Люди и нелюди 14 страница

Шереметьев встал из-за стола, подошел к Вике, вытирая губы:

- Вика! Разреши тебя по старой памяти поцеловать. Она сидела красная, опустив голову.

- Обойдешься, - грубо прервал его Звягинцев. - Ты не в охране, - и зло посмотрел на Шереметьева.

Тот растерялся, заморгал глазами, пожал плечами.

- И что тут особенного? - промямлил он и вышел из комнаты.

А Шамов настолько перебрал, что вовсе потерял рассудок, подсел к Лиде и, не стесняясь, обнял ее одной рукой за талию, а другой полез под кофточку. Ей было неловко, она пыталась увернуться, но где там. Утолив свою страсть, Шамов вместе с другими вышел на кухню покурить. Они позвали и женщин.

Как только Звягинцев остался с Викой наедине, он спросил ее:

- И ты бы пошла одна, если бы я не согласился? Может так было бы для вас всех лучше. Я вам испортил очередную попойку.

Вика молчала, ей было стыдно за всех. Она понимала, что Звягинцев был уверен, что с ней обращались таким же образом.

- Идем, - резко сказала она, встала из-за стола и направилась к вешалке.

Рая подбежала к ним.

- Почему, Федор Иванович, так рано, - с досадой спросила она, - вам, не понравилось?

- Рая, спасибо за угощение. Все было вкусно, не обижайся, но нам пора, это концерт по заявкам, я же в таких концертах - не участник, а Вика может остаться, я ее не неволю.

- Прекрати, - оборвала его Вика, - за кого, ты меня принимаешь? На кухне стоял дым коромыслом. Курили, галдели и никто не заметил, как Вика со Звягинцевым ушли.

До самого дома они шли молча, каждый думал о своем. На душе у обоих - скверно, и никто не решался начать разговор первым.

- Ну что, Федя, так и будем молчать? - открывая дверь, спросила Вика.

- Спрашивай - отвечу, но мне не о чем говорить, не могу опомниться. Прости, - пытался отделаться он.

- Что с тобой, Федор, какая муха тебя укусила? Нам-то что до них, пусть развлекаются, я здесь ни при чем. И не дуйся на меня. Не беспокойся, я - исключение, и со мной так не обходились.

- Не знаю - не знаю, Вика, но признаюсь, черные мысли бродят в моей голове и насчет тебя, - признался он ей.

- Я тебе скажу, Федя, так. Какие бы черные мысли ни приходили в мою голову о твоем прошлом, я решила так - до меня что было, то было. Да вспомни хотя бы Валю. Забыл? Я тебе о ней не напоминаю, как и о других, впрочем. А ты будь человеком, не напоминай мне мое прошлое, оно всякое было. А за будущее не беспокойся. Теперь я с тобой, и хватит о прошлом. Подозрением и укорами можно расстроить наши с тобой и без того еще неокрепшие отношения, а на провокации не реагируй, они тебе наговорят про меня, только слушай. Не ожидала я от тебя этого, думала ты выше их, а ты... - и она умолкла.

Затем бросилась к нему, обхватила его за шею, прижалась и зарыдала:

- Зачем ты, Федя, ну зачем меня изводишь, мне никто не нужен, кроме тебя, но я начинаю сомневаться, любишь ли ты меня.

- Ну что ты так расстроилась, Вика, - успокаивал растроганный Звягинцев, прижав ее голову к своей груди, - не сомневайся, я очень люблю тебя и не хочу, чтобы тебя воспринимали, как прочих.

Глава 8. Схватка

Апрель подкрался незаметно, его вешние воды окончательно ознаменовали уход зимы и приближение долгожданного лета. Петербуржцы нетерпеливо стремились освободиться от отягощающей зимней одежды. Многие уже ходили с непокрытой головой, почти по-летнему, несмотря на продолжающиеся ночные заморозки.

Людские потоки растекались по набережным, проспектам и Дворцовой площади. Особенно бурлил Невский. Но как бы ни радовали горожан весенние прелести - их помыслы напрочь были прикованы к нелегким будням.

Завод лихорадило: цеха один за другим закрывались на неопределенное время. Рабочих отправляли принудительно в неоплачиваемый отпуск. Никому не было дела, как будет жить твоя семья. У здания заводоуправления шли митинг за митингом. Руководство пряталось от рабочих. Затяжные переговоры между сторонами ни к чему не приводили. Денег нет и не предвидится. Завод и сам является кредитором, самый большой его должник - государство.

Росли долги заводу, а стало быть, и по зарплате. И теперь каждому из заводчан приходилось надеяться лишь на собственные силы.

Кто по мудрости своей предвидел развал производства - заблаговременно нашел себе дополнительный, надежный заработок на стороне и поэтому встретил перемены безболезненно. Другие, цепляющиеся в надежде обеими руками за завод, растерялись, пали духом, отчаявшись, ходили со слезами на глазах по знакомым и друзьям, выпрашивая денег взаймы на хлеб. Терялись достоинство и честь, люди шли на все, лишь бы выжить, безо всякой уже надежды на светлое будущее, которое для некоторых рисовалось мрачным и еще белее безнадежным. Они уже не предвкушали предстоящий летний отдых во время отпуска, как было раньше. Несбыточной мечтой оказались дома отдыха, курорты, набережные Черноморья и Кавказ. Какое там, все в прошлом, как в этой сказке - вновь разбитое Российское «корыто», и жизнь по формуле - «не до жиру - быть бы живу».

- Федя, тебя Думский вызывает, - послышался желанный голос в трубке.

- Что ему нужно от меня, Вика? - поинтересовался Звягинцев.

- Да там, в карауле на Предпортовой какие-то разборки в коллективе. Дело доходит до оскорблений и стычек у женщин. Начальник караула справиться с ними не может. Терпел-терпел и не выдержал, взмолился о помощи. Только я тебя предупреждаю, будь осторожен. Чует мое сердце, Думский что-то замышляет, может тебя подставить. В том карауле верховодит жена нашего заместителя Шунтакова. Видно, охранница Долбилова ей дорогу перешла, а та решила ее выжить с помощь, сам знаешь кого. Но Долбилову сломить не просто - ветеран труда, опытная, а главное - честная и правдолюбивая. Наверное, Думский с твоей помощью попытается вывести ее из охраны. Она им всем, как кость в горле. Будь поосторожнее, Федя.

- Спасибо, Вика, за предупреждение, но, как говорится, поживем - увидим.

Думский сейчас чувствовал себя вдвойне важным. Он и так-то горд был своим положением в должности начальника охраны. «Без моего разрешения и муха не вылетит через проходную», - любил шутить он. Все начальство, каких бы высоких постов ни занимало, шло к нему на поклон: мол, выпусти машину то с лесом, то со сваренным на заводе гаражом, то отремонтированным за счет завода катером, да мало ли чего требуется для своего хозяйства и друзей. А он и рад угодить, ничего, всяк пригодится: ты мне - я тебе. А тут еще, как с неба свалилась в награду от руководства верховная власть по безопасности и режиму. Начальник службы безопасности может и долго проболеть, а то и в отставку подать, так что недолго ему быть исполняющим, обязанности.

«Только нужно себя показать, доказать свое превосходство, - думал он, поджидая «опера», вот только Звягинцев путает все карты, чертов законопо-слушник. Как бельмо на глазу. Что-то нужно с ним делать, пока власть над ним имею. Многим он не по душе, хотя и надрывается. Жил бы спокойно, квартиру наметили дать, отдельную. Руководство на его заявлении резолюцию об этом наложило. Хорошо, что успел позвонить Михайловскому - директору по соцбыту, повременить с ордером. Будет ему квартира, если не перестанет зарываться, пусть сидит в своем общежитии на койко-месте и выбирает - с нами или нет. А если и впрямь не поймет, не сделает выводов, то применим к нему такой закон, что не обрадуется, смешаем с грязью и - за ворота, да так, что и комар носа не подточит».

При появлении Звягинцева Думский заговорил нараспев: - А, уважаемый Федор Иванович, проходи, проходи, заждался я тебя, дело к тебе серьезное. Прости, но другому поручить не смогу. Как-никак мы с тобой в одной упряжке, согласись, а вот видимся в последнее время все реже и реже. Прямо скажу - не дело. Вот мы с тобой стараемся, - перепрыгнул Думский сразу на другую тему, - а нас не только хвалить, а наоборот, грязью пытаются испачкать. Вот уж поистине - кто больше работает, тому больше и достается.

И он говорил и говорил, но Звягинцев его не слушал, в его голове витали свои мысли, он нисколько не желал настраиваться на волну рассуждений Думского.

«Такие, как Думский, - думал он, - всегда имеют несколько лиц. Сейчас перед ним Думский в маске, и его маска непробиваемая. Прав Герцен: "У человека гораздо больше тайных дел, чем явных».

Думский и сам порой верил в свою непогрешимость и непорочность. Он видел себя эдаким идеальным руководителем, всеми уважаемым в коллективе, но, увы, ему далеко до идеала.

- Да ты, я вижу, и не слушаешь меня? - обратился он к Звягинцеву, прижавшемуся к спинке стула у стены и склонившему в задумчивости голову. - Ну ладно, не буду в душу лезть, а души наши, я думаю, и так зеркально-чистые. Не так ли, Звягинцев? - и он рассмеялся. Затем сразу перешел на серьезный-разговор, - Поручаю тебе, Федор Иванович, возглавить комиссию по расследованию конфликта на Предпортовой. А виновник конфликта - стрелок Долбилова, Коллектив больше не желает терпеть ее и просим убрать ее из охраны. Нет, ты подумай, до чего дошла, - возмущенно продолжал Думский, размахивая руками, - понаписала, бог знает что, в своей кляузной бумаге генеральному, Все у нее разгильдяи да жулики. Она одна честная. И меня с Шунтаковым - туда же, в грязь пытается втоптать. Ты же знаешь, Федор Иванович, почти в каждом коллективе есть такие - в своем глазу бревна не видят, а в чужом соринку обнаружат и такое закатят... В общем, ознакомься у секретаря с приказом и действуй, сроку на все про все, учти - неделя, не больше. Вопросы будут по делу - заходи, а главное, советуйся. Генеральному нужен ответ по жалобе и обстоятельный. Выводы все представить мне на утверждение, и никакой самодеятельности. Запомни.

Вика нетерпеливо поджидала Звягинцева. Ее волновал их разговор, она была как на иголках: «Господи, не дай им схватиться. Оба способны взорваться». Она уже хорошо успела изучить обоих: одного раньше, другого позже. Как-никак противники, а вернее сказать, из-за нее непримиримые враги. Оба, казалось бы, серьезные мужчины. Пора понять - жизнь сама все раскладывает по полочкам. Судьба, она для каждого своя. И никакие искусственные помехи не помогут, не стоит понапрасну изводить себя, затрачивая силы. Умных мужчин полно, а вот, мудрых - раз, два и обчелся», - размышляла Вика, в тягостном ожидании своего.

Звягинцев, наконец, вышел. Он, усмехаясь, подошел к столу Вики:

- Где тут приказ о назначении комиссии?

- На, получай, - и Вика вынула из папки приказ.

В преамбуле приказа отмечалось, что стрелок Долбилова за годы своей работы так и не нашла общего языка с коллективом, ведет себя вызывающе, оскорбляет, клевещет, в том числе и на руководство охраны, и требовалось срочно положить этому конец.

В состав комиссии помимо Звягинцева входили Шереметьев - инструктор охраны и кладовщица складского хозяйства. На служебное расследование отводилась ровно неделя.

- Так, - вслух произнес Звягинцев, читая приказ, - сегодня понедельник. Считай, один день выпал. А предстоит собрать комиссию и распределить роли - это раз. Побеседовать, с каждым из той команды - это два. Проверить факты, изложенные в жалобе, на месте, - это три. Да, немного времени, даже при идеальном варианте, без помех. Но главное, как добраться до Предпортовой? Каким транспортом? Да смогут ли остальные члены комиссии в один день все вместе побывать там? А это необходимо.

Да, прижал его Думский со сроками, наверное, боится детальной проверки. Он, пожалуй, уже «обработал» и кладовщицу, и Шереметьева. Этих и «обрабатывать» не нужно - в доску свои. Для них, что бы ни пожелал Думский, как бы невзначай ни обронил слово - считай, приказ.

- Представь себе, Вика, - не уложусь в неделю, а этого желает твой начальник, сразу же будешь печатать другой приказ - о моем «поощрении». Это он постарается - сделать мне больно и твоими руками. Видно, «схватка» началась с этого приказа, чую всем нутром, Вика. Долбилова изложила все как есть в своей жалобе генеральному. Не подтверждения фактов, изложенных ею, ждет Думский, а наоборот, ему нужно скомпрометировать эту старейшую работницу в глазах всего коллектива и за борт ее. Ты это знаешь и без меня. Как мне-то быть? Закрыть глаза на правду и быть сволочью? Написать отчет, что мол, так и так, в ходе проверки факты, изложенные в жалобе, не подтвердились, сплошная клевета. А в результате - нет Долбиловой. Съели злые волки. И все поверят, Звягинцев врать не станет. Правда и закон для него превыше всего. Нет уж, Вика, каким я был, таким я и останусь. Служить бы рад, прислуживаться - тошно, как Иванец, Шереметьев, Шунтаков и прочие. Вредить, Вика, можно только себе, но не другим, особенно честным.

- Согласна, согласна, Федя, но прошу тебя, не увлекайся слишком, побереги себя, нам же здесь работать дальше.

- Не знаю, Вика, - ответил он, - я почему-то насчет дальнейшего не уверен, предчувствие подсказывает. А впрочем, поживем - увидим.

Времени терять было нельзя, его и так в обрез. Через начальника караула на Предпортовой Звягинцев вызвал Долбилову. Она прибыла на завод на следующий день утром, как только освободилась от суточного дежурства. Встретил ее Звягинцев доброжелательно, стараясь расположить к откровенному разговору. По правде сказать, она не доверяла комиссии и была убеждена в подборе членов, угодных Думскому. Но с первых же минут общения с «опером» поняла - ему можно доверять. Он попросил ее рассказать все, без утайки и опаски, что она посчитает нужным не оглашать - останется между ними. В этой непринужденной беседе было со стороны Долбиловой все - упреки, слезы, обида в каждой фразе. Негодование по поводу так называемых, творящихся безобразий во всей охране, и не только на Предпортовой, хамского отношения руководства к работникам.

- Мне немного осталось до пенсии, но не дадут доработать, со свету сживут жена Шунтакова и ее подружки. Начальник нашего караула - тряпка у нее в руках. Шунтакова целый месяц не работала, а в табеле смены стоят. Мы из-за нее по одной на воротах дежурили ночью. И без того опасно, а тут одна - прибьют и до телефона не добежишь. Но разве докажешь? Плевать им на инструкции. Шереметьеву, инструктору по службе, не раз жаловалась. И вот результат, я же виновата. Душа болит, не могу смотреть на все это спокойно, не приучена.

Ее возмущениям не было конца. Наконец-то представился случай излить всю горечь своей души, накопившуюся за последние годы. Она облегчала душу, перекладывая на Звягинцева всю тяжесть сказанного, в надежде, что ее слова не окажутся пустым звуком, а дойдут до ушей заводского руководства и наконец-то будут приняты меры по наведению порядка в охране.

Звягинцев слушал внимательно, не перебивая, и все подробно записывал, облекая в нужную форму изложения. Но вот она выдохлась, умолкла. Сказывались усталость от суточного дежурства и вконец измотанные в неравной борьбе нервы.

Звягинцеву осталось лишь поблагодарить ее и дать совет написать заявление о переводе в другой караул. Так будет лучше для нее же. Здесь, на территории завода, она будет под защитой, и с ней не посмеют расправиться, а он ей поможет.

Вторник... С утра Звягинцев сразу же позвонил начальнику службы складов и попросил освободить члена комиссии, кладовщицу Максимову хотя бы на один день для участия в проверке на складах Предпортовой. Как ни уговаривал начальника, получил отказ. В складском хозяйстве - квартальный отчет и ревизия. Максимову ревизоры саму проверяют. Как на зло - Шереметьев - в отгулах. Что делать? И он позвонил Думскому, мол, так и так, проверка затягивается по независящим от него причинам, А тот и слышать ничего не хочет.

- Ты на меня свои заботы, Звягинцев, не перекладывай, - кричал Думский. - Я со своими проблемами к тебе не обращаюсь. Вот и ты, будь добр, решай их сам. А в пятницу вынь да положь результаты проверки мне на стол. И чтоб были объективные, а не со слов Долбиловой. Всем уже известно, как она плакалась у тебя в кабинете, а ты и уши развесил, - он бросил трубку.

- Сволочь, - выругался Звягинцев и, как от прокаженного, отошел от телефона.

«Что-то срочно нужно предпринимать, немедленно произвести расследование, да так, чтобы Думский не спохватился, не разгадал задуманный ход действий, не то - перекроет все, даже сам выезд на Предпортовую», - лихорадочно думал он.

Отложив все свои обычные дела, он опрашивал остальных членов команды с Предпортовой. Большинство были, в основном, настроены против Долбиловой. Меньшинство поддерживало ее, но письменно изложить своё отношение отказались, боясь расправы. Сам начальник караула придерживался нейтралитета. Он - пенсионер, терять нечего, но и ссориться с начальством не хотел.

Осталась самая важная часть проверки, как полагал Звягинцев: документальная проверка ввоза и вывоза с территории складов на Предпортовой материальных ценностей. Покопаться в книгах на складах и в заводской бухгалтерии - картина в основном прояснится. Доказательства, только доказательства, подтверждающие указанные факты в письме Долбиловой, он должен добыть. В этом и его спасение.

На проверку фактически оставался один четверг. Кровь из носа - нужно было с самого утра попасть ему с проверкой на Предпортовую. Вечером в среду Звягинцев обратился к Шунтакову с просьбой выделить в его распоряжение «газик», закрепленный за охраной, Но не тут-то было:

- «Газик», извини, Федор Иванович, - подчеркнуто вежливо ответил тот, - увы, уже не наш. Он перешел в собственность Думского. Руководство завода решило поощрить его за особые заслуги.

- Значит, охрана на сегодня без транспорта вовсе? - возмутился Звягинцев, - как же начальники караулов будут проверять посты по периметру да еще в ночное время. А в случае нападения на посты, как оказать экстренную помощь без транспорта? Об этом подумали?

- Это наши проблемы, и они вас не касаются, - грубо оборвал его Шунтаков.

Но время не ждало. Срочно что-то нужно было предпринять. Звягинцев позвонил диспетчеру транспортного цеха. Та ответила, что на Предпортовую выдана путевка водителю Ленькову. Правда, он с сопровождающим, но одно место имеется.

- Если успеете, у транспортных ворот перехватите, машина только что отошла от диспетчерской.

Звягинцев позвонил сразу же на транспортные ворота с просьбой задержать машину, затем предупредил Вику о своем отъезде на Предпортовую и поспешил на перехват машины. У ворот стоял КАМАЗ с невыключемным двигателем, поджидающий Звягинцева. Он запрыгнул на высокую подножку и влез е кабину, усевшись вплотную к дверце.

Машина петляла по переулкам и улицам, объезжая перекопанные участки и, наконец, после полуторачасовой езды подкатила к вoротам территории складов на Предпортовой.

Караульное помещение размещалось за воротами в бревенчатой избе. Внутри две небольшие комнаты, посередине - русская печь, у входа вешалка, у окна столик с табуретами. По углам - старенькие обшарпанные тумбочки.

Четыре женщины, облепившие теплую печку, поздоровались со Звягинцевым и с любопытством в четыре пары глаз следили за его "действиями.

Звягинцев присел на табурет, разложив на столе бумаги, и попросил журнал регистрации вывозов с территории материальных ценностей. Перелистывая журнал под неусыпными взглядами женщин, он обращал внимание на интересующие его записи, внимательно изучил, а затем делал выписки. Неожиданно он наткнулся на знакомые ему фамилии: Думский, Щунтаков, Шереметьев. Чего только, согласно записям, они ни вывозили, и все это значилось как отходы производства. Например, много было вывезено, так называемого, подтоварника - древесных отходов, коротышей от стволов деревьев, отходов листового металла и т.д.

- Да у вас, я вижу, склад отходов? - с усмешкой обратился Звягинцев к кладовщице, - и кто вам их поставляет? И зачем они попадают на склад? Может поясните?

Затем, немного помедлив, он потребовал книгу учета всех отходов.

- А отходы и есть отходы, не моргнув глазом, ответила кладовщица, - они сами по себе образуются, да и кому они нужны? Зачем на них заводить учет?

- Ну не скажите. Как видно из этой книги, многим они нужны, - прервал он ее.

Отложив журнал в сторону, Звягинцев попросил кладовщицу представить ему накладные, по которым вывозились, так называемые отходы работниками завода. Кладовщица молча ушла в кладовую, слышно было, как она кряхтела и ворчала. Поведение "опера" ее начинало раздражать и пугать. Немного погодя, она появилась с тяжелыми запыленными пачками накладных в двух руках и, пройдя медленно по скрипучим половицам, бросила их небрежно на стол. Пыль так и полетела во все стороны.

- Вам, за какой период? - спросила она.

- За весь прошедший год и начало этого, - невозмутимо ответил Звягинцев, понимая ее состояние.

Вскоре стол был полностью завален накладными.

И морщась от пыли, любопытные убрались за печь в другую комнату. Развязывая пачку за пачкой и выбирая нужные ему накладные, Звягинцев и сам морщился, чихая от пыли. Закончив проверку и отобрав около тридцати накладных, он написал расписку кладовщице об изъятии и уложил их в свой кейс.

- Вы, извините, - уловив её беспокойство, сказал он, - у меня есть на то право, а сейчас я попрошу вас показать свое складское хозяйство.

На территории складов в самом углу возле забора Звягинцев увидел машину под погрузкой леса.

- Идемте к лесовозу, - предложил он кладовщице.

Башенный кран поднимал со штабеля по бревнышку и аккуратно укладывал их в кузов с прицепом. Командовал погрузкой низенький, толстый, как шарик, мужчина средних лет в кожаной черной куртке. Он деловито покрикивал, подавая команды крановщику: "Майна, вира».

- Что грузим? - спросил подошедший к нему Звягинцев. Кладовщица остановилась поодаль.

- А тебе какое дело, - небрежно и грубо ответил он. - Не слепой, видишь сам.

- А документы есть на погрузку? - не отставал Звягинцев.

После такого вопроса мужчина обернулся, заподозрив неладное, полез в карман куртки.

- Ну, есть, конечно, - и он протянул накладную Звягинцеву. В накладной значилось два кубометра подтоварника.

- А квитанция на оплату? - обратился к нему Звягинцев.

- Пожалуйста, - и толстяк таким же небрежным жестом подал квитанцию на оплату двух кубометров подтоварника, сумма значилась десять тысяч рублей.

- Ну, дорогие товарищи, вы ошиблись, совсем не то грузите, ответил ему Звягинцев. - Придется разгружать.

- Как это, разгружать? – возмутился он.

- Да, придется, - отчеканил Звягинцев, - во-первых, вы грузите строевой лес, погрузили уже не менее двенадцати кубов и продолжаете грузить. А сколько это стоит - не мне вам говорить. Во-вторых, этот лес выписке не подлежит. Так что разгружайте и без разговоров.

Звягинцев подозвал кладовщицу и указал на машину.

- Это, по-вашему, подтоварник, древесные отходы? Почему отпускаете строевой лес, кто вам дал на это право?"

Та стояла, боясь шелохнуться, и не знала, что ответить. Собравшись с духом, наконец, призналась:

- Да, у нас вообще никакого подтоварника не было, - почти шепотом произнесла она.

- Тогда зачем вы мне голову морочите? И это вы такую уйму леса разбазарили, выдавая его за подтоварник? - не помня себя, закричал он, но быстро утих, осознавая, что кладовщица вообщем тут ни при чем, она просто исполнитель.

Накладную и квитанцию к ней Звягинцев спрятал на глазах у всех во внутренний карман пиджака, сложив их вчетверо.

Затем повернулся в сторону крана и махнул рукой крановщику, наблюдавшему из кабины за сценой, происходящей у машины.

- Слезай, погрузки не будет, - крикнул Звягинцев ему и направился в караульное помещение.

Но тут его догнал толстяк, мощным кулаком ударил по плечу. Звягинцев пошатнулся и быстро развернулся. Он успел предупредить следующий удар, остановил занесенный над ним кулак и рывком, перехватив руку толстяка, поднырнул под него и бросил через плечо прямо в лужу. Приемы самбо, изученные им в школе милиции, пригодились и на сей раз.

Не обращая внимания на барахтающегося в луже нападавшего, он быстрым шагом устремился в караульное.

Вслед за ним влетел толстяк и, не обращая внимания на свой вид, лихорадочно принялся набирать номер телефона. Он обиженно пыхтел, и вид его теперь был, скорее, растерянный.

- Алле, алле! - закричал он в трубку, - Яков Семенович, погрузку остановили, что делать? Как кто? Оперативник заводской меня чуть не убил, накладную с квитанцией забрал, акт составляет. Понял-понял, Яков Семенович, хорошо. Жду... - и он положил трубку, затем направился к выходу и злобно бросил на ходу в лицо Звягинцеву, - Сейчас тебе зададут перцу. Тоже мне, хозяин нашелся, - и, хлопнув дверью, вышел.

Звягинцев, не обращая внимания на его выпады, предложил кладовщице, которая, так и не сняв фуфайки, стояла, оперевшись о стенку у окна, прочитать и подписать акт.

Пока она внимательно читала, Звягинцев возмущался:

- Вы же прекрасно знаете, что такое подтоварник. Это же коротыши, обрезы бревен, одним словом, отходы.

- Я ни при чем, - спокойно ответила она, - я делаю то, что мне говорят мои начальники.

- Не говорите глупости, - перебил ее Звягинцев, - вы - материально-ответственное лицо, у вас на подотчете строевой лес, а не отходы, и вам ответ держать за его хищение.

Та на него подняла удивленно глаза.

- Да-да, это хищение, не удивляйтесь, а вы его - соучастник, и, представьте себе такую ситуацию, что все, кто вам давал указания, откажутся от своих слов. А этого и следует ожидать. Письменных указаний нет? Нет, - сам же и ответил на свой вопрос, - а потом вы же кладовщик, никто вам не указ в незаконных действиях, так что отвечать придется на полную катушку, имейте в виду.

Кладовщица, тем не менее, под актом сделала приписку: «Отпускала лес по указанию руководства».

Звягинцев собрался уходить, когда зазвонил телефон. Шунтакова первой схватила трубку, до сих пор наблюдавшая за всем этим молча. Она слушала некоторое время, плотно прижав к уху трубку. Зрачки глаз все больше и больше расширялись.

- Но мы тут при чем? - оправдывалась она в трубку, - Он потребовал документы как проверяющий. Я же не знала сути дела, меня никто не предупредил. Он и накладные все забрал, и акт составил.

Затем оторвала трубку от уха и протянула ее Звягинцеву:

- Начальник требует вас.

Казалось, Думский подпрыгивает на том конце провода, он так кричал, что слышно было не только Звягинцеву:

- Кто тебе позволил одному ехать. Почему не предупредил меня, почему не взял Шереметьева. Верни накладные кладовщику. Понял? Считай, уволен за самовольное оставление рабочего места, сегодня - твой последний рабочий день,

Звягинцев, готовый к любым выходкам Думского, спокойно ответил:

- Я выполнял свой долг, тем более что у меня сегодня рабочий день, хотя и последний. Я доведу проверку до конца и сегодня сдам материалы проверки руководству завода. И пусть решают там, что у меня - прогул сегодня или нормальный рабочий день. Советую вам обратиться к юристам завода, они разъяснят, что такое прогул.

И Звягинцев, не выдержав, положил трубку.

- Машину разгрузите, если не хотите неприятностей, - обратился он к начальнику караула. И не вздумайте выпустить с лесом. Все на вашей ответственности, учтите, - и, взяв кейс, он вышел за ворота и направился на автобусную остановку.

Время перевалило за полдень, нужно было успеть закончить все дела до конца рабочего дня. Автобусом до метро, затем до станции «Василеостровская» и снова автобусом, наконец он добрался до завода.

В своем кабинете он закрылся, чтобы никто не мешал, и приступил к составлению отчета и рапорта по результатам проверки жалобы Долбиловой. Материала собрано много. Это и объяснительные акты проверки, и накладные, и квитанции. Все указывало на то, что Долбилова была права, факты, изложенные ею, полностью подтверждались, «Ну что ж, дело сделано, - подумал Звягинцев, - и что дальше? Если материалы попадут в руки Думскому, он их тут же похоронит, Выход один, - решил он, - направить материалы генеральному. В конце концов, жалоба Долбиловой на его имя, и он дал указание разобраться. Как председатель комиссии он выполнил свой долг, так что совесть чиста».

Звягинцев упаковал в большой почтовый конверт все материалы, вложил в папку и направился в заводоуправление. В канцелярии сдал, как и полагается, с отметкой в журнале, и с облегчением на душе возвратился к себе. Рабочий день заканчивался.

Но тут в кабинет вошла Вика и «обрадовала» его: она молча, с серьёзным лицом положила перед ним на стол приказ,

- Что это, Вика, очередная блажь шефа? - горько усмехнувшись,

спросил он.

- Да, ты читай, не иронизируй, нашла коса на камень, - невесело ответила она.

Он нехотя, невнимательно пробежал приказ глазами. В приказе значилось, что Звягинцев сорвал проверку жалобы, проявил недопустимое самоуправство и так далее и так далее. За невыполнение приказа по проверке ему объявлялся строгий выговор с предупреждением об увольнении с завода.

- Ну, вот, Вика, - расписавшись в графе «ознакомлен», и передавая ей приказ, улыбаясь, сказал он. - А ты беспокоилась, я еще не уволен, а стало быть, еще повоюем на благо завода.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 24 252627 28 29 Следующая ⇒