В прятки с Бесстрашием 98 страница

— Я не погибну. Сделаю все, чтобы не погибнуть. У меня есть цель. — очень тихо говорит он, так тихо, что мне приходится вслушиваться. — Но если так получится, значит, там мое место. Понимаешь?

На последнем слове он понял на меня глаза. А я вспомнил, как первый раз взял его на руки. У него всегда был очень умный взгляд, с самого рождения. Умный и серьезный. Упрямый. Он никогда не ныл, если разбивал коленки и не позволял ныть Виктору, хотя тот порывался. Он всегда очень гордился если удалось выйти победителем и никогда не показывал, как ему паскудно, когда проигрывал. Сильный. Храбрый до безрассудства. И такой сломленный сейчас. Я подхожу к нему и опускаю руку на его плечо, не сильно сжимая. Черт возьми, сын, если бы ты только знал, как я тебя понимаю. Если ты испытывал к той девушке хотя бы половину того, что я испытываю к твоей матери, ты даже на минуту не можешь представить себе, как я тебя понимаю. Но надо держаться. Сдаваться нельзя. Быть сломленным — это значит сдаться.

— Только вперед, Алекс. Ни шагу назад.

Он понял. Понял, что я поддерживаю его, где-то в глубине той бесконечной печали, плещущейся в его глазах, мелькнуло облегчение. Он знает. Все он знает, он умный мальчишка, и со всем справится.

__________________________________

Эшли

За столько лет войны, волей — неволей, ты учишься противостоять всем невосполнимым потерям и утратам, как бы не тяжело и горько было с ними свыкаться, принимать их, переживать и справляться, изо всех сил стиснув волю в кулак, надеясь, что время, рано или поздно, но все же сможет излечить эти раны, хотя бы чуть-чуть, и при этом прекрасно осознавая, что никогда эти раны не затянутся. Почти каждый день мы теряли наших друзей, близких и родных людей, но теперь настало самое страшное время, которое только можно было себе представить, теперь, мы теряем наших детей... И ничем не заглушить эту муку. Не перебить и не стереть из памяти. Наши дети выросли. Наши дети — отважные воины, такие, какими мы их растили. Такие же, как и мы. И мы ими безгранично гордимся! Но от этого, вашу-то мать, нихрена не легче. Не в нашей воле, пытаться отгородить их от этой черной суки, с косой, потому, что они — Бесстрашные. Это наш путь, и это наш выбор, стоять до конца, защищая тех, кто слабее, кто не в силах постоять за себя. Оберегать и бороться за ту жизнь, которую мы строили, которую отстаивали два десятка лет, и которую хотим не только прожить, но и сохранить для будущего поколения. Чего бы нам этого ни стоило.

Нельзя сдаваться, как бы не было невыносимо. Не сметь опускать руки и подгибать коленки, как бы сильно на твои плечи ни давило тяжким грузом. Ни шагу назад, только вперед. Никогда не отступать от своих принципов, чтобы не случилось, и как бы ни было сложно. Ведь война меняет людей, срывает маски, обличает их и выставляет напоказ всю сущность, которую невозможно спрятать. Точно так же, как она делает из слабых, уязвимых людей — несгибаемых воинов, она может сделать из сильных и уверенных бойцов — ожесточенных, озлобленных зверей. Это я точно знаю. И нужно противостоять, не дать возможности этой изощренно терзающей боли, поглотить твою душу.

Столько существует всяких «нельзя» и «нужно», просто не счесть, но все они меркнут только от одного удушающего, рвущего изнутри ощущения собственного бессилия, и невозможности что-то исправить, предотвратить, остановить, когда ты видишь, что твоему, пусть взрослому, но ребенку — плохо, невыносимо тяжело. Боль мучает его, истерзывает, а ты ничего не можешь сделать. Ничего. Ты не можешь помочь, как бы ни стремился и ни хотелось. Чувствуешь себя беспомощным и обескровленным. Остроя сочувствие хищно впивается когтями в сердце. Это больно, видеть, как сильный мужчина сникает от жгущего ощущения потери.

— Привет. — говорит Алекс, не открывая глаз, устало привалившись плечом к дереву, когда я подхожу ближе. Он всегда чувствует, когда я рядом, с самого детства.

— Привет. Говорил с отцом? — разглядываю его осунувшееся, изможденное лицо, и не могу до конца осознать, что это мой сын. Ни надменной ухмылки, ни шального, наглого взгляда, ни дерзкого вызова в голосе...

— Да.

— Разрешил?

— Мне не требуется его разрешение. Но... он поддержал. — тихонечко выдыхаю. Не то, что я прямо надеялась, что Эрику удастся убедить Алекса не отправляться на дальние рубежи, конечно, я понимаю, что если мой упрямец что-то решит, то всё — сливайте воду, тушите свет, вяжите цепями, но ничто его не остановит. Характер такой. И как бы я ни волновалась, ни пыталась его уберечь, сейчас я точно знаю только одно — Алексу нужно, чтобы мы в него верили и поддерживали, вопреки всему. Для него это важно.

— Значит, поедешь туда? — помявшись, вытаскиваю у него из пальцев сигарету. Снова эта дурная привычка, берет надо мною верх.

— Поеду. — только молча киваю. А что тут скажешь, мальчик вырос и стал совсем самостоятельный. Причем, уже давно. — И что, даже отговаривать не будешь? — на мгновение, его верхнюю губу трогает ухмылка. Ах ты ж, да я бы и рада отговаривать и увещевать, родной мой. Даже на коленке могу повиснуть, пытаясь не пустить, да только толку-то? Тебе же при рождении, упрямства с лихвой отсыпали, да и не нужны тебе мои аргументы «за» и «против». Ты твердо всё решил, я вижу.

— А что, сработает?

— Нет.

— Тогда смысл? — пожимаю плечами, стараясь удержать тяжкий вдох.

— Это да.

Душа со стоном проваливается в гнетущую пропасть, больно... Черт, так больно видеть на его лице отчаяние и муку, от разрозненного сердца. Он морщится, между бровями залегла складка, деформируя шрамы на лбу. Если бы на душе все рубцевалось бы так же быстро. Глаза совершенно безжизненные, затопленные обреченностью. Плечи поникшие, лицо осунувшееся, как бледная маска, все кулаки разбиты. Особенная черта Эвансов — через физическую боль, выплескивать душевные терзания. У меня сжимается сердце. Где найти сил, какие подобрать слова, чтобы хоть как-то смягчить твоё страдание? Чтобы это не утопило тебя в черном болоте тоски и гнева.

— Боль утраты, она... никогда не пройдет. Всегда будет с тобой. Только... не позволяй себе самому стать болью. Не позволяй ей распространяться на других.

— Ты тоже не веришь, что она могла там выжить? — Ох, мальчик мой... Я не знаю, в жизни всякое случается, но чтобы не случилось, как бы ни было тебе невыносимо, пусть где-то глубоко в сердце, нужно надеяться на чудо. Очень часто, у нас больше ничего не оставалось, кроме надежды, и это давало силы бороться дальше... Надежда — это то, что будет сопровождать нас тенями по жизни, и даже в наши могилы. Но также я прекрасно знаю, насколько она бывает ложной. Под ребрами вдруг ухает набатом.

— Вера — это не моя стихия, но, знаешь, как говорят: главное — верить. Если веришь, то все обязательно будет. Это не мои слова...

— Знаю. Джоанны. — конечно, знаешь, родной. Ты всё знаешь, ты всегда был умным.

— Да, — я пытаюсь улыбнуться, в поддержку сыну, но выходит только вымученный оскал. — Только видя смерть — можно научиться жить! Это жизнь, Алекс. Со всеми ее сторонами. Мне так жаль, что все так сложилось, но надо как-то это преодолеть...

— Ты боишься потерять отца?..

«Бум» — сердце болезненно стукнуло в ребра и пропустило удар. Боюсь, и не только его. Мои душа, сердце и жизнь состоят из шести частей. Самых дорогих, самых важных на свете людей. И из меня уже вырывали их. Если ему рассказать, разве ему станет легче? Может быть, станет от того, что есть кто-то кто, пережил такое однажды. Хотя, к такому невозможно привыкнуть.

— Я много кого теряла, сынок. — Глаза закрываются, и весь дьявольский ужас пережитого, наваливается тяжеленной плитой. Не могу дышать, в горле скрутился узел колючей проволоки. Слишком многих я потеряла... — И отца твоего в том числе...

— Как? — с детской безжалостностью вопрошает мой великовозрастный сын, а мне остается только хватать воздух большими глотками, чтобы не задохнуться.

— В него выстрелили. И попали. В грудь... и я... видела, как он падает, а на его груди расплывается кровавое пятно. Кровь все текла и текла, впитывалась в землю, а я ничего не могла с этим сделать, надо было бежать... — Перед глазами темнеет, все мигает и кружится черными точками, сильно зажмуриваюсь, разжмуриваюсь, еще, еще и открываю глаза, пытаюсь поймать дыхание. Сердце стучит, ох, как стучит... толкается.

— Но он выжил?

— Да, но я об этом узнала... не сразу. Все эти дни, пока я была в неведении, я думала, что потеряла его. С тех пор мне снится один и тот же кошмар, поле, Эрик падающий от выстрела, пятно на груди...

Воспоминания безжалостно обрушиваются одним разом, холодок ползет по лопаткам, не смотря на жару. Боль не отпускает из своих липких объятий, никогда, она притаивается и ждет, чтобы вернувшись, нанести еще более сильный удар. И тебя она не отпустит, скрутится под ребрами и будет выжидать, но притупится, станет не такой острой, и со временем станет легче дышать. Легче станет, не знаю когда, но станет. Ты еще совсем молод, на твоем пути встретится еще человек, ради которого ты будешь жить. Но только одному тебе с болью не совладать, рядом должен быть кто-то близкий, друзья, те, кто поддержит и не дадут провалиться в тоскливую преисподнюю и не потерять себя.

— Прости, — шепчет он, притягивая меня к себе, — прости, мне сейчас так больно, что я становлюсь жестоким по отношению ко всем. Я не хотел тебе делать больно. И ей не хотел... Но сделал... Пока я не потерял ее, не понимал, как она... нужна мне. — он зажимает меня в руках, как я зажимала его маленького и утыкается мне в макушку. А мне выть хочется и бросаться на стены, от отчаяния, от бессилия помочь ему. Укрыть его от этой несправедливости. — Дин говорит, что там никто не мог выжить. А в бункере ее не было. Но я не могу поверить. Просто не могу...

— Я знаю, Алекс, знаю. — Я отстраняюсь от него и кладу руку ему на щеку. — У тебя все получится. Надо только постараться и не дать себя сломать.

— Мне жить не хочется... — вижу, мой хороший. Чувствую. Но жить необходимо. Тебе есть ради кого жить. И есть ради чего. Нельзя опускать руки, надо бороться. Ты только береги себя.

— И это пройдет. Она подарила тебе целую жизнь, цени ее. Оберегай. Никому не давай отнять ее у тебя. Она заслуживает этого.

Алекс отнимает мою руку от своего лица, целует тыльную сторону ладони и уходит, оставляя за собой ощущение невосполнимой утраты. Он привязался к девушке даже сильнее, чем я думала, и это значит я все-таки была права. Все это его безрассудство сплошной обман. Мой мальчик стал мужчиной. Он справится. Алекс сильный.

__________________________________

Где-то на полигоне недовольных...

— Зачистка прошла успешно. Теперь дело за вами.

Лидер смотрит на человека в безупречном костюме. Все в этом человеке было безупречно до тошноты. Пуговка к пуговке. Волосок к волоску. Идеал. То к чему надо стремиться. Но почему-то больше всего хотелось вымыть руки и никогда больше не прикасаться к этой безупречности.

— Вы уверены, что материал достойный? С ним можно работать?

— Четыре самки и два самца, считаю, что для проверки оборудования вам хватит.

— Что потом делать с особями?

— Если это возможно, я хотел бы оставить их у себя. У нас мало людей, а киборги пока не справляются с поставленной задачей. Если материал после проверки подлежит восстановлению, я хотел бы забрать особей.

— Хорошо, это возможно. И вам пока сейчас лучше затаиться. Бесстрашные достаточно напуганы, чтобы не предпринимать резких движений и достаточно сломлены, чтобы забыть о наступлении. Используйте мобильные базы, сверните всю деятельность на земле и под землей. Сколько вам понадобится времени, чтобы замести все следы?

— Пару месяцев, может, чуть больше. Я согласен с вами, нам сейчас нужно вести партизанскую войну, отражать полноценные атаки мы не в состоянии. Мы будем тренировать наш молодняк, у нас много молодых появилось за это время, подростки воспитанные недовольными. Это вам не «вольники», созданные Сэмом...

Безупречный человек ухмыльнулся и приопустил веки. Лидер не относит себя к «вольникам» по одной причине — сыворотка, введенная ему двадцать лет назад, оказала на него именно то действие, которое от нее требовалось. Она подарила ему выносливость, быструю регенерацию, необычайную силу... Практически спасла его. Идеальный лидер. Прекрасная идея была именно этого человека выпестовать и с каждым годом все больше разогревать в нем ненависть, им так легко управлять. Скоро конец войне, и конец всему остальному. Надо бы уже все сворачивать, что-то это затянулось...

— Помните, ваше слабое звено — вот этот полигон. Пока Бесстрашные не знают где он находится, вам нечего опасаться. Но если они найдут этот...

— Я все понял, наставник, они не найдут этот город. Им просто в голову не придет, его искать здесь, не волнуйтесь.

— Не сбрасывайте со счетов то, что как вы держали крысу в Бесстрашии, так и Бесстрашные могут послать вам лазутчика. Будьте предельно внимательны и осторожны, Райн.

— Не волнуйтесь. Ведь именно для этого мы стираем память всем пленным, после допроса. А с новым оборудованием у нас, вообще, открываются безграничные возможности.

— Да, было хорошо стирать память избирательно, вы правы. Но пока новые аппараты не опробованы, это, к сожалению, невозможно. Желаю удачи, лидер. Она вам пригодится в ближайшее время. Вы уже поняли, отчего Бесстрашные столь осведомлены о ваших планах?

— Мы просканировали каждого, что хоть минимально мог быть в курсе. Ничего не нашли. Я уже готов согласится с Элайей насчет близнецов...

— Близнецов? Чьих? И в каком смысле?

— Да... — лидер отмахнулся, но человек так внимательно на него смотрит, что становиться не по себе под этим взглядом. — Лерайя, пока была у Бесстрашных, видела, как близнецы, сыновья лидера, угадывают мысли друг друга.

— Хм. — человек прикрыл газа и Райну показалось что он отключился на время. — Знаете, это интересное направление. На самом деле... Неплохо было бы изучить объект. Поработайте в этом направлении.

— Вы... что? Хотите, чтобы я выкрал одного из близнецов?

— Почему одного? В идеале, конечно, лучше бы двоих сразу. Но если не получится, то и один сойдет.

— Вы понимаете, что это просто...

— Невозможно? — человек улыбнулся и голос его стал чуть мягче, — всего несколько лет вы даже помыслить не могли о технологиях, которые мы вам поставляем. А сейчас вы обращаетесь с ними, как с обычными игрушками. Так что я не желаю слышать от вас слово «невозможно», Лидер. Придумайте способ. И докладывайте мне обо всех изменениях. До связи.

Лидер кивнул, и картинка пропала. Каждый раз после сеанса требовалось время, чтобы прийти в себя. Значит, теперь мы уходим в подполье. Райн ухмыльнулся. С учетом того где находится их полигон, самое удачное сравнение. Бесстрашным никогда не найти нас. А вот что касается выкрасть близнецов... Вот дернул же черт за язык... Прямо-таки мастера давать противоречивые задания, то в подполье уйди, то ребенка им выкради... Идиоты они.

Лидер уставился на свое отражение. Каждый раз, когда приходилось связываться с наставником, он лицезрел свою отвратительную рожу. Никогда он не простит, никогда. Это они сделали с ним... вот это, Эрик и эта маленькая потаскушка. Бегала за ним хвостом, в глаза заглядывала, а как появился на горизонте более властный мужик, сразу ноги перед ним раздвинула, сучка. Пренебрегла. Отвергла. Посмеялась над ним. Позволила своему психу унизить его при всех... Новая волна ненависти выплеснулась в душе и затопила до краев. Еще немного, осталось совсем чуть-чуть... Аппарат работает. Немного доработки, и у него будет такая армия, какая не снилась идиоту Эрику. И вот тогда-то мы и посмотрим кто из нас лучший лидер.

Ненависть к лидеру была настолько черной, гнетущей, что ее невозможно было выразить словами. Тогда он был молод, слаб, и этот м*дак переиграл его. Победил. Почти убил. Да, лидер недовольных очень хорошо помнит этот момент, когда в его грудь толкнулась пуля, разорвала ткани, проникла внутрь и не давала дышать. А дышать хотелось, очень. А потом хотелось, чтобы не было вокруг пожара, потому что тело отказывалось подчиняться, но все прекрасно чувствовало, когда он горел заживо и даже заорать не мог, легкие больше не служили ему.

Они должны были сдохнуть там, в Эрудиции. Какого хрена Сэм развел с ними какие-то разговоры, вместо того, чтобы сразу их убить. Именно из-за этого мудобл*дского умничанья, у них и получилось его переиграть. Будучи окруженными в оранжерее, они позорно пригнулись, увернулись от пули, которая решила исход этой битвы... Уроды. Бл*ди. Как же он их ненавидит, и семейку их уродскую. Он с удовольствием перестрелял бы всех этих отпрысков, но они зачем-то нужны наставникам. Старшие сыновья сами рано или поздно окажутся у него, а вот младшие... Придется попотеть. Прав наставник, нет ничего невозможного.

— Лидер, — ожило средство связи, — кажется... вы должны это увидеть.

Бросив последний взгляд на изуродованное лицо, лидер надел маску и поспешил на зов. Оператор просто так не будет его вызывать, значит, он нашел что-то действительно интересное. Быстрым размашистым шагом Райн входит в лабораторию и смотрит на экран, подключенный к особи. О, да... То, что лидер недовольных увидел, настолько подняло ему настроение, что он даже улыбнулся себе под маской. Он почти всегда проигрывал, а если и выигрывал, то только с чьей-то помощью, но сейчас... Он вытянул не просто счастливый билет, это редкостная удача. Такая бывает только единожды в жизни, и надо использовать ее по полной.

— Что скажите лидер? С особью можно работать?

— Да. Работайте. А потом избавьтесь от материала.

___________________________

========== Продолжение следует... ==========

Дорогие Читатели!

Предлагаем вашему вниманию продолжение (и окончание) нашей истории во второй части фанфика:

«В прятки с Бесстрашием. Часть 2»

https://ficbook.net/readfic/3508601

В процессе создания фанфика стало понятно, что история требует основательного финала, поэтому авторы решились разбить повествование на две части, дабы сжатостью и недосказанностью не испортить впечатление, а также порадовать наших читателей развернутым и логичным завершением рассказа. Спасибо всем, кто нас читает и любит!

____________________________

Отрывок из второй части:

____________________________

Алекс

Год спустя после уничтожения полигона

Солнце... Жаркое, душное, слишком яркое. Беспощадное. Не люблю его. По мне, так лучше пусть дождь льет, хоть не так ужасно пить хочется, бл*дь. Жара, так еще и полная выкладка, и тень от деревьев не спасает ни хрена. Пахнет соснами и прелой травой, начало лета, жара стоит не так давно, но уже успела порядком подзаеб*ть. Впереди меня Матиас, как и всегда, я держу его в поле зрения, он держит Джона, работаем в связке. В рейде у меня сегодня десять человек, патрулируем территорию, отсюда пришел сигнал движения сегодня утром, решили прочесать квадрат. У нас тут частенько случается движуха. Где-то недалеко недовольные обосновались, шастают постоянно. То группа промелькнет в несколько человек, то отряд киборгов тащится, перебазируясь с одной базы на другую.

Мат мне показывает, что пора рассредотачиваться, мы на месте. Тихо, ничего не происходит. Наши двигаются почти бесшумно, по очереди перемещаясь от одной точки дислокации к другой. Я блокирую шлем и включаю тепловизор, медленно сканируя окрестности.

— Кажется, никого нет, — звучит голос Кевина в эфире. — Ложная тревога.

— Нет. — коротко отвечаю я, — тут точно кто-то есть. Птицы не поют. Ищем дальше.

Буквально через несколько минут эфир оживает опять.

— Эйт, у меня что-то есть. Датчик движения сработал в квадрате а-1. Двигаем туда.

Ага, вот ты и попался, м*дочлен. Я давно тебя выслеживаю... У меня к тебе накопился, уже не один десяток вопросов, и я сдохну, а задам тебе их, после того как ты подавишься своими собственными зубами.

Это урод появился совсем недавно. Я не сразу понял, что за нашим полигоном организовано наблюдение. Сначала стали происходить странные вещи, но к этому я был готов, ведь не зря про этот полигон было известно только то, что тут люди без вести пропадают. Что оказалось правдой...

Потом прошла информация, что у недовольных появилась новая фишка. Они организовывают охоту на наших солдат, забирая трофеи. Да, они все так же нападают, пробираются на базы, устраивают подрывы, было несколько масштабных нападений, но вот охота... У них подрос молодняк, и они тренируют его на нас, учат убивать... Они засылают их в районы дислокации и чем выше звание у убитого, тем больше рангов у нового недовольника. А мы теперь у них вместо кабанов.

Когда мы обнаружили первые жертвы, то сначала не поняли, что это охота. Думали, что случайно зацепило, или нападение произошло. Потом только, позже выяснилось, что это новый вид войны, отстрел офицеров... Они следят, долго, упорно, изучают наше расписание, выслеживают нас на рейдах, ходят за нами по пятам на заданиях. Они тут где-то прячутся, но мы не можем обнаружить их... Эта война зашла в тупик и похожа просто на зачистку оставшихся.

В нашем районе несколько охотников и один из них уже убил одного из наших. Какой-то мелкий, щуплый мальчишка, который любит адреналин. Ну что ж, уроды, вызов принят. Теперь мы поохотимся.

Перебегая от дерева к дереву, я смотрю на датчик слежения. У меня ничего, но ребята впереди говорят, что есть тут кто-то.

— Всем, не сбивайтесь в группы. И не останавливайтесь. Докладывать немедленно.

Как же это муторно, отрядом из десяти человек, гонятся за одним придурком. Острое чувство опасности накатило внезапно, спина покрылась холодным, липким потом. Воздух сгустился, чувства обострились до предела. Он тут, он следит за нами.

— Двигаем, парни, только не останавливаться... Мат, ты чувствуешь?

— А то! Кончиками волос, бл*! Этот п*дор х*ебл*дский...

— Тихо!

Вроде шелест в кустах. В два прыжка оказываюсь там. Ничего. Но движение точно было, было ведь! Не прыгает же он с по деревьям, словно белка. Жестами показываю отряду, чтобы держали оружие наготове. Оглядываю кроны смешанного леса. Сидит наверху или прячется в кустах? Осторожно продвигаюсь вперед, сжимая в руке оружие, готовый в любой момент отражать атаку. Ты сука, больше нас неожиданностью не возьмешь. За это время я привык жопой чуять подобные вещи, и уж тем более сейчас, когда присутствие его очевидно...

— Командир, мы тут кое-что нашли, тебе надо взглянуть... Тут в стороне от квадрата, на границе.

Голос Майли вроде. Оглядываю заросли на наличие присутствия постороннего. Тут он. Знаю точно.

— Майли, подождать не может?

— Да тут нет никого, Эйт. А на это тебе самому надо посмотреть.

А спина все холодеет, будто, вот сейчас, по ней прилетит... Хотя, в спину-то они целиться вряд ли будут, скорее в голову, будут ждать, когда кто-нибудь снимет шлем или хотя бы откроет, чтобы уж наверняка.

На границе квадрата стоят парни, курят. Ох, вот убить мало, уродов, ну ладно новички, но старшаки-то, бл*... Первым делом, наотмашь выбиваю сигарету у Роя, и даю ему подзатыльник.

— На нас идет охота. Застегнул шлем, и больше таких залетов не прощу. Будешь сидеть в отстойнике до завтра, ясно?

— А чего такого-то, — потирая лысую, растатуированную черепушку, тянет этот малолетний придурок. — Квадрат мы прочесали, никого нет, если и был, то вон следы, удрал он! Чего не покурить-то?

Мат с Джоном подходят, ухмыляются на это редкостное раздолбайство.

— Джони, объясни придурку концепцию безопасности полигона. Втык по зубам приветствуется. Майли, что у тебя?

Бесстрашный показывает на землю, и я принимаюсь рассматривать действительно странный след, пока Джон воспитывает молодняк. Трава, кустарники да и молодые деревца примяты так, что лежат на одну сторону, более того... Кончики растений слегка оплавлены и все еще сохраняют тепло, но не обуглены и не облиты смесью, а именно оплавлены, как бывает, когда сгорает свеча. Ширина следа была не более двадцати сантиметров, более того, я уже видел такой эффект.

Совсем недавно обнаружили километрах в тридцати невъеб*нную воронку, прямо посреди леса — вырубка, будто деревья посечены. Мы так ох*ели от этого зрелища, что долго не могли понять, откуда такое могло взяться. Все вокруг было, будто обтесано огроменным шлифовальным станком, примерно таким, какой стоит у нас на полигоне, только исполинских размеров. Когда присмотрелись, поняли, что именно так и выглядели деревья, они были немного оплавлены. Однако есть отличия, вырубка была не примята, а именно срезана и почти правильной овальной формы, будто что-то придавило лес, а потом... исчезло.

Сейчас я лицезрю след, который уходил метров на пятьдесят вперед и... испарялся. Будто и не было его.

— Заеб*ла эта чертовщина уже, сил нет, — бурчу себе под нос, пока ребята готовятся в обратную дорогу. — Получается, у них есть некое средство передвижения по лесополосе?

— Ну да, — отвечает Кев, — видимо, был тут на разведке, смотрел что и как, а потом уехал.

— Нет, брат, я чую, тут он еще. Может, их двое было? Один уехал, второй остался? Всем, режим альфа. Оружие на изготовку. Без нотаций, — тихо говорю Кевину, — лучше перебдеть.

Конечно, возвращаться по жаре да в шлемах, не самое лучшее что можно придумать для летней прогулки по лесу. Парни заметно недовольны, долгое отсутствие опасности сильно расхолаживает, всем хочется отключить облачение, чтобы свежего воздуха глотнуть. Но... За нами следят. Я это чувствую точно также, как то, что я сейчас просто расплавлюсь от жары. Никогда мысль о прохладном душе не была столь привлекательна. Остальные парни, кто скривившись, кто скорчив рожу, включили облачение, распределились и, удерживая в поле зрения свою пару, стали продвигаться в сторону полигона.

Лес тут, не сказать, что очень густой. Но деревья вырастают огромные. По изображениям местности, эрудиты сделали выводы, что тут, недалеко есть большой водоем, может быть, даже, под землей. Мы не можем знать местного ландшафта, после войны многие озера и моря пересохли, исчезли. Так что остается надеяться только на разведку, да на собственную интуицию.

Мы обустроились, конечно, не сразу. Условия тут и правда не вполне пригодные для жизни большого количества народа. Сложнее всего было достать питьевую воду, которую изначально приходилось возить за несколько километров из источника, потому что запасы полигона истощались очень быстро. Как потом оказалось, грунтовые воды проходят тут сравнительно близко к поверхности, и колодец решил эту проблему. Остальное дело техники. Запас консервов еще есть небольшой, но охота на животных, стала привычным деломи основным источником питания. Если бы еще только...

— Эйт. Опасность. Прячемся. — влетает в эфир голос Кева. Ага, не растерял интуицию все-таки, я уж было подумал, что приезд Анишки совсем его обескуражил. Она появилась два месяца назад и внесла в нашу тихую обитель мощный голосок, разудалую матершину и смятение. Потому как...

Хлопок. Черная тень с зелеными полосками метнулась передо мной. Все произошло в доли секунды, но я успел засечь каким-то периферическим зрением, откуда прилетело. Ччерт, все-таки охота, твою мать. И стреляет, потому что какой-то урод опять шлем снял. Ну все, по кому-то отстойник не просто воет, а протяжно стонет! Мат падает... Еб*ть, неужели ранен? Он должен быть в защите, иначе не полез закрывать собой придурка без шлема.

Так, судя по тому, как вели огонь, выстрел был сверху. Значит, еще есть шанс поймать этого красавца! Надеюсь, Зои окажет Мату первую помощь, а я уже на всех парах сайгачу в сторону, откуда могли стрелять. Тут он, я его чувствую. Поднимаю автомат и выпускаю очередь по веткам.

⇐ Предыдущая 91 92 93 94 95 96 979899 100 Следующая ⇒