Люди и нелюди 16 страница

Взволнованная она вошла вслед за Шунтаковым и застыла у входа.

- Ты что, как не родная, Вика? - обратился к ней Думский, вставая из-за стола навстречу. - Проходи, садись, не съедим, ведь мы - свои. Правда? - и он заискивающе взял ее за руки.

Вика осторожно высвободилась и, бочком, прошмыгнув мимо него, присела на край стула у окна.

- Ну-ну - буркнул недовольно Думский и прошел за стол.

Он уселся в кресло, кряхтя, собираясь с мыслями. Затем уставился из-под густых бровей на Вику, сидевшую, как побитая, с опустившей головой и зажавшей руки между колен.

- Вика, разве мы тебя обидели? - начал он. - Разве мы тебя не

любили?

- Слишком непозволительно, - отпарировала она.

- Да, ну - удивленно вставил Шереметьев, - о чем это ты, Вика? Все в пределах разумного. Границ мы не переходили. Ну, бывало иногда, чувства переполняли, так в том греха нет. Ты ведь раньше не осуждала.

- Раньше - возможно, - отвечала ему Вика, а теперь, зная, что мы супруги, специально позорите меня перед ним. Для чего? Федор - порядочный человек и не чета некоторым. И нечего меня и его унижать. Как вы не можете понять, у нас с ним своя жизнь, которая не подвластна никому, и не нужно пытаться разорвать наши отношения. Это бесчестно. Это говорит о том, что вы меня никогда не любили и противитесь моему счастью.

Голос ее дрожал, и слезы текли по щекам.

- Викушка, успокойся, - подсел к ней Шереметьев, мы же тебе добра желаем. Не пара он тебе, пойми. Ему сколько? Под пятьдесят, а тебе? На двадцать с лишним лет моложе. Опомнись. Да и характер у него - не мёд. Пропадешь за ним, вот увидишь. Это он сейчас сдерживается, а потом...

Взмокшая от напряжения и раскрасневшаяся - щеки так и пылали - она была уже не в силах выдержать устроенную ей пытку.

- Я больше не могу и не хочу участвовать в обсуждении этой темы. Еще раз напоминаю: здесь нет проблемы, все, о чем здесь говорилось и что обсуждалось, касается только нас со Звягинцевым. Понимаете? Извините, с меня достаточно, - и с этими словами она поднялась и быстро направилась к выходу,

После ее ухода вся «троица» некоторое время солидарно молчала. Думский задумчиво ходил из угла в угол, как маятник. Шереметьев с Шунтаковым настороженно следили за его движениями, пытаясь уловить его мысли. Наконец, что-то придумав, Думский резко повернулся к ним лицом:

- Значит, так, выход один: - избавиться от Звягинцева. Пока не поздно, пока я у власти. С начальником планово-экономического отдела договоренность есть. Сейчас период сокращений по всему заводу, вот мы и сократим три единицы по ВОХР и службе безопасности, да так, что комар носа не подточит. Мы сократим должность, вернее представим свои предложения в планово-экономический отдел, а там машина закрутится. Никому и в голову не придет, что сокращаем фактически Звягинцева. Отдел кадров приказ выполнит четко: вызовет всех, занимающих сокращаемые должности и будет работать с ними. И получится, мы тут ни при чем. Только об этом - молчок до поры до времени.

- Ну а что, если Крольчихин прознает? - забеспокоился Шунтаков. - Ведь это его кадры.

- А, не беспокойся, не узнает. Ты думаешь, Звягинцев побежит к нему? Он подумает, что и с ним согласовано, да и его гордость не позволит звать на помощь. Вот увидите, - усмехнулся Думский.

Глава 11. Прощай, Судостроительный

Как и следовало ожидать, вскоре Звягинцева вызвали в отдел кадров. Пожилая, похожая на бабу Ягу, женщина встретила его недружелюбно. Он знал породу таких, вечно преданных начальству людей. Не зная человека, такие заочно считали его уже своим личным врагом, поскольку он враг начальству. У таких начальник всегда прав, они молились на него, как на Бога, для них он непогрешим. Это рабы с головы до пят, старающиеся угодить во всем. Они не ценили и не уважали других, себя же считали «царьками» на своем месте, и их тупому уму невдомек, что перед ними тоже человек со своим «я», со своими правами на жизнь и достоинство.

Семагина долгие годы провела в своей каморке, которую гордо называла кабинет. На дверях, как и подобает таким самомнительным работникам, табличка с надписью: «Заместитель начальника отдела кадров по работе с ИТР - Семагина В.И.»

Пепельного цвета жиденькие волосы стянуты на затылке в пучок, напоминающий крысиный хвост, глаза, как у хамелеона, то загорались при появлении начальства, и тогда все лицо расплывалось в ехидной улыбке, то выглядывали озлобленно из-под густых нахмуренных бровей при виде «недоброжелателя».

Она не предложила Звягинцеву присесть, а сразу, чтобы отделаться от нежелательного посетителя, небрежно бросила на край стола перед ним приказ с приложением списка рабочих мест, которые ему предлагались для перевода.

Он взял в руки этот список, составленный из не одного десятка профессий и специальностей, и усмехнулся. В нем все, как в поговорке: «На, те боже, что нам не гоже».

Здесь значились все рабочие профессии вплоть до сторожа и уборщицы, к которым, естественно, Звягинцев никакого отношения не имел.

«Кадровичка» тут же достала из ящика стола напечатанный бланк «отказа от предложений» и, усмехаясь, отшвырнула его от себя в сторону, мол, распишись, хватит читать, и на эти рабочие места не примем.

- Ваше право, Звягинцев, - скрипучим голосом заговорила она, - не дожидаясь положенных по закону двух месяцев до вступления в силу приказа, уволиться по сокращению штата. Так что выбирайте.

- Увольняюсь с сегодняшнего дня, - последовал ответ, и он в заявлении поставил дату увольнения.

- Ну хорошо, Звягинцев, приказ, считайте, об увольнении есть. Завтра приходите с утра за расчетом, - и она довольная таким исходом дела, предвкушая благодарность начальства, быстренько сгребла со стола бумаги в папку.

Вечером он обратился к начальнику караула и тот помог ему перевезти к Вике все вещи с «Онды».

В этот вечер до темноты Звягинцев обходил территорию завода в последний раз, прощаясь со всем тем, что постоянно вставало перед глазами: корпусами цехов, строящимися кораблями и постами охраны. На душе было грустно и в то же время чувствовалось облегчение: борьба закончена, впереди - любимое занятие - преподавание. Самое благородное и необходимое. Здесь нет места ни хамству, ни жульничеству, ни разврату и пьянству. Он не мог и не хотел «с волками жить - по-волчьи выть».

Вика не могла оставаться больше на заводе, хотя ей расставаться с коллективом было очень тяжело. Долгие годы судьба ее была связана с заводом, но предать Звягинцева она не могла. Остаться в охране с теми, кто пытался втоптать в грязь Федора и разрушить их союз было бы с ее стороны предательством.

Думский и его компания в ее глазах низко пали, и только рядом с Федором она поняла, что все это время была слепа. Для нее только он теперь поистине идеал.

Вслед за Федором и она через неделю уволилась. Никакие уговоры и увещевания «бывших» не сломили ее.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 24 25 26 272829 Следующая ⇒