ИНТЕРЛЮДИЯ

гл.3

- Альбус, я хотел бы знать, что всё это означает.

- Садись, мальчик мой. Давай-ка выпьем чаю.

Иногда он бывает просто невыносим. Иногда? Он бывает просто невыносим большую часть времени, а я так давно его знаю, что начал уставать. Вечный полумрак в просторном, но невероятно захламленном кабинете, где при желании можно найти на полках бесчисленных шкафов все – от банальных хроноворотов до странных и очень опасных артефактов, Мерлин знает когда вывезенных из Египта и Южной Азии. Я не удивлюсь, что подобия вещичек, которые хранит директор в своем темном святилище, даже не вспоминая до поры до времени об их существовании, не найдется и в закромах Отдела тайн Министерства магии. В кабинете трудно дышать. Он переполнен магическими вибрациями куда сильнее, чем Запретный лес, но Альбусу все нипочем. Мало того, я подозреваю, что каждый раз он испытывает нечто вроде удовлетворения, видя мое побледневшее и напряженное лицо. Ему нравится моя сверхчувствительность. Он самолично немало потрудился над тем, чтобы развить её во мне. Слава Богу, что в отличие от Запретного Леса Альбус без малейших усилий контролирует магическую энергию своего кабинета.

- Северус? Чай с молоком или с лимоном?

- Ни с чем. Не надо поощрять меня бодрящими напитками, я и так готов выслушать всю правду. Любую.

- Очень хорошо. Только не напрягайся так. Пожалуйста, сядь.

- Ваш кабинет... Вы же знаете...

- Кабинет тут не при чем, мой дорогой мальчик... К кабинету ты давно привык.

Его легкая усмешка нравится мне. Я моментально перестаю злиться и устраиваюсь в кресле возле камина – в своем собственном кресле – я знаю, что оно появляется, только когда я нахожусь здесь. И кресло всегда заранее придвинуто почти вплотную к огню – Альбус помнит, что я мерзну в Подземельях и радуюсь любой возможности усесться поближе к огню. Иногда специально для меня камин разжигался даже летом и ранней осенью, как теперь, когда неожиданно в самом начале сентября резко похолодало, и зарядили проливные дожди. Огонь уютно потрескивал сухими ароматными поленьями, и я в очередной раз мельком удивился атавистической любви директора к маггловским штучкам. Разумеется, огонь в его камине превосходно горел бы и без всяких поленьев, но Альбус предпочитал не пользоваться магией в обыденной жизни. И уж, конечно, не потому, что берег силы. Я вспомнил огромные мраморные камины в Малфой-мэнор, где синий самодовольный огонь тупо лизал голые камни, и с удовольствием уставился на горящее дерево.

Альбус тоже пододвинул свое кресло поближе к камину и сел. Какое-то время мы молчали, глядя на огонь. Монотонный шум ливня за плотно зашторенными окнами сливался с потрескиванием поленьев, навевая дрему.

Мне вдруг совершенно расхотелось спрашивать о чем-либо. Я не спал две ночи подряд, и теперь на меня навались подозрительная расслабляющая усталость.

- Северус... тебе надо поспать. Может быть, ты придешь ко мне завтра утром, перед занятиями?

Мягкий невыразительный голос буквально усыплял, но какая-то навязчивая мысль не давала мне расслабиться окончательно. Я тряхнул волосами, и сонное оцепенение слегка отступило.

- Господин директор, оставьте меня в покое. Я готов выслушать вас, а потом засну и без всякого навязчивого вмешательства в мою голову. У меня завтра первый урок у первокурсников, и я бы хотел...

- Уверяю тебя, что не было никакого вмешательства. Просто я хочу, чтобы ты поспал, мой дорогой.

- Вы же знаете, что достаточно одного вашего желания, чтобы я...

Раздался еле слышный щелчок пальцами, и наши кресла синхронно развернулись так, что мы оказались лицом друг к другу.

- Хорошо. Если ты настаиваешь, я попытаюсь объяснить тебе.

- Почему Гриффиндор, Альбус?

Он осторожно улыбнулся и пожал плечами. Пламя отбрасывало теплые красноватые блики на добродушное старческое лицо.

- Потому что я решил, так будет лучше для всех. В первую очередь для тебя. Наши планы изменились, Северус. Я чувствую, что опасность где-то совсем рядом.

- Тогда тем более необходимо, чтобы мальчик учился на Слизерине.

- Нет.

- Почему?

Альбус какое-то время молчал, без всякого выражения глядя на огонь. А потом сказал так тихо, что я едва мог рассышать:

- Я не хочу, чтобы ты привязался к нему.

- Что?! Как это понимать? Ведь вы же знаете... я должен... я обещал...

- Северус... Я же сказал, наши планы изменились. Если бы он учился на Слизерине, тебе оказалось бы весьма затруднительно быть к нему по настоящему… требовательным.

- Чепуха. Я никогда не делаю поблажек именно своим студентам, вы же знаете. Это все пустые слухи и наговоры, которые распускают ленивые и тупые гриффиндорцы, годные исключительно для квидичча, а не для занятий магией!

Директор усмехнулся, блеснув голубыми глазами.

- Прекрасно сказано, Северус. Вот именно поэтому Гарри и определен на Гриффиндор.

- Вы хотите сказать, что мальчишка такой же глупый, как и ...

- Нет. Я хочу сказать, что ты все такой же упрямый и предубежденный, как и двадцать лет назад. Ты же на самом деле давно так не думаешь, Северус. Но ты отлично вжился в роль, которую сам для себя написал. Так вот, Гарри – гриффиндорец, и твоя милейшая напыщенная неприязнь к этому факультету может сослужить неплохую службу нашему общему делу.

- Вы хотите сказать, что я должен относиться к мальчишке... с неприязнью?

- Да. Именно это я и хочу сказать. Тебе совсем не обязательно на самом деле относиться к нему с неприязнью, тем более, мы с тобой знаем, что это совершенно невозможно. Но ты должен будешь делать вид... понимаешь?

- Как же я смогу его защитить, если все время буду делать вид, что он мне неприятен?

- Это ничего не меняет, мой мальчик. Я...

Он вдруг запнулся и посмотрел прямо мне в глаза. Его взгляд неожиданно сделался бесконечно усталым и таким напряженно-печальным, как будто он вглядывался в некую пугающую и горькую неизбежность – уже случившуюся или ту, которой было только суждено случиться.

- Альбус?..

- Будет лучше, если Гарри ничего не узнает о твоей миссии... о твоей настоящей миссии. Ты станешь оберегать его так, чтобы он даже и не догадывался об этом. Ну, а для ликвидации всяких мелких неприятностей вроде подхваченного насморка, потерянных учебников или ссоры с лучшим другом у нас всегда есть Миневра. Она отлично справится. Мне нужен хоть один человек, который закалял бы волю мальчика. Все остальные не годятся на эту роль, Северус. Ты – бывший Пожиратель смерти. Ты предвзято относишься к Гриффиндору. Ты был в серьезных неладах с отцом Гарри...

- Но зато любил его мать, - пробормотал я, перебивая, не удержавшись лишний раз от причинения себя мгновенной, но очень чувствительной вспышки боли.

- Вряд ли кому-нибудь придет в голову заподозрить в подобном Северуса Снейпа, - мягко возразил директор и невозмутимо продолжил перечень моих сомнительных достоинств. - У тебя тяжелый придирчивый характер, ты не потерпишь ни малейшего пренебрежения к своему предмету...

- Я все равно не понимаю. Зачем именно Хранителя превращать в погоняло и пугало? Это мог бы делать ни я, а любой другой учитель – что сложного в том, чтобы постоянно придираться к Гарри Поттеру и не давать ему почивать на лаврах Мальчика-который-Выжил! Мне было бы гораздо удобнее, если б Поттер не сопротивлялся, а помогал мне! А для этого просто необходимы нормальные, доверительные отношения. Поттер – сирота, и я мог бы...

- Нет, не мог бы! - Альбус вцепился пальцами в подлокотники кресла и вперился в меня настойчивым и неожиданно раздраженным взглядом. – Не мог бы. Забудь об этом. Не смей даже думать... Ты будешь делать то, что говорю я. Никаких доверительных отношений. Раздражительность. Придирки. Насмешки. Отработки после уроков – ну, не мне тебя учить, я знаю, что у тебя великолепный боевой арсенал, Северус. Ты превратишь жизнь Гарри в маленький персональный ад.

- Нет!

- Да. Да! Потому что так нужно для пользы дела. Ты же веришь мне, мой мальчик? Ты же веришь мне, я знаю. Ты всегда мне верил, поверь и на этот раз, пожалуйста. Конечно, тебе будет очень нелегко, но ты должен, понимаешь, ты должен. Считай, что это часть твоей миссии, миссии Хранителя. Это и в самом деле так.

- Но почему? Объясните мне, почему я должен делать вид, что ненавижу Гарри Поттера?

- Потому что опасность близко. Она уже на пороге. Наш враг возвращается, и мы не должны открывать перед ним карты. Ты знаешь, что тебе придется вернуться к нему, Северус, и продолжать делать свою работу. И тебе будет очень затруднительно объяснить Вольдеморту свое хорошее отношение к Гарри.

- Неужели? А по-моему, в этом нет ничего трудного. Я просто скажу, что втирался мальчишке в доверие, чтобы в нужный момент без всякого сопротивления с его стороны доставить его прямо в руки Темного Лорда. Это куда более логично, чем открытая показная ненависть…

- Довольно! - в голосе было столько досады, что я вздрогнул. - Это больше не обсуждается. Ты либо веришь мне, либо нет. Ты... мне... веришь?

Зачем он спрашивает? Неужели он думает, что его ждет какой-то неожиданный ответ? Я еле заметно кивнул головой и отвернулся. Маленький, невинный, ничего не знающий Гарри Поттер... Ты еще только появился в Хогвартсе, а старина Альбус уже плетет вокруг тебя изысканную ажурную паутину, и ни с кем не собирается делиться секретом тончайших и причудливых хитросплетений и узоров. Все, как всегда. Люди не меняются. Маги, прожившие на свете больше 150-ти лет, не меняются тем более.

- Северус... Не сердись на меня.

Мне хочется послать его куда подальше. Но я уже не думаю о нем, я думаю о Поттере, о его испуганных зеленых глазенках, о тонких нелепых руках, похожих на веточки молодого деревца, о лохматой темно-русой голове, на которую завтра, на первом же уроке зелий, посыплется столько шишек... Тролль меня раздери, я совсем не хочу быть палачом такому жалкому и запуганному созданию! Все два дня я потихоньку наблюдал за ним в общей гостиной во время еды. Мальчишку ужасно смущало всеобщее внимание к собственной персоне, к которому он был совершенно не готов. Он то и дело втягивал голову в плечи, и на его бледной мордочке было написано отчетливое желание провалиться сквозь землю. Два дня – ничтожно маленький срок для адаптации в волшебном мире, слишком отличном от привычного для него мира магглов. Бедный ребенок, он никак не может прийти в себя... Эти Дурсли своим пренебрежительным отношением явно нарушили его самооценку. И вот теперь еще и я должен... Альбус, чтоб ты провалился.

- Ты что-то сказал, Северус?

- Нет. Но подумал.

- Не сердись, пожалуйста. Тебе ведь, кажется, понравился Гарри?

- Ммм... Не знаю. Он... он трогательный. У него очень открытое лицо.

- Что-то я не припомню подобных слов в твоем прежнем лексиконе, мой мальчик. Вот видишь… Гарри только-только появился в школе, но он уже меняет тебя.

- Это вздор. Он... ну, вы же понимаете... он так похож на нее... что я...

- Северус, важно, чтоб ты сам это понимал. Гарри прожил здесь всего два дня, а ты уже перестал спать, бледен, раздражен и готов укусить меня за то, что я не даю тебе поступать так, как ты хочешь.

- Я не знаю, как я хочу.

- Нет, ты знаешь… Ты уже представил себя в роли его приемного отца, опекуна, старшего друга… Пожалуйста, Северус. Справься с собой сейчас, ты же можешь, я не сомневаюсь! Дальше было бы гораздо сложнее.

- Не понимаю, о чем Вы.

- Северус… Я не хочу, чтоб тебе было больно, так же больно, как мне. Когда я посылал тебя к Вольдеморту, тебя, моего дорогого мальчика, самого любимого и самого способного за все мои годы преподавания ученика, у меня разрывалось сердце. Это почти невыносимо, поверь мне. Твоя ноша и так тяжела. Я не хотел бы, чтоб настоящая привязанность к Гарри обернулась для тебя дополнительным источником постоянной тревоги. Пожалуйста, справься с собой сейчас… Тебе… тебе не нужно быть слишком близко к нему. Я уверен в этом.

Голос звучал проникновенно и устало, в нем ощущалось столько искренности, что на мгновение я и в самом деле поверил, что директор заботится именно обо мне.

Но только на мгновенье. Я знал Альбуса много лет. Я любил его. Я знал, что он тоже меня любит. Но допускать, чтобы Альбус делал что-либо, руководствуясь простыми человеческими чувствами, – это совершеннейшая нелепость. Он был несоизмеримо мудрее, опытнее и видел настолько прозорливее окружающих, что его поступки обычно не поддавались никакой логике – если, конечно, он не брал на себя труд что-либо объяснять. А он редко брал на себя этот труд. Он старался строить отношения исключительно на слепом доверии и абсолютной преданности, и чаще всего у него отлично получалось заставлять других делать то, что он хочет, не давая при этом ровным счетом никаких объяснений. Его власть над сердцами была во-истину огромной. Если бы Альбус только на минуту пожелал этого – весь мир упал бы к его ногам, трепеща от поклонения и любви. Но он не думал о всеобщем поклонении и собственной власти. Он думал только о том, как убить Зло. И только тем, кто разделял это почти маниакальное стремление, было дозволено любить его. Всех остальных – не озабоченных борьбой со злом – для Альбуса Дамблдора просто не существовало. Исключение составляло только само нынешнее воплощение зла – Том Риддл, лорд Вольдеморт. Нет, он не ненавидел его. Иногда мне казалось, что он относился к нему даже с известной благодарностью, как невольно испытывают благодарностью к кому-либо или к чему-либо, способному продуктивно занять наше время, если нам его отпущено целую нескончаемую вечность…

- Северус, уже поздно. Пожалуйста, иди к себе и постарайся заснуть. У тебя очень утомленный вид. Все будет хорошо, мой мальчик. Может быть, ты хочешь молока с медом? Это отличное снотворное средство. Мне всегда помогает.

- Спасибо. Терпеть не могу ни молоко, ни мед. И вы это прекрасно знаете.

- Завтра ты сделаешь все, как надо?

- Я все сделаю так, как вы просили, директор.

Понимает ли он, что его любовь чаще всего совершенно не ощущается теми, на кого направлена, – как мы не способны ощутить прикосновение лучей самых далеких звезд? О, конечно. Он всё понимает.

- Спасибо, мой дорогой. Чтобы я делал без тебя, просто не знаю.

Ты бы нашел себе другого такого же дурачка, Альбус Дамблдор.

- Спокойной ночи, Северус.

- Сомневаюсь, что она будет спокойной. Я так хотел спать всего лишь полчаса назад… а теперь…

- Ну что же… раз ты больше не хочешь спать, я думаю, самое время поговорить о нашем новом преподавателе Защиты.

- А что такое? В его присутствии у меня возникает некое очень странное ощущение, в котором я пока не могу разобраться. С ним что-то ни так?

- Верно подмечено. Я кое-что расскажу тебе о мистере Квиррелле и о его замечательном головном уборе, Северус.

гл.4

- Гарри Поттер… Наша новая знаменитость.

Я пока не сказал ничего такого, мистер Поттер, подождите вздрагивать и испуганно хлопать ресницами. Ну да, моя аудитория не понравилась вам с первого взгляда. Здесь слишком холодно, по углам гуляют сквозняки и подозрительные шорохи, в стеклянных банках на стеллажах собрана образцовая коллекция самых мерзких тварей, созданных природой. Я тоже похож на одну из этих тварей, не правда ли? О да, мистер Поттер. Я опасен. Я очень опасен. От меня лучше держаться как можно дальше. И не надо смотреть мне в глаза. Пожалуйста, не надо, Поттер. Пожалуйста…

У меня слегка кружилась голова. Альбус задержал меня в кресле у остывающего камина почти до самого утра, и я узнал столько невероятных и совершенно ужасных вещей, что так и не смог уснуть, вернувшись в Подземелья.
- Ты должен будешь следить за Квирреллом, мальчик, - продолжал звучать в ушах вкрадчивый и настойчивый голос. – Он не может причинить Гарри серьезного вреда, но он вполне способен украсть камень. Ты должен следить за ним, и стараться защищать Гарри, не только от Квиррелла, но и от любых неожиданностей. Ты же знаешь, пока мы бессильны уничтожить Вольдеморта. Но мы должны использовать эту ситуацию в свою пользу. Мы будем растить и воспитывать нашего юного героя, только я и ты, Северус. Ну, и Хагрид поможет нам, конечно. Гарри не должен ни о чем знать. Посмотрим, на что способен этот мальчик.
Поттер не должен знать. Если б я мог предположить, сколько еще раз мне придется слышать эту сакраментальную фразу из уст директора…
Поттер не должен знать.

- Поттер! Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?
Поттер не должен знать.
Конечно, он не знает, как смертельно я хочу спать. И Уизли не знает (еще один Уизли на мою голову, замечательно). И белобрысый самоуверенный Малфой – точная уменьшенная копия своего отца – тоже не знает. И то, что это всё-таки известно рыжеволосой растрепанной девчонке с передними зубами как у бобра – не более чем досадное недоразумение, случайность.

Сколько растерянности в зеленых прозрачных глазах… А я ведь только начал, Поттер. Так легко ты не отделаешься.

- Так-так… Очевидно, известность – это еще не все. Давайте попробуем еще раз. Если я попрошу вас принести мне безоаровый камень…

Противоядие, мистер Поттер. Противоядие от любых, даже самых страшных ядов. Тебе следует хорошенько запомнить это. Если предчувствие меня не обманывает, тебя ждет очень непростая и напряженная жизнь, и наверняка рано или поздно понадобится безоаровый камень.
Ну что же, продолжим. Тебе не нравится наш разговор? Да, я вижу, что твоя нижняя губа слегка подрагивает. Будь уверен, я вижу всё. Я всегда буду видеть всё, что касается тебя. Даже самую незначительную мелочь.

- Похоже, вам и в голову не приходило почитать учебники, прежде чем приехать в школу, так, Поттер?

Только такие ненормальные выскочки, как эта рыжая мисс…(как там её в классном журнале?)…мисс Грейнджер, читают летом учебники. Конечно, тебе и в голову не пришло открыть «Тысячу волшебных растений и грибов», а если и пришло, разве можно с одного раза запомнить все эти незнакомые и сложнопроизносимые названия? Поттер, было бы правильным, если б ты опустил эти недоумевающие и наполненные бессилием, слишком искренние и слишком знакомые глаза. Мне тяжело… тяжело смотреть на тебя, и у меня кружится голова. И мисс всезнайка Грейнджер, тянущая вверх свою руку, раздражает настолько, что я почти хочу, чтоб от усердия она свалилась с парты на пол.

- Хорошо, Поттер, а в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?

Один из приятелей твоего отца, Поттер, был оборотнем. Твой отец некогда доставил мне много неприятных и даже ужасных минут, но я всегда старался платить ему той же монетой. Все привыкли думать, что я ненавижу твоего отца, но между нами было нечто такое, известное только нам двоим, и еще твоей матери, конечно. Впрочем, оборотень тоже знал. Твой отец доверял ему. Я бы на твоем месте никогда не доверял оборотню, Поттер. Уверен, в твоей жизни тебе придется столкнуться и с оборотнями тоже. И кое с чем, гораздо худшим, чем оборотни.
Да, конечно. Я настоящее беспощадное чудовище c двухметровыми клыками. Ты прав. Пожалуйста, всегда думай именно так, Поттер, чтобы Альбус Дамблдор был удовлетворен. Он такой мудрый старик, этот Альбус. Зачем-то ему нужно, чтоб ты меня ненавидел. Не спрашивай. Я сам толком не понимаю, зачем.

К головокружению добавилась нудная боль в правом виске. Я не ожидал, что исполнение воли Дамблдора окажется настолько сложным и неприятным делом. Мальчишка уныло склонился над своим котлом, и вид его понурых острых плеч и тоненькой обнажившейся шеи разжалобил бы даже сердце великана. Я сам не понимал, что со мной происходит. Три бессонные ночи подряд, только и всего! Я мечтал залпом выпить усыпляющего зелья и улечься в постель, но вместо этого был вынужден ходить по классу и любоваться, как неумелые и по большей части дрожащие руки толкут в ступках змеиные зубы. Да, а что вы хотели? Скажите спасибо, что на первом уроке вам не пришлось препарировать жаб, доставая их глаза и печень. Или резать на мелкие кусочки дымящееся свиное сердце. Или перебирать крысиные хвосты.

Я остановился за спиной у Поттера, наблюдая, как его партнер Уизли пытается ухватить рогатого слизняка листком сушеной крапивы, очевидно, брезгуя прикасаться к нему голыми пальцами.

- Уизли, слизняки не кусаются, а если вы так бережете свои руки, пусть отец купит вам защитные перчатки из драконовой кожи. Правда, сомневаюсь, что ваш семейный бюджет окажется способным выдержать столь серьезный и непредвиденный удар.

Мальчишка покраснел и прикусил губу, тут же выронив слизняка и крапивный лист, а Поттер резко обернулся на мой голос и застыл, уставившись на меня неожиданно потемневшими глазами. О, так мы способны сердится, если затронута честь нашего недавно обретенного друга? Как интересно.

- Поттер! Почему вы до сих пор возитесь? Мистер Малфой, например, уже почти закончил, а вы и мистер Уизли до сих пор не бросили в свой котел ни одного слизняка!

Чуть дрогнувшие пальцы хватают слизняков в горсть и с отвращением поспешно разжимаются над котлом. Я успеваю заметить пару цыпок и царапин на тыльной стороне маленькой ладони и расплывшееся чернильное пятно на запястье.

- Осторожнее, Поттер! Запомните, что при работе с зельями нельзя делать никаких резких движений. Вам понятно?

- Да, сэр.

Теперь во взгляде угадывается нетерпение. Его лицо настолько открыто и выразительно, что каждая мысль высвечивается с такой же исчерпывающей ясностью, как если б произносилась мальчишкой вслух. «А не пора ли вам убираться прочь от нашего стола, профессор?» - читаю я в сердитых зеленых глазах и мысленно соглашаюсь, что да, пора, но не в силах сделать ни шага.

- Ну что вы застыли, Поттер, мешайте же, мешайте, иначе ваше варево прилипнет ко дну, и вам придется чистить котел без всяких заклинаний, своими руками… потому что ни одно очищающее заклинание вам пока не известно.

- А я знаю, сэр!

- Мисс Грейнджер! Минус два очка Гриффиндору, и зарубите себе на носу, что в моем классе не принято отвечать, когда я не спрашиваю. Еще один подобный выкрик с места, и я вообще запрещу вам открывать рот на моих уроках.

- Но, сэр…

- Молчать, Поттер! Мешайте зелье.

- Да, сэр.

Уизли осторожно опускает в котел еще парочку слизняков и тут же поспешно отходит подальше от котла и от меня. Поттер топчется на одном месте, бросая на меня нетерпеливые взгляды, полные недоумения, и мысленно спрашивает, когда же, я, наконец, уйду. Его мантия выглажена слишком небрежно, и на спине образовались уродливые глубокие складки. Я делаю неуловимое движение палочкой, и складки моментально распрямляются. Поттер не мог почувствовать ни малейшей магической вибрации, но тем не менее он вздрагивает и снова перестает мешать зелье, внимательно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Его лицо напряжено и испуганно. Я заставляю себя отойти от его стола. Неожиданно мне в нос ударяет резкий запах, и я слышу ядовитое шипение у себя за спиной. Я резко поворачиваюсь, с ужасом видя, как аудиторию заволакивает густой ядовито-зеленый дым. Тысяча дохлых троллей!! Начинается! Каждый год одно и то же!!

Резким движением ладони я сметаю в угол жуткое варево, вылившееся на пол из растопленного кем-то котла, и вдруг замечаю, что меня трясет с головы до ног. Поттер!! Нет-нет, с ним все в порядке. Вот он забрался с ногами на парту, рядом Уизли и рыжая всезнайка Грейнджер, все трое глаз не сводят с жалобно воющего толстого мальчишки, который неистово машет руками, покрывшимися красными мокнущими язвами.

- Идиот!! – бросаю я вне себя от злости, и язвы с волдырями появляются не только на руках, но и на мучнисто-белой испуганной физиономии толстяка. Мне хочется его придушить, но вместо этого я отправляю мальчика в больничное крыло и снова поворачиваюсь к Поттеру.

Не может быть. Этого не может быть. Кончики моих пальцев ощутимо вибрируют.

Зелья требуют абсолютной сосредоточенности и особого внутреннего чутья, и редко встречаются ученики, способные овладеть предметом хотя бы более или менее удовлетворительно. Зато подобные инциденты с растопленными котлами и взрывами различной силы тяжести случаются чуть ли не на каждом моем уроке, и я привык почти не реагировать, автоматически убирая последствия чьих-нибудь небрежных заклинаний или просто врожденного тупоумия. Почему же сегодня мне едва удается справиться с омерзительной мелкой дрожью в руках и ногах? Я не могу так дрожать из-за взорванного котла. Этого просто не может быть! Во всем виноваты несколько бессонных ночей подряд. Только и всего.

- Вы, Поттер, почему вы не сказали ему, что нельзя добавлять в зелье иглы дикобраза? Или вы подумали, что если он ошибется, вы будете выглядеть лучше его? Минус одно очко Гриффиндору!

Он открывает рот, чтобы возразить, и если он скажет хоть слово, я за себя не ручаюсь.

Молчи же, молчи, как я смертельно устал, неужели этот проклятый первый урок никогда не закончится, прекрати смотреть на меня, у тебя чернильное пятно на левом запястье, пожалуйста, вымой руки, я пересажу тебя подальше от этого ужасного толстого мальчишки, потому что подобное соседство просто опасно, ведь не всегда придется готовить безобидное зелье от фурункулов, в подземельях так холодно, наверное, будет лучше заматывать твою шею шарфом, я же вижу, что ты мерзнешь, у тебя даже губы слегка посинели, молчи, молчи, молчи, молчи, пожалуйста…

Я вернулся на свое место за кафедрой и больше не произнес ни единого слова до самого конца урока, пока не начал диктовать домашнее задание. Первокурсники затеяли маленькую свалку в дверях аудитории, каждый норовил протиснуться в коридор первым, и у меня не было ни малейшего желания остановить эту возню. Уходя, Поттер на одну секунду задержал на мне испуганный и полный уныния взгляд, и я с раздражением отвернулся.

Прочь, прочь отсюда – и побыстрее!

Когда, наконец, двери за ним закрылись, я вдруг понял, что не могу подняться с места от чудовищной, давящей на плечи усталости. Я должен устроить маленький персональный ад для Гарри Поттера, не так ли, господин директор?

Похоже, мистер Поттер, совершенно о том не подозревая, устроит маленький персональный ад для меня самого.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Все самые дурные предчувствия не преминули начать сбываться очень и очень скоро. Моя налаженная, размеренная, спокойная жизнь в Хогвартсе постепенно, но неуклонно превращалась в настоящий кошмар. Вольдеморт, паразитирующий в тупой башке Квиррелла, придумывал одну гадость за другой, так что я едва успевал реагировать, упреждая его удары.

Он впустил в замок горного четырехметрового тролля, и я чуть не поседел, увидев троицу маленьких безрассудных шалопаев, окруживших исполинскую поверженную тушу. После этого происшествия Дамблдор целый час закармливал меня лимонными дольками у себя в кабинете, пока я не почувствовал, что сейчас меня стошнит прямо ему на мантию. Едва я отправился от одного потрясения, как сумасшедшая Миневра вздумала сделать из Поттера ловца и самолично прислала ему метлу. Квиддич! Я ненавидел квиддич. Бланджер мог запросто нанести серьезные увечья и вообще… первокурсников никогда не брали в команду, и я отказывался понимать, почему нужно делать исключение для мальчика, от жизни которого зависело само существование магического мира. Назначение Поттера ловцем подогрело активность Вольдеморта и прибавило мне проблем – я и не подозревал, что когда-нибудь придется выйти на квиддичное поле в качестве судьи…

Изо дня в день, квохча себе под нос, как глупая курица-наседка, я носился по замку, пытаясь уберечь только что вылупившегося птенца от всех мыслимых и немыслимых опасностей, начиная от псевдо-Квиррелла и заканчивая вселенской тупостью Невилла Лонгботтома, упорно продолжающего взрывать котлы на моих уроках. Я казался себе смешным и нелепым… И мало того – я совершенно ничего не предпринимал, чтобы прекратить это безобразие. Я позволил себе распуститься, и, бесконечно презирая себя за слабость, все-таки продолжал оставаться беспомощным и жалким идиотом, в глубине души упиваясь недостойными, но такими человеческими, почти забытыми чувствами. Как случилось, что я – сдержанный, уравновешенный человек, маг Первого Круга, отлично умеющий разлить по флаконам славу, сварить триумф и даже закупорить пробкой саму смерть (гм, похоже, я действительно нес подобную чушь на уроке у первокурсников…) – докатился до такой унизительной и несвободной жизни, где центральное место занял глупый, ленивый ничтожный мальчишка, не способный правильно выполнить ни одну, даже самую коротенькую инструкцию по приготовлению зелий? Нет, я определенно не узнавал самого себя! Впрочем, все метаморфозы, происходившие со мной, были мало заметны внешне, и ученики по-прежнему разве что не писали в штаны от страха, сталкиваясь со мной в коридорах и на зельеварении. Один только Дамблдор, разумеется, замечал все. Он то и дело ехидно усмехался в усы, и при каждом удобном и неудобном случае поил меня немыслимым количеством горячего чая, вкуса которого я все равно не чувствовал. Однажды после очередной взрывоопасной эскапады в его кабинете, когда я тщетно пытался убедить Альбуса не посылать Поттеру дурацкую мантию-невидимку, дабы мальчик мог избежать соблазна и не лезть лишний раз на рожон, директор не выдержал и глубокомысленно изрек, что мое поведение дало бы фору самой заботливой маггловской мамаше. После этого я перестал быть с ним откровенным и делится своими страхами.

Страхи… Постоянные страхи за жизнь мальчишки не отпускали меня ни на секунду. Особенно кошмарными были ночи, когда Поттер уходил в свою спальню в общежитии Гриффиндора и делался совершенно недосягаемым для моего бдящего ока. Я часто думал с нервной усмешкой, что если б его все-таки определили на Слизерин, я бы ночь напролет торчал у дверей студенческих спален и то и дело врываясь проверять, всё ли в порядке, чем, конечно, заслужил бы славу настоящего маньяка и был бы, возможно, с позором выдворен из школы. Одиннадцать лет я спал в своих Подземельях, как убитый, и практически не видел снов. Я понятия не имел о бессоннице. Сейчас же редкая ночь, которая одаривала меня тремя-четырьмя часами неспокойного сна, воспринималась почти как чудо, как незаслуженная благодать. Все остальное время я сидел, таращась на огонь в камине и изводя себя мрачными, слишком достоверными картинками, в которых Квиррелл пробирался в спальни к гриффиндорцам и душил беззащитного сонного ребенка прямо в постели. Напрасно Дамблдор уверял меня, что Вольдеморт не может прикоснуться к Поттеру без риска немедленного разрушения своего телесного носителя. Не то чтобы я не верил Альбусу… но я изучил Вольдеморта слишком хорошо и прекрасно понимал, что даже используя чужую и довольно жалкую физическую оболочку, оставаясь по сути всего лишь духом, он способен на самые изощренные и непредсказуемые действия (впрочем, Дамблдор знал уровень способностей своего бывшего ученика еще лучше, но даже это обстоятельство не могло заставить меня расслабиться).

Вдобавок ко всему я постоянно ждал, что Вольдеморт попытается каким-то образом связаться со мной. Но этого не происходило, хотя без устали отираясь вокруг Квиррелла, я, можно сказать, буквально напрашивался – нарывался – на контакт. Но видимо, он решил, что я окончательно отвернулся от него и бесповоротно принял противоположную сторону (и такое решение милорда было вполне логично, принимая во внимание развернутый мною широкий фронт работ по спасению задницы Поттера). Пока Темный Лорд оставался лишенным своего физического тела, я мог не опасаться мести. И надо сказать, что он питал напрасные надежды обрести это самое тело в обозримом будущем. К счастью, у Альбуса хватило благоразумия утрясти все проблемы с Фламелем и сразу уничтожить настоящий философский камень. Вся эта немыслимая вялая возня на третьем этаже Хогвартса происходила вокруг простого, ни на что не годного камешка-стекляшки, который был начинен искусными обманными чарами на тот случай, если б Вольдеморту пришло в голову (гм…не слишком удачная фигура речи в данных обстоятельствах) проверить этот камешек на предмет наличия магических свойств.

К счастью, я не потерял способность смеяться над самим собой. Если бы ни это, я мог бы попросту сойти с ума. Но после того как невыносимая всезнайка мисс Грейнджер едва не спалила меня живьем во время матча по квиддичу, а МакГонагалл и Дамблдор еще неделю обменивались шуточками и перемигиваниями на этот счет, не смеяться было уже совершенно невозможно. И в самом деле… Дух Темного Лорда неутомимо охотится за простой никчемной стекляшкой, Северус Снейп превратился в жалкую безмозглую курицу и в судью матчей по квиддичу (еще неизвестно, что хуже), Хагрид изображает умственно отсталого, первокурсник играет за факультетскую сборную и только Дамблдор носится по школе с таким довольным видом, как будто только что выиграл в магической лотерее тысячу-другую золотых галеонов. Ну конечно, с чего ему не быть довольным. Все развивалось в точности по его головокружительному плану «воспитания героя». Не ему же приходилось день и ночь думать о безопасности Поттера… Наивысшей и вполне закономерной наградой за мое усердие на сомнительной должности сторожевого пса стало то, что Поттер именно меня начал подозревать в желании украсть философский камень. И вдобавок мерзкая хагридова зверюга исполосовала мне всю ногу своими клыками, которые просто кишели разнообразными микробами. Разумеется, Поттер по законам жанра наблюдал мою порванную ногу во всей окровавленной красе, ворвавшись в учительскую в самый подходящий момент. «Может, он хотя бы пожалеет меня», - малодушно и с явным отвращением к самому себе подумал я, яростно выкрикивая перепуганному Поттеру: «Вон отсюда!!!» Но ничего подобного. Днем позже я собственными ушами слышал, как Уизли и компания дружно шипели мне вслед, выражая искреннее желание, чтоб мне было действительно больно (и это вместо заслуженной благодарности, что я спасаю их никчемные жалкие жизни!)

Конечно, мне было больно. Я принес в свои комнаты отнятую у Поттера книжонку по истории квиддича и часто листал ее, прежде чем улечься в постель. Меня абсолютно не интересовал квиддич, и я понятия не имел – не хотел себе признаваться (и убил бы на месте любого, кто осмелился бы намекнуть мне об истинных причинах) – зачем я то и дело беру в руки маленький зачитанный томик грязно-зеленого цвета. Несмотря на не утраченное чувство юмора, я все-таки определенно сошел с ума. Мало того, я был почти счастлив своим безумием и не желал с ним расставаться. Я сжимал книжку в горячих ладонях, я трогал пальцами потрепанную обложку, я подносил ее к носу и так долго принюхивался, что мне начинало казаться, что страницы пахнут теплым молоком и прогретыми осенним солнцем лесными травами.

Книжка пахла мальчиком, которого я и в самом деле начинал ненавидеть.

Теперь я третировал его на уроках с огромным удовольствием, каждый раз наказывая за свои бессонные ночи, за постоянную тревогу, за собственный жуткий фетишизм с «Историей квиддича», за безрассудное упрямство Дамблдора и за то, что мальчишка вообще появился на этот свет.

Теперь, когда за несколько месяцев Поттер вполне освоился в Хогвартсе и отнюдь не выглядел жалким и беззащитным созданием, относиться к нему с публичной неприязнью было несоизмеримо легче, чем вначале учебного года. Пропасть между нами стремительно увеличивалась, часто я просто физически ощущал, как вибрирующее пространство, разделяющее меня и его, разрастается в глубину и становится все более и более черным. Если бы не знакомые прозрачные глаза, в которые я падал время от времени против своей воли, я бы чувствовал себя почти уверенно. Внешне Поттер все больше напоминал своего отца, и я поражался, насколько сильно изменился мальчишка за какие-нибудь полгода. И, кажется, изменился в лучшую сторону. Во взгляде появилась твердость и спокойствие, плечи распрямились, на щеках проступил здоровый румянец. Он слегка прибавил в весе, но продолжал оставаться слишком маленьким для своих 11-ти лет. Когда нам случалось стоять рядом, он не доставал макушкой до моей груди. Джеймс и Лили были высокими, и крохотный рост их сына был для меня загадкой. А вот его дерзость и желание влезать сразу во все мыслимые и немыслимые неприятности загадкой, конечно, не были. И я даже не знаю, чьи име

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒