Почему – они – всегда – позволяют – себе – всё?! 5 страница

- Этого могли бы и не говорить, господин директор. Ваше желание мне добра, по-видимому, не имеет никаких ощутимых границ.

- Северус…

- Я был бы признателен, если б в дальнейшем вы избавили меня от разговоров о моей личной жизни и о Люпине в частности.

- Мальчишка! Я буду разговаривать с тобой обо всем, о чем сочту нужным. И хватит пререкаться. Иди на четвертый этаж и делай, что тебе говорят!

Я выскакиваю из кабинета, испытывая ярчайшее желание вернуться и как следует треснуть Дамблдора по голове, невзирая на его почтенный возраст и возможную перспективу получить в ответ какое-нибудь заковыристое заклятие. Мне хочется плюнуть на его распоряжение и не тащиться на четвертый этаж выслеживать Поттера, который, как всегда проигнорировав все инструкции и правила поведения, все-таки сбежал в чертову деревню. Я решительно иду в сторону Подземелий, бормоча ругательства и распугивая первокурсников одним своим видом.

- Профессор Снейп! Подождите, сэр!

Драко Малфой. И в каком состоянии! Волосы и лицо заляпаны грязью, с мантии капает, обычно бледные щеки просто пылают цветом гриффиндорского флага.

- Что случилось, мистер Малфой? – говорю я так раздраженно, что Драко с удивлением отшатывается.

- Поттер… - бормочет он. – Поттер в Хогсмиде. Я видел его голову.

- Вы хотите сказать, что кто-то отрубил мистеру Поттеру голову и бросил ее в Хогсмиде?

- Нет, сэр. Это он… Он напал на меня… кидался комьями грязи… он… он…

- Успокойтесь, Драко. Я разберусь с Поттером. Идите, умойтесь и приведите себя в порядок.

- Вы должны наказать его, профессор! Поттер не имеет право ходить в Хогсмид, он…

- В таком тоне ты можешь разговаривать дома, со своим драгоценным отцом, Малфой! Запомни, я тебе ничего не должен!! Вон с моих глаз!

Малфой шарахается от меня, как от больного бубонной чумой, и спустя секунду несется по коридору к слизеринской лестнице. Черт бы его побрал. Я поворачиваю в другую сторону и иду на четвертый этаж.

Ладно, Поттер. Сейчас тебе точно не поздоровится. Только покажись…

И он не медлит показаться, вылезая из горба ведьмы с озабоченным и встревоженным видом. Я выхожу из-за колонны и направляюсь прямо к нему.

- Ну? – это все, что я могу сказать, глядя на растрепанные волосы и глаза, тщетно пытающиеся принять выражение «я-не-сделал-ничего-плохого-сэр».

Я решительно настроен на избиение младенцев.

- Следуйте за мной, Поттер.

Мы идем в Подземелья. Он тащится следом, отвратительно шаркая ногами и сопя носом. Хотел бы я знать, о чем он думает, и понимает ли, во что вляпался.

Мой кабинет всегда производит на него самое неизгладимое впечатление – видимо, примерно так он представляет себе покои графа Дракулы (впрочем, не уверен, что Поттер знает, кто такой Дракула. Я не обольщаюсь насчет уровня его знаний, особенно тех, что касаются истории магии). Как бы то ни было, Поттер растерянно и с опаской озирается, переминаясь с ноги на ногу, и поправляет очки невообразимо грязным пальцем.

- Садитесь.

Он усаживается на самый краешек стула и беспокойно ерзает на месте. Я вижу, как ему хочется сбежать. Ну, уж нет. Пора учиться отвечать за собственные поступки.

Невозмутимым голосом я рассказываю ему историю, услышанную от Малфоя. Мальчишка борется со страхом разоблачения, виляет, городит явную чушь, пытаясь вывернуться, путается в своей нескладной лжи и зачарованно пялится прямо мне в глаза, очевидно, сраженный собственным геройством. Я с большим удовольствием выдрал бы его как следует. Дамблдор со своими дурацкими методами воспитания позволяет ученикам садиться на шею. Поттер что-то бормочет насчет того, что Малфой страдает галлюцинациями, и мое терпение, наконец, лопается. Я наклоняюсь, и, опершись ладонями в подлокотники стула, на котором трясется мальчишка, приближаю свое лицо к его лицу. Он замирает на месте и почему-то не отшатывается. Запах ванили и луговых трав силен настолько, что на секунду я теряю нить разговора. Я едва не касаюсь щекой разгоряченной и нежной детской щеки. Его переносица испачкана землей.

Глаза за стеклами очков испуганны и ошеломлены настолько, что зрачок почти скрывает прозрачно-зеленую радужку. Я хочу стащить с него очки и прижаться губами к уголочкам этих испуганных глаз. Это оказалось бы не самым лучшим, но, пожалуй, самым страшным наказанием.

- Если ваша голова, Поттер, была в Хогсмиде, значит, и вы, весь целиком, там были, - наконец, я нахожу в себе силы продолжить наши препирательства. Моя собственная голова кружится, и я все еще держусь за подлокотники, чтобы сохранить равновесие.

- Я все время находился в башне Гриффиндора. Как вы мне велели.

Его дыхание свежо и ничем не пахнет. Он по-прежнему не пытается отодвинуться, наверное, просто парализованный ужасом от близости моего лица. Однако его голос не дрожит.

- Кто-нибудь может это подтвердить?

Поттер молчит. Я едва удерживаюсь от того, чтобы обнять его, прижать вздорную лохматую голову к своей груди, ощутить под руками худенькие и острые лопатки.

Это невыносимо. Я горько усмехаюсь и отрываю ладони от подлокотников. Я ненавижу тебя, Поттер, ненавижу. Стереть в порошок. Уничтожить. Мерлин, за что же мне такое наказание…

Он не испытывает ничего похожего на раскаяние. Его поступок кажется ему чуть ли не доблестью. И я не знаю, не понимаю, как заставить его не то что извиниться, а хотя бы ощутить сомнение в собственной правоте. Я повышаю голос. Я на самом деле злюсь. Господи, это же мой, МОЙ собственный мальчик, но я совершенно бессилен объяснить ему что-либо! Дикое отчаяние буквально душит меня.

- Как вы похожи на своего отца, Поттер! Просто удивительно!

О да. Вот оно. Чертов воображала Джеймс, сладкий негодяй, скрывающий за невинной и самодовольной улыбочкой истинную сущность мелкого пакостника! Ничтожный лицемер, трус, подлец, посмевший обижать женщину, свою жену, только за то, что она продолжала оставаться верной самой себе! Презренный ездок на метлах, пустоголовый, напыщенный идиот!!

- Замолчите сейчас же! Мой отец не такой. И я – тоже.

Поттер вскакивает на ноги и смотрит на меня с такой ненавистью, что резкая и ледяная вспышка боли сжимает мою голову как стальной обруч.

Ты хочешь знать правду о своем драгоценном папочке? Ну что ж, ты ее услышишь!

На мгновение я почти теряю контроль и уверен, что сейчас расскажу ему действительно всё. Поттер кусает губы от ярости.

- Я не допущу, чтобы у вас так и осталось неверное представление о вашем отце!

Усилием воли я сдерживаю себя – и говорю совсем не то, что хотел сказать. Я говорю про случай в Визжащей хижине, про то, что Джеймс спасал свою, а не мою шкуру… Лицо Поттера бледнеет с каждым моим словом, а я почти задыхаюсь от тех признаний, что так и не были сделаны.

У него оглушенный и совершенно ошеломленный вид. Он знает, что я сказал правду. Но он даже не догадывается, сколько еще правды я мог бы ему сказать – если бы только посмел…

- Выверните карманы, Поттер!

Он подчиняется. Он совершенно сломлен. И я вдруг теряю интерес к происходящему. В конце концов, нет ничего страшного в незаконном посещении Хогсмида. Блэк - полный придурок и законченный негодяй, но я уверен, что он не причинит крестнику никакого вреда. Я устал разыгрывать одно представление за другим. Больше всего мне хочется дать мальчишке увесистый подзатыльник, потом поцеловать его, отправить к черту и, скрывшись в своих комнатах, хорошенько надраться. Альбус прав. Мне пора заняться чем-то существенным, вроде написания учебника по зельям. Мне всё надоело. Я устал.

Из карманов извлекается пакет с побрякушками из «Зонко» и… Карта Мародеров.

Поттер трясется как осиновый лист, и его нахмуренное лицо краснеет от напряжения. Ну-ну, мой мальчик. Я прекрасно знаю, что это за кусок пергамента, хотя понятия не имею, как именно привести его в действие. Если злосчастный вервольф дал тебе эту карту, я сегодня же вечером пересчитаю ему все зубы. А если это Блэк?..

- Кто дал тебе пергамент?

Сначала я выслушиваю бред про лавочку «Зонко». Потом, поняв всю несостоятельность собственной версии, Поттер упрямо молчит. А я ни с меньшим упрямством стучу палочкой по пергаменту, пытаясь заставить карту работать.

Упрямство, как обычно, наказуемо.

Я узнаю, что я – сую длинный нос не в свои дела (Люпин), урод и кретин (Джеймс Поттер), идиот, неизвестно как ставший профессором (Блэк), чертов неряха, не моющий голову (Петтигрю).

Поттер в ужасе зажмуривается. Мне кажется, что сейчас он упадет в обморок.

А мне кажется, что сейчас здесь будет совершенно убийство.

И я точно знаю, кого убью.

- Ну-с, мы этим займемся.

Поттер, сбитый с толку моим абсолютно спокойным тоном, наблюдает, как я бросаю в огонь горсть дымолетного порошка.

- Люпин! Вы мне нужны на пару слов!

Этой парой слов все для него и закончится.

Поттер смотрит прямо мне в глаза. Ну что, засранец, ты счастлив, что ненавистного тебе учителя только что смешали с дерьмом? Счастлив? В его глазах мелькает что-то очень похожее на сожаление и несомненный страх.

Я рад, что не вижу сейчас выражения собственного лица.

- Вы меня звали, Северус?

Явился, не запылился. Северус?! Вот же лицемерная грязная скотина!!

Я считаю про себя до десяти, и непростительное заклятие каким-то чудом не срывается с моих губ.

Не сейчас. Пусть мальчишка уйдет. Тогда мы с Люпином поговорим по душам.

Комедия затягивается, и я, сдерживаясь из последних сил, слушаю, как Люпин лжет, как Поттер снова пытается выкрутиться, как бешено стучит мое собственное сердце. Достойным апофеозом глупости становится появление на пороге моего кабинета запыхающегося и красного,
как вареный рак, Рональда Уизли.

Туше.

Люпин прячет карту в складках мантии и намеревается увести мальчишек. Поттер смертельно бледен и не смеет посмотреть на меня.

Очевидно, ему кажется, что мой взгляд способен обратить в пепел, и он не сильно заблуждается.

Наконец, все трое уходят. Но я уверен, что спустя некоторое время Люпин обязательно вернется для настоящих объяснений.

Я встаю и ногой отшвыриваю стул, на котором сидел. Но это не помогает. Я поднимаю стул и остервенело колочу им о стены, совершенно не заботясь об уровне производимого шума. Стул превращается в жалкую груду щепок, которую я убираю одним взмахом палочки.

Пот градом течет по моему лицу.

Черт возьми, может быть, мне и в самом деле следует почаще мыть голову.

Гл.13

Я иду в свои комнаты, чтобы дождаться Люпина там.

Я сажусь в любимое старое кресло возле камина и начинаю успокаиваться. Привычный полумрак гостиной, одинаковый в любое время суток, расслабляет. Я закрываю глаза и приказываю собственному пульсу прийти в норму. Медленно уходят напряжение и боль из висков, сердцебиение постепенно нормализуется. Вот так. Так гораздо лучше. Я ненормальный, что позволил себе запасть в такое неистовство из-за этих жалких и ничтожных людишек. Теперь я расслаблен настолько, что в любую минуту могу уснуть. Я пытаюсь подумать о Поттере, но у меня не получается. Да и зачем думать о мальчишке, который так откровенно и с таким упоением меня ненавидит? Я заставляю себя сосредоточиться на его глазах, вызываю их в памяти – прозрачно-зеленые, чуть настороженные, с еле заметными золотистыми искрами на радужке, готовыми в любой момент вспыхнуть смехом. Картинка получается смазанной, не четкой. Как будто что-то мешает. Очки. Я мысленно снимаю с него очки и вышвыриваю их ко всем чертям. Совсем другое дело. Я погружаюсь в эти глаза, растворяюсь в них, плаваю в прозрачной зеленой воде, где так прохладно и так безопасно, как дома… Что ты делаешь? Ты же специально, специально мучаешь себя, растравляешь, разжигаешь – ты не даешь себе ни малейшего шанса выбраться из зеленой трясины этой непосильной и никому теперь не нужной любви… Поздно. Слишком поздно. Прозелень из глаз выливается на меня бурным и мутным потоком, я вздрагиваю всем телом, я цепляюсь ногтями за подлокотники, я скриплю зубами, чтобы не застонать. Я сумасшедший. О да. Я всегда знал это.

Я все-таки засыпаю в кресле, вернее, погружаюсь в странное состояние между бодрствованием и сном. Я опять вижу Лили. Я умоляю ее уйти, но она беспечно смеется в ответ и бросает в меня чертополоховые колючки. Почему-то я чувствую, как они колются сквозь мантию. Я пытаюсь содрать их, но в моих руках колючки превращаются в гигантских морских ежей, они ранят ладони, и кровь из ладоней льется на землю мутно-зелеными ручьями. Я оседаю на колени, я больше ничего не вижу, я слышу только настойчивый мерный стук о камень.

Люпин пришел.

Я открываю глаза и иду открывать дверь.

В сущности, мне уже не нужен и не интересен предстоящий разговор.

Но я не хочу оставаться один. Пусть зайдет.

Люпин бледен, и только шрамы возле переносицы алеют еще более отчетливо, чем всегда.

- Люпин, - тускло произношу я, пропуская его в гостиную.

- Северус, - бормочет он и, быстро скользнув мимо меня, привычно усаживается на пол возле камина.

Как быстро у него появились привычки, связанные с моими комнатами… со мной. Мне это не нравится. Я остаюсь стоять, сложив руки на груди и пряча пальцы в рукава мантии. Мне холодно.

- Садись, Северус.

- Спасибо за разрешение.

На самом деле мне не хочется пререкаться. Я сажусь в кресло и без всякого выражения смотрю на него.

- Ты какой-то сонный, Северус. Хорошо себя чувствуешь?

- Ты пришел спросить, как я себя чувствую?

- Нет. Я хотел сказать… Гарри… Гарри все понял. Он больше никогда не попытается пойти в Хогсмид. Ему было очень стыдно.

- Неужели? Я-то всегда думал, что понятия стыд и Поттер – совершенно не совместимы.

- Ты несправедлив. На самом деле он очень хороший… тонкий мальчик. Он все понимает.

- Я давно знаю, Люпин, что для тебя все – хорошие. До сих пор не могу решить, ты слеп, или ты просто идиот? Впрочем, какая мне разница.

- Северус… Эта карта…

- Что? Милая вещица. Как раз в духе Мародеров, не правда ли?

- Заклятия на карте – старые. Я не имею к этому никакого отношения…честное слово. Мне бы и в голову не пришло тебя оскорблять… да еще при мальчике. И уж конечно, я не давал ему карту. Собственно, я не видел ее с тех пор, как Филч отнял карту у нас… еще тогда. Как она попала к Гарри, понятия не имею.

- Эту карту делал Блэк, не так ли? Из всей вашей компании только он был способен изобрести действительно хоть что-то немного оригинальное.

- Ты только что похвалил Сириуса? Я не ослышался?

Люпин пытается повернуть разговор в привычное шутовское русло, но сегодня у него ничего не выйдет. Я не позволю.

- Я сказал, что от природы у Блэка были кое-какие мозги, но он не умел ими пользоваться.

- Почему ты говоришь о Сириусе в прошедшем времени?

Его тон по-прежнему несерьезен, и я вдруг начинаю безудержно раздражаться от этого. Люпин склоняет голову влево, интуитивно тянет шею к теплу, поближе к камину, и щурится так невозмутимо сонно, что мне хочется… очень хочется разрушить его невозмутимость. И должен же я, наконец, сказать ему всю правду…

- Северус? Так почему в прошедшем времени?

- Потом что вы – мародеры – давно для меня мертвы. Всегда были мертвы. Вот, например, ты – Люпин. Разве можно сказать, что ты живой или что ты когда-то был живым? Всю свою жизнь ты подстраиваешься под более сильного, ты поешь с чужого голоса, ты слаб и жалок настолько, что у тебя нет даже врагов. Я ведь всегда нравился тебе, Люпин, но ты не смел даже посмотреть в мою сторону…потому что твои так называемые друзья ненавидели меня. До сих пор ты сверяешь свою собственную жизнь, точнее, не-жизнь, с испорченным хронометром по имени Блэк. «Что скажет Сириус», ну признайся, сколько раз в день в твоей голове звучит эта фраза? Признайся, что до сих пор за тебя всё и всегда решает Блэк! Даже теперь, когда ваша компания рухнула, потому что ее члены попросту пожрали друг друга, как голодные шакалы! До сих пор ты осмеливаешься прийти ко мне с недвусмысленными желаниями, только когда твое жалкое «я» прячется глубоко в подсознании. Как волк ты гораздо честнее и симпатичнее, Люпин. Может быть, ты зря так уж ненавидишь волка внутри себя?

- Снейп… ты всё видишь слишком однобоко. Это твой главный недостаток.

Его лицо слегка напрягается – и только.

- Да? В таком случае, ты вообще ничего не видишь. И никогда не видел. Ты не видел, что твои так называемые друзья – просто мерзавцы, самое паршивое, что МЕЛКИЕ мерзавцы, в принципе не способные ни на что большое, даже на большое зло. Вы – всего лишь мародеры, Люпин, вы сами так себя назвали. Вы приходите на поле битвы, когда бой уже окончен, и можете только обирать карманы убитых не вами. Вы – неудачники. Вы все профукали собственные жизни! Один из вас не смог защитить жену и ребенка и погиб из-за своей непроходимой глупости, другой оказался жалким ничтожным предателем, сдавшим всех с потрохами, третий шарахается от жизни и до сих пор прячется за спинами мифических друзей… Не знаю, презирал ли я кого-нибудь так сильно, как вас. Всех четверых, Люпин.

- Сколько пафоса. Я тронут такой искренностью чувств, Северус.

Этими жалкими репликами меня не провести. Его руки беспокойно ощупывают край мантии. Но он даже и не пытается со мной спорить. Как будто признает мое право говорить именно то, что я говорю. Что ж, продолжим.

- Не думаю, что тебе на самом деле смешно, Люпин. Ты же знаешь, что я прав. Поттер – если б ему не посчастливилось быть отцом Мальчика-который-выжил, сейчас наверняка прозябал бы на какой-нибудь жалкой министерской должности в полнейшей безвестности и ненужности никому, даже собственной жене. Ты, Люпин, если бы Дамблдор из сострадания не позвал тебя в школу, продолжал бы перебиваться с хлеба на воду, довольствуясь случайными заработками, и в конце концов окончил бы свои бесславные, бесцельные дни где-нибудь в богадельне. Петтигрю… об этом ничтожестве я вообще не хочу говорить… а что касается Блэка…

- Что? Что – Блэк?!

- О. Это особый случай. Знаешь, мне даже жаль Блэка. Быть рожденным абсолютно темным – и не признавать своей истинной природы – это всегда страшно. Блэк – единственный из мародеров, который был по настоящему опасен. Блэк – это хаос, Люпин. Совершенный и первозданный хаос. Все мотивации его поступков низки, примитивны и не поднимаются выше животного уровня. Он всегда был одержим одними только инстинктами, они властвовали над ним в полной мере, потому что у первозданного хаоса не бывает воли. Блэк опасен. Он до сих пор опасен для окружающих, и я буду счастлив, когда его душа – точнее, та низкоорганизованная субстанция, что заменяет ему душу – успокоится навек. Само существование Блэка – это вызов миропорядку. Вы, жалкие слепцы, не понимали, что имеете дело с примитивной, и потому еще более отвратительной, тьмой.

- Если ты о том, что он предал Джеймса и Лили, так я уверен… - взволнованно хрипит Люпин, готовый до конца отстаивать доброе имя своего четвероногого дружка.

- Я знаю, в чем ты уверен, Люпин. Но я не об этом. Совсем не об этом. Всё дурное, нездоровое, уродливое, что отличало вашу компанию – всё это привнес Блэк. Живая тьма течет в его венах. Ему мастерски удалось заморочить шляпу и попасть на Гриффиндор.

- По-твоему, его место было на Слизерине, то есть рядом с тобой, Снейп?

- Да. Его место было на Слизерине. Слизерин – очень странный факультет, Люпин.

- И это говоришь ты, Снейп? Ты??

- Да. Это говорю я. Знаешь, шляпа хотела распределить меня на Равенкло. Но моя мать… моя мать видела меня только слизеринцем. Я был вынужден подчиниться. В то время у меня не было никого дороже матери. А шляпа всегда прислушивается к тому, что мы говорим ей, не так ли? Наши желания для нее очень важны.

- Ты не хотел быть слизеринцем, Северус? Это правда?

- В общем, тебя это не касается, Люпин. Но – да. Я не хотел быть слизеринцем. И у меня были на то свои причины. Когда я приехал в Хогвартс, я уже слишком много знал о Слизерине. Гораздо больше, чем полагается знать одиннадцатилетнему ребенку. И эти знания… пугали меня.

Люпин пристально смотрит мне в глаза, склонив на бок седеющую голову. Я понимаю, что говорю лишнее. Говорю то, о чем не знает ни одна живая душа, кроме Дамблдора, разумеется. Но мне сложно остановиться. Слова рвутся из меня, как птицы из клетки. Я устал молчать, устал врать, я просто устал.

- Я учился на факультете, который ненавидел. Остальные слизеринцы чувствовали, что я самозванец. Среди них у меня не было друзей. Меня презирали за то, что я беден, за то, что я полукровка, за то, что я так успешен в учебе и так много знаю. Родные слизеринцы презирали меня так же, как вы, мародеры. Но они никогда не опускались до открытой травли и преследования. Потому что они чувствовали во мне нечто такое, что вы, простофили, не могли разглядеть хотя бы краешком глаза.

- О, да ты, похоже, упиваешься собственным величием, Снейп. Нет, все-таки ты слизеринец. Если ты и не был им, то давно уже стал. Это очевидно. Ты ведь не случайно оказался в рядах Пожирателей смерти, не так ли? Или на этом тоже настаивала твоя мать? Не подозревал, что ты такой послушный и примерный сын, Снейп.

Блошиные укусы. Ему просто нечего мне возразить. Он чувствует, что я прав. Да, конечно.

Но он по-прежнему слишком спокоен.

- Молчи, Люпин. Молчи. Ты ничего не знаешь.

- И не хочу знать, - тихо бросает он, поспешно отворачиваясь.

- О, вот в этом я не сомневаюсь! Ты никогда не хочешь знать. У тебя есть твои великолепные иллюзии, которые сполна заменяют правду. Правда слишком уродлива, слишком тягостна и бескомпромиссна для такого слизняка, как ты, Люпин. Не знай и дальше. Счастливого неведенья. Можешь убираться из моих комнат, я все тебе сказал.

- Северус. Я признаю, что в молодости мы были страшными дураками, но негодяями мы не были, - слабо улыбается он.

- Говори только за себя, Люпин. Или ты отказываешь себе в существовании вне контекста остальных мародеров?

- Я давно не мародер, Снейп. Пора бы тебе уяснить это.

- Мне кажется, мародерство – это на всю жизнь. Родимые пятна не смываются, не так ли?

- Я никогда не был настоящим мародером.

- О, что я слышу!! А ты мог бы повторить тоже самое в присутствии Блэка? А, Люпин?

- Ты жесток, Снейп. Иногда ты бываешь таким беспощадным, что все хорошее, что есть во мне по отношению к тебе, начинает вянуть… и я хочу… хочу… - он смотрит на меня с каким-то странным, почти умоляющим выражение глаз, и это выражение совершенно не вяжется с тем, что он говорит.

- Ну? Ну!!

- Я хочу сделать тебе так же больно… - довершает Люпин свою тираду таким тихим голосом, что я едва его слышу.

- Такой слизняк, как ты, никогда не сможет произнести непростительное заклятие.

- Может быть… я причисляю это к собственным достоинствам.

- О конечно, Люпин, разумеется. Только знай, тот, кто не умеет ненавидеть, любить тоже не умеет.

- Мне лучше уйти, - бормочет он, однако не делает ни малейшей попытки подняться с пола.

- Рад, что у тебя хватает мозгов понять это. Тебе лучше вообще держаться от меня как можно дальше.

- Снейп. А ты когда-нибудь пробовал прощать? Ну, хоть раз в жизни. Или ты считаешь, что начинать прощать слишком поздно? Очевидно, ты признаешь право ошибаться только за самим собой?

- Что, по-твоему, я должен простить тебе, Люпин? Твою слабость?

- Мои заблуждения, Снейп.

- Зачем тебе мое прощение? Я не понимаю. Проживешь и без этого.

- А если не проживу?

- Я не верю ни одному твоему слову. Уходи. Мне не понятно, чего ты добиваешься.

- Не понятно?

- Да, не понятно! И я не собираюсь ломать над этим голову.

- Я хочу поставить точку, Снейп. Я устал от того, что ты считаешь меня своим врагом. Это не дает мне покоя.

- Забей, Люпин. Уверяю тебя, у меня есть враги и посерьезнее тебя и твоего дружка Блэка. Лучше подумай о себе. Например, о бессмысленности собственного существования.

- Мое существование не бессмысленно. Я люблю свою работу. Я люблю учеников. Я люблю Гарри, люблю Дамблдора. Я нужен им.

- В таком случае очень рад за тебя, Люпин.

- Северус. Северус, пожалуйста, прекрати громыхать доспехами. Хватит. Уймись. Пожалуйста.

- Нет… все-таки ты и в самом деле не понимаешь чего-то…

- Но я хочу понять!

Он продолжает смотреть прямо мне в глаза. У него странный окрас радужки, светло- карий, почти желтоватый, как расплавленное золото. И его взгляд по-прежнему спокоен. Совершенно спокоен. Если бы мне наговорили хоть половину того, что услышал сегодня от меня Люпин, я бы, не задумываясь, убил на месте.

А он совершенно спокоен.

Может быть, он действительно мертв?

А может быть – это я – мертв?

Блэк, умудряющийся всю жизнь делать только то, что захочет его левая нога.

Люпин, позволяющий себе сидеть на полу в моей комнате и выслушивать мои оскорбления с легкомысленной и совершенно безответственной улыбкой.

Поттер, имеющий наглость плевать не только на всевозможные инструкции, школьные правила и запреты, но и на доверие и любовь самого могущественного из ныне живущих магов.

Почему – они – всегда – позволяют – себе – всё?!

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒