Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





психология 6 страница



аскетических черт, акцентуация невротических симптомов и торможений означают более сильную защитуt т.е. частичный успех #,                .        

С достижением телесной сексуальной зрелости, собственно начала пубертата, происходят дальнейшие изменения, на сей раз качественного характера. До сих пор усиление инстинктивного катексиса носило общий, недифференцированный характер; те­перь ситуация меняется (во всяком случае, у мальчиков): генк-тальные импульсы становятся более насыщенными либидозной энергией. В психической сфере это означает, что лкбидознъгй катексис отбирается у прегенитальных импульсов и концентриру­ется на генитальных чувствах, целях и мыслях об объектах. Таким образом, генйтальность приобретает возросшую психическую зна­чимость, тогда как прегенитальные тенденции отодвигаются на задний план, первым результатом оказывается явное улучшение ситуации. Ответственные за воспитание подростка взрослые, ранее озабоченные и озадаченные ссрегенитальным характером его инс­тинктивной жизни в предпубертатном периоде, теперь с облегчением отмечают, что весь хаос грубости, агрессивности и перверзного пове­дения испарился, как дурной сон. Пришедшая емгу на смену тени-тальная маскулинность оценивается гораздо более благоприятно и снисходительно, даже когда она оереходит границы социальной условности* Однако это физиологическое, спонтанное исцеление пре-гешггальности, результат происходящего в пубертате естественного, процесса, во многом разочаровывает. Благоприятная компенсация возможна, но лишь в случаях, до сих пор характеризовавшихся вполне определенными прегенитальными фиксациями. Например, мальчик с пассивной и женственной установкой внезапно переклю­чается на мужественно-активную позицию* когда либидозный ка­тексис переносится на гениталии. Но это не означает, что страх кастрации и конфликты, породившие его женственную установку, разрешены или разрушены, Они просто временно перекрыты возра­станием генитального катексиса. Когда давление инстинктов, столь возросшее в пубертате, возвращается к своему нормальному уровню во взрослой жизни, тревога и конфликты, по всей вероятности появятся вновь неизменными и будут вредить его мужественности* Это справедливо также для оральной и анальной фиксаций, которые временно становятся менее значимыми при возрастании либидо в пубертате. Однако впоследствии они оказываются столь же значимы­ми, как и ранее, и старое патогенное притяжение этих прегениталь­ формаций будет в последующей жизни столь же большим.

Кроме того, в пубертате может не быть компенсирующего эффекта, когда в детстве и предкубертатном периоде доминировали не ораль­ные и анальные, а фаллические интересы (это касается мальчиков с тенденцией к фаллическому эксгибиционизму), В таких случаях возрастание генитального либидо в пубертате не только не снимает нарушения, но усиливает его. Не происходит спонтанного исцеления и с детской перверзией: напротив, наблюдается крайне неприятная акцентуация патологической ситуации. Фаллические тенденции воз­носятся на такую высоту, что генитальная маскулинность пациента чрезмерно преувеличивается и становится неконтролируемой»

Эта оценка нормальности или анормальности конкретных инстинк­тивных целей зависит, однако» от ценностных стадцартов, относящихся ко взрослой жизни, и имеет мало или не имеет ничего общего с Я подростка. Идет внутренний защитный конфликт, и этим ценностям уделяется мало внимания. В подростковом возрасте отношение Я к Оно исходно огсределяеггся количественными, а не качественными характе­ристиками. Проблема заключается не в удовлетворении шта фрустрации того или иного инстешктивного желания, а .в природе психической структуры в детстве и в подростковом возрасте. Существует две крайно­сти, которыми может закончиться конфликт. Либо Оно. ставшее теперь сильным, может одолеть Я, и в этом случае ах лреяшествующего харак­тера индивида не останется и следа, и вхождение во взрослую жизнь будет отменено разгулом удовлетворения инстинктов. Либо может победить Я, и тогда характер индивида, выработавшийся в латент­ном периоде, установится раз и навсегда. Когда это происходит, импульсы Оно подростка заключаются в тесные границы, предписан­ные инстинктивной жизкиебенка* Возрастающее либидо не может быть использовано, и для того, чтобы держать его под контролем, необходимо постоянное действие антикатексиса, защитных механиз­мов и симптомов. Помимо того, что в результате уродуется инстинк­тивная жизнь, то, что победоносное Я становится жестко фиксированным» постоянно вредит индивиду* Образования Я, кото­рые без уступок сопротивляются натиску пубертата, обычно на всю жизнь остаются негибкими, неприступными и неспособны­ми к исправлению в соответствии с изменяющимися требование ями реальности.

Логично предположить, что перерастание конфликта в ту или другую из этих крайностей или его счастливое разрешение в достижении равновесия между психическими инстанциями и, далее, различные фазы, которые он проходит, определяются количественным фактором, а именно изменениями абсолютной

силы инстинктов. Но этому простому объяснению противоречат аналитические наблюдения над процессами, происходящими у индивидов в пубертате. Когда инстинкты становятся сильнее по физиологическим причинам, индивид не обязательно оказывается в их власти; точно так же при ослаблении силы инстинктов Я к Сверх-Я не обязательно начинают играть большую роль, чем Оно. Из исследования невротических симптомов и предменструальных состояний нам известно, что, когда требования инстинктов стано­вятся более настоятельными, Я побуждается к удвоению своей защитной активности, Когда же требования инстинктов не так настоятельны» опасность, связанная с ними, уменьшается, а с аей уменьшаются и объективная тревога, тревога сознания и инстинк­тивная тревога Я. За исключением тех случаев, когда Я полностью затоплено Оно, мы обнаруживаем отношение, противоположное описанному. Любое дополнительное давление инстинктивных тре­бований ужесточает сопротивление Я соответствующим инстинк­там и усиливает симптомы торможения и т.д., основанные на этом сопротивлении, тогда как, если инстинкты становятся менее на­стоятельными, Я делается более покладистым и более склонным к тому, чтобы допустить удовлетворение* Это означает, что абсолют­ная сила инстинктов в пубертате (которая в любовд случае не может быть независимо измерена или оценена) не позволяет про­гнозировать конечный исход пубертата* Он определяется относи* тельными факторами: во-первых, силой импульсов Оно, которая обусловлена физиологическими процессами в пубертате; во-вто­рых, толерантностью или интолерантностью Я по отношению к инстинктам, которые зависят от характера, сформировавшегося в период латентности; в-третьих, — и это качественный фактор, который определяет количественный конфликт, — природой и эффективностью имеющихся в распоряжении Я защитных меха­низмов, варьирующей в зависимости от конституции индивида (т.е. его предрасположенности к истерии или неврозу навязчиво­сти) и направлений его развития,

 Инстинктивная тревога в пубертатном периоде

Mil уже отмечали, что фазы человеческой жизни, характеризу­ющиеся возрастанием либидо, чрезвычайно важны для аналитиче­ского исследования Оно. Благодаря повышенному кате к си с у желания, фантазии и инстинктивные процессы* которые в другое периоды остаются незамеченными или заключены в бессознатель-

ное, всплывают в сознании, преодолевая при необходимости препятствия, поставленные на их пути вытеснением, и становят­ся доступными для наблюдения, когда они прокладывают себе путь к выходу»

Важно сосредоточить внимание на периодах возросшего либи­до и на исследовании Я. Как мы видели, косвенным следствием усиления инстинктивных импульсов является удвоение усилий индивида по овладению инстинктами. Общие тенденции в Яч которые в периоды спокойствия инстинктивной жизни едва замет­ны, становятся яснее очерченными, и выраженные механизмы Я латентного периода или взрослой жизни могут оказаться настоль­ко преувеличенными, что проводят к патологическим искажени­ям характера. Из различных установок, которые Я может принять по отношению к инстинктивной жизни, выделяются две. Акценту-ируясъ в пубертате, они поражают наблюдателя своей силой и объясняют некоторые из характерных особенностей этого периода. Я имею в виду аскетизм и интеллектуальность в подростковом возрасте.

Аскетизм в подростковом возрасте* Чередуясь с инстинктив­ными крайностями и вторжениями из Оно, а также с другими явно противоречивыми установками> в подростковом возрасте иногда проявляется антагонизм по отношению к инстинктам. По интенсивности этот антагонизм далеко превосходит любое вытеснение, обычное для нормальных условий или для более или менее тяжелых неврозов. По способу своего проявления и широте охвата он меньше сродни симптомам выраженного не­вротического расстройства, чем аскетизму религиозного фанати­ка» При неврозе всегда существует связь между вытеснением инстинкта и природой или качеством вытесненного инстинкта* Так, истерики вытесняют генитадьные импульсы, связанные с объектными желаниями эдипова комплекса, но более или менее индифферентны или толерантны в своей установке по отноше­нию к другим инстинктивным желаниям, например анальным или агрессивным импульсам. Навязчивые невротики вытесняют аиалько-садистские желания, которые вследствие вытеснения становятся носителями их сексуальности, но терпимо относятся к оральному удовлетворению и к эксгибиционистским импуль­сам, которые у них могут возникнуть, до тех пор, пока они не связаны непосредственно с ядром их невроза. При меланхолии вытесняются в основном оральные тенденции, а пациенты с фо­бией вытесняют импульсы, связанные с комплексом кастрации.

Ни в одном из этих случаев нет неразличающего отвержения инстинктов, и, анализируя их, мм всегда обнаруживаем опреде­ленную связь между содержанием вытесненного инстинкта и причинами» по которым человек изгоняет его из сознания.

Другая картина предстает перед нами, когда, анализируя подростков, мы исследуем отвержение ими инстинкта» Верно, что и здесь также исходная точка процесса отвержения может быть найдена в инстинктивных образованияхt подверженных эсобому торможению, например в фантазиях об инцесте пред пу­бертатного периода или возросшей тенденции к онанизму, в которых эти желания находдт свою разрядку. Но из этой точки процесс распространяется на всю жизнь.

Как я уже отмечала, подростки озабочены не столько удовлет­ворением или фрустрацией конкретных инстинктивных желаний, сколько удовлетворением инстинктов или фрустрацией как так о* вой. Молодые люди, проходящие через ту аскетическую фазу, которую я имею в виду, бегут словно бы от количества, а не от качества своих инстинктов. Они остерегаются наслаждения вооб­ще, и поэтому самой безопасной стратегией для них является встреча наиболее настоятельных желаний максимальным тормо­жением. Каждый раз, когда инстинкт говорит *Я хочу*, Я отвеча­ет; *Ты не должен», во многом на манер строгих родителей при раннем обучении ребенка* Это подростковое недоверие к инстинк­там имеет опасную тенденцию к распространению; оно может начаться с собственно инстинктивных желаний и распространить­ся на самые обычные физические потребности. Все мы встречали молодых людей, сурово отвергающих любые импульсы с привку­сом сексуальности, избегающих общества сверстников, отказыва­ющихся принимать участие в увеселениях и» как истинные пуритане, не желающих иметь ничего общего с театром, музыкой и танцами. Мы можем понять, что есть связь между отказом от красивой и привлекательной одежды и торможением сексуально­сти* Но мы начинаем тревожиться, если отказ начинает распрост­раняться на безвредные и необходимые вещи, как в случае, когда молодой человек отказывает себе в самой обычной защите от холода, умерщвляет свою плоть всеми возможными способами и подвергает свое здоровье ненужному риску, не только отвергая конкретные виды орального наслаждения, но «из принципа* со­кращая свой дневной рацион до минимума. Мы беспокоимся, когда вместо того, чтобы насладиться долгим ночным сном, этот юноша принуждает себя рано вставать, когда он неохотно смеет-

ся или улыбается или когда в крайних случаях он сдерживает дефекацию и мочеиспускание до последней возможности на том лишь основании, что нельзя немедленно уступать всем своим физическим потребностям.

Этот тип отвержения инстинктов отличается от обычного вытеснения еще в одном отношении. При неврозе мы привыкли видеть, что, когда удовлетворение конкретного инстинкта вы­тесняется, для него находится некоторое замещение. При исте­рии это достигается обращением, т,е, разрядкой сексуального возбуждения в других телесных зонах или процессах, которые становятся сексуализировалными. При неврозах навязчивости имеется замещающее удовольствие на том уровне, на котором осуществилось вытеснение, а при фобиях есть» по крайней мере, некоторый эшшосическнй выигрыш. Или же заторможенные формы удовлетворения заменяются на другие способы наслажде­ния при помощи процесса смещения и формирования реакции, поскольку мы знаем, что истинные невротические симптомы, такие, как истерические приступы, тики, навязчивые действия* привычка к мрачным размышлениям и т.д. представляют собой компромиссы, в которых инстинктивные требования Оно удов* летворяются не менее эффективно, чем требования: Я я Сверх-Я. Но в отвержении инстинкта, характерного для подросткового возраста, не остается лазейки для такого замещающего удовлет­ворения: механизм в этом случае, по всей видимости, иной. Вместо образования компромисса (соответствующего невротиче­ским симптомам) и обычных процессов смещения» регрессии и обращения против себя мы почти неизменно обнаруживаем по­ворот от аскетизма к излишествам; невзирая на любые внешние ограничения, подросток внезапно погружается во все Tot что он ранее тормозил. По причине своего антисоциального характера такие подростковые эксцессы сами по себе являются нежела­тельными; тем не менее с аналитической точки зрения они представляют собой временное выздоровление от аскетизма* Когда такого выздоровления не происходит и Я каким-то необъяснимым

1 Epinosic (синоним — advantage by illness) — использование болезни как средства достижения тех или иных собственных

целей.

образом оказывается достаточно сильным для того, чтобы без всяких отклонений удержаться в своем отвержении инстинктов, в результате парализуется витальная активность человека — возникают своеобразные условия, которые следует рассматри­вать уже не как нормальное явление пубертата, а как психоти­ческое расстройство.

Возникает вопрос: действительно ли: оправдано различение между отвержением инстинктов в пубертате и обычными процес­сами вытеснения? Основой такого теоретического различения яв­ляется то, что у подростков процесс вытеснения начинается со страха перед количеством инстинктов, а не перед качеством како­го-то конкретного импульса* и заканчивается не замещением> удовлетворением и образованием компромиссов, а резким наложе­нием или последовательной сменой отказа в удовлетворении инс­тинктов и инстинктивных эксцессов или* точнее говоря, их чередованием* При этом мы знаем, что при обычном невротиче­ском вытеснении качественный катекскс вытесняемого инстинкта

+

является важным фактором и что при неврозе навязчивости обыч­но возникает чередование торможения и послабления* Тем не менее у нас все еще сохраняется впечатление* что в случае подро­сткового аскетизма действует более примитивный и менее слож­ный механизм* чем при Собственно вытеснении; возможно, что первый из них представляет собой особый случай или, скорее, предварительную фазу вытеснения.

В аналитических исследованиях неврозов уже давно показано, что человеческой природе свойственно отвержение некоторых инс­тинктов,, в частности сексуальных, независимо от индивидуально­го опыта* Эта предрасположенность, по-видимому, обусловлена филогенетической наследственностью, своеобразным накоплени­ем, аккумулированным в результате актов вытеснения» практико­вавшихся многими поколениями и лишь продолжаемых, а не заново инициируемых индивидами. Для описания этого двойст­венного отношения человечества к сексуальной жизни — консти­туционного отвращения вкупе со страстным желанием — Блейлер

ввел тершш амбивалентность.

• Во время спокойных жизненных периодов исходная враж­дебность Я по отношению к инстинкту — его страх перед силой инстинктов, как мы era назвали, — есть не более чем теоретиче­ское понятие* Мы предполагаем, что основой неизменно остается инстинктивная тревога, но для наблюдателя она маскируется

гораздо более заметными и выступающими явлениями, возника­ющими из объективной тревоги и тревоги сознания и являющи­мися результатом ударов, которым подвергался индивид.

По-видимому, внезапное возрастание инстинктивной энер­гии в пубертате и в других жизненных периодах усиливает исходный антагонизм между Я и инстинктами до такой степе­ни, что он становится активным защитным механизмом. Вели это так, то аскетизм пубертатного периода можно рассматри­вать не как ряд качественно обусловленных деятельностей вытеснения, а просто как проявление врожденной враждебно­сти между Я и инстинктами, которая неразборчива, первична и примитивна.

Интеллектуализация в пубертате. Мы пришли к выводу о том, что в периоды, характеризуемые возрастанием либидо, общие установки Я могут развиваться в определенные способы защиты. Если это так, то этим можно объяснить и другие изменения, происходящие в Я в пубертате.

Мы знаем, что большинство изменений этого периода проис­ходит в инстинктивной и аффективной жизни и что Я претерпе­вает вторичные изменения» когда оно непосредственно участвует в попытке овладеть инстинктами и аффектами. Но это ни в коем случае не исчерпывает возможностей изменения подростка. С возрастанием инстинктивной энергии он в большей мере оказы­вается в их власти; это естественно и не требует дальнейшего объяснения. Подросток также станпвитя тт*а моральным н аскетичным* что объясняется конфликтом между Я и Оно. Но кроме того* он становится более шяседктуальным и его интел­лектуальные интересы углубляются. Вначале мы не видим, ка­ким образом это продвижение в интеллектуальном развитии связано с продвижением в развитии инстинктов и с усилением образований Я в их сопротивлении неистовым атакам, направ­ленным против него.

В целом можно было бы ожидать, что натиск инстинкта или аффекта будет снижать интеллектуальную активность человека. Даже при нормальном состоянии влюбленности интеллектуальные возможности человека снижаются и его рассудок становится менее надежным, чем обычно. Чем более страстно его желание удовлет­ворить свон инстинктивные импульсы, тем меньше, как правило, он склонен использовать интеллект для их рассудочного исследо­вания и подавления.

На первый взгляд кажется, что в подростковом возрасте все происходит наоборот. Резкий скачок в интеллектуальном разви­тии молодого человека не менее заметен и неожидан, чем его быстрое развитие в других направлениях. Мы знаем, как часто все интересы мальчиков в латентном периоде сосредоточены на реаль­ных вещах. Некоторые мальчики любят читать об открытиях и приключениях, изучать числа и пропорции или «проглатывать* описания странных животных и предметов, тогда как другие посвящают время механике, от ее простейших до наиболее слож­ных форм. Общим у этих двух типов является то, что объект, которым они интересуются, должен быть не продуктом фантазии наподобие сказок и басен, доставивших удовольствие в раннем детстве, а чем-то конкретным, что имеет реальное физическое существование. Когда начинается предггубертаткый период, тен­денция смены конкретных интересов латентного периода абстрак­тными становится все более выраженной. В частности, подростки того типа, который Бернфельд описывает как «затянувшийся пу­бертат*, обладают ненасытным желанием думать об абстрактных предметах, размышлять и говорить о них. Часто дружба в этом возрасте основана на желании вместе размышлять и обсуждать эта: предметы. Диапазон таких абстрактных интересов и проблем, которые эти молодые люди пытаются разрешить, очень широк* Оки обсуждают свободную, любовь или замужество и семейную жизнь, свободное существование или приобретение профессии, скитания или оседлую жизнь, анализируют философские пробле­мы, такие, как религия или свободомыслие, различные политиче-ские теории, такие, как революция или подчинение власти, или саму дружбу во всех ее формах. Если, как это иногда бывает при анализе» мы получаем достоверное сообщение о беседах молодых людей или если — что делалось многими исследователями пубер­татного периода — мы изучаем дневники и наброски подросткову нас поражают не только широта и свободный размах их мысли, но также степень эмпатии и понимания, их явное превосходство над многими зрелыми мыслителями, а иногда далее мудрость, которую они обнаруживают при рассмотрении самых сложных проблем,

Мы пересматриваем наше отношение, когда обращаемся от рассмотрения самих по себе интеллектуальных процессов подрост­ка к рассмотрению того, как они вписываются в общую картину его жизни. Мы с удивлением обнаруживаем, что эти утонченные интеллектульные достижения оказывают очень малое — или ни­какое — влияние на его реальное поведение. Эмпатия подрост -

ка» приводящая к пониманию мыслительных процессов других людей, не мешает ему проявлять самое возмутительное безраз­личие к близким. Его возвышенный взгляд на любовь и обяза­тельства любящего соседствуют с неверностью и. черствостью в многочисленных любовных историях. Тот факт, что его понима­ние и интерес к структуре общества в подростковом возрасте далеко превосходят его же понимание и интерес в последующие годы» не помогает ему найти свое истинное место в социальной жизни, а многосторонность интересов не предохраняет его от сосредоточенности на одном-единственном предмете — собствен­ной персоне.

Мы понимаем, особенно когда исследуем эти интеллектуаль­ные интересы с помощью анализа, что в данном случае мы имеем дело с чем-то весьма отличным от интеллектуальности в обычном смысле слова* Неверно было бы предполагать, что подросток раз­мышляет о различных ситуациях в любви или о выборе профессии для того, чтобы выработать правильную линию поведения, как это мог бы сделать взрослый или как мальчик в латентном периоде исследует устройство аппарата для того, чтобы суметь разобрать и снова собрать его. Подростковая интеллектуальность больше спо­собствует мечтам. Далее честолюбивые фантазии предпубертатного периода не предназначены для перевода в реальность* Когда маль­чик фантазирует о том, что он великий завоеватель, он не чувству* ет никакой необходимости доказывать свою храбрость и выносливость в реальной жизни. Точно так же он явно получает удовлетворение от самого процесса мышления в ходе рассуждений или обсуждений. Его поведение определяется другими факторами, и на него необязательно оказывают влияние результаты подобной интеллектуальной, гимнастики.

Есть и еще один момент, поражающий нас, когда мы исследу­ем интеллектуальные процессы у подростков. Более пристальное рассмотрение показывает, что интересующие их предметы усили­вают конфликты между разными психическими образованиями. И опять проблема заключается в том, как связать инстинктивную сторону человеческой природы с остальной жизнью, как выбрать между практической реализацией сексуальных импульсов и их отвержением, между свободой и ограничением, между восстанием и подчинением власти. Как мы видели, аскетизм, с его запретом инстинктов, в целом не оправдывает надежд подростка. Поскольку опасность вездесуща, он должен выработать много способов для того, чтобы преодолеть ее- Обдумывание инстинктивного конф-

ликта — его интеллектуал изация —, кажется подходящим способом. При этом аскетическое бегство от инстинкта сменяется поворотом к нему. Но это осуществляется в основном в мышлении и является интеллектуальным процессом. Абстрактные интеллектуальные об­суждения и размышления, которым предаются подростки, — это вовсе не попытки разрешить задачи, поставленные реальностью. Их мыслительная активность есть, скорее, показатель напряженной на стороженноеги по отношению к инстинктивным процессам и перевод того, что они воспринимают, в абстрактное мышление* Философия жизни, которую подростки создают, — а она может заключаться в юс требовании произвести революцию во внешнем мире — является на самом деле их реакцией на восприятие новых инстинктивных требо­ваний их собственного Оно, грозящих революционизировать всю их жизнь. Идеалы дружбы и вечной преданности — это всего лишь отражение беспокойства Я, обнаружившего исчезновение всех своих новых эмоциональных связей с объектами . Стремление к руководст­ву и поддержке в часто безнадежной борьбе пропив своих собствен­ных инстинктов может быть трансформировано в бесхитростную аргументацию относительно неспособности человека к принятию независимых политических решений. Мы видимt таким образом, что инстинктивные процессы переводятся на язык интеллекта* Но при­чина столь сильной сосредоточенности внимания на инстинктах заключается в том, что осуществляется попытка овладеть ими на ином психическом уровне.

Вспомним, что в аналитической метадсихологии связь аффектов и инстивсктивны процессов с вербальными представлениями счита­ется первым и наиболее важным шагом по направлению к овладению инстинктами, который должен быть осуществлен в развитии инди­вида. Мышление описывается в этих работах как + практическое действие, сопровождающееся перемещением относительно неболь­ших количеств катекснсса при меньшей их разрядке* (S. Freud, 1911, р. 221), Эта интеллектуализация инстинктивной жизни, попытка овладеть инстинктивными процессами, связывая их с мыслями в

 Я благодарна Маргит Дубовиц из Будапешта за указание на то, что тенденция подростков размышлять о смысле жиани и смерти отражает деструктивную активность в их собственных

душах.

сознании, представляет собой одно из наиболее общих, ранних и наиболее необходимых приобретений человеческого Яг Мы рас­сматриваем ее не как деятельность Я, а как его составную часть.

Может возникнуть впечатление, что явления, включенные нами в понятие + интеллектуализация в пубертате», попросту пред­ставляют собой преувеличение общей установки Я в особых усло­виях внезапного подъема либидо* Лишь возрастание количества либидо привлекает внимание к функции Я. которая в другое время выполняется незаметно и как бы походя* Если это так, то это означает, что усиление интеллектуальности в подростковом возра­сте — а возможно также и резкое возрастание интеллектуального понимания психических процессов, которое обычно характерно для приступов психического расстройства, — является просто частью привычного стремления Я к овладению инстинктами при помощи мышления.

Я полагаю, что теперь мы можем сделать вторичное откры­тие, к которому нас привели рассуждения в этом направлении. Если верно, что неизменным следствием возрастания либидоз-ной заряженности является удвоение усилий Я по интеллекту­альной проработке инстинктивных процессов, то это объясняет тот фактт что инстинктивная опасность делает человека умнее* В периоды спокойствия в инстинктивной жизни, когда опасности нет/индивид может позволить себе определенную степень глупо­сти • В Tuip отношении инстинктивная тревога оказывает знако­мое влияние объективной тревоги. Объективная опасность и депривация побуждают человека к интеллектуальным подвигам и изобретательным попыткам разрешить свои трудности, тогда как объективная безопасность и изобилие делают его довольно глупым. Сосредоточение интеллекта на инстинктивных процес­сах представляет собой аналог бдительности человеческого Я перед лицом окружающих его объективных опасностей.

До сих пор спад интеллекта у маленького ребенка в начале латентного периода объяснялся иначе» В раннем детстве блестя­щие интеллектуальные достижения детей связаны с исследова­нием ими тайн пола, а когда этот предмет становится табу, запрет и торможение распространяются на другие области мыш­ления. Не удивительно, что с возобновлением сексуальности в продпубертатном периоде* т,е. с распадом сексуального вытесне­ния раннего детства» интеллектуальные способности оживают с прежней силой.

Это — обычное объяснение, к которому мы можем теперь добавить еще одно, Возможно, в латентном периоде дети не только не осмеливаются погружаться в абстрактное мышление, но и просто не имеют в этом нужды. Детство и пубертатшлй период — это периоды инстинктивной опасности, и характеризующий их ♦интеллект*, по меньшей мере* частично помогает человеку пре­одолевать эту опасность. При этом в латентном периоде и во взрослой жизни Я относительно сильно и может без ущерба для индивида ослабить его усилия по интеллектуализации инстинк­тивных процессов- В то же время не следует забывать, что эти умственные достижения, особенно в пубертатном периоде, при всей их замечательности и блеске остаются бесплодными. В одном отношении это верно даже для интеллектуальных достижений раннего детства, которыми мы так восхищаемся и которые так высоко ценим. Не надо лишь забывать о том, что детские исследо­вания сексуальности, которые психоанализ считает ярчайшим проявлением интеллектуальной активности ребенка, не приводят к знаншо истинных явлений взрослой сексуальной жизни. Как правило, их результатом является создание детских сексуальных теорий, которые отражают не реальность, а инстинктивные про­цессы, протекающие в психике ребенка.

Интеллектуальная работа, совершаемая Л в латентном пери­оде и во взрослой жизни, несопоставимо более серьезна, надеж­на и,.прежде всего, намного теснее связана с действием.

Любовь к объекту и идентификация в пубертатном периоде. Рассмотрим теперь, насколько аскетизм и интеллектуализация, характерные для пубертатного периода, соответствуют кашей схе­ме классификации защитных процессов в зависимости от тревоги и опасности. Сразу видно, что аскетизм: и интеллектуализация попадают в третий тип защиты. Опасность, угрожающая Я, заклю­чается в том, что оно может быть затоплено инстинктами; более всего оно опасается количества инстинктов» Мы полагаем, что эта тревога возникает в ходе развития индивида очень рано. Хроноло* гически она принадлежит к тому периоду, в котором Я постепенно отделяется от недифференцированного Оно. Защитные меры, к которым его заставляет прибегать страх перед силой инстинктовt направлены на поддержание этой дифференциации между Я и Оно и на обеспечение стабильности вновь установившейся организации Я* Задача, которую ставит перед собой аскетизм* заключается в том» чтобы удерживать Оно в определенных границах» попросту налагая запреты; цель интеллектуализации — теснее связать



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.