С Т А Л И Н Г Р А Д 3 страница

По железной дороге, проходящей рядом с нашим посёлком, пригородные поезда ходить перестали. А вскоре, пригнали много порожних товарных вагонов и сцепили их в единый состав. Теперь этот длинный состав, собранный из товарных вагонов, будет, как говорят, преградой для фашистских танков. Даже не знаю, защитят ли нас эти вагоны, собранные в состав, если вдруг прорвутся фашистские танки. Пока затишье, мы, дети, бегаем вдоль состава и лазаем из вагона в вагон. В некоторых вагонах находим остатки зерна пшеницы, которое собираем и приносим домой. Из этого зерна потом получается отличная каша.

20 июля состоялось собрание городского партийного актива, о чём нам поведал отец на следующий день, вечером. В своём дневнике А. С. Чуянов по этому поводу записал: «Решение собрания партийного актива было кратким. Руководствуясь указаниями ЦК партии и правительства, актив объявил себя мобилизованным и постановил: «Встать на защиту города, увеличить выпуск оборонной продукции и всегда быть в полной боевой готовности, чтобы выступить на разгром врага». Актив призвал к этому всех коммунистов, комсомольцев, всех трудящихся города и области.

После актива пришёл в обком. Собрались военные товарищи. Вместе обсудили обстановку на Сталинградском фронте. 6-я немецкая полевая армия под командованием Паулюса, образовав две группировки своих войск, ведёт наступление по большой излучине Дона. Наступая вдоль Дона, внутри большой излучины, обе группировки войск, стремятся соединиться у города Калач, чтобы форсировать Дон для наступления на Сталинград».

А вот 19 июля 1942 года А. С. Чуянов сделал следующую запись: «…засиделся в обкоме до рассвета, который летом наступает рано. В третьем часу ночи позвонили по «ВЧ»: - «С Вами будет говорить товарищ Сталин». «Город решили сдать врагу?» - гневно произнёс Сталин: - «Почему переводите военный округ в Астрахань. Кто вам позволил, отвечайте!» Я доложил о шифрованной телеграмме, полученной за подписью заместителя Верховного Главнокомандующего. «Мы тут разберёмся и накажем виновных» - сказал Сталин: - «А вам, товарищ Чуянов, поручаю немедленно разыскать командующего округом и передать, что если завтра штаб не возвратится в Сталинград, он будет строго наказан». И. В. Сталин расспрашивал о положении в городе, интересовался работой заводов по выпуску военной продукции, а потом передал нашей партийной организации директивы ЦК в связи с усложнившейся военной обстановкой. В заключение сказал: - «Сталинград не будет сдан врагу! Так и передайте всем».

Далее А. С. Чуянов пишет: «21 июля. Тихий Дон стал ареной тяжёлых боёв. Вот уже больше месяца фашистские бомбардировщики избрали одним из своих «военных объектов» в станице Вешенской дом писателя М. А. Шолохова. Погибла мать писателя. Оставив свежую могилу матери, М. А. Шолохов приехал в Сталинград. Подавленный большим горем, Михаил Александрович рассказал о положении в донских степях, об отходе наших войск, о тяжёлых боях… Встреча в обкоме партии с Михаилом Александровичем была короткой, он спешил найти семью и потому отказался остаться в городе. Все мы глубоко сочувствовали большому горю писателя».

«22 июля. Ночью позвонили из ЦК. Приказом Ставки С. К. Тимошенко освобождён от должности командующего Сталинградским фронтом. Вместо него назначен генерал-лейтенант В. Н. Гордов».

Военный историк Алексей Исаев в своей книге отмечает: «Причины опалы очевидны: неудача Юго-Западного фронта под Харьковом в мае 1942 г., последующее отступление и, наконец, окружение под Миллерово. Решение о снятии с должности С. К. Тимошенко было, пожалуй, поспешным и преждевременным. В. Н. Гордов не обладал достаточным опытом для руководства фронтом в тяжёлых условиях. Более того, он не справился с этой задачей, и впоследствии, двумя фронтами, (Сталинградским и Юго-Восточным) руководил А. И. Ерёменко. Маршал Тимошенко представляется более подходящей фигурой для руководства Сталинградским фронтом, по крайней мере, в оборонительной фазе сражения».

«… уже 13 июля командующим фронтом (Тимошенко) был поставлен перед Ставкой вопрос об эвакуации населения Сталинграда. Он писал: «Считаем необходимым, немедленно, эвакуировать из Сталинграда женщин и детей, не занятых на производстве военных материалов…» Нельзя не признать это предложение более чем своевременным. Нет сомнения, что Тимошенко приложил бы максимум усилий для ускорения эвакуации населения из Сталинграда».

А. С. Чуянов далее записывает: «24 июля. Городской комитет обороны принял решение досрочно изготовить 30 тысяч бутылок с зажигательной жидкостью «КС» для нужд обороны города и области».

«25 июля. Закончено сооружение подземного командного пункта штаба фронта на реке Царице. Это недалеко от нашего КП – здания обкома. 23 июля начались бои на главном направлении обороны 62-й армии. С упорными боями соединения правого фланга 64-й армии организовано отошли, закрепились на новом рубеже. Таким образом, захват Сталинграда к 25 июля, как об этом рекламировала немецко-фашистская пропаганда, не состоялся. Основным силам 6-й армии Паулюса пришлось втянуться в затяжные, ожесточённые бои на правом берегу Дона и в ожидании новых резервов, перейти к обороне. Однако, обстановка остаётся угрожающей».

«26 июля. Двое суток беспрерывно идут кровавые бои. В этих крайне тяжёлых условиях командующий фронтом генерал-лейтенант В. Н. Гордов вечером принял решение о нашем контрударе, который должен начаться завтра с утра. Трудно будет нашим танковым армиям наступать. Они ещё не укомплектованы, не имеют необходимой техники и средств обеспечения. Но, видимо, другого выхода нет. Приказ вступил в силу».

«27 июля. С утра начался контрудар наших войск. Нахожусь в штабе фронта, жду сообщений. Первые вести неутешительные. К концу дня становятся известны результаты боя. Гитлеровцам удалось отразить наступление наших войск, а затем самим перейти в атаку. Наши 13-й и 28-й танковые корпуса под давлением численно превосходящего противника вынуждены отойти. С тяжёлым чувством возвращаюсь в обком. Теперь ещё труднее будет остановить врага, рвущегося к Калачу».

«31 июля. В состав Сталинградского фронта передана 51-я армия из состава Северокавказского фронта. Полоса обороны Сталинградского фронта достигла 700 км. Утром началось наступление--4-ой танковой немецко-фашистской армии со стороны Котельниково. Соединения нашей 51-ой армии с упорными боями отходят вдоль железнодорожной линии Котельниково – Сталинград. Противнику удалось овладеть районом Нижне - Чирской. Теперь он может кратчайшим путём пробиться к Сталинграду».

«9 августа. Немцы пытаются взять Сталинград с южной стороны. Подтягивают большие резервы. Положение напряжённое. Стягиваем все силы для защиты города с юга».

«10 августа. Вчера и сегодня идут ожесточённые бои в районе Абганерово. Противник несёт большие потери. Наши части закрепились на рубежах Абганерово, Тингута… Противник перешёл к обороне».

«14 августа. Дни и ночи нахожусь в цехах на тракторном заводе. Надо дать больше танков. Сейчас они особенно нужны фронту. В Донской излучине идут ожесточённые бои. После кровопролитных боёв 62-я армия отошла на левый берег реки, где закрепляется на внешнем Сталинградском оборонительном рубеже».

«17 августа. В чём же причина неудачи наших войск в боях на дальних подступах к Сталинграду? Я много думаю об этом. Теперь ясно, что немецко-фашистские войска имеют превосходство в танках, механизированных войсках, авиации и в численном составе. Но дело не только в этом. Возможно, я ошибаюсь, но, видимо, сказалось и отсутствие должного боевого опыта у части генералов и офицеров фронта. И в тоже время уже ясно, что мы выиграли время и перспективу в предстоящих решающих боях».

«18 августа. Вчера закончился месяц тяжёлых оборонительных боёв наших войск на дальних подступах к Сталинграду. Противник вышел к внешнему оборонительному рубежу почти на всём фронте. Положение складывается тяжёлое».

«19 августа. Наша разведка перехватила приказ командующего 6-й немецко-фашистской армией Паулюса о решающем наступлении на Сталинград. К фронту немцы подтягивают свежие силы. Для наступления на Сталинград стянуто до двадцати немецких дивизий. Что мы можем им противопоставить?.. Выстоим ли? Эти мысли не дают покоя ни днём, ни ночью».

«20 августа. Командующий Сталинградским фронтом А. И. Ерёменко ознакомил меня с приказом Ставки, в котором говорится, что оборона Сталинграда и разгром врага, наступающего с запада и юга на Сталинград, имеет решающее значение для исхода войны. Верховное Главнокомандование обязало командующего фронтом отстоять Сталинград и разбить врага. На тракторном заводе сегодня к вечеру с конвейера сняты последние танки в счёт месячного задания и 80 танков сверх плана. Все они уже ушли на передовую. Вражеская авиация усиливает свои налёты на город. Сегодня ожесточённой бомбардировке подверглись южные городские районы. Над городом и на дальних подступах к нему зафиксировано 680 самолётовылетов вражеской авиации, сброшены сотни фугасных и зажигательных бомб, главным образом, на жилые кварталы. Среди гражданского населения есть жертвы. Но промышленные объекты не пострадали».

«25 августа. Враг уже у ворот. Вчера поздно вечером командующий фронтом А. И. Ерёменко отдал приказ 2-ому танковому корпусу занять оборону в районе железнодорожной станции Гумрак. Это, совсем рядом. А на противоположной стороне наши части сосредоточились на юге города, в Бекетовке».

23 августа 1942 года немецкие танки осуществили прорыв, и вышли к северной окраине Сталинграда, в полутора километрах от тракторного завода. Одновременно по городу был нанесён мощнейший авиаудар.

А. С. Чуянов в тот же день пишет об этом следующее: «… 23 августа около часу дня мне позвонил директор тракторного завода К. А. Задорожный: - «Алексей Семёнович, вам известно о прорыве фронта противником?» - взволновано произнёс он. «Нет, не известно». «Танки и мотопехота немцев не дальше, чем в полутора километрах от завода» - сказал Задорожный. Это сообщение, как обухом, ударило меня по голове: - «Ты не ошибаешься?» «Нет, Алексей Семёнович, я из окна вижу немецкие танки за рекой Мечёткой». «Не клади трубки». По другому телефону позвонил в штаб фронта, там сначала не поверили, но потом подтвердили: - «Да, обходят город северо-западнее. Немецкие танки прорвались к тракторному заводу. Командование фронта принимает необходимые меры, но наших сил недостаточно. Сделайте всё необходимое, чтобы задержать немцев до подхода войск...» Снова связался с Задорожным и сказал: - «Немедленно поднимите и вышлите против гитлеровцев истребительный батальон и части народного ополчения, передайте им все находящиеся в цехах завода танки, годные к боевым действиям. Такое же указание будет дано отрядам народного ополчения заводов «Баррикад» и «Красного Октября». Поддерживайте с ними связь». Тяжёлые бои идут за рабочий посёлок Рынок. Это всего в нескольких километрах от тракторного завода, который гитлеровцы неожиданным прорывом надеялись взять с хода. В 3 часа 15 минут дня (23 августа) объявляется воздушная тревога. И сразу над центральной частью города появляются сотни тяжёлых бомбардировщиков гитлеровцев. Одна волна сменяет другую. Наши истребители мужественно бросаются в бой, но их слишком мало. Зенитные батареи подавлены. Немцы методически сбрасывают то зажигательные, то тяжёлые фугасные бомбы. Кромешный ад. Дым пожарищ застилает полуденное солнце. Взрывы страшной силы сотрясают воздух. Горят жилые кварталы, рушатся, как карточные, здания школ, превращённые в госпитали, культурно-бытовые учреждения. Отовсюду доносятся стоны, крики раненых. Смерть разит людей в кварталах, подвалах, магазинах, на работе, на улицах. Кто уцелел, ищет спасение в щелях. Пожарные и бойцы противовоздушной обороны делают всё возможное, чтобы не допустить распространения пожара на уцелевшие объекты, они растаскивают горящие крыши, извлекают людей из-под обломков. А с почерневшего от дыма неба продолжают сыпаться бомбы. Все основные коммуникации города – водопровод, электросеть, телеграф и телефонные линии выведены из строя. Разрушены почти все крупные здания, госбанк, гостиницы, вокзал, театр, многие больницы и школы».

А. И. Ерёменко вспоминал: - «Многое пришлось пережить в минувшую войну, но то, что мы увидели 23 августа в Сталинграде, поразило нас, как тяжёлый кошмар. Беспрерывно, то там, то здесь, взметались вверх огненно-дымные султаны бомбовых разрывов. Из района нефтехранилищ, недалеко от берега Волги, огромные столбы пламени взмывали к небу и обрушивали вниз море огня и горького едкого дыма. Потоки горящей нефти и бензина устремились в Волгу. Горела поверхность реки, горели пароходы на рейде. Смрадно чадил асфальт улиц и тротуаров, как спички, вспыхивали телеграфные столбы…»

Далее А. С. Чуянов записывает: «А на подступах к Сталинграду весь день не прекращаются тяжёлые, кровопролитные бои. Гитлеровцы, не считаясь с потерями, рвутся в город. Но повсюду наталкиваются на стойкое сопротивление наших войск. Плечом к плечу с воинами Красной Армии сражаются рабочие и служащие, прошедшие военную подготовку. Во второй половине дня фашистские части появились в районе Орловки, что в нескольких километрах севернее тракторного завода. Командование корпуса народного ополчения отдало приказ своим частям выступить против прорвавшейся группировки немцев в районе сёл Орловки и Рынка. В 17 часов боевые позиции занял истребительный батальон тракторозаводцев. На левом фланге тракторозаводцев сражается учебный танковый батальон, на верхнем посёлке «Баррикады» - истребительный батальон этого же района. Они мужественно отражают многочисленные атаки врага. Несмотря на ограниченность сил, умелое управление командования фронтом позволяет вовремя отражать вражеские удары. Когда создалась сложная обстановка на тракторозаводском участке, туда срочно были переброшены танковая и стрелковая бригады».

23 августа 1942 года – нам этот день запомнился как самый страшный из всех дней, проведённых, в построенном нами убежище, под бомбёжкой. За последнее время, кроме воздушных тревог, объявляемых днём, участились налёты немецких самолётов и в ночное время, поэтому всё чаще мы проводили время в подвальчике дома или в убежище, выходя на свежий воздух по естественным надобностям или, чтобы добыть еды и воды. И всё же, все налёты вражеской авиации, так или иначе, обходили стороной нашу улицу. Бомбы падали, в основном, в стороне, но взрывной волной земляной холм над нашим бомбоубежищем каждый раз разбрасывало по сторонам, а на нас, сидящих в этой земляной траншее, сыпался грунт.

Каждый раз, после очередного налёта, нам приходилось поправлять накат и восстанавливать земляной холм. Отца, чаще всего, с нами не было, так как теперь рабочие не уходили с завода по нескольку суток. Им даже выдали оружие на случай отражения атак немцев. Фашисты заводы пока не бомбили, а пытались захватить штурмом.

Ночь с 22-го на 23-е августа прошла относительно спокойно, только отдельные самолёты прорывались сквозь зенитный огонь и сбрасывали бомбы, не долетая до цели. В районе же нашего посёлка было непривычно спокойно.

С утра, 23 августа, было полное затишье, и мы все выбрались на свежий воздух. Уже было даже жарко. Кругом, в отдалении, были видны дымы от пожаров. На нашей улице все дома стояли целые, как заговорённые. На железной дороге сцепленные товарные вагоны пока стояли нетронутые. Вдоль вагонов перебегали красноармейцы с винтовками наперевес. Это говорило о том, что линия фронта продвинулась ближе к нам. Взрослые ведут разговоры о прорвавшихся немецких танках в районе тракторного завода. Это в пяти километрах от нас. Мы, дети, воспользовавшись затишьем, которое за последнее время случалось редко, занялись играми под наблюдением взрослых, собирая мелкие осколки самой причудливой формы, которыми было усеяно всё вокруг. Часам к трём дня, когда мы все уже проголодались, и почти все спустились в только что отремонтированное убежище, надеясь перекусить, раздались звуки воздушной тревоги. Я, задержавшись наверху по естественным надобностям, вдруг увидел в небе целую группу самолётов, от которых отделялись и летели вниз чёрные предметы, похожие на птиц. Я закричал: - «Мама, мама, посмотри, самолёты птичек пускают!» Мама только успела схватить меня за рукав и быстро сдёрнуть вниз, в убежище. И здесь началось… Вой пикирующих бомбардировщиков, буквально раздирающих душу. Частые взрывы падающих вокруг бомб, отчего накат над нашим убежищем буквально поднимало вверх, и мы видели улицу, а потом накат снова опускался вниз, и на нас сыпался грунт, обломки досок, а мы, собравшись в кучку, повторяли про себя слова молитвы: - «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…»

И, вдруг, после очередного мощного взрыва, весь наш накат, вместе с насыпным грунтом сбросило с нашего убежища. А мы, оглохшие, наполовину присыпанные грунтом, но, к счастью, живые, с кровоподтёками на открытых частях тела, увидели небо, чёрное от дыма. Вскочив и наскоро отряхнувшись, мы с мамой побежали вниз по улице, в сторону оврага. На бегу, мы посмотрели вокруг и не узнали нашей улицы. Мы не увидели ни одного дома. Всё вокруг было разрушено. Зато наш дом стоял целый и невредимый, только в окнах не было стёкол. От дома тёти Нюры остались только деревянные обломки, торчащие из земли. Как только мы успели добежать до оврага, начался новый налёт. Сзади нас, как нам показалось, прозвучал мощный взрыв и мы с мамой, подгоняемые, видимо, взрывной волной, вынуждено прыгнули с невысокого обрыва в овраг. В результате такого прыжка я ударил себя коленями в живот и не смог бежать дальше. Мама подхватила меня на руки и побежала по оврагу к водопропускной трубе, которая проходила под железнодорожной насыпью. Труба, в которую мы с мамой вбежали, представляла собой длинный тоннель высотой до трёх метров, где уже находилось много людей. Вдоль бетонных стен стояли, сидели и даже лежали, подстелив под себя кое-что из одежды, в основном, женщины и дети. Большинство людей собрались здесь с нашего посёлка и с нашей улицы. Мы нашли себе место у стенки трубы, и присели прямо на бетонный пол, подстелив мамину кофту, благо было сухо и тепло. Мимо нас пронесли на носилках раненого бойца. Следом шёл командир, держась обеими руками за голову, и стонал. Всё его лицо было залито кровью.

Носилки с ранеными ставили на бетонный пол, на выходе из трубы. Женщины, собрав нас, детей, в одном месте, шли к выходу из трубы, перевязывали раненых и, ухаживали за ними, периодически возвращаясь к своим детям. Как потом нам объяснили, на другом конце трубы отверстие было наполовину завалено мешками с песком, и красноармейцы держали оборону от прорывающихся по оврагу отдельных групп немцев, пытающихся по оврагу выйти к Волге. Когда наступало затишье, взрослые вместе с одним из красноармейцев уходили добывать еду, которой потом делились со всеми. Воду брали здесь же, в овраге, из родника. Таким образом, мы с мамой провели в трубе около десяти дней.

После нескольких дней относительного затишья, в районе нашего посёлка опять завыла сирена и в результате очередного налёта послышались взрывы наверху железнодорожной насыпи. Звуки от взрывов гулко отдавались по всей трубе, и мы все сидели, закрыв глаза и заткнув уши. Примерно, через полчаса, когда налёт прекратился, поступила команда одного из командиров: - «Кто может, выходите на насыпь тушить вагоны». Вагоны после налёта остались стоять на путях, но горели ярким пламенем. Кое-кто из взрослых вместе с красноармейцами полезли по откосу насыпи вверх. За ними поспешили и дети, которые постарше, несмотря на запреты их матерей. Но через некоторое время опять завыла сирена, возвещавшая об очередном налёте. Люди стали возвращаться обратно, не добравшись до верха. Но до налёта вернуться успели не все. Уже во время бомбёжки красноармейцы принесли раненых и убитых. Среди убитых оказался и наш сосед по улице, мальчик лет двенадцати, которого звали Серёжа. Его мать, увидев бездыханное тело сына, закричала и стала рвать на себе волосы. Женщины с трудом пытались её успокоить.

На следующий день, после этих событий, нас, наконец-то нашёл отец. От него мы узнали, что за эти дни многое произошло. Семья тёти Нюры сумела переправиться за Волгу. И ещё, есть указание об отводе на левый берег Волги военнообязанных с семьями, работающих на заводах и в учреждениях города, до 5 сентября 1942 года. Отец сообщил нам также, что дом наш остался цел, но убежище полностью разрушено, и от бомбёжек прятаться негде. Все ценные вещи, которые сохранились в доме, отец закопал в яме, рядом с домом. И главное, о чём он нам сообщил, это то, что мы должны будем в эту ночь идти за железную дорогу, к его другу по работе. У них хорошее бомбоубежище, где мы должны будем переночевать и рано утром отправиться всем вместе, двумя семьями, к Волге. Нам предстоит преодолеть около километра пути. На берегу Волги, в районе проходной завода «Красный Октябрь», нас будет ждать лодка, которая перевезёт нас через Волгу.

Когда стемнело, и установилась относительная тишина, мы втроём вышли из трубы и полезли по откосу насыпи вверх. Откос насыпи был крутым, поэтому отец постоянно придерживал меня, а иногда пытался взять на руки, чему я сопротивлялся, стараясь идти самостоятельно. Лезть по откосу было всё же тяжело, но мы преодолели подъём и вскоре вышли к железнодорожному полотну. На путях стояли искорёженные обгорелые вагоны, которые продолжали ещё тлеть, освещая нам путь в ночи. Местами торчали развороченные рельсы и шпалы. Все эти нагромождения пришлось нам неоднократно обходить стороной. Была тёмная ночь, освещаемая со всех сторон пожарищами догорающих домов. Незадолго до этого здесь «поработала» фашистская авиация.

Мы ушли с железнодорожного полотна и вскоре вышли на улицу с одноэтажными домами с подворьями. Одни дома были разрушены, другие догорали в результате пожара. Ни одного целого дома мы не увидели. Это была вторая часть верхнего посёлка завода «Красный Октябрь». Он располагался на другой стороне оврага, за железной дорогой.

Как мне показалось, мы довольно долго шли по улице. В воздухе стояла гарь и, местами даже трудно было дышать. Вдруг мы увидели небольшой домик, как бы прикрытый деревьями небольшого сада, росшего за высокой оградой. Домик, на удивление, был совершенно цел, не считая того, что стёкла на окнах были все выбиты. Нас ждали, мужчина и женщина - коллеги отца по работе, сразу же пригласили нас во двор. Среди деревьев мы увидели зелёный холм и вход в бомбоубежище. Вслед за хозяевами, по крутой лесенке, мы спустились вниз, в бомбоубежище. Внутри бомбоубежище было хорошо оборудовано. Земляные стены закреплены досками, а над головой был сплошной накат из тонких брёвен. Высота небольшого помещения позволяла стоять в полный рост даже взрослым. В дальнем углу стоял стол, а на столе - керосиновая лампа тускло освещала помещение. По бокам были устроены лежанки из досок, на ножках. На одной из лежанок спал ребёнок, девочка лет пяти, прикрытая сверху одеяльцем. Меня уложили спать на свободную лежанку. После всех перенесённых мучений, я начал быстро засыпать, но сквозь сон слышал, как взрослые, сидя за столом, обсуждали завтрашний ранний подъём и переход через разрушенный город к реке Волге, где нас будет ждать лодка для переправы на другой берег.

Н А О К К У П И Р О В А Н Н О Й Т Е Р Р И Т О Р И И .

Но ожидаемый переход к Волге так и не состоялся. Неожиданно мы попали совсем в другую ситуацию, когда не по нашей воле нам пришлось уходить совсем в другом направлении, на запад, подальше от линии фронта, по территории занятой противником.

Рано утром, на рассвете меня разбудили и велели сидеть тихо. Девочка, с которой мы так и не успели познакомиться, не спала и сидела на своей лежанке уже одетая. Все были напряжены и к чему-то прислушивались. Мы, дети в этой напряжённой тишине сидели тихо и со страхом смотрели на взрослых, ожидая чего-то ещё более страшного. Вдруг, сверху послышались голоса. Говорили на незнакомом языке. Кто-то тихо прошептал: - «Немцы». Отец тихо сказал, что это румыны, и что нам не повезло, за ночь линия фронта продвинулась ближе к Волге и территорию, где мы находимся, заняла румынская часть.

Вдруг, дверные створки входа в бомбоубежище распахнулись, и человек в незнакомой форме, направив на нас свой автомат, громко, на незнакомом языке что-то отрывисто произнёс, махнув при этом головой в сторону улицы. Мы поняли, что нам надо быстро выходить. Взрослые стали быстро собирать одежду, кое-что из еды, но солдат снова прокричал что-то и мы поспешно, налегке, почти ничего не взяв с собой, стали выходить из бомбоубежища. Подошедший к нам офицер, внимательно оглядел всех и, махнув рукой в сторону запада, что-то громко сказал. Мы все поняли, что нам необходимо быстрее уходить подальше от линии фронта. Уходя, мы заметили, как солдаты выносили из бомбоубежища нашу одежду и еду и делили между собой. Отец сказал, что немцы не очень-то обеспечивают своих союзников, коль те отнимают последнее у мирного населения. «Однако, нам надо торопиться, подальше от греха…» - добавил он, уже на ходу. Я посмотрел внимательно на отца. Он сильно похудел, давно не брился и заросший щетиной, в нахлобученной на глаза кепке, был похож на старика. Мы стали быстро уходить на запад, подальше от линии фронта. Я шёл с трудом, так как после прыжка в овраге, что-то сильно отбил себе в области живота. Родители, по очереди, были вынуждены нести меня на руках.

Мы в сложившейся ситуации так растерялись, и втроём так быстро ушли с места событий, что ничего не видели и теперь не знали, что стало с нашими друзьями. Впереди нас простиралась степь, изрезанная балками и оврагами, заросшими, местами, по краям кустарником и мелколесьем. Чтобы никому не попадаться на глаза, мы старались идти, где это возможно, низинами и поближе к зарослям. Так мы шли, подгоняемые страхом. Куда мы идём, и что нас ждёт впереди, мы не знали. Мы скорее уходили от места, где могут просто убить.

Солнце уже поднялось и начало пригревать, становилось даже жарко. Отец шёл впереди, мама шла за ним, неся меня на руках. Мы выходили из мелколесья на огромную поляну. Вдруг, отец поднял руку и остановился. Впереди, за кустами стоял танк с белым крестом на башне. Мы присели в кустах и осторожно стали выглядывать. Было тихо. Отец велел нам сидеть в кустах, ожидать его и никуда не уходить. Мы остались, а отец пошёл на разведку. Мы с мамой сидели в тени кустов и отдыхали после трудной дороги. Мама сумела прихватить с собой кусочек белого хлеба, чем она меня здесь и подкормила. Отца не было довольно долго, и мы уже начали беспокоиться. Наконец он появился совсем не с той стороны, откуда мы его ожидали, поэтому немного испугались. Он сообщил нам, что вокруг никого нет, а на поле много разбитой техники, которую он осмотрел и определил, что совсем недавно здесь шёл бой. Ни убитых, ни раненых он нигде не увидел и решил, что если они и были, их уже, наверное, успели убрать.

Мы вышли из зарослей на большую поляну, как бы обрезанную с двух сторон неглубокими оврагами. Невдалеке стояли два немецких танка, разбитых и обгорелых. Справа, примерно в пятидесяти метрах от них ещё один танк сполз по откосу в овраг, оставив позади себя длинную гусеницу. Это был наш танк «Т-34». За оврагом, на пригорке виднелась разбитая, перевёрнутая к верху колёсами, противотанковая пушка. Позади немецких танков, в отдалении, стоял разбитый немецкий грузовик и, перевёрнутые, два немецких мотоцикла. Отец ещё раз всё осмотрел и рассказал нам свою версию прошедшего здесь боя.

Красноармейцы из пушки расстреляли автомобиль и мотоциклы. По всей вероятности, было уничтожено много солдат противника. Также были подбиты появившиеся два танка. А может быть, это сделали наши танкисты. Когда у артиллеристов закончились снаряды, и прямым попаданием снаряда была разбита их пушка, они отступили. Отец сказал, что он осмотрел наш танк. Танк совсем целый, кроме перебитой гусеницы, но боеприпасов внутри он не нашёл. Танк сошёл с конвейера тракторного завода совсем недавно. Наверное, танкисты, расстреляв все снаряды, стали уезжать с поля боя, но в этот момент снарядом перебило гусеницу. Видимо сложилась такая обстановка, что они не сумели восстановить гусеницу, и вынуждены были, отступая, оставить танк. Но это только версия. А как было на самом деле, нам уже никогда не узнать.

Отец, осмотрев один из мотоциклов, сказал: - «Мотоцикл совсем целый, и если бы было горючее, можно было на нём ехать. Но нам совсем ни к чему привлекать к себе внимание. Сейчас нам необходимо где-то временно отсидеться. Наши, так или иначе, всё равно вернутся и Сталинград не отдадут. Немец слишком далеко зашёл, не «переварить» ему такую территорию. Всё равно повернёт назад». После слов отца у каждого из нас, как бы, появилась цель, где-то устроиться, отсидеться, не привлекая к себе внимания, и дождаться возвращения наших. Наверное, только так можно было выжить в тех условиях, в которые мы поневоле попали. Так мы в то время думали.

Мы пошли дальше по выжженной солнцем степи. Нигде никого не было видно, и мы пошли смелее. Солнце поднялось высоко и стало по-летнему жарко, хотя был уже сентябрь месяц.

Я ещё не мог идти сам и меня по-прежнему несли на руках. Естественно, чаще это делал отец, у которого я сидел верхом на спине. Вдруг, недалеко за неглубокой балкой, на пригорке мы увидели зелёный островок. Это была бахча, самая настоящая, хотя и не такая большая. Сохранились зелёные плети, среди которых нетронутыми лежали небольшие арбузы. Удивительно, как могло сохраниться это великолепие среди выжженной степи, опалённой войной. Конечно, мы здесь же устроили привал и начали пробовать арбузы. Вкус арбузов показался нам волшебным. Мякоть арбузов хоть и не была ярко красной, а скорее слегка розовой, но арбузный сок, сладкий и приятно освежающий, положительно подействовал на нас. Мы, как будто, набрались сил. Удивительно, но даже я после этого встал на ноги и с этих пор, периодически, шёл самостоятельно.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒