Аннелиз Ф. Корнер 5 страница

Можно возразить, что этот тезис легко проиллюстрировать на примере теста Роршаха в отличие от некоторых других проективных методов. Я думаю, это не так. К примеру, Слиосберг показал, что дети начинают быстрее понимать значения предметов и явлений, обладающих большей подвижностью, в игре, чем в неигровых ситуациях. Хомбергер (Homburger), Эриксон и Меррей при помощи так называемых игровых приемов и других проективных техник использовали эту игровую подвижность в изучении глубочайших стремлений и подавляемых желаний детей; в результате проявились некоторые очаровательные примеры проективного поведения. Я думаю, общим в этих экспериментальных попытках является факт, что в игровых ситуациях дети типичным образом чувствуют большую безопасность и комфорт, и когда им предъявлены двусмысленные стимульные поля, они склонны выдавать проективные данные, отображающие их потребности, желания, страхи и т.д. В соответствии с нашей формулировкой очевидно, что проекции детей в таких ситуациях проистекают из факта, что представленный им стимульный материал вызывает реорганизацию их взаимоотношений с физическими и социальными средами.

Широко распространено явление, когда большинство людей испытывают большую защищенность и комфорт, если их действия связаны : чем-то давним и привычным в их опыте, а встречи с новыми и незнакомыми ситуациями имеют своим результатом значительную незащищенность и беспокойство и даже тревожность. Я думаю, что именно это положение дел следует считать объясняющим обычные напряжение и явную тревогу, которыми, по-видимому, реагирует так много субъектов на предъявляемый им стимульный материал в различных проективных тестах. Как правило, и, возможно, почти всегда эти стимульные матери-

алы являются новыми и незнакомыми, так что благодаря им человек оказывается в ситуации, в которой, как иногда объясняют, «привычные правила игры» очевидно неприемлемы. Клинический опыт с некоторыми проективными методами убедил меня, что в условиях неопределенности психологической задачи и когда вдобавок стимульное поле либо довольно неоднозначно, либо является новым в опыте субъекта, тестируемый склонен реагировать тревогой — от минимальной до сильной. Я думаю, проективный механизм вводится в действие по мере повышения объема тревоги благодаря усилиям, проявленным субъектом при установлении связи с новым и неструктурированным стимульным полем. Если эта формулировка процесса обоснована, то функция перцепции, по моему предположению, состоит в том, чтобы уменьшить объем тревоги, ощущаемой индивидом, чтобы он мог прийти к согласию с физической и социальной средами, которое позволит иметь с ними дело с максимальной легкостью и комфортом.

Именно в эту ситуацию обычно вводят субъекта, когда предлагают ему проективный тест. С позиции своей формулировки я считаю, что несложно понять, почему индивид так часто окружает проективные материалы собственными желаниями, импульсами, фантазиями, ценностями и т.п. В принципе чтобы вызвать проективное поведение, человеку можно предъявлять почти любые стимульные материалы. Значимыми являются объем структурированности стимулвного поля и способ интерпретации выполнения теста испытуемым. Стимульное поле может быть сильно структурированнным, но предпочтительно сводить это к минимуму, чтобы внутренние или субъективные факторы перцепции могли свободно функционировать, позволяя индивиду в максимальной степени окружать стимульные ситуации собственными потребностями, ценностями, фантазиями и т.д.

ТАТ, к примеру, предъявляет субъекту серии незнакомых задач и достаточно неструктурированные стимульные поля, заставляя его проецировать собственный эмоииональный мир, выдавать личные концепции о физическом и социальном мирах и проявлять усилия по организации своего поведения и установлению связи с этими мирами. В результате нескольких попыток проекции индивида и его работы по установлению связи с физической и социальной средами, с которыми он взаимодействует, появляется нечто вроде рентгеновского снимка индивида, как описывал этот процесс Франк. Проективные данные предполагают, каким образом человек представляет себя в отношениях с физической и социальной средами, когда стремится превратить их в собственные личные потребности и ценности. Исследование карточек ТАТ убеждает, что они внимательно отобраны и предназначены для предоставления ряда необычайно богатых и разносторонних стимульных полей. Использование данных ТАТ часто предоставляет нам возможность построить надежную схему заключений о том, каким образом данная личность старается установить связь с другими людьми. Из-за характера стимульных полей, предоставляемых ТАТ, проективные данные, выявляемые в результате

-----,„„ Л1-ГЛ1-ТПЯКУГ немалую пользу в пости-

жении межличностных ориентации субъекта и позволяют клиницисту вывести приемлемые умозаключения, относящиеся к межличностным установкам и чувствам, испытываемым субъектом к большинству значимых фигур в своей жизни.

Конечно, проективные тесты применялись главным образом в изучении и диагностике личности. Однако клиницисты нередко обнаруживают терапевтическую ценность проективного теста для самого тестируемого1. Если общая тенденция нашей теории перцепции обоснована для проективной психологии, то не стоит удивляться этому результату, Действительно, мы можем допустить, что предъявление субъекту серии различных стимульных полей посредством проективных методов может действительно оказать ему помощь в снижении его уровня тревоги; давая возможность для катарсиса. Я полагаю, стимульные материалы требуют, чтобы субъект подводил себя к новым взаимоотношениям с его физической и социальной средами. В процессе достижения новой ориентации приводится в действие проективный механизм, и может происходить снижение тревоги.

НЕКОТОРЫЕ ПОСТУЛАТЫ О ЛИЧНОСТИ

На фоне относительной бесплодности многих попыток современной теоретической психологии среди американских психологов возрастает тенденция к поиску выхода из создавшегося положения посредством более интенсивного и серьезного изучения личности. Важно то, что за последние два десятилетия объем литературы по психологии личности вырос до громадных размеров. Отчасти это происходит из-за растущей неудовлетворенности прогрессом лабораторной науки, а отчасти из-за практического интереса к потенциалу научной психологии в кризисном возрасте. Как предположил Розенцвейг, в последние годы наблюдалась постепенная конвергенция теоретических взглядов, касающихся сущности личности. Вопреки факту, что эти теоретические формулировки возникали из абсолютно разных методологических и концептуальных позиций, большей частью их можно свести к весьма ограниченному числу постулатов о сущности личности, которые, несмотря на некоторые оговорки, способны принять сторонники проективной точки зрения.

Мы считаем эти пробные формулировки примерами некоторых наименее общих знаменателей, очевидно, так или иначе обслуживающих гипотезы многих клиницистов, которые тесно связывают себя *с проективной психологией. Концепции личности, экспериментально сформулированные мною, необходимо рассматривать только как гипотезы, функции которых — инспирировать и вести исследования личности в

1 Как говорилось ранее, первоначально индивид часто реагирует повышением тревоги. Однако по мере раскрытия методики теста его поведение стабилизируется, и напр;ь женность вместе с тревогой переходят на тот уровень, какой был до теста. Главным образом в исследовательской части теста, где это используется, может происходить обсуждение чувств с последующей редукцией тревоги. В принципе подобная ситуация может развиваться с любым психологическим тестом.

проективной психологии. Единственная санкция, позволенная этим гипотезам в настоящее время, — оказывать проективному психологу помощь, подстраивая данные, полученные при использовании проективных тестов, под значимые модели, которые могут принести пользу в толковании проективного поведения.

Можно сформулировать несколько следующих полезных для проективной психологии постулатов, касающихся сущности личности.

1. Личность — это система, функционирующая в индивиде в роли организации между стимулом и реакцией, которые она стремится связать воедино. Этот постулат акцентирует условную и относительную сущность стимула и предполагает, что любой стимул обладает эффективностью в вызывании реакции в той степени, в какой он связан с функционирующим организмом. Стимул приобретает способность к установлению связи с функционирующим организмом посредством научения этого организма.

Стимулы, на которые человек может научиться реагировать, зависят от специфических и индивидуальных потребностей и ценностей этого человека. Стимулы, способные согласовываться с потребностями индивида, имеют тенденцию вызывать реакции, и одна из функций личности как системы, функционирующей внутри индивида между стимулом и реакцией, состоит в отборе из бесчисленных стимулов, постоянно посягающих на человека, тех, которые благодаря удовлетворению потребностей, приводят к редукции на мотивациот-шом уровне.

На феноменологическом уровне отбор стимулов, на которые может реагировать индивид, осуществляется посредством процесса, называемого нами «селективным вниманием». Процесс селективного внимания является деятельностью перцептивных механизмов. Стимулы, вызывающие реакции, отбираются в качестве функции содействия выживанию и благосостоянию индивида, рассматриваемой в самом широком смысле. Процесс селективного внимания представляет собой деятельность личности, заставляющую индивида проявлять восприимчивость к стимулам, которые способствуют его благополучию и целостности, а также развивать в себе бесчувственность к стимулам, не способствующим этой цели.

Так же как индивид приобретает селективное внимание к классам стимулов в ходе своего научения тому, как организовывать и интегрировать свои отдельные опыты, мы можем допустить, что он развивает «селективное невнимание» (Салливан), процесс, не являющийся в узком смысле функцией перцептивных механизмов, происходящий, по нашему предположению, вне осознания человека1.

2. Личность как организация является динамичной и мотивационной по своей сути. Ее способности отбирать и интерпретировать стимулы, с одной стороны, и контролировать и фиксировать реакции — с другой, опре-

1 В формулировки Саллпвапа «селективное невнимание» — это прием, используемый системой «я» с целью управления объемом испьпываемой треноги. Салливан считает этот процесс происходящим вне осознания, однако он мог бы унести нас слишком далеко, показывая, каким образом его,концепция паратаксического искажения, значимая в тюм контексте, связана с процессом селективного невнимания.

деляют ее целостность и единство как функционирующей системы. Этот постулат можно рассматривать как ключевой во взгляде Оллпорта на личность, и принятие его проективным психологом означает фактическое развенчание стимула и уверенное представление личности как совокупности «посредничающих переменных» и соотносящихся систем по старой бихевиористской формуле S—R.

Личность как динамическая организация, находящаяся между стимулом и реакцией, несет ответственность за психологический гомеос-таз, происходящий в поведении. Поведение, можно сказать, нарушается, когда, к примеру, личность как динамическая и мотивационная система или организация неспособна соотнести стимул и реакцию. Вследствие утраты психологического гомеостаза прежние перцептивные реактивные тенденции индивида, усвоенные главным образом через научение, больше не функционируют. Человек теряет способность отбирать из физической и социальной реальности те стимулы, на которые он привык реагировать. «Закономерность» прежнего поведения нарушается, и человек вынужден использовать новые и часто неадекватные реактивные тенденции. Мы допускаем тем не менее, что использование новых реактивных паттернов закономерно и должно пониматься в терминах потребности индивида отстаивать свою целостность и последовательность на новой основе.

3. Личность — это конфигурация. Личность состоит из множества психологических функций и процессов, и мы считаем, что формирование личности следует законам гештальт-психологии, применяющимся к рагвитию любой другой конфигурации.

Проективный тест нельзя рассматривать как предназначенный для «оценки» всей личности, а непроективное исследование личности нельзя воспринимать как оценку личности во всем богатстве ее организации и дифференциации как процесса. Вместо этого мы должны предположить, что сравнительно ограниченные участки личностной конфигурации оцениваются сочетанием всех инструментов как проективных, так и непроективных, которые доступны для нас в данное время. Поскольку личность можно считать растянутой во времени конфигурацией, задача исследования личности или ее оценки подразумевает крайне сложную процедуру с привлечением многих оценочных методов, с тем чтобы получить серии картин поперечного среза, с помощью которых выстраивается ряд заключений о продольном характере личностного процесса.

Конфигурационный характер личности является оправдательным обстоятельством для многомерного подхода к анализу, представляемото некоторыми проективными процедурами. Каждый аспект конфигурации, называемой личностью, который пытаются осветить тем или иным проективным методом, необходимо считать лишь отдельным выражением всей личности как процесса и рассматривать его в свете других поведенческих проявлений индивида.

4. Рост и развитие личности основаны как на дифференциации, так и на интеграции. Этот постулат утверждает, что рост и развитие личности подчинены двум фундаментальным процессам: научению и созреванию.

Научение и созревание сообща отвечают за дифференциацию и интеграцию, которые по-разному характеризуют личностный процесс на тех или иных стадиях его развития.

5. Личность в своем росте и развитии во многом находится под влиянием факторов окружающей среды. Культурные факторы обладают первостепенной важностью в числе окружающих факторов. Этот постулат не отрицает роли и значимости наследственных факторов в качестве детерминантов личности, но акцентирует утверждение, что окружающие детерминанты личности обладают существенным влиянием на предоставление индивиду возможности организовывать свои отдельные опыты и направлять свое поведение к адекватному удовлетворению личных потребностей.

Польза этих пяти постулатов о сущности личности для проективной психологии заключается, я думаю, в том, что их используют как системы эталонов в суждении о личности. Они могут также помогать клиницисту так систематизировать проективную продукцию своих испытуемых, чтобы проективные данные могли получить больше смысла. Ясно, что принятие даже некоторых из гипотез о сущности личности обязывает проективного психолога использовать множество процедур, проективных и непроективных, исследуя богатство личности.

Очевидно, эти сформулированные выше постулаты представляют лишь начало развития теории личности, которая должна иметь первостепенное значение для проективной психологии в целом, если мы хотим, чтобы проективные методы, применяемые сегодня, пользовались более широким признанием психологического содружества. Теоретические психологи не только имеют право, но обязаны настаивать, чтобы клиницист расширял и оглашал идеи и концепции, которыми он руководствовался в своих исследованиях с применением проективных методик. Несмотря на другие присущие ей черты, наука является человеческой деятельностью, процедуры и операции в которой должны быть открытыми и повторяемыми. Сегодня, как и всегда, психолога как ученого нельзя оправдать, если он вместо публичных оперирует концепциями, известными лишь посвященным. Необходимо делать направляющие концепции проективной психологии ясными и доступными, чтобы в конце концов их подвергли экспериментальной проверке и поместили в группу подтвержденных заключений.

Конечно, следует признать, что некоторые теоретические формулировки о личности предлагались к рассмотрению, и, возможно, наиболее исчерпывающая из них принадлежит Меррею. Общая особенность всех этих теорий личности, однако, состоит в том, что они не пользовались широким одобрением среди тех, кто работает в рамках проективной схемы. В теории личности крайне нуждаются клиницисты, работающие с проективными тестами, и их повседневные опыты предоставляют возможность проверить ценность такой теории, когда под нее подводят проективные данные. Такая теория оправдана не только из-за системы, необходимой нам, но скорее потому, что она может стимулировать и вести ряд решающих экспериментов, которые могут иметь в качестве своей

конечной функции развитие совершенно новых перспектив и концепций, касающихся личности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этой статье я стремился описать теоретическую атмосферу, в которой развивается неоперившаяся еще проективная психология, и рассказать о некоторых из наиболее важных концепций, придававших ей своим действием форму пригодного и респектабельного подхода к изучению и диагностике личности. Не все факторы, моделировавшие проективное направление в психологии, имеют равную значимость, и я выделил в качестве существенных те из них, которые легче всего согласуются с моими личными убеждениями. Другие, весьма вероятно, выделили бы другие и совершенно несхожие тенденции. Однако какой бы ни была формулировка новой сферы проективной психологии, я не считаю преждевременным предположение о том, что проективное направление представляет отличный и уникальный подход к сфере прикладной психологии личности, который может привлекать психологов как экспериментального, так и клинического убеждения.

Я представил набросок перцептивной теории, которая может быть полезной для понимания проективной психологии. Несомненно, другие формулировки сущности и роли перцептивных процессов и возможны, и пригодны, но я считаю, что предложенный мною подход к восприятию может помочь понять, почему оно является чем-то вроде via regia для исследования потребностей, ценностей, желаний, фантазий, импульсов и всего остального в индивиде, что может стать доступным для нас посредством нескольких проективных методик. Я изложил условия, при которых, по моему мнению, функционируют перцептивные процессы, поддерживая уровень тревоги у индивида, и предложил теорию о том, как приводится в действие проективный механизм.

Пять постулатов о личности, которые используются в качестве гипотез, проверяемых клиническими и проективными данными, представляют лишь каркас, вокруг которого должна быть возведена полностью пригодная и исчерпывающая теория личности. Они были предложены только вследствие моей убежденности в том, что проективная психология отвечает за то, чтобы делать как можно более ясными используемые концепции личности. Очевидно, что клиницисты используют в работе с проективными тестами много имплицитных концепций, однако они обязаны их излагать. Концепции эти, вероятно, представляют скорее их собственные теоретические пристрастия, чем взгляды, в связи с которыми можно легко прийти к некоторому взаимному соглашению1.

1 Пока клиницисты на самом леле не сделают свои концепции ясными и доступными широкой общественности, мы не будем иметь никакого представления, насколько их можно объединить в теорию проективной психологии в том виде, к каком она сформулирована сегодня. Подозреваю все же, что многие из имплицитных концепций клиницистов, работающих с проективными тестами, неодинаково способны к легкой интеграции в современные концепции проективной психологии.

Я показал важность усилий, приложенных мной к развитию теории личности, которая может сослужить особую службу проективным психологам. Нет сомнений, что в ее отсутствие проективным тестам, по всей вероятности, трудно достичь такой зрелости, которая вполне позволила бы им состязаться наравне с более давними подходами к изучению личности. Проективные психологи все еше ошущают собственную незащищенность, вызванную не столько начальным этапом развития их направления, сколько некой слепой и упорной нерасположенностью, оказываемой теоретическими психологами, которые настаивают на том, что прежде чем принять проективные тесты в главное течение американской психологии, необходимо доказать валидность и надежность точно так же, как доказывалась ценность непроективных тестов.

Я придерживаюсь мнения, что проективные тесты развивались из атмосферы мнения, столь радикально отличного от того, которое сделало возможным существование других методик оценки личности, что их валидность и надежность никогда не смогут быть установлены теми же способами. Это требование, относящееся к проективным методам, просто нельзя удовлетворить.

Проективные тесты совершенно ясно показали, что мы должны быть готовы отказаться от ошибочного разграничения количественных и качественных данных. При изучении личности возникают оба вида данных, и мы должны разработать такие способы их трактовки, которые позволят нам обсуждать и тот и другой. К счастью для проективной психологии, признание существующей ситуации постепенно возрастает; и мы можем надеяться, что следующие несколько лет работы дадут необходимые навыки более адекватного обращения с любыми показателями личности.

Гордон У. Олпорт

ТЕНДЕНЦИИ В ТЕОРИИ МОТИВАЦИИ

Теория мотивации сегодня благополучно выходит на широкую дорогу научного прогресса. В попытке описать смену направления особое внимание я бы хотел уделить проблеме психодиагностических методов, так как именно успехи и неудачи в их развитии могут многое рассказать нам в плане психодинамических теорий.

Начнем с вопроса, почему проективные методы так популярны сегодня как в диагностической, так и в исследовательской практике? Ответ, на мой взгляд, нужно искать в истории развития мотивационной теории в прошлом веке. Шопенгауэр со своей доктриной примата слепой воли не испытывал особого уважения к рациональным объяснениям, которые находит человеческий разум для оправдания собственного поведения. Он был уверен, что мотивы нельзя оценивать по их внешним проявлениям. За ним следовал Дарвин со своим законом выживания сильнейшего. Мак-Даугалл (McDougall) усилил дарвиновский акцент на инстинкт, сохранив в своей целенаправленной работе привкус шопенгауэровской воли. Итак, Дарвин со своей борьбой за'выживание, Бергсон (Bergson) с жизненным порывом, Фрейд с либидо — все эти авторы были иррационалистами. Они были убеждены, что в мотивации самым важным является внутренний генотип, а не лежащий на поверхности фенотип. Все они реагировали на наивное рационализаторство своих предшественников и на попытки смертных оправдать свое существование и

' В своем изящном анализе Оллпорт бросает вызов тем, кто утверждает, что только «глубинные» методы могут предоставить средства обойти защитные механизмы испытуемого. Он говорит, что обычный человек с готовностью пойдет на общение и с большой экономией времени сам расскажет то, что с помощью батареи проективных методик пришлось бы выведывать часами. И наоборот, если субъект совсем не хочет раскрывать чего-то, он просто не обратит внимания на соответствующий материал, если только тестирующий не будет изобретательнее. То есть проективные методы следует использовать только вместе с прямыми методами, чтобы можно было сравнивать разные виды данных.

Несомненно, эта статья заставляет серьезно задуматься и ставит ряд вопросов для размышления. Действительно ли не существует связи между невротиками и нормальными субъектами, как подразумевает Оллпорт? Если большинству индивидов присущи невротические тенденции, в состоянии ли они верно оиенпть свои проблемы, когда их об этом спрашивают? Осознают ли здоровые свои трудности настолько, чтобы суметь донести эту информацию до других? Утверждение сомнительное. Многие считают, что такое осознание самого себя не слишком распространено.

Что касается мнения Оллпорта насчет неспособности проективных методик пробиться через защиту относительно нормального субъекта, то большая часть данных из литературы подтверждает это. Однако использование более тонких критериев предоставляет возможность дифференцировать относительно нормальных субъектов на основании их реакций на проективные тесты, несмотря на защитные механизмы личности.

объяснить поведение. Среди этих иррационалистов, доминировавших в психологии прошлого века, Фрейд, конечно, был ведущей фигурой. Он, как и другие, отдавал себе отчет в том, что истоки поведения могут быть недоступны для понимания.

В добавление к иррационализму современная динамическая психология отличается еще одним характерным признаком. Решающая роль в процессе онтогенеза приписывается врожденным инстинктам либо опыту, приобретенному в раннем детстве. В этом взгляды ведущих нединамических школ и психологии в рамках двучленной системы «стимул—реакция» совпадают со взглядами динамической теории. Все они соглашаются с тем, что наблюдаемые нами мотивы у взрослых людей обусловлены, подкреплены, сублимированы или, иначе, развились на основе инстинктов, влечений, или ид, структура которого, как говорил Фрейд, «никогда не меняется».

Ни одна из ведущих теорий не считает, что мотивы могут претерпеть существенные изменения в течение жизни. Мак-Даугалл полностью исключает эту возможность, утверждая, что мотивационная структура закладывается на основании имеющегося набора инстинктов раз и навсегда. Новые объекты могут добавляться через научение, но мотивационная сила все время остается одной и той же. По существу, позиция Фрейда идентична этой. Концепции сублимации и смешения объект-ка-тексиса ответственны главным образом за всяческие видимые изменения. Психология «стимула—реакции» также настаивает на «дистанционном» контроле, базирующемся на прошлом. Мы реагируем только на те объекты, которые связаны с первичными влечениями прошлого, и только в той степени, в какой наши реакции были тогда вознаграждены или доставили нам удовольствие. С точки зрения теории «стимула—реакции», трудно сказать, что индивид вообще что-то пытается делать. Он просто «реагирует» сложной системой навыков, выработанных ранее. Господствующий взгляд на мотивацию как на стремление к «редукции напряжения» или «поиску равновесия» перекликается с этой точкой зрения, но едва ли соответствует действительности.

Широкое распространение подобных взглядов порождает нечто вроде презрения к внешним проявлениям психической жизни. Осознанные рассказы клиентов отвергаются как не стоящие доверия, а разбору текущих проявлений мотивов предпочитают прослеживание поведения субъекта на более ранних стадиях развития. Индивид потерял право на доверие. И в то время когда он занят обустройством своей жизни в настоящем и будущем, большинство психологов заняты раскопками его прошлого.

Теперь становится понятно, почему методы, изобретенные Юн-гом, Роршахом, Мерреем пользуются такой популярностью у психодиагностиков. Эти методы не требуют от субъекта рассказа о его интересах, о том, что он хочет и что пытается сделать. Они также и не спрашивают напрямую о его отношениях с родителями и другими значимыми людьми. Они делают выводы об э.тих отношениях полностью на основании вымышленных идентификаций. Этот непрямой, скрытый подход к моти-

вации настолько популярен, что многие клиницисты и университетские центры уделяют подобным методам диагностики гораздо больше времени, чем любым другим.

Однако иногда клиент может шокировать своего «проективного» психолога вторжением своего неожиданного сознательного отчета. Мне рассказали об истории пациента, который отметил, что карточки теста Роршаха наводят его на мысли о половых сношениях. Клиницист, рассчитывая зацепить скрытый комплекс, спросил почему. «О, —- ответил пациент, — да потому, что я думаю о сексе всегда и везде». Едва ли для выяснения этой мотивации клиницисту на самом деле требовался Роршах.

Большинство психологов предпочитают подступать к потребностям и конфликтам личности окольными путями. И объясняется это, конечно, тем, что каждый человек, даже невротик, достаточно хорошо приспосабливается к требованиям реальности и только в бесструктурной проективной ситуации проявляет свои истинные потребности и тревоги. «Проективные тесты, — пишет Стегнер (Stagner, 1951), — более диагно-стичны, чем реальные события». На мой взгляд, это бескомпромиссное заявление представляет собой кульминацию столетней эры иррационализма и недоверия. Неужели субъект не имеет права на доверие?

Для начала рассмотрим исследование, проведенное во время войны, с привлечением 36 добровольцев, которые провели шесть месяцев на полуголодной диете (Brozek, Gnetzkow, Baldwin and Cranston, 1951). Их диета была настолько скудна, что каждый из них за полгода потерял в среднем четверть собственного веса. Потребность в пище была невыносимо велика, беспрестанный голод мучителен. В то время, когда они не были заняты какими-либо лабораторными заданиями, они обнаруживали себя почти всегда думающими о еде. Вот типичная фантазия, рассказанная одним из испытуемых: «Сегодня у нас меню № I. Но это же, кажется, самое маленькое меню! Что мне сделать с картошкой? Если я словчу, то смогу добавить больше воды... Если я буду есть чуть-чуть быстрее, пища дольше будет оставаться теплой, а я люблю теплое. Но все равно она так быстро заканчивается». Любопытнейший факт: в то время как все устремления испытуемых были очевидно сосредоточены только на еде, а вся энергия направлена на реализацию этой потребности, это никак не отразилось в проективных методиках. Исследователи сообщают, что из использованных тестов (свободные словесные ассоциации, тест начальных букв, анализ сновидений, тесты Роршаха и Розенцвей-га) только один тест свободных ассоциаций дал ограниченные*свиде-тельства об озабоченности едой.

Это открытие чрезвычайной важности. Наиболее сильный, захватывающий мотив совершенно не обнаружил себя в проективных методиках. Однако он был легко доступен в сознательных отчетах. Возможно, частично это объясняется тем, что в лабораторных занятиях испытуемые пытались найти временное отвлечение от навязчивого мотива. Они реагировали на проективные тесты бог знает на что пригодным, привычным ассоциативным материалом. Еще больше сбивает с толку то, что анализ сновидений тоже не раскрыл такого весомого внутреннего моти-

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒