С Т А Л И Н Г Р А Д 5 страница

После этих событий, офицеры не обращали на нас никакого внимания, занимаясь своими делами. Мы тоже как-то притихли, с тревогой ожидая дальнейшего развития событий. Поезд в эту ночь опять шёл медленно, с продолжительными остановками. Ночь была душной, поэтому наш сон постоянно прерывался. Утром мы проснулись рано, совсем не выспавшись. По поведению наших соседей, которые рано начали собираться, да и по времени нашего пути чувствовалось, что поезд приближался к конечной цели нашего путешествия. Поезд начал притормаживать, а затем пошёл совсем медленно и остановился на большой станции, оборудованной высокой платформой. Это была станция Белая Калитва.

Сразу, после остановки поезда створку дверей вагона, снаружи, вдруг кто-то резко отодвинул. Мы увидели двух немецких солдат с автоматами наперевес, направленных на нас. Видимо, они сразу не заметили в темноте вагона офицеров и, как мы поняли, потребовали от нас, чтобы мы выходили из вагона. В этот момент один из офицеров, уже одетый по форме, подошёл к выходу из вагона и что-то резко сказал в адрес немецкого патруля, показывая им рукой, чтобы они немедленно уходили прочь. Немцы повиновались, отдали честь, щёлкнули каблуками и отправились дальше, вдоль состава к другим вагонам.

Как потом мы узнали, в нашем поезде ехали много беженцев, вроде нас. С помощью немецкого патруля выгоняли всех из вагонов, строили в колонну и уводили в только что организованный лагерь. Это было голое место на местности, обнесённое колючей проволокой, недалеко от станции, о чём нам ранее говорили железнодорожники.

Мы продолжали сидеть в вагоне на своём месте, теперь уже боясь выходить, чтобы не попасть на глаза немецкому патрулю. Лётчики тоже не спешили выходить, явно кого-то ожидая. Вскоре, к нашему вагону подошли Егор Николаевич и человек в штатском, в котором мы узнали переводчика. Переводчик вошёл в вагон и переговорил о чём-то с офицерами. Потом они все вышли из вагона, и пошли в конец состава. Егор Николаевич вскоре вернулся и сказал, чтобы мы быстро собирались и шли к паровозу, где он нас будет ждать. Мы быстро собрали свои пожитки, вышли из вагона и пошли к паровозу, где нас уже ожидали. Егор Николаевич провёл нас вокруг пыхтящего паровоза на другую сторону железной дороги. Вскоре мы вышли на узкую улочку, образованную станционными постройками.

После этого Егор Николаевич остановился и показал нам дорогу, сказав при этом, чтобы мы шли дальше, никуда не сворачивая, и за зарослями деревьев вышли на тропу, которая и приведёт нас в станицу Верхняя Поповка. Он предупредил нас, что идти придётся километров шесть и в одном месте перейти вброд небольшую речку. Мы поблагодарили Егора Николаевича, он пожелал нам счастливого пути, успокоив нас, что немцев на этой тропе мы не встретим, и ушёл в сторону станции. Мы вышли за пределы станционных построек, пересекли заросли деревьев, и перед нами предстала открытая местность, покрытая кое-где зарослями кустарника, между которыми вилась заметно протоптанная тропа.

Погода с утра установилась солнечная, и день обещал быть жарким. Пройдя несколько километров, мы остановились отдохнуть и решили расположиться в одном из зарослей кустарника. Отдыхая, решили повоевать с насекомыми, которые в последнее время начали нас беспокоить, так как вот уже продолжительное время нам не пришлось основательно помыться. Сначала мама посмотрела у меня в голове и кое-что обнаружила. А затем мы сняли с себя почти всю одежду и проверили каждую её складку.

Отдохнув, мы оделись, собрали свои пожитки, и пошли дальше. Пройдя ещё некоторое расстояние, мы вдруг увидели далеко впереди фигуру человека, который шёл нам навстречу. Мы пошли медленнее, с волнением ожидая встречи и гадая, кто это может быть. Подойдя ближе, заметили, что это был мужчина в тёмном гражданском, слегка помятом костюме. На голове его была одета тёмная немецкого образца кепка. На рукаве левой руки мужчины была белая повязка. Отец предположил, что это кто-то из местных полицаев. Подойдя ближе, мужчина остановил нас и строго начал расспрашивать о том, кто мы и откуда. Мама рассказала всё, как есть. Когда он узнал, что мы идём в станицу к Фёдору Филипповичу, да ещё несём весточку от Николая, тон его по отношению к нам сразу изменился в лучшую сторону. Оказалось, что он сам из этой станицы, а с Николаем знаком с детства. Полицай сообщил нам также, что Фёдор Филиппович является помощником атамана. И ещё он подсказал нам, что вскоре нам предстоит переходить речку вброд, поэтому нам надо взять правее, где глубина брода не более чем по колено. На прощанье, он пожелал нам хорошо устроиться, и пошагал в сторону станции.

Мы взяли чуть правее и вскоре вышли к небольшой, но быстрой речке. Отец разулся, закатал брюки повыше коленей, взял меня на руки и мы быстро перешли на другой берег речки. Затем отец вернулся обратно, забрал наши пожитки и вместе с мамой они благополучно перешли речку. Берег, на который мы вышли, обильно зарос кустарником колючего терновника, сквозь который мы с трудом пробрались. Оказалось, что ветви терновника обильно усыпаны спелыми ягодами, чем мы с удовольствием воспользовались. Тут же устроили привал, наелись и нарвали с собой целый котелок ягод тёрна. Дальнейший наш путь мы проделали с хорошим настроением, так как знали, что цель нашего путешествия близка. Хотя при этом сомнения нас не покидали, так как не знали, как нас встретят незнакомые нам люди.

СТАНИЦА ВЕРХНЯЯ ПОПОВКА

Когда день начал клониться к вечеру, мы увидели на горизонте очертания села. По всей вероятности, это и была станица Верхняя Поповка. В станицу мы пришли уже на закате солнца. Первые же встречные жители станицы показали, где живёт помощник атамана. Надо сказать, что жители станицы с уважением отзывались о Фёдоре Филипповиче, добавляя, что помощника атамана избирали на общем собрании. Вскоре мы подошли к дому Фёдора Филипповича, который находился в центре станицы и по сравнению с другими домами отличался большим размером.

Четыре окна со ставнями были на фасаде дома, а крыша покрыта железным листом и покрашена зелёной краской. Дом выделялся среди домов, стоящих в ряд по улице и имеющих, в основном, крыши, покрытые камышом. Позади домов виднелись подворья с огородами и садами, занимающие довольно большие площади и выходящие к небольшой речке.

Подойдя к ограде нужного нам дома, мы постучали в закрытую калитку. К нам вышла миловидная женщина лет пятидесяти. Узнав, что мы к Фёдору Филипповичу, она представилась его женой. От неё мы узнали, что хозяина не будет дома до завтрашнего вечера. Услышав, что мы принесли весточку от Николая, радушно пригласила нас во двор, где представилась Дарьей Егоровной. Выслушав нашу историю, она сказала, что в станицу пришли ещё беженцы, так что вы не первые. Она пригласила нас в летнюю кухню, стоящую отдельно, посреди двора. Внутри кухня состояла из одной небольшой комнаты, большую часть которой занимала печь. Хозяйка предложила нам расположиться и переночевать в этой кухне и сказала, что когда вернётся хозяин, решится вопрос с нашим размещением на более долгий срок. Мы внесли в кухню наши вещички и стали думать, как нам разместиться в небольшой комнатке. Вскоре появился молодой человек лет пятнадцати, который оказался сыном Фёдора Филипповича. Он принёс на себе старый ватный матрас и старое ватное одеяло. Пол в кухне был земляной, но твёрдый и чистый. Пришлось матрас положить прямо на пол и устроиться на ночлег, ибо на улице уже стало темнеть. Когда совсем стало темно, пришла хозяйка и принесла небольшую керосиновую лампу, которая была без стекла и немного коптила. Она также принесла нам небольшой глиняный кувшин с молоком и кусок хлеба, и предложила нам поужинать. Мы были благодарны ей, ибо голод давал о себе знать, так как кроме ягод тёрна мы целый день ничего не ели. Дарья Егоровна, поговорив с нами, подсказала, что завтра с утра мы могли бы пройти по садам и огородам. Потом пояснила: - «Хотя урожай уже весь собран, вы можете найти отдельные места, где не выкопан картофель, найдёте мелкие кочаны капусты, на деревьях кое-где ещё висят яблоки. Никто из хозяев вас за это не осудит».

Поужинав тем, что принесла хозяйка, мы сразу же стали укладываться спать. Впервые за много дней мы разделись и, ощущая под собой настоящую постель, сразу же уснули. Трудности, волнения и страхи прошедших дней навалились на нас, и мы впервые спали всю ночь, не просыпаясь.

Утром мы проснулись с рассветом. В нетопленном помещении кухни было довольно прохладно. Мы быстро оделись, взяли с собой сумку и небольшую лопатку, всё, чем снабдила нас хозяйка, и пошли обследовать сады и огороды жителей близлежащих домов. Все огороды с заметным уклоном спускались от строений к реке и были разделены между собой узкими межами, поросшими густой травой. Сады и отдельные фруктовые деревья жались к домам, баням, сараям. Мы сразу же пошли вдоль реки. Речка была неширокая, но быстрая. В самом широком месте её ширина составляла не более пяти метров, а вода местами журчала меж выступающих округлых камней. На другой стороне речки заросли ивняка подступали к самой воде. С нашей же стороны берег был чистый и местами высокие грядки, где выращивали капусту, были сделаны почти у самого берега речки.

Мы сразу же нашли несколько небольших кочанов капусты, вполне пригодных для еды. Повыше грядок для овощей мы обнаружили остатки ботвы из-под картофеля. Отец покопал в этих местах и выкопал несколько небольших клубней картофеля. Таким образом, походив половину дня, и обследовав несколько огородов, наша сумка уже наполовину была заполнена овощами. Здесь были капуста, картошка, свекла и даже несколько небольших тыкв. Теперь уже отец нёс сумку на плече.

В садах, на отдельных деревьях мы обнаружили больше десятка яблок, спелых и душистых. Когда мы видели на дереве яблоко, висящее не так высоко, отец поднимал меня к себе на плечи, и я срывал яблоко. Было интересно, и я сразу же вспоминал село Аксай с его яблоневыми садами.

Результатом нашего похода по близлежащим огородам и садам стала целая сумка овощей, килограмма три яблок и полный котелок спелого тёрна, а также пяток небольших тыкв. Теперь нам не страшен был голод. На какое-то время мы обеспечены были едой. Хозяйка выделила нам немного крупы, и маленький стаканчик соли, сказав при этом: - «С солью в станице очень плохо. На базаре, который работает только по воскресеньям, соль можно выменять только на хлеб и то из-под полы. Немцы не дают людям собираться, разгоняют». Дарья Егоровна помогла нам растопить печь. По её просьбе отец принёс из сарая охапку сухого хвороста и несколько штук «кизяков». Она разложила в печи слой хвороста, подожгла его, а когда он разгорелся, сверху разложила «кизяки», при этом объяснила: - «За хворостом надо будет ходить за речку, а потом, высушив, применять для растопки. «Кизяки», которые мы заготавливаем из-под коровы, можно будет брать в сарае. Их на сегодня у нас скопилось довольно много, так как предыдущие зимы были не такие холодные».

Мама сварила овощной суп и тыквенную кашу с добавлением крупы. Мы долго не ели горячего, поэтому обед нам показался, как сказал отец, королевским. Чувствовалась только нехватка соли. Суп был совсем несолёный. Мама нам выдала по кристаллику соли, мы его положили в рот и хлебали несолёный суп. Очистки от тыквы мама разложила на печке и сказала, что когда они подсушатся, будут вкусные.

К вечеру приехал хозяин, верхом на лошади. Фёдор Филиппович зашёл к нам, расспросил обо всём, внимательно выслушал наш рассказ и сказал, что он не возражает, чтобы мы перезимовали в этой кухне и многозначительно добавил, что ближе к весне многое может измениться. Уходя сказал, что на земляном полу спать не следует и предложил отцу соорудить вдоль стен лежанки на ножках, а доски он для этого выделит. Отец в тот же вечер начал в сарае строгать доски. На ночь он принёс заготовленные доски и разложил их на полу. На них мы положили матрас и постелили постель. Эта постель нам показалась раем, в тёплом помещении и не на холодном полу. На следующий день отец сразу же приступил к изготовлению лежанок, а я ему помогал. Вдоль стены, которая ближе к печке, он сделал узкую лежанку для меня, а на противоположной стороне комнаты, тоже у стены, сделал лежанку для взрослых. На следующую ночь я уже спал отдельно от родителей, на собственной лежанке у печи, что мне очень нравилось. Спать было тепло и уютно.

А на другой день, с утра, мы опять все отправились на дальние огороды добывать овощи. По дороге, когда шли вдоль реки, задержались у старой неработающей мельницы, которая стояла на другой стороне речки, а к ней вела запруда, шириной не более метра. Запруда была сделана из кирпичной кладки и полностью перегораживала речку. Перед запрудой образовалось небольшое озеро и вода, перетекая через запруду, падала вниз, образуя своеобразный водопад, высотой около полутора метров. Видели, как по запруде шла женщина в сапогах. Глубина воды, перетекающей через запруду, была ей примерно по щиколотку. Женщина держала в руке длинную палку и, опираясь ею о дно речки со стороны водопада, сохраняя равновесие при ходьбе.

Пока мы добывали овощи, отец нам рассказал, что когда в сарае он строгал доски, Фёдор Филиппович рассказал ему много интересного, о чём распространяться нежелательно. Он сказал, что доверяет нам, потому что мы из Сталинграда и видели, что немцы творят.

Фёдор Филиппович рассказывал, что до войны он работал заместителем председателя колхоза. Он инвалид, был ранен ещё на гражданской войне, да и возраст у него немалый, поэтому в армию его не взяли. Председатель колхоза ушёл на фронт с первых дней войны, и все проблемы легли на его плечи. Немцы так быстро наступали, что колхоз не успел вывезти ни скот, ни технику. Помощником атамана избрали его же люди, колхозники. Вначале он отказывался, ему ведь уже седьмой десяток идёт, но бабы упросили. В колхозе остались женщины, старики да подростки. Мужики все на фронте. А атамана назначили немцы. Он раньше в колхозе завхозом работал. Народ его и раньше недолюбливал, а теперь тем более. Люди больше к помощнику обращаются. С атаманом же приходится выстраивать отношения, а тот старается больше немцам угодить.

Отец далее сказал, что Фёдор Филиппович посоветовал ему бороду не брить и продолжать выдавать себя за старика, но всё равно, на глаза немцам стараться не попадаться, потому что, оказывается, глаза выдают. А всех молодых, особенно мужчин, немцы угоняют в Германию. А ещё он пообещал устроить отца на работу в МТС. Немцы колхоз и МТС не разогнали, а обязали, чтобы всё работало, даже дали задание по подготовке техники к севу. А потом Фёдор Филиппович сказал, что, наверное, до сева дело не дойдёт, «наши» вернутся раньше, тогда уже сеять будем по настоящему, для себя. В МТС надо технику ремонтировать, но ни запчастей, ни металла нет, поэтому старики просто стучат по металлу, когда немцы поблизости, делают вид, что работа идёт. Немцы в станицу заглядывают редко, все дела доверяют атаману, отчего тот совсем возгордился. Немецкая часть стоит в пяти километрах отсюда, в станице Нижняя Поповка.

А ещё отец рассказал, что за речкой, за старой мельницей, среди леса был до войны дом отдыха. И там сейчас находятся наши раненые. Когда «наши» отступали, не смогли вывезти лежачих раненых. И теперь Фёдор Филиппович со своими женщинами ходят туда и выхаживают раненых. Некоторые уже поднялись, но передвигаются ещё плохо. Фёдор Филиппович попросил отца, заметив его способности по плотницкому делу, сделать десяток костылей для раненых, которые уже в состоянии передвигаться. А ещё он просил подключиться к работе по уходу за ранеными. Так как с перевязочными материалами совсем плохо, приходится стирать принесённые оттуда использованные бинты, а также, нижнее бельё. Ходить туда не придётся, это делать есть кому. Тем более речку надо уметь переходить по запруде, а это не каждый сможет. Далее отец сообщил, что на нас выпадает доля, раз в неделю варить обед для раненых. Продукты выделят. Эта обязанность распределена среди самых надёжных людей. Таким образом, обеды раненым носят почти ежедневно. В этом госпитале уже полностью вылечились три человека и их сумели переправить за линию фронта. В итоге разговора отец сказал, что нам доверяют, и мы это доверие должны оправдать. Больше разговоров на эту тему мои родители не вели.

Отец стал ходить на работу в МТС. И если вечером мама спрашивала отца, чем они там занимались, отец обычно отвечал: - «Опять стучали». На вопрос, будут ли платить за работу, отец говорил, что обещали, но когда и сколько, не знает. Вскоре и маме дали задание. Фёдор Филиппович принёс котёл, ёмкостью с ведро, а также овощи и небольшой кусок мяса конины, и попросил маму сварить борщ. При этом сказал, чтобы мы не стеснялись и что-то оставляли себе на обед. Мама к вечеру сварила борщ и выставила котёл на холод, до утра. А рано утром, когда было ещё темно, пришли две женщины, каждая с небольшим ведёрком. Мама разлила борщ по ведёркам и женщины, ни слова не говоря, ушли. От борща в котле кое-что осталось, и мы в этот день впервые на обед ели борщ на мясном бульоне. А вечером того же дня одна из женщин принесла для стирки целый ворох грязных бинтов и несколько пар мужского нижнего белья.

На следующий день мама занималась стиркой, а мне разрешила погулять на улице, около дома. Играя недалеко от дома, я познакомился с двумя мальчишками моего возраста. Оказалось, что они живут в доме, напротив, через улицу. Это была семья, тоже из Сталинграда, мать с двумя детьми. Мальчики были близнецы, Вова и Миша. Обоим исполнилось по пять лет. Мы с мальчишками вспоминали довоенное время в Сталинграде, какое нам покупали мороженое, как весело мы проводили время.

В этот день отец пришёл с работы поздно и принёс целую охапку тонких жердей. Он сказал, что с работы ушёл пораньше, и по пути, в лесу нарезал заготовок для изготовления костылей. Теперь вечерами он строгал заготовки, а на ночь клал их на печку для просушки. Я рассказал родителям про мальчишек, с которыми познакомился. Мама сказала, что знакома с этой семьёй. Их отец на фронте, а мать, которую звали Мария, совсем больная, поэтому им надо помогать. Мама сообщила нам с отцом, что уже носила им на обед борщ из остатков того, что варила для раненых.

Шёл ноябрь месяц 1942 года. По ночам уже были морозы, а в дневное время хоть и было относительно тепло, но колеи на дорогах, замёрзшие ночью, уже не оттаивали. Но снег пока так и не выпал. Озеро перед запрудой, у старой мельницы, покрылось льдом. Речка ещё несла свои быстрые воды. Вода из-подо льда замёрзшего озера переливалась через запруду и падала вниз, образуя кое-где длинные ледяные сосульки. Ходить через речку по запруде стало опасно. Несмотря на это, женщины от Фёдора Филипповича продолжали посещать раненых и, подвергая себя опасности, переходили речку по запруде.

Однажды рано утром, когда отец собрался на работу, ко двору подъехала лошадка, запряжённая в небольшую телегу. Оказалось, что приехал Фёдор Филиппович. Он зашёл к нам и сообщил отцу, что вместо работы они поедут по дороге к станице Нижняя Поповка, и что необходимо взять с собой топоры. Фёдор Филиппович объяснил, что на дороге, вчера вечером на мине подорвалась лошадь. Необходимо ехать, разделать тушу лошади на мясо. Ночью был сильный мороз, поэтому туша сохранилась. Мясо распределим среди нуждающихся семей, да и раненым достанется. Вооружившись топорами, отец с Фёдором Филипповичем сели в телегу и уехали. Благодаря такой, успешно проведённой операции, мы теперь создали себе некоторый запас мяса, а наступившие морозы обеспечили его сохранность. Помогли мясом и семье, где были мои знакомые мальчишки - близнецы. Теперь им некоторое время легче будет прожить.

Вскоре, после этих событий, Фёдор Филиппович как-то вечером зашёл к нам и завёл разговор о том, что там, среди раненых есть один паренёк, который уже полностью поправился и просит, чтобы помогли ему добраться до линии фронта и перейти к «нашим». Фёдор Филиппович сказал, что такой опыт уже есть. При этом он не стал распространяться на эту тему. Уходя, он попросил маму иметь в запасе пару чистого нижнего мужского белья и утюг.

После этого разговора, как-то поздно вечером, когда мы уже собирались ложиться спать, к нам постучали. Отец открыл дверь. В комнату вошёл молодой парень, в солдатской шинели и сапогах. На голове у него была вывернутая пилотка, надвинутая на уши. Его сопровождала женщина, из тех, что приходила за обедом для раненых. Женщина сказала нам: - «Фёдор Филиппович велел подготовить парня к утру. Рано утром за ним приедут. Надо его помыть, надеть чистое бельё и прогладить горячим утюгом складки его одежды». Мама сказала, что сделает всё как надо. После этого женщина сразу ушла. Мама нагрела воды, поставила таз с горячей водой посреди комнаты и попросила паренька, чтобы он всё с себя снимал.

Парень был совсем молодой, лет восемнадцати. Звали его Егором. Он выглядел худым, даже через кожу выпирали кости. Он очень стеснялся. Мама сказала, чтобы мы все отвернулись, и попросила Егора, уже раздетого, встать в таз. Она дала парню мыло, мочалку и заставила отца поливать его из ковшика водой. А сама здесь же рядом, на столе стала утюжить складки его одежды горячим утюгом, нагретым в печке. Сначала обработала штаны и гимнастёрку, а затем взялась за шинель, уничтожая горячим утюгом насекомых, которых оказалось более чем достаточно.

В эту ночь мы не спали и общими усилиями готовили парня к походу. Помытый, в чистом нижнем белье Егор сидел за столом и ел борщ, который мама накануне варила для раненых. Егор был благодарен нам и говорил, что перед уходом в армию только его мать так за ним ухаживала. Время прошло быстро, мы даже не заметили, как наступило утро. Было ещё темно, когда в окно к нам постучали. Отец вышел за дверь и непродолжительное время с кем-то из мужчин, судя по голосам, разговаривал. Затем отец вошёл в комнату и сказал Егору, что пора собираться, так как приехал тот самый человек на лошади, запряжённой в телегу. Мы помогли Егору одеться, попрощались и пожелали ему удачи. Парень расчувствовался, обнял каждого из нас и в сопровождении отца вышел за дверь. Вскоре отец вернулся и сообщил, что всё спокойно, ребята уехали. Через некоторое время забрезжил рассвет, и отец стал собираться на работу.

В начале декабря выпал снег и вокруг стало непривычно бело. У нас, детей была одна забота, как наладить санки и начать кататься с горки, которая начиналась от самого двора, где мы жили, и шла вдоль по улице, прямо к реке. В хозяйстве у Фёдора Филипповича нашлись санки, которыми пользовались когда-то его дети. Так что зимние дни я со своими новыми друзьями проводил весело. Лёд на озере, у старой мельницы, настолько окреп и покрылся снегом, что за речку стали ходить через озеро, прямо по льду. Ребята постарше, кто имел коньки, расчистили снег на озере и организовали каток. Коньки у ребят были, в основном, самодельные. Нам, детям маленьким, не разрешалось выходить на лёд. Это объяснялось тем, что у самой запруды лёд был тонкий, и вода вытекала из-подо льда, перетекала через запруду, падая вниз через сплошную ледяную завесу. Родители конечно беспокоились за нашу безопасность.

Жизнь шла своим чередом. Немцев в станице видели редко, а если они и заезжали, то общались больше с атаманом. Все вопросы, которые возникали в станице, решал Фёдор Филиппович. Раз в неделю мама варила борщ для раненых из продуктов, которые ей приносили. Те же женщины утром, затемно уносили борщ раненым, переходя озеро по льду. А мы раз в неделю, с разрешения Фёдора Филипповича, ели борщ и не чувствовали в этот день себя голодными. Мама также помогала женщине с двумя мальчиками близнецами и добилась того, что женщине, которую звали Мария, стало лучше. Она уже встала с постели и самостоятельно стала ходить. Причиной её болезни был, конечно, голод и мама, подкормив Марию, помогла ей подняться.

Отец продолжал ходить на работу и говорил вечером, после работы, что они продолжают «стучать». Но однажды он пришёл с работы возбуждённый и рассказал, что в МТС приезжали два немецких офицера вместе с атаманом и угрожали расстрелом, если мы в ближайшее время не подготовим технику. После них приезжал Фёдор Филиппович и попросил подготовить хотя бы одну сеялку, а то немцы, не разбираясь, могут выполнить свои угрозы. Понимая, что нет ни запчастей, ни металла, Фёдор Филиппович попросил отца съездить на станцию, где можно попытаться достать кое-что для ремонта. Для этого он пообещал выделить лошадь с телегой и оформить документ на право проезда через посты. Узнав, что отец собирается ехать на станцию, мама тоже напросилась ехать и обратилась с просьбой к Фёдору Филипповичу.

Оказывается, она узнала от Марии о том, что в лагере, который рядом со станцией, находится семья Михайловых, которые были нашими дальними родственниками. Имелась реальная возможность их оттуда забрать, для чего охранникам надо принести яиц или курочку, заверив охрану, что просим за своих родственников. Мария рассказала, что её с детьми также забрали из лагеря кто-то из местных жителей. Когда об этом рассказали Фёдору Филипповичу, он сразу же дал согласие и помог достать продукты для обмена. Обещал даже устроить эту семью на жительство в станице.

Через пару дней после этого разговора, рано утром, когда родители уже встали, к нам в окно постучали, и отец сказал, что это за нами, давайте быстро собираться. Родители быстро собрались и, наказав мне, чтобы я был дома и никуда не уходил, быстро вышли на улицу. В этот день я слонялся по нашей комнатке, прыгал по лежанкам и часто заглядывал на печку, где сушились очистки от тыквы. Стоя на лежанке, доставал оттуда сушёные тыквенные корочки, которые казались мне сладкими и с удовольствием хрустел ими.

День прошёл быстро и уже к вечеру приехали мои родители, а с ними ещё пять человек, двое взрослых и трое детей. Все они были исхудавшие, в грязной одежде и еле передвигали ноги. Самого младшего из детей, его звали Валера, мама несла на руках. Малыш был завёрнут в грязное, рваное одеяло. Ему было всего два года. Он всё время плакал и просил есть. Пришла хозяйка, принесла тёплого молока в кувшине и напоила всех детей, в том числе меня. Старшему мальчику было лет двенадцать, и звали его Гера, а средний был моим ровесником, и звали его Женя. Так состоялось знакомство с моими новыми друзьями. Вскоре пришёл Фёдор Филиппович и сообщил, что в станице, недалеко отсюда, он нашёл двор, где в такой же кухне может разместиться семья Михайловых. Все гости собрались и пошли устраиваться на новом месте. Отец пошёл проводить и по необходимости оказать помощь. Мама стала растапливать печку, которая была ещё тёплой, но угли уже прогорели. У нас ещё сохранились в запасе две тыквы, и мама сварила на ужин тыквенную кашу. Пришёл отец и мы стали ужинать. За ужином отец рассказывал о том, как им удалось вызволить Михайловых из лагеря. Оказалось, что когда они проезжали через пост перед станцией, пришлось отдать немцам курочку, так как не хотели пропускать даже при наличии документа. А лукошко с яйцами взяли охранники лагеря и без разговоров отпустили семью Михайловых. Охранникам надоело вывозить трупы из лагеря, так как с наступлением холодов в лагере умирали ежедневно по нескольку человек. Семьи с детьми в лагере находились в деревянном бараке, где было несколько печек-буржуек. Но это мало спасало людей от холода. Кормили два раза в день баландой из гнилых овощей. Отец сказал в заключение своего рассказа, что вовремя вытащили оттуда Михайловых, а то они пропали бы там. В дальнейшем Фёдор Филиппович разрешил выделять для семьи Михайловых долю из продуктов, предназначенных для раненых. Хотя эта доля и была мизерной, но всё же поддержала семью в трудный для неё момент.

Заканчивался декабрь месяц. Уже разговоры шли о наступающем 1943 годе. Немцы почему-то чаще начали посещать нашу станицу. Мама сказала, что скоро католическое рождество и немцы к этому празднику готовятся. Наконец наступил этот их праздник. В станице появились немецкие офицеры, которые гуляли под руку с молодыми разодетыми казачками. На центральную улицу станицы немцы прикатили полевую кухню, и угощали густым чечевичным супом с кусочками мяса. Но суп наливали только хорошо одетым женщинам, да и то, если им принесут курочку, яйца или молоко. Уж как немцы любили эти продукты. Мама решила пойти за супом. Она почистила свой пиджак с чёрным каракулевым воротником, попросила у хозяйки белый шерстяной платок и белые валенки. Она оделась во всё это и мы её не узнали. Такая она была красивая и молодая. Затем она попросила у хозяйки небольшое ведро, литров на пять, и пошла к немецкой походной кухне.

Потом мама рассказывала нам, что немец сразу выделил её из нескольких женщин, которые там стояли и позвал подойти поближе. Он взял у неё ведро и своей большой поварёшкой щедро налил супа до самых краёв ведра. Передавая ведро с супом, он сказал: - «Яйки, млеко, фрау!» Мама, приняв от него ведро с супом, знаками дала понять, что она сейчас же всё принесёт. Но так как нести немцу ей было нечего, она, ни жива, ни мертва, пошла окольными путями, через огороды, чтобы никто не видел в какой двор она вошла.

В этот день мы пировали. У меня потом надолго сохранился вкус этого супа-пюре с мясом. Ничего подобного мы долгое время даже не пробовали. А мама потом всё время боялась, что немцы за ней могут прийти. Но всё обошлось. Этого супа не только сами поели, но и накормили Марию с детьми и семью Михайловых. Они все очень удивлялись и говорили маме, как она могла на такое решиться.

Перед самым Новым годом отец принёс радостное известие. Он сообщил, что ходят слухи, будто немцам под Сталинградом приходится туго и что «наши» скоро могут быть здесь. Немцы теперь стали чаще появляться в станице, а ночами по улицам стал ходить патруль.

Придя с работы, отец рассказывал, что Фёдор Филиппович предупредил рабочих, чтобы работали и были осторожнее с лишними разговорами, а то немцы совсем озверели, даже с атаманом перестали считаться. Хоть и сумели рабочие закончить ремонт одной сеялки, немцам, видимо, стало не до этого. В заключение своего рассказа отец сказал, что сеять придётся для себя, а обещанной зарплаты теперь уже не получить.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒