Аннелиз Ф. Корнер 8 страница

ным решением экспериментатора (как в большинстве психологических экспериментов, в порядке «объективности» использующих стандартизированные стимулы), а скорее то, что должна означать для личности, придающей или наделяющей ее собственным уникальным значением и организацией. Тогда субъект будет реагировать на собственное значение представленной стимульной ситуации какой-либо формой действия и чувством, отражающим его личность. Такие ситуации могут быть конструктивными, когда субъект придает структуру, форму или конфигурацию (гештальт) аморфному, пластичному, неструктурированному веществу, такому, как глина, краски для рисования пальцами или частично либо наполовину организованным полям, таким, как карточки Роршаха; либо они могут быть интерпретативными, когда субъект рассказывает, что означает для него стимульная ситуация на картинке; либо они могут быть катартинес-кими, когда субъект разряжает эмоцию или чувство на стимулъную ситуацию и находит эмоциональное облегчение, заключающееся в проявлении его аффективных реакций по отношению к жизненным обстоятельствам, воплощенным в стимульной ситуации, как во время игры с глиной или игрушками. По-другому субъект может выразить себя путем конструктивной организации, когда он строит что-нибудь из предложенных ему материалов, моделью конструкции раскрывая некоторые из организующих концепций своей жизни в этот период, как, например, при строительстве из кубиков.

Важным и определяющим процессом является личность субъекта, воздействующая на стимульную ситуацию так, как если бы она имела абсолютно личное значение для него одного или совершенно пластичный характер, который делает ее доступной управлению субъекта. Это доказывает, как уже предполагалось, что личность — это способ, которым индивид организовывает и формирует жизненные ситуации, а также эффективно на них реагирует, структурируя свое жизненное пространство, поэтому благодаря проективным методам мы выявляем подлинный процесс личности, каким он развит к данному моменту1. Поскольку образ организации и моделирования индивидом жизненных ситуаций наделяет его внутренний мир значением и эмоционально реагирует на ситуацию окружающего мира и других людей, а также борется за сохранение своей личной версии от принуждения или препятствования со стороны других, очевидно, что личность — это устойчивый образ жизни и чувствования, который, несмотря на смену средств, инструментов и органический рост и развитие, по-видимому, будет моделироваться неизменно и точно.

При ближайшем рассмотрении актуальных процедур, которые можно назвать проективными, мы обнаруживаем одну общую цель использования множества техник и материалов: выявить у субъекта то, что «он не может или не станет говорить», часто из-за незнания себя и неосознанного раскрытия себя через проекции.

1 Индивид может выражать свои чувства, блокированные заболеванием или физиологическими нарушениями.

В последующем изложении не делается попыток полностью рассмотреть все использующиеся в данное время проективные техники, поскольку такое обсуждение не входит в настоящие намерения автора. Предлагается лишь несколько иллюстраций проективных методов, показывающих их разнообразие и масштаб в надежде заручиться дальнейшим интересом и способствовать лучшему пониманию их особенностей и преимуществ. .

Чернильные пятна Роршаха, на которые субъект реагирует рассказом о том, что «видит» в нескольких различных пятнах, наверное, являются самыми известными из этих методик. В Европе и Соединенных Штатах они использовались обычно в психиатрических клиниках-и больницах для выявления конфигураций личности, обнаруживая при этом свою возрастающую ценность. Там, где были доступны истории жизни и психиатрические и психоаналитические исследования субъектов, проходивших диагностику Роршаха, интерпретации чернильных пятен все больше подтверждались этими клиническими данными. Сопоставимые данные обладают величайшей ценностью, поскольку подкрепляют друг друга и выявляют согласованность или противоречия различных интерпретаций и диагнозов личности.

Схожий метод затемненной картинки Вильгельма Штерна вызывал у субъекта проекции на более бесформенной основе с преимуществами, по мнению создателя, над пятнами Роршаха. Чем более бесформенной или неструктурированной является основа, тем больше чувствительность методики, которая все же теряет в точности, как это бывает у большинства инструментов. Следовательно, менее чувствительные в сравнении с затемненными картинками и глиной пятна Роршаха отличаются большей точностью и определенностью. Как чернильные пятна, так и затемненные картинки предоставляют основу, которую субъект наделяет или на которую проецирует «увиденные» им конфигурационные модели, поскольку он видит только то, что сам ищет или «воспринимает» на этой основе. Отдельные детали реакции тем не менее важны лишь в контексте всего ответа на каждое пятно и значимы только для определенного субъекта. Это предполагает не отсутствие повторяющихся форм и значений у разных субъектов, но скорее то, что одни и те же буквы традиционного алфавита могут повторяться во множестве разных слов, и одни и те же слова можно использовать во множестве предложений, передавая чрезвычайное разнообразие формулировок, которые надо понимать в данном контексте и учитывая конкретного выражающего их в этом случае человека1.

Возрастает применение игровых техник в клинической диагностике и изучении личностного развития детей. Субъекту могут быть предъявлены в качестве материалов почти любые игрушки или игры либо простые деревянные кубики для свободной игры или выполнения некоего

1 Поскольку каждая личность должна использовать социально предписанные культурные паттерны в своем поведении и коммуникации, она во многом будет проявлять повторяющееся единообразие, значимое, однако, только для выявления моделей организаций или конфигураций, с помощью которых она структурирует свое жизненное пространство.

запланированного действия, к примеру, постройки дома, классификации по группам, установки сцены для спектакля или другой организации игровых материалов в определенную конфигурацию, выражающую для субъекта эмоционально значимую модель. Необходимо помнить, что дети меньше прячутся за скрытыми и защитными механизмами и меньше осознают степень своего самораскрытия в игре. Исследователь не ставит задачу оценивать действия относительно навыков или по другой шкале достижений,'поскольку его цель — выявить тот способ «организации жизненного пространства» субъектом, который он считает для себя подходящим. Следовательно, важно любое исполнение вне зависимости от качества игровой конструкции или деятельности, и оно интерпретируется, а не оценивается, чтобы раскрыть видение и чувствование субъектом своих жизненных ситуаций, изображенных в игровых конструкциях и последовательностях. Вопрос о значимости определенной деятельности решается не критерием ее частоты или так называемыми объективными критериями, но всей игровой конфигурацией отдельного субъекта, предположительно выполняющего это определенное действие или использующего конкретную конструкцию в качестве выражения видения, и ощущения, и реагирования на жизнь, то есть своей личности. Кроме того, степень релевантности имеет контекст того, что предшествовало и что последует, а также контекст силы выражаемых чувств. При незначительности, субъективности и недостаточной достоверности этих критериев могут возникнуть препятствия к использованию различных методов раскрытия состава и структуры неизвестного вещества, через которое пропускают свет, электрический ток или излучение, располагающиеся определенным образом или давая спектральный снимок, в котором положение, количество, интенсивность линий и характер структуры показывают состав неизвестного вещества, его внутреннюю организацию и т.д. Конечно, проективные методы не подвергаются столь же обширному изучению, и используемые субъектами модели не исследованы так же хорошо. Важно то, что в исследовании личности открыт путь к развитию методов, сходных со спектроскопическими и дифракционными.

Если сказанное не кажется достоверным, то вспомним, что линии на спектроскопической пластине определялись не статистическими, но экспериментальными способами, благодаря которым химически тестируемое вещество было подвергнуто спектроскопической проверке, в ходе чего было установлено точное местонахождение, а потом и определенное название идентифицирующей линии, Благодаря многочисленным данным также установлено, что ребенок, переживающий известный эмоциональный опыт, будет выражать это чувство в игровой ситуации, которое таким образом можно опознать. Поэтому дети, утратившие любимого родителя или ухаживающего за ними человека либо испытывающие тревогу в связи с приучением к туалету либо неуверенность и враждебность из-за ревности к единокровным брату или сестре и пр., будут проявлять эти чувства в своих игровых конфигурациях. Вызванные этим нарушения личности могут быть установлены экспериментальным способом, и их серьезность исследуется с помощью последующих игровых форм и выражений. Более

того, догадки, полученные из игровых конфигураций, приводят к интерпретациям, обладающим не только терапевтическим эффектом, но и прогнозирующим проявления ребенка в ближайшем будущем.

Используются не только игровые предметы, но также различные аморфные материалы, такие, как глина для лепки, мука и вода, грязь, а также другие вещества подобной консистенции, позволяющие субъекту, свободно обращаясь с ними, превращать их в различные предметы. В этих игровых ситуациях субъект часто переживает катарсис, выражает эмоции, которые иначе могли оставаться подавленными или замаскированными, либо символическое освобождение от обид и враждебности, которые долгое время перекрывались внешне хорошим поведением. Разборные куклы можно использовать для вызывания подавляемой враждебности и агрессии против родителей и сиблингов. Театральная сценическая игра с игрушечными фигурами и декорациями также служит основанием для выявления субъектом своих личностных трудностей и разрешения многих эмоциональных проблем. Маленькие пациенты лепят из глины фигурки, через которые выражают острейшие тревоги и искажения. Необходимо упомянуть эйдетическое воображение, которое, как сказано в конституциональных исследованиях Е. Р. Джейнша (Е. R. Jaensch), показывает один из аспектов выражения субъекта, входящий в особенности его личности или способа организации его жизненного пространства.

Художественные средства дают другой ряд богатых возможностей для проективных методов изучения личности. Рисование пальцами во многом позволило проникнуть в сущность личностных особенностей и сложностей ребенка. Обнаружена чрезвычайная польза рисования при изучении характера личности и ее эмоциональных нарушений. Сообщается о других клинических способах использования рисования, дополняющих клиническое интервью и вызывающих реакции, зачастую более информативные, чем вербальные. Кукольные спектакли вызывают у пациентов из числа детей одновременно и диагностические, и терапевтические реакции, поскольку сила драматического переживания побуждает ребенка к интенсивному выражению своих чувств к авторитету и к родителям, а также подавляемых желаний обидеть других. Индивидам дают роли, а затем просят экспромтом их разыграть, выявляя таким образом степень спутанности и сдержанности чувств. Обнаруживается также, что освобождение подавленных эмоций может привести личность к пониманию своих трудностей. Драматические педагоги находят ключи к личности в способе изображения индивидами данных им ролей. Музыка предоставляет сходные и часто более мощные возможности для выражения аффектов, выявляющих личность. Интересно заметить, что по мере достижения терапией успеха по освобождению пациента, его художественное выражение — рисование, лепка, музыка и драматическое исполнение — приобретает большую целостность и раскрепощение.

Как видно из предыдущего, индивид редко отдает себе отчет или осознает значение своей деятельности. В методах тематической перцепции эта неосознанность дает возможность вызвать весьма важные проекции у субъектов, которых просят написать или составить рассказ по се-

рии картинок, демонстрирующих персонажей, с кем они могут отождествить себя, и тех, кто имеет к ним непосредственное личностное отношение. Тем же самым образом субъекты проецируют многие аспекты своей личности при завершении рассказов и предложений, при создании аналогий, сортировке и классификации предметов, к примеру игрушек, и в остальных методиках, где субъект раскрывает то, «что он не сможет или не станет говорить».

Выразительные движения — к примеру, почерк — предоставляют другой подход к пониманию личности, так хорошо раскрывающей свое видение жизни в привычных жестах и двигательных паттернах, выражениях лица, позе и походке. Они отвергаются многими психологами, поскольку не удовлетворяют психометрическим требованиям валидности и надежности, однако их применяют в совокупности с клиническими и другими исследованиями личности, обнаруживая возрастающую обоснованность при сопоставлении результатов одного и того же субъекта при независимом тестировании каждым из этих способов. В эту группу методов необходимо включить наблюдение за всеми видами тиков и технику танца, так как они выявляют напряженность, тревогу и другие частично сдерживаемые чувства.

Если мы будем рассматривать проблему личности во всем ее комплексе как активный динамический процесс, который и подлежит изучению как процесс, а не как реальность или совокупность черт или факторов либо как статичная организация, тогда эти проективные методы дадут много преимуществ для получения сведений о процессе организации опыта, специфичного для каждой личности и помогающего понимать ее на протяжении всей жизни. Кроме того, проективные методы предоставляют возможности для использования доступных проникновений в личность, которые отвергаются с кажущейся нарочитостью держащими пальму первенства количественными методиками.

Здесь можно еще раз подчеркнуть, что исследование личности не ставит задачу единичного измерения отдельных переменных в большой группе индивидов и последующего стремления оценки статистическими методами корреляции, а также не выуживает и не устанавливает количественной оценки нескольких факторов. Цель требует скорее применения разнообразных методов и процедур, которые будут выявлять многие грани личности и показывать, как индивид «структурирует свое жизненное пространство» или организовывает опыт, стремясь разными способами удовлетворять личные потребности. Если окажется, что индивид проецирует одни и те же паттерны или конфигурации на широчайшее разнообразие материалов и раскрывает ряд опытов своей жизненной истории, делающих проекции психологически значимыми для его личности, тогда можно судить о достаточной валидности методик, чтобы оправдать дальнейшее экспериментирование и усовершенствование в этой связи. Уверенность и поддержку при проведении таких исследований экспериментатор и клиницисты находят в том, что их концепции и методы получают всевозрастающее признание и одобрение в научной сфере, а это сегодня служит доказательством наибольшей плодотворности.

Аннелиз Ф. Корнер

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПРЕДЕЛОВ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДИК

Дело, дорогой Брут, не в звездах, а в нас самих, в нашей слабости.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Изначальное предположение, на котором строятся проективные методики, заключается в том, что все поведенческие проявления, как наиболее, так и наименее значительные являются выражениями личности индивида (Rapaport, 1942).

Если это утверждение верно, то становится ясно, что, во-первых, любой пример поведения, выявленный любой методикой, потенциально отражает некое личностное качество; во-вторых, качество различных методик в значительной мере варьирует в зависимости от степени разработанности и осведомленности тестирующего о тех поведенческих проявлениях, которые может выявить данная методика. Огромное количество новых методик показывает, что далеко не все разделяют этот взгляд. Вместо того чтобы осознать, что все методики действуют по одинаковым принципам и, тщательно исследовав несколько методик, связать их с теорией личности, мы изобретаем все новые безделушки, требующие стандартизации и валидизации.

Достоинство теста зависит не только от того, насколько изучены его границы и возможности (хороший пример тому, возможно, наиболее информативный тест Роршаха, который является в то же время и наиболее тщательно исследованным), но также от умений и интуиции интерпретатора. Этот факт очень тревожит тех, кто хотел бы видеть в тесте абсолютно объективные данные о свойствах личности, а потому заглушает свои сомнения с помощью перевода данных в количественные системы подсчета. Хотя на самом деле подсчет баллов позволяет всего лишь описать поведение в более удобном для обработки виде. Важно понимать, что тесты дают нам только запись поведенческих проявлений. Мы же в клиническом процессе можем на их основе делать только предположения. Причем это требует от интерпретатора подробнейшего знания психодинамической теории. Анализируя результаты теста, мы всегда должны осознавать, что то, что мы видим, присуще не самому тесту, а основным чертам личности тестируемого. Например, когда по результатам теста Роршаха мы видим, что тестируемый склонен замечать мелкие детали, это не потому, что в чернильных пятнах много мелких деталей,

а потому, что тестируемому присуща такая поведенческая персеверация и при выполнении других тестов, и во всем, что он будет делать. Поскольку клинические заключения во многом строятся на основе результатов тестов, тестирующий должен знать не только то, как шизофрения, истерия или навязчивые состояния проявляют себя при тестировании, но также и то, как вообще себя ведут шизофреники, истерики и люди с поведенческими персеверациями, а также их основные проблемы и защиты, которые они могут использовать. Отсюда становится понятно, что для интерпретатора подробное знание психодинамической теории также важно, как и знание тестов, которые он использует для выявления особенностей поведения. Именно здесь становится наиболее очевидна тесная связь теории и практики. Ведь то, что мы наблюдаем по результатам тестов, — это всего лишь личностные характеристики, которые проявляются и в других ситуациях.

Так почему же мы используем для их определения именно тесты? Нельзя ли сделать то же самое через опрос? Истина заключается в том, что ситуация интервью гораздо менее определенная и имеет бесчисленное множество вариантов развития как со стороны интервьюируемого, так и со стороны исследователя. Главное преимущество тестов в том, что они состоят из стандартных наборов стимульного материала, с помощью которого легко определить и сравнить типичные особенности мышления, речи и восприятия. Благодаря стандартизации становятся легко заметными нюансы поведения, которые легко упустить в менее определенной ситуации. Кроме того, это позволяет вести статистику, устанавливать норму и сравнивать индивидов между собой.

Второе положение, на которое опираются проективные тесты, заключается в том, что они позволяют собрать такую информацию, которая не может быть полумена никаким другим путем. В отличие от опросников проективные методики содержат заведомо неоднозначный сти-мульный материал, поэтому для тестируемого он может вовсе не обозначать того, что задумал экспериментатор. Хотя на самом деле для интерпретатора это не важно. Столкнувшись со столь неоднозначным материалом, испытуемый выбирает собственную форму самовыражения и через это наиболее ярко и характерно проявляет себя. То есть предполагается, что субъект, поглощенный попытками интерпретировать вроде бы ничего субъективно не значащий материал, не замечает, как раскрывает свои волнения, страхи, желания и тревоги. Таким образом, значительно снижается сопротивление при раскрытии личных, иногда очень болезненных проблем.

Следующее предположение, на котором основываются проективные методики, — это психологический детерминизм. Утверждается, что в реакциях и словах человека нет ничего случайного. Все, что он делает и говорит, обуслоатено определенным сочетанием воздействий на него. На это часто возражают, что вместо того чтобы раскрывать личностно значимый материал, человек может просто пересказать содержание только что виденного фильма или недавно прочитанной книги. Однако подобные возражения не учитывают того факта, что при этом человек исходит

прежде всего из своего личного опыта. Он выбирает для запоминания и

пересказа совершенно определенные веши, которые тоже наполнены личностным значением. Некоторые проективные методики основываются исключительно на идее, что именно и насколько правильно запоминается, дает ключ к разгадке черт личности индивидуума. Например, Десперт (Despert, 1938) просит детей пересказывать известные народные сказки и анализирует отклонения от оригинала, акценты и упущения. Дьюи (Duess, 1944) использует похожую методику для установления наличия терапевтического прогресса у своих маленьких клиентов. Она предлагает им шесть незаконченных историй, в каждой из которых заложен базовый конфликт. По настойчивости, с которой ребенок предпочитает повторять окончания при последующих предъявлениях, она судит о силе его сопротивления.

ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ

Вернемся к вышеперечисленным положениям, лежащим в основе проективных методик. Наверное, первое из них наиболее четко указывает на достоинства и недостатки. С помощью наборов стимульного материала проективные методы подробно и полно выявляют образцы поведения, которые требуют тщательного анализа и клинического сравнения. Этот анализ должен раскрыть характерные способы, посредством которых индивид организует незнакомый и неоднозначный материал. Предполагается, что это позволяет узнать, каким образом индивид решает новые задачи и усваивает новый опыт, а также раскрывает структурные аспекты языка и речи испытуемого, что, в свою очередь, дает ценные сведения о личностных чертах испытуемого и некоторые диагностические данные о нем. По анализу речи можно многое узнать о пациенте в соответствии с тем, насколько она является обстоятельной, спутанной, уклончиво-неопределенной или понятной, откровенной или извиняющейся, бессвязной или эксцентричной. Кроме того, эти методики дают наглядную картину перцептивных процессов, которые изменяются при малейших проявлениях шизофрении, органических поражениях мозга и деградации.

В доказательство приведем случай 52-летнего мужчины, который был отправлен на разовое психологическое обследование с диагнозом «параноидальная шизофрения». Диагноз был поставлен на основании жалоб пациента. Он утверждал, что чрезвычайно много людей стремятся устранить его из бизнеса. Однако тест Роршаха не выявил у него присущего шизофреникам запутанного мыслительного процесса, зато обнаружил навязчивые повторения и искажения, которые обычно наблюдаются у людей с органическими поражениями мозга. Тщательные неврологические исследования подтвердили внутричерепную патологию. Его мания преследования развилась на основе совершенно реальной ситуации, а именно из-за его неспособности справиться с высокой ответственностью и высокой конкуренцией^ сфере его профессиональной деятельности в качестве страхового агента.

Это только один случай, демонстрирующий возможности теста Роршаха в дифференцированной диагностике. Существуют и более широкие исследования (Benjamin and Ebaugh, 1938; Hertz, 1945; Hertz and Rubenstein, 1939), доказывающие высокий уровень валидности этой методики. Это не удивительно в свете того факта, что клинический диагноз, может быть поставлен не только на основе анализа жизни пациента и содержания его конфликта, но и через анализ его образа мыслей, который отображает симптомы, характерные для различных клинических групп.

В круг возможностей проективных методов, в частности Тематического Апперцептивного Теста и подобных ему, входит также изучение фантазий и установок, притязаний, половой идентификации и озабоченности. Как правило, фантазии, обнаруженные при тестировании, имеют очень высокую корреляцию с фантазиями, вскрытыми в ходе серии психиатрических интервью. Обратимся к случаю двенадцатилетней девочки, которая в ответ на предъявление карточек ТАТ рассказала огромное количество фантастических сказок. Почти во всех ее историях имелась тема исполнения желаний. Девочка была незаконнорожденным, депривированным ребенком, лишенным какого-либо ухода. Воспитывалась она вместе с двумя младшими недоразвитыми сиблингами отцом-алкоголиком. В возрасте около десяти лет у нее произошла с отцом инцестуозная связь. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, отец женился на женщине намного старше его. Ее фантазии, высказанные при проведении ТАТ, совпадали с тем, о чем она рассказывала в серии игровых интервью, и с теми симптомами, которые проявлялись в ее действиях. В своих играх и рассказах она пыталась занять место мачехи, идентифицируясь с ней. Она представляла себя исполняющей все домашние обязанности; матерью, имеющей детей; путешествующей с мужем; живущей в красивых домах; имеющей возможность есть все, что пожелает. В основе большей части ее действий лежали те же фантазии. Она принимала на себя роль взрослой женщины, стремилась делать так много домашних дел, сколько ей разрешала приемная мать, пекла пироги и сидела с соседскими детьми, предпочитая эти занятия походам в кино. Девочка крала у матери деньги, хотя она имела собственные сэкономленные сбережения, копила всякие безделушки, бумагу, надевала ее украшения, несмотря на то, что женщина покупала специально для нее точно такие же. Девочка проявляла ревность по отношению к любому, кто овладевал вниманием ее отца, и открыто заявляла, что никогда не выйдет замуж. Во всех фантазиях было видно, что она хочет занять место мачехи.

Многие психиатры считают ТАТ весьма информативным методом, и иногда даже предпочитают его тесту Роршаха, так как извлеченные с его помощью фантазии очень близки к тем, которые выявляются во время психиатрических интервью. Относительная легкость, с которой выявляются эти фантазии, совершенно не удивительна, если принять во внимание, что испытуемый дает реакции на неопределенный стимульный материал, казалось бы, не имеющий к нему самому никакого отноше-

ния, а потому не осознает, что говорит о себе. Это явление, а также то, что он производит личностно значимый для него выбор из бесчисленного количества вариантов, и делает его фантазии легко доступными.

Итак, установлено, что проективные методы имеют высокую диагностическую валидность, а также валидны при исследовании содержания фантазий. Следующая задача, стоящая перед нами, состоит в том, чтобы выяснить, пригодны ли проективные тесты для прогнозирования реального поведения. Психологи часто избегают этого вопроса, либо бывают излишне оптимистичны, либо наоборот. Мы попытаемся прояснить некоторые проблемы, связанные с прогнозированием.

Нас заинтересовал этот вопрос, когда мы изучали взаимосвязь проявлений враждебных фантазий в игровых ситуациях и реального враждебного поведения в группе детей дошкольного возраста (Korner, I949). Выражения враждебности у этих детей наблюдались во всех игровых техниках. Однако никакого устойчивого враждебного поведения в реальных ситуациях не обнаружилось. Результаты исследования показали, что на основании наблюдения детской итры нельзя сделать вывод о степени или форме проявления враждебности ребенка в реальной жизни. Интересно, что половина детей в изучаемой выборке сохраняли последовательность в любых ситуациях, в которых наблюдались, то есть они либо все время были очень враждебными, либо миролюбивы. А другая половина меняла позицию: была очень враждебна в игровых ситуациях и миролюбива в настоящем поведении, и наоборот. Поскольку вероятность последовательности и непоследовательности поведения была одинаковой, то ясно, что прогнозирование оказалось невозможным.

То же самое отсутствие зависимости между фантазиями и реальным поведением в более широких масштабах наблюдал Сэнфорд (Sanford, 1943). Он изучал взаимосвязь выявленных по ТАТ потребностей и внешнего поведения. Средняя корреляция оказалась равна 0,11, из чего он заключил, что потребности, проявившиеся в ТАТ, не обязательно будут выражены в поведении. В этой области проводилось не так много исследований, однако клинический опыт вновь и вновь убеждает, что не существует определенной зависимости между фантазиями и реальным поведением. Наши исследования в одном из западных университетов, проведенные по Роршаху, обнаружили тревожное число шизофреников среди клинически благополучных клиентов. Аналогичные результаты были получены и в других университетах. И наоборот, клинические психотики часто по тесту Роршаха показывали меньше шизофренических процессов, чем шизофреники. Другими словами, исследователи постоянно сталкивались с несоответствием между психопатологией и клиническим поведением.

Вопрос о прогнозировании реального поведения можно опустить, если согласиться с тем, что не это является целью исследования в проективных методиках.

Это утверждение может быть вполне приемлемым для врачей-клиницистов, которые ежедневно сталкиваются с внешне адекватно адаптированными пациентами, имеющими, однако, сильнейшую скры-

тую патологию. Но большинство психологов не готовы принять этот факт. И это видно хотя бы из того, что предпринимается огромное количество попыток определить валидность проективных методик в отношении корреляции их результатов с реальным поведением. Противники этих методов в доказательство их невалилности постоянно используют неспособность проективных тестов предсказывать поведение. И исследователи, работающие в этом направлении, постоянно предоставляют такого рода данные. Например, Томкинс (Tomkins, 1947). составивший подробное описание Тематического Апперцептивного Теста, утверждает, что основное предназначение любой методики — успешное прогнозирование реального поведения. В одной из более поздних своих статей (Tomkins, 1949) он с очевидным удивлением сообщает, что наблюдал случаи, когда по ТАТ невозможно было определить причину нарушений поведения или даже асоциальных действий. Во многих других работах, посвященных проективным методам, также прослеживается желание выйти на прогнозирование поведения. Например, суицидальные наклонности и склонность к убийству изучаются не по клиническим синдромам, приведшим к такому намерению, а по вторичным паттернам конфигурации, выявленными при помощи теста Роршаха. Проективные методы используют и при отборе на работу, и для определения пригодности в какой-либо сфере деятельности. Так, с помощью проективных методов пытались прогнозировать (часто безуспешно) профпригодность в таких областях, как мореплавание, инженерное дело, пилотирование; а различные психоаналитические институты пробовали использовать их для отсева кандидатов. Довольно часто, когда они использовались как отборочный тур при соискании вакансии, работодатель при принятии решения руководствовался только наличием или отсутствием патологии, что в целом неоправданно. В клинической практике часто делают прогнозы, но они могут быть полезны и даже верны, если мы принимаем их только как предположение. То есть такие прогнозы необходимы и желательны тогда, когда мы принимаем их за рабочую гипотезу, требующую тщательной проверки. Однако слишком часто под подобным прогнозом понимают всего лишь буквальную запись высказанных пациентом фантазий. Вероятно, трудность осознания того факта, что прогнозирование не является основной целью проективных методов, существует еще и потому, что общепринято ставить под сомнение ценность психологической работы, если не могут быть получены подобные прогнозы. Мы поймем, что на самом деле для этого нет оснований, проанализировав причины их ненадежности. Кроме того, использование этих методик оправданно и необходимо уже потому, что они валидны и очень значимы в сфере диагностики и при изучении фантазий.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒