Пятый год обучения 1 страница

Гл.14

Я просыпаюсь от страшного грохота вперемешку с пронзительным воем и моментально выскакиваю из спальни в коридор.

Какого тролля?!

Дверь в мой кабинет распахнута, оттуда виден свет зажженных факелов. Я врываюсь в кабинет и никого не обнаруживаю. Шкаф с запасами ингредиентов приоткрыт. Ну конечно, это уже далеко не первый случай воровства. Что же именно украли? Так… опять шкура бумсланга. Первое, что приходит на ум – оборотное зелье. Кому, Мерлина ради, понадобилось варить оборотное зелье?! Неужели… Неужели он снова затевает какую-то проказу? Чей облик мы хотим принять на сей раз, мистер Поттер?

Он смеет… он смеет залезать в мой кабинет среди ночи? Почему-то я не сердит. Просто взволнован. Может быть, Поттер еще не успел вернуться в Гриффиндорскую башню? Может быть, я догоню его? Может быть, мы поговорим, я сниму… сниму с него балы, и он расскажет мне, зачем ему понадобилась шкура бумсланга. Клянусь, он расскажет! В конце концов, у меня есть сыворотка правды.

Я поднимаюсь на шум и возню, все еще слышные наверху. Кажется, это голос Филча и мерзкое мяуканье миссис Норрис.

- Где вы, Филч? Что случилось?

- Пивс спустил с лестницы это яйцо, профессор.

Золотое яйцо участников турнира. Да. Это Поттер. Вне всякого сомнения. Где же он? Я должен его найти.

Филч бормочет какую-то ерунду про Пивса, я механическую отвечаю ему, озираясь по сторонам.

Запах. Запах плывет с лестницы, ощутимый и слишком навязчивый. Хвойная пена для ванны, душистый цветочный шампунь, земляничное мыло и едва-едва уловимая ваниль, смешанная с ароматом сожженных на солнце трав.

Вот ты где. Как всегда, прячешься под мантией-невидимкой. Наверное, нога попала в лестничный проем, и ты не можешь убежать.

Я тихонечко улыбаюсь. Сейчас ты пойдешь со мной в мои комнаты и всё мне расскажешь. Мы будем разговаривать долго, очень долго. Может быть, до самого утра.

Клак…клак…клак… что за странные звуки из коридора?

Я резко оборачиваюсь и тут же содрогаюсь всем телом. Грюм. Какого дьявола?! Тебе-то чего здесь надо, черт побери?

- Вечеринка в пижамах? – неприятно скалится он.

И неожиданно я вспоминаю, что по обыкновению выскочил из комнат в одной ночной рубашке. И сейчас Поттер на лестнице может вдоволь насладится моим нелепым, совершенно идиотским видом.

Лоб покрывается испариной.

Это совсем неплохая рубашка… была лет 5 назад. Фланелевая, очень теплая, некогда темно-зеленая, а теперь неопределенного цвета, с глухим пасторским воротником под горло… пуговицы на вороте оторваны… широкие рукава несколько пообтрепались, так же, как и края длиннющего подола… Великолепное, роскошное одеяние… под которым ничего нет.

- Я верно расслышал? Кто-то залез в ваш кабинет, Снейп?

- Неважно.

Как же я ненавижу его. Возможно, именно он теперь Хранитель, а Дамблдор даже не счел нужным поставить меня в известность…

- Ко мне и раньше забирались. Воровали ингредиенты для зелий из моего личного запаса.

- Стало быть, ингредиенты для зелий? А не прячете ли вы чего в своем кабинете, а?

Когда он произносит эту полную сарказма фразу, я вдруг начинаю смутно подозревать нечто совершенно неправдоподобное. С Грюмом что-то не так. Волны постоянно используемой магии сейчас слишком ощутимы. Возможно, я мог бы…

Он вдруг заявляет, что Дамблдор приказывал ему осмотреть мой кабинет и вообще, поручил приглядывать за мной.

Мои подозрения увеличиваются на порядок. Потому что Грюм беспардонно лжет. Чтобы не происходило сейчас между мной и Альбусом, его недоверие мне совершенно исключается. Этого просто не может быть.

Я всем своим существом настраиваюсь на Грюма, пытаясь уловить суть используемой им магии. Но все оказывается гораздо проще. Грюм делает шаг мне навстречу, теперь он стоит так близко, что я различаю запах, слишком знакомый, чтоб я его не узнал.

Мерлин, я занимаюсь своим делом уже чуть ли не тридцать лет. Как я могу не различить запах оборотного зелья?

Грюм принимает оборотное зелье?!

Мгновенная вспышка боли пронзает левое запястье, и я невольно хватаюсь за метку правой ладонью.

Нет-нет. Не сейчас! Пожалуйста, не сейчас!

Боль не отпускает.

Я лихорадочно соображаю, мог ли именно Грюм забраться в мой кабинет за шкурой бумсланга.

Но тогда что здесь делает Поттер?

Зачем Грюм принимает оборотное зелье?

Что, ради Мерлина, опять затевается в этом замке?

Грюм поднимает с пола Карту Мародеров. Какого тролля мальчишка везде бросает этот чертов пергамент?

Нужно немедленно дать знать Поттеру, что я давно догадался о его присутствии. Может быть, это остережет его от дальнейших глупостей.

- Поттер! Я узнал этот пергамент, он принадлежит Поттеру, я видел его у него. Поттер где-то здесь, в своей мантии-невидимке.

Я не понимаю, не понимаю, не понимаю, что происходит.

А вдруг с мальчишкой что-нибудь случилось?

Я вытягиваю руки и медленно поднимаюсь по лестнице, не обращая никакого внимания на Грюма. Сейчас я подойду, стащу с него дурацкую мантию и увижу, все ли с ним в порядке. Мои руки, готовые натолкнуться на Поттера в любой момент, мелко дрожат.

- Там никого нет, Снейп! А Дамблдор будет не прочь узнать, у кого зуб на этого паренька.

Я останавливаюсь. Дамблдор. Возможно, я чего-то не знаю. Возможно, я могу помешать. В конце концов, Дамблдор не идиот. Он не может не контролировать ситуацию.

Мне лучше уйти. Я здесь совершенно лишний. Это какая-то не моя, совсем не моя игра…

- Пойду-ка я спать.

- Первая разумная мысль за всю ночь, - нахально усмехается Грюм.

Я иду в Подземелья, но душная ледяная тревога не оставляет меня в покое. И метка продолжает нестерпимо болеть. Я представляю себе мрачный полумрак собственных комнат и зловещие тени под потолком. Нет. Нет! Вдруг с Поттером что-то случилось… я… должен… понять.
Я разворачиваюсь и почти бегом двигаюсь в сторону директорских комнат. Сейчас ночь, но мне плевать. Он не сможет выставить меня, как надоедливого мальчишку. Он не посмеет!!

Я замираю перед дверьми его личных покоев и не решаюсь постучать. Может быть, стоит дождаться утра? Но вдруг с Поттером что-нибудь…
Какого тролля… я же знаю пароль… если только он не изменился с тех пор.

- Primula veris, - произношу я еле слышно, и двери немедленно открываются.

Что же я делаю… нужно было постучать… нужно было дождаться утра…

Комнаты слабо освещены несколькими свечами. Я, крадучись, прохожу прямо в спальню. Фоукс приветствует меня осторожным хлопаньем крыльев.

Он спит. В мягком полумраке я различаю его спокойное и бледноватое лицо, такое беззащитное и почти трогательное без привычных очков.
Руки выпростаны из-под мехового одеяла, худые запястья торчат из широких рукавов кипельно-белой рубахи. Он спит. Его дыхание еле различимо в какой-то на редкость теплой и приветливой тишине этой золотисто-бежевой комнаты. На ночном столике очки, аккуратно убранные в открытый бархатный футляр, стакан с водой и горсточка конфет в ярко-синих с серебром обертках. Я улыбаюсь. Я совсем не хочу его будить. Мне неожиданно тепло. Мне кажется, здесь даже воздух совсем не такой, как в Подземельях. Чуть пахнет ванилью и почему-то парным молоком. Впервые с начала учебного года я ощущаю, как изморозь вокруг моего сердца начинает таять, и мне делается так спокойно, невообразимо спокойно, что хочется немедленно улечься на пол и уснуть.

Мягкие волны, исходящие от спящего человека, ласкают и нежат сознание. Не хочется верить ни во что плохое и темное. Я с трудом вспоминаю, зачем пришел.

Поттер… вдруг с ним что-нибудь…

- Альбус… - произношу я еле слышно, почти одними губами, и он тут же открывает глаза.

На мгновение я слепну. Из открытых глаз вырывается нестерпимо яркое сияние, голубоватый свет, льющийся мощным непрерывным потоком.

Я зажмуриваюсь, и вспышки постепенно гаснут. Под веками обычная чернота.

Я решаюсь взглянуть на него.

Он сидит в постели, уже нацепив на нос очки, и смотрит прямо мне в лицо слишком растерянным взглядом.

- Альбус, - виновато бормочу я и делаю один единственный шаг к кровати, но невидимая преграда тут же останавливает меня, упираясь плотным и горячим щитом прямо мне в грудь.

- Что-то случилось, мой мальчик? – его голос совсем не сонный, он спокоен и почти лишен интонаций.

Сбиваясь и путаясь, я начинаю говорить про Грюма, про оборотное зелье, про шкуру бумсланга, и растерянность постепенно уходит из голубых ясных глаз. Дамблдор слушает внимательно и не перебивает. Наконец, поток моего ночного косноязычия иссякает.

- Пожалуйста, присядь в кресло, Северус.

Я молча повинуюсь. Во всяком случае, меня пока еще не выгнали с позором.

- Ты по-прежнему бродишь ночами по замку?

Это совсем не тот вопрос, которого я жду. Я рассеянно пожимаю плечами и вдруг чувствую, как боль снова впивается в успокоившееся было левое запястье.

- Что с тобой?

- Ничего.

- Подойди, Северус, покажи мне руку.

Я повинуюсь.

- Пожалуйста, приподними рукав, чтобы я мог видеть метку.

Он бормочет какие-то заклинания на неизвестном мне наречии, и боль немедленно отпускает. При этом он не касается меня. Горячий и плотный щит никуда не делся, просто теперь он покрывает самого Дамблдора, как панцирь.

- Так лучше?

- Спасибо, Альбус… - бормочу я. – Мне нужно знать…пожалуйста…

- Вернись в кресло, мой мальчик.

Мне снова делается так тепло и спокойно, что я готов уснуть. Глаза закрываются сами собой.

- Не спи, не спи, Северус. Я должен сказать тебе пару слов. С Гарри все в порядке, не переживай. Пока он в безопасности.

Я стараюсь не вникать в это «пока».

- А Грюм?

- Я рад, что ты наконец-то заметил все странности. Я ждал, что ты заметишь. Я хотел проверить…

- Мою профессиональную пригодность?

- Что-то вроде того, - он еле слышно смеется, и я улыбаюсь в ответ.

- Так что с Грюмом?

- Я расскажу тебе. Теперь уже можно, Северус. Не сердись на меня, но я должен был проверить…

- Мне вас очень не хватало.

Вот. Я всё-таки сказал это. Мне и в голову не приходит на него сердиться.

- Я знаю, мой мальчик. Мне тебя тоже, - произносит он еле слышно.

Я пытаюсь встать, но всё тот же щит останавливает меня.

- Хочешь, мы поговорим завтра, а сейчас ты пойдешь спать?

Я отрицательно качаю головой. Я ни в коем случае не хочу уходить из его комнат. Альбус неловким движением кутается в одеяло. Его глаза снова растерянны, но он собирается с мыслями, и, глядя куда-то в сторону, начинает говорить.

Я слушаю и ничему не удивляюсь. То, что я слышу, конечно, должно тревожить меня, но я по-прежнему наслаждаюсь умиротворением и покоем. Альбус вдруг прерывает свой рассказ и смотрит на меня со странной, почти болезненной нежностью в глазах.

- Какой же ты у меня маленький глупый мальчик… - произносит он одними губами.

Я в который раз дергаюсь к нему, но по-прежнему безуспешно.

Чертов барьер!

- Северус… Ты ведь меня совсем не слушаешь.

- Но почему же? – возражаю я наигранно деловым тоном. – Я все понял, кроме одного: кто же именно скрывается под видом Аластора Грюма?

- А вот это нам предстоит выяснить, - говорит Дамблдор и вдруг совершенно немыслимым образом превращается в привычного директора. Как ему удается это, оставаясь по самые плечи укутанным в меховое одеяло, я не представляю. Что-то неуловимое, очень хрупкое, разбиваясь, разлетается на тысячу мелких осколков, и я чувствую явственный сквозняк. Нужно уходить. Возвращаться к себе.

-Иди к себе, Северус, - улыбается Дамблдор. – Ты совсем сонный.

- Вы не сердитесь, что я ворвался в ваши комнаты?

- Мне следовало давно поменять пароль, - бормочет он, тянется за стаканом с водой и медленно, маленькими глотками пьет.

- Я всё еще Хранитель, Альбус?

- Да. Если обещаешь быть более благоразумным и не бродить ночами по замку в поисках случайных встреч с Гарри.

- Я не…

- Иди, Северус… Нам предстоит много работы. Вместе.

- Вместе, - повторяю я.

Я возвращаюсь в свои комнаты и ложусь в постель. Впервые с начала этого учебного года я не слышу никаких голосов и не вижу теней под
потолком. Я засыпаю.

Вместе…

Гл.15

На последних партах определенно что-то происходит.

Грейнджер смущена и обрадована одновременно, ее круглое простоватое лицо полыхает румянцем. Уизли явно чем-то озадачен, а Поттер… похоже, его раздирают какие-то очень противоречивые эмоции.

Я наблюдаю за тем, как троица нервно перешептывается и читает что-то, разложенное у Грейнджер на коленях. Ну надо же, какая бурная жизнь, уж конечно, не имеющая никакого отношения к приготовлению зелья, способного обострить умственные способности.

Между прочим, Уизли подобное зелье точно не помешало бы.

Да и Поттеру, чего уж там.

Я почему-то медлю прекратить это безобразие и внимательно разглядываю детей, имеющих наглость заниматься посторонними делами на моем уроке.

Они уже не дети.

Мисс Грейнждер вполне сформировалась как девушка, и хотя лично мне никогда не нравились такие вот пышущие здоровьем, ясные лица, я допускаю, что кто-то может находить ее интересной и даже привлекательной. Рыжий олух Уизли напоминает подсолнух – такой же нелепый, долговязый, худой, но, тем не менее, тянущийся за солнцем. Уж не Поттер ли это самое солнце? Поттер все еще самый маленький по росту на своем курсе. Но он перерастет. Я вижу по строению костей, что он будет выше среднего роста. Просто не пришло его время. Он вообще все еще кажется сущим ребенком, особенно на фоне Грейнджер, с ее-то… гм… заметно округлившимися формами и совершенно взрослым выражением глаз. Поттер, по обыкновению, слишком худой и бледный, похоже, квиддич не идет ему на пользу. Впрочем, если учесть, сколько всего ему приходится тащить на своих хлипких плечах… пожалуй, он еще хорошо выглядит. Последнее время он чересчур взвинченный, но, учитывая известные обстоятельства, это меня не удивляет.

Конечно, я подозреваю о существовании большого количества проблем у подростков переходного возраста, но, по-моему, тройка гриффиндорцев зашла слишком далеко. С задних парт до меня доносятся приглушенные смешки, и я больше не могу делать вид, что ничего
не происходит.

Они настолько увлечены друг другом, что даже не замечают: их милое уединение давно нарушено. Я стою за их спинами и выслушиваю подробности взаимоотношений мисс Грейнджер и мистера Крама. Ну конечно. Так я и думал. Детки созрели, как мандрагоры.

- Ваша жизнь, мисс Грейнджер, без сомнения полна любопытный событий, но не стоит обсуждать ее на уроках. Минус десять очков Гриффиндору.

Ошеломленные пары глаз наконец-то устремлены на меня. С чего это вы так удивлены? Уверен, что вы втроем совершенно забыли, что сидите не в гостиной своего факультета, а на уроке зельеварения. Кстати, что за образчик печатной продукции в такой вызывающе яркой обложке валяется на стуле?

- Так вы еще и журналы на уроках читаете?

Ох, как Поттер напрягся! Мне, разумеется, следует заглянуть в «Ведьмин досуг».

- «Разбитое сердце Гарри Поттера»… что же, Поттер, с вашим сердцем на этот раз? «Гарри Поттер мальчик необыкновенный…»

Я начинаю читать статью вслух под довольное гоготанье слизеринцев. О, я мог бы выступать в Лондонском королевском театре с чтением статей о любовных похождениях Поттера. Хохочут не только слизеринцы, но и гриффиндорцы тоже. Даже Уизли прикусывает губу, чтобы не прыснуть.

Остановись… остановись… эта статья не имеет к Поттеру никакого отношения… эта статья оскорбительна для молодой девушки, которая сидит с таким жалким и униженным видом, как будто я только что застал ее за каким-нибудь непотребством… остановись…это не честно… не красиво… просто подло.

Я не могу остановиться.

Я чувствую волны презрения и ненависти, исходящие от Поттера.

Что же я делаю… зачем… он и без того ненавидит меня настолько, что недавно хотел размозжить мою голову о котел… и если бы только это…

Я не могу остановиться.

- «…А доброжелателям Гарри Поттера остается только надеяться, что в следующий раз он отдаст свое сердце более достойной…»

Я сворачиваю журнал в трубочку, едва удерживаясь, чтобы не треснуть им по лбу – Поттера или всё-таки самого себя?

Секунду я вглядываюсь в гневные глаза, полыхающие зеленым.

Да как ты смеешь смотреть на меня с таким вызовом, мальчишка!

- Пожалуй, лучше будет вас троих рассадить, а то вы больше заняты своими любовными похождениями, а не зельями. Вы, Уизли, останетесь здесь. Мисс Грейнждер сядет с мисс Паркинсон. А Поттер передо мной, за первой партой. Ну, живее!

Я иду за ним следом и вижу, как его плечи дрожат от ярости. Он грохает о парту котел, и я невольно вздрагиваю от резкого и неприятного звука.

Какая развязность… он позволяет себе непростительно много… и это не смотря на то, что я не даю ему ни малейшего спуску… может быть, он что-то чувствует… может быть, я слишком строг… или недостаточно строг… может быть, он все больше делается похожим на Джеймса, и это повышенное внимание к собственной персоне, которое так раздражало его раньше, теперь лишает его мозгов…

- О вас, Поттер, слишком много пишут. Слава, похоже, совсем вскружила вам голову, - говорю я ему так тихо, чтобы больше никто не услышал.

Он ничего не отвечает. А что я хотел бы услышать в ответ? «Простите, сэр, но ни я сам заказываю журналистам статьи о себе?» «Простите, сэр, но мне совершенно наплевать на мою славу?» «Простите, сэр, но меня гораздо больше интересует приготовление зелий, чем грудь Гермионы Грейнджер?»

Черт возьми, Поттер, ну скажи хоть что-нибудь!!

Он продолжает толочь в ступке сушеных скарабеев с таким остервенением, что я не сомневаюсь, кого именно он представляет на месте каждого жука.

Мгновенная боль пронзает левую руку и достает до самого сердца. Не молчи, Поттер, ну не молчи, я просто не выдерживаю твоего молчания!

- Вы, может быть, полагаете, будто весь волшебный мир без ума от вас? - продолжаю я шипеть чуть ли ему не в ухо. – Лично мне нет никакого дела, сколько раз вашу фотографию печатали в газетах. Для меня вы, Поттер, всего лишь мальчишка…

…который заставляет не спать ночами убеленную сединами мудрейшую старость…

…который является вечным соблазном и вечной угрозой для воплощения тьмы…

…который в 14 лет успешно участвует в турнире, предназначенном для совершеннолетних волшебников…

…который имеет наглость швырять в моем присутствии котлы на парту и представлять, как растирает меня в пыль при помощи медного пестика…

…который бродит ночами по замку, и не дает мне никакого, никакого покоя…

…о котором я думаю, даже когда сплю…

…которого мне хочется прибить на месте…

-…который считает, будто школьные правила не для него, - неуверенно заканчиваю я свою блистательную – если учесть то, что я так и не произнес – тираду.

Поттер (по-прежнему молча) высыпает скарабейную пыль в котел и раскладывает на разделочной доске имбирные корни. О, теперь я имбирный корень, и меня будут не толочь в ступке, а резать серебряным ножом. Его маленькие тонкие пальцы ходуном ходят. Он весь дрожит от злости. Ну, нельзя же быть таким нервным в столь юном возрасте! И почему у тебя опять эти мерзкие царапины на руках, кто тебя постоянно царапает, Поттер? Это рыжее жирное чудовище, которое лишь по недоразумению считается котом, или… гм… сама хозяйка чудовища?

- Так вот, предупреждаю вас, Поттер, я не посмотрю, что вы знаменитость, попробуйте еще только раз забраться в мой кабинет…

… попробуй, в самом деле, ну попробуй забраться в мой кабинет, ночью, когда рядом никого не будет, я схвачу тебя за шкирку, я буду сердиться, очень-очень сердиться, и смотреть в твои глаза так долго, как мне захочется, и я буду укорять… таким вот насмешливо-ровным голосом… я хочу, чтобы ты дрожал… дрожал от желания меня убить… чтобы я дрожал от желания убить тебя…

- Я близко к вашему кабинету не подходил!

О, это неправда. Я знаю, что ты думаешь обо мне гораздо чаще, чем думаешь о любом другом преподавателе. Ты слишком часто на меня смотришь. Я вызываю у тебя слишком…слишком сильные чувства, Поттер, которые ты в полнейшем неведении приписываешь исключительно ненависти… Я – твоя главная отрицательная ценность. Пожалуй, главнее Вольдеморта.

- Не врите! Шкура бумсланга и жабросли – из моего личного запаса. И я знаю, кто их украл, - я продолжаю шипеть всякую чушь, радуясь, что мне в очередной раз удалось-таки втянуть его в разговор, завести, растормошить, спровоцировать.

- Не понимаю, о чем вы говорите.

- В ту ночь, когда залезли в мой кабинет, вас в спальне не было, я точно знаю!

А вот этого говорить уже явно не стоило. Это я зря сказал.

Дальнейшие слова о Грюме, который сделался поклонником мальчишки, тоже звучат несколько двусмысленно, и я бездарно завершаю предложение почти бессмысленной ненужной угрозой:

- Только попробуйте снова забраться в мой кабинет, Поттер, и вам не поздоровится!

- Хорошо, - кивает Поттер, тут же интуитивно прочувствовав все мои словесные промахи и возвращая мне их с лихвой, - буду иметь в виду на тот случай, когда мне захочется забраться в ваш кабинет.

Маленький негодяй! Так беззастенчиво дерзить, заставляя меня… заставляя меня… Кстати, вот и подходящий случай рассказать ему про сыворотку правды. Пусть знает, что такое весьма специфичное зелье можно преспокойно достать (ну, например, если уж на то пошло - утащить из моего кабинета) и использовать с большой эффективностью. И сыворотка правды – еще не самое опасное, что можно себе представить. Вдруг этот чертов псевдо-Грюм захочет отравить мальчишку? Мы так и не выяснили до конца всех его намерений. А ведь есть еще и Каркаров, который тоже явно не пылает страстной любовью к гриффиндорскому чемпиону. Будь осторожен, Поттер, и внимательно следи, если кто-то слишком уж подозрительно суетится над твоими тарелками с едой или стаканом с тыквенным соком.

Я становлюсь параноиком…

Но лучше подстраховаться, чем быть застигнутым врасплох.

Поттер пугается. Пугается – это хорошо. Ты такой доверчивый дурачок, ты совершенно не понимаешь, какая истинная опасность угрожает твоей жизни буквально каждую минуту… Ты считаешь, что главная опасность – это сварливый и злобный мастер зелий. Поттер, неужели ты до сих пор не научился извлекать уроки из прожитого? Ну подумай, какой вред, ощутимый вред принес я тебе за все эти годы? Я только ворчу, я только не даю тебе превратиться в самодовольного болвана Джеймса, упивающегося своим величием и значимостью, я только воспитываю в тебе волю и умение постоять за себя…

И за это ты так меня ненавидишь, что однажды пожелал мне проклятия круциатус.

Я вздрагиваю. Мне больно даже вспоминать об этом…

Это был такой же обычный урок, как сегодня. На перемене Поттер затеял очередную драку с Малфоем. Эти дети не понимают, какой непоправимый вред могут нанести неосторожными заклятиями, они глупы и совершенно по-юношески беспощадны друг к другу. Я снял с Гриффиндора 50 очков и может быть, немного сурово обошелся с мисс Грейнджер, но ее участие в скандале буквально вышибло меня из колеи. Уж если сама Грейнджер с ее потенциальной силой будет хвататься за палочку в легком аффектированном состоянии – дело точно не обойдется язвами на носу и выросшими на метр зубами.

Поттер сидел за партой чернее тучи и не сводил с меня злобных глаз, которые так и полыхали зеленым. Я старался не обращать на него никакого внимания, хотя волны агрессии, исходящие от него, причиняли ощутимый дискомфорт, и вдобавок у меня моментально разболелась левая рука.

Он все никак не мог успокоиться, хотя я мысленно бормотал заклятия, чтобы нейтрализовать подростковую агрессию, в принципе могущую быть достаточно опасной. Вдруг при очередном столкновении с нестерпимо зеленым взглядом мощная судорога скрутила мне одновременно руки и ноги, и я ухватился за край стола, чтобы не упасть. Я сразу узнал круциатус, конечно, оно оказалось гораздо слабее, чем обычно, потому что мальчишка не использовал палочку, но, тем не менее, оно действовало, и мои мышцы словно стягивало раскаленной добела проволокой.

Самое ужасное, что я был вынужден, как ни в чем не бывало, продолжать вести урок. Я что-то говорил, а Поттер смотрел и смотрел на меня, в красках представляя мои муки, и даже не догадываясь, что уже давно достиг желаемого результата.

Я не знаю, как долго бы я выдержал круциатус, даже в урезанном и неполноценном варианте, но к счастью, Поттера вызвали в учительскую – а вместе с ним ушла и боль.

И еще кое-что ушло из моего сердца.

Ненависть. Слишком много ненависти. Я пойман ею на крючок, я понимаю, что мое отношение к мальчишке безнадежно отравлено. Смогу ли я относится к нему с таким же чувством умиротворения, с таким же душевным светом, как раньше?

Замечает ли он, что наши взгляды постоянно и упорно скрещиваются, как лучи из волшебных палочек, и что это происходит не только на моих уроках, но и в Большом зале, в коридорах, за пределами замка, где угодно? Замечает ли он, что ненависть привязывает его ко мне с той же неодолимой и яростной силой, с которой привязывала бы любовь?

Он слишком юн. Конечно, он ничего не понимает.

Хотел бы я тоже самое сказать о себе…

Сегодня меня толкут в ступке и режут серебряным ножом. Спасибо, что не очередное круцио, Поттер.

В середине урока в класс заявляется Каркаров, наконец-то решивший припереть меня к стенке разговором о нашей маленькой общей проблеме. Поттер навостряет уши и без всякого стеснения наблюдает за нами, совершенно забыв о том, что ему нужно готовить зелье.

Ну, разумеется. Тебя интересует все, что связано со мной. Что же ты делаешь, глупый мальчишка? Твое постоянное внимание раздражает, шокирует, заставляет беспричинно улыбаться в самый неподходящий момент, когда, например, Альбус спрашивает меня о чем-то серьезном.

Похоже, твоя ненависть вполне заменила мне любовь, Поттер…

Уже прозвенел звонок, а он всё возится возле своего котла, делая вид, что протирает заляпанный желчью пол. Каркаров не видит мальчишку и сует мне под нос свою левую руку. Он почти не владеет собой. Мне приходится на него прикрикнуть.

Знает ли Поттер, что именно показывает мне Каркаров? И что у меня есть точно такое же забавное и очень активно себя ведущее украшение?

- Поттер, вы что здесь забыли?

- Собираю желчь броненосца, профессор.

Каркаров содрогается, как будто ему в глотку налили эту самую желчь, и стремглав несется прочь из кабинета.

Невинные глаза Поттера, все еще скрещенные с моими, тут же темнеют и наливаются тревогой. Еще какое-то время он продолжает всматриваться в мое лицо, потом лихорадочно швыряет учебники и ингредиенты в рюкзак и несется к выходу.

Я провожаю его легкой улыбкой.

Он боится, смертельно боится оставаться со мной наедине.

И почему-то это кажется мне страшно забавным.

Многое теперь кажется мне страшно забавным. Если не искать забавного, везде начинаешь видеть одну только тьму…

Голубоватые цирконы и серпентиниты, которыми инкрустировано старинное панно, украшающее гостиную Слизерина, день ото дня темнеют и покрываются трещинами. Камни на панно меняли после первой войны… теперь они разрушаются так же стремительно и необратимо, предупреждая о приближающейся беде.

Но не камни, уж конечно, не камни меня тревожат.

«Ссссеверуссссс….» – мне кажется, это шипение поселилось в моей голове навечно. От него нет ни спасения, ни избавления, я слышу его днем и ночью.

«И приду я к вам как медведь, лишенный медвежат, детей ваших растерзаю, как лев, и, выпотрошив их, нашлю на вас Зверя свирепого, и поглотит он всё живое и превратит ваши земли в пустыни…»

Я усаживаюсь за стол, баюкая левую руку, боль в которой не утихает, и смеюсь в голос.

Может быть, я сошел с ума.

«Quocienscumque peccator vult factorem suum placere…»

«Всякий раз, когда грешник возжелает понравиться Творцу…»

Альбус говорит, когда Темный Лорд придет, будет тяжело – но легче, чем сейчас. Сейчас душа его рвется в мир с неистовой силой, разбрасывая на сотни и сотни миль кругом сполохи черной и вязкой энергии, которая достает до сердец и превращает их в куски олова.

У тебя оловянное сердце, Ссссеверуссссс, полное ненависти и тоски. Олово – слишком мягкий и плавкий металл. Неплохо бы обзавестись сердцем из стали.

«Quocienscumque peccator vult factorem suum placere…»

Я смеюсь. Мысли путаются. Я сижу за столом в своем кабинете и жалею, что не оставил Поттера на отработку. Он бы сверлил меня своими зелеными, как вспышка от непростительного заклятья, глазами, он бы хмурился, сопел носом над разделочной доской с ингредиентами или бы делал вид, что чистит котлы, в это время мечтая – о Грейнджер, о Патил, а может быть, об этой вейле Делакур, – о, она очень красива – или в очередной раз мечтая о расправе надо мной... Что бы ты вообразил сегодня, Поттер? Снова круцио? А может быть… Не все ли равно, Поттер, о чем ты будешь мечтать – главное, я буду смотреть на тебя, и злиться, и неистовствовать, а шипящий голос в моей голове зазвучит приглушенно, и, быть может, на какое-то время заткнется совсем.

Я смеюсь.

Я проклят. Все мы прокляты.

«Quocienscumque peccator vult factorem suum placere…»

Скорей бы уж всё началось.

Скорей бы.

Рука болит, и хочется пойти к Альбусу, но я стараюсь лишний раз не беспокоить его. Я знаю, он день и ночь просчитывает все возможные вероятности нашего ближайшего будущего. Я давно не видел его таким озабоченным и таким усталым – как будто и его сжигает невидимая, но существующая черная метка.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒