X. Хеппи бёздей, ПакаДур! 1 страница

Стр 1 из 9Следующая ⇒

ПACKAЛЬ

ПЕЛЬРЕН

ВСЕ ДОСТАЛО

Перевод с французского

Анны Вижье

Санкт-Петербург

Symposium

УДК 82/89

ББК 84. 4 Фр

П24

Перевод с французского

Анны Вижье

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

Всякое коммерческое использование текста, оформления книги — полностью или частично — возможно исключительно с письменного разрешения Издателя. Нарушения преследуются в соответствии с законодательством и международными договорами РФ.

ISBN 5-89091-305-0

Посвящается Тома Шандери, Магали Приколистке, мадам Лютой К., моей дорогой чете Лишмуев, Рику (которого мне не хватает больше всех на свете) и моему Гарольду Ллойду, самому неловкому парню планеты и, надеюсь, любви моей жизни, одним словом, этому офигительному шатену с обезоруживающими голубыми глазами, который узнает себя в этом описании.

I.
We are the champions, my friends! [1]

Последняя затяжка из конуса крепкой шмали оказала ОГРОМНОЕ воздействие на представление пространства — меня прошибло до мозга костей. Я гашу косяк в стакане с виски, ощущая себя в целом довольным.

Можно смело констатировать: я совершенно обдолбанный. Капитан Фракас [2].

Шарики в моей черепушке стали кататься намного быстрее, я имею в виду — быстрее, чем обычно. Потоки взбесившихся нейронов образовывают заторы. Раздаются гудки. Слышится ругань. Глюки сменяются в моей голове с бешеной скоростью, словно кто-то лихорадочно переключает их, как телеканалы, с одного на другой, и в довершение всего я никак не могу вспомнить, куда же задевался пульт. Я лежу в кровати, блаженно лыбясь, и пытаюсь въехать в причудливые видения отпущенной на самотек психической параболы, в мелькающие картинки телепередач.

А затем на меня накатывают мои самые улетные глюки.

Я вижу себя профессиональным фигуристом, готовящимся выйти на лед в Атланте. Я весь в черном. Я никогда не выступаю в игривых костюмчиках (типа шуршащих синих юбочек и расшитых блестками трико с пышными рукавами и V-образным вырезом, которые обожают русские фигуристы) и почитаю своим долгом выбирать не слишком избитую музыку (мне совершенно не светит кататься под «Лебединое озеро», я же вам не утка).

«I am what I аm» [3]. Прекрасная сцена, в которой бродвейская Заза ^{^[4]} требует, чтобы ее принимали такой, какая она есть. Ее — трансвестита, звезду гей-клуба, которую любовник не позвал на ужин в честь родителей невесты своего сына, ярых католиков. Какое безумие, какой глубокий, мощный голос! Пожалуй, «I am what I аm» — это именно то, что мне нужно:

I am what I аm

And what I am

Needs no excuses

I deal my own deck

Sometimes the ass. [5]

Я, разумеется, без труда завоевываю золотую медаль и поднимаюсь на высшую ступень пьедестала почета (под финальные аккорды музыкального сопровождения, падающие, словно нож гильотины, я блестяще выполняю первый в истории фигурного катания зубцовый лутц в пять оборотов, и судейские отметки вплотную приближаются к максимальному баллу — десять из десяти).

Мой тренер с достоинством и по-мужски энергично поздравляет меня (да это же Кевин Костнер! кстати, он весьма недурен в роли тренера, вам не кажется?), а моя мать заливается слезами радости у меня в объятиях. Зрители ликуют. Я раскланиваюсь. Поклонники забрасывают меня цветами.

А потом р-р-раз — и картинка меняется, я переключаюсь на другой галюн, следующую заставку: крохотный сперматозоид сливается с яйцеклеткой. Страшный бред: а что, если я умру — вот здесь, прямо сейчас? Кошмар. Мои похороны могут оказаться ужасной тягомотиной, особенно если ими будут заниматься известные личности (я подразумеваю, в частности, свою мамочку).

Мне же хочется, чтобы церемония была ФЕЕРИЧЕСКОЙ. Может, это и глупо, но я категорически против того, чтобы мои похороны превратились в тяжелую повинность, как случается, когда кому-нибудь приходит в голову гениальная мысль обратиться к наместнику Бога на Земле (полный абсурд!).

Я представляю свои похороны как настоящий концерт, как незабываемый реквием. Я требую, чтобы звук был ОТМЕННЫМ, — именно так я смогу post mortem сказать всем, что да, при жизни я познал любовь (ибо на мои похороны соберутся только те, кого я любил). Надо завтра же поинтересоваться у СеБа, не согласится ли он помочь мне со звуком (он, похоже, в этом отлично разбирается, да и железо у него клевое).

Какая-нибудь некогда дорогая моему сердцу особа зачитает текст, который я напишу заранее. Музыка будет играть три раза — три разных музыкальных отрывка. Концептуальные похороны — вот что мне нужно; да и вообще «концептуальные похороны» звучит весьма недурно.

Грянет первый отрывок — мрачный, душераздирающий, скрывающий угрозу, словно ржавый нож, лезвие которого нацелилось на все еще кровоточащие раны присутствующих. Это будет «Quand ceux qui vont» несравненной Барбары. М-м-м... Слышите этот потрясающий куплет?

Quant ceux qui vont, s’en vont aller,

Pour toujours et a tout jamais,

Au jardin du silence,

Sous leur froide maison de marbre,

Dans les grandes allées sans arbres,

Je pense à vous, ma mère... [6]

После этого следует не мешкая направить действо в правильное русло. В конце концов, мы собрались вовсе не для того, чтобы разойтись, чувствуя себя выпотрошенными, словно курица, и высушенными, словно песок в пустыне Сахара. Мы собрались, чтобы повидаться в последний раз:

«Хорошо тусуемся, бля!»

(К этому моменту мое послание уже донесет до собравшихся, что при жизни я высоко ценил оптимистическое начало и смех.) Я призову всех женщин и мужчин хохотать до упада, до колик в животе. Затем заиграет следующий отрывок — «Масленица» группы VRP, являющий собой замечательный образец одноаккордовой музыки (западло, но ПРИКОЛЬНО).

Текст песни — по памяти, ибо я уже совсем никакой — звучит так:

Vivement mardi gras qu’on puisse enfin se déguiser

Comme l’année passée, on va avoir un tas d’idées

Des marquises, des fees, des cow-boys, des plombiers

Des douzaines d’infirmières et cinquante trois sapeurs-pompiers

Du plus mal observé à ceux qui auraient pu mieux faire,

On prépare la soirée dans une ambiance du tonnerre [7].

После этого отрывка — к черту послания! Немедленно переходим к третьей мелодии, которая, — в конце концов, я имею на это полное право, так как это МОИ похороны, — станет последним напоминанием о бренной жизни вечного подростка. Это будет что-нибудь из репертуара Стивена Морисси, этого выпендрежника с раздирающим душу голосом, выступавшего в сопровождении крепких парней, у которых было на что посмотреть (я имею в виду не только их гитары и ударные). Думаю, мой выбор падет на отрывок из альбома «The Queen is dead» [8]. Под эту музыку, которая станет нескончаемой, мои друзья потянутся к выходу.

Длинная процессия веселых улыбающихся людей, объединенных воспоминаниями обо мне. Они успеют выйти из зала под финальные аккорды песни, пока голос Моррисси, подобно завораживающим стенаниям искусного плакальщика, будет взвиваться вверх, и церемония медленно погаснет на девятикратном повторении следующей фразы:

«There is a light that never goes out»^{^[9]}.

II.
Членопотам ПакаДура

«Люка, 27 лет, ищет молодого парня, доброго и симпатичного».

Неудивительно, что из такого тупого объявления мне не удается выудить ничего похожего на начало ответа. Выходные, проведенные в заточении в каком-нибудь семейном доме отдыха (что само по себе является страшным сном даже для тех, кто не страдает клаустрофобией, и чего я не пожелал бы и своему заклятому врагу), наверняка оказались бы менее тоскливыми, чем та суходрочка, которой я страдаю вот уже битый час.

На данный момент в моем распоряжении имеется выбор между гнусными стариками-похабычами с большим летным стажем («Я — метр шестьдесят пять, шестьдесят три кг, а ты?») и живчиками, по текстам которых за версту видно, что они заливают («Уильям, метр восемьдесят, семьдесят кг, мускулистый голубоглазый красавец»).

Я только что открыл бутылку дешевого и — соответственно — паршивого виски. Но мне до фени, ибо я уже влил в себя немало разной бурды. Я, наверно, говорю очевидность, но тем не менее после принятия, так сказать, определенного количества спиртного все напитки начинают казаться на один вкус. Вино, шампанское, пиво, аперитив, теперь вот виски, а чуть попозже я, глядишь, дойду до того, что присосусь прямо к кранику пивного бочонка. ПаКа, душа моя, это же несерьезно, так тебе и девяностоградусного спирта не хватит. Та-а-ак, ПаКа набрался. Еще по маленькой. Все, приехали.

Связь обрывается. Я раз тридцать набираю номер (занято, занято, занято), прежде чем снова попадаю на автоответчик службы знакомств (точнее — разврата). Это довольно неприятное занятие, но уж очень хочется потрахаться. И, как это часто бывает, мое терпение вознаграждается: мне наконец-то удается дозвониться.

«Добро пожаловать в бесплатную службу общения. Нажми на кнопку „звездочка“».

ПакаДур слушается дядю и нажимает на «звездочку».

«Для перехода в чат нажми 1. Для прослушивания правил пользования системой нажми 8».

О’кей, жмем на единицу (я чё, звоню сюда, чтобы меня учили обращаться с телефоном?!).

«08 36 65…: послушай, как трахается Дэйв Толстый Хуй.

08 36 65…: ему засадили по самое некуда. Оставь ему сообщение после звукового сигнала.

Приготовься! Тебе слово».

«Люка ищет молодого глубокого парня из Кенигсберга или откуда-либо еще для бесед о метафизике нравов».

«Сообщение от: Жан-Жак, тридцать семь лет, Париж».

— Добрый вечер, Люка (голос кондового гомика). Ну и крутизна у нас сегодня, футы-нуты!