Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Аннелиз Ф. Корнер 38 страница



Рассмотренные вопросы касаются различий, которые необходимо учитывать при создании аудиальной проективной техники, содержащей разговоры, шумы и музыку.

Если рассмотреть перечисленное в обратном порядке, музыка мо­жет представлять отдельный стимул, «фон» к основному настроению (са-унд-трек к фильму или мюзиклу; или часть реальной сцены, содержа­щей другие звуки). Меньше всего музыка использовалась в качестве са-

мостоятельного стимула, хотя Ван де Даль (Van den Daele) сообщает об эксперименте, в котором разные по стилю музыкальные отрывки сопро­вождались следующей инструкцией: «Я хочу, чтобы вы рассказали мне историю, которая подходила бы к этой музыке...» (испытуемые тестиро­вались индивидуально). Мы не располагаем более точной информацией об отрывках, включенных в основную работу, но можно предположить, что каждый из них передавал определенное настроение. Здесь можно также отметить неопубликованный итальянский тест, в котором два музыкаль­ных фрагмента содержат комбинации голосов и разнообразных звуков; в нем также используется музыка, как указано в третьей категории (см. выше). В частности, среди представленных музыкальных отрывков были «Песни Тристан» Чайковского и часть «Похоронного марша» из- сонаты Шопена «Ре бемоль минор». Возможности последнего довольно ограни­чены: настроение несомненно сентиментальное, но детали сюжета и ху­дожественная обработка варьируют. Примеры ответов испытуемых, при­веденные Ван де Далем, в особенности некоторые из историй, сочинен­ных больными шизофренией, настолько не соответствуют ожиданиям, что их можно скорее описать как ассоциативные, чем как апперцептив­ные. С другой стороны, Кунзи (Kunze), описавший тест музыкальных фантазий, заключает, что, согласно результатам, структура музыкаль­ного отрывка влияет на появление типичных установок и образов. Вместе с тем Кунзи продолжает утверждать, что материал включает большое количество информации о личной жизни испытуемого, доказательством чему может послужить осуществление эмпатической идентификации.

Схожие результаты приведены в неопубликованной докторской дис­сертации Мак Ивена (McEven). Его испытуемым (за исключением одно­го все были студентами) предлагалось прослушать 10 граммофонных за­писей, большинство из которых были хорошо известны, и использовать каждую из них как начало какой-либо истории — инструкции были во многом схожи с обычными инструкциями ТАТ. Здесь также применялась серия картинок ТАТ. Большинство музыкальных отрывков вызывали лег­ко классифицируемые ответы предсказуемого содержания, но с индиви­дуальными вариациями и исключениями. Также много общего имели темы, поднятые отдельно в ответах ТАТ и возникающие при прослуши­вании музыкальных фрагментов. Мак Ивен заключил, что данная техни­ка предоставляет небольшой простор для количественных измерения и приносит информацию в основном «обобщенного» типа.

Похоже, что музыка способна вызвать выраженную апперцептив­ную реакцию, но различия индивидуальных способов прослушивания и сложность музыки в целом делают практически невозможной стандарти­зацию данного теста.

Еще одной проблемой являются шумы, близкие к реальности звуки. Бин (Bean) замечает, что высокий уровень реализма ограничивает ди­апазон ответов испытуемых, и потому все они рассказывают фактичес­ки одну и ту же историю. Для того, чтобы избежать этого Бин использу­ет довольно сложную последовательность звуков, включающую голоса для «2 серий» его собственного Теста Звуковой Апперцепции (Sound-

Apperception Test). Тот же принцип применяется в большинстве тестовых материалов Адриани (см. упомянутый выше итальянский тест), а также в «Звуковом тесте» Мэя Хусни-Паласиоса (May Husni-Palacios). В ука­занной части своего теста Бин использует инструкции, практически идентичные стандартным инструкциям ТАТ; Хусни-Паласиос приво­дит следующие инструкции: «Скажите, какой из звуков напоминает вам... и, если хотите, то можете рассказать связанную с этим звуком историю». Однако оба экспериментатора анализируют скорее форму и структуру, чем содержание полученного таким образом материала. Дру­гими словами, их подход более соответствует технике Роршаха, нежели ТАТ. Фактически, это служит еще одним доказательством трудности создания звукового ТАТ. Бин проводит четкие параллели с техникой Роршаха при обсуждении им «1 серии» теста. Эта серия состоит из «ис­кусственных» звуков (например, пение канарейки, замедленное в 8 раз), которые требуется опознать. Ответы размещаются по трем делениям «реально-ориентированной» шкалы, которую автор сравнивает с оцен­ками F—, F и F+ в технике Роршаха. Оценки зависят не от точности определения реального источника звуков, а от количества интерпрета­ций, данных испытуемым, в сравнении с нормами, установленными эмпирически. Так, ответ «воющая собака» получает оценку 0 (нет от­клонения от «реальности»), что соответствует F+, тогда как «смею­щийся мужчина» получает 2 балла, что соответствует F—. Данные оцен­ки свидетельствуют о разнице в способностей различать звуки у шизоф­реников и у здоровых испытуемых.

Шумы и схожие с ними звуки более чем другие формы аудиальной стимуляции зависят от качества звуковоспроизводящих систем. Несом­ненно, современный уровень техники сводит эти проблемы к миниму­му, но звучание некоторых фоновых эффектов оставляет желать лучшего. В определенной степени такая неоднозначность воспроизведения являет­ся частью проективного метода, но иногда звуки, вырванные из контек­ста, воспринимаются как бессмысленные, и если такое восприятие не является одной из целей исследования, то может привести испытуемого в замешательство.

Подходя к рассмотрению «разговоров» (включая отдельные репли­ки, восклицания и т.д.), необходимо признать, что человеческая речь — лучшая основа для создания аудиальных стимулов типа ТАТ. Большин­ство таких техник включают младенческую речь, близкую по своему эф­фекту нечетким фигурам ORT. Использование четкой речи связано с многочисленными сложностями. Многие из них кросс-культурны по ха­рактеру и зависят не только от лингвистических особенностей, но и от нравов, обычаев. Этим объясняется невозможность стандартизации теста в ближайшем будущем. Вместе с тем чаше отмечаются трудности с логи­кой оценки стимульного материала, чем с его формальным анализом. Если кто-либо все же попытается использовать данный тест в работе с определенным типом населения, то лучше, вероятно, использовать боль­ше неоднозначных, двусмысленных звуков, а речь сделать как можно более ясной. В этой связи будет полезно ознакомиться с материалом Бра-

вермана—Чевигни или Андриани и наметить несколько путей передачи настроения и эмоций разными языками. Непереводимые идиоматичес­кие выражения — еще одно препятствие на пути межкулътурной стан­дартизации теста; жаргон может играть роль, аналогичную роли нацио­нального костюма в визуальном ТАТ.

Другой подход к разрешению языковой проблемы был осуществ­лен Браверманом и Чевигни. Желая использовать материал, основани­ем которого сл-ужила передача эмоций актерами, они создали последо­вательные диалоги на «искуственном» (символическом) языке. Первые попытки использования не увенчались успехом, но записи репетиций актеров, появившись в английском переводе, дали более значительные результаты и БС-АРТ в настоящее время содержит и отрывки на '«иску­ственном» языке, и английскую версию. Сравнение ответов испытуе­мых по двум указанным версиям представляется «диагностически важ­ным».

До сих пор не было сделано ни одной попытки детального сравне­ния аудиальных проективных техник, но и без этого очевидно, что сход­ство превышает отличие. Как и в случае с разновидностями техники «Ри­сунок человека», данные техники имеют все возможности для объедине­ния и развития своего научного потенциала. Обе работы — Хусни-ГТал-сиоса и Бравермана и Чевигни — созданы с учетом особых потребностей слепых испытуемых, но необходимо дальнейшее развитие аудиальных проективных техник в данной области. В любом случае создание «ауди-ального ТАТ» для слепых менее проблематично, чем создание «аудиаль-ного Роршаха». Другой вопрос, который пока остается открытым, — есть ли необходимость в «аудиальном ТАТ» как альтернативе обычного ТАТ для зрячих. И. Абрамсон (Abramson), использовавший БС-АРТ, и Бин -тестировали зрячих испытуемых, задействовав обе модальности, и каж­дый отмечал различия доминантных установок, потребностей и т.д.; ауди-альные техники были более продуктивны при передаче агрессии и дру­гих негативных эмоциональных реакций. Последнее подтверждается ис­следованием Крамера и Ароновича (Kramer and Aronovich), которые использовали исключительно звуковые стимулы. Было бы интересно уз­нать, не связано ли это с тревогой зрячих испытуемых, лишенных при­вычных визуальных стимулов.

Использование проективных техник при работе со слепыми испы­туемыми довольно подробно рассмотрено Лебо и Брюсом (Lebo and Bruce), Кроме того, они описывают тактильные задания — выразительные и симптоматичные. Последнее заслуживает особого внимания; моторное представление рисунка — лишь один из вариантов тактильного теста. Интересно отметить, что в данном случае результаты слепых по всеми параметрам сравнимы с результатами зрячих. Информация, полученная Лебо и Брюсом, также наводит на мысль о том, что можно ожидать создания именно «тактильного», а не «аудиального» теста Роршаха. Хотя, конечно, создание и распространение такого теста будет связано со мно­жеством трудностей. Тест «Кипарис на коленях», в котором используют­ся модели корней кипариса разнообразных, порой весьма неожидан-

17 Проективная психология

ных, форм, может служить основанием теории объектных отношений, но цель теста, если говорить, опираясь на стандартные.психиатрические термины, состоит скорее в постановке диагноза.

Третья группа включает несколько разнородных тестов. Не все они целиком вписываются в категорию неизвестных: некоторые из них полу­чили широкую огласку благодаря частому упоминанию в литературе и устных сообщениях. Здесь они рассматриваются скорее для создания це­лостного представления о проективных техниках, чем для детального рассмотрения полученных с их помощью результатов.

Ожидается, что стандартизацию апперцептивных техник возмож­но будет осуществить через.упрощение материала, в частности, через сведение к минимуму специфичных, узко культур ных элементов. В связи с эти можно представить Тест руки, связанный с именем И. И. Вагнера (Е. Е. Wagner). В начале тестирования испытуемому демонстрируют рисун­ки руки и просят рассказать, что, по его мнению, делает эта рука. Техни­ка была разработана для исследования природы агрессии, но использо­валась и в других целях, что хорошо отражено в научных докладах, опуб­ликованных в середине 60-х годов. Было отмечено, что получаемая ин­формация (особенно в данном подходе) весьма ограничена, и более точ­ная диагностика возможна лишь при использовании других, более осно­вательных техник.

Попытка упрощения материала проявилась в использовании «фи­гур из палочек» в качестве проективных стимулов. Некоторые из таких попыток до сих пор не опубликованы. Существует также проективный тест — «Групповой личностный проективный тест» (Group Personality Projective Test, GPPT) Кассела и Кана (Cassei and Kahn). «Фигуры из пало­чек» с большими головами представлены на полуструктурированном фоне, а ответы испытуемого строятся на выборе между пятью альтерна­тивными интерпретациями довольно общего характера. Они необходимы для определения общего числа потребностей (согласно Меррею) и сте­пени «напряжения», обусловленного ими. Оценка разнообразных «клю­чей» дана для различения низкого уровня адаптации, преступной на­клонности и (в меньшей степени) лидерских качеств. Утверждается, что тест абсолютно надежен, защищен от различных влияний и что одновре­менно с его помощью может быть протестировано от 200 до 300 человек. Если это подтвердится, то на GPPT будет возложено множество надежд, связанных с его применением в различных контекстах, в особенности, если он получит хорошую статистическую поддержку. Похоже, однако, что этот момент мало кого заботит.

Форрест и Ли (Forrest and Lee) также использовали фигуры из палочек в своем исследовании главным образом для иллюстрации опре­деленных изменчивых человеческих потребностей, описанных Мерреем (см. рис. 40). Надо отметить, что сюда были включены некоторые узко­культурные элементы: например шлем английского полицейского в од­ном из «доминирующих» рисунков, а также сцены дуэли, символизиру­ющие агрессию. Эти картинки были показаны при помощи тахистоскопа. Испытуемых попросили сообщить о том, что, по их мнению, делают

Рис. 40. Фигуры из палочек Форреста и Ли

люди; результаты сопоставили с таблицей «Персональных предпочте­ний» Эдварда (Edwards Personal Preference Schedule) и с «Открытым про­ективным тестом» («Open Projective Test») (три истории по таблицам ТАТ). Главная цель авторов — исследовать взаимосвязи между понятиям «вытеснение» и «перцептивная защита»; точный подход к данному воп­росу пока не выработан, но уже можно отметить результаты некоторых исследований. Первое — не получено никаких подтверждений того, что перцептивная защита является процессом вытеснения. Второе — свобода перцепции и процесс отбора картинок из палочек связаны с силой осоз­нания испытуемым своих потребностей, что является опровержением утверждения, что в проективном ответе скрыта тенденция к отвержению. Это исследование — лишь одно из нескольких, проведенных с целью нахождения ответа на главные вопросы психологической теории, в ко­торых были соединены проективный и непроективный подходы к изуче­нию личности. Фигурки из палочек из-за своих ярко выраженных эксп­рессивных свойств представляют собой проективный материал самого низкого уровня сложности.

Фигуры, схожие по своей простоте с фигурами из палочек (хотя качеством своих линий они слегка напоминают Турбера), используют­ся в тесте «Последовательность картинок» Томкинса-Хорна (Tomkins-Horn Picture Arrangment Test, PAT). Общий принцип субтестов последователь­ности картинок в соответствии со шкалой Векслера таков: три рисунка с изображением одного и того же «героя» в разных, но похожих ситуа­циях располагаются испытуемым в определенном порядке. По каждому рисунку необходимо рассказать «историю», ограничиваясь рамками

одного предложения. Эти ответы в дальнейшем почти не используют­ся, поскольку формальный анализ основан всецело на порядке, в кото­ром данные рисунки располагаются на одном листе (образец см. на рисунках 34—36). Любопытная организация стимульного материала при­звана минимизировать «эффект положения»; аналогичная причина ле­жит в основе выбора символов (О, V, и п, условно обозначаемые в печа­ти как О, V, и I), а не номеров или букв алфавита для идентификации рисунков. Из двадцати пяти листов с рисунками шестнадцать изобра­жают какую-либо рабочую ситуацию на производстве. Чаще всего, только тщательно рассмотрев их, мо-жно обнаружить различия между ними. Кроме того, существует несколько рисунков, повторяющихся на раз­ных листах. После просмотра тестового материала остается впечатле­ние однообразия, и хотя изображение рабочих ситуаций является, бе­зусловно, лучшей альтернативой домашней обстановке, которую часто используют в тематическом стимульном материале, но испытуемым довольно трудно идентифицировать себя с таким наводящим тоску «ге­роем». К тому же, структура рисунков и заданий предполагает суще­ствование «верного» ответа, поскольку большинство интерпретаций основываются на выявлении редких типов ответа. Механизм, предназ­наченный для обработки данных этого теста, несоразмерно сложнее вкладываемой информации. Из наблюдения за выполнением этой ме­тодики стало ясно, что любое из шести возможных расположений трех рисунков, представленных на одном листе» обусловлено различными причинами, т.е. в зависимости от иллюстрируемой «истории» последо­вательности могут радикально отличаться друг от друга. Соответствен­но создается впечатление ложной объективности. Томкинс осознавал этот риск, но продолжал утверждать, что противоречия уменьшаются с абсолютной частотой особых типов ответа на рисунки, и очень часто повторяющиеся ответы не оцениваются вовсе. К его чести надо отме­тить, что при сопоставлении ответов с готовыми оценками учитывался образовательный уровень, IQ и возраст испытуемых.

Шесть детально рассмотренных случаев применения данного ме­тода представлены в отдельной публикации. Туда также включен обыч­ный психиатрический диагноз, сделанный на основании «симптомов па­тологии», но его интерпретация дана, главным образом, в терминах тео­рии личности Томкинса, где интерес «фокусируется», по словам самого Томкинса, на проблемах эмоциональных реакций и на влиянии катарси­са на работу, общение и физическое состояние. Понятиям «социофобия» и «социофилия» Томкинс уделяет особое внимание. Последовательное расположение рисунков на листе PAT указывает на позицию испытуемо­го по отношению к этим полярным понятиям — образец идеологической поляризации, характерный, по мнению Томкинса, для западного типа мышления.

Эти обсуждения увели нас в сторону от вопроса упрощения тема­тического стимульного материала, Другой, более реальный путь миними­зации перцептивной сложности человеческой фигуры — свести ее изоб­ражение к контуру, силуэту. Удивительно, что эта идея была использова-

на лишь в технике «Десять силуэтов» Дакара -Драй сдела и Бабингтона Смита (Ten Silhouettes of Dockar-Drysdale and Babington Smith), которая представляет собой «зачаток» теста составления рассказа по картинке. Материал техники состоит из силуэтов человеческих фигур на двухсто­ронних карточках (с обратной стороны изображена та же фигура, что и с лицевой стороны). Испытуемый различными способами манипулирует стимульным материалом и интерпретирует его. Насколько известно авто­ру, не было сделано никаких попыток по созданию точного руководства к данной технике. Заметки, которыми снабжен материал, содержат лишь предположения и советы по анализу результатов (например, «импорти­руемые» объекты и их характеристики, используемые грамматические времена и т.д.). Эти заметки довольно схожи с теми, которые даются в системе ТАТ Вайтта. В отношении указанной техники, остается откры­тым вопрос об эмпирическом подтверждении ее диагностических воз­можностей, кроме того, в ней ощущается нехватка прочных теоретичес­ких оснований.

«Свободное» рисование, возможно из-за потенциально широкого содержательного диапазона, затрудняющего классификацию, получило, главным образом, системную обработку. Однако Паула Илкич (Paula Elkisch) описала анализ скорее формальных переменных, нежели пере­менных содержания. Ее работа основана на представлениях Анны Фрейд о функционировании эго, и потому ограничивается анализом детских рисунков. Здесь следует привести сравнение с работами автора в области моторного представления рисунка.

Среди техник, требующих особого рола рисования, аналогичных ДДЧ, может быть упомянут тест «Рисунок, машины» (Draw-a-Car Test). Со­циологическая и психологическая роль легковых автомобилей в сегод­няшнем мире не нуждается в дополнительных комментариях.

Британский Тест контролируемой проекции Равина (Raven's Control­led Projection Test) уже опубликован и представляет пока небольшое, но заметное направление исследований. Этот тест состоит даже не из одной, а из двух техник, так как процедура тестирования взрослых значительно отличается от процедуры тестирования детей. Детям предлагается свобод­ное рисование, во время которого под руководством психолога они при­думывают историю. На протяжении их рассказа психолог задает серию вопросов, касающихся центральных фигур, с которыми, по его мнению, идентифицирует себя ребенок. В версии для взрослых демонстрируются изображения дороги, ящика и человека, занятого рисованием. Испытуе­мого просят создать рисунок, каким-либо образом связанный с представ­ленными картинками, а затем задают вопросы, аналогичные вопросам детской версии теста. Более детальные инструкции по анализу и интерпре­тации рисунков и ответов испытуемых на вопросы теста не даны; вместо этого предлагается обсудить сам процесс проекции и тип психической активности, проявляющейся в ней. Если исходить из психометрических стандартов, Тест контролируемой проекции, возможно, самая несовер­шенная из всех проективных техник. Однако некоторые проективисты на­ходят ее эффективной. Необходимо заметить, что основная функция рису-

ночного задания — снижение напряжения и содействие появлению «ис­кренних» ответов. Происходит ли это в действительности, неизвестно; между тем кто-то может скептически предположить, что дети могут по­считать рассказывание историй вторжением в процесс рисования.

Противоположным является рисуночное задание в тесте «Окруж­ности» Т. Дж. Коттла (Circles Test of Т. J. Cattle), входящего в классифи­кацию «одноядерных» техник, которые будут рассматриваться в конце этой статьи. Тест «Окружности» создавался в качестве инструмента ис­следования представлений о времени. Испытуемых просили нарисовать на листе бумаги три круга, символизирующих прошлое, настоящее и будущее. Система оценки включает две переменные: (1) степень сопри­косновения или степень, в которой круги покрывают друг друга; и (2) «доминирование» того или иного круга (в инструкции это положение подчеркивается следующими словами: «Вы можете использовать круги разных размеров»).

Рассмотрение философских основ теста «Окружности», а также его предшественников в области психологии восприятия времени выходит за рамки этой книги, но данные, полученные Когтя и др., позволяют говорить о влиянии индивидуальных, в том числе и половых, различий на получаемые результаты. Кроме того, определенную ценность может представлять изучение связей идей Коттл с показателями ТАТ, ввиду того, что опубликованные в 1960-х годах работы с ТАТ указывают на устойчивые корреляции между индивидуальными свойствами и отноше­нием к времени. Так, Ипли и Рикс (Epley and Ricks) изобрели собствен­ную шкалу измерения «будущего» и «прошлого» времени, отраженного в ТАТ-историях: испытуемый, который положительно оценивает свои до­стижения, в целом более сензитивен и «открыт для нового опыта». Вол-форд (Wohlford) вместе с тем обозначил различия между когнитивными (или представляемыми) и эмпирическими (или поведенческими) ас­пектами того, что он называет «протяжением» личного времени.

Тогда как рисуночные техники были описаны как экспрессивные, Трехмерный личностный тест (Three Dimensional Personality Test; 3-DPT) Дориса Твитнела-Аллена (Doris Twitchell-Allen) является скорее манипу-лятивным. 3-DPT можно описать как абстрактную технику «мира», кото­рая объединяет в себе элементы разных тестовых процедур. Эта техника включена в число методов для работы со слепыми Лебо и Брюса (Lebo and Bruce), но хотя считается, что она подходит для лиц от 3 лет и старше (зрячих и незрячих), никаких более определенных рекомендаций по использованию теста со слепыми не дается. Материал состоит из двад­цати восьми пластичных предметов, распределенных по порядку: от име­ющих четкие геометрические формы до форм, смутно напоминающих человеческие. Испытуемому необходимо выбрать какой-либо из предме­тов, отложить его на столе и рассказать историю, используя выбранные предметы. Эта часть теста называется «доименной». Затем следует «имен­ная» часть: испытуемому требуется сказать, что ему напоминает данный предмет. Эта часть теста оценивается в соответствии с традиционными категориями оценки в технике Роршаха. После этого, по версии Фейна,

проводится заключительная часть теста, в которой экспериментатор вы­деляет три предмета, близких по форме к человеческой фигуре, со сло­вами: «Сейчас я выберу несколько предметов... Не могли бы вы расска­зать о них историю». Это напоминает Часть ТТ теста «Сортировка предме­тов». Если история испытуемого не отражает, как предполагается, взаи­моотношений «отец—мать—ребенок», то экспериментатор снова выни­мает те же три фигуры и произносит первые фразы рассказа, отражаю­щие подобные взаимоотношения; здесь можно заметить аналогию с прак­тикой контролируемой проекции.

Вместе с тем остается открытым вопрос о том, возможно ли объе­динить такие разные источники в единой технике. Само название.теста — Трехмерный личностный тест — вызывает сомнение, хотя Фэйн утверж­дает, что оно позволяет определить ассоциации испытуемого с каждой из двадцати восьми фигур, даже если только две из них используются им в первой, «доименной», части теста. Согласно Лебо и Брюсу, анализ остается на усмотрение экспериментатора, и потому утверждение Фейна неубедительно. Материал 3-DPT, конечно, не имеет аналогов, но автору потребуется много энтузиазма для стимуляции интереса других исследо­вателей к этому тесту. «Неопределенная» форма предметов в данном тес­те отлична от «неопределенности» картинок ТАТ. Фактически продукция 3-DPT не столько напоминают «мировые» конструкции, сколько дея­тельность насытившегося за обедом стратега, разворачивающего свои силы через применение солонки и зажима для салфетки.

Комбинация особенностей различных техник представлена также в Тесте расстановки символов Кана (Kahn Test of Symbol Arrangement; KTSA). По мнению автора, материал KTSA не может служить основанием для проективной техники. Тем не менее тест получил 64 рекомендации и официально считается, что по своему уровню он находится значительно выше, чем хорошо известный тест составления рассказа по картинкам. Их, конечно, не следует сравнивать: KTSA, в сущности, является тех­никой, построенной на «выборе», и вербализация играет второстепен­ную роль.

«Символы», давшие название этой технике, представляют собой шестьдесят пластичных предметов, имеющих определенное символичес­кое значение. Автор описывает их как символы, сформировавшиеся в рамках определенной культуры. В них входят собаки, бабочки, сердца, звезды, якорь, крест, круг и бесформенный зеленый символ, который может быть похож на попугая (при добавлении в качестве указателя к одной из частей круга). Согласно инструкциям символы располагаются на полосках с пронумерованными отрезками. Первая, вторая и послед­няя расстановка — свободные; в третьей необходимо воспроизвести по памяти второе; в четвертом испытуемого просят расположить предметы в соответствии с предпочтениями. В качестве дополнительного задания требуется определить, что символизируют данные предметы, и, нако­нец, рассортировать их по восьми категориям -- Любовь, Ненависть, Плохой, Хороший, Жизнь, Смерть, Маленький, Большой. Оценка дол­жна быть максимально объективной, особенно в случае с «полярными»

(в значении Роршаха) ответами; требуется высокая тестовая надежность. Симптоматичным является расположение более чем одного предмета на отрезке, а также трудности в его определении и воспроизведении. Глав­ная цель теста — диагностика органических и психотических состояний, и их признаки включены в KTSA, также как и в другие подобные ей техники. Другие признаки определяются эмпирическим путем.

В целом., этот подход основан на интерпретации психоза, как откло­нения от детерминированного культурой образа мышления, и потому, приведенный автором детальный анализ единичных случаев, весьма убе­дителен. Неудовлетворительной" может показаться символизация некото­рыми предметами «коллективного бессознательного». Так, довольно труд­но определить, каким образом собаки (большая и маленькая черная, а также маленькая белая) могут символизировать родителей, супруга, сиб-линга или самого себя, кроме как через их взаимоотношения друг с дру­гом. Такого рода символике можно противопоставить символику сердец, которые используются либо просто как предмет в форме сердца, либо как признак определенных «нежных чувств». «Голубые сердца* в противопо­ложность красным ассоциируются с каким-то амбвивалентным нежным чувством прошлой эмоциональной травмы. Можно предположить, что эти ассоциации определяются прошлым опытом испытуемого; если это так, то как объяснить определение предмета в виде попугая как фаллоса? Со­здается впечатление, что автор не имеет четкой позиции в вопросе функ­ционирования бессознательного. Материал и задания теста также, можно сказать, «слегка неуместны». Знакомство с материалом при проведении данной техники мало похоже на осмысленную «встречу» (выражаясь в тер­минах Шахтела (Schachtel), в особенности тому, кто имеет недостаточный опыт прохождения тестов в качестве испытуемого. KTSA было уделено такое довольно пристальное внимание в связи с его новизной и соответ­ствием высоким психометрическим стандартам, однако, невозможно по­нять, действительно ли существует связь между глубоко психологически­ми и эмпирическими областями человеческой психики.

Обсуждая KTSA, мы отметили, что в него включены элементы раз­нообразных проективных техник. Еще один тест, состоящий из несколь­ких разносторонних субтестов, применяющихся отдельно, но объединя­емых при подсчете, — тест «IES» Домбрози и Слобина (Dombrose and Slobin). В последние годы, он вновь привлекает внимание исследователей; кроме того, он заслуживает рассмотрения, поскольку является единственным тестом, созданным для измерения на основе психоаналитических кон­цепций. Буква «I» в заглавии означает «импульс», но может также озна­чать «ид»; «Е» и «S» — соответственно «эго» и «супер-эго». Установлены три оценки -- I, Е и SS, которыми обозначаются особые функции ид (или импульса), эго (приспособление к реальности) и супер-эго, кото­рое состоит из «полного осознания» (S-оценка) и «избегания вины» (D-оценка), таким образом IS — это сумма S- и D-оценок. Этот тест включает следующие четыре субтеста: 1. Тест «Заголовок к картинке» (Picture Title Test, PT): двенадцать рисунков, каждому из которых дается свое заглавие.

2. Тест «Завершение историй по картинкам» (Picture Story Completion

Test, PSC). Состоит из тридцати «историй» в карикатурах, каж­дую из которых необходимо завершить, выбрав заключитель­ную карикатуру.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.