С ПОХОРОННЫМ 2 страница

Они вернулись в зал, но продолжить разговор решили на балконе, подальше от дверей во избежание повторного подслушивания. Расположившись на диванчике с подпиленными ножками, отчего у всех коленки взметнулись к подбородку, они возобновили прерванную беседу, наслаждаясь свежим морским бризом, дующим с Мраморного моря, и ароматом цветущих акаций в саду.

- Мне, кажется, ты переусердствовал с подпиливанием ножек, сынок — не с того начав, прокряхтела мадам Акджан, натягивая на коленки полупрозрачный подол своей суфийской накидки. - От этого даже мыслям в голове неудобно... Думаю чёрти что...

- Зато мы ближе друг к другу и нас не услышат.

- Знаешь, чем мать ублажить... Слушайте, - расположила она расплывшийся подбородок на провисшей накидке между ног, уперев коленки в уши. - В письме говорится, что ковёр-плащаница, в которую завёрнуто тело вашего отца, станет для нас хорошим подарком... Вы знаете, что это значит? - понизила она голос, продвинув голову между ног, чтобы быть поближе к детям. - Это значит, что в ковре-плащанице находится секрет, где находятся подлинные драгоценности тех сокровищниц, где успел побывать ваш отец, и о которых мы ещё не знаем... Ведь не зря же его занесло в Россию!.. А также в нём засекречены и названия тех неизвестных банков и счета, на которых лежат деньги от авантюр, на какие он всегда был большой выдумщик! Одним словом, дети, ковёр-плащаница — это карта наших с вами сбережений!

- А как же письмо с обратным адресом из русского квартала Лалели? - поинтересовалась осторожная Акгюль.

Мадам Акджан на мгновение задумалась.

- Вот вопрос, над которым тоже стоит серьёзно поразмыслить, - вздохнула она, не найдя ответа.

- А вдруг это проделки полицейских? - неуверенно подала голос Айтач.

- Чтобы мы сами выдали все секреты отца и привели их к ним! - более уверенно добавила Чичек.

Вдруг в саду под балконом раздался пронзительный визг, сковавший собеседников холодом, и, затем отборная ругань по поводу того, чтобы не наступали на руки. Вскочив с дивана со скоростью распрямившей лапки блохи, мадам Акджан и её чада устремили взоры в сад. При тусклом свете, падающим из окон ресторана, им представилась ужасающая картина: колючие кусты акаций ходили ходуном и среди них на четвереньках расползались в разные стороны из сада, как им показалось, участники сегодняшнего торжества, включая полицейских.

- Форменные жулики! - глядя на них, резюмировала мадам Акджан, и, приглядевшись, покачала головой. - Нет, все жулики!

- Мои сёстры были правы, мама, нам надо поторопится, чтобы кто-нибудь не представился Алтын-Бабаю вместо нас, - подсказал ей Барыш.

- Ничего страшного, - с безумной лёгкостью парировала она, - в письме ясно говорится, что этот хутор знает меня в лицо!

- А я бы всё-таки поторопился...

Но мадам Акджан всё же приняла высказывание сына к сведению. Утром следующего дня она распределила роли, кто чем должен заниматься, и приступила к реализации плана, намеченного ей ещё на кануне вечером. Дочерей она оправила оформлять загранпаспорта и выездные визы, а сама с сыном Барышом отправилась в «Мекку» русского туризма квартал Лалели. Она хорошо знала, что коренные жители этого квартала, общаясь с туристами из России, неплохо овладели русским языком, и с их помощью мадам Акджан надеялась кое-что узнать о далёком неведомом Урале, а, главное, она хотела попытаться выяснить, кто из русского квартала мог ей переслать письмо от её запропастившегося мужа, да к тому же находившегося в погребе какого-то хутора, будучи покойником. Выйдя из дома, который был частью её ресторана «Весёлый дервиш», на Багдадскую улицу, сплошь состоявшую из магазинчиков, бутиков, ресторанов, отелей и всяческих салонов, мадам Акджан и Барыш поняли, что прогуляться даже просто так по городу им не удастся, не говоря уже о том, чтобы побывать в квартале Лалели и из тамошних жителей выведать кое-какие секреты. Из всех магазинов, бутиков и салонов по обе стороны улицы выглядывали вчерашние гости, а также переодетые в «гражданское» полицейские; свободная от работы ресторанная прислуга и ещё неведомое количество каких-то незнакомых лиц глазевших на них, как на ожившие экспонаты, вышедших из музея погулять. Стоило им голову повернуть в одну сторону улицы, как вся эта масса глазеющих на них лиц скрывалась за дверями учреждений; в это время с другой стороны такая же глазеющая масса любопытствующих голов высовывалась, не желая, по-видимому, пропустить ни единого их шага.

- Что это? - оторопел Барыш, покосившись на мать.

- Хапуги до нашего Ханыги! - сделала она короткий вывод.

Покрутив головой в обе стороны и увидев, как подглядывающие волосатые и лысые физиономии, словно по команде, скрываются и выглядывают из-за дверей, мадам Акджан и её сын поняли, что продолжать начатую прогулку в русский квартал бессмысленно. Они вернулись назад в дом, переоделись в лохмотья дервишей, оставшиеся от Ханджы Наследдина, которые они хранили, как семейную реликвию, и вышли в сад; оттуда, миновав несколько коротких переулков по задворкам Багдадской улицы,они попали на Большой базар Капалы Чаршы. Огромный, похожий на своеобразный континент, омываемый океаном людей, он сразу поглотил двух новых посетителей. Однако вздохнуть свободно по поводу благополучного избавления от преследователей мадам Акджан и Барышу не удалось. Их лохмотья представляли собой столь жалкое зрелище, что к ним потянулись сердобольные прохожие, протягивая им подаяние, и вскоре они опять стали центром всеобщего внимания. Кто-то хотел получить от них благодатное благословение, кто-то сфотографироваться с ними, а кто-то просто подержаться за их бороды и лохмотья. Поначалу дервишей это смутило, но, завидев деньги, перетекающих из рук прохожих в их руки, они ободрились.

- Как настроение, Барыш? - поинтересовалась мать.

- В шкуре Ханыги - превосходное! - с удовлетворением ответил он. - Папа знал, что делал...

- Одно слово: весёлый дервиш! - с затаённым восхищение добавила мадам Акджан.

Они прошли Большой базар Капалы Чаршы и вышли к примыкающему к нему Египетскому базару специй Мысыр Чаршысы. Народ от них не отставал. Здесь их остановил полицейский. У дервишей ёкнуло сердце. Он подвёл их к какой-то большой и очень представительной делегации, осматривавшей товары специй и с откровенным подхалимажем, обратился к одному из них.

- В нашем старом городе существует древний обычай: кто увидит на улице календера и прикоснётся к нему, того освятит своим сиянием Всевышний, дарует ему и его близким на всю оставшуюся жизнь здоровье, благополучие и удачу... Представьтесь, пожалуйста!

Делегат, смерив полицейского спесивым взглядом, понял, что он хочет выслужиться перед префектом полиции, шедшим в их кагорте и руководивший отрядом окружавших их телохранителей. Не зная, как поступить, - с одной стороны он не хотел быть всего лишь прилагаемым к подхалимажу рядового полицейского перед его вышестоящим начальством, это его унижало; с другой стороны — это был хороший повод, чтобы самому выслужиться перед теми высокопоставленными особами, в кругу которых он шёл, - он затоптался в нерешительности. Ситуацию разрешила экстравагантная дама, подошедшая к нему и поинтересовавшаяся, что хочет от него полицейский и эти два нищих оборванца.

- Богатой милостыни? - спросила она по-английски.

- Нет, что вы!.. - учтиво возразил ей делегат. - Просто в этом городе существует древний обычай: кто увидит на улице дервиша и прикоснётся к нему, тому Бог дарует на весь остаток жизни, а также и его близким, здоровье, благополучие и удачу...

- Ах вот как! - воскликнула женщина.

- Полицейский просит, чтобы мы представились, чтобы милость Всевышнего не обошла мимо указанного человека...

- Как это мило с его стороны!.. Ну что же вы молчите?! - бросила она с возмущением делегату, привлекая к себе остальных участников высокопоставленной кагорты.

Она подошла к дервишам и прикоснулась к плечу каждого из них, а делегат торжественно провозгласил.

- Королева Швеции!..

На лице мадам Акджан и её сына Барыша, оклеенного густой бородой и усами, застыла гримаса удивления: их древнейший город, бывшую столицу трёх империй, очень часто посещают делегации из разных стран, и такая встреча с ними под навесом величайшего рынка Мира для них была не в новинку, но всё-таки оказалась неожиданной... Услышав, кто к ним прикасается, они воочию ощутили себя посланниками Всевышнего, и стали ещё более уверенными. С невозмутимым удовольствием они взирали, как за первой подошла к ним прикоснуться вторая женщина, затем третья, четвёртая, и так далее,.. Женщины оказались смелее мужчин, но и мужчины вскоре присоединились к ним, и делегат продолжал торжественно объявлять:

- Королева Нидерландов!.. Премьер-министр Италии!.. Канцлер Германии!.. Королева Англии!.. Президент Франции!.. Князь Монако!.. Король и королева Норвегии...- и когда, наконец, он закончил перечислять длинную вереницу высоко представительных особ, подходивших и прикасавшихся к дервишам, то из учтивости поинтересовался откуда они и не будут ли они столь любезны представиться сами.

- Я вселенский апостол, а это мой секретарь! - невозмутимо ответила мадам Акджан и указательным пальцем указала вверх. - По заданию Всевышнего в преддверии конца света идём по миру отделять козлов от овец... Последним будет даровано помилование! Посторонитесь овцы! - шагнула она вперёд и делегация, оторопев от изумления, расступилась, давая им пройти и сопровождая их величественный моцион затаившим дыханием, застрявшем в настежь открытых ртах. Никогда не смолкавший рынок, впервые за своё существование вдруг стих. Сотни зрителей устремили свои взгляды на двух степенно шагающих дервишей. И тут случилось то, чего мадам Акджан никак не ожидала от своей безобидной выходки: рынок сотрясся оглушительным рёвом, и плотная толпа людей лавиной ринулась к ним, одержимая желанием прикоснуться и стать причисленными к стаду спасённых овец. Придя в неописуемый ужас, оба дервиша проявили прыть резвого поросёнка, устремясь к выходу с рынка. Они прошмыгивали между рук тех, кто был одержим желанием к ним прикоснуться, оставляя шматки лохмотьев у них меж пальцев; перепрыгивали через товарные лотки и скакали по ним, круша всё на своём пути, поднимая в воздух облака ароматных специй. Сбив груду тюков с паприкой и оставив позади себя чихающую толпу преследователей в туче этой острой пряности, дервиши с ещё более жалким видом, чем прежде, выбежали за пределы рынка на площадь Эминёню, миновали набережную Каракён с её знаменитым рыбным рынком, оставили позади себя весьма пафосный район Айвансарай и, наконец, перевели дух у монастыря Мирелейон или, как его ещё называют мечеть Бодрум-Джали на краю русского квартала Лалели. Отдышавшись, они осмотрели друг друга и пришли к заключению, что в таком виде они скорее напоминают бродячих котов, подравшихся за лучшее место на помойке рыбного рынка, который они только что миновали, а не выглядят, как достопочтенные дервиши.

- Какой же ты страшный! Одновременно воскликнули они, глядя друг на друга, и сразу же с возмущением парировали. - Да ты на себя полюбуйся!

И полюбовавшись ещё с минуту и окончательно отдышавшись, мама и сын отвернулись, чтобы не вызывать друг у друга болезненной брезгливости.

- Что делать будем, мама? - первым спросил Барыш, проявив учтивую вежливость, чтобы она не чувствовала себя неловко в этой пародии на одежду дервиша.

Мадам Акджан глянула на изящный монастырь Мирелейон и, затем, переведя взгляд на себя, в недоумении скривила губы.

- Я слышала, что этот монастырь обладает таинственной силой, но, чтобы это случилось со мной?.. С нами? - подняла она взор на сына.

- Ты о чём?

- Этот монастырь был устроен в 922 году императором Романом Лекапином, а до переустройства на его месте стояла мечеть Бодрум-Джали, что с древне-турецкого означает «Мечеть на погребом», - ответила мадам Акджан, осматривая высокий сводчатый постамент монастыря. - Существует легенда, что в погребе мечети молился праведник дервиш, обладавший такой невероятной духовной силой, что притягивал к себе любого календера, приходящего в город издалека. Не спрашивая ни у кого его место нахождения, дервиши и нищие, календеры и юродивые без труда его находили, чувствуя лишь только его духовную силу... И эта сила, якобы, сохранилась до наших дней... Как тебе это нравится?

В ответ на это Барыш только с глуповатым видом молча похлопал глазами.

- Все, кто приходил к праведнику и получал от него благословение, становились святыми суфиями... - продолжала повествовать мадам Акджан. - И даже богатые люди, посетив его, не могли устоять перед его чарующей силой и, раздав голодающим своё имущество,становились такими же как он, жили в погребах...

- Мама! - в ужасе воскликнул Барыш и снова бросился бежать.

Мадам Акджан вприпрыжку последовала за ним, и в очередной раз они перевели дух на площади Аксарай у огромной бронзовой статуи быка на месте Бычьего форума, где дорогу им преградила толпа туристов.

- Не хватало нам ещё превратиться в таких вот... - судорожно выдохнул Барыш, ловя ртом воздух и одной рукой хватаясь за колющий бок, другой показывая на оставшийся позади монастырь. - И сменить уютный дом на холодный погреб, когда папа оставил нам состояние, размер которого обратно пропорционален мировому нищенству!

- Правильно, - согласилась с ним мать. - Меня тоже тошнит от такой мысли... Посмотри: кажется, и здесь нам не дадут покоя, - кивком показала она на туристов, обративших на них внимание.

Барыш обернулся и застонал.

- О-о!.. - вырвалось у него, и он затряс головой, потому что сил удирать уже не было.

Находчивость проявила мадам Акджан. Она подскочила к туристам и по- английски, - а английским в её родном городе владеют все жители, кому перевалило за пятнадцать лет, - заговорила:

- Леди и джентльмены, вы находитесь на месте древнего Бычьего форума! Форум всегда являлся местом популярного зрелища: публичных казней!.. Вчера автобус здесь задавил зазевавшуюся компанию туристов, так что, как вы сами видите, оно и по сей день сохраняет свою злободневность!.. - туристы застыли на месте и, не смотря на жаркий зной, замёрзли, начав озираться по сторонам; мадам Акджан тем временем продолжала. -Справа от меня вы видите мечеть Валиде-Султан, построенную в 1871 году... Барыш, следуй за мной, пока туристы, как мне кажется, меня не слышат... Спрячемся от них в мечети!

Туристы и в самом деле после её рассказа об автобусе, переехавшим таких же, как и они, путешественников, уже её не слышали. Они испуганно осматривались по сторонам, глядя на транспортную развязку вокруг площади Аксарай с её бесчисленным множеством машин и автобусов.

- Бежим! - потянула мадам Акджан сына за рукав, но их остановила восхищённая реплика по поводу их внешнего вида, брошенная по-английски и, затем, ещё несколько слов, заставивших их не только остановиться, но и обратить внимание на говорившего.

Перед ними стоял высокий худощавый мужчина средних лет, одетый чуть лучше, чем они. В его глазах светилось неподдельное изумление от внешнего облика дервишей.

- Вот это фактура! - воскликнул он, дёргая их за лохмотья. - Не то, что у нас в России!.. Они и гиды и заодно живые декорации, есть за что им платить, - протянул он им лиру. - Надо перенять ваш опыт...

- Вы сказали, что вы из России? - перебила его мадам Акджан.

- Да! - расплылся радостной улыбкой турист. - Привет от коллег по цеху!.. Не жалею, что приехал позаимствовать ваш опыт... - осёкся он на полуслове, потому что дервиш приблизился к нему вплотную и, воровато оглянувшись, потянулся к его уху.

Он чуть пригнулся.

- А вам привет от хутора! - шепнула мадам Акджан в надежде, что это произведёт на него должное впечатление.

И оно произвело: турист так же воровато, как и дервиш, посмотрел на городские окрестности вокруг и, удивлённо дёрнув головой, прошептал в ответ:

- Ну, если это хутор, тогда я родом из Зюсепульки!

- А это на Урале?

Этот вопрос ещё больше озадачил туриста.

- Да, - на всякий случай вкрадчиво согласился он.

- Рядом с хутором?

- Да, только более захудалым, чем этот, - махнул турист на городской пейзаж.

- Тогда может встретимся у него в погребе?

- Спасибо! Мне хватило вчерашнего автобуса, наехавшего на туристов... Оказаться в гробу жертвой вашей злободневности у меня нет никакого желания, - попятился турист, развернулся и дал от них дёру.

За ним дружным стадом бросилась бежать и остальная толпа туристов. У дервишей вытянулись лица. Им показалось, что туристы бегут от них гораздо быстрее, чем они до этого убегали от желающих быть причисленными к стаду спасённых овец.

- Как должно быть ужасно выглядит этот хутор, если только одно слово о нём вызывает у них такое животное чувство страха, что они бегут быстрее машин? - задумчиво произнёс вслух Барыш.

- Страшно представить! - согласилась с ним мать.

Постояв ещё немного и поглазев на убегающую туристическую братию, они подошли к киоску печатных изданий на краю площади и купили большой атлас Мира в красивом твёрдом переплёте. Раскрыв его, мадам Акджан развернула карту России и, найдя на ней Уральский хребет, стала водить по нему пальцем, желая отыскать названный туристом город, откуда тот был родом.

- Название-то он сказал какое-то непонятное, - щурилась она на мелкие буквы шрифта, какими были написаны названия городов и населённых пунктов. - Зюзя... какая-то... пулька... Ты не помнишь, Барыш?

- Не Зюзя, а... Сися...

- Очень может быть!

Поводив ещё по карте пальцем, мадам Акджан безутешно вздохнула.

- Ни зюзи, ни сиси... ни даже захудалой пульки...

- Это потому, что нашим топографам, составившим эту карту, наверняка тоже хорошо известен ужасный хутор с его окружением,..- задумчиво высказался Барыш. - А какой нормальный человек будет рисовать этот кошмар, да ещё в атласе?

- Ты, как всегда, прав, мой сын! - похлопала его по плечу мадам Акджан, и по её телу прошлась судорога. - Не представляю, что нас ждёт, когда мы его увидим! - она подняла взгляд к небу, произнося про себя спасительную молитву, и ей на глаза снова попался шпиль монастыря Мирейлеон, видневшийся в отдалении на краю квартала Лалели; и тут её осенило. - Какие же мы с тобой болваны, Барыш! - шлёпнула она себя ладонью по лбу.

- Никогда б не подумал... В зеркале на наших лицах мы всегда видим печать глубокой мудрости...

- А я сейчас тебе докажу, что рядом с ней есть и наличие другой печати!..

- Любопытно! - оживился Барыш.

- Видишь монастырь Мирелейон? - указала мать на виднеющийся шпиль.

- Да.

- Так вот его старое турецкое название...

- Бодрум-Джали, - подхватил сын - «Мечеть на погребом».

- Именно! А что папа в письме говорит?

- Что он умер, и у него, к сожалению, нет времени влачиться за другими юбками...

- Слава Аллаху! - вырвалось у матери. - Такой тип, если бы ему вместо обрезания по ошибке сделали кастрацию, ничего б не заметил,.. потому что у него... - запнулась мадам Акджан и, немного подумав, отмахнулась со сладостной грустью. - Ну, это неважно!.. Важно то, что пишет он нам из погреба, а письмо прислано из этого квартала!.. Следовательно...

- Ты права! У нас по две печати на лице, мама! - перебил её Барыш, шлёпнув себя ладонью по лбу также, как это сделала она. - А у тебя их даже три!.

- А третья какая? - озадачилась мать.

- Моя резолюция, подтверждающая наличие первых двух!

- Нежный Барыш!.. Весь в отца! - с умилением покачала головой мадам Акджан.

И они направились обратно к монастырю Мирейлеон проверить свою догадку: не скрывается ли в нём что-нибудь, что позволит им приоткрыть занавес тайны весьма странного и загадочного письма Ханджы Наследдина. Подойдя к ступеням широкой лестницы, ведущей к центральному входу монастыря, дервишам преградил дорогу человек в одеянии христианского монаха с метлой в руке, подметавший лестничные ступени. Окинув его взглядом и великолепнейший храм, мадам Акджан неуверенно отступила назад и разочарованно вздохнула.

- Для обычных посетителей это архитектурное сокровище русского квартала всегда закрыто...

- А разве мы обычные? - тряхнул лохмотьями Барыш.

- Полагаю, что хуже, если посмотреть на нас с точки зрения вот этого дворника...

- Ну это вы зря, - обратился к ним монах на чистом турецком без малейшего акцента, от чего оба дервиша вздрогнули. - Там, где я живу, на моей родине к юродивым всегда относились достопочтенно.

- А где ваша Родина? - одновременно спросили дервиши.

- В России, - хитро усмехнулся в усы монах.

Мадам Акджан и Барыш вгляделись в его лицо, закрытое как и у них бородой и усами, и оно им показалось очень знакомым, а он в свою очередь, увидев на себе их пристальные взгляды, чуть поклонился и жестом руки показал на дверь монастыря.

- Милости просим, - сказал он на исковерканном русском языке и по-турецки добавил. - Вход в этот храм только для вас всегда свободен!

Следуя своей привычке зажиточной леди, мадам Акджан сунула в руки монаха лиру, полученную от туриста и с достоинством мисс Вселенной продефилировала в монастырь. За ней, семеня и путаясь в лохмотьях, мимо монаха проковылял Барыш. Внутри главной церкви храма у дервишей перехватило дыхание: такое великолепие предстало их глазам, что на время они онемели. Чудесные иконы развешанные по стенам, светились от лампад не только блеском красок, но и золотом резных рам; колоннады, поддерживающие своды купола, были увенчаны золотыми ангелами, а ворота алтаря сверкали блеском разноцветного драгоценного бисера, вделанного в тонкую позолоченную резьбу. Общая архитектура барельефов внутри храма тоже была столь изящна и внушительна, что невольно подавляла посетителей. У мадам Акджан и Барыша пересохло во рту. В церкви никого не было, кроме старосты-смотрителя, подошедшего к ним и поприветствовавшего их на каком-то абракадабрском диалекте.

- Сратуйте!.. - почтительно молвил он.

- Что? - не поняли дервиши.

- Здра... - запнулся смотритель и, кашлянув в кулак, произнёс по слогам. - Здрав-сту — те на дол-гие ле-та!

- А-а! Протянули мадам Акджан и Барыш знакомые с русским привет- ствием. - И вам срататуить вечность!..

- О-о!.. О том я и мечтать боюсь! - услышали они уже на родном и понятном для них языке без малейшего акцента, - хотя, конечно, не прочь...

Голос смотрителя показался дервишам таким знакомым, что вглядевшись в его лицо, они уже без сомнения были уверены в том, что и его они уже где-то видели.

- Физиономии у них у всех какие-то одинаковые, - буркнул Барыш, но его недовольство тут же в миг развеялось, когда он увидел себя, мать и старосту-смотрителя в отражении застеклённой иконы; если не считать лохмотьев одежды странствующих нищих, то лица, всех троих, увенчанные лохмами усов и бороды, были точь в точь одинаковыми.

- Да с таким макияжем на физиономии мы все близнецы, - утешила себя и сына мадам Акджан, также как и он смотрясь в отражение застеклённой иконы.

- Вы симпатичней, - импонировал им староста-смотритель, присоединившись к их самолюбованию. - В вас есть то, чего нет у нас — изюминки естества!

Вглядевшись пристальней в отражение, дервиши с натянутым воодушев- лением его поддержали.

- Не ахти какие, конечно, но и впрямь как два мешка изюма!

- Особенно для тех кто постится, - раздалось под сводами храма, и все трое сразу обернулись.

- Кто это? - полюбопытствовал Барыш у старосты-смотрителя, никого не увидев за спиной.

- Тут иногда бывает такое, - равнодушно отмахнулся монах. - Голос алкающего повелителя дервишей исходит из-под земли... В древности, ещё до того, как на месте монастыря Мирелейон стояла мечеть Бодрум-Джали, что означает «Мечеть над погребом», в его погребе молился отшельник-праведник...

- Знаем-знаем! - в один голос воскликнули мадам Акджан и Барыш.

- Тогда не желаете ли на него взглянуть?

- На кого?! - оторопели дервиши.

- На алкающий голос, разумеется...

Переглянувшись, мадам Акджан и Барыш в нерешительности замерли. Предложение старосты-смотрителя для них оказалось, одновременно, и неожиданным и необычным. Глядя в его глаза, один из которых им подмигивал, они не знали как поступить.

- Простите, мы не совсем знакомы с тем, что означает слово «алкающий», - заговорил Барыш, желая прояснить ситуацию. - Я слышал, что у русских это вроде что-то хронически пропитого?..

- В смысле? - не понял староста-смотритель, вперившись в него широко открытым взглядом.

- В смысле виски, бренди, водка... Может лучше с ним трезвым поговорить, как вы думаете? А то будет нести всякую чепуху...

- Или нам стоит самим тяпнуть чуть-чуть для полного с ним контакта? - предложила мадам Акджан.

- Да вы что?! - вспылил смотритель.

- Что — что? - друг за дружкой повторили испуганные дервиши.

- Это в мутном отражении вы выглядите, как два мешка изюма, а на деле любой пьяный от вашего вида протрезвеет!.. За мной! - скомандовал он и пошёл через весь зал к двери западного фронтона.

Мадам Акджан и Барыш уже без тени сомнения торопливо последовали за ним. За дверью оказалась винтовая лестница ведущая вниз. Спустившись по ней, они попали в ещё один зал чуть поменьше, но не менее великолепный, чем верхний. Пройдя его опять-таки к западной его части, дервиши вместе со смотрителем вошли в тёмное помещение, стены которого были занавешены чёрными шторами, освещённые кроваво-красным светом тусклых лампад. Остановившись в середине этого мрачного подземелья, староста-смотритель поклонился, уцепившись руками за шеи обоих дервишей. От его цепной хватки они крякнули, поклонились, и перед ними вспыхнул огромный экран телевизора, который в потёмках они не разглядели. На экране, как это ни странно, появилась ехидно улыбающаяся физиономия весёлого дервиша.

- Ханджа! - прижав ладони друг к дружке у себя на груди, воскликнула мадам Акджан.

- Папа! - вторил ей сын.

- Ханыга! -повисло в воздухе над ними невесть откуда взявшееся весёлое эхо.

- Он самый! - донеслось из телевизора.

Приглядевшись к изображению лица на экране, Мадам Акджан и Барыш увидели,что оставаясь неподвижным, оно говорит.

- Как ты хорошо выглядишь! - не зная с чего начать свидание, снова воскликнула мадам Акджан.

- Да, ещё пять лет назад я был, действительно, неотразим! - ответил телевизор. - А сейчас я выгляжу вот так... - и во весь экран появились синюшные ступни ног, с растопыренными пальцами, словно это были не ноги, а два веера выглядывающие из какого-то драного савана; на большом пальце правой ноги висела бирка, на которой была выведена надпись крупными буквами «Ханыга». Увидев её, мадам Акджан обмякла, упав на руки сына. Барыш обернулся, чтобы позвать на помощь старосту-смотрителя, но увидел, что в помещении его нет. Он исчез, пока они любовались неотразимым обликом их любимого Ханыги и его окончательным образом из-под драной упаковки.

- А нельзя ли этот умопомрачительный торец твоих конечностей опять поменять на весёлый фас, а, папа? - недовольно буркнул Барыш телевизору. Посмотри до чего ты маму довёл...

- Спасибо, Ханджа, - подала голос мадам Акджан, возвращаясь из обморока. - Если так страшно выглядят твои ноги, то как должно быть ужасно выглядит твой портрет!.. Спасибо!.. Ты всегда был ко мне милосерден...

- Пожалуйста, - буркнул в ответ телевизор.

- Одно мне непонятно: как такой кошмар в твоём заупокойном обличии я с другого конца земли домой поволоку?! - схватилась мадам Акджан за сердце.

- Ну, это совсем просто, - снова появилась на экране ехидно-улыбающаяся физиономия весёлого дервиша. - Оформишь выездные документы, а дальше за тебя всё сделает... кики-мора, — с трудом произнёс телевизор.

- Это тайный японский дервиш?

- Нет, это русское болотное чудище, уже, однажды, доставившее тебе от меня письмо.

- О, Аллах!.. - закачала головой мадам Акджан. - Как хорошо, что я его не видела!.. Оно так же ужасно, как и хутор?

- Хуже.

- И где ты их только находишь?

- Не я их, а они меня находят... по заупокойному обличью,- через паузу таинственным тоном объявил телевизор.

Мадам Акджан снова обмякла повиснув на руках сына. Её голова безвольно упала на полку собственной груди, и губы со смертельной тоской пробубнили:

- А чего ты ещё от него хотела?.. Нет, я этого не вынесу! - и провалилась в обморок.

Барыш, поддерживая её, погрозил ехидно улыбающейся физиономии на экране кулаком.

- Мы всегда с мамой чувствовали, что в тебе скрывается что-то великое и таинственное... И вот, когда, наконец, мы к своей радости узнаём, что ты покойный, ты позволяешь себе издеваться над нами с того света! Как это низко и недостойно твоего величия!

- Я только хотел быть более объективным, - возразил телевизор.

- Посмотри: до чего довела твоя объективность маму!

- Хорошо-хорошо!.. Вместо кики-моры, - опять с трудом произнёс телевизор, - к вам подойдут два других наших тайных агента... Вот они! - и на экране появились две физиономии: толстая и худая, из под усов и бороды которых, как грибы, торчали бородавки.

- Так чем же они лучше кики-моры?! - прошла по телу Барыша судорога.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒