? Реймон сел с ней рядом и все рассказал. - Ну и что, - сказала она, - ты очень их винишь? - Нет. Думаю, нет. Хотя... не знаю. Предполагалось, что эта толпа -лучшее, что могла собрать Земля. Интеллект, образование, личнаястабильность, здоровье, самоотдача. И они знали, что никогда не вернутсяна родину. В лучшем случае, они вернулись бы домой, постаревшие на большуючасть века. - Реймон провел пальцами по своим жестким, как проволока,волосам. - Положение изменилось, - вздохнул он. - Мы отправляемся кневедомой судьбе - возможно, к смерти; наверняка к полной изоляции. Норазве это так уж отличается от того, что мы планировали с самого старта?Неужели это может сломать нас, превратить в развалины? - К сожалению, это так, - сказала Чи-Юэнь. - И ты туда же. Я рассчитывал на тебя. - Он свирепо глянул на нее. -Сначала ты была занята - хобби, теоретическая работа, составлениепрограммы работ, которые ты планировала вести в системе Беты Девы. И когдаслучилась катастрофа, ты отреагировала нормально. Тень улыбки скользнула по ее лицу. Она погладила его по щеке. - Ты меня вдохновлял. - Но с тех пор... ты все чаще и чаще сидишь и ничего не делаешь. Унас с тобой начиналось что-то настоящее; но в последнее время ты неслишком часто общаешься со мной всерьез. Тебя редко интересуют разговоры,или секс, или что-нибудь еще, в том числе и другие люди. Ты больше неработаешь. Ты больше не строишь грандиозных планов. Ты даже не плачешь вподушку после того, как выключен свет... да, я не спал, я лежал и слушал,как ты плачешь. Почему, Ай-Линг? Что случилось с тобой? С ними? - Мне кажется, что у нас просто нет твоего первобытного стремлениявыжить любой ценой, - сказала она почти неслышно. - Есть цена, которую я бы тоже не стал платить за жизнь. Но в нашемположении... У нас есть все необходимое. Определенная доза комфорта.Приключение, которого никогда еще не бывало. Что не так? - Ты знаешь, какой сейчас год на Земле? - вопросом на вопрос ответилаона. - Нет. Это я убедил капитана Теландера убрать те часы. К нимвыработалось слишком болезненное отношение. - Большинство из нас все равно самостоятельно ведут подсчеты. - Онаговорила ровным безразличным тоном. - В настоящий момент, я полагаю, народине примерно лето Господне 10000. Прибавь или отними несколькостолетий. О да, я учила в школе концепцию, что синхронизация времени врелятивистских условиях недействительна. И я помню, как ожидалось, чтостолетняя отметка будет огромным психологическим барьером. Несмотря наэто, растущие даты имеют смысл. Они делают нас абсолютными изгнанниками.Уже. Безвозвратно. Возможно, наш род уже вымер. Цивилизация могла ужепогибнуть. Что произошло на Земле? Во всей галактике? Что совершили люди?Кем они стали? Мы никогда не разделим их судьбу. Мы этого лишены. Он попытался сломить ее апатию резкостью. - Что с того? На Бете-3 мазер доставлял бы нам вести, состарившиесяна поколение. И больше ничего. А наши индивидуальные смерти тоже отрезалибы нас от вселенной. Обычная участь человека. Почему мы должны скулить,если наша судьба приняла необычный оборот? Она серьезно оглядела его, прежде чем ответить: - Тебе самому не нужен ответ. Ты хочешь заставить меня найти его длясебя. Ошеломленный, он ответил: - Ну... да. - Ты понимаешь людей лучше, чем хочешь дать понять. Это твоя работа,без сомнения. Скажи мне сам, в чем наша проблема. - Потеря контроля над жизнью, - ответил он тотчас. - Члены экипажаеще не в такой плохой форме. У них есть работа. Но ученые, как ты,вызывались лететь на Бету Девы. Их ждала впереди героическая, волнующаяработа, а в пути - приготовления к ней. Теперь же они понятия не имеют,что их ждет. Они только знают, что это будет нечто совершеннонепредсказуемое. Что это может быть смерть - потому что мы чудовищнорискуем, - и они ничего не смогут сделать, чтобы предотвратить ее, толькопассивно ждать, а ими будут манипулировать. Разумеется, их моральный духпадает. - Что, по-твоему, мы должны делать, Шарль? - Ну, в твоем случае, например, почему не продолжить работу? Рано илипоздно мы будем искать планету, чтобы поселиться. Планетология станет длянас жизненно важной. - Ты сознаешь, что шансы против нас. Мы будем продолжать эту дикуюохоту до самой смерти. - Проклятье, мы можем увеличить шансы! - Как? - Это одна из тех задач, над которыми вы должны работать. Она снова улыбнулась, немного оживленнее. - Шарль, ты заставляешь меня хотеть этим заниматься. Если не покакой-либо другой причине, то для того, чтобы ты перестал устраивать мнепорку. Это потому ты так суров с остальными? Он оглядел ее. - До сих пор ты держалась лучше, чем большинство, - сказал он. - Япопробую поделиться с тобой тем, чем занимаюсь. Возможно, это поможеттебе. Ты можешь сохранить профессиональную тайну? Ее взгляд засверкал. - Ты должен уже был достаточно изучить меня. Он погладил ее и улыбнулся. - Старый принцип, - сказал он. - Работа в военных и правительственныхорганизациях. Я начал применять его здесь. Человеческое животное нуждаетсяв отцовско-материнском образе, но в то же время терпеть не может, когдаего дисциплинируют. Можно добиться стабильности следующим способом: высшаявласть существует на расстоянии, она богоподобна, практически недоступна.Непосредственный начальник - подлый сукин сын, который заставляет всехравняться по линии, за что его ненавидят. Но его непосредственныйначальник настолько добрый и сочувствующий, насколько позволяет егоположение. Понимаешь? Она приложила палец к виску. - Не вполне. - Возьмем нашу теперешнюю ситуацию. Ты никогда не угадаешь, как мнепришлось жонглировать в течение этих нескольких месяцев после нашегостолкновения с туманностью. Я не утверждаю, что это все исключительно моязаслуга. Многое произошло совершенно естественно, даже неизбежно. Логиканашей проблемы привела к этому, при некотором управлении с моей стороны.Конечный результат - изоляция капитана Теландера. Его непогрешимость недолжна входить в столкновение с человеческими путаницами, неразрешимыми посвоей природе, вроде сегодняшней. - Бедняга, - Чи-Юэнь внимательно посмотрела на Реймона. - А Линдгрензамещает его в этом? Реймон кивнул. - А я - классический старшина. Жесткий, резкий, грубый,требовательный, властный, неделикатный. Не такой плохой, чтобы писатьпетицию для моего устранения. Но достаточно плохой, чтобы раздражать,чтобы меня не любили, хотя и уважали. Это устраивает людей. Полезнее дляздоровья беситься по поводу меня, чем копаться в собственных неурядицах...как делаешь ты, любовь моя. Линдгрен смягчает ситуацию. Как первый помощник, она поддерживает моювласть. Но время от времени она пересиливает меня. Она использует своеположение, чтобы истолковать правила по-иному, во имя милосердия. Такимобразом она добавляет великодушия к атрибутам Высшей Власти. Реймон нахмурился. - До сих пор система работала, - закончил он. - Теперь она начинаетдавать сбои. Нам нужно добавить новый фактор. Чи-Юэнь смотрела на него, пока он не пошевелился на матрасе. Наконецона спросила: - Ты планировал это вместе с Ингрид? - Что? О нет. Ее роль требует, чтобы она НЕ была фигуроймакиавеллиевского типа, играющей свою роль преднамеренно. - Ты понимаешь ее так глубоко... из прошлого знакомства? - Да, - он покраснел. - Что с того? Сейчас мы поддерживаем чистоофициальные отношения. В силу очевидных причин. - Я думаю, ты ищешь способ продолжать отвергать ее, Шарль. - М-м-м... черт возьми, оставь меня в покое! Я только пытаюсь помочьтебе вернуть желание жить. - Чтобы я, в свою очередь, помогла тебе продолжать твое дело? - Н-ну, да. Я - не супермен. Слишком много времени прошло с тех пор,как мне кто-то подставлял плечо, чтобы я мог поплакать. - Ты говоришь это потому, что это действительно так, или потому, чтоэто служит твоей цели? - Чи-Юэнь отбросила назад волосы. - Неважно. Неотвечай. Мы сделаем, что сможем, друг для друга. Потом, если мы выживем...Мы все выясним, если выживем. Его темное лицо со шрамом смягчилось. - К тебе действительно вернулось равновесие, - сказал он. -Прекрасно. Она рассмеялась. Ее руки обвились вокруг его шеи. - Иди сюда, ты... Можно приблизиться к скорости света, но ни одно тело, обладающеемассой покоя, не может ее достигнуть. Все меньше и меньше становилисьприросты скорости, благодаря которым "Леонора Кристина" приближалась кэтому недостижимому пределу. Таким образом, могло показаться, чтовселенная, которую наблюдал ее экипаж, не может быть искажена сильнее.Аберрация в состоянии в крайнем случае сместить звезду на 45 градусов;эффект Допплера может бесконечно смещать в красную сторону спектра фотоныза кормой, но только удвоить частоты впереди. Тем не менее, предела обратному тау не существовало, а именно тау былмерой изменений в воспринимаемом пространстве и ощущаемом времени.Соответственно не было предела оптическим изменениям; и космос впереди ипозади мог сокращаться, стремясь к нулевой плотности, где столпятся всегалактики. Таким образом, когда корабль совершил свой великий рывок вдольполовины Млечного Пути и развернулся, чтобы нырнуть сквозь его центр, вперископ корабля было жутко глянуть. Ближайшие звезды стремились назад стакой скоростью, что было видно воочию, как они пересекают поле зрения -поскольку к этому времени снаружи проходили годы, пока внутри тикалиминуты. Небо больше не чернело, оно было мерцающим пурпуром и становилосьярче по мере того, как внутри проходили месяцы: поскольку взаимодействиесиловых полей и межзвездной среды - в данном случае, межзвездногомагнетизма - высвобождало кванты. Более далекие звезды срослись в двашара, пылающий голубой впереди, глубокий багровый за кормой. Но постепенноэти шары стягивались в точки и тускнели, потому что почти все их излучениесместилось за пределы видимого спектра, к гамма-излучению и радиоволнам. Видеоскоп был отремонтирован, но он уже не способен былкомпенсировать картину. Система просто не могла различить отдельные звездыдальше, чем на расстоянии нескольких парсеков. Техники разобралиинструмент и восстановили его с повышенными возможностями, чтобы непришлось лететь совсем незрячими. Этот проект и несколько других перестроек, возможно, были полезнеедля тех, кто их осуществлял, чем сами по себе. Те, кто работал, незамыкались в своих скорлупках, как делали слишком многие их товарищи покораблю. Борис Федоров нашел Луиса Перейру на палубе гидропоники. Доставалиурожай из бака с водорослями. Управляющий биосистем работал вместе сосвоими людьми, раздетый как и они, с него стекали вода и зеленая липкаягрязь. Они заполняли металлические горшки, которые стояли на тележке. - Фью! - сказал инженер. Под усами Перейры сверкнули зубы. - Не выступай против моего урожая так громко, - ответил он. - В своевремя будешь его есть. - Я а-то удивлялся, как имитация лимбургского сыра получилась такойнатуральной, - сказал Федоров. - Можно поговорить с тобой? - А позже нельзя? Мы не можем остановиться, пока не закончим. Есличто, то вам придется надолго затянуть пояса. - У меня тоже неотложное дело, - сказал Федоров, посуровев. - Лучшепусть мы будем голодными, чем разобьемся. - Тогда продолжайте без меня, - сказал Перейра своей бригаде. Онвыпрыгнул из бака и направился в душ, где наскоро сполоснулся. Непозаботившись вытереться или одеться - на этом, самом теплом уровнекорабля, - он повел Федорова к себе в кабинет. - Между нами говоря, - признался он, - я несказанно рад предлогуизбавиться от этого грязного занятия. - Ты гораздо меньше обрадуешься, когда услышишь, в чем дело. Придетсясерьезно поработать. - Тем лучше. Я ломал голову над тем, как удержать мою команду, чтобыона не развалилась. То, чем мы сейчас заняты - не та работа, котораявызывает восторг. Ребята поворчат, но будут счастливы заняться хотьчем-то, кроме повседневной рутины. Они прошли через секцию зеленых растений. По обе стороны проходалистья наполняли воздух запахами, шелестели, когда их задевали. Фруктывисели среди листвы, как фонарики. Становилось понятно, почему уработающих здесь оставалось хоть какое-то подобие спокойствия. - Меня поднял по тревоге Фокс-Джеймсон, - пояснил Федоров. - Мыдостаточно приблизились к центральной галактической туманности, чтобыможно было использовать новые инструменты, разработанные с целью полученияточных значений плотности материи. - Хм? Я думал, что наблюдениями занимается Нильсон. - Предполагалось, что он. - Федоров нахмурился. - Но у него слегкапоехала крыша. В последнее время от него ничего невозможно добиться.Остальным членам его группы, даже людям из мастерской, которые делают дляних оборудование, как Ленкеи... им приходится выполнять его работу,насколько это в их силах. - Это плохо, - сказал Перейра. Его хорошее настроение улетучилось. -Мы полагались на Нильсона в разработке инструментов для межгалактическойнавигации при ультранизком тау, так ведь? Федоров кивнул. - Лучше бы ему побороть хандру. Но не в этом сегодня проблема. Когдамы войдем в эти облака, то столкнемся с самой плотной полосой, из всех,что до сих пор встречались - в силу релятивистских эффектов. Я уверен, чтомы вполне можем пройти сквозь нее. Но все же я хотел бы укрепить некоторыечасти корпуса, чтобы обезопасить нас наверняка. - Он рассмеялся короткимлающим смехом, - "Наверняка" - в таком полете! Как бы то ни было, моятехническая бригада будет работать в этой части корабля. Вам придетсяубрать у них с дороги установки. Все это я хотел обсудить с тобой. - Угу. Ага. Вот мы и пришли. Перейра взмахом руки направил Федорова в маленькое уютное помещение списьменным столом и полкой для бумаг. - Сейчас покажу схему нашего размещения. Они обсуждали деловые вопросы в течение получаса. (За стенкамикорабля прошли столетия). Добродушие Федорова, исчезло без следа. Онговорил кратко, почти грубо. Убрав чертежи и заметки, Перейра негромко спросил: - Ты не очень хорошо спишь по ночам? - Я занят, - буркнул инженер. - Дружище, на работе ты преуспеваешь. Синяки под глазами у тебя не отработы. Это Маргарита, так ведь? Федоров дернулся на стуле. - Что - Маргарита? Он и Хименес уже несколько месяцев жили вместе. - В нашей деревне невозможно не заметить, что у нее горе. Федоров уставился в дверной проем, на зелень. - Я бы хотел уйти от нее - если бы только не чувствовал себяпредателем. - М-м-м... Если помнишь, мы с ней часто были вместе, прежде чем онавыбрала тебя в постоянные партнеры. Может быть, я лучше понимаю ее. Тебянельзя назвать бесчувственным, Борис, но ты редко бываешь настроен вунисон с женским умом. Я желаю вам двоим добра. Могу ли я помочь? - Дело в том, что она отказывается принимать процедуры противстарения. Ни Урхо Латвала, ни я не можем переубедить ее. Наверное ядействовал слишком активно и напугал ее Она со мной почти неразговаривает. - Тон Федорова стал резким. Он продолжал рассматриватьлистья снаружи. - Я никогда не любил серьезно... ее. Как и она меня. Но мыпривязались друг к другу. Я хочу сделать для нее все, что смогу. Но что? - Она молода, - сказал Перейра. - Если наши условия сделали ее, какбы выразиться, переутомленной, она может нервничать при любом упоминании остарении и смерти. Федоров повернулся к нему. - Она все прекрасно знает! Ей известно, что процедуры должныпроводиться периодически в течение всей взрослой жизни - иначе климакснаступит у нее на пятьдесят лет раньше. Она говорит, что этого и желает! - Почему? - Она хочет умереть раньше, чем сломаются химическая и экологическаясистемы. Ты предсказал для этого пять декад, верно? - Да. Медленный и скверный способ смерти. Если мы до тех пор ненайдем планету... - Она христианка и придерживается предрассудков в отношениисамоубийства. - Федоров вздрогнул. - Мне самому не по душе такаяперспектива. Кому она нравится? Маргарита не верит, что этого удастсяизбежать. - Я думаю, - сказал Перейра, - что настоящий ужас для нее -перспектива умереть бездетной. Она раньше любила придумывать имена длячленов большой семьи, которую хотела иметь. - Ты хочешь сказать... Погоди. Дай мне подумать. Нильсон, черт егопобери, был прав, когда говорил, что мы вряд ли когда-нибудь найдем новыйдом. Приходится согласиться, что жизнь в таких обстоятельствах кажетсядовольно бессмысленной. - А для нее особенно. Оказавшись лицом к лицу с этой пустотой, онаотступает - очевидно бессознательно - к дозволенной форме самоубийства. - Что же нам делать, Луис? - с болью спросил Федоров. - Если бы капитан объявил процедуры обязательными... Он может этообосновать. Предположим, что мы, несмотря ни на что, достигнем планеты.Общине понадобится детородная способность каждой женщины по максимуму. Инженер вспыхнул. - Еще одно правило? Реймон будет тащить ее к врачу? Нет! - Ты напрасно ненавидишь Реймона, - упрекнул его Перейра. - Вы с нимочень похожи. Вы оба из тех людей, которые не сдаются до последнего. - Когда-нибудь я его убью. - Ну вот, теперь ты являешь романтическую сторону своей натуры, -заметил Перейра, желая смягчить атмосферу. - А он - воплощениепрагматизма. - Что бы, в таком случае, он сделал с Маргаритой? - насмешливоспросил Федоров. - Н-ну... не знаю. Что-нибудь лишенное сентиментальности. Например,собрал бы команду исследователей и разработчиков для усовершенствованиябиосистем и органоциклов, чтобы сделать корабль неограниченно обитаемым. Итогда она могла бы иметь по меньшей мере двоих детей... Слова его повисли в воздухе. Двое мужчин уставились друг на друга,открыв рот. В их взглядах сверкало: ПОЧЕМУ НЕТ? Мария Тумаджан вбежала в спортзал и обнаружила Иоганна Фрайвальдаупражняющимся на трапеции. - Дружинник! - крикнула она. Она дрожала от страха. - В игровойкомнате драка! Он спрыгнул на пол и бросился по коридору. Сначала он услышал шум -взволнованные голоса. Дюжина свободных от вахты людей собралась в круг.Фрайвальд протолкался в середину. Там второй пилот Педро Барриос и поварМайкл О'Доннелл, тяжело дыша, наносили друг другу удары костяшкамипальцев. Зрелище было отвратительным. - Прекратите! - взревел Фрайвальд. Они послушались, сердито глядя на него. К этому времени народ ужезнал о приемах, которым Реймон научил своих добровольцев. - Что это за фарс? - требовательно спросил Фрайвальд. Он презрительносмотрел на зрителей. - Почему никто из вас не вмешался? Вы что, слишкомглупы, чтобы понять, к чему нас приведет такое поведение? - Никто не смеет обвинять меня, что я жульничаю в картах, - сказалО'Доннелл. - Ты это делал, - ответил на колкость колкостью Барриос. Они снова замахнулись. Фрайвальд успел раньше. Он схватил обоих завороты туник и развернул, надавив на адамовы яблоки. Драчуны молотилируками и пинались. Он наградил их ударами. Оба со свистом выдохнули отболи и сдались. - Вы могли воспользоваться боксерскими перчатками или шестами кендона ринге, - сказал Фрайвальд. - Теперь вы предстанете перед первымпомощником. - Э-э, прошу прощения. - Худощавый опрятный новоприбывший просочилсямимо ошеломленных наблюдателей и тронул Фрайвальда за плечо: картограф ПраТах. - Не думаю, что в этом есть необходимость. - Занимайтесь своим делом, - проворчал Фрайвальд. - Это мое дело, - сказал Тах. - Если мы не будем едины, то просто невыживем. Официальные кары здесь не помогут. Эти люди - мои друзья. Думаю,что смогу уладить их разногласия. - Мы должны уважать закон, или с нами покончено, - ответил Фрайвальд.- Я увожу их. Тах принял решение. - Могу я сначала поговорить с вами наедине? На минутку? - Ну... ладно, - согласился Фрайвальд. - Вы двое оставайтесь здесь. Он вошел в игровую комнату вслед за Тахом и закрыл дверь. - Я не могу позволить, чтобы им сошло с рук сопротивление мне, -сказал он. - С тех пор, как капитан Теландер дал нам, дружинникам,официальный статус, мы олицетворяем власть на корабле. Он был одет в шорты, и закатал носок, чтобы показать ссадины нащиколотке. - Вы можете не обратить на это внимания, - предложил Тах. - Сделайтевид, что не заметили. Они неплохие парни. Их просто довели до ручкимонотонность, бесцельность, напряжение неизвестности: пробьемся ли мывперед, или столкнемся со звездой. - Если мы позволим кому-то избежать ответственности за драку... - Что, если я заставлю их помириться и извиниться перед вами? Непослужит ли это нашему делу лучше, чем арест и наказания? - Возможно, - скептически сказал Фрайвальд. - Но почему я долженверить, что вы сможете это сделать? - Я тоже дружинник, - ответил Тах. - Что? - вытаращился Фрайвальд. - Спросите Реймона, когда увидите его. Я не должен никому открывать,что он меня завербовал, разве что официальным дружинникам в чрезвычайнойситуации. Каковая, по моему мнению, сейчас наблюдается. - Aber... почему?.. - Он сам сталкивается с неприязнью, сопротивлением и стремлением егоизбегать, - сказал Тах. - Его открытые добровольные помощники, вроде вас,имеют меньше неприятностей подобного рода. Вам редко приходится делатьгрязную работу. Но все же существует некоторая степень сопротивления ивам. А я - не... не штрейкбрехер. У нас нет настоящих преступлений.Предполагается, что я - закваска, фермент, катализатор. Я оказываювлияние, насколько это в моих силах. Как, например, в этом случае. - Мне казалось, что вам не нравится Реймон, - слабо сказал Фрайвальд. - Не могу сказать, что он мне нравится, - ответил Тах. - Как бы то нибыло, он убедил меня, что я могу принести пользу. Полагаю, что вы невыдадите секрет. - Нет, нет. Конечно, нет. Даже Джейн. Ну и сюрприз! - Вы позволите мне уладить дело с Педро и Майклом? - Ну да, - рассеянно ответил Фрайвальд. - Сколько еще таких, как вы? - Не имею ни малейшего понятия, - сказал Тах, - но подозреваю, что вконце концов Реймон хочет задействовать всех. Он вышел.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒