В прятки с Бесстрашием 96 страница

— Мне понравилось. Это было... Чудесно. Я плакала. — робко делаю шаг, ноги непослушные, словно ватные. Сердце заходится диким танцем, порываясь выскочить из груди. Он смотрит внимательно, и в этом взгляде всё — печаль, что позволил сделать мне больно. Беспокойство, что не смог уберечь. Горечь. И целый океан нежности, пронзающей насквозь своей теплой волной.

— Меньше всего мне хотелось, чтобы ты плакала. — Ну что ты, солнышко, только не жалей. Я ничего не слышала прекрасней этой песни. Она написана струнами твоей души, от самого сердца. У тебя волшебное сердце, доброе. Чувственное. Не прячь его за всей этой броней самоуверенности и выставленного напоказ эгоизма.

— О, Алекс...

Мне хотелось еще что-то сказать, спросить, но слова все исчезли, горло перехватывает спазмами. У него глаза завораживающие, приковывающие взгляд. В них целая бездна ласки. Потаенной тоски. И только сейчас я поняла, что в его облике изменилось — один глаз у него немного прикрыт, будто он все время щурится левым глазом...

Алекс не решается даже ко мне прикоснуться. Почему? Я тянусь к нему осторожно, словно боясь спугнуть мгновение. Медленно. А, вдруг, этот мираж растает? Кончики пальцев дотрагиваются до его щеки. Сердце в груди делает победный кружок, как будто в него вернулся недостающий кусок. Он замер, даже не дышит, не может поверить. Я сама с трудом верю, но ощущаю тепло его кожи. Пальцы водят по щеке, она колючая. Боже, она колючая, настоящая. Его щека. Это же я, солнце. Ты чувствуешь мою руку? Большая, шершавая ладонь накрывает мои пальцы и сильнее прижимает их в своей щеке. Чувствуешь? Поверил. Как же я скучала, мой хороший. Ты больше чем жизнь. А за ребрами всё щемит от радости и счастья, что слезы срываются крупным горохом.

Сильные руки подхватывают меня, как всегда он раньше делал, и прижимают к себе. Господи, неужели это правда... Это он, я могу дотронуться. Обнять. Широкая грудина шумно вбирает воздух на вздохе. Я обхватываю его за шею, притискиваюсь еще теснее и слышу дикий ритм сердца. Вдыхаю такой знакомый запах. В кольце любимых, надежных рук, сжимающих меня, как несметное сокровище, я снова ощущаю себя такой маленькой и защищенной. Это всё, о чем я так долго мечтала.

— Алекс, я так скучаю... Я не смогла тебя забыть. И разлюбить не смогла... — вот только, жалею, что не сказала раньше. Я боялась. Как же глупо было, боятся. Только потеряв, мы поняли, что не можем дышать друг без друга.

— Лекси... Посмотри на меня, — он поднимает мое лицо за подбородок, заглядывая в глаза. Его глаза яркие, инкрустированные крапинками стали, такие объёмные и внимательные, без тени сомнения и насмешки. Я чувствую, что меня затягивает в эту поразительную бездну с искорками нежности, до самой бездонной глубины. По венам разливается горячая волна, до самых кончиков пальцев. — Я знаю. Я всегда это знал. Потому я жить без тебя не могу. И прости что не сказал тебе. Детка... я люблю тебя. Больше жизни люблю.

А я не могу не верить. И вдруг, сладко замерло сердце только от одной мысли, что Алекс смог открыться. Пустить меня в свою душу. Его голос мягкий, с той самой забытой чарующей хрипотцой. Убаюкивающий. Дыхание перехватывает от близости, руки сильнее стискивают его в объятиях, боясь отпустить. Мне больше ничего не нужно, неважно, только бы ты был рядом. Всегда. Как же страшно открыть глаза, будто ты можешь раствориться. Исчезнуть. Без тебя не жизнь, а жалкое существование. Я чувствую, как Алекс гладит меня по голове, вплетается пальцами в волосы. Прижимает к себе крепко, но бережно, опасаясь навредить. Выдыхает теплым мне в висок, осторожно вытирает слезы пальцами, чуть касаясь. Тебе тоже плохо без меня? Прости, что сбежала, но тогда мне казалось...

— Я думала ты меня не любишь.

— Я знаю. Прости меня. Я не хотел, чтобы все так было. — он тихо шепчет мне в волосы. Слишком уютно и спокойно было находиться в кольце горячих рук, зная, что он совсем близко. Здесь – для меня, ради меня и со мной. Облегченно вздохнула, слыша ответный, снова тяжелый, вздох мужчины. Смыкая ладони в замок на натянутой, как струна, крепкой шее, зная, что он ощущает, как нужен мне, необходим, чувствует это каждой клеточкой кожи, на мгновение закрываю глаза. — Ты приедешь ко мне?

Ну конечно, солнышко. Разве я смогу жить без тебя? Ты только подожди, пожалуйста. Потерпи. Уже совсем скоро. У меня мурашки по телу, от его шепота. Слезы целым водопадом текут по щекам, он пытается их стереть, но они льются снова и снова. Как же хорошо, что Алекс рядом. Он опять вздыхает, теперь облегченно, будто с его плеч свалилась тяжелая плита, давившая всё время. Я смотрю на него, стараясь запечатлеть в памяти каждую черту, оглаживая ладонями бледное лицо. Уголок губ подрагивает в трогательной улыбке, а в глазах плещется ласковая вселенная. Я хочу поцеловать его, тянусь. Мне так необходимо, пожалуйста... но Алекс начинает исчезать. Нет! Прошу, еще минуточку, всего одну... Он должен быть со мной всегда. Я иду за ним, зову его, кричу. Он мне безудержно дорог, нужнее, чем я могу себе представить.

Я начинаю лихорадочно цепляться за тающий образ, но пальцы ловят лишь воздух. Нет! Ведь можно еще остановить мгновение, можно дотянуться, можно же хоть что-то сделать, не может быть, чтоб... Ну пожалуйста, ты так нужен мне. Не уходи. Не оставляй меня. Я не хочу одна. Но он исчезает, ветер немилосердно разгоняет очертания силуэта, заполняя собой все пространство. Резко дергаюсь, и открываю глаза. Это сон? Всего лишь сон... но такой реальный. Кажется, я уже схожу с ума от тоски. У меня лицо мокрое от слез, а сердце немилосердно стучит, выбивая ускоренный ритм. А внутри всё запульсировало в надежде. А вдруг, мой сон сбудется... Вдруг это какой-то знак? Ведь чудеса случаются! Наверное, я просто надеюсь, что этот сон был вещим. Так же бывает, правда?

_____________________________

========== «Глава 100» ==========

* Музыка Hans Zimmer — Nothing I've Ever Known — http://dl.waix.ru/7ad717104.mp3

пояснение: конкретно эту мелодию сложно найти в интернете, на эту композицию много инструментальных вариаций, потому ссылка.

__________________________________

Алексис

Но иллюзия, как за нее ни цепляйся, рано или поздно, всегда исчезает. Причем исчезает резко, слишком досадно и даже почти болезненно. Можно хоть до утра тут сидеть посреди леса, всё еще надеясь на чудо, но Алекс не придет, как бы ни было тяжело это осознавать.

Саунд: Саунд: Really Slow Motion – Suns And Stars

Ночная прохлада, убаюкавшая меня, вдруг сменилась духотой. Порывы ветра становятся сильнее и сильней, наполняясь тихим, затяжным гулом. Он нарастает, ввинчиваясь в сознание, заполняя слух до краев, затмевая всё вокруг. Что это? Дождь? Гроза? Я поднимаю глаза и вижу в темной звездной бездне над головой летящие большие, черные тени.

Вспышка, сердце срывается в груди в панику, тело подрагивает ознобом, страшный грохот рвет окрестности полигона, разрастаясь громовыми отголосками. Адская дрожь проходит по земле волной, сшибая меня с ног. Тревога всплескивает в крови бурным потоком, сердце совершает кульбит и замирает в ужасе. Звуки сирены боевой тревоги тонут в новом взрыве, раздавшемся со стороны жилых зданий, я вскакиваю на ноги, пытаясь найти в темноте опору, и срываюсь на бег. Кошмарный треск ломающихся деревьев, взлетающие к ним комья грунта, камни, и земля уходит из-под ног. В нос лезет запах пыли, бетонного крошева и гари, идущие с полигона... Я вижу, как стены зданий расходятся трещинами, куски бетона, обломки кирпича и стекла летят в стороны, а на небе высвечивается огненное зарево.

Я сейчас, я уже совсем близко, надо хватать оружие и отбиваться, сдаваться нельзя! Новый взрыв, земля содрогнулось, звуки рвущегося металла и лязга, а с неба посыпались ошметки подорванных машин и перекореженного металлолома. Меня опрокидывает и что-то тяжелое придавливает мою ногу. Я сначала не пойму, почему я не могу двигаться дальше, ведь надо туда, к ним, скорее!!! Помочь, не дать им... убить всех, мы должны сражаться! Я дергаюсь под чем-то тяжелым, и вдруг резкая боль пронзает меня насквозь так, что крика сдержать не получилось. Ааааа, чеееееерт!!! Черт!!! В глазах расцвечиваются яркие искры. Во рту привкус страха и паники. Мороз ползет по позвоночнику, в ушах стоит звенящая тишина, медленно наполняющаяся криками жуткой боли и ужаса, что холодные мурашки стягивают кожу...

От близкого пожара горело лицо и чуть плыло перед глазами, хотелось кричать, звать на помощь, пожалеть себя, но нельзя было позволить себе остановиться... Бл*, ну я ведь почти добежала, ведь я уже близко совсем!!! Так, взять себя в руки, не сдаваться... не сдаваться, твою, бл*дь, сучью мааааать!!! Дергаюсь всем телом, попеременно закрывая руками голову от новых взрывов и сыпавшихся сверху земли и обломков. Кое-как освободившись, на коленках, ползком, в сторону оружейки, нужно достать оружие и защищаться. Нога не подчиняется и от этого жуткий, липкий ужас наползает в первые мгновения просто до чертиков. И никак не отпускало ощущение, что это были именно наступившие круги ада... Люди что-то бессвязно кричат в панике, а гул вновь нарастает. От него в жилах кровь леденеет так резко, и так долго не хочет оттаивать, что все, что можно сделать, пытаться заново научиться дышать и надеяться, через мгновение услышать звук выстрела нашей установки. И жизнь в такие моменты почему-то не проносится перед глазами. Может, потому, что смерть дальше, чем кажется, и можно расслабиться. Может, потому, что непривычный и оттого буквально парализующий первобытный ужас так велик, что в голове попросту не остается места на мысли.

Где-то совсем рядом ахает взрыв, следом еще один, здания вздрагивают, сквозь выбитые проёмы окон и обвалившейся дыры в стенах, вырываются столбы черного дыма и пламя. Я опять прижимаюсь к земле, втягивая голову в плечи так, что болит шея. На спину летят горящие обломки, остатки стекол впиявливаются в кожу. Теплое, липкое ползет по телу. В нос лезет тяжелый запах свежей крови, паленых волос и мяса. Что происходит, нападение? Еб*ный хрен, а силовое поле??? А как же продать жизнь подороже, бл*дь??? Или у вас какие-то другие инструктора были?

Стиснув зубы, сквозь слезы боли, поднимаюсь на колени, руки шарят в поисках за что можно ухватится и подняться, но находят только куски бетона, и какие-то мягкие, влажные ошметки... Ничего не слышу, мозг отдельно подает сигналы к действиям. Темно. В глазах пыль, едкая вонь гари и чего-то еще разъедает слизистую. Я не могу вздохнуть, словно ребра перетянуло ремнями. Я отрывисто выкрикиваю имена, но никто не отвечает, хоть и слышится копошение и возня. На ощупь через обломки, к казармам, под ногами разъезжаются разломанные куски, я падаю куда-то вниз, сильно шмякнувшись о что-то железное. Резкая боль в лодыжке, все ладони в крови и саже. Кожа ободрана. Ужас вскипает по спине, волосы встают дыбом от развернувшегося вида разрушенных зданий по всей территории.

Оружейка полностью разрушена, только горстка раскрошенного кирпича. Вся территория в рытвинах и кошмарных, вывороченных воронках. Массивные деревья в огне, их выкорчевало с корнями. Соседние корпуса в мясо, черные руины тонут в языках пожарища, пожирающего постройки и густых клубах дыма. Слышен душераздирающий вой горящих людей, вопли мучений. Я пытаюсь подняться, нужно достать оружие, оружие твою мать! Шевелись же... но на ногу невыносимо больно опереться, кажется, сломана. Слезы, пот заливают глаза. Вдали раздается тихий свист, и земля, содрогнувшись, взметнулась вверх вместе со мной, оглушив меня смертельным грохотом так, что из ушей пошла кровь. На мгновение меня накрыла темнота и все ощущения, и чувства резко пропали, словно вырубили свет.

Но в следующую минуту, адская боль пронзает все мое существо, кажется, я вся состою из боли, будто у меня оторвало все, что можно оторвать. Невыносимая, оглушающая боль... И я, кажется, кричу, я не слышу, потому что из ушей идет кровь, но не кричать невозможно... А, может, это просто сип, потому что в рот набилась земля и пыль... Черное небо озаряется вспышками, а там мелькают большие летающие машины... Этого не может быть... Господи, так не бывает. Рядом вновь ахает разрыв так, что меня подкидывает в воздух, швыряет о что-то твердое, а потом засыпает землей и горячим крошевом. Они жгут мое тело, жгут душу. Снаряд влетел в остатки нашей казармы, стены мигом расползлись огромными трещинами и стали беззвучно осыпаться, как в немом кино. Я уже не могу больше кричать от ужаса и отчаяния, из меня вырываются какие-то нечленораздельные звуки от невыносимой боли, почему я не теряю сознание... Человек не может терпеть такие неимоверные страдания, почему??? Где все? Кто-то же должен был успеть спастись... Возле руин мечутся несколько знакомых фигур. Люди выскочили почти голышом, даже не успев одеться. Оружия нет, отбиваться нечем.

Почему наши установки молчат? Где бойцы с блокпостов? Почему зенитки не стреляют... Страшный грохот вокруг полигона, потонул в стене ревущего пламени, черной завесы дыма и заглушающем эхо, разносящемся на много миль. Горящие искрошенные руины встряхнуло ударной волной, раскидывая и рвя человеческие фигурки, словно картонных кукол, кожу будто кипятком окатили. Я не могу дышать, совсем. Во рту мерзко булькает с медным привкусом. Раскаленный воздух плавит легкие. Сердце рвется на тысячи клочков от обреченности. Тело не желает подчиняться, пошевелится невозможно, всё отбито, сломано. Конечности трясутся, разодраны уродливыми, багряными бороздами.

Как-же так, ОН же только нашел меня... ОН ждет. Сказал, что любит, а я... я не могу позволить себе здесь сдохнуть. Не могу оставить его. Ползи, двигайся, надо попытаться хоть что-то сделать. Пальцы непослушные, обожженные, врезаются во что-то, я подтягиваю тело вперед, но в землю безбожно бьёт, как исполинским отбойником, снова отшвыривая меня на обломки и чьи-то останки. Вся разруха устелена пеплом, уродливыми кусками и фрагментами обгоревших тел, хищно поглощаемые пожарами. Удар был жуткий, страшный холод сковывает мышцы, всё немеет. Вспышки над головой такие яркие, они все ближе и ближе. Огневой шар летит на меня, я не могу закрыть глаза и отвернуться, сердце замирает, чувствую, как трепет перед смертью расползается по венам, вскипая под кожей. Оглушающий грохот, неимоверный удар, дрожь развороченной огромными воронками, выжженной земли.

Слезящиеся глаза застилает мутная пелена, достаточно густая, чтобы ничего нельзя было рассмотреть, а гул в ушах становится так оглушителен, что кажется, будто с минуты на минуту череп попросту разлетится на куски. И с каждой секундой онемевшее тело принадлежит мне все меньше и затуманенному сознанию кажется просто бесчувственным и ледяным, и я чувствую одну только боль, она будто живая, то опускает, то снова вгрызается в тело, не давая передышки... буквально сжигая меня заживо, выворачивая наизнанку. Каким-то необъяснимым упорством, мне удается вколоть в себя все инъекции регенерации, из своего ренбраслета и только тогда позволить себе уткнуться лбом в сложенные руки и намертво сцепить зубы, чтобы не кричать так сильно, как я до этого голосила, заглушая остальные звуки. Это пытка, просто нечеловеческая пытка! Боль везде, вокруг, во мне, ползет горящими углями под кожей, пульсирует в теле, лишая последних иллюзионных крох сознания.

Реальность не просто ускользает — она, кажется, и не думает показываться на глаза. Все, происходящее вокруг, слишком похоже на самый плохой на свете кошмар. Не знаю, сколько на самом деле длилась эта агония, посреди существования. Не знаю, сколько я провалялась в небытие, пытаясь приподняться на локтях, заставляя раздвоившиеся тени в глазах сомкнуться и сфокусировать свой взгляд... Господи, не смотри, умоляю тебя, только не смотри... Но на секунду опуская глаза на смутный образ собственной изуродованной правой ноги, когда в самой жуткой из плывущих перед глазами галлюцинации, понимание того, что именно, на месте моей ноги ничего нет — это реально на самом деле, приходит вместе с застилающей глаза болью и видом красной лужи, стремительно растекающейся по земле.

Нет, нет, этого не может быть... Это неправда. Нужно двигаться, укрыться от снарядов. Можно было благодарить судьбу за то, что инстинкт самосохранения словно озадаченно заистерил, а тело не вздумало подвести в самый жуткий момент и проявило чудеса выносливости, позволяя даже немного проползти на локтях по россыпи осколков стекла, обломков металла, камня, и горящим углям, обжигающим и пропарывающим кожу. Это не особенно сперва шокировало, я словно действовала и чувствовала себя, будто во сне из липкого глицерина. Ведь ничем иным этот кошмар никак и не должен был быть... Вперед, только вперед. Нельзя останавливаться, нельзя оглядываться, страшно. Правда, еще страшнее было слышать собственные, непрекращающиеся стоны, почти отчаянные и одновременно всхлипывающие, прорывающиеся сквозь крепко сжатые зубы. А вот страха перед ревущем вокруг огнем уже не было, несмотря на то, что в голове мутилось и кружилось, а перед глазами расплывалась ужасная картинка, бредовая, апокалиптическая. Какая-то, ненастоящая... На самом-то деле, можно было даже закрыть глаза, ведь плыть и кружиться ухитрялась даже непроглядная темнота, застилающая взор, стоило только опустить потяжелевшие веки, и настырно, вопреки всему продолжать движение, невзирая на накатывающие волны выбивающей землю из-под ног, невыносимой, одуряющей боли.

Тело начало колотить в страшном ознобе, то ли от открывшейся картины, то ли от невозможности больше терпеть... Я не могу ни шевелиться, ни думать. Или дело в неизбежной потери крови. Наверное, скоро станет спокойно и не больно, только очень страшно. Совсем-совсем. Тело, пальцы немеют, губы тоже. Голова сильно кружится. Пошевелиться уже ужасно тяжело. Сознание покидает с той же скоростью, что и кровь покидает тело. Вокруг снова становится темно, под щекой ощущается прохлада земли, а губы спеклись и пересохли. Пытаюсь их облизать, но во рту была жгучая пустыня, с соленым привкусом крови. А потом мрак рвется в клочья, и я не могу поверить в то, что вижу. Я вижу его...

Он смотрит на меня тепло, чуть надменно, как-то сверху вниз, будто я прислоняюсь к его груди. Чувствую его руку, медленно спускающуюся по моей спине, и становится как-то хорошо и спокойно и даже боль ушла на какой-то задний план. Он переплетает наши пальцы, его ладонь такая восхитительно прохладная и такая... живая. Мягкая. Нежная... Чудовищным усилием воли удерживая себя в сознании, или в бреду, чтобы просто не свалиться в холодную пустоту, не могу отвести от него взгляда. Он улыбается грустно и печально. «Алекс» — горько вышептывают губы, от обреченности понимания, что, скорее всего, мы так и не сможем увидеться наяву. Весь мой запредельный запас сил истекает, вместе с моей жизнью. Как же так, мы столько еще не успели сделать. Сказать друг другу самого важного на свете. Я так люблю тебя, жаль, что ты этого не услышишь. А он снова вымучено улыбается, словно слышит мои мысли. Как будто он всё знает и понимает, что я хотела бы сказать. «Лекси, только не сдавайся» — его голос будто у меня в голове, я не вижу, как его губы шевелятся. Да я бы рада не сдаться, солнце! Да вот только... не все в моей власти. Я не хочу умирать! Я к тебе хочу... Только с тобой быть, только твоей, поверь! Ты только не бросай меня, держи, потому что пока ты меня держишь, я живая, а если только отпустишь... Я не хочу туда, где тебя нет. Я хочу с тобой куда бы ты меня ни позвал... Ведь я так люблю тебя, солнышко моё... его серые глаза с темными колодцами зрачков растут, расширяются, заполняя пространство, гипнотизируя, и, наконец, утягивают в свою черную, вязкую глубину. Темнота засасывает в свои иллюстрации обреченной пустоты.

Открыв глаза, я вижу только зарево пожарища, высвечивающее раскрошенные обломки зданий и когда-то, могучего, густого лесного массива. Вокруг только странная, совершенно мертвая тишина, разбавленная треском огня и моим же вырвавшимся отчаянным, страдальческим стоном, накатившим, вместе с одной из волн одуряющей боли, что слепит глаза, и пробившийся к слуху шум, донесшийся откуда-то сбоку. То ли грохот, то ли многоголосый рев нескольких мощных двигателей, то ли звон битого стекла и бетонного крошева, то ли шорох шагов, то ли резкие хлопки приглушенных выстрелов, прерывающие монотонные и редкие вскрики мучений и вырывающиеся предсмертные хрипы из легких... Матерь Божья, кто-то еще жив. Был жив... Край сознания смутно подмечает какие-то фигуры, медленно появляющиеся из сумрака размытыми бликами, мелькавшими в темной пропасти моего персонального чистилища. Кто это? А, вдруг, это свои успели прийти на помощь? Или враги? Группа зачистки? А, может, это смерть? Кто там приходит к умирающим... Но я же живая? Ведь мертвым не бывает так бескрайне-невыносимо больно и панически жутко? Не бывает! Я точно еще живая, но пока не могу понять, к счастью или нет. И признаком того, что надежда покинула эти края окончательно, оставив только топь чернильно-мрачного обречения, стал короткий сухой щелчок перезарядки и выстрел, донесшийся откуда-то слева, прорезавший воздух и оборвавший жуткое выстанывание адской боли. Нас безжалостно добивают, а я не могу даже пошевелить пальцами, они скрючены и разжать их совершенно не получается. Нельзя сдаваться, нужно хоть попытаться что-то сделать, мне есть ради чего жить, есть ради кого бороться, и за это важно держаться до последнего, надо верить, но прошелестевшие и замершие шаги совсем рядом дали понять и прочувствовать всю острую смесь безысходности и собственного бессилия.

Я разлепляю веки, из последних остатков сил поднимая голову. Я не сдохну, не плюнув вам под ноги, ради принципа не позволю себе этого сделать, чего бы мне этого ни стоило. Мне даже уже не слишком страшно, потому что бессознательная боль и уплывающее сознание затмевают это чувство напрочь, оставляя только мерцающие на грани рассудка и видимости, несколько темных теней, окруживших меня. Вот и всё... Все? Да хрен вам! Ярость и отчаяние перед неизбежным влили в меня столько сил, что рука, нащупав нож и резко взметнувшись, вонзает острое лезвие в чью-то плоть. По нечленораздельным звукам, я поняла, что достигла цели, но теперь уже все равно. Силы совершенно покинули... Я валяюсь бесполезным куском истерзанной плоти и где-то на периферии угасающего сознания до меня доходит почти уже неразборчивый щелчок перезарядки, секунда тяжелой напряженной тишины, а в небе пронесся рокот мощных моторов, а потом оно разверзлось, будто разошлась преисподняя, осыпая на грешную землю сплошной, смертоносный град огня, медленно оседающий сверху, стирающий всё на своём пути. Теперь уже все равно. Не спастись. Только очень жаль... Последнее за что зацепилось уходящее сознание — резкий грохот выстрела...

Хладный ветер рассвета обдует обломки

Разорванных навзничь изнанкой наших истерзанных душ.

И надежд.

Кто-то будет искать,

Кто-то плакать, не веря: подбирая осколки и прах.

Что ни света нам белого, ни воздуха

Не увидеть более... Всё ими изломано.

Ты прости. Не печалься, только это, и правда, конец.

____________________________________________

Алекс

То, что случился ад на земле, было понятно еще издалека. Как я ни пытался абстрагироваться, а как только почувствовал запах гари, пыль стала забивать и першить в горле, а в окно впереди просматривается легкий серый туман, воображение немедленно стало подбрасывать одну картинку за другой. Недовольные просто так никогда не разрушают полигоны, они всегда оставляют какой-нибудь подарочек. И я не вижу причин им не сделать этого и сейчас.

Мерно покачиваясь, едем. Внутри драгстера могильная тишина. Давно уже со мной такого не было, но у меня вспотели ладони, и чтобы как-то унять бешеный ритм сердца я стараюсь глубже дышать. Неа. Ничего не помогает, сука. Ощущение неотвратимой трагедии, невыносимого горя давило откуда-то изнутри, выворачивало суставы... Голова болела до гула в ушах. И глаза поднять было тяжело, не хотелось смотреть на лица друзей, которые все понимали, молчали. И это тягостное молчание раздирало сознание, выкручивало нервы, доставляло почти физическую боль.

С того самого момента, когда Майра все-таки сказала, что это тот самый полигон, на который сбежала от меня Алексис, я ни на минуту не позволял себе думать о том, что она могла погибнуть. Только не она... Новость обрушилась на меня кипящей смолой, и я понял, что просто физически не смогу видеть в штаб-квартире и ждать новостей. Я должен сам все увидеть. Своими глазами.

«... — Скажи мне Майра! Говори! ОНА там, да? Алексис Плейсед находится на этом самом полигоне???

Женщина высвобождается из моего захвата и чувствительно бьет меня по руке.

— Перестань орать, Алекс, и возьми уже себя в руки, нам сейчас всем несладко! Да, Алексис проходит службу на том полигоне. Отстань и дай мне пройти, бежать надо, неужели непонятно...»

Невозможно все время быть в напряжении, даже во время войны солдаты устраивают праздники и отмечают самые разнообразные события — дни рождения, праздники фракций, свадьбы... Иначе можно сойти с ума, если жить одной только войной. С ближнего полигона вернулись мои неофиты, вместе с ними и многие из нашей группы, с которыми мы проходили инициацию. За все это время, с тех пор как мы вернулись с периметра почти год назад, у нас образовалось много парочек, и мы решили, а почему нет? Сейчас лето, впереди очередная инициация, самое время устроить свадебную пирушку.

Среди новобрачных я заметил Джона и Джесси, немного ошалевших от эмоций, внимания и шумихи, но оттого не менее счастливых.

— Поздравляю, Джонни, ты женился на классной девчонке, — пожимаю я руки Бесстрашному, а он притягивает меня и хлопает по плечу.

— Спасибо, командир, рад, что с уеб*ном Громли все в порядке... Он говнюк, конечно, п*здобл*дский, да только хорошо, что ты не стал об него мараться. Мы тут с Майли посоветовались, и решили не отказываться от твоего предложения. Вот только моя жена, — он притягивает Джесс к себе, — поедет со мной, тут я ее не оставлю!

— Не вопрос, Джонни, я надеялся, что ты согласишься. — Я киваю Джесси, хлопаю Джона по спине и оставляю парочку наедине. Майра, заехавшая повидать Кристину, сказала, что говорила с Лекси и все ей передала... И по этому поводу я пребывал в состоянии эйфории. Скоро, очень скоро у курсантов отпуск, и я надеюсь, что мы успеем увидеться с Лекси до моего отъезда.

Музыка: Hans Zimmer — Nothing I've Ever Known (OST Spirit. Stallion Of The Cimarron)* (см. примечания)

А потом... Встревоженные лица, срочное совещание, полигон не отзывается... И вот теперь я еду по разбитой дороге и понимаю, что чуда не произойдет. Сознание цепляется за разного рода объяснения, что мог быть просто сбой системы, что есть много причин по которым полигон не выходит на связь... Но чем ближе к месту, чем все яснее становится тот факт, что опасения наши были не напрасными. Однако действительность не могла сравнится ни с чем.

В полном оцепенении я слезаю с подножки драгстера. Беспощадное солнце бьет в глаза, заставляет до рези щуриться, чтобы разглядеть то, чему сознание отказывается верить. Спину прошибает холодный пот, несмотря на то, что стоит полуденная летняя жара... Чувствую, что ноги отказываются держать меня, я опускаюсь на корточки и прячу лицо в ладонях, будто это как-то может помочь не видеть, не ощущать, не допускать до сознания этот ужас. Бесстрашные ничего не боятся, но открывшаяся картина была за гранью понимания.

Я знаю, как выглядят полигоны, в том числе и секретные, все они построены по одному шаблону, сначала забор, потом лес, внутри леса — здания... Здесь же взору предстала картина полностью выжженой земли на сколько хватает глаз. Вся поверхность усеяна сгоревшими обломками, обугленными человеческими останками, над которыми кружили птицы. Кругом, куда ни посмотри, источают смрад мелкое крошево из жуткой смеси бетона, песка, дерева и... человеческих останков, щедро сдобренное уже спекшейся кровью... Среди это хаоса угадывались предметы быта, то тут, то там поблескивали на солнце стекляшки, бросали солнечные зайчики разбитые зеркала, кое-где выглядывали полированные металлические ошметки машин, как надгробие только что бьющей ключом, а теперь уже прошлой жизни...

Удушающе, невыносимо, чудовищно пахнет смертью. Смерть настигает Бесстрашных повсюду, может застать где угодно, и запахи, сопровождающие ее, тоже отличаются. Бывает, что смерть пахнет порохом, лесом, прогретым солнцем и кровью. Бывает, пахнет полночным холодком и металлом клинка. Едким запахом взрывчатки, разорванной плоти... Но для меня смерть теперь всегда будет иметь один вид и запах — теплая пустыня, пронизанная безжалостным, все так ослепительно-ярко освещающим солнцем, которую вместо песка ровным слоем покрывает обугленные, бездыханные, человеческие тела... Жара, гарь и ублюдочное солнце... которое высвечивает каждую деталь прервавшихся жизней, каждую черточку, камешек, ветку, малейший штрих, не оставляя надежды на то, что тут могут быть выжившие. Даже искать бесполезно.

⇐ Предыдущая 91 92 93 94 959697 98 99 100 Следующая ⇒