В прятки с Бесстрашием 35 страница

Откуда он тут взялся? Он же в лазарете был после нападения! Там, у Искренности, он заявил, что ранен, и отсиживался в тылу, пока другие лезли на передовую… Билли подсаживается к нам.

— Билли, ты разве не должен быть в лазарете? — спрашиваю, недобро прищурившись. — И тебя, кстати, не приглашали.

— Из лазарета меня отпустили, сказали, что есть случаи посерьезнее… И приглашение мне не требуется, это общественное место. А вы, значит, воркуете? Милота-а-а… Он уже называет тебя «деткой»? — говорит он, доверительно наклоняясь к Лекси, а она отшатывается. — А знаешь, почему он тебя так называет? Чтобы в именах не путаться! Нашего любимчика так часто бьют по голове, что память хромает, вот и не запоминает он имен толпы своих девок.

Он. Меня. Провоцирует. Всеми силами, как только может. Ярость закипает во мне такая, что становится плевать на все, вообще на все. Просто хочется прирезать эту гниду. Хочется сейчас метнуть в него нож, чтобы он воткнулся прямо посередине его лба. Я даже точку присмотрел, куда бы он пристроился. Лекси поднимает на меня глаза и качает головой. А я поворачиваюсь к Билли.

— Ясно, — стараюсь говорить спокойнее и разжать уже сведенные от бешенства челюсти. — Ты трусливо сбежал с поля боя, прикрываясь ранением, для того чтобы за нашими спинами отсидеться во время атаки, а сегодня забить на дежурство. Ну что ж, мне придется доложить об этом.

— Смотри, чтобы о тебе не доложили, придурок! — так ожидаемо впадает в агрессию Билли. — Среди бела дня неофитка мало того, что сидит там, где ей быть нельзя, так ты еще и облизываешь ее, демонстрируя то, что ты пялишь ее по углам… Тебе законы не писаны, да, Алекс? Папочка прикроет?

Вся моя ярость концентрируется в одном точном, но несильном ударе. Хоть я и разбил ему нос, удовлетворения не наступает, а наоборот, хочется разбить его ебало в мясо… Он вскакивает со своего места, принимая стойку для драки, я тоже поднимаюсь. Ну, Билли, блядь…

— Завел себе новую куколку, значит, — продолжает глумление этот идиот, а у меня закипает все внутри: я сейчас просто переебу ему, блядь, по шее… Лекси порывисто поднимается и встает между нами, ко мне лицом, сжимая мою руку.

— Алекс, давай уйдем отсюда. Он тебя провоцирует, он хочет, чтобы ты подставился. Прошу, пойдем! — Лекси утягивает меня за собой, а у меня от ярости все темнеет перед глазами.

— Давай, крошка, иди с ним, посмотрим, где ты окажешься через очень короткое время. — Билли опирается руками на стол и садится обратно. — Не слишком-то обольщайся. Алекс своих девок не бережет, разменивает их и бросает без сожаления, когда на горизонте появляется новая куколка. Ты сейчас смотришь на него через розовые сопли — Алекс умеет нагнать пыли в глаза, а потом наступает жестокое разочарова…

Дальше все происходит спонтанно, на автомате, проанализировать и как-то осознать свои действия я не успеваю. Нож, оказавшись в моей руке и прокатившись по ладони, вонзается в стол, прямехонько между указательным и средним пальцами этого придурка, заставив оборвать его поток говна на полуслове.

— Ты лучше о себе побеспокойся, ублюдок всосный, — низким и каким-то не своим голосом говорю ему, вытаскивая из столешницы нож и поигрывая им у него перед носом. — Я умею не только пускать пыль в глаза, а еще и очень виртуозно могу тебя этих самых глаз лишить парочкой изощренных способов.

— Перед телкой выебываешься, да, Эванс? Показываешь свою охуительность, какой, блядь, меткий… — А голосок-то подрагивает. Хе-хе, Билли, не такие уж у тебя яйца и железные…

— В данном случае я промазал. Не беси меня, Билли.

Я увожу Лекси с собой, чувствуя, какая у нее напряженная спина. Ясно-понятно, поверила придурку. Мы идем, моя рука на ее спине, она не вырывается и не отстраняется, но при этом ничего не говорит и не смотрит на меня. Я останавливаю ее в одном из переулков коридора, ведущего в столовую, и разворачиваю к себе лицом. Она поднимает на меня взгляд, не то обиженный, не то осуждающий, но недовольный однозначно.

— Лекс, не слушай его, — пытаюсь я спасти положение. — Он законченный придурок, он все сделает, чтобы мне насолить…

— Ты правда называешь всех «детками», чтобы не путаться в именах? — прямо спрашивает Лекси, хмурясь.

— Я никогда не думал над этим, если честно. — Привлекаю ее к себе, она не сопротивляется, но руки у нее сложены на груди, и она их не размыкает. — Ну, хочешь, я не буду тебя так называть? Мне очень нравится твое имя, просто мне казалось, что «детка» звучит нежно…

Она закусывает сразу обе губы, и я вижу, что она изо всех сил старается не улыбаться, но у нее ничего не получается, потому что глаза выдают ее с головой.

— Алекс, ты только послушай себя… Ты такой огромный, от тебя так и прет мощью, а вдруг «нежно»… Разве так бывает?

— А что, когда много мышц обязательно быть тупым и грубым? Нет, я могу, если именно это тебя в парнях привлекает…

— Мне нравится, когда ты называешь меня «детка», от тебя это звучит и правда мягко, но… — Она запинается, а потом прижимается лбом к моей груди. — Неприятно думать, что всех своих девок ты так называешь, как будто я одна из многих…

Честное слово, не знаю девицы, которая могла бы со мной разговаривать на пределе откровенности. Ясное дело, что нет девушки, которой хочется быть одной из многих, но беда в том, что в чем-то Билли прав: я действительно плохо запоминаю имена… Она меня ставит в такой тупик, что я просто не знаю, что сказать.

— Лекси, у меня было много девушек, правда, но это все были… Как бы это сказать… Увлечения, понимаешь? — Слова даются с трудом, каждое приходится взвешивать, чтобы не сказать лишнего. — Они все были одинаковые, как на подбор, ты же совсем не такая… Черт…

Она слушает меня, все также уткнувшись лбом в мою грудь; ее руки сложены, будто она отгораживается от меня, и я не могу понять, верит она мне или нет. Не могу же я сказать ей, что так хочу ее, что готов преподнести ей угли Бесстрашия голыми руками, лишь бы она была лояльна ко мне. Я обнимаю ее и прижимаю к себе прямо так, вместе со сложенными руками.

— Ладно, — глуховато говорит она, потому что ее лицо спряталось у меня на груди, — я пойду в столовую. А то время обеда, а я съела только два пирожных…

— Лекси, я ничего не могу сделать со своим прошлым. Но мое настоящее — это ты, понимаешь? Никто со мной не спал в одной постели просто так, потому что хочет поддержать, и ни у кого не было такого голоса, от которого мурашки по коже… Ты определенно не одна из «моих девок». Не отталкивай меня, Лекс…

Она отстраняется от меня и протягивает руку, чтобы погладить по щеке.

— Билли прав в одном: законы есть законы, и если так явно выставляться напоказ, можно получить много проблем и тебе, и мне. Я приду сегодня в бассейн, и увидимся на тренировках, но надо быть осторожными.

Лекси слабо улыбается, будто извиняется, и буквально сбегает от меня. Ну вот. Все-таки обиделась. Ну, Билли… Убить тебя мало, урода! Я уже сжимаю кулаки и думаю, что надо бы найти этого недоноска и отпиздить хорошенько, когда раздается писк пейджера — Трис вызывает меня на совещание.

========== Глава 53. Совещание после нападения ==========

Алекс

Трис прислала сообщение, что она ждет всех, кто командовал отражением атаки у Искренности, в зале заседаний. Лидеры с полигона, Итон и отец, связались с фракцией, чтобы обсудить все, что случилось. Я появляюсь в дверях, когда в зале собрались уже почти все, — нет только Лерайи, которая проходит процедуры в лазарете. Ей прострелили предплечье, и она присоединится к собранию после перевязки.

— …пять человек. Проходи. — Кивает мне Трис. — Вот и Алекс подошел, его тоже контузило, задело импульсным ударом. Расскажи, что ты там нашел.

— Я отдал Эрудитам эту штуку. Она была похожа на импульсную пушку, только сильно уменьшенную, — включаюсь я в переговоры, обращаясь к отцу на мониторе. — Я так понял, что в действие ее приводит тот же механизм, что и обычную противопехотную мину. Их было по крайней мере три, на двух подорвались Кевин и Диего с отрядом, на одной наш отряд.

— У кого какие соображения? Вы там были, видели воочию. Как все это можно охарактеризовать? — Отец выглядит изможденным, как будто не спал несколько ночей. Он уже почти весь седой, хотя в прошлом году седыми были только виски. Тяжелым был этот год, для него уж точно. Эшли говорила, что когда пришло известие о моем ранении, он не спал до тех пор, пока я не вышел из комы. Когда я думаю, что нам предстоит, мне становится не по себе. Только бы мы выдюжили…

— Это была диверсия с целью выявить наши сильные и слабые стороны и как бонус уничтожить всех более или менее подготовленных бойцов, — говорю я, отмечая, как отец напряжен, и дело тут не только в нападении на штаб-квартиру, тут что-то еще. — Лидер, сейчас они пошли на нас практически без защиты. Корпус этих дроидов не пробиваем, а голова ничем практически не защищена. Если предположить, что у них будут такие же шлемы, как у нас, не пробиваемые пулей, их невозможно будет убить, никак. Тут надо какое-то другое оружие применять, например, те же импульсы, ведь помимо разрушающей мощи они блокируют электронику…

— Да, цифровую… — Я оборачиваюсь: на пороге, держа руку на перевязи, стоит Лерайя. Я сжимаю челюсти, чтобы не дать раздражению проявиться во взгляде, но киваю ей в знак приветствия. — Если они используют мозговые импульсы для приведения в действие искусственного организма, им импульсные удары не страшны. А вот вся наша техника, которая на момент удара будет включена, выйдет из строя.

— Мне пришло сообщение, — отчеканивая каждое слово, произносит лидер. — С предложением сдаться. Тобиас, зачитай, я не могу это произносить…

Итон, коротко взглянув на отца, берет со стола лист.

— «То, что вы видели, даже на миллиметр не приближает вас к знанию о нашем вооружении. Наша мощь никогда не сравнится с теми жалкими огрызками, которые вы называете армией. Если вы не хотите новых жертв, сдавайтесь. В противном случае вы будете следующими», — зачитывает Итон и откладывает бумажку. Кому, куда сдаваться — не понятно. Хуйня какая-то.

— И это все? — изумленно спрашиваю. — Что это за хрень?

Отец бросает на меня короткий взгляд и отворачивается обратно к окну.

— Они готовят нападение, — глухо сообщает он. — Теперь это очевидно. Мы планируем нанести упреждающий удар по их базе. Одно меня только беспокоит: мне кажется, что та база, за которой мы следим уже два года, не основная.

— Что тебя заставляет так думать, лидер? — спрашивает его Лерайя. — Мы с таким трудом выяснили, где она находится, столько людей положили, и ты думаешь это не основная база?

— На той базе нет средств для производства импульсного вооружения. Та база исключительно военная, там тренируются, проходят учения. Да, она масштабна, и ее уничтожение нанесет сильный удар по противнику, но логово их не там. И мы до сих пор не знаем, где оно.

Черт. Черт, черт, черт! Опять мы оказались у самого подножья. И это тогда, когда казалось, что вот-вот и наконец всё закончится.

— Я считаю, — говорит Трис, — что надо формировать особую группу, которая будет разведывать и выслеживать недовольных с целью выявить их место расположения.

— Такие группы были организованы не раз, — чуть презрительно глядя на нее, отвечает на это Лерайя. — Но они либо не вернулись с дальних рубежей, либо приносили недостоверную информацию. Нам никогда не обнаружить их…

— Отчего же? — Глаза Трис потемнели, что выдает ее гнев. У-у-ух, лидер Трис в гневе — это круто, очень круто. — Это зависит от того, кого собрать и куда послать. Мы эти двадцать лет тоже не в носу ковыряли, и тебе это, как никому, известно, Лерайя. Мы знаем, где чаще всего появляются недовольные, где замечена их активность. На том рубеже условия жизни тяжелы, и там никто не задерживается больше, чем на два месяца, но если собрать добровольцев, которые продержатся там хотя бы полгода, а лучше больше, то у нас есть шанс выследить реальное место дислокации…

— Трис, — меня вдруг осеняет неожиданная мысль, — если известно, где чаще всего появляются недовольные, и есть полигон, на котором можно жить, почему не селить там группы каждые два месяца, а те, кто там жили, пусть возвращаются…

— Потому что оттуда не возвращаются, Алекс, — переключается на меня Трис, и взгляд ее теплеет. — Все, кто жили там… пропали без вести. Когда там пропала восьмая по счету группа, мы перестали посылать туда отряды. Слишком расточительно. Но сейчас у нас появилось новое вооружение, и я считаю, что можно собрать группу, которая выследит недовольных.

— Но ведь что-то эти группы выяснили? Где информация?

— Вся беда в том, что долгое время у группы уходит только на адаптацию к условиям выживания там. Там трудно достать еду и воду, из всех коммуникаций, которые там удалось сделать, — это канализация и электричество, и то в режиме строгой экономии. Никому не удалось выяснить хоть сколько-нибудь ценной информации. О том, что мы направляем на тот рубеж группу, быстро становится известно недовольным, и они нападают на них. Если сейчас туда кого и селить, то в режиме строжайшей секретности.

— Вопрос только в том, чтобы наладить условия жизни? — Моему удивлению нет предела. Интересно, почему я раньше ничего не знал об этом? — Серьезно? Или ты шутишь? Люди погибают только потому, что им спать не комфортно?

— Алекс, уймись! — Хмурится Трис. — Нет, не потому. Тяжелые условия истощают бойцов, и когда происходит нападение, они просто не могут дать отпор противнику. Люди там погибают не только от атак, там есть что-то еще. А что, мы не выяснили.

— Почему тогда не отправить туда сразу много народу, чтобы все обустроить?

— Это слишком далеко, — отвечает мне Лерайя. — Невозможно потом быстро воссоединить армию, а больше двух месяцев там никто не продержался.

— Связь-то там есть?

— Эти несущественные вопросы мы можем обсудить потом, наедине, Алекс, — с нажимом на слово «наедине» произносит Трис. — Сейчас надо разобрать более насущные проблемы, такие, как организацию круглосуточного патрулирования и формирование боевых отрядов для защиты штаб-квартиры Бесстрашия на случай нападения. И я требую возвращения Тобиаса во фракцию.

— Итон с отрядом прибудут в течение недели, Трис, я согласен с тобой на сто процентов, — отвечает ей отец. — Также, я считаю, что надо организовать охрану Дружелюбия. Алекс, съездишь туда, переговоришь с Джоанной, смогут они обойтись собственными силами или им требуется усиление. Отречение тоже надо защитить. М-да… Так, ладно. Алекс, Мат, вы можете идти. Алекс, я свяжусь с тобой позже.

* * *

Я вылавливаю Трис, когда она, уставшая от последних событий и совещаний, выходит из зала заседаний и направляется к себе. А ведь она еще и тренировки проводила сегодня с утра, хотя сама не спала всю ночь… Трис выглядит осунувшейся, глаза на лице огромные и уставшие. Может, потом…

— Ты чего-то хотел, Алекс? — спрашивает она меня, проходя по коридору в свою комнату. — Если у тебя что-то важное — говори, если нет, то я хочу отдохнуть.

— Трис, скажи, что там, на тех рубежах? Там ведь что-то не так, да? У меня не вяжется что-то… — Трис останавливается, оглядывается заговорщически и будто в нерешительности трет лоб.

— А ну-ка, зайдем обратно. — Она кивает на зал заседаний. Устало опустившись в кресло, она пристально смотрит на меня и только потом произносит: — Понимаешь… Ты прав, не все так просто там. Дело в том, что люди там… просто исчезают. Испаряются. Остаются их вещи, все, как будто только что тут была жизнь, чашки с недопитым чаем, подгоревшая еда… Будто людей просто выдернули или они все бросили и ушли. Мы не можем найти объяснения этому явлению. Но мы очень много народу так потеряли.

— Только там? — Помимо воли меня охватывает тревога. — Больше нигде такого не наблюдалось?

— Нет, у нас нет. Я нашла в архивах Эрудиции упоминание о группах, которые пропадали без вести более двадцати пяти лет назад. Но тогда много людей пропадало без вести из-за скримменов. Так что это может быть не из этой оперы. Больше нигде такой аномалии нет.

— А почему ты сразу мне не сказала, это что секретная информация?

— Не хотела говорить. — Трис кладет ногу на ногу и откидывается в кресле. — Лидеры знают, вот теперь и ты. Больше знать никому не стоит. Остальные думают, что люди погибают из-за нападения недовольных.

— Не доверяешь Лерайе?

— Нет. Ненавижу прилипчивых сучек.

— А Тобиасу говорила насчет нее? А лидеру? — Трис закатывает глаза.

— Говорила, и не раз. «Лерайя проверена, она своя», и другие бла-бла. — Она кривится, а мне становится смешно. Даже, наверное, не смешно, а радостно, что мы с ней думаем похоже. — Полагают, это ревность и соперничество. Она больше десяти лет на командирской должности, у нее много положительных выездов, и все такое прочее. Ты тоже, я вижу, от нее не в восторге. Что-то знаешь или тоже на уровне домыслов?

— Нет, не нравится она мне. Мутная какая-то. Когда мы нашли отца на месте катастрофы поезда в прошлом году, она странно повела себя… Как будто чувствовала свою вину.

Трис внимательно смотрит на меня, но потом отворачивается и переводит разговор на другую тему:

— Ладно, проехали. Ты с отцом говорил насчет девицы своей? Что-то он на меня злобно посматривает, но не говорит ничего. Сильно ругался?

— Да нет. — Качаю головой. — Так, поорал чутка. Спасибо, что прикрыла, я твой должник.

— Иди уже, должничок… — Отмахивается она от меня. — Имей в виду, попадешься — я ни при чем, ясно? Посвящение будете проводить? — Правильно, чтобы выведать информацию, надо сначала заговорить собеседника и огорошить вопросом… — Алекс, не смей отворачиваться! Будет посвящение?

— Ты нас не сдашь? — Трис прикрывает глаза рукой и мотает головой. — Будет, после захвата у урожденных, на следующей неделе.

— Ну вот и хорошо. Чем скорее, тем лучше. И тогда уже Тобиас тут будет, с ним и будете разбираться.

Она ослепительно улыбается мне самой невинной улыбкой, на которую способна, и уходит, а я думаю, что если тут будет Итон-старший, может ни хрена не получиться…

========== Глава 54. Неуклюжая попытка ==========

Джессика

— Мат, а ты знаешь переходников? — Я хожу на беговой дорожке, а Мат облепляет тренажеры. Его вроде задело вчера у Искренности, и сегодня он не тренировался.

— Ну так… Некоторых. А что?

— Там есть у них парень, рыжеволосый такой, высокий. Ты не знаешь, как его зовут?

— Из парней я там знаю Стена, он Алекса замещает иногда на тренировках, Громли, потому что он гад, и из девчонок знаю Алексис, потому что ее трудно не запомнить. Остальные у меня путаются еще. Там есть Грег, Ларри и Джон, но кто из них кто, не помню, если честно. А тебе он зачем? Понравился? — Мат улыбается, а я хмурюсь.

— А тебе что за печаль? Дело у меня к нему.

— Ладно, дельная, спрошу у Алекса, — хмыкает Мат, не вдаваясь в подробности. — Или сама спроси…

— Нет уж, лишний раз не пойду к нему, он меня опять тискать начнет, да ну на фиг.

— Может, сейчас уже и не начнет… — загадочно тянет Мат, а я смотрю недоуменно на него. Что он имеет в виду? Алекс — и тискать не начнет? Да он если день проживет и никого не облапает, считай, зря время потерял…

Ладно, разбираться в высоких отношениях командиров не нашего, неофитского, ума дело. Надо быстренько привести себя в порядок и чего-нибудь схомякать, а то у меня уже желудок с позвонками скоро сольется.

В столовой наши опять затевают какую-то потасовку. Переходники всегда едят быстро, по-солдатски — закинулись и побежали дальше, особенно парни, поэтому я никого из них даже не ожидаю увидеть. От жадности нахватав целый огромедный поднос, я пробираюсь через толпу куда-нибудь присесть. И тут вижу, как в столовую заходит «мой» рыжик в компании с «голубоглазиком» и девочкой, такой кудрявой, что не знаешь, что больше бросается в глаза — ее рыжий цвет или пушистый объем. «Голубоглазик» обнимает рыженькую, все время легонько ее целует, а «мой» рыжик чертыхается и идет за едой.

Блин, надо бы куда-нибудь поставить поднос и догнать его, пока он не растворился в толпе. Он идет в моем направлении, и пока я решала идти к «рыжику» прямо с подносом или все-таки пристроить его уже куда-нибудь, он почти ровняется со мной. Черт, как же плохо, что я не знаю, как его зовут…

— Эй, парень! — кричу я ему, поднос мешает страшно, но поставить его некуда, потому я прямо вместе с подносом кидаюсь его догонять. — Да постой же ты, эй! — Блин, ну не кричать же на всю столовую «эй, рыжий», тем более что по сравнению с кудрявой девочкой он скорее кажется шатеном, чем рыжим.

Я его догоняю и уже протягиваю руку, чтобы тронуть его за плечо, и он уже даже оборачивается… Но я не смогла сохранить равновесие в одной руке, и весь поднос — с супом, пюре и горячим чаем — оказывается… Конечно, прямо и непосредственно на нем…

— Да что же за хуеблядское пиздоебство! — только и успевает нежно произнести он так, что у меня уши закладывает. На мгновение вся столовая замирает, и становится слышно, как у кого-то падает вилка. А потом раздается просто гомерический хохот. Я стою и не знаю, что делать, закрываю рот ладошкой, горло сжимает, глаза наполняются слезами от стыда и досады. Он осматривает катастрофу и поднимает на меня глаза. О-о-очень недобрые. — Ты что, совсем охуела? Какого члена ты меня преследуешь, идиотка? Сколько можно попадаться мне на глаза?

Ну что можно сказать на такое? Со всех сторон несется зубоскальство типа «я бы не отказался, если бы такая конфетка за мной побегала», а мне вдруг становится обидно. Ну, уронила поднос, любой мог это сделать…

— Нечего делать из меня маньячку, ничего я тебя не преследую! Я только хотела отдать тебе медальон… — в отчаянии выкрикиваю, пока он меня не пришиб.

— Где ты его взяла? — Моментально меняется в лице парень. — Он у тебя?

— Ты его обронил на игре. Я когда в себя пришла, увидела его на земле. Тебе не больно? Чай-то был горячий…

— А ты подуй ему туда, глядишь, и продет, — доносится откуда-то слева. Я уже хочу что-то ответить, когда парень берет меня за локоть и ведет на выход.

— Пошли отсюда, ты меня достаточно выставила ебанным клоуном.

— Прости, я не хотела. Это случайно вышло, просто я не знала, как тебя зовут, а медальон надо было отдать…

— Случайно сережку потеряла, случайно медальон нашла, случайно облила меня… Не слишком ли много случайностей? Почему мне кажется, что это все не случайно? А?

— Может, потому что у тебя паранойя? На захвате ты меня первый схватил, это не я на тебя напала, а в остальном…

— В остальном ты просто безголовая, неуклюжая и прилипчивая клуша. Отдавай мне мою вещь и не ходи больше за мной!

Нет, вы слышали это? Я за ним хожу, просто охренеть не встать! До общаги урожденных идем молча. Я пыхчу и обижаюсь, он пыхтит и раздражается еще больше, изредка поглядывая на меня. Ну надо же какой, на пустом месте практически обидел и идет рядом, надутый весь, хмурится. Засмотревшись на него, я… спотыкаюсь и лечу на пол. И уже почти смиряюсь со своей участью, когда сильные руки подхватывают меня так, будто я вообще ничего не вешу. Подхватив меня, ему приходится прижать меня к себе, и я оказываюсь в той еде, которая все еще была на его одежде.

— Вот откуда ты такая дура свалилась мне на голову, а? — раздраженно бросает он. — Тебя что, ноги не держат? Ты чего падаешь на ровном месте?

Ну все. Сколько можно терпеть оскорбления-то?

— Знаешь что, а не пойти ли тебе на хер стройными рядами? — Отпихиваю его руки. — Я отдам медальон твоему инструктору, он додумается, чья это вещь. Прости за то, что я родилась на свет лишь только для того, чтобы тебя, такого исключительного, раздражать. За сим, прощай!

Я разворачиваюсь, чтобы вернуться в свою комнату, но торможу на полпути, потому что все еще голодная, а весь мой обед на этом парне. Передумав, я резко меняю неправление движения и намереваюсь идти в столовку, а он дергается, видимо, меня останавливать, и мы пребольно сталкиваемся лбами. То есть я сталкиваюсь лбом с его челюстью. И разбиваю ему губу…

От обиды на мироздание у меня аж слезы выступают. Во-первых, больно, во-вторых… Ну что за невезение? Ну за что мне это?

— Ну за что мне это? — рычит парень, отзеркалив мои мысли. Он смотрит на меня и хмурится еще больше. — Так, даже не думай мне тут сырость разводить. Что? Так сильно ударилась?

— Ничего, — бурчу я. Не говорить же ему про невезение и все такое. — Просто есть хочется, думала, сейчас вернусь в столовую и еще на кого-нибудь свой обед опрокину.

Парень прикрывает лоб рукой, и его плечи трясутся. Смеется? Неужели?

— А что смешного? — спрашиваю, но самой очень хочется ему улыбнуться.

— Слушай, как тебя зовут? — неожиданно интересуется он, и вдруг губы его растягиваются в подобии улыбки. Так интересно. У него от глаз расходятся лучики, глаза раскосые, становятся хитрыми и лукавыми, выражение лица из хищного превращается… в забавное. И я не отказываю себе в том, чтобы улыбнуться ему в ответ.

— Джесси. Джессика Глейзер.

— Ну, а я Джон Уеллнер. Будем знакомы. Может, после этого прекратятся напасти? — Он хватает мою руку и грубовато ее трясет. — А теперь, Джес, отдай мне, пожалуйста, мою вещь. Она мне очень дорога.

— Ладно. Но больше не обзывайся. Не очень-то это приятно.

У него огромные и теплые ладони, такие квадратные, лопатообразные, с короткими пальцами, и я знаю, как они пахнут. И еще знаю, что его зовут Джон и у него есть медальон, который дорог ему. Исчерпывающе.

Я иду к себе в комнату и выношу ему медальон. Он берет его осторожно, сжимает в ладони и прикрывает глаза.

— А зачем ты носишь с собой везде свою фотографию? — наблюдая за ним с удивлением, задаю вопрос. — На удачу?

— Нет. На этой фотографии мой отец. Его больше нет, и это единственное изображение, которое после него осталось. Потому мне оно так дорого. Спасибо тебе, что нашла.

— Извини, что спросила. Я не хотела сделать тебе больно, — очень серьезно говорю я ему. Он кивает мне и уходит. А мне все-таки надо пойти и поесть, а то я просто в обморок грохнусь от голода.

========== Глава 55. «Поедешь со мной на полигон?» ==========

Алексис

В столовой сегодня, как всегда, привычно шумно, и я направляюсь прямиком к стойке. Набираю еды, плюхаюсь за столик и приподнимаю бровь при виде выражения лица Дани. Ну что опять не так? Неужели обеспокоена тем, что я не ночевала в общежитии, или моим плохим настроением? Или видела меня с Алексом в Яме и не одобряет подобного развития отношений, надеясь, что я подожду до конца инициации?

Ну да, конечно, просто ей хочется, чтобы все вокруг были такими же, как и она сама: полностью охваченные только одной идеей успешно пройти инициацию, стать лучшей. Иначе с чего бы ей все свое свободное время проводить в тренажерном зале да на полосе, без устали тренируясь? Видно, ей в голову гораздо реже приходят мысли о том, что она что-то теряет, что живет чужой жизнью. Не своей, а просто придуманной кем-то давно. Или то, что все должно быть загнанно в только ей известные рамки… Но Дани, вопреки моим страхам, не говорит ни слова и не задает вопросов. Блин, спасибо!

Оглянувшись, не могу найти Алекса глазами — не пришел… Куда он делся-то? А гнев накрывает удушающей волной, и я пытаюсь смириться с тем, что ближайшее время буду в красках вспоминать сегодняшние слова Билли, психуя от мысли, что он может оказаться прав. Мо-ло-дец! Дико злюсь на себя за то, что мне должно быть глубоко наплевать на мнение чужих людей. Но хочу я этого или нет, а все, что говорят об Алексе, о его бесконечных романах, меня задевает, и я, вспоминая об этом раз за разом, только сильнее распаляю ревность.

⇐ Предыдущая 30 31 32 33 343536 37 38 39 Следующая ⇒