Пол Андерсон. 3 страница

Когда скорость "Леоноры Кристины" составила существенную частьскорости света, оптические эффекты стали заметными для невооруженногоглаза. Ее скорость и скорость лучей света, исходящих от звезд,складывались как векторы, результатом была аберрация. За исключением того,что лежало прямо по курсу или непосредственно позади корабля, все видимыекартины изменились. Созвездия изменили очертания, стали гротескными исовсем растворились, по мере того, как составляющие их звезды дрейфоваливо мраке. Одновременно действовал эффект Допплера. Поскольку корабль убегал отсветовых волн, которые догоняли его сзади, с точки зрения людей на кораблеих длина возрастала, а частота понижалась. Подобным образом волны, которыедогонял нос корабля, становились короче и быстрее. Звезды за кормойвыглядели более красными, звезды впереди - более фиолетовыми. На мостике располагался компенсирующий видеоскоп: единственный наборту, учитывая сложность его конструкции. Компьютер постоянно вычислял,как бы выглядело небо, если находиться в данной точке пространстванеподвижно, и проектировал подобие этого изображения. Устройство этопредназначалось не для развлечения или удобства; оно существенно помогалонавигации. Очевидно, тем не менее, что компьютеру необходимы были данные о том,где именно находится корабль и с какой скоростью он движется по отношениюк небесным объектам. Это не так-то просто было выяснить. Точная скорость иточное направление менялись в соответствии с изменениями в межзвезднойсреде. Отклонения от расчетного курса корабля были сравнительно невелики;но на астрономических расстояниях любая неточность могла добавить свое кфатальной сумме. По этой причине опрятный, коренастый, темнобородый мужчина,навигационный офицер Огюст Будро, находился среди немногих членов экипажа,которые работали посменно, и занимались работой, связанной с управлениемкораблем. Будро вращался в замкнутом логическом цикле, чтобы определитьположение корабля, скорость и направление движения, а затемскорректировать оптические явления. Отдаленные галактики были егопервостепенными бакенами; статистический анализ наблюдений за болееблизкими отдельными звездами обеспечивал следующие по важности данные. Онпользовался математикой последовательных приближений и передавал данныекапитану Теландеру, который рассчитывал необходимые изменения курса иотдавал приказ об их исполнении главному инженеру Федорову. Задачувыполняли четко. Никто не чувствовал поправок, лишь изредка незначительнои кратковременно возрастала находящаяся на пороге восприятия пульсациякорабля и происходило столь же небольшое и преходящее изменение в вектореускорения, которое проявлялось лишь в том, будто палубы накренились нанесколько градусов. Вдобавок Будро и Федоров пытались поддерживать связь с Землей."Леонору Кристину" пока еще можно было обнаружить находящимися в космосеприборами в пределах Солнечной системы. Несмотря на трудности, создаваемыеполями ее двигателя, мазерный передатчик на Луне все еще мог донести донее запросы, новости, развлекательные программы и личные сообщения.Корабль отвечал, пользуясь собственным передатчиком. Собственно говоря,предполагалось, что такой обмен информацией станет регулярным, как толькокосмонавты обоснуются на Бете Девы. Автоматический предшественник "ЛеонорыКристины" не имел проблем при отправке данных. Он делал это и в настоящиймомент, хотя на корабле их получить не могли, и экипаж собирался прочестьленты на зонде, когда прибудет к месту назначения. Солнца и планеты - большие объекты. Они движутся в пространстве наразумных скоростях, редко более пятидесяти километров в секунду. И они неделают зигзагов, даже малейших. Несложно предсказать, где они будут черезнесколько столетий, и соответственно направить луч с сообщением.Космический корабль - совсем другие дело. Люди недолговечны; они должныторопиться. Аберрация и эффект Допплера затрагивают и радио. Черезнекоторое время передачи с Луны будут прибывать на таких частотах, которыхне сможет принять ни одно устройство на борту корабля. Однако задолго доэтого, в силу разных причин, которые невозможно предвидеть, время путимежду мазерным передатчиком и кораблем растянется на месяцы и лучнаверняка потеряет корабль. Федоров, являвшийся также офицером связи, возился с детекторами иусилителями. Он усиливал сигналы, которые отправлял к Солнцу, в надежде,что они дадут ключ к будущему местоположению корабля. Хотя проходили целыедни, а молчание не нарушалось, он упорствовал. И был вознагражден. Нокачество приема было от раза к разу все хуже, а продолжительность передачкороче, по мере того, как "Леонора Кристина" погружалась в БольшуюГлубину. Ингрид Линдгрен нажала кнопку звонка. Каюты основательнозвукоизолировали, так что стучать было бесполезно. Она вновь позвонила, ноникто не ответил. Ингрид нахмурилась и в нерешительности переступила сноги на ногу. Наконец она положила руку на ручку двери. Дверь не былазаперта. Линдгрен приоткрыла ее. Не заглядывая внутрь, она мягко позвала: - Борис, с вами все в порядке? Ее слуха достигли звуки: скрип, шуршание, медленные тяжелые шаги.Федоров распахнул дверь. - О, - сказал он. - Добрый день. Она окинула его взглядом. Главный инженер был плотным мужчинойсреднего роста, с широким скуластым лицом. Его каштановые волосы, словноснегом присыпаны сединой, хотя ему всего сорок два. Он не брился уженесколько вахт. На нем был халат, явно только что наброшенный. - Можно к вам? - спросила Линдгрен. - Как пожелаете. Он взмахнул рукой, пропуская ее, и закрыл дверь. Его половина каютыбыла отделена перегородкой от той части, где в настоящий момент обиталуправляющий биосистем Перейра. Большую часть помещения занимала неубраннаякровать. На кухонном шкафчике стояла бутылка водки. - Извините за беспорядок, - равнодушно сказал он. Неуклюже двигаясьза ней, добавил: - Выпьете? У меня нет стаканов, но вы вполне можете глотнуть избутылки. Ни у кого на корабле нет ничего заразного. - Он рассмеялся, носмех вышел неискренним. - Откуда здесь взяться микробам? Линдгрен присела на край кровати. - Нет, спасибо, - ответила она. - Я на дежурстве. - Я тоже по идее на дежурстве. Да. - Федоров возвышался над ней,согнувшись. - Я сообщил на мостик, что нездоров, и мне лучше отдохнуть. - Не следует ли вам показаться доктору Латвале? - Зачем? Физически я здоров. - Федоров сделал паузу. - Вы пришлиудостовериться, что со мной. - Это входит в мою работу. Я уважаю ваше уединение. Но вы один изключевых людей. Федоров улыбнулся. Улыбка была такой же вымученной, как предыдущийсмех. - Не беспокойтесь, - сказал он. - Мозги у меня в порядке. - Онпотянулся к бутылке, но убрал руку. - Я даже не намерен напиться добеспамятства. Это всего лишь попытка... как там говорят американцы?.. Датьпо мозгам. - Давать по мозгам лучше в компании, - заявила Линдгрен. И добавила: - Я, пожалуй, выпью. Федоров передал ей бутылку и тоже сел на кровать. Линдгрен поднялабутылку: - Skal. Она проглотила немного, вернула бутылку Федорову. - Ваше здоровье, - сказал он по-русски. Некоторое время они сидели в молчании. Федоров рассматривалпереборку. Наконец он пошевелился и произнес: - Ладно. Раз вам необходимо знать. Я бы не сказал никому другому, аженщине и подавно. Но я кое-что узнал о вас, Ингрид... дочь Гуннара,верно? - Да, Борис Ильич. Он ответил ей взглядом и более искренней улыбкой. Линдгрен сиделарасслабившись, ее гибкое тело в комбинезоне дышало теплом. - Я думаю... - он запнулся. - Я надеюсь, что вы поймете меня, и нестанете пересказывать то, что от меня услышите. - Я обещаю молчать. Что до понимания, то я постараюсь. Он явно нервничал. - Видите ли, это очень личное, - сказал он медленно и не оченьуверенно. - Хотя и не так уж важно. Я скоро с этим справлюсь. Просто...последняя полученная нами передача... меня расстроила. - Музыка? - Да. Музыка. Соотношение сигнала к шуму слишком низкое длятелепередачи. Почти слишком низкое для звука. Это последняя передача,Ингрид, дочь Гуннара, пока мы не достигнем цели и не начнем получатьсообщения от следующего поколения. Несколько минут, то угасая, товозобновляясь, едва слышная сквозь потрескивание звезд и космических лучей- когда мы потеряли эту музыку, я понял, что больше мы ничего не услышим. Голос Федорова затих. Линдгрен ждала. Он встряхнулся. - Так случилось, что это была русская колыбельная, - сказал он. - Моямать пела мне ее на ночь. Линдгрен положила руку ему на плечо - легкую, как перышко. - Не думайте, что я жалею себя, - торопливо добавил он. - Просто яненадолго слишком хорошо вспомнил тех, кого уже нет. Это пройдет. - Наверное, я и в самом деле понимаю, - пробормотала она. Межзвездная экспедиция на "Леоноре Кристине" была для Федоровавторой. Он участвовал в полете к Дельте Павлина. Данные зонда указывали наземлеподобную планету, и экспедиция отправилась с радужными надеждами.Действительность оказалась столь кошмарной, что выжившие проявилиредкостный героизм, когда остались для проведения исследований наминимальное запланированное время. Когда они вернулись, для них прошлодвенадцать лет, но Земля постарела на сорок три. - Вряд ли вы понимаете. - Федоров повернулся к ней. - Мы ожидали, чтокогда вернемся, наших близких не будет в живых. Мы ожидали перемен. Как быто ни было, вначале я был вне себя от радости, что могу узнать любимыеместа моего города - лунный свет на каналах и реке, купола и башниКазанского собора, Невский проспект, сокровища Эрмитажа... - Он сноваотвернулся и покачал головой. - Но сама жизнь. Она так изменилась.Встретиться с ней было как... как встретить женщину, которую ты любил, икоторая стала потаскухой. - Он презрительно усмехнулся. - Именно так! Вам,может быть, известно, что я работал в космосе сколько мог, пять лет.Участвовал в исследованиях и разработках по усовершенствованиюбассердовского двигателя. Я стремился получить мою нынешнюю должность. Мынадеемся начать все сначала на Бете-3. Его голос стал едва слышным: - И вот до нас долетела колыбельная моей матери. В последний раз. Он поднес к губам бутылку. Линдгрен немного помолчала, а затем произнесла: - Теперь я отчасти понимаю, Борис, почему это вас так расстроило. Янемного изучала социоисторию. В вашем детстве люди были менее, ну, менеераскованными. Они восстановили нанесенный войной ущерб в большинстве страни взяли под контроль гражданские беспорядки и рост населения. Затем онизанялись новыми делами, потрясающими воображение проектами, как на Земле,так и в космосе. Казалось, невозможного нет. Ими двигали патриотизм,самоотдача. Я думаю, что вы сами служили всем сердцем двум богам: ОтцуНауке и Матери России. - Ее рука скользнула вниз и накрыла его руку. - Вывернулись, - сказала она, - и оказалось, что всем все равно. Он кивнул, закусив губу. - Именно поэтому вы презираете современных женщин? - спросила она. Он вздрогнул от неожиданности. - Нет! Ничего подобного! - Почему же тогда ни одна из ваших связей не продлилась дольшеодной-двух недель? И это были лишь редкие встречи? - спросила онавызывающе. - Почему вы чувствуете себя непринужденно и веселитесь толькосреди мужчин? Мне кажется, что вы не хотите признавать нашу половинучеловеческой расы. Вы считаете, что в нас больше нет ничего, что стоило быузнавать. И то, что вы только что сказали, о потаскухах... - Я вернулся с Дельты Павлина, надеясь встретить настоящую жену, -ответил он глухо, словно его душили. Линдгрен вздохнула. - Борис, нравы меняются. С моей точки зрения, вы выросли в периоднеразумного пуританизма. Но это была реакция на предыдущую легкостьнравов, которая, быть может, зашла слишком далеко; а еще раньше...Впрочем, неважно. - Она тщательно подбирала слова. - Факт тот, что человекникогда не придерживался одного идеала. Массовый энтузиазм времен вашеймолодости уступил место холодному рационалистическому классицизму. Сегодняон, в свою очередь, утонул в разновидности неоромантизма. Бог знает, кудаэто приведет. Мне, быть может, это не нравится. Но все равно вырастутновые поколения. Мы не имеем права формировать их по нашему собственномушаблону. Вселенная слишком обширна. Федоров не шевелился так долго, что она уже решила уйти. Внезапно онповернулся, схватил ее за руку и усадил обратно рядом с собой. Онзаговорил: - Мне бы хотелось узнать вас, Ингрид, узнать как человека. - Я рада. Его губы сжались. - Все же сейчас вам лучше уйти, - вымолвил он. - Вы с Реймоном. Я нехочу послужить причиной неприятностей. - Я хочу, чтобы вы тоже были моим другом, Борис, - сказала она. - Явосхищаюсь вами с нашей первой встречи. Храбрость, компетентность,благожелательность - что еще есть такого, чем стоило бы восхищаться вчеловеке? Я бы хотела, чтобы вы научились демонстрировать эти качества темвашим коллегам по экспедиции, которые - так сложилось - женщины. Он отпустил ее руку. - Предупреждаю вас: уходите. Она оглядела его. - Если я уйду, - сказала она, - то в следующий раз, когда мы будемразговаривать, будете ли вы чувствовать себя со мной свободно? - Не знаю, - ответил он. - Надеюсь, что да, но не знаю. Она задумалась еще на минуту. - Давайте попытаемся сделать так, чтобы мы были в этом уверены, -наконец мягко предложила она. - Я свободна до конца дежурства. Каждый ученый на корабле запланировал по меньшей мере одинисследовательский проект, чтобы заполнить несколько лет пути. ПроектомГлассгольд было отслеживание химической основы жизни на Эпсилон Эридана-2.После того как установили оборудование, она начала эксперименты надпротофитами и культурами тканей. В надлежащий момент она получила продуктыреакции, и ей предстояло узнать, что они из себя представляют. НорбертВильямс делал анализы для нескольких исследователей одновременно. Однажды в конце первого года полета он принес свой отчет о последнихобразцах Эммы к ней в лабораторию. Молекулы были незнакомыми, и онзаинтересовался ими не меньше Глассгольд. Они вдвоем часами обсуждалиновые результаты. И все чаще и чаще беседа затрагивала другие темы. Глассгольд весело приветствовала вошедшего Вильямса. Рабочий стол, закоторым она стояла, был загроможден тестовыми трубками, колбами,измерителями кислотности, мешалками и прочим. - Отлично, - сказала она. - Мне не терпится узнать, какие изменениятеперь произошли с моими любимцами. - Самая чертовская неразбериха, какую я видел. - Он перебросил ейнесколько скрепленных страничек. - Мне очень жаль, Эмма, но вам придетсяповторить опыты. И, боюсь, придется повторять их снова и снова. Я не могувыдать результаты, опираясь на такие микроскопические количества. Нужнозадействовать каждую разновидность хроматографии из тех, что у меня есть,плюс рентгеновские дифракции, плюс серию энзимных тестов - вот их список -прежде чем я решусь строить предположения касательно структурных формул. - Понимаю, - ответила Глассгольд. - Простите, что я добавляю вамстолько работы. - Чепуха. Это то, для чего я здесь, пока мы еще не добрались доБеты-3. Если у меня не будет работы, я просто рехнусь. А ваша - самаяинтересная, вот что я скажу. - Вильямс запустил руку в волосы. - Хотя, поправде сказать, я не понимаю, зачем вы этим занимаетесь - разве чтоскоротать время. Я хочу сказать, что на Земле занимаются теми жепроблемами - с большим штатом и лучшими приборами. Они, должно быть,раскусят ваши загадки раньше, чем мы доберемся до цели. - Не сомневаюсь, - сказала она. - Но передадут ли они нам результаты? - Я думаю, вряд ли, разве что мы попросим. Но даже если мы пошлемзапрос, мы состаримся или вообще умрем до того, как придут ответы. -Вильямс нагнулся к ней через стол. - Вопрос в том, зачем нам это нужно?Какой бы тип биологии мы не обнаружили на Бете-3, мы знаем, что он небудет напоминать наш. Вы просто не хотите утрачивать навыки? - И это тоже, - признала она. - Кроме того, я считаю, что этирезультаты все-таки будут иметь практическое значение. Чем шире будет мойвзгляд на жизнь во вселенной, тем лучше я смогу изучать частный случайпланеты, куда мы направляемся. Таким образом, мы скорее и вернее узнаем,возможно ли сделать ее нашим домом и домом для тех, кто последует за намис Земли. Он потер подбородок. - М-да, я полагаю, что вы правы. Не думал с такой точки зрения. За прозаическими словами крылось благоговение. Как минимум, эти люди проведут еще половину десятилетия в системеБеты Девы, исследуя ее планеты во вспомогательных кораблях "ЛеонорыКристины", добавляя то немногое, что они смогут добавить к сведениям,собранным орбитальным зондом. И если третья планета действительнообитаема, они никогда не вернутся домой - даже профессиональныекосмолетчики. Они проживут там всю свою жизнь, и их внуки и правнуки тоже,исследуя многочисленные тайны нового мира и отправляя информацию жаднымумам Земли. Ибо любая планета - это воистину целый мир, бесконечноразнообразный, нескончаемо таинственный. И этот мир казался так похож наЗемлю. Люди с "Леоноры Кристины" надеялись, что у их потомков не будетпричин возвращаться назад: Бета-3 превратится из базы в колонию, затем вНовую Землю, а затем - в стартовую площадку для следующего прыжка кзвездам. Для человека нет другого способа овладеть галактикой. Как будто устыдившись картин, представших ее воображению, Глассгольдсказала, слегка зардевшись: - Кроме того, мне интересна эриданская жизнь. Она захватывает меня. Яхочу знать, что... заставляет ее тикать. А, как вы сказали, если мыостанемся на Бете-3, то вряд ли узнаем ответы на протяжении нашей жизни. Он замолчал, поигрывая прибором для титрирования. Наконец шумдвигателя корабля, дыхание вентилятора, резкие химические запахи, яркиецвета на полке с реактивами и красителями проникли в его сознание. Оноткашлялся. - Мм... Эмма! - Что? Похоже, она чувствовала ту же самую застенчивость. - Как насчет перерыва в работе? Приглашаю вас в клуб сегодня вечером,немного выпить. Рацион мой. Она укрылась за своими приборами. - Нет, благодарю вас, - сказала она смущенно. - У меня... у менядействительно много работы. - У вас хватит для этого времени, - прямо сказал он. - О'кей, если выне хотите коктейль, как насчет чашки кофе? Может быть, прогуляемся посаду... Послушайте, я не собираюсь к вам приставать. Я просто хочупознакомиться получше. Она запнулась, потом улыбнулась и тепло посмотрела на него. - Хорошо, Норберт. Мне бы тоже этого хотелось. Через год после старта "Леонора Кристина" была близка к своейпредельной скорости. Ей потребуется тридцать один год, чтобы пересечьмежзвездное пространство, и еще один год, чтобы затормозить, когда онаприблизится к звезде своего назначения. Но это утверждение неполно. В нем не учитывается относительность.Поскольку существует абсолютная ограничивающая скорость (с которой светпутешествует in vacuo; аналогично нейтрино), постольку существуетвзаимозависимость пространства, времени, материи и энергии. В уравнениявходит фактор тау. Если "v" - это (равномерная) скорость движениякосмического корабля, а "c" - скорость света, то тау равняется v^2/(1 - c^2). Чем ближе "v" подходит к "c", тем ближе тау подходит к нолю. Предположим, что сторонний наблюдатель измеряет массу космическогокорабля. Результат, который он получит, есть масса покоя корабля - тоесть, та масса, которую имеет корабль, когда не движется по отношению кнаблюдателю, - деленная на тау. Таким образом, чем быстрее движетсякорабль, тем большую массу он имеет, если рассматривать всю вселенную вцелом. Корабль получает дополнительную массу от кинетической энергиидвижения; e = mc^2. Более того, если бы неподвижный наблюдатель мог сравнить часы кораблясо своими собственными, он бы заметил несогласованность. Промежуток междудвумя событиями (например, между рождением и смертью человека), измеренныйна борту корабля, где происходят эти события, равен промежутку,измеренному наблюдателем... умноженному на тау. Можно сказать, что наборту космического корабля время идет пропорционально медленнее. Длины сокращаются; наблюдатель видит корабль укороченным внаправлении движения пропорционально фактору тау. Измерения, сделанные на борту корабля, так же достоверны, как исделанные в любом другом месте. Для члена экипажа, который глядит навселенную, звезды сжимаются и прибавляют в массе; расстояния между нимисокращаются; их развитие происходит странно сокращенным образом. Однако картина в целом еще сложнее. Нужно принимать во внимание, чтокорабль фактически ускорялся и будет тормозить в соответствии с общимфоном вселенной. Это переносит проблему в целом из области специальной вобласть общей теории относительности. Положение звезд и корабляотносительно друг друга не вполне симметрично. Парадокс близнецов невозникает. Когда скорости вновь уравниваются и происходит воссоединение,звезда прожила больший отрезок времени, чем корабль. Если тау падает до одной сотой и продолжает падать, вы пересечетесветовой век за один год вашего личного времени. (Хотя, разумеется, нельзявернуть столетие, которое прошло за это время дома, где ваши друзьясостарились и умерли). Это неизбежно подразумевает стократное увеличениемассы. Бассердовский двигатель, черпая водород из космоса, можетобеспечить такой полет. В самом деле, глупо останавливать двигатель ипричаливать к берегу, когда можно продолжать уменьшать тау. Таким образом, чтобы достигнуть других солнц за разумный отрезоквремени, нужно: продолжать постоянно ускоряться до точки середины путимежду звездами, в каковой точке вы запускаете систему торможения вбассердовском модуле и начинаете замедляться обратно. Вы ограниченыскоростью света, которой достичь невозможно. Но вы можете приблизиться кэтой скорости. Таким образом, вы не имеете предела обратного фактора тау. За год полета при одном "g" разница между "Леонорой Кристиной" имедленно движущимися звездами накапливалась незаметно. Теперь криваяперешла к крутой части своего взлета. Людям на борту корабля сталоказаться, что расстояние до звезды назначения сокращается - не толькопотому, что они приближались, но и потому, что с их точки зренияизменилась геометрия пространства. Процессы во внешнем мире воспринималисьтеперь как ускоряющиеся. Этого еще не было видно. Минимальный тау в плане полета корабля, вточке середины, должен быть немного выше 0,015. Но настал момент, когдаминута на борту корабля соответствовала шестидесяти одной секунде востальной галактике. Немного позже она соответствовала шестидесяти двум.Затем шестидесяти трем... шестидесяти четырем... корабельное время междутакими отсчетами становилось постепенно, но неуклонно меньше...шестидесяти пяти... шестидесяти шести... шестидесяти семи... Первое Рождество, которое команда корабля проводила вместе, пришлосьна самое начало полета и было лихорадочным карнавалом. Второе было менеегромким. Люди уже занялись своей повседневной работой и установили кругпостоянного общения. Все же импровизированные украшения сверкали на всехстолах. Любительские мастерские огласились звуками - щелкали ножницы,мелькали иглы; камбуз пропах пряностями. Все делали друг другу маленькиеподарки. Секция гидропоники решила, что может поделиться достаточнымколичеством зеленых лиан и веток для имитации рождественского дерева вспортзале. Из огромной библиотеки микрофильмов извлекли ленты о снеге исанях, записи веселых рождественских песен. Любители театра репетироваликарнавальное шествие. Шеф-повар Кардуччи планировал банкеты. Вобщественных помещениях и каютах проходили веселые вечеринки. Понегласному соглашению никто не упоминал, что с каждой секундой Землястановится на триста тысяч километров дальше. Реймон пробирался сквозь суматоху на палубе отдыха. Заканчивалосьприготовление декораций. Многие играли в различные игры, болтали,предлагали выпить, флиртовали, веселились. Через треп, смех и шарканьеног, через гул, треск и шуршание из громкоговорителя неслась музыка. Механик проревел Реймону: - Guten Tag, mein lieber Schutzmann! Иди сюда и угостись из моейбутылки! Он взмахнул бутылкой. Другой рукой он обнимал Маргариту Хименес. Надними висела полоса бумаги с надписью: "омела белая". Реймон остановился. Он был в хороших отношениях с Фрайвальдом. - Благодарю, не могу, - сказал он. - Ты не видел Бориса Федорова? Ядумал, что он появится здесь после работы. - Н-нет. Я тоже ждал его, учитывая, какое сегодня веселье. Он впоследнее время стал почему-то гораздо счастливее, верно? Что ты от негохочешь? - Дела. - Дела, всегда дела, - сказал Фрайвальд. - Могу поспорить, что твояподруга злится. У меня вариант получше. - Он привлек к себе Хименес. Онаприльнула к нему. - Ты вызывал его каюту? - Конечно. Он не отвечает. Все же, возможно... - Реймон повернулся. -Попробую пойти туда. Попозже вернусь ради этого шнапса, - добавил он, ужеуходя. Он спустился по лестнице, миновав палубу команды, на офицерскийуровень. Музыка следовала за ним. "...Iesu, tibi sit gloria". Коридор былпуст. Реймон нажал кнопку звонка каюты Федорова. Инженер открыл дверь. Он был одет в пижаму. Позади него на кухонномстолике стояли бутылка французского вина, два бокала и сэндвичи в датскомстиле. Он вздрогнул от неожиданности и сделал шаг назад. - Что... - начал он по-русски. - Вы? - Могу я поговорить с вами? - М-м-м. - Глаза Федорова блеснули. - Я жду гостя. Реймон ухмыльнулся. - Это видно невооруженным глазом. Не беспокойтесь, я не задержусь. Нодело не терпит отлагательств. Федоров сдержался. - Оно не может подождать, когда я буду на дежурстве? - Это лучше обсудить негласно, - сказал Реймон. - Капитан Теландертоже так считает. - Он скользнул мимо Федорова в каюту. - Этот момент небыл предусмотрен в планах, - продолжал он. - Согласно расписанию мыпереходим на режим большого ускорения седьмого января. Вам известно лучше,чем мне, что это потребует двух-трех дней предварительной работы вашейгруппы и значительного нарушения распорядка работы и жизни всех остальных.Ну вот, каким-то образом те, кто планировал полет, забыли, что шестоеянваря - важная дата в западноевропейской традиции. Двенадцатая ночь,канун Трех Святителей, называйте как хотите, но это кульминацияпраздничного веселья. В прошлом году празднование было таким буйным, чтоникто об этом не подумал. Но мне стало известно, что в этом годунамечаются завершающие трапеза и танцы. Это благоприятно подействует наэкипаж. Шкипер и я хотим, чтобы вы проверили возможно ли отложить переходк большому ускорению на несколько дней. - Да, да, я этим займусь. - Федоров подталкивал Реймона к открытойдвери. - Завтра, прошу вас... Но было уже слишком поздно. В двери появилась Линдгрен в униформе,так как очень торопилась после вахты. - Gud! - вырвалось у нее. Она замерла на месте. - Какая неожиданность, Линдгрен! - торопливо произнес Федоров. - Чтовас сюда привело? Реймон задохнулся. С лица его стерлось всякое выражение. Он стоялнеподвижно, только кулаки его сжимались, пока ногти не впились в ладони, акожа на костяшках натянулась и побелела. Началась новая рождественская песня. Линдгрен переводила взгляд с одного мужчины на другого. От ее лицаотхлынула кровь. Но вдруг она выпрямилась и сказала: - Нет, Борис. Не будем лгать. - Это не поможет, - согласился Реймон без всякого выражения. Федоров развернулся к нему. - Ну ладно! - крикнул он. - Мы были вместе несколько раз. Что с того?Она ведь не жена тебе. - Я никогда не утверждал, что она моя жена, - ответил Реймон. Взглядего был устремлен на нее. - Я намеревался просить ее руки, когда мыприбудем на место. - Карл, - прошептала она, - я люблю тебя. - Надо полагать, один партнер надоедает, - сказал Реймон ледянымтоном. - Ты почувствовала потребность перемен. Твоя привилегия,разумеется. Я только думал, что ты выше того, чтобы делать это украдкой,за моей спиной. - Оставь ее в покое! - Федоров слепо ринулся на него. Констебль отпрянул в сторону и рубанул ребром ладони. Инженерзадохнулся от боли и осел на кровать, держа поврежденную кисть другойрукой. - Она не сломана, - сказал Реймон. - Но если вы не останетесь там,где сидите, пока я отсюда не уйду, я вынужден буду вас обезвредить. - Онсделал паузу и продолжал рассудительно. - Это не вызов вашему мужскомудостоинству. Я знаю рукопашный бой так же, как вы знаете нуклеонику.Давайте останемся цивилизованными людьми. Все равно женщина ваша, яполагаю. - Карл! Линдгрен шагнула к нему. Протянула руки. Слезы текли у нее по щекам. Он изобразил поклон. - Я уберу свои вещи из твоей каюты, как только найду свободную койку. - О нет, Карл. Карл! - Она вцепилась в его тунику. - Я никогда недумала... Послушай! Борис нуждался во мне. Да, я признаю, что мнедоставляло удовольствие быть с ним, но это никогда не было чем-то большим,чем дружба... помощь... тогда как ты... - Почему ты не рассказала мне об этом? Неужели я был недостоин знать? - Достоин, разумеется, достоин, но я боялась... несколько твоихзамечаний... ты ведь в самом деле ревнив - совершенно напрасно, потому чтотолько ты для меня имеешь значение! - Я всю свою жизнь прожил бедным, - сказал он, - и у меня примитивнаямораль бедняка - так же как некоторые взгляды на то, о чем следуетрассказывать, и о чем не следует. На Земле мы могли бы попытаться что-тоисправить. Я мог бы подраться с соперником, или отправиться в длительноепутешествие, или мы с тобой могли бы переехать в другое место. Здесь этоневозможно. - Неужели ты не можешь понять? - взмолилась она. - А ты? - Он снова сжал кулаки. - Нет, - сказал он, - тыдействительно не понимаешь, что причинила мне боль. Наше будущее и такдостаточно сложное, чтобы еще пытаться поддерживать такую разновидностьотношений. Реймон освободился от нее. - Прекрати реветь! - гаркнул он. Она вздрогнула и выпрямилась. Федоров заворчал и стал подниматься сместа. Она жестом усадила его обратно. - Так-то лучше. - Реймон направился к двери, затем обернулся. - Междунами не будет ни сцен, ни интриг, ни затаенной неприязни, - объявил он. -Когда пятьдесят человек заперты в одной коробке, либо каждый ведет себякак должно, либо всех ждет смерть. Мистер инженер Федоров, капитанТеландер и я ждем вашего доклада по вопросу, который я пришел обсудить,как можно скорее. Вы можете поинтересоваться мнением мисс первогопомощника Линдгрен. Помните только, что желательно сохранить все всекрете, пока мы не будем готовы объявить окончательное решение, то илииное. - На мгновение боль и ярость прорвались наружу. - Наш долг преждевсего перед кораблем, черт бы вас побрал! - Реймон совладел с собой ищелкнул каблуками. - Мои извинения. Доброго вечера. Он ушел. Федоров встал позади Линдгрен и положил руки ей на плечи. - Мне очень жаль, - сказал он неуклюже. - Если бы я знал, что такоеможет случиться, я бы никогда... - Это не твоя вина, Борис. Линдгрен не шевельнулась. - Если ты разделишь со мной каюту, я буду рад. - Спасибо, нет, - тускло ответила она. - На некоторое время я неиграю в эти игры. - Она высвободилась. - Я лучше пойду. Спокойной ночи. Он остался стоять один со своими сэндвичами и вином. О святое дитя из Вифлеема, Спустись к нам, мы молим тебя. Через несколько дней после Крещения "Леонора Кристина" увеличиларазгон. Корабль шире развернул черпающие поля, усилил термоядерный шар огня,который следовал за кораблем в хвосте бассердовского двигателя, ипереключился на три "g". К низкой скорости это добавило бы почти тридцатьметров в секунду за секунду. К нынешней же скорости корабля это добавилонезначительный инкремент с точки зрения стороннего наблюдателя. С точкизрения тех, кто находился на корабле, "Леонора Кристина" стремилась впередс ускорением три "g". Человеческий организм не мог бы выдержать такую нагрузку. Напряжениедля сердца, легких и особенно проблемы баланса жидкости в теле были быслишком велики. На помощь могла бы прийти медицина. Но, к счастью, былосредство получше. Силы, которые разгоняли корабль, подталкивая его все ближе и ближе кскорости света, предельному "c", являлись не просто огромными. Они былинастолько точными, что их взаимодействие внешним миром - материей и еесобственными силовыми полями - могло поддерживаться как практическипостоянная результирующая, несмотря на изменения этих внешних условий.Аналогично, движущие энергии можно было безопасно сочетать с подобными им,гораздо более слабыми полями, которые поддерживались внутри корабля. Эта связь могла затем оперировать асимметрией атомов и молекул, чтобыпородить ускорение, однородное с ускорением самого внутреннего генератора.Однако на практике эффект оставляли неполным. Одно g не компенсировался. Следовательно, вес на борту корабля оставался на постоянном уровнеповерхности Земли независимо от ускорения. Три "g" не были пределом. С распростертыми черпающими полями и врайонах, где материя являлась более плотной, чем здесь, например втуманности, корабль мог бы разогнаться намного выше. В данном конкретномполете, учитывая разреженность местного водорода, любой возможный выигрышвремени был недостаточен - поскольку формула включает гиперболическуюфункцию - чтобы стоило уменьшать коэффициент безопасности корабля. Другиефакторы, например, оптимизация поглощения массы или минимизация длиныпути, тоже входили в расчет схемы полета. Таким образом, фактор тау не был простым статическим множителем. Онбыл динамическим. Его воздействие на массу, пространство и время можнобыло рассматривать как фундаментальное явление, создающее вечно новыевзаимоотношения между людьми и вселенной. В час корабельного времени, который, как утверждал календарь,принадлежал апрелю, а как утверждали часы, был утром, Реймон проснулся. Онне поеживался, не хлопал глазами, не зевал и не потягивался, какбольшинство людей. Он сел на постели, собранный и внимательный. Чи-Юэнь Ай-Линг проснулась раньше. Она стояла на коленях на азиатскийманер и глядела на него с серьезностью, совершенно отличной от ее игривогонастроения прошлой ночью. - Что-нибудь не так? - требовательно спросил он. То, что ее застигли врасплох, было заметно по расширившимся глазам.Через мгновение она улыбнулась, развернулась. - Я видела однажды ручного ястреба, - заметила она. - То есть, он небыл приручен на манер собаки, но охотился со своим хозяином и снисходил дотого, чтобы сидеть у него на запястье. Ты просыпаешься, как он. - М-мпф, - сказал он. - Я имел в виду твое обеспокоенное выражение. - Не обеспокоенное, Шарль. Задумчивое. Он с восхищением смотрел на нее. Без одежды ее никак нельзя былоназвать похожей на мальчика. Изгибы грудей и бедер меньше обычного, но ониедины со всем ее обликом, и когда она двигалась, они плыли. Так же как исвет на ее коже и в волосах, которые пахли летним днем. Реймон и Чи-Юэнь находились в его полукаюте на палубе экипажа,отделенной перегородкой от Фокс-Джеймсона. - О чем ты думала? - спросил он. - О тебе. О нас. - Это была великолепная ночь. - Он протянул руку и погладил ее подподбородком. Она замурлыкала. - Еще? К ней вернулась серьезность. - Это то, над чем я думала. Он нахмурил брови. - Понимание между нами. Мы оба вели свободный образ жизни. По крайнеймере, ты - в последние несколько месяцев. - Его лицо потемнело. Она упрямопродолжала. - Для меня это не было так уж важно. Если даже не говорить обовсем остальном, эти намеки и попытки, весь ритуал ухаживания, снова иснова... он мешает моей работе. Я развиваю некоторые идеи относительнопланетных ядер. Для этого нужно сосредоточение. Мне бы помогло постоянноепартнерство. - Я не хочу ни о чем договариваться, - угрюмо сказал он. Она обхватила его за плечи. - Я понимаю. Я ничего не прошу. И не предлагаю. Просто ты нравишьсямне все больше и больше. Ты спокойный и сильный человек, вежливый - вовсяком случае, со мной. Я бы могла жить счастливо с тобой - ничегоособенного ни с моей, ни с твоей стороны, просто союз, на глазах всегокорабля - столько, сколько мы оба будем этого хотеть. - Решено! - воскликнул он и поцеловал ее. - Так быстро? - спросила она изумленно. - Я тоже думал над этим. И я устал от игр. С тобой должно быть легкожить вместе. - Он провел рукой по ее боку и бедру. - Очень легко. - Сколько твоего сердца в этих словах? - И сразу же она засмеялась. -Нет, прошу прощения, такие вопросы исключены... Переселимся в мою каюту? Язнаю, что Мария Тумаджан не станет возражать поменяться с тобой местами.Все равно она держит свою половину отгороженной. - Хорошо, - сказал он. - Милая, у нас еще почти целый час дозавтрака... "Леонора Кристина" приближалась к третьему году своего путешествия,или десятому году по счету звезд, когда ее настигла беда.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒