С Т А Л И Н Г Р А Д 9 страница

В тот же вечер Борис пригласил нас на следующий день съездить в лес за грибами. Мама сказала, что мы ни разу не были в настоящем лесу, поэтому поедем с удовольствием. С нами согласилась ехать Вера. Рано утром следующего дня, когда мы с мамой уже одетые и даже успевшие перекусить, увидели, как к дому подъехал Борис на телеге, запряжённой статной молодой лошадкой. Из дома вышла Вера и мы все, усевшись в телегу, тронулись в путь. Лошадка ходко бежала по накатанной грунтовой дорожке в сторону леса. Подъехав к лесу, остановились на поляне у отдельно стоящего высокого и раскидистого дерева. Борис распряг лошадь, стреножил её, чтобы она далеко не ушла. Вера сказала, что здесь можно и грибы посмотреть и тут же начала поиски. К ней присоединился и Борис. Но нам с мамой хотелось зайти глубже в лес, чтобы ощутить всю прелесть пребывания в лесу. Вера пошла с нами, высказав опасение, что мы можем заблудиться. Чтобы войти в лес, мы с осторожностью, поддерживая друг друга и хватаясь за ветви зарослей кустарника, преодолели значительный уклон. Вот мы и в лесу. Огромные вековые хвойные и лиственные деревья как бы сомкнулись над нами, и сразу стало темно. Не только солнце погасло для нас, даже неба не было видно сквозь деревья. Мне стало как-то жутковато. Но постепенно мы освоились и стали различать с помощью Веры, какие деревья нас окружают. Здесь были сосны, ели, дубы и ещё масса лиственных и хвойных пород, названия которых мы не знали. Мы прошли дальше, пробираясь сквозь траву, которая была мне по плечи. Оказалось, что это был папоротник. И вдруг, на полянке я увидел грибы. Их было так много, и они были такие красивые. Ярко-красные шляпки в белый горошек разных размеров выглядывали из травы и манили к себе, но Вера, которая следовала за мной, сказала, что это мухоморы, они ядовитые и даже трогать их нельзя, пусть растут и радуют глаз. Мы ещё немного побродили по лесу, и Вера сказала, что здесь грибы искать бесполезно, так как здесь одни мухоморы и поганки, нужно выходить из леса, и искать на опушке. Борис уже, наверное, набрал целую корзину. Преодолев опять крутой откос, мы вышли на опушку леса, и пошли к тому месту, где оставили Бориса. Пока мы шли, Вера набрала с десяток белых грибов. Мы же с мамой, не имея опыта поиска грибов, так и не смогли обнаружить ни одного гриба. Когда мы пришли на место, Борис уже запрягал лошадку, а на телеге стояла большая корзина, полная белых грибов. Вера положила свои грибы поверх корзины, выразив удивление, как Борис смог так быстро заполнить корзину грибами, на что Борис ответил, что нужно знать места. В этот день мы все ели суп с белыми грибами, да ещё сделали из грибов жаркое. Пища нам показалась необычной, но вкусной, тем более, что мы всё это ели впервые.

На следующий день мы с ребятами опять встретились на речке. Мы плавали, играли в догонялки и, в общем, неплохо провели время. Я уже свободно плавал, но речку переплывать опасался, из-за боязни, что не хватит сил. Вечером того же дня, за ужином, мама вдруг объявила, что пора собираться домой. Она благодарила всех за радушный приём и, не смотря на уговоры, всё-таки настояла на своём. Тут же поручили Борису разузнать, в какой день идёт поезд в Саратов. На следующий день, утром, Борис, побывав на почте, сообщил нам, что завтра с утра к поезду выезжает Иван Иванович, который вёз вас сюда, и теперь сможет довести вас до станции. Он вам и билет поможет взять. Далее Борис проинформировал нас, что Иван Иванович живёт в Аткарске и работает на почте. У него работа такая: развозить письма по ближайшим сёлам, а потом собирать ответы, и доставлять их к поезду. Тогда мама сказала, что мы и не знали, что его звать Иван Иванович, ведь он нам не представился, а мы постеснялись у него спросить. Борис заметил, что ничего в этом страшного нет, он мужик хороший, только малоразговорчивый, когда поедете, познакомитесь поближе. Оставшийся последний день я провёл с ребятами на речке, благо погода продолжала дарить тепло. На этот раз я даже рискнул дважды переплыть речку, и теперь я твёрдо был уверен, что научился плавать. Рано утром следующего дня Борис подъехал на телеге, а мы к этому времени уже успели встать, одеться, и собрать свои нехитрые вещи. Тётя Люба накормила нас отличным завтраком, и вручила нам на дорогу большой пакет с едой. Все вышли нас провожать: тётя Люба с дядей Гришей, Мария и Вера. Каждый нас обнял, расцеловал и пожелал счастливого пути. Мы подъехали к почте, и увидели, что Иван Иванович со своей подводой уже ждёт нас. Мы попрощались с Борисом, пересели в подводу к Ивану Ивановичу и поехали. Борис некоторое время шёл за нами, и мама в этот момент сказала, чтобы он приезжал к нам в Сталинград. Вскоре Борис отстал и ещё долго махал нам рукой.

Пока мы ехали в Аткарск, мама нашла общий язык с Иваном Ивановичем и всю дорогу вела с ним разговор. Я помню, что Иван Иванович сетовал на то, что самое сложное и неприятное для него, это развозить и вручать похоронки, а вручать их приходится довольно часто. За разговорами мы не заметили, как подъехали к станции. Иван Иванович посоветовал нам пройти в вокзал и ждать его в зале ожидания. В небольшом здании железнодорожного вокзала зал ожидания оказался небольшой комнатой с тремя массивными скамьями, две из которых были заняты пассажирами. Не успели мы, как следует разместиться, как появился Иван Иванович. Он сказал, что поезд ожидается через два часа, что народа сегодня не много, поэтому билеты можно свободно взять в кассе. Он увёл маму к кассе покупать билеты, а я остался один на скамье охранять наши вещи. Через некоторое время пришла мама с билетами и сказала, что в кассе, на удивление, было совсем мало народа. Мы с мамой перекусили тем, что нам дали на дорогу, а через два часа мы были уже в вагоне. Народа действительно было немного, но все места в плацкартном вагоне были заняты. Заняли и мы своё место на нижней полке у окна, и были довольны своим местом, ибо полка трансформировалась в столик, что для нас было очень удобно. Ехали мы без приключений, а в Саратов поезд прибыл поздно ночью.

Мы решили до утра побыть на вокзале, а потом идти на пристань, чтобы там окончательно узнать, сможем ли мы плыть пароходом до Сталинграда. До утра мы просидели на лавке в зале ожидания вокзала, где удалось немного вздремнуть. Рано утром мы вышли на улицу, и знакомой нам дорогой двинулись в сторону Волги. Мы шли медленно с небольшими остановками, так как приходилось нести свои вещи. Через некоторое время мы вышли к Волге. От реки веяло утренней прохладой. Мы решили пройти на пристань, где можно будет посидеть в зале ожидания, и получить необходимую нам информацию. Расположились в зале ожидания, где людей было совсем мало. Через некоторое время мама обратили внимание, что, несмотря на раннее утро, окно одной из касс открыто. И тут, вдруг по громкой связи объявили, что прибывает пароход, следующий из Куйбышева в Астрахань. Мама поспешила к кассе, и вскоре вернулась с билетами до Сталинграда. Вот так нам повезло. Это было как в сказке. Мама сказала, что билеты нам дали на места в третьем классе. Мы толком не знали, что это такое, но чувствовали, что это не лучшие места на пароходе. Но всё равно мы были не сказано рады, что всё так быстро решилось. Через некоторое время к пристани причалил двухпалубный пароход, подали трап, и с парохода начали сходить прибывшие пассажиры. Затем, проверив наши билеты, на пароход пропустили нас. Нам показали, как пройти на места третьего класса, и мы стали спускаться вниз по узкой лестнице. Внизу мы попали в, довольно, обширное помещение, чем-то напоминающее внутренность плацкартного вагона пассажирского поезда, только окна здесь были небольшие и круглые. Нам достались нижние полки для лежания, между которыми был столик. Пассажиров в третьем классе было не много, и мы своими местами остались довольны. Через некоторое время послышался гудок нашего парохода, заработали машины, что нам очень хорошо было слышно. Пароход начал медленно отходить от пристани. У нас ещё оставались продукты, и мы решили перекусить, а потом легли отдыхать, так как прошедшую ночь почти не спали. Мама быстро уснула, а мне почему-то не спалось, и я решил пойти погулять по палубе. Я поднялся по лестнице и вышел на палубу. Пароход уже вышел на средину реки и шёл полным ходом. Я прошёл в носовую часть парохода и сразу же почувствовал, как встречный ветер начал обдувать меня со всех сторон. Я долго смотрел на волны, двигающиеся навстречу пароходу. Пароход своим металлическим носом упрямо разрезал их, и двигался вперёд. На палубе было прохладно. и я вернулся на своё место. Мама ещё спала, и я тоже прилёг и незаметно уснул. Проснулся я в послеобеденное время, и мама мне сообщила, что согласно расписанию пароход прибудет в Сталинград на следующий день в десять часов утра. Ближе к вечеру я опять пошёл на палубу, и на этот раз я отправился на корму. Я проходил мимо лестницы, ведущей на верхнюю палубу, хотел было подняться туда, но не решился. На корме, вдоль борта стояли скамейки, которые были заняты. Здесь сидели мужчины и курили. На невысоком флагштоке под лёгким ветерком реял кормовой красный флаг. Я подошёл к краю кормового борта и долго наблюдал, как вода бурлила от работающих винтов парохода.

На следующий день пароход прибыл в Сталинград точно по расписанию и причалил к дебаркадеру, который расположился напротив центральной набережной в центре города. Мы с мамой сошли с парохода, прошли через зал ожидания дебаркадера и по деревянным сходням, проложенным над водой, сошли на песчаный берег. Перед нами предстал высокий берег с временной деревянной лестницей, по которой мы поднялись наверх набережной, почти полностью разрушенной. Слева, вдалеке виднелась полуразрушенная ротонда и чудом уцелевший памятник. Мама сказала, что это памятник лётчику Хользунову, установленный ещё до войны. Справа по набережной торчала коробка здания театра музкомедии. После города Саратова, нетронутого войной, наше впечатление, при взгляде на панораму разрушенного нашего города было удручающим. В местах, где когда-то стояли здания, возвышались остатки стен и груды обломков зданий. Там, где конструкции зданий угрожающе зависли, такие места были ограждены заборами из древесины. Широкий тротуар, по которому мы шли к площади «Павших Борцов» был очищен от кирпича и обломков, складированных на обочинах. Асфальтовое покрытие было всё в широких трещинах и выбоинах. Справа мы увидели сохранившееся длинное здание с полукруглой бетонной крышей, со сквозными неровными отверстиями, наверное, пробитыми минами или снарядами. Мама сказала, что это рынок, и он уже работает. Перед площадью сохранился сквер с деревьями и кустарником, за которым слева виднелась высокая полуразрушенная коробка кинотеатра «Комсомолец». А справа мы увидели сохранившееся здание Универмага, где был пленён немецкий фельдмаршал Паулюс. К зданию Универмага примыкала коробка полуразрушенного здания гостиницы «Интурист». Выйдя на площадь «Павших Борцов», мы с радостью отметили, что здание драматического театра внешне выглядит почти целым. Даже львы у центрального входа были на месте. А прямо, невдалеке видно было полуразрушенное здание Центрального железнодорожного вокзала. Побродив по площади, мы отправились к рынку, где недавно сделали трамвайное разворотное кольцо, чтобы на трамвае уехать домой.

М Ы С Н О В А Д О М А

По приезду домой нас встретил отец, ибо в этот день на работу он уходил в ночную смену. Он был не сказано рад нашему приезду. Мы угостили его вкусными пирожками, что дала нам в дорогу тётя Люба, от всех передали приветы и до обеда рассказывали о нашем путешествии, а также о том, как мы поздравляли дядю Гришу с возвращением домой. А ещё, я рассказал отцу, что научился плавать. Во время обеда я заметил, что мои родители так соскучились, что были необычно внимательны друг к другу, чего раньше я, вроде, особенно не замечал. Меня отпустили на улицу, и я отправился к своим ребятам, чтобы поделиться своими впечатлениями о нашем путешествии. Поиграв с ребятами, я вернулся домой ближе к вечеру, дёрнул входную дверь, но она не открылась, так как была заперта изнутри. Я походил вокруг дома и обратил внимание на то, что ставни на окнах прикрыты. Я забеспокоился, потому что с такой ситуацией столкнулся впервые. Но через некоторое время дверь открылась и вышла мама, удивлённая тем, что я уже пришёл, и сказала, что они с отцом уснули. Меня удивило то, что мама впервые не позвала меня с улицы домой и не сделала замечания, что я так долго гуляю. Потом, конечно ситуация прояснилась, когда некоторое время спустя, меня спросили, что буду ли я рад, если у меня появится сестричка. Я ответил, что если это произойдёт, я, конечно, буду рад. Тогда то, я и вспомнил описываемую выше ситуацию. Надо сказать, что тогда, благодаря улице, по поводу того откуда берутся дети, я уже кое-что соображал. Итак, мы исподволь начали готовиться к прибавлению в нашей семье.

Октябрь месяц выдался тёплым, я бы сказал, даже жарким. По ночам чувствовалась прохлада, а днём солнце грело как летом, так что все продолжали ходить раздетыми, как будто лето не кончалось. Из событий этого месяца стоит выделить то, что как-то с утра, неожиданно к нам приехала тётя Нюра – мамина родная сестра. Ведь мы с ней и её семьёй последний раз вместе прятались в нашем, так называемом, бомбоубежище от бомбёжки. Тогда, в момент, когда бомбоубежище было разрушено, мы с мамой бежали спасаться в овраг, в трубу под железнодорожной насыпью. Мы тогда так были напуганы, что толком и не знали, кто тогда сумел выжить в тот страшный момент. Вспоминая эти события, тётя Нюра рассказывала, что тогда их семье удалось добраться до Волги и с помощью военных переправиться на другую сторону реки. Так что все живы и здоровы. При этом тётя Нюра посетовала, что их старший сын Гена, ему теперь десять лет, во время бомбёжки получил контузию и теперь его периодически мучают припадки. Врач сказал, что со временем должно пройти, а пока медицина здесь бессильна. Тётя Нюра говорила, что часто вспоминала ту бомбёжку и не надеялась увидеть нас живыми. Далее она рассказывала, что живут они в Красноармейске, где сейчас строят дом. Дядя Павел работает на мельнице, где ему и помогают со строительством дома. А ещё тётя Нюра сообщила, что к ним из Аксая приехала недавно тётя Маруся – старшая сестра и привезла Лилю. Оказалось, что Лиля, с тех пор, как мы её оставили в Аксае, всё время оккупации находилась там, у тёти Маруси. К вечеру тётя Нюра вдруг засобиралась домой, сказав, что боится опоздать на поезд, который ходит один раз в день, туда и обратно. На предложение остаться, сказала, что много дел дома и приглашала нас приехать в гости и повидаться с тётей Марусей. Оказалось, что это тот поезд, который ходит мимо нас, но останавливается далеко, в районе мясокомбината, куда нужно идти с полчаса пешком. Мы с мамой проводили тётю Нюру и посадили в поезд, пообещав, что на днях приедем в гости.

Через два дня, с утра пораньше мы с мамой собрались и отправились вдоль железной дороги к мясокомбинату, где поезд делает остановку, чтобы уехать в Красноармейск, к тёте Нюре. После недолгого ожидания подошёл пригородный поезд, и мы забрались в остановившийся напротив нас вагон. Людей в вагоне было совсем мало и мы с мамой разместились на сидениях у окна напротив друг друга, недалеко от выхода. Поезд тронулся и медленно пошёл, постепенно набирая скорость. Мы наблюдали, как мимо пробегали окрестности: справа проплыли откосы Мамаева кургана, а слева, по направлению к Волге пустыри, заросшие высокой травой с отдельно стоящими разрушенными коробками зданий. За пустырями пробегала автомобильная дорога с проезжающими по ней автомобилями, а рядом с дорогой трамвайная линия, по которой проносились трамваи с яркими вспышками под дугой. Далее, до станции Сталинград-1 поезд шёл среди почти полностью разрушенных городских кварталов и остановился у Центрального вокзала. Здание вокзала было наполовину разрушено, а сохранившаяся часть здания использовалась для работы. По мере того, как мы выезжали за пределы города, разрушений становилось всё меньше. После станций Сталинград-2 и Ельшанка пошли свободные территории, где разрушения почти не были заметны. При подъезде к станции Сарепта, когда наше путешествие на поезде было близко к завершению, мы увидели полностью нетронутые войной здания малоэтажной застройки, а одноэтажный старинный вокзал предстал перед нами в первозданном виде. Далее был город Красноармейск, где была конечная станция, откуда поезд возвращался обратно. В Красноармейске поезд остановился, и мы с мамой вышли из вагона, спустившись по крутой вагонной лестнице на деревянную платформу. С высоты железнодорожной платформы перед нами раскинулся посёлок с одноэтажной застройкой домов с подворьями. Недалеко от железной дороги возвышалось только одно многоэтажное кирпичное здание. Это была мельница. Мы спустились с платформы, и пошли по одной из улиц посёлка. По обеим сторонам улицы, вдоль ограды росли высокие многолетние деревья белой акации. Из-за ограды каждого подворья свисали ветви фруктовых деревьев. Создавалось впечатление, что люди здесь живут давно, и война их вроде бы не коснулась.

Потом уже я узнал, что в силу сложившихся обстоятельств эти места, расположенные, относительно, недалеко от Сталинграда, оказались вне зоны боевых действий и использовались нашей армией для размещения полевых госпиталей, учебных отрядов, готовивших солдат нового призыва и добровольцев к боевым действиям. Так в книге «Площадь Павших борцов» Валентин Пикуль, пользуясь мемуарами бывших немецких генералов, пишет об отражении нашими войсками танковых атак гитлеровцев на юге Сталинграда, упоминая при этом Красноармейск. «Если читатель сыщет на карте реку Сал и проведёт взором вдоль железной дороги на Сталинград, то станет ясен и маршрут 4-й танковой армии (немцев), следовавшей почти по рельсам. Наши войска, отжимаемые к северу, сдавали рубежи на реках: Сал, Аксай, и, наконец, остался последний водный рубеж на реке Мышкове возле станции Абганерово. Далее отступать, кажется, и нельзя, ибо, от Мышкова до Сталинграда оставалось рукой подать: и Гот (немецкий танковый генерал) не выдержал напряжения боёв. «Конечно» - сказал он в штабе – «мой коллега Паулюс будет смеяться, но мы только теряем время и танки в бесплодных атаках… Даже интересно; кто держит оборону перед нами?». Ему ответили: - «Генерал Чуйков…совершенно незнакомый…». «Будь он в моей армии» - сказал Гот – «я бы давно представил его к Рыцарскому кресту с дубовыми листьями…» Перед ним развернули карту, но от станции Абганерово он перевёл взгляд в жёлтые степи, где между Волгой и железной дорогой скромным пятнышком обозначилось озеро Цаца, а за этим озером лежал Красноармейск. «Что в этом Красноармейске?» - спросил Гот. Последовал ответ: - «Большая деревня, в которой русские держат ускоренные курсы танкистов. Но к этому городишке примыкает Бекетовка – южный район Сталинграда». И танковая армия Гота развернулась от Абганерово прямо к берегам Волги, чтобы минуя озеро Цаца ударить в подвздошину Сталинграда – со стороны Красноармейска. При этом Гот обходил наши рубежи с востока, и нам ничего не оставалось, как снова отходить к Сталинграду, чтобы избежать окружения. В те жаркие дни на защиту Сталинграда прибыли и разместились в Красноармейске добровольцы – матросы с кораблей Северного флота и Беломорской военной флотилии. Обыватели тишайшего Красноармейска теперь спать не могли – моряки повесили на улице корабельную рынду и каждые полчаса – динь-дон, динь-дон – отбивали на ней склянки, как положено на кораблях. Их переодели в солдатские гимнастёрки, выдали им пилотки, но они ие расставались с тельняшками, держа про запас бескозырки с именем покинутых кораблей. Вот они и попали к генералу Чуйкову, составив бригаду морской пехоты. Воевать же на сухопутье, прямо скажем, они не умели. Зато было много лихости и бравады, в условиях фронта губительной. Брали презрением к смерти, да тельняшками, да свистом, да «полундрой», отчего и погибало моряков гораздо больше, чем солдат…»

Вскоре мы с мамой нашли нужную нам улицу, и подошли к строящемуся одноэтажному дому, к которому примыкала ограда небольшого подворья, наполовину засаженного молодыми фруктовыми деревьями. При входе в калитку нас с весёлым шумом встретили ребята; Гена, Лиля и Виталий, мои двоюродные братья и сестра. Когда мы вошли во двор, из небольшого домика, расположенного рядом со строящимся домом и используемый, видимо, под летнюю кухню, вышли нам навстречу наши родные: тётя Нюра, тётя Маруся и дядя Павел, которые встретили нас с объятиями и поцелуями. Ведь мы не виделись с той поры, как все вместе были под бомбёжками в Сталинграде, и потом какое-то время ничего не знали друг о друге. Нас пригласили в домик и все расселись вокруг большого импровизированного стола. Похоже, что это был рабочий верстак, покрытый сверху газетами, поверх которых была расстелена скатерть. Тётя Нюра, расставляя тарелки с угощениями со словами: чем богаты, тем и рады, сетовала, что не может пока принять гостей в новом доме. И она пригласила всех в гости на следующий год, когда новый дом к тому времени будет готов. Во время застолья взрослые обменивались впечатлениями о пережитом за время, пока мы не виделись. Тётя Маруся вспоминала о том, как они жили в Аксае при немцах, когда она старалась оберегать от немцев Лилю и своих трёх девчонок: Раису, Валю и Нину. А потом тётя Маруся сообщила нам печальную новость о том, что в марте месяце они получили похоронку на дядю Шуру. Мы все были очень опечалены этим известием. Мы с мамой рассказали, как нам перед тем, как начали бомбить Сталинград, удалось встретиться с дядей Шурой в его части. «Как жаль, что эта встреча с ним была последней» - сказала мама. Тётя Маруся также рассказала, что примерно за месяц до похоронки она получила от дяди Шуры письмо. В письме говорилось, что бои в Сталинграде закончились и их часть направили на помощь похоронным командам, что погибших очень много, и они разыскивают только наших бойцов и перевозят их к местам захоронений. Тётя Маруся сказала, что письмо она отнесла в военкомат, и ей это письмо так и не вернули. Мама предположила, что в письме, наверное, было много правды. Вскоре ребята потащили меня в сад, где показывали мне фруктовые деревья, которые они посадили весной. За разговорами время прошло незаметно, и мы заспешили на поезд, который в конце дня отправлялся обратно, в Сталинград.

Дома нас ожидало ещё одно печальное известие. В письме, полученном из села Еленино Саратовской области, от тёти Любы, сообщалось, что через месяц после нашего отъезда случилась беда: умер дядя Гриша. Не хотелось в это верить, ведь не так давно мы его видели живым и внешне здоровым. Прочитав письмо, отец произнёс: - «Жалко Григория, не пришлось ему пожить. Война его так и не отпустила». А когда мы сообщили отцу о дяде Шуре, он, в начале, отказывался верить, что пришло сразу столько печальных новостей, а потом сказал: - «Жаль. Такие мужики ушли, и их уже не вернуть…» Мы с мамой очень переживали по поводу этих печальных известий, переживали и за тётю Марусю и за тётю Любу. Ведь совсем недавно всё так хорошо складывалось у них. Каково им теперь жить?

Почти до декабря погода была сухой и тёплой, а в декабре задули, вдруг, холодные ветры, да ещё и с пылью. В доме у нас ветром выдувало всё тепло, так что к утру все просыпались от холода, и это несмотря на то, что с вечера мама хорошо протапливала печь дровами и углём. Во второй половине декабря выпал снег, а сильные ветры с пылью прекратились. Для детей наступила прекрасная пора, когда можно кататься на санках, чего я никак не мог пропустить, тем более, что в нашем овраге различных горок и даже опасных спусков было предостаточно.

Новый 1944 год наступил как-то не очень заметно. Отец в эту ночь работал, а мы с мамой поужинали и рано легли спать, и только утром, когда отец пришёл с работы, за завтраком вспомнили и поздравили друг друга с новым годом. Отец рассказывал: «Ночью мартеновский цех выпустил очередную плавку броневой стали и передал её литейщикам. Из этой стали литейщики отливают бронекорпуса и башни для танка Т-34. Крепкие получаются корпуса и башни. Немецкие снаряды не пробивают броневую сталь , а танк Т-34 превосходит немецкие танки. Наши танки показали себя под Курском. Говорят, что скоро наши выйдут к границе с Европой и будут воевать на чужой территории. Так что наш танк Т-34 себя ещё покажет».

Валентин Пикуль в своей книге «Площадь Павших Борцов» пишет: - «Появление среднего танка Т-34 было для немцев шоковым ударом, сенсацией номер 1, откровением и загадкой. «Это дьявольское наваждение!» - говорили они. – «Нет, это даже не машина, а какой-то сказочный принц среди наших танков-плебеев…» Немецких конструкторов откровенно спрашили дизель из алюминия, цельнолитые башни из стали особой закалки. Но строптивые генералы настаивали именно на получении точной копии советского танка. Однако и Фердинанд Порше (знаменитый немецкий танкостроитель), и инженеры берлинской фирмы «Даймлер-Бенц» возражали им. В мире много прекрасных женщин» - сказал Порше. – «Однако на конкурсах красоты выигрывает единственная и неповторимая. Так же с танком Т-34 пока не имеет аналогов в мире: он – уникален, и скопировать его невозможно…» Фельдмаршал фон Бок сказал: - «Если мы видим русский «КВ», мы ещё способны продырявить его болванкой. Но когда мои ребята видят даже одну «тридцатьчетвёрку», то они… молятся. Да, да! Вермахт стал испытывать танкобоязнь, какую раньше внушал другим.»

После нового года я стал замечать, что мама заметно поправляется. Она опять заговорила со мной о том, что к весне может появиться моя сестрёнка. Меня это сообщение, хотя и сказанное не впервые, радовало, что в нашей семье появится ещё один человек, хотя и совсем маленький. Конечно, мы его будем расти и лелеять. По мере того, как время шло к весне, разговоры на эту тему возникали всё чаще, а мама всё продолжала поправляться.

Весна пришла рано, уже в начале марта дни стояли солнечные и снег начал дружно таять. По нашей улице побежали ручьи, а по дну нашего оврага в сторону Волги неслись бурные потоки грязной воды. Солнечные дни сменялись тёплыми дождями и в конце марта отец начал вскапывать огород, готовя его к посадке овощей. Мы с мамой по мере возможности старались помогать, хотя маме делать это стало труднее. Но апрель выдался прохладным и дождливым и за работу на огороде мы взялись только в последней декаде месяца. Мы с отцом готовили грядки, а мама помогать нам уже не могла, поэтому наблюдала и давала ценные советы. После дождей установилась тёплая погода и на всех деревьях распустились почки, а на наших вишенках, под листочками появились маленькие бутончики – предвестники цветов.

И вот, наступивший праздник Первомая ознаменовался тем, что наши вишенки расцвели, как будто вновь покрылись белым покрывалом. С утра погода выдалась солнечная и тёплая. В этот праздничный день отец, к сожалению, с утра ушёл на работу, а мы с мамой отправились смотреть демонстрацию трудящихся. Демонстрация двигалась колоннами по дороге, по направлению к центру. Демонстранты несли флаги, транспаранты и портреты вождей. Самые многочисленные колонны демонстрантов были у представителей заводов: металлургического завода «Красный Октябрь», Сталинградского тракторного завода и завода «Баррикады». Вокруг было много людей, по радио гремели марши и исполнялись знакомые песни. Поражало обилие цветов. Букеты тюльпанов были в руках у многих женщин. Тюльпаны здесь же и продавались. Мы с мамой тоже купили букет тюльпанов разного цвета. В букете были жёлтые, красные, белые цветы. Мне было весело. Я смотрел на идущих мимо нас демонстрантов и уже знал, что это идут коллективы заводов, чтобы показать успехи своих предприятий в выпуске продукции для фронта, для победы. И мы с мамой так думали, читая надписи на плакатах. Когда мы шли обратно домой, мама говорила, что не помнит, чтобы раньше, на первое мая было такое обилие тюльпанов. Наверное, даже земля радуется, что освободилась от войны.

Май месяц, как всегда для наших мест, выдался по-летнему тёплым и солнечным. Деревья покрылись молодой яркой листвой. На пустырях дружно росли и цвели травы, а в огороде грядки заполнились пышной зеленью, и появилась, к нашей радости, первая редиска. Наши вишенки стали отцветать, а на месте каждого цветочка стали появляться зелёные шарики – предвестники будущих вишнёвых ягод. В общем, вокруг всё цвело и пахло. И вот, на этой радостной волне в природе, 22 мая 1944 года у нас в семье родилась девочка. Мама родила её дома, а на помощь пригласили соседскую бабушку, которая до войны работала акушером. Всё прошло хорошо и мы с отцом с радостью восприняли это событие. Девочке единогласно решили дать имя Людмила, которую в общении называли Люся. Но к общей радости, со временем, добавились и новые проблемы. Нужно было где-то доставать молоко, так как одного кормления грудью стало недостаточно.

На нашей улице, недалеко от нас, стоял большой кирпичный дом, который был мало повреждён и, удивительным образом, отстроился раньше и быстрее всех. При доме, за высоким забором, с довоенного времени сохранился сад. В этом доме жила семья Канабевцевых: мать, отец и девочка трёх лет. А руководил всем этим хозяйством, как его все называли, старик Канабевец. Эти люди жили закрыто, ни с кем почти не общались и к себе никого не приглашали. Ворота к ним на территорию и калитка всегда и для всех были закрыты. Ни кто из соседей нашей улицы не любил старика, и называли его кулаком. Поговаривали, что старик, который появился здесь раньше всех, имеет отношение к расхищению ценностей, зарытых людьми у своих домов перед эвакуацией, но прямых доказательств не было, хотя этим вопросом, в своё время, даже милиция занималась. Но, ко всему прочему, старик Канабевец содержал коз и иногда приторговывал молоком. С этой точки зрения он и был нам интересен. И вот отец решил поближе познакомиться со стариком и договориться о возможности приобретения молока. Отец потом рассказывал, что при первом обращении к старику, тот даже разговаривать не стал. Помогла его дочь, молодая женщина, которую звали Мария, уговорила старика. И теперь каждый день, с утра я ходил за молоком с маленькой кружечкой, куда наливали всего стакан молока и платили мы за это 50 рублей. Это было очень дорого. Выручало только то, что козье молоко было жирным, и мы его разбавляли кипячёной водой. Даже мне иногда этого разбавленного молока немного доставалось.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8910 11 Следующая ⇒