ХИМИК-СКЕЛЕТ И 4 страница

– Мы дорогим гостям всегда рады!

Валентин думал, что Игорь Федорович будет возмущаться, но блистательный молодой человек был полностью уничтожен своим падением. В глазах его читалась обреченность жертвенной овцы.

Невольников хмеля везли через ночной город. Во тьме неясно обозначилась громада Дворца Профсоюзов на Александровской горе. А за ним… Вот где прятались настоящие дьяволы!

Здание Ленинского РУВД было ярко освещено. Молодых людей заставили снять шнурки, сдать деньги, ключи, а потом провели по длинному узкому коридору в камеру. Там сидело человек десять. Все хмурые, молчаливые как каменные изваяния. Вместо нар вдоль стены камеры шел выступ. Вот на нем, словно на жердочке, устроились Валентин и Игорь Федорович.

Два часа растянулись в новую кайнозойскую эру. Игорь Федорович томительно причитал: «Господи, юдолью плача проходя, источники открывая. Какой позор, теперь запись на всю жизнь. Реноме испорчено».

Юдоль плача прервалась раздавшимися в дальней камере истошными криками: «А-а выродки, что вы делаете?! Выпустите!»

– Сцуки, – раздался рядом с Ребровым гаснущий, как свеча, голос.

– Что? – спросил Валентин.

– Баллончиком черемухи прыснули в камеру, – устало пояснил незнакомец.

– Зачем им это? – удивился Ребров.

Незнакомец, с грустными глазами пойманного в клетку снежного бараса, пробормотал.

– Развлекаются.

За железной дверью раздались гулкие шаги милицейской стражи. В камере возникло легкое волнение. Те страдальцы, которые ближе сидели к двери, испуганно вжались в плечи товарищей.

– Кенты, если вертухаи прыснут, главное не дышать! – послышалось, чуть ли не задорно, с лавки напротив.

Однако судьба наконец улыбнулась моему герою. Вертухаи прошли мимо. По камере пронесся вздох облегчения.

То ли от пережитого волнения, то ли по законам тюремного жанра, мочевой пузырь Валентина срочно потребовал облегчения. Он какое-то время терпел, но потом понял, что не может.

– Здесь туалет есть? – зашептал Ребров в ухо Игорю Федоровичу. Тот пробурчал нечто нечленораздельное.

– В дверь со всей силой постучи, – ответил уже знакомый голос с противоположной лавки.

– Слушай, умник, я щас сам тебе по черепушке постучу, – возразил прокуренный бас.

– Так что ему, обосраться что ли? Знаешь, так ведь и будет сидеть, вонять до утра. А черемухи они много не пускают, боятся, что вдруг кто-то откопытится.

Прокуренному басу пришлось, поворчав, заткнуться.

Валентину, конечно, было не до обид. Он думал, что отбил кулаки в кровь, прежде чем в коридоре не загрохотали надзирательские ботинки.

– Ты что буянишь?! – спросило возникшее в зарешеченном окошке каленое лицо.

Ребров, краснея, как будто кто-то из сокамерников мог поднять на смех его, а на самом деле от стыда, что должен отчитываться перед ментом, пробормотал:

– В туалет хочется.

– Всем вам хочется. Нет, чтобы сидеть тихо!

Дверь с ужасным скрипом открылась, и Валентин, под неусыпным оком стража, был препровожден в столь часто упоминаемое авторами современных романов помещение. Ребров уже был не настолько пьян, чтобы подумать о побеге через вентиляционное отверстие. Зато он смог лишний раз убедиться, что ночная жизнь Ленинского РУВД бьет ключом.

Дежурные, заломив фуражки с красными околышами, пожирали китайскую лапшу из контейнеров. Двое задержанных томились в ожидании решения своей участи. Майор на чем свет распекал сидящего с книгой молоденького практиканта: «Ты что это, друг, за хирню читаешь?». «Преступление и наказание». «Ну, наказание это хорошо. А кто написал, Бушков?» «Достоевский». «А… это тот авторитет гнилой, котому в Новиковке свои же перо под ребро загнали? Не знал, что он еще книжки пишет. Умный бандит нынче пошел. Нет, ты лучше, друг, устав о милиции почитай. Полезнее будет».

Гвоздем картины стало появление Изольды. Хотя встретить цыганку именно здесь было естественнее всего, Валентин не мог скрыть своего изумления. Нет, шока. Ведь только что он вспоминал о ее пророчестве!

– Вай, мальчик, за что тебя? – спросила она, когда сопровождавший молодого человека страж увлекся перепалкой с бомжихой из первой по коридору камеры.

– В ресторане с другом погуляли, – сознался Ребров.

Изольда приподняла бровь

– Друг хороший значит.

– А ты что здесь?

– Представляешь, ни за что! У нас ведь в России цыганкой быть преступление.

Валентин хотел было спросить Изольду о Мишгане, но тут страж вспомнил о том, что должен отвести задержанного обратно.

– Эй ты, Капекина Ксанка, а ну, рот захлопни свой поганый, пока майор тебя в одиночку на пятнадцать суток не закрыл!

Изольда совсем не обиделась. Наоборот, посмотрела на мента с такой извиняющее обворожительной улыбкой, так ресницами затрепетала, что страж, отводя взгляд, пробормотал:

– Колдунья!

И, злая насмешка судьбы, именно в тот момент, когда стражник вернул Реброва в камеру, весь ужас неволи кошмарными когтями инфернальных чудовищ принялся раздирать сердце моего героя. Погружаясь в пучину похмельного бреда, Валентин, на границе дремы и яви, представлял готическую картину. Железная дверь узилища вздрагивала от мощных ударов, а потом падала на бетонный пол. И в ореоле черно-золотого света представала Она, спасительница-Рита!

Тут между ними возникал неформал с гитарой, Горбун!

И Ребров пробуждался.

После нечаянного свиданья с Изольдой время как будто пошло быстрее. Ближе к утру Валентин проснулся от того, что Игорь Федорович с противным скрипом протирает очки.

– Ну, сейчас поведут к начальнику, штрафы выписывать, – мрачно сообщил незнакомец, оказавшийся изможденным ночной неволей мужчиной лет тридцатисеми. У него был усталый взгляд пойманного в клетку снежного барса.

– На улице тоЖанный пух всю ночь сыпал, ветер очень холодный был, чуть снег не пошел в начале лета, – сообщил тип с лавки напротив и вдруг пристально-хитро посмотрел на Валентина. – Молодой человек, вас что, не учили со старыми друзьями здороваться?

Ребров напрягся. Где он видел этот дерзкий взгляд, эти васильковые глаза? И догадка быстрее молнии: в детстве, когда они еще жили на Суворова.

– Андрюха? – осторожно предположил Валентин.

– Он самый. Вот так встреча!

Андрюха хохотнул.

– Небось сдачу экзамена отмечали, профессор? Помнишь, как я тебя вундеркиндом называл? Да, прикольный ты хлопец был. Не матерился, все опыты ставил. Сейчас, небось, ученый уже с мировым именем. Рустика помнишь? Чернявый как цыганенок. Так мы с ним развод его четвертый отмечали. А жена его бывшая, сволочь оказалась. Приперлась когда не звали, ну потом милицию вызвала, как я ей в челюсть всадил. – Андюха ненадолго задумался, словно припоминая что-то. – Я вот сам пока не окольцевался. А у тебя как? Помню, ты с одной дивчиной в последний год, когда вы еще не съехали, ходил. Забыл, как ее звали. Ничего так, хорошая была, острая на язык. А я отчего-то глаза запомнил. Вот такие черные, большущие. И юбку – вот такую коротущую, как у девчонок в японских фильмах!

Сердце Валентина сжалось от тоски. Отчего здесь, в это утро, он должен был встретить товарища по двору только за тем, чтобы тот напомнил о Рите? О его ангеле-демоне?

К счастью, судьбе надоело испытывать моего героя. Задержанных вывели толпой в коридор и провели в комнату начальника. Обстановка помещения была спартанской: стол, стул и огромный сейф в углу. Первым делом сидельцы получили назад свои шнурки. Потом деньги и документы. Андрюха, судя по плохо разборчивому бормотанию, обнаружил недостачу, но не стал возмущаться. Ожидание начальника затянулось почти на полтора часа. Подъем настроения сменился новым приступом тоски. Кое-кого мучило жестокое похмелье.

Однако Игорь Федорович произвел настоящий фурор, когда тишину комнаты прервал звонок сотового. В 1999 году это было неслыханное дело – вынуть трубу из кармана. Собственно говоря, никто поначалу не понял, что Игорю Федоровичу вернули телефон. Все подумали, что это какой-то наворочанный пейджер.

Дорого одетый молодой человек снова преобразился в нового русского. Люди вокруг посторонились. Настроение моментально вернулось Игорю Федоровичу, как и его манеры записного денди.

Однако Игорь Федорович не стал дразнить постояльцев обезьянника долгим разговором, ограничившись парой утвердительных слов. Потом, в полшепота, он сообщил Валентину:

– Вот девчонка молодец. Ради нас даже к генералу одному ездила, да только из обезьянника никакой генерал не вытащит. Если попал сюда, считай до утра умер.

– Амина?! Где она сейчас? – забескопоился Валентин, до глубины души тронутый женской самоотверженностью.

– У входа нас дожидается. Говорит, с ней председатель «Красной гвардии».

Ребров схватился за голову от стыда: «Боже, она и Американца привлекла!»

Чистый июньский ультрафиолет, проникший через стекло, залил комнату. В комнату, скрипя начищенными ботинками, вошел начальник. Дело сказочно быстро потекло. Дежурный мент выкрикивал фамилии. На стол тут же ложился протокол и повестка об уплате штрафа.

Когда речь дошла до Валентина, начальник, бросив взгляд в бумагу, воскликнул: «Разбил зеркало в туалете, оказывал сопротивление при задержании. Ну, это конечно на все триста!» Мой герой не без мистического трепета вспомнил пророческие слова дежурной медсестры из вытрезвителя на улице Лесотехникума.

Наконец с формальностями было покончено, и молодые люди вышли на посыпанную тоЖанным пухом улицу.

Там их действительно ждали Амина и Василий. Ребров не мог избавиться от занятного сходства с эпизодом фильма «Однажды в Америке». Для зеркального соответствия требовалось еще подогнать черную «Волгу-комби» и уложить голую Амину в гроб в качестве живого сюрприза.

Молодые люди не успокоились, пока их не ответили подальше от постылого учреждения за гранитную громаду Дома Профсоюзов (возведенного на фундаменте разрушенного храма). Ребров не хотел продолжения банкета. Но Василий мгновенно разрешил сомнения.

– Сегодня по домам, а в воскресенье отмечаем освобождение из застенок. Будут квас, шашлыки с перчиком и прочая здоровая пища.

Валентин нахмурился.

– Штраф уплатить надо.

Игорь Федорович согласился.

– Сам, черт, на мели.

С этими словами он торопливо пожал руки Американцу и Реброву.

– Спасибо. Я побежал, волка ноги кормят!

– Деловой человек, ничего не скажешь, – сказал Американец, когда Игорь Федорович испарился, будто его не было. – Нужны такие нашей организации, ох как нужны, да только связался, понимаешь, с шушерой этой Камышлинским. Кстати, где эта дурочка Ася? Вы же вместе в ресторане гуляли?

Амина покраснела.

– Ну, ко мне люди должны были подъехать, по работе. Они в холе ресторана Асю увидели и за меня приняли.

Американец облегченно перевел дух.

– Для нашей красногвардейки это привычно. Жива, здорова значит. – Он ласково посмотрел на Валентина. – А тебе, кстати, за работу в наборе в стройотряды денежка полагается. Так что и штраф свой грошовый заплатишь, и одежонку справить будет на что. Ты же сейчас кавалер у нас, девчонок очаровываешь так, что они за тебя в час ночи семейному человеку звонят.

Засыпая вечером в своей комнате, Валентин думал совсем не об Амине и, тем более, не случайно мелькнувшем обломке детства Андрюхе. Перед его глазами стояли незнакомец с глазами пойманного в клетку снежного барса и Изольда.

ГЛАВА VI

ОЗЕРО, ПИНОККИО, ЦЫГАНКА

На следующее утро, после того как Ребров уплатил штраф в триста рублей, позвонила Лиза. В своей излюбленной манере она попросила прощения:

– Ой, извини, я лодыжку растянула. Хорошо в ресторане погуляли?

– Ничего особенного: одно зеркало и ночь в обществе друга детства, – ответил Валентин.

Лиза взвизгнула от восторга.

– Это классно! А я уже опухла от бытовой рутины. Кстати, про Асю слышал? Это настоящая умора. Я еще ее потом похвалила, что молодец, поступила как честная девушка. А она, оказывается, просто какую-то шалаву заменила.

Долго после звонка мой герой сидел, погруженный в противоречивые мысли. Он чувствовал себя предателем, но ничего не мог поделать с собой. Амина, добрая Амина ежеминутно падала в его глазах. Валентин чуть не плакал. Зачем она испоганила себя ужасным ремеслом? Зачем она добровольно вычеркнула свое имя из списка порядочных девушек и внесла его в список проституток?! О, пусть лучше бы Амина была стократ недоступней, горделивей, как Рита!

В какой-то момент Валентина захватила безумная идея поговорить по душам с Аминой. Строго, жестко, как старший брат. И тут ужасно постыдное воспоминание о собственном желании сделаться Амининым клиентом настигло его. Он почувствовал такой дикий стыд от простого намерения, что зарылся с пламенеющим лицом в подушку.

Но в двадцать два года все радости и горести, как равно и приступы морального раскаянья, бывают недолговечны. Тем более, что мой герой ничего такого не совершал и, читатель, ты наверняка решил, что я сгустил краски. Что ж, может и так. Но, честно, надоели современные Дэны и Бэны, которые даже забыли, что стыд такое же великое чувство, как любовь. И все же разве не Валентин горделиво соблазнял Лизу?! Разве не он, думая о другой, влюблялся в другую?

Прошла июньская неделя. Ребров просидел дома. Амина позвонила сказать, что уезжает с матерью и отчимом на несколько месяцев в другой город. Валентин не то чтобы обрадовался. Нет, скорее испытал смешанное чувство сожаления-облегчения.

Когда Лиза двадцать седьмого июня пригласила Валентина на день молодежи, мой герой воспринял это как знак, как избавление от добровольного затворничества. «Кстати, я обещала тебя познакомить со своей подругой. Она сегодня будет», – сообщила девушка с таинственным видом.

Молодые люди сели в бесплатный трамвай с убитыми холодными и твердыми, как надгробные плиты, сиденьями. Ребров принялся проклинать убогость провинциальной жизни. Он опять был ребячлив, не замечая, как из-за любопытства к семнадцатилетней девушке сам становится одного с ней возраста:

– Уфа прогнила. Задолбали вонючие бараки и обсыпающиеся гипсовые пионеры в Черниковке. Город надо разрушить и построить заново. Никогда не понимал тех, кто цепляется за старину, какие-то гнилые избенки. Прямо стыдно за город. А местные художники только умеют Салавата Юлаева и мечеть на Тукаева рисовать.

Лиза усмехнулась.

– Ты прям как Никки Уфимцев.

– Кто такой?

Лиза нежным голоском запела:

– «Уфа – дыра, зашить ее пора!»

– Это из его песни?

– Ага. Ненавижу соплежуев. «Я родился в Уфе, этом городе тихом и скромном...» Славян, тебя надо как-нибудь с ним познакомить, помнит всех старперов. Его надо спросить. «ЧК» Уфимцева для своего времени действительно было круто. А местные барды – что за блондинство?

Но Валентин уже оседлал любимую обличительную тему. Даже внезапное появление в салоне Аси в ячеистых чулках, что называется от пупка, не смутило его. Обнявшись, девушки перекинулись одними им понятными сплетнями (для Валентина было непостижимым, как Лиза из неформалки в мгновенье ока могла перевоплощаться в обычную мещаночку). Когда они наконец повернулись к Реброву, он продолжил атаковать Лизу:

– Ты была в галерее на «Знании»? Один Бурзянцев и абстракционизм. День висела голая девушка с фруктами. Ее быстро купили, но девушка все равно была криво нарисована. А потом, на втором этаже совсем нет портретов. Я прихожу и говорю: «покажите мне портрет». Мне приносят картонку с белым треугольником и точками вместо глаз. Ну я такую хирню сам могу нарисовать!

Неожиданно Ася зажала нос и как ненормальная бросилась в конец салона. Валентин смутился, но дело оказалось не в его экстремистских речах, а в цыганистом бомже, который сел на Центральном Рынке.

Это был старый знакомый. В первый раз, еще приличный, кудрявый, притащенный с улицы на лекцию преподавателем религиоведения, он рассказывал про демоницу Лилит, которая соблазняет и мучает мужчин. Буквально год спустя, обладатель женских розовых джинсов ел кошачьи консервы. Даже цыганка Изольда подала ему милыстыню.

Гламурный наряд уфимского Диогена не мог избавить пассажиров от почти осязаемого облака густых запахов. Лиза не стала убегать, только отошла к открытому окошку, поманив за собой кавалера.

Наконец молодые люди прибыли к горчично-желтой арке с изображением гипсовых пионеров. Арка была готова рухнуть на головы посетителей парка и, по всей видимости, держалась только назло Реброву.

Чтобы добраться до сцены, моей троице пришлось продираться через толпы стекающейся с окрестных остановок молодежи, минуя лотки торговцев воздушными шарами и игрушками.

У продавщицы мороженого Ася замедлила шаг. Валентин решил похвастать перед Лизой широтой своей натуры.

– Выбирай, какое хочешь.

Но Ася никак не могла выбрать.

– Ой, это слишком дорогое, а «СССР» невкусное. – Тут она сделала жалостливое лицо. – А нет у вас такого, название забыла, и недорогое, и не жирное, но очень вкусное?

Как ни странно, продавщица поняла ее с полуслова.

– Было с утра, но раскупили. Возьмите вот это, оно чуть хуже, но тоже очень неплохое.

– А ты что будешь? – обратился Валентин к Лизе. Честно говоря, напрягало, что девушка, которая пригласила его на праздник, проявляла куда меньше фамильярности и энергичности, чем Ася. Но Лиза уже в задумчивости смотрела на высокого старика с небритым лицом. Он стоял поодаль, забавлял зевак самодельными марионетками. Продавец был вылитый лотерейщик из детства. Валентин вспомнил…

месяц май, где-то в середине 80-х.

В праздники Ребровы любили выходить погулять на площадь перед Калининским универмагом. Там было тесно от палаток, в которых торговали сладостями, воздушными шарами. Валентину покупали моток сахарной ваты, ром-бабу или кольцо с орехами. Но однажды внимание Реброва младшего привлек лотерейщик – старик, который крутил барабан из оргстекла: «Налетай, прибегай, участие в розыгрыше принимай! Кто возьмет билетов пачку, тот получит водокачку!» Валентин дернул отца за рукав, а потом умоляюще посмотрел на мать.

В этот день Виктория Павловна была доброй: по профсоюзной линии ей дали целую сумку консервов со свиной печенью. Она пришла утром и выставила на стол перед семьей двадцать баночек, на которых были нарисованы поросята в черных фраках и дипломатами в копытцах, и сказала: «А теперь пойдем гулять в универмаг».

Загадав номер, Валентин как завороженный наблюдал за грохочущими в барабане шарами. Прекратив вращение, лотерейщик вынул выпавший в лузу шар. «Восемнадцать! Выиграл номер молодого человека!» Родители были потрясены удачливостью отпрыска. Под хлопки собравшихся зевак, лотерейщик вручил Валентину книжку Маяковского «Что такое хорошо, а что такое плохо». Ее главным достоинством были картинки про войнушку. Потом у мальчика лет пять не выходили из головы деревянные ружья с надетыми на штыки красными и синими флажками.

Голос старика вернул Валентина в настоящее.

– Купите для своей девушки!

Внимание Реброва приковал Пиноккио. Туловище марионетки было сделано из кубиков детской азбуки, руки и ноги из разноцветных крышечек, голова из пластмассовой лейки.

– Фу, он какой-то некрасивый! На свалке что ли его собирали? Вот сейчас один клевый магазин с кошечками открылся. Они фарфоровые, мур-мур, просто прелесть! – заявила, надувая пухлые губы, Ася.

Лиза с такой уничтожающей снисходительностью посмотрела на подругу, что та прикусила язычок.

– Мне ваш Пиноккио очень нравится, – обратилась Лиза к продавцу. – Он сделан с душой. В нем нет мерзкого гламура.

– Сколько? – спросил Валентин.

– Сорок рублей.

Отчитывая деньги, он думал о словах Лизы. Марионетка одновременно привлекала и отталкивала. Она поражала аляповатостью, но в ней чувствовалось что-то оригинальное и совсем не сказочно-детское. Как жаль, что в свое время Пиноккио не попался на глаза Рите! Интересно, что бы она сказала о нем? Наверное, прочитала бы целую поэму! И Валентин тут же начал фантазировать о несуществующей Рите среди существующих девушек.

На танцплощадке Асю пробил сушняк:

– Ой, я прямо умираю. Пива хочется!

Лиза предложила:

– Давайте сходим вместе.

Ребров, с предвкушением безумного продолжения, подчинился прекрасным дамам. Однако к ближайшему киоску слева от арки уже выстроилась длинная очередь. Пришлось идти в продуктовый. Сурового вида женщина в толстых серьгах и белоснежном колпаке косилась глазом на двух худосочных пареньков лет под четырнадцать:

– Мальчики, вам не рановато водку брать-то?!

Валентин уже открыл рот, чтобы шепнуть Лизе на ухо, какая, мол, правильная продавщица. Но тут хитрая улыбка осветила восково-красное лицо жрицы российской торговли.

– В вашем возрасте пиво пить надо!

Мальчики, радостные и сконфуженные, взяли две «Балтики» 9-ки – почти чистый спирт. Ребров последовал их примеру.

Когда бутылки были откупорены, начался концерт. Первой выступала группа «Люмен», второй «Язва желудка», третьей «Аннигиляторная пушка», четвертой «Церепаха Торчилла». Список замыкало загадочное «Нечто». В дурмане всеобщего умопомешательства куда-то запропастилась Ася.

В каком-то упоении, угощаясь невыносимо теплым пивом, Валентин вдруг схватил ставшую податливой Лизу и поцеловал в губы.

Когда угар развеялся, он почувствовал как, взвизгнув от восторга, дернулась Лиза и повисла на плечах налетевшей неизвестно откуда чернявой особы лет двадцатидвух в длинной пестрой юбке. Наконец незнакомка подняла лицо и… Ребров опешил.

Невозмутимо прямой длинный нос, крупные глаза.

– Моя подруга. Знакомься! – воскликнула Лиза.

Глаза цыганки стали черно-карими, как будто в этот момент их изнутри разорвали тысячи чертей.

– А мы – старые знакомые. Неделю назад виделись в месте одном нехорошем. Обезьянник называется.

– Это правда?! – рассмеялась Лиза, заговорщицки подмигивая Валентину.

В глазах Изольды, как показалось Реброву, сверкнули искры:

– У вас что, любовь?

– Нет! – хором ответили Валентин и Лиза.

Хотя веселье продолжилось, Ребров вдруг почувствовал, как спадает восторг. Изольда и Лиза принялись шептаться. В какой-то момент, когда у солиста из группы «Нечто» что-то случилось с микрофоном, Изольда вдруг потащила подругу за собой.

– Он с нами пойдет? – спросила Изольда.

Лиза покачала головой.

– Нет, он же парень.

Затем она приобняла Реброва.

– Ты, пожалуйста, постой здесь немного. Мы скоро вернемся.

Пока девушки (одна из которых была молодой матерью!) ходили, Валентину в голову лезла одна мысль страннее и неожиданнее другой. Почему так случилось, что Изольду он встретил настоящую, а Лиза оказалась всего лишь бледным подобием Риты? Чего не доставало в лизиной формуле? Наверное, таинственности. Не в смысле обычных женских недоговорок, а в каком-то вызывающем стремлении ко всему необычному. Если разобраться, так ведь неформалы были целым сообществом, а Рита – одиночкой. В лице Лизы было много соблазнительного, а в лице Риты – совершенного. Лизины черты – нежные, тонкие – завораживали взгляд. Ритины – смелые, прекрасные – рождали трепет в душе. Лиза казалась маленькой богиней Афродитой, родившейся из морской пены, Рита же рождала образ Афины Паллады, выскочившей из головы Зевса в полном боевом облачении – со щитом и копьем. Лиза, как и Рита, отличалась развитостью, но она не поражала эскападами, безумно-длинными монологами, как невеста с крыши. То есть в этом смысле не была его, Реброва, идеалом. Однако даже такой копии Риты мой герой был рад. Пусть хотя бы так он снова будет общаться с Ней. Это было все равно, что окунуться в роскошь убранства южно-уральской горной долины в середине лета, когда она может соперничать с лучшими местностями Швейцарии и Италии.

Когда, спустя полчаса, микрофон заработал, и толпу, словно иглы, прошили девчачьи визги, Ребров почувствовал расширяющуюся с каждым мгновеньем пустоту. Он подождал десять минут, потом еще пять, и внезапно понял, что Лиза могла потерять его в этом столпотворении.

Валентин двинулся сквозь толпу в сторону Солдатского озера. По пути он встретил Асю с маленьким, безнадежно нетрезвым лохматым кавалером. Внешность кавалера показалась моему герою смутно знакомой. Портрет асиного спутника исчерпывался мятыми черными джинсами и живописнейшим, из охры, берлинской глазури и кадмия фонарем на пол-лица.

– Ты не видела Лизу и Изольду?

– Эти цыганки такие грязные, – нараспев произнесла Ася. – Я вообще не понимаю, как можно с ними общаться, они же наркотой торгуют!

– Я их около Солдатского видел, – буркнул, будто нарочно протрезвевший, парень. И тут же добавил: – Хорошие шлюхи: одну Катька зовут, другую Сашка. А вы все – бездарности!

Последняя фраза заставила моего героя внимательно приглядеться к асиному кавалеру. Картина пикника на берегу Павловского водохранилища двухгодичной давности как живая встала перед глазами. Обладатель фингала был никто иной как Лев Нурман, студент авиационного университета и по совместительству выпускник училища искусств по классу контрабаса.

Ася вдруг поманила Реброва в кусты. Сгорая от нетерпения, он последовал за ней.

– Ты Американца давно видел? Он обещал, что придет сегодня на день молодежи, а сам взял и не пришел. Я вот что думаю теперь… – зашептала Ася.

Валентин чуть не плюнул.

Однако на дорожке вокруг озера было непротолкнуться. Ребров несколько раз сделал круг, сходил к сцене, прежде чем с ужасом понял, что потерял Лизу. Охваченный приступом слепой ярости, он стал тупо толкаться в толпе, сердясь на бесчисленных красивых девушек, напоминающих косяки селедок.

Наконец молодежь повалила из ворот. Ребров уже стоял возле выхода, всматриваясь в проходящих мимо див. Вдруг его сердце радостно екнуло. Он увидел… цыганку.

– Изольда! Изольда! – закричал Ребров несвоим голосом.

Цыганка в мгновенье ока очутилась возле него.

– А где Лиза? Она не с тобой?!

Изольда щелкнула пальцами-кастаньетами, как будто звала кого-то в свидетели.

– Она к тебе рвалась, а ты уже ушел. Но ничего, ты ведь, по глазам вижу, влюбленный в нее. А Лиза знаешь какая горячая штучка?

Ребров покраснел.

– Я просто с ней дружу.

– Ай, врешь. По глазам вижу.

– Давай лучше о тебе поговорим, – насупился Валентин, уличенный в своей похотливости.

Изольда неожиданно легко согласилась.

– Давай. И давай еще тихонько пешком пойдем. Мне-то до Черниковки пилить.

– Почему она меня не дождалась? – не выдержал Ребров.

– Ага! – воскликнула Изольда. – Раз так жить без нее не можешь, скажу: поговорили мы, поговорили о своих делах, а тут ее подружка, Ася, нам навстречу и говорит, что живот у тебя разболелся и ты домой поехал.

– Обманщица! Я ей покажу Американца! – взорвался Валентин.

– Да тише ты, любовничек! – прошипела Изольда, кивая в сторону обернувшихся к ним стражей порядка. – Завтра она тебе позвонит…

Моему герою, в сущности, стало все равно. Но даже в минуту вспышки страсти, он чувствовал кожей теплое дыхание прошлого. Изольда была той же, из плоти и крови, какой, когда-то, а на самом деле не больше двух месяцев назад! – была Рита.

– Что замолчал? Еще спрашивай, отвечу пока добрая.

Реброва охватила лихорадка. Он хотел спросить (недавний сон про пустырь на школьном дворе): «Если юная девушка во сне встречается с другими девушками, занимающимися колдовством, что это значит?», но вместо этого спросил:

– У Лизы есть парень? Это Мишган?

Изольда вскинула брови.

– Э… опять за свое?

Новый прилив сомнений заставил задрожать Валентина. Но он справился с искушением. Он решил, что в его раздражении самоуправством Лизы нет никакого предательства чувств к Рите. Для чего ему Лиза? Для того чтобы узнать о Мишгане-Горбуне. А Мишган? Для того чтобы подобраться к Рите…

– Ладно, тогда какие у тебя дела с ней. Как вы вообще познакомились?

– Хитришь? Опять хочешь о своей Лизе узнать? Так ее и спрашивай, я только о себе могу рассказывать.

И тут Валентин решился надавно, в глубине души, задуманную хитрость. Как истый ученый он был готов сейчас воспринять любой цыганский бред, даже если сама Изольда откровенно издевалась над его сакральной сущностью.

В двух словах Ребров пересказал цыганке о содержании своего сна, но, якобы, с участием Лизы. И застыл с лицом, ожидающим ответа. Изольда не стала долго испытывать его.

– Хорошо, что сказал. Твой сон означает, что та девушка честная и порядочная, на соблазны не поддастся.

– А как насчет слов из огненных букв?

– Все, что было написано, будет написано еще не один раз.

Валентин, в который раз изумившись способностям цыганки видеть скрытую истину, подумал о черной неблагодарности Риты по отношению к своей собственной сестре и матери. Во время последней встречи ангел-демон призналась, что воспользовалась паспортом Алины, чтобы взять деньги в кредит, а потом потратить их на разную ерунду.

– Что за еще соблазны?

Изольда, смеясь, отмахнулась.

– Вай, молодой, узнаешь еще! Ну, давай, золотой мой, побежала я! И ни слова больше тебе не скажу сегодня.

Ребров вдруг схватился за голову. Как он мог забыть о самом главном.

– Ты говорила про Горбуна. Помнишь? А ведь теперь я его вживую видел. Как тебя сейчас вижу.

– Опять померещилось.

– Один раз – простое совпадение, второй раз система, третий – закономерность, – вспомнил Валентин слова старосты группы Моха и добавил с торжествующим видом: – А я уже его четвертый раз вижу. В последний раз он мне в парке «Волна» наговорил примерно то, что ты наговорила. А теперь – он неформал, на сейшенах играет. Типа, не замечает меня. Правда, я так понял, если Мишган не лизин парень, тогда кто он такой? Чего ему нужно?!

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒