КРОВАВЫЙ МАДАЛЬОН 12 страница

Давно, когда Бонье был еще лейтенантом, ему доводилось вытаскивать гражданских из подвала, где тех держали члены еретического культа. На долю молодого медика выпало тогда принять на себя заботу о них до тех пор, пока спасенных не передали инквизиции, для последующих допросов и выяснения всех обстоятельств дела. И хотя большинство пленников, изувеченных культистами погибло еще до того, как их привезли в стационарный госпиталь, были трое, которые благодаря крепости своего организма и усилиям медиков, выжили. И те страдания, которые испытывали все трое выживших, пока их реанимировали, не давая умереть, Бонье запомнил надолго.

Ход мыслей медика был прерван лейтенантом Ри.

- Разрешите обратиться, майор.

- Обращайтесь, лейтенант. – Бонье с внутренним облегчением прервал воспоминания и созерцание того, как вздрагивающее от любых прикосновений тело, в котором вопреки всякому здравому смыслу еще теплилась жизнь, подключает к аппаратам, установленным на хирургическом столе, капитан Бруни.

- Нам предстоит вернуть комиссара Янга полностью в сознание? – Голос Аслама Ри едва заметно дрожал, в то время как его руки, казалось, действовали совершенно отдельно, помогая Джулине.

- Да. – Сухо ответил Бонье, понимая, каким будет следующий вопрос. Однако, вопреки ожиданиям, его не последовало.

Но лейтенант Ри лишь сдержанно кивнул. После чего, полностью сконцентрировавшись на поставленной задаче, тихо зашептал молитву Императору.

Аезон Пирс подошел к изголовью мобильного реанимационно-хирургического стола, один из его углов которого был погнут и опален. К невысокой кромке, идущей по его краям, крепились ремни для запястий и щиколоток, а также несколько полупрозрачных резервуаров с мутной жидкостью, от которых они шли тонкие трубки катетеров. На пласталевой поверхности лежал человек.

Комиссара первой роты пехотного подразделения 49-го Андорского полка Кастора Янга, проповедник смог опознать лишь по остаткам аквилы, выбитой на правом предплечье да нескольким шрамам, полученным комиссаром в боях, и о которых Пирсу было известно. В остальном, тело было изуродовано до полной неузнаваемости.

Сложив руки на груди в аквилу и хорошо поставленным голосом, начал читать литании и воззвания к Императору. Под его молитвы медики слаженно работали над умирающим. Они накладывали жгуты, вводили стимуляторы с обезболивающими наркотиками, и заливали синтеплотью многочисленные кровоточащие раны на теле комиссара. Все это время Кастор продолжал подавать признаки жизни, однако, по-прежнему не реагируя на происходящее вокруг. И лишь по отрывистым, коротким, едва отслеживаемым вздохам, можно было понять, что сердце в груди комиссара все еще бьется.

Параллельно с реанимационными действиями медиков, Барро старательно и планомерно, ментально нащупывал хоть какое-то подобие сознания в умирающем. Алонсо готов был зацепиться за любой обрывок воспоминаний, чтобы, ухватившись за него вытащить всю полезную информацию, какую только представится возможным. Рядом с инквизитором, опираясь на высокий посох, стоял Гробо, поддерживая и подпитывая Алонсо собственными силами. По другую сторону от Барро стоял Оз, пристально наблюдая за происходящим. Его взгляд скользил то по распростертому на хирургическом столе телу, то по медикам, склонившимся над ним, то переключался на штурмовиков, находящихся позади псайкера с дробовиками наизготовку. Впрочем, на последних Саннджифу обращал меньше всего внимания. Штурмовики, чья задача была и оставалась мгновенно уничтожить псайкера, едва он продемонстрирует симптомы потери контроля над собой, не нуждались в особом контроле. В большей степени Оз следил за состоянием инквизитора, готовый в любой момент прийти Барро на помощь.

При этом сам Алонсо стоя с закрытыми глазами, в такт ритмичным песнопениям проповедника продолжал пробиваться сквозь мрак боли, отчаяния и страха к сознанию Кастора Янга. Медленно, шаг за шагом, инквизитору открывалось понимание того, каким жесточайшим пыткам подвергся комиссар. Боль, которую обрушили на него изменники, была столь чудовищна, что даже ее отголоски стегали сейчас Барро раскаленными стальными цепами, от прикосновения которых невозможно было увернуться. Воскрешаемые в затухающем мозгу Кастора картины недавних событий, подобно бутонам распускались перед внутренним взором инквизитора. Они добавляли жутких подробностей о произошедшем, но Алонсо искал не это. Инквизитор пробивался сквозь толщу ауры страдания и боли, чтобы докопаться до главного. При помощи еще одного псайкера Барро направлял обрушающееся сознание комиссара к той области воспоминаний, что была ему нужна. Но счет шел на минуты. Даже, секунды. При каждой новой стимуляции агонизирующего мозга, тело Янга содрогалось, словно по нему пускали ток.

Капитан Бруни не сразу заметила, как инквизитор до этого замерший в одном положении, пошевелился. Ее рука, сжимающая скальпель чуть подрагивая от напряжения и самой ситуации, в этот момент как раз потянулась к губам комиссара. Распухшие; залитые ужасающим желе из крови, сукровицы, желчи и содержимого желудка; почерневшие до кошмарной синевы, губы были перечеркнуты толстыми суровыми нитями. Небрежные стежки, стягивающие губы были свиты из нескольких тонких ниток. И при ближайшем рассмотрении они оказалась усыпанными мельчайшими каплями кровавой слюны. Пальцы медика вздрогнули чуть заметнее, когда Джулина с нажимом разрезала скальпелем первый черный стежек. Где-то на периферии ее зрения фигура инквизитора качнулась, и облаченная в черную перчатку, его рука поднялась вверх, упершись раскрывшейся ладонью в пространство перед собой. Нажим в пальцах медика усилился, когда под скальпелем лопнул второй стежек и помертвелые губы, до этого плотно сомкнутые, начали расходиться в стороны.

Пальцы на руке Алонсо веером распахнулись, раздвигаясь в стороны.

Капитан сделала третий надрез. Между иссини-черными губами показался белый просвет. Следующий разрез его увеличил, приоткрывая нечто светлое, что рвалось наружу изо рта комиссара. А в следующее мгновение то, что сначала было принято за белизну зубов, приобрело багровую сетку из вздувшихся капилляров. Белесое нечто дрогнуло, развернулось и, на окружавших Кастора Янга людей, упал мертвый взгляд глазных яблок, вывалившихся из растворившегося рта комиссара.

Выпавший из рук Джулины, скальпель скользнул по замутненной поверхности зрака, располосовав тот надвое. Медик коротко вскрикнула, а следом стало слышно, как с шумом вдохнул Бонье. В этот самый момент он вводил в вену Янга физ. раствор, смешанный со стимуляторами.
- Император, даруй мне силы, чтобы выполнить мой долг. – Зашептал лейтенант Ри слова из молитвы «О Принесении Быстрой Смерти Смертельно Раненому Товарищу».

Но резкий окрик инквизитора не дал ему договорить.

- Оставьте его! Уйти всем, кроме майора Бонье. – Барро повернул голову с закрытыми, по-прежнему, глазами в сторону медика, словно видел того, сквозь опущенное забрало своих век. – Мне необходимо еще три минуты.

И не дожидаясь ответа, добавил:

- Максимальная стимуляция и поддержание сознания.

Страдания Кастора усилились, хотя это могло показаться невозможным. Часть этих нечеловеческих мук передалась Алонсо. Он ощущал их, переживая вместе с Кастором, по крупице вбирая в себя его боль, его муки, и его память. Он чувствовал, как выворачивает его кости, как плоть сползает с них, путаясь в натянутых жилах и рвущихся от напряжения, венах. Как заходится криком каждая клеточка тела нещадно пытаемого комиссара. Но надо было терпеть. Нужно было впитать в себя все это, чтобы на самом дне оглушающих, дробящих в пыль сознание и калечащих волю воспоминаний, найти те, что были так необходимы Барро.

И он окунулся в них. Там, за бездной отчаяния, тошнотворного ужаса, и океаном мук, инквизитор нашел их. Воспоминания лежали бесполезным грузом. Неосознанные. Непонятые. Бесценные...

Его расплывающийся взор уткнулся в багряный наплечник, обтянутый кусками человеческой кожи. Бурые от запекшейся крови, они ниспадали рваными полотнищами, неся на себе длинные письмена. От нечестивых символов, вырезанных на неровных, бугристых клочках кожи веяло блевотным ужасом. Когда страх и отвращение сковывают волю и порабощают разум человека, оставляя ему лишь трепещущий инстинкт.

Взгляд дернулся, словно зажатый в тисках узник, безвольно обвисающий на своих цепях. Картинка дрогнула и «потекла» вниз.

Ободранная человеческая кожа, сужаясь к концам, заканчивалась «бахромой» из отрубленных пальцев, свисающих на коротких цепях.

- Это не даст тебе полностью лишиться сил и умереть. - Голос, шипящий и каркающий одновременно, прозвучал откуда-то из-за наплечника.

Его перебил другой и мимо потухающего взора прошла фигура еще одного гиганта в таких же обагренных доспехах. Избранный, не удостоив взглядом распятого на тросах пленника, прошел к его мучителю.

- Заканчивай с ним. Портал открылся. Наши братья прибыли.

- Сколько еще их придет?

- Столько, сколько порталов мы откроем. Не беспокойся об этом, Иругга. Их будет много. И каждый портал мы напитаем новыми жертвами. - Избранный перевел взгляд на истерзанного комиссара. - Ты закончил с ним?

- Да, Намру. Он послужит устрашением для таких же слуг трупа-на-троне, как и он сам.

- Очень хорошо. Дорога, по которой движутся слуги трупа выведет их к нашей базе. Они идут медленно и с остановками. А дорога идет в обход. Когда они прибудут туда, мы уже будем на месте. Встретим их с нашими братьями.

- И что тогда?

- Сначала мы покончим с теми шавками лживого императора, что идут по нашим следам. Но не со всеми. Часть должна будет выжить, чтобы позвать на помощь. И тогда мы соберем новый урожай. А потом...

Избранный повернулся, медленно приближаясь к пленнику. Огромное кроваво-красное пятно, которым он представал до этого, начало приобретать более ясные очертания.

Его уродливое лицо было исписано длинной вязью, тянущейся по черепу через весь лоб до самого подбородка. Надписи прерывались лишь там, где, разорвав кожу космодесантника хаоса, поднимались вверх кривые наросты, напоминающие рога. Глаза, лишенные белков, были черны. И чернота эта, подобно бездне, затягивала в себя каждого, кто посмел бы обратить на них свой взор. Борозда шрамов, покрывавших скулы, придавала лицу вид вспаханного взрывами, поля. Где каждая руна вязи была гибельным ростком, проклюнувшимся из семян ереси и мрака.

Лик предателя затмил собой все вокруг, и из его открывшегося рта, пахнуло зловонием смерти.

- Мы порвем вас, жалких псов трупа-на троне! Мы сделаем это! Мы! Узревшие Истину и одаренные Богами! Мы заставим вас зреть пустыми глазницами на то, как попирается ваш презренный империум! Мы порвем вашу плоть, сломаем ваши кости, и поработим волю! Ваши жалкие жизни станут ценой за верность и фанатизм в служении гнилому выскочке! А ваши мольбы о даровании легкой смерти, будут ласкать наш слух! Долго! Бесконечно долго! И крики, которыми вы будете агонизировать, вплетутся в бесконечный вой уничтожаемого нами мира!

Взор затуманился окончательно, не способный более воспринимать ничего из того, что его окружало.

- Как скоро тебя найдут решат Боги. Быть может, ты еще успеешь пропитаться Их Истиной, поддерживающей в тебе жизнь. Возможно, ты даже успеешь принять ее до того, как шавки лжебога отрежут тебя от Источника. А может, ты будешь молить их не делать этого? – В голосе прозвучала ядовитая насмешка. – Быть может именно тогда ты и возжелаешь принять Дары, как единственный путь к Спасению? Когда будет поздно. Но это уже не важно. Боги решат, чем наказать тебя. Жизнью, Смертью или Существованием. В любом случае, ты будешь страдать.

Бонье с облегчением выдохнул, получив приказ от инквизитора на введение комиссару столь долгожданной смертельной инъекции. Несколько секунд Арта еще смотрел, как вздрагивает в последних конвульсиях изуродованное тело Кастора. После чего, прошедшая через чудовищные жернова пыток, многострадальная душа комиссара Янга покинула его.

- Пациент мертв, господин инквизитор. - Серым без эмоций голосом произнес майор.

- Ваша работа закончена, господин Бонье. - Ответил Барро, отстраняясь от умершего. - Распорядитесь похоронить тело.

- Будет выполнено, господин инквизитор. - Арта сделал знак рукой и по его команде, отошедшие ранее медики из группы сопровождения вернулись на свои места, чтобы заняться отключением комиссара от систем.

Сам майор принялся собирать разложенный медицинский инструмент с единственным желанием в душе, поскорее покинуть это оскверненное хаосом место.

Алонсо приблизился к Бонье, когда тот уже готовился погрузиться в «Химеру», доставившую его сюда.

- Инквизитор. – Медик кинул взгляд на Барро, но не задерживаясь на черном вощеном плаще с приколотой к самой горловине инсигнией, скользнул им дальше, поверх покатого плеча, устремляясь куда-то далеко, к самой линии горизонта.

- Вы определили, что было насыпано в его глазницы? – Бесстрастным и от того бьющим по слуху голосом, поинтересовался Алонсо.

- Да, господин инквизитор. – Бонье продолжал смотреть туда, где верхушки деревьев пронзали небесную голубизну. – Его зубы. Их ему раскрошили.

- Я так и предположил. – На этот раз голос инквизитора прозвучал немного глуше, но все так же отрешенно.

- Император защищает. – Барро сделал движение готовясь уйти, но прежде задержался на долю мгновения, чтобы дождаться ответа медика.

- Аве. – Безлико ответил ему Бонье, чувствуя, как от внезапного порыва ветра нестерпимо, до слез, защипало глаза.

ТРЕБОВАНИЕ №20 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Из архивов Схола Прогениум № 52009269-А на Андоре.

Личное дело воспитанника Расчинского Гордиана.

Принят в Схола Прогениум № 52009269-А на Андоре в возрасте девяти лет. До поступления в Схола Прогениум воспитывался в аристократической семье.

Мать Расчинская Лиссандра.

Умерла от болезни, когда мальчику было неполных восемь лет.

Копия свидетельства о смерти прилагается.

Отец Расчинский Виктор.

Передал сына под именем Расчинсикй Валентин на попечение и воспитание служащих Схола Прогениум № 52009269-А на Андоре.

Документы с отказом от родительских прав Расчинского Виктора в отношении его сына Расчинского Валентина прилагаются.

Документы об изменении имени воспитанника Расчинского Гордиана прилагаются.

Документ о получении пожертвования от Расчинского Виктора на нужды Схола Прогениум № 52009269-А на Андоре прилагается.

Подписано и заверено.

Только будучи внутри КШМ Барро позволил себе небольшое проявление слабости. Он сел в свое кресло, чуть откинулся в нем и закрыл глаза. Краем сознания он отследил, как их бронированная машина сдвинулась с места и поползла. Сначала медленно, потом все набирая ход. Но не это сейчас занимало все мысли инквизитора. Алонсо все еще был там, на небольшой лесной проплешине, висящим между двух стволов. Чужими, запекшимися от крови глазами он смотрел на чудовище, облаченное в багровые доспехи, украшенные шипами и наростами, с которых свисали отрубленные головы и кисти. И в его мозгу все еще раздавался звенящий ненавистью и презрением ко всему живому, голос:

«Мы порвем вас, жалких псов трупа-на троне! Мы сделаем это! Мы! Узревшие Истину и одаренные Богами! Мы заставим вас зреть пустыми глазницами на то, как попирается ваш презренный империум!»

Этот голос врывался в сознание в единственном порыве, поработить его. Подчинить, сделать безвольным. Чтобы потом надругавшись, порвать без остатка, навеки уничтожив.

- Они не сломали его волю. - Тихо прошептал Барро, отдавая последнюю дань уважения комиссару Янгу. - Вечная слава героям-мученикам. Да примет Бессмертный Император их чистые души.

Инквизитор резко открыл глаза и осмотрелся. Рядом с ним в таком же кресле сидел Саннджифу. Глаза аколита были открыты и смотрели в его сторону.

- Сразу по прибытии в расположение части собери всех офицеров высшего командного звена. - Распорядился Алонсо, мысленно изгоняя из своих воспоминаний голос космодесантника хаоса вместе с другими устрашающими картинами.

- Слушаюсь, господин Барро. - Ответил Оз и по его голосу стало понятно, что аколит тоже вымотан, хотя и чуть меньше инквизитора.

- Пока мы в пути можешь поспать. - Произнес Алонсо, закрывая глаза. - В дальнейшем такая возможность не предоставится.

- Я в состоянии долго обходиться без сна, господин Барро. - Возразил Саннджифу.

- Это приказ, Оз. - Коротко ответил Алонсо. - Ты мне потребуешься полным сил и энергии.

- Да, господин Барро. - Раздалось в ответ и Алонсо погрузился в глубокую дрему.

В штабной палатке было тесно. Комиссары батальона и сам подполковник Би стояли в ожидании дальнейших распоряжений инквизитора, пока Барро медленно обводил взглядом офицеров. Закончив, он остановил свой взор на подполковнике.

- Я собрал вас, чтобы ознакомить с фактами, полученными в ходе проведенного мной расследования. Они не утешительны. Вторжение, которое мы должны предотвратить на Зору-5, уже началось. Имеющихся здесь и сейчас сил Имперской Гвардии недостаточно, чтобы уничтожить все места, в которых были созданы телепортационные каналы, через которые предатели попадают на планету. Однако есть один, уничтожив который мы сможем нейтрализовать дальнейшую работу всех остальных телепортеров. Однако до того, как этот центр будет захвачен и нейтрализован, во всех остальных местах через телепорты будут прибывать войска предателей. И наш батальон, едва мы выполним задачу по захвату этого центра, окажется как в самом значимом для врагов месте, так и станет их основной целью. Изменники приложат все усилия, чтобы уничтожить нас и вернуть контроль над местом от контроля которого зависит их дальнейшее вторжение на Зору-5. Наши враги будут понимать, что без возможности получать подкрепления, они окажутся обречены на последующее поражение. Поэтому ярость, которую предатели обрушат на нас, будет предельной. Но как бы ни была велика их сила и ненависть, мы должны противопоставить им свою нерушимую верность Бессмертному Императору и непоколебимую стойкость. Ваша задача вдохновить тех, кто будет сражаться до последней капли крови, до последнего вздоха, без права отступить, сдаться и даже, умереть, до тех пор, пока угроза вторжения слуг хаоса в Имперский мир не будет полностью нейтрализована. Смерть одного гвардейца - ничто, но смерть всех будет означать невыполненный перед Империумом долг и провал всей операции.

Алонсо замолчал. По правую и левую сторону от него, в том же молчании стояли аколит и два штурмовика, неизменно сопровождающие инквизитора.

- Это то, к чему вам надлежит приготовиться самим и подготовить гвардейцев, вверенных вашему вниманию. - Произнес Барро, выдержав паузу. - Но это не все. Центр, который нам надлежит захватить и удерживать, находится на территории «Болда». И добраться до него мы должны раньше, чем туда прибудет первый отряд предателей. Поэтому всех тех, кто по причине ранения или иного недуга не сможет поддерживать заданный темп, а также всю технику, которая без дополнительного ремонта не способна к быстрому передвижению, приказываю оставить.

- Господин инквизитор. - Амери вскинул на Алонсо взгляд, полный боли за своих гвардейцев. - Но мы же не можем их просто так бросить. Оставить раненых на растерзание врагу. А вернуться за ними мы не сможем.

- Все верно. Не сможем. - С убийственной холодностью изрек Барро. - И мы не оставим раненых на растерзание врагу.

Инквизитор еще раз обвел присутствующих офицеров долгим взглядом, выбирая тех, кому поручить неприятную задачу.

- Майор Бонье, комиссар Расчинский, комиссар Хольмг. - Перечислил Алонсо после небольшого раздумья. - Вы проследите за тем, чтобы ни одна ценная боевая единица не досталась предателям. Подполковник, командуйте сборы и выступление.

- Так точно, господин инквизитор. - Би и перечисленные офицеры сложили на груди Имперского орла.

Инквизитор кивнул:

- В таком случае, господа офицеры, я вас более не задерживаю. - Барро скрестил руки в ответном движении. - Император защищает.

- Бездушные они. - Недовольно пробурчал Кимбер.

Он сидел в грузовике развернув голову в сторону оставленного ими лагеря.

- Шестеренки-то? - Переспросил сидящий рядом Фликс.

- Угу. - Кивнул Кимбер. - Тут людей оставляют. А они над машинами плачут.

Гвардеец передернул плечами.

- Для них машины все равно что люди. - Отозвался Фликс и Кимбер перевел свой взгляд на него. - У каждой свой характер, свой норов. Они с ними даже разговаривают.

- Ага. - Ухмыльнулся Кимбер. - Они и сами-то разговаривают - не разберешь, что лопочут.

- А это они на своем специальном коде лопочут. - Авторитетно сообщил Фликс. - Чтобы их ни подслушать нельзя было, ни понять.

Вместо ответа Кимбер вздохнул.

- Да не переживай ты. - Попытался успокоить товарища Фликс. - Вернемся мы за ними. Капитан наш что сказал? Отобьем комбинат. Зачистим там все и вернемся. На обратном пути заберем.

На это Кимбер только покачал головой.

- Друг у меня там остался. - Произнес наконец гвардеец. - Боюсь не доживет он до нашего возвращения. Его сильно покромсало. Меня вон тоже зацепило, так я с ним хотел остаться. Поддержать. Я же тоже по идее раненый. Так комиссар не дал.

- Ага. - Широко улыбнулся Фликс. - Так тебе комиссар и позволит в бой не идти, если тебя вскользь цепануло. У тебя ж царапина, которую лопухом лечат.

- Да иди ты. - Огрызнулся Кимбер. - У вас, аграриев, все лопухом делают. И гроксов откармливают, и жопу подтирают, и раны лечат. Причем, одним и тем же.

- Да ладно тебе. - Снова усмехнулся Фликс. - Я вот допустим, если жопу свою лопухом подотру, грокс тот лопух нипочем жрать не станет. А вот тебя перевязать - подойдет.

Гвардеец легонько хлопнул товарища по здоровому плечу:

- Не переживай. Не случится с ним ничего. Там с ними и медик остался, который тоже из раненых. Подлечит там его. А будем возвращаться, заберем их.

Кимбер не ответил и оба гвардейца замолчали. Грузовик, в котором они сидели, несколько раз тряхнуло на ухабе, когда колонна съехала с рокритового полотна на узкую дорогу без какого-либо покрытия.

- Ты сам-то в это веришь? - Спросил тихо Кимбер, посмотрев туда, где должен был находиться лагерь, который теперь не было видно из-за высоких стволов деревьев.

- Нет. - Резко изменившимся голосом признался Фликс.

- И я, нет. - Еще тише ответил Кимбер.

Теплый дождь убаюкивал, странным образом контрастируя с общим внутренним напряжением, когда бессонница чередовалась с кошмарами, что преследовали людей в короткие минуты сна. Но спать не хотелось. На самом деле это было даже хорошо, учитывая, насколько выросла скорость их передвижения. Ливни, преследовавшие батальон, почти не затихали, добавляя мрачного настроения, изнуряя и обессиливая. Глядя в какое месиво, почти мгновенно превращается почва, танкисты истого благодарили Бога-Императора, что до начала сильных дождей, успели вернуться на рокрит. Но это была единственная радость, предаваться которой было опрометчиво. Несколько раз, съехавшие с дороги танки, едва не увязли в нарастающей грязи. Однако тяжелые «Атланты» быстро выдернули бронемашины на твердую поверхность. В какой-то момент Илкару начало казаться, что техника сдаст раньше живых людей. Отчасти, его, как и всех остальных поддерживали непрекращающиеся литании, передаваемые через вокс проповедником. Слушая уверенный голос Аезона, который не замолкал, казалось, ни на мгновенье, лейтенант мог только гадать, где сам Пирс берет силы. И как у него до сих пор не сел и не охрип голос.

Они почти не останавливались. А в те редкие минуты, когда колонна вставала, чтобы могли смениться водители в бронетехнике, а остальной личный состав справить нужду и размять затекшие косточки, их комиссар, как и другие комиссары в ротах, не сводила с гвардейцев глаз. К тем, кто, вылезая из душных подбрюшей своих боевых машин, казался наиболее подавленным, Хольмг подходила и задавала вопросы. Их целью было выявить усомнившихся или павших духом. Разговор комиссара с такими гвардейцами неизменно заканчивался вдохновляющей речью или короткой фразой, призванной поддержать в них уверенность и решимость. Глядя на Атию, лейтенант то и дело задавался вопросом, когда комиссар спит и делает ли она это, вообще. Впрочем «Бичи Императора» всегда славились своей адамантиевой волей и нерушимой стойкостью. Поэтому, глядя на Хольмг Илкар лишь находил этому расхожему мнению неопровержимые доказательства. И слушая речи комиссара проникался уверенностью в их скорой победе над врагами человечества и в том, что поставленная перед их батальоном боевая задача будет выполнена точно так, как ждало от них командование и как того желал инквизитор. Лейтенант верил в это до тех пор, пока не оставался наедине с самим собой. Когда резко обрывалась вокс-связь в голову тут же начинали лезть предательские мысли о скором, неизбежном и ужасном конце. В такие минуты Илкара накрывал страх. Противный и дребезжащий, он выползал из самых дальних закоулков души, заставляя сомневаться во всем, кроме неминуемой и жестокой смерти. Но это время быстро кончалось. Вновь оживала бусина вокс-связи. Вновь из нее звучали вдохновляющие слова проповедника, перемежающиеся короткими командами. И уверенность возвращалась к лейтенанту.

Когда они добрались до последнего привала, подул сильный ветер, разогнав тучи, так что над промокшим джунглиевым лесом показалось долгожданное солнце.

«Добрый знак». - Подумал про себя Илкар, глядя в светлеющее небо.

Однако сушь простояла совсем не долго и через несколько часов снова заморосил опротивевший дождь.

Сырость, которая, казалось, была теперь везде, неохотно отступала перед робкими лучами появившегося в небе солнца. Но совсем скоро поднявшийся ветер, вновь натянул облака, и пошел мелкий дождь. Его редкие капли зашелестели по тентам, под которыми разместились на отдых гвардейцы, изнуренные долгим переходом. Там, где гвардейцы пытались согреться горячим рекафом, перед тем, как отправиться спать, навстречу дождевым каплям поднимались тонкие струйки дыма. И вскоре по всему лагерю разнесся устойчивый горький аромат. Он смешивался с опрелостью напитанного влагой леса, и резким запахом из отхожих мест. Бдительно следя за отдыхающими гвардейцами и за выставленным по периметру лагеря охранением, между навесами, поочередно сменяя друг друга на отдых и сон, прохаживались комиссары. Их каменные лица ничего не выражали, но с их пронизывающими взглядами гвардейцы предпочитали не пересекаться. Иные, заметив, что один из комиссаров, пристально смотрит в их сторону, вовсе предпочитали поскорее лечь спать и если не уснуть, то хотя бы дать расслабиться застоявшимся мышцам.

Расчинский стоял под одним из навесов. Опустошенный чуть блуждающий взгляд комиссара был направлен в сторону штабной палатки. Несколько часов назад в сторону ДКБ ушло пять отрядов разведчиков, но ни один из них до сих пор не вернулся. Гордиан глубоко вдохнул. Медленно комиссар погружался в собственные размышления. Мрачные, они подобно грозовым облакам омрачали его лицо. И незримо пятнали душу.

Марш-бросок, проделанный по бездорожью на предельной скорости, вымотал весь личный состав, но больше всех досталось разведке. Отделения едва успевали отдохнуть перед следующей вылазкой. Но больше всего угнетало не это, а то, что каждый раз, когда разведчики возвращались с полученными данными, их встречали косыми взглядами гвардейцы остальных подразделений. От этих взглядов, которые то и дело подмечал Расчинский, у комиссара становилось брезгливо на душе. Он ощущал в них немой укор и недоверие. И страх. Медленно он вползал в сны Гордиана, отравляя каждую секунду его существования. Сомнение в будущей победе постепенно сменялось уверенностью в близком поражении. Через какое-то время комиссар уже не мог сказать, был ли это страх, прочитанный им в глазах гвардейцев или его собственный.

И сейчас, глядя в сторону штаба, Расчинский мысленно вел диалог сам с собой. Он вспоминал, как майор медицинского корпуса лично склонялся над каждым раненным, чтобы ввести тому смертельную инъекцию, прозванную Милостью Императора. Милость, потому что использовали ее для тех, кого нельзя было уже спасти, и чьи предсмертные муки можно было облегчить, лишь приблизив конец. Понимали ли раненые, что в инъекторе? Или может, они думали, что это очередная доза обезболивающего или лекарства, способствующего скорейшему заживлению ран? Было ли это милостью? Перед глазами Гордиана проплыли обезображенные лица жертв культистов, которых он посветили своим темным богам. Да, безусловно это была милость. Расчинский поежился, как будто его самого коснулось дыхание близкой смерти.

«Наши враги не просто сильнее нас. В них нет ничего человечного. Они сделают конец каждого из нас настолько ужасным, что никакой нашей фантазии не хватит, чтобы это вообразить. Мы сами идем к ним. Они нас ждут. И они...»

Мысль оборвалась на вздохе. Чувство безысходности спеленало волю и разум, мешая мыслить твердо и рассудительно.

Позже, сменившись и уже будучи в офицерской палатке, Гордиан обессиленно опустился на ящик, играющий роль табурета, и склонил голову. Со стороны могло показаться, что на плечи комиссара опустился неподъемный груз, придавливая его к земле. И когда сон поглотил мятущееся сознание комиссара в калейдоскопе пестрых окруживших, подобной врагам со всех сторон, сновидений, он видел лишь трепещущие ужасы прошлого и неотвратимые кошмары грядущего. Без малейшего проблеска надежды.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒