|
|||
В прятки с Бесстрашием 30 страницаЧто «или» — я не успеваю додумать, потому что резко поднимаюсь на ноги и, пока он очухивается, расписываю ему удар по ребрам ногой. Он заваливается немного влево, но молниеносно вскакивает и опять прет на меня. Но теперь-то я готова. Ну, ща я пи*дану… Уклонившись от прямого удара, я подлезаю ему под мышкой, пробивая по корпусу снизу правой, а левой ногой вдариваю в нос, когда он сгибается. «Удар в нос наиболее эффективный, запомни. Самый сильный боец, даже если он под наркотой, все равно заплачет, потому что слезы начинают течь непроизвольно. И сама не давай никому портить твой очаровательный носик…»
Громли впадает в форменную истерику. Вот теперь становится страшно по-настоящему. Дыхание срывается, пот градом ползет по вискам и спине. Пробиваю Аарону солнечное сплетение, но, опрометчиво помедлив, огребаю в ответ. Кровь сочится по разбитым губам. Скула немного ноет. Громли нападает настолько яростно и упорно, будто совсем не чувствует боли, и у меня складывается полное впечатление, что я борюсь с роботом. Парни, что болеют за меня, наверное, не понимают этого, а я вижу его пустые почерневшие глаза и ноздри, раздувающиеся от ярости. Да, я не доставила ему особенной боли, но я сильно, очень сильно разозлила его. Он бросается ко мне снова и снова, но я тоже не стальная, уже совсем уставшая, наверное, потому что ему удается перехватить меня так, что я даже дернуться не могу…
«Ты никогда не должна попадать в захваты, Лекси. Ты не освободишься от захвата здорового накачанного мужика. Но если попала, опять-таки — помни: головой в нос, ногой в пах». Я вот очень сильно жажду так сделать, но сильный удар под коленки лишает меня этой возможности, а локоть, который передавливает мне горло, говорит о том, что еще немножко, и я, вообще, задохнусь. А вот теперь можно отпустить руки в дикий пляс. Ледяной заряд проходит через все тело от головы и до самых пят. Воздух с присвистом уходит из легких… Дышать, глубже дышать!
Изворачиваясь всем телом, я пытаюсь дать понять ребятам, что он сейчас меня придушит, когда мощная фигура мелькает, и воздух стремительным потоком врывается в мои легкие. Алекс с совершенно дикими глазами оттаскивает от меня ублюдочного Громли и расписывает ему п*здюлей по первое число. Сердце, кажется, пропускает пару тактов… Прокашлявшись, отползаю с ринга прямо в заботливые руки Уеллнера. Он что-то шипит мне, явно ругается, но я не слышу. Мой взгляд прикован к совершенно безумному в ярости лицу Алекса. И тому, как жестоко он избивает почти не сопротивляющегося Аарона…
========== Глава 45. Размолвка ==========
Алекс Возвращаясь из Эрудиции в приподнятом настроении, я всю дорогу думаю о Лекси. В последние дни она явно дала понять, что отталкивать меня она не будет. На захвате флага, когда она поцеловала меня, я чувствовал, как дрожало от желания ее тело, и эти воспоминания просто лишают покоя. На стрельбище все только подтвердилось, и от предвкушения, что это мне обещает, мне просто не хватает воздуха. Я знаю, что нельзя выставлять наши… хм… отношения напоказ, но когда я ее вижу, когда она рядом, в непозволительной близости, у меня просто отшибает мозги и отказывают тормоза.
Трис сказала, что прикроет меня, но это ясно-понятно, что она не будет прикрывать меня вечно, да и есть вещи, которые нельзя прикрыть, так что по-любому необходимо быть осторожными и действовать с оглядкой. Нельзя сбрасывать со счетов Громли с его поганым ублюдским языком и Билли с его пи*данутой ненавистью, да и еще много каких злопыхателей. Что будет после того, как я получу ее, я думать не хочу…
Так, вот уже и крыша, надо прыгать. Все привычно и давно уже отработано так, что не возникает даже мысли, как и что делать, все на автомате. Толчок, пара секунд в невесомости, и ноги ударяются о галечную поверхность крыши. Несколько шагов для восстановления равновесия, и прыжок в сетку, без промедления. Можно было бы всего этого не делать и пройти через главный вход, но мне нравится так — так я чувствую себя живым…
Саунд: Hero (Минус) Skillet Первое, что я вижу в Яме, это толпящихся неофитов рядом с одним из рингов. А на ринге — светлую голову Лекси, которую в захвате держит… Громли! Выражение лица парня не оставляет никаких сомнений: это битва, и идет она уже давно. У Громли разбиты губы, основательно подбит глаз, рассечена бровь, на голове тоже видны кровавые разводы, руки сбиты об нее. Об Лекси. Об мою Лекси. Она тоже хороша: на скуле наливается синяк, в уголке губ запеклась кровь, на щеке ссадина… Непонятно откуда взявшаяся красная пелена заволакивает разум, нависающее тело над ней напоминает нападение. Вот сука гребанная, я так и знал, что это он! Х*й вам, а не «что тут происходит»!
Налетаю на него со спины и за шиворот оттаскиваю его от Лекси. Точно он, я его узнал по телосложению. Разворачиваю его к себе и, хватая за руку, без промедления отвешиваю ему прямым в челюсть левой, перехватывая правой за предплечье. Вдариваю коленом в живот и, делая подсечку, роняю его на ринг, не забыв втащить напоследок по морде еще раз. Ублюдочная тварь! Еле сдерживаюсь, чтобы не плюнуть ему в рожу. Наклоняюсь к нему, хватая его за грудки, встряхиваю и со всей присущей мне яростью шиплю ему в лицо:
— Что, Громли, тяжко тебе пришлось без парализатора? Девочка-то строптивая, да? Не так просто с ней справиться?
— Да уж твоему опыту можно доверять, командир, ты-то ведь укротил нашу козочку, не так ли?
Вот урод… И самосохранение отсутствует. Все, с меня хватит, я достаточно долго держал себя в руках, мое ангельское терпение не бесконечно. Прямой в челюсть заставляет его дернуться назад, но не вырубает. Странно, надо его проверить на препараты. Мы этим займемся обязательно, но пока…
— Смотрю, у тебя много лишних сил, Громли. Давай. Нападай на меня!
— Я не буду драться с тобой, Алекс, — морщась и сплевывая кровавые сгустки, отвечает он мне. — Не из-за нее. Она того не стоит. Или ты считаешь по-другому?
— Я считаю, что ты трус, Громли. Потому что Плейсед тут ни при чем. Все, что ты можешь мне предъявить, это только твои домыслы, такие же грязные, как и твоя мерзкая душонка. Ты дрался с ней, ее ты не боишься, потому что только такое дерьмо, как ты, может чувствовать свое превосходство над заведомо более слабым противником. Почему она с тобой дерется, я понимаю. Для нее побить тебя — честь, а вот ты мог себе такое позволить исключительно потому, что ты дерьмо. И я буду с тобой драться не как командир или инструктор, а как Бесстрашный с трусом. Давай! Нападай, твою мать!
Громли борется с собой. Он явно боится, но тут, при всех, он не может это признать. И он решается. Скорчив совершенно отвратительную рожу, он бросается на меня, метя тараном начать первую связку, но я уклоняюсь и мощнейшим хуком останавливаю его, слегка дезориентируя, следом провожу связку для контратаки, вышибая из него воздух и заставляя хватать ртом вздохи.
— Ну что же ты, Аарон, — обхожу его по кругу, изо всех сил уговаривая себя не наподдать ему ногой по ребрам, — где же все твое превосходство, где твоя агрессия? Ты ведь принимаешь какие-то препараты, так? Не хочешь поделиться с общественностью, что это за волшебное средство?
Он разгибается и нападает, пытаясь взять меня в захват и повалить, но я ухожу от подсечки и несколькими связками укладываю его на ринг снова. Отхожу опять, жду, когда он очухается. Аарон поднимается, глядя на меня с ненавистью, уже немного пошатывается, но все еще в силе. Бросается, нападая, делает обманный маневр, задевает меня по скуле и пробивает по корпусу. Что зря, потому что по корпусу меня бить бесполезно, лучше бы вложился в еще один удар по лицу. Теперь осталось его только добить — ногой в колено, хват за предплечье, и прорубить прямой в челюсть. Видно, что контужен, но в сознании… Трясет головой, встает, пытается меня достать, но я уклоняюсь, продолжая методично избивать его, чтобы вырубить уже наконец. Ногой в живот, двойка по скуле, мощный по ребрам. Сука, бл*дь, стойкий ублюдок…
Громли охает — кажется, я сломал ему ребро. Он изо всех сил пинает меня по ноге, опять метит в корпус, и я уклоняюсь от его правой, но он достает меня левой все-таки, и рот наполняется металлическим привкусом. Да что ж такое… Что за препарат, на котором он сидит-то? Мне все это надоедает. Он опять пытается меня достать по лицу, я уклоняюсь, держа его за предплечье, коленом бью его в корпус и, хватая за голову, разбиваю его нос о свое колено. Все, вырубился, урод. Ну или сделал вид, что вырубился…
Стою над ним, так хочется въеб*ть ногой по башке поганой.
— Алекс, хватит, ты его убьешь, — раздается чей-то приглушенный голос. Я поднимаю глаза, на меня смотрят несколько десятков Бесстрашных — кто-то осуждающе, кто-то испуганно, кто-то скептически.
— Разошлись все! — рявкаю я на них. — Объявляется перерыв до выяснения обстоятельств данного инцидента. — Бесстрашные потянулись к выходу из Ямы, и только Лекси стоит, сложив руки на груди, смотрит серьезно. Не испуганно, не виновато, не злобно. Просто хмуро. — И что это такое тут было? Алексис? Ты можешь объяснить?
Она молчит. Не говорит ничего.
— Алекс, ты язык проглотила? Какого хрена вы тут устроили, а? Или ты считаешь, что теперь я должен бегать за тобой по всей Яме и каждый раз, когда тебе захочется выпендриться и показать всем, какой у тебя крутой парень, я должен подставить наши с тобой задницы, твою и мою заодно?
— Не ори на меня. Ничего я не устраивала, тем более никого не подставляла!
— А что тогда это такое было? Ты, пользуясь моим к тебе расположением и слабостью, решила, что тебе можно вести себя как душе угодно? А я должен это все терпеть?
— Алекс, что ты несешь, что тебе терпеть?
Она стоит и наблюдает, как я, вытирая полотенцем кровь с губы, бегаю взад-вперед, потому что вне себя. А то, что она так спокойна и ничего мне не объясняет, меня просто выбешивает!
— Какого хрена ты сцепилась с Громли? Он хотел твоей смерти, стоял и смотрел, как ты тонешь в бассейне! Он напал на тебя в подвале, а ты лезешь на рожон и даешь ему возможность убить тебя прямо на ринге! Ты видишь, что он под препаратом! От моих прямых не остаются в сознании, Лекси! Один его удар по голове, и это может быть инвалидность на всю жизнь. У тебя что вместо мозгов? Или у блондинок вообще такое понятие отсутствует?
— Знаешь что, а не возглавить ли тебе колонну идущих нахер?! — буквально по слогам проговаривает Алексис. — Ты сам приперся и ввязался в драку, у меня все было под контролем. И засунь себе свои причитания и лживые, лицемерные беспокойства о моем здоровье в задницу! Нахрена было разыгрывать из себя альфа-самца?
— Да я просто ох*ел, когда увидел, что он тебя душит, а все стоят и смотрят на это!
— Он. Меня. Не душил, — она чеканит каждое слово на пределе возмущения, взгляд ее становится колючим, а глаза приобретают светло-зеленый оттенок. — Мы дрались, а потом пришел ты и все испортил! Всем показал свою крутость, а чего добился? Того, что теперь всем очевидно, что Громли был прав?
— В чем это он был прав? — Я останавливаюсь так резко, будто налетаю на стену.
— В том, что я твоя подстилка. В том, что шлюха. Ты пришел и просто-напросто подтвердил его слова.
— Как ты собираешься жить дальше, Лекси? У тебя будет парень, семья, дети? И что, каждый кто тебе скажет, что ты подстилка для своего мужа, будет для тебя эталоном общественного мнения? Ты можешь не ретранслировать подобную чушь? Мало ли что говорит какой-то больной уебан, самое главное, что ты думаешь и чувствуешь!
— Ты мне не муж и даже не парень, так что тут сразу все вопросы снимаются!
— Вот так вот, значит, да? И даже не парень? А что же ты вешаешься на меня тогда и набрасываешься с потрясающей периодичностью?
— Кто бы говорил, «набрасываешься», за собой следи! Я хотя бы гадостей тебе не говорю после поцелуев и не устраиваю тебе качели — то приди, то уйди!
— Я одного не пойму, это все ты выговариваешь мне потому, что тебе Громли стало жалко? Или есть еще какая-то причина выносить мне мозг?
— Знаешь что, я просто промолчу.
— Вот и хорошо, глядишь, и намолчишь что-нибудь умное. Передай всем, что я жду группу через час в Яме. Будете полосу отрабатывать у меня до посинения сегодня.
Обхожу ее и иду к Громли. Он уже очухался и теперь стонет на ринге. Поднимаю его за грудки.
— Слышь, придурок. Идти сможешь?
— Не уверен…
— А придется. Потому что ты сейчас пойдешь со мной к лидеру и расскажешь ей, откуда у тебя повреждения, и все остальное тоже расскажешь.
Не глядя на Алексис, тащу Громли к Трис. Пусть она разбирается, на то она и лидер. Пихая и подталкивая Громли перед собой, я думаю о том, что сказала мне Лекси. «Ты мне не муж и даже не парень…» Ну, ясно… А кто парень у нас? Уж не Уеллнер ли? А что ж тогда прижималась ко мне и целовала взасос? Купилась на торс и мышцы? Просто секс и ничего больше? Опять она выставила все свои колючки, и, похоже… за ними нет ничего ко мне. Ничего у меня с ней не выйдет. Мой она человек или не мой, а понимания как не было, так и нет. Девица повела себя необычно, и я попался на это, а на деле оказалось все как всегда. Только влечение. Основной инстинкт и ничего больше. Бл*дь, пи*дец какой-то. Все из-за этого ублюдка Громли! Может, приложить его сейчас об стенку, и дело с концом…
— Что командир, так сильно зацепила девка, что своих готов положить? — Громли, кажется, уже пришел в себя, и чувство самосохранения отказывает ему снова.
— Назови мне ту минуту, когда ты стал своим, Громли. Ты среди Бесстрашных никогда не станешь своим, даже не мечтай.
— Откуда тебе это знать, Эванс? Только потому, что твой отец лидер, ты думаешь, что можешь устанавливать свои законы и наводить свой порядок? А рожа не треснет?
— Тебя убить — дело меньше минуты. И тогда из твоего поганого рта не вырвется больше ни одно бл*дское слово. Но я не буду мараться об тебя, Аарон. Я поступлю лучше. Я просто расскажу Бесстрашным истинную причину твоего перехода сюда. И посмотрим тогда, кто и где станет тебе своим. Я так думаю, слово «параша» будет исчерпывающим.
Громли бледнеет, губы его заметно трясутся, но он не хочет терять лицо и со всей твердостью, на которую способен, выплевывает мне:
— Не бери меня на понт, Алекс. Ты не можешь знать ничего такого, что мне можно вменить.
— Не могу, ты прав. Я не могу знать про маленькую девочку, которую ты изнасиловал и потом придушил, к счастью, не до конца.
— Это все наглая ложь! Она была влюблена в меня, и когда я ее отшил, обвинила меня в изнасиловании, а я ее пальцем не трогал!
— Я тебе верю, Аарон. Верю в то, что ты способен сделать подобное, а потом сам же убедить себя в том, что этого не было. Но вот мальчик, сбитый тобой на байке, понимаешь, он, как бы, отдельным случаем проходит как случайность, а вот вкупе с изнасилованием… уже как закономерность. Так что, знаешь, как бы вы там с родителями ни изворачивались, а у Бесстрашия свои законы. В том числе и негласные. Как ты думаешь, кто председатель негласного суда Бесстрашия, а, Аарон?
Громли смотрит на меня, и я с удовольствием вижу, как он, ненавидя меня, ничего не может с этим сделать. Было бы упоительно его прибить, но еще более упоительно будет отправить его чистить сортиры.
— Так вот, Аарон. Я тоже могу открыть свой рот и рассказать про тебя, а могу этого и не делать. Так что, имей в виду, если в сторону Алексис будет хоть один высер с твоей стороны, я тоже молчать них*я не буду. Отъеб*сь уже от девицы, заканчивай инициацию и отправляйся спокойно по своему прямому назначению, в отстойник, ими тоже кому-то надо заниматься — почему не тебе?
Он поворачивается и идет дальше по коридору к лидерскому кабинету не оглядываясь, всем своим видом показывая, как он меня ненавидит. Вот и ладушки.
* * *
— Ты вообще понимаешь, во что ты ввязываешься? — Трис присаживается на кресло и устало прикрывает глаза. Мы с ней в кабинете одни, Громли забрали в лазарет. — Это твои слова против его. И не более.
— Трис, поверь, это он. Пусть у него возьмут анализы, он точно на допинге. И он напал на Алексис в подвале, у него был парализатор.
— А он говорит, что это все твои домыслы. Что он ни на кого не нападал, а ты его ненавидишь и наговариваешь на него.
— Да ты у кого хочешь в группе спроси, он все время задирает Лекси, он стоял и смотрел, как она тонет. Он знал, что она не умеет плавать, и не позвал никого на помощь, не сказал об этом заранее. И даже если доказательств нет, я узнал его, это точно был он, а я был там с ней, в подвале.
— Алекс, ты послушай себя сам. Все, чего ты добьешься, если ты будешь дальше настаивать на свои словах, это того, что ты прилюдно сознаешься, что жил с неофиткой наедине в замкнутом помещении. Ты хочешь лишить ее всех баллов? А насчет нападения — ты тоже ничего не докажешь. Мы возьмем у него кровь на анализ, и даже если подтвердится твое предположение, это будет означать одно: все его баллы будут пересмотрены. И каких-то баллов он будет лишен. Все. Для суда Бесстрашия нет причин.
— Понятно. То есть теперь этот ху*сос вернется в группу и как ни в чем не бывало продолжит обучение, а потом вместе с нами пойдет на передовую? Как так, Трис, вся группа из-за него поляжет там!
— Пока что мы ничего не можем с ним сделать. Для суда нет причин. А там… как пойдет. И Алекс, я прошу… будь осторожен. Я видела этого парня в действии, он ублюдок еще тот. Он без колебаний ударит в спину!
— Я знаю это. Не волнуйся за меня.
Выходя из лидерского кабинета, я думаю, как хорошо, что отец на полигоне. С ним такие разговоры никогда не прокатывают.
========== Глава 46. Неудачный пирсинг ==========
Джессика Бывают дни хорошие и плохие, а бывают такие, как этот. Сегодня все не ладится. Мат какой-то озверевший, погнал нас на полосу за чей-то залет, а я уже четыре дня выспаться не могу. Наши девчонки все время затевают какие-то вылазки: то мы сбежали кататься на вечернем поезде, за что были наказаны Матом тем, что чистили сортиры; то мы ночью спускались по веревкам на дно пропасти, чтобы посидеть на камнях и чтобы брызги, понимаете ли, брызги орошали наши ноги. Это называлось «познать дух Бесстрашия».
Когда лезли обратно, я свалилась, а тут, как назло, проходил пьяный Кевин и сдал нас всех со всеми потрохами… Вот чего на него нашло? В итоге мы чистили картошку на всю фракцию. Это обидно вдвойне, потому что на кухне есть электрическая картофелечистка…
А еще мне неудачно прокололи ухо. Уж не знаю, что у Джимми случилось, но никогда у него не было осечек, а тут вот… Пусета почему-то все время выпадает, а мне жалко ее потерять…
Вот и сегодня впереди еще целый день, а я уже хожу и засыпаю. И надо такому было случиться, что споткнувшись о заплетающиеся друг об друга ноги, я падаю прямо посреди коридора. И первым делом, зная, что пусета все время выпадает, я пытаюсь ее нащупать. Пальцы проходят по мочке: нащупываются три колечка и, конечно же, только один гвоздик, второго нет. Вот же черт! Выпал и теперь где-то тут валяется. Хоть лампы и яркие, но все равно ни хрена не вижу. Я ощупала уже весь пол в коридоре, когда на меня налетает довольно крупная фигура, больно ударив меня в бок, и заваливается вперед, оглашая коридор отборным матом.
Сказать, что я испугалась, — это ничего не сказать. Не каждый день ни с того ни с сего вам прилетает в бочину, а потом на вас сваливается тяжелое тело и многоэтажный мат.
— Ты совсем ох*ел, что ли, ты чего тут ползаешь, нализался, а теперь до кровати доп*здовать не можешь, придурок еб*ный…
— Простите, пожалуйста, я не хотела, вы не ушиблись? — бросаюсь к Бесстрашному и замираю на полуслове, потому что понимаю, что это «мой» рыжик, который меня предательски… Ну ладно, не предательски, а очень даже по-военному, но все равно обидно, расстрелял на игре. И который выронил медальон…
— А-а-а, это ты… — тянет он, а мне обидно становится. Что значит «это ты», будто я таракан какой-то…
— Да, извини, это я всего лишь. Ты не ушибся?
Парень смотрит на меня, слегка нахмурившись. Что такого я спросила, всего лишь проявила беспокойство о его здоровье.
— Что? — пристально на него глядя, спрашиваю. — У меня на голове паук?
— Нет, я просто не знаю, как спросить, чего ты тут ползаешь? Пьяная, что ли?
— Я не пьяная, — немного гневно говорю я ему, — я пусету потеряла…
— Чего ты потеряла?
— Гвоздик из уха, сережку… А ты что подумал?
— Тебе лучше не знать, что я подумал. Ну ладно, не буду тебе мешать в твоих поисках. — Он опирается на пол рукой, чтобы подняться… И новая порция отборной матершины заполняет коридор.
— Ах ты, еб твою мать! — Он отдергивает руку, а в ней… ну конечно, моя сережка, впилась так, что кровь выступила. — Черт, бл*дь, побери, что это за х*йня?
Он сидит на полу коридора и растерянно смотрит на свою ладонь.
— Это моя… сережка, — сдавленно, чтобы не заржать, говорю я, подползая к нему на коленях. — Можно я посмотрю?
Не дождавшись разрешения, я беру его ладонь и обозреваю всю катастрофу. То ли он с размаху на нее рукой уперся, то ли гвоздик слишком острый, но она вошла довольно глубоко.
— Черт, как глубоко… Тебе не больно? — Поднимаю на него глаза, а он все смотрит на меня хмуро. Ладно, с этим потом разберемся, сейчас главное эту занозу вытащить. Я пытаюсь подцепить ее пальцами… Черт, все ногти пришлось обрезать под корень, во время спаррингов они ломаются и выдираются с мясом. Ну никак не могу я пальцем ее подцепить. Тогда подношу ладонь ко рту, попытаюсь подцепить ее зубами. Парень дергается и пытается забрать у меня руку.
— Ты чего это удумала?
— Я хочу вытащить ее, пальцами не получается — может, зубами получится? Или ты хочешь ходить с серьгой в ладони? Не самый удобный пирсинг…
Он, наконец, перестает выдергивать у меня руку, и я, как могу, стараюсь вытащить сережку зубами. Опять чувствуется тот самый запах, только теперь без металлической примеси: миндальное мыло и ромашковый крем. Обслюнявив ему всю ладонь, мне все-таки удается ее подцепить, и, дернув, я вытаскиваю занозу. Из ранки сразу же течет кровь, и я, не особо задумываясь, зажимаю ее губами, чуть втянув в себя кожу в том месте, чтобы остановить кровотечение.
— Может, лучше салфеткой?.. — чуть хрипловато спрашивает он, не отводя от меня взгляда.
— А у тебя есть?
— Если ты меня отпустишь, я бы мог попытаться вытащить ее из кармана.
Хм, да я и не держу особо. Он поднимается на ноги, достает салфетки, выуживает одну и пытается одной рукой намотать салфетку на другую. Получается плохо. Я тоже встаю и подхожу к нему.
— Слушай, а ты всегда такой упрямый и суровый? Дай сюда, — я отбираю у него грязную уже салфетку, всю перемазанную в крови и пыли, вытаскиваю другую и ловко заматываю его ладонь. Ах вот откуда ромашковый запах, это салфетки так пахнут, ясно. — Вот и все.
— Все. Да. Пока.
Он убегает так быстро, что я не успеваю даже ни спросить, как его зовут, ни сказать, что его медальон у меня… Чего это он, как ошпаренный, бросился-то? Неужели я такая неприятная? Постояв в недоумении еще пару минут, я понимаю, что надо же его найти и отдать все-таки ему вещицу! Ладно, спрошу у Мата или у Алекса, что это за бука-переходник.
========== Глава 47. Заколдованный круг ==========
Алекс — Ну так что, смертнички! Как вам мое предложение? Проходим полосу или красим скалодром?
— Да бл*дь, скалодром конечно, мне эта полоса скоро сниться будет в кошмарах, — отвечает за всех Уеллнер.
— Все согласны? — Неофиты в разнобой кивают. — Ладно, тогда пойдем.
Мы идем в подсобку, где у нас хранятся ведра с краской и прочие инструменты. Группа разбирает инвентарь, мы все переодеваемся и идем к скалодрому. Фокси прочно и надежно поселилась под мышкой у Стена — я так понял, что там все серьезно, а Лекси меня жестко игнорирует, Дани строит глазки всем сразу и мне в том числе, над чем я посмеиваюсь, — в целом, средняя температура по больнице нормальная.
На скалодроме я показываю, как делать обвязку, и предлагаю разбиться по парам. Ухожу за колонками, а то без музона как-то скучно тут кистями махать. Лекси ухватила себе Джона сразу же, немедленно — ну понятно. Он же ее «оберегает». Прочертыхавшись, приношу пару колонок с центром и включаю записи наших песен, которые мы пели подростками… (Holiday — Green Day) Сразу вспомнилось беззаботное детство…
Смотрю, Дани топчется одна.
— Дани, где твоя пара? Вас же четное количество!
— Так ты Громли в лазарет отправил, у меня пары нету.
— Ну так давай, иди ко мне, я тебя обвяжу! — шутливо говорю я ей, а она, сквозь улыбку нахмурив брови, опасливо подходит ко мне. Я делаю ей обвязку, нагло ее при этом облапав. Дани просит так не делать, я благосклонно прошу прощения. — Ты как, будешь сверху или снизу?
— Эйт, ты совсем п*зданулся? Может, хватит меня подкалывать уже? — шепотом говорит мне Дани. — На нас и так все пялятся, давай, включай свою адекватность.
— Ой, по кому-то полоса плачет, — в такт с музыкой отбиваю я ритм по ведру с краской. — Ладно, ты полезешь первая или я?
— Давай я, так уж и быть.
— Смотри, я цепляю тебя за страховочный трос, ты карабкаешься, я за тобой. Красим — ты сверху, я к тебе навстречу, на середине сходимся, и это всех касается, — объясняю я задачу.
Мы приступаем к работе. Отовсюду слышны визги: девицы, измазавшись, начали дурачиться. Летят брызги, и одно хорошо — дело идет, скалодром покрывается ровным слоем краски. Немного странно из колонок слышать свой собственный голос и подпевать ему негромко. На Лекси не бросать взгляды не получается никак. Я все время держу ее в зоне видимости, что бы ни случилось. Мне так тоскливо, что у нас ничего не выходит. Она так во многом на меня похожа, ну почему у нас не получается нормально общаться?..
Не разберешь ее — то льнет ко мне, то выпускает все свои колючки. Может, и не надо было на нее так орать, уж кому, как не мне, знать, как Громли ее достал, как он попрекает ее баллами. Ясное дело, что он трясется за свои рейтинги и использует все, что только можно, чтобы продвинуться вверх по таблице, но… Почему я раньше не пригрозил ему, и он не стал бы к ней приставать, побоялся бы огласки, он же трус каких поискать! Понадеялся, что у него не хватит окаянства, ну да…
А теперь вот опять с ней погавкались… Нет чтобы сдержаться, но меня просто выносит, когда я вижу, что до нее кто-нибудь дотрагивается, а в случае с Громли это еще может быть, вообще, смертельно! Нельзя ей быть такой безголовой!.. Ну вот, опять… И как с этим быть? Она забралась на самый верх, отворачивается от меня, красит сосредоточенно, высунув от усердия язык.
Так бы мне и помереть от грусть-тоски, если бы не Дани, дай ей бог всего самого наилучшего, бл*дь! Она не нашла ничего лучше, чем опрокинуть на меня свое ведро с краской. Моментально покрывшись слоем вонючей эмали, я выдаю в открытый космос много нового и полезного в виде отборной матершины. Дани, поняв, что натворила, ускоренно спускается и принимается бегать вокруг меня, лепеча что-то вроде:
— Эйт, прости, извини, я не хотела, только, пожалуйста, не наказывай всех, я не буду, я случайно, я все сделаю, только не полоса…
Вообще-то я разозлился сначала. Голова, лицо, футболка, брюки все в краске. Хорошо хоть догадался на башку кепку надеть, а то от волос эта х*йность хрен отмоется. Я успел только снять с головы кепку, как она рывком стала стягивать с меня футболку, уверяя, что отстирает… Оголив мой торс, перемазав меня всего в краске вообще и оставив в еще большем недоумении, она вылупилась на меня, а потом как начала ржать. Вслед за ней стали ржать и все остальные. Конечно, я смешон. Я тут клоун, пришел всех повеселить. Я честно, очень-очень хочу разозлиться. Даже получилось насупить брови. Но это вызвало просто истерический припадок, даже парни стали зубоскалить. И вот что с ними делать? А?
|
|||
|