Илана С Мьер 2 страница

– Хорошего дня, Марлен Хамбрелэй, – сказала она тихо, чтобы не побеспокоить молящуюся женщину.

– Ты, – сказал он, не понижая голос. – Пришла помолиться Киаре, полагаю.

– Должно быть, твоя проницательность делает тебя таким успешным поэтом.

– О, это мне нравится! – сказал Марлен и рассмеялся. – Как лед. Очень хорошо. Если интересно, я здесь за тем же. Мы выступаем сегодня.

– Как и мы, – сказала Лин. – Если не против, Марлен, я хочу помолиться в тишине.

– Мы будем на балу Гелвана, – сказал Марлен. – А вы?

Она вздохнула.

– И мы.

Марлен прищурился, маска безразличия соскользнула на миг.

– Как это удалось девушке в лохмотьях?

– Так же, как испорченному сыну лорда, я полагаю, – сказала Лин и услышала, словно издалека, холодный гнев матери в своем голосе. Так всегда было с ней, она скрывала огонь подо льдом.

И что бы мама Лин сделала с этим мужчиной? Лин было не по себе от мысли.

Марлен снов повеселел, по крайней мере, так выглядело.

– Тогда увидимся ночью, – сказал он с улыбкой. – Не дождусь увидеть тебя в лучшей рубашке и брюках, милая.

Лин знала, что Леандр разозлится из‑за того, что она злила этот образец успеха в мире поэтов, так он это видел. Она отвернулась, опустилась перед статуей, склонила голову и закрыла глаза, словно была одна. Было легко забыть о Марлене, как только она закрыла глаза. Вернулась тишина, нарушаемая только оплыванием свеч.

«Я хочу только помочь вам», – сказал мужчина. Его зеленые глаза бодро мерцали, не сочетаясь с сединой в волосах и морщинами на лице. На третьем пальце его правой руки был лунный опал, одно из редчайших колец Академии. Он как‑то прослышал о Лин и Леандре, нежелательной команде, учитывая, что официально поэтесс не признавали.

– Зачем вам помогать нам? – спросила Лин. Они сидели в общей комнате их гостиницы, она знала, что Леандр жутко смущен тем, что Террон увидел их в таком месте. Но Пророк, казалось, не замечал грязь и шум. Его губы изогнулись в слабой улыбке, словно он вспоминал то, что его веселило и печалило одновременно.

– Есть много изъянов в законах, – сказал Террон. Его голос был низким. – Например, что только мужчина может быть поэтом, что только мужчина может быть Пророком. Ты смело идешь против потока. Я бы хотел, чтобы смелость была вознаграждена.

Теперь уже Лин слабо улыбнулась.

– Благодарю, – сказала она, – но я не смелая. Но до этого моя жизнь была хуже, чем все, что я могу выбрать. Так что сейчас я ничем не рискую.

– Даже если не справишься? – в вопросе был убийственный вес, что резко контрастировало с шумом посетителей за другими столами.

Она встретилась с ним взглядом, намереваясь выдержать его.

– Я, скорее всего, не справлюсь.

– Да, если не позволишь никому помочь, – сказал Террон и взял ее за руку. – Примите приглашение на бал Гелвана. Пусть это выступление будет лучшим в ваших жизнях. Король будет там… что важнее, там будет Придворный поэт. Это может вам помочь.

Лин посмотрела на их соединенные руки на столе, и она поняла, что он был не таким и старым, вполне симпатичным. Еще и Пророком.

– Мы благодарим вас, – сказала она и убрала руку, сжимая кусочек пергамента, который мог стать ключом к их будущему.

– Да, – повторил потрясенный Леандр. – Благодарим.

– Мы отблагодарите меня лучшей музыкой, – сказал Пророк.

Лин отогнала эти мысли, пытаясь сосредоточиться на молитве.

«Киара, – думала она. – Хранительница секретов. Помоги нам справиться».

Она открыла глаза. Старушка ушла, как и Марлен. Полированный пол под ее коленями стал теплым. Лин поднялась на ноги, ощущая боль в коленях и голенях от того, как долго они прижимались к камню.

* * *

Марлен Хамбрелэй подумывал вернуться в храм Киары и помолиться, но решил, что ему все равно. Пусть темная богиня поступает, как хочет. На улицах его не замечали, очередной поэт среди сотен, прибывших в Тамриллин на Ярмарку. Раз в двенадцать лет они собирались здесь для самого престижного состязания, где можно было выиграть Серебряную ветвь.

Он прошел лоток, где продавали маски, половинки лиц с пустыми глазами. Таких было много по всему городу в эти дни, ведь ярмарка начиналась с маскарада. Марлена забавляла такая традиция, ведь, если посмотреть, лицо каждого уже было маской.

Марлен всегда был хорош в вынюхивании секретов. Еще со времен, когда он стряхивал братьев с яблочных деревьев в семейном саду, куда они залезали до того, как разрешалось собирать урожай. Озарять светом самые гадкие мысли людей его… развлекало.

Это отразилось и в его работе: критики хвалили Марена и Дариена за их мастерское раскрытие глубин человеческой души. Половина в этом была заслугой Марлена, который ощущал, как силы его желания поднимаются в свете свечи, превращаются в тени других, воображаемых фигур. Они с Дариеном прославлялись за то, что свергали героев минувших дней. Делали их похожими на людей, а порой и хуже.

Некоторые критики их песен выбирали другой путь, злились, что такие юные поэты популярны, ведь их тексты были исполнены цинизма. Порой они даже предлагали запретить такие песни, но юмор поэтов‑сатиров развлекал двор. Так говорили Марлену. Пока не насмехаешься над придворными, писать сатиру о героях старины позволялось.

Много юмора исходило от Дариена. Марлен был тенью, что танцевала по краю, критики ощущали ее, но не могли точно описать, к их раздражению. Это тоже можно было считать секретом. Темным сердцем их музыки.

Но была разница между раскрытием секрета, который можно было обратить в песню, и важного секрета. Например, такого, из‑за которого могли убить.

Марлен до этого не раскрывал такие секреты, а теперь не знал, что делать.

Виноват был Дариен, конечно, за то, что совал нос – и не только – не в свое дело. Дочь одного из выдающихся людей Тамриллина. Марлен знал, что отговорить друга не сможет: Дариен сделает так, как ему захочется. Мир давно научил его, что он может.

Марлен усвоил другой урок.

И он не успевал обдумать это, близился бал у Гелвана. Играть перед королем и самим Придворным поэтом… Он должен был сейчас репетировать с Дариеном. Но спонтанность всегда отличала их отношения, было поздно менять старые привычки. Даже сейчас, в критический момент их жизней.

Бал Гелвана. В доме, куда Марлен пробирался рассмотреть все, где они с Дариеном будут выступать. Где он не сдержался и немного осмотрелся, раскрыв при этом секрет торговца, который мог стоить ему жизни.

То, что семья Гелвана была из галицийцев, со стороны мастера Гелвана – точно, все знали. Как и то, что галицийцы очень любили деньги, так что не было сомнений в том, как отец Рианны от уборщика улиц поднялся до одного из самых влиятельных людей Тамриллина.

Но Марлен теперь мог доказать, что мастер Гелван, верный союзник короля, все еще поклонялся Безымянному богу галицийцев, а за такое карали смертью. Его беспечный обход кабинета мужчины раскрыл бронзовый маленький храм за гобеленом, а еще стопку книг на галицийском языке, который в Эйваре был запрещен веками. Галицийская религия не принимала существование других богов, был лишь один, по их словам. Что означало, что они не верят в Трех, хоть их имена благословенны.

За прошлые тысячу лет многие галицийцы попытались взять в руки меч, что означало, что многие были мертвы. Мастер Гелван был примером, как мужчина может отказаться от ненужного наследия и стать великим в глазах короля и двора.

И теперь, как оказалось, он был еретиком. А Марлен этой ночью будет пить его вино и улыбаться, петь в присутствии этого человека.

Марлен не мог перестать думать об этом, прокручивать это в голове, потому что он был сыном своего отца.

«Ты всегда будешь в тени?» – почти слышал Марлен его вопрос.

Он открыл дверь гостиницы, где остановились они с Дариеном, прошел к свету и теплу, где не было ни знака того, что его жизнь вот‑вот изменится.

ГЛАВА 3

Свет набросился на нее в просторном зале, он исходил от ламп, висящих наверх на тонких ветвях, от факелов на стенах в декоративных кольцах из меди, от бокалов с вином, отражающих свет тысячами вспышек оскаленных зубов. Дом мастера Гелвана можно было по праву назвать дворцом, паркет был украшен кахишанскими коврами, на стенах висели картины, и Лин знала, что все они по‑своему особенные. Музыканты играли бодрые мелодии, под которые некоторые уже танцевали.

Леандр поправил плащ, тревожно озираясь, а Лин делала свои подсчеты. В комнатах были лучшие люди города. А еще иностранные лорды и торговцы, которые прибыли в Тамриллин на неделю Ярмарки Середины лета. Лин нельзя было расслабляться. Она сомневалась, что Райен примет приглашение галициаца, хоть и такого влиятельного, как мастер Гелван, но уверена не была. У нее было преимущество: волосы были обрезаны, тело истончилось, и он вряд ли узнал бы ее сразу. И все же ночь была опасной.

Вспышка в сознании, и она оказалась в другом зале, похожем на пещеру, со шторами из лучшего бархата и гобеленами вековой давности. Она думала о лицах, смотревших с них. И Лина была посреди водоворота гостей, которые смотрели и шептались, точно обсуждали ее незамужнее состояние. Кружась в тенях с шипящим шепотом, гости напоминали ей духов. Она подняла бокал вина к глазам, чтобы оценить его цвет, букет, но ей просто нужно было на что‑то смотреть… не на эти оценивающие глаза.

«Что‑нибудь нравится? – Райен, теплое перышко дыхания у ее уха. – Хотя это не важно, любимая».

А потом она вернулась в дом торговца Тамриллина, снова была рядом с Леандром, они собирались выступать перед Придворным поэтом и королем.

– Лин, о чем ты думаешь? – сказал Леандр уголком рта. Он тянул синий плащ за манжеты, она знала, что он нервничает.

– Что все чешется, – она не врала, она давно не носила платье, и тело протестовало.

Они поприветствовали мастера Гелвана, стоявшего у входа, обрамленного резным мрамором. Он был худым мужчиной с уставшим лицом, его светлые волосы вот‑вот поседеют. Его наряд был алым, с золотой вышивкой. Она представляла цену такого цвета. Рубиновый кулон лежал на груди торговца, простое золотое кольцо было на левой руке, хотя она знала, что его жена умерла много лет назад. Он кивнул Лин и Леандру, не удивившись поэтессе. Она была благодарна за это.

Теперь, разглядывая толпу, Лин сказала:

– О нет.

Леандр вздрогнул. Перед выступлением он всегда был на иголках.

– Что?

Она заметила двух в черном, безупречно подготовленных и красивых. У обоих на кожаном ремне на поясе были резные лиры.

– Они.

Леандр проследил за ее взглядом и тихо выругался. Лин вздохнула.

– Прости, – сказала она. – Я знала, что они будут здесь. Я встретила Марлена сегодня в храме, и он сказал мне. Любовался собой, конечно, хотя это, наверное, его нормальное состояние.

Они сразу бросались в глаза: высокий и задумчивый Марлен и тонкий и светловолосый Дариен с хитрыми голубыми глазами. Они прославились и в свой год в Академии, может, их будут обсуждать еще годы. Всего за год после Академии они стали известны, этому могли позавидовать даже некоторые Пророки.

Кто мог состязаться с ними? Поэтесса с малым опытом? Выпускник Академии, который пока не получил метку?

Она знала, о чем думает ее напарник.

– Леандр, послушай меня, – сказала она. – Террон послал нас сюда, потому что верил в наш талант. Пророк послал нас. Мы не должны робеть из‑за этих людей.

– Они лучше нас, – сказал он. – И у них две лиры, так что их дуэты сложнее. Где вино?

Она поймала руку, надеясь, что это не вызовет подозрений. Нельзя было, чтобы здесь видели их ссоры.

– Ты знаешь, что с твоей концентрацией делает вино, – сказала она. – Сегодня ошибаться нельзя.

– Ты откажешь мне в вине из погреба мастера Гелвана после месяцев дешевого эля? – сказал Леандр. – Где твое сердце, Лин?

Она улыбнулась, радуясь, что его юмор вернулся.

– Потом, – сказала она. – Отпразднуем хорошо сыгранную песню.

И, когда придет это время, она тоже выпьет бокал вина. Бледно‑золотого вина из горных виноградников, налитого до края, в стиле северных мужчин (или женщин). Жар лета окутывал их, но она все еще была собой.

Началась новая мелодия, эта была еще веселее, чем предыдущая. Музыканты играли на скрипках, тамбуринах и лютнях, инструментах мгновения. Торговец был ничем без роскоши.

Не глядя в глаза гостей, Лин заметила, что под аркой к мастеру Гелвану кто‑то присоединился. Прекрасная девушка в изумрудном платье. Ее золотые волосы были замысловато завиты, они ниспадали с гребня, украшенного бриллиантами.

Это без сомнения была дочь мастера Гелвана.

У торговца было много сокровищ, но, как Лин думала, Рианна Гелван была самым дорогим из них.

Леандр оставил ее, пошел искать вина против ее желаний или женщин. Он пытался нарушить мнение, что привлекательным его может делать только кольцо поэта и поместье его земли на зеленой поляне на юго‑западе. Лин считала, что у него, как у многих южных жителей, был удивительно позитивный взгляд на мир. Тамриллин во многих сентиментальных песнях назывался «Городом мечты», но Лин казалось, что мечты здесь убивают, а не воплощают в жизнь.

Но именно в этот город она пришла из холодных и темных лесов. Ничто уже не могло запугать ее. А потом Лин поежилась, выдавила улыбку с фальшивой бравадой.

В тот миг она заметила Пророка Террона в нише в стороне, вне поля зрения многих гостей. Их взгляды пересеклись, и он улыбнулся. Лин поняла, что он мог следить за ней.

Лин сказала себе не бояться и пошла к нему.

* * *

Она следила за ним. Пока все вокруг нее потягивали вино или общались группами, Рианна следила за Кэлламом. Он был в лучшем камзоле и ходил по комнате с графином красного вина, наполняя бокалы гостей. Но она сразу заметила, что он, наполняя бокал определенной гостьи – женщины средних лет, которую Рианна не знала – Кэллам спрятал записку.

Он говорил мастеру Гелвану о записке на теле.

Рианна прищурилась и почти не замечала Неда, пока он чуть не сбил ее.

– Что? – рявкнула она. – О, прости. Правда, Нед, прости, – он был неуклюжим, но она знала, что это он исправить не мог, ему мешали длинные конечности.

– Что тебя так увлекло? – спросил он с натянутой улыбкой. Рианна ощущала боль за этой улыбкой, она пожалела, что сорвалась на миг. Он заслуживал лучшего. Если она собиралась выбрать поэта, а не брак с Недом Альтеррой, ей нужно было хотя бы быть мягче.

– Что ты знаешь об убийстве мастера Бейлинта? – сказала она, склонившись вперед, чтобы слышал только он.

Он нахмурился.

– Я не ожидал, что тебя это интересует.

– А почему нет? – сказала Рианна. – Это друг моего отца. Был, точнее.

– Это ужасно, – сказал Нед. – Семья Бейлинта должна была прийти ночью, но, конечно, их нет. Мой отец оплатил элегию в Старейшем святилище… уверен, твой тоже так сделал.

– Но, Нед, как ты думаешь, что происходит? – сказала Рианна. – Ты не думаешь, что это странно, что он был убит как те бедняги на улицах?

Нед пожал плечами.

– Это могло быть подражание. Не знаю, Рианна. Я не думал об этом, признаюсь, – он провел рукой по волосам, нервная привычка всегда была с ним. – Я пришел говорить не об убийстве. Я думал… хотел… потанцуем?

А потом она увидела, как Кэллам подошел к мастеру Гелвану, наполнил его бокал. Быстрым движением записка перекочевала в карман ее отца. Рианна резко вдохнула.

– Что такое? – сказал Нед.

– Ничего, – сказала Рианна. Она выдавила улыбку. – Конечно, мы потанцуем.

* * *

Дариен заметил, что Марлен уже допивал второй бокал вина. Было странно видеть его таким перед выступлением. Хотя Марлен гордился тем, что был способен на все, пока был пьяным… и он любил говорить об этом женщинам.

– Похоже, ты скучаешь по Марилле, – сказал едко Дариен. – Почему не позвал ее?

Марлен издал смешок.

– Я не настолько важен, чтобы приводить ее на такие мероприятия. Тем более, думаю, она бы стала соблазнять самого властного человека в комнате. Это смущало бы, – он осушил бокал. – Вино ужасное.

Дариен смотрел на него. Он начал подозревать, что столица начала… менять Марлена. Разговор о Марилле вызвал в нем свирепость, которую Дариен редко видел за годы их дружбы.

Женщины были всегда после музыки. Такое часто недовольно говорили любовницы Дариена.

Он не мог представить, чтобы Рианна сказала такое. Было ужасно больно видеть ее в другом конце комнаты без шанса подойти. Но издалека он мог смотреть, как она сияет, как драгоценный камень, в свете ламп. А потом рядом с ней появился ее ухажер. Рианна говорила Дариену его имя, но он упрямо забывал его, желал, чтобы его не существовало. Но пока еще он был здесь.

– Чем упрекать меня в мыслях о распутнице, лучше посмотрел бы, как сам любуешься той девчушкой, – сказал Марлен, Дариен вздрогнул. – Это не твое дело, но я не видел Мариллу почти месяц.

– Это не мое дело, – коротко сказал Дариен. – И Рианна тебе не девчушка. Ради любви Талиона, она собирается выйти за того долговязого.

– За него? – Марлен удивленно вскинул брови. – Ого, наверное, у него деньги или титул. Внешне ничем не привлекает.

Дариен хотел ответить, но заметил, что комната затихла: музыка прекратилась, разговоры увяли. Двенадцать мужчин в черно‑красных ливреях вошли в зал, у каждого был рожок в руках.

Дариен и его друзья называли стражу короля божьими коровками с презрением. Они проверяли, чтобы соблюдался закон, например, одобрение содержания и формы песен, правильный поклон при обращении к Его величеству. Но они могли разбежаться, так что уважать их не хотелось. Однако Марлен убедился, что они умели использовать оружие. А поэтов, чьи песни не одобряли, сажали за решетку, а то и наказывали хуже.

Дариен видел короля Гаральда один раз, а Придворного поэта Геррарда дважды. Было очень почетно, что они пришли сегодня, на Бал Середины лета к торговцу. Но Дариен знал, что мастер Гелван не был простым торговцем, он выстраивал доверительные отношения с королем, использовал источники для этого. Конечно, Гелван в таком был очень умелым.

Стражи встали по шесть по бокам от ковровой дорожки, подняли в унисон длинные медные рожки и затрубили. По ковру величаво пошли рука об руку король и королева, в таком темпе, чтобы окружающие успевали опуститься на колено, выражая уважение.

Король был в церемониальной мантии, был круглым и мягким, как и королева рядом с ним. Гаральд и Кора растили наследника, что был таким же круглым и мягким, как они, мальчику было двенадцать, по слухам, он боялся темноты и собак. Когда Дариен был ребенком, он слышал сплетни взрослых о правителях Тамриллина. Отца Гаральда, великого правителя, одолела болезнь. Остался его единственный сын, который не впечатлял.

В Академии ученики часто болтали про слабое правление, хотя умные понимали, что такой правитель может стать их дорогой к успеху.

Тот, кто шел за королем, привлекал к себе больше внимания. Никон Геррард, Придворный поэт, фаворит короля. С его плеч ниспадал плащ шести цветов, который можно было носить только ему. Красивый мужчина с возрастом только сильнее расцветал, у него был точеный профиль и немного седины на висках. Его взгляд был пронзительным и умным, словно от этого взгляда ничто не могло убежать.

Гаральд, по слухам, во всем полагался на него.

Музыка заиграла снова. Мастер Гелван поднял руки, словно указывал всей комнате, всем сияющим гостям в ней танцевать.

Дариен использовал бы этот шанс для флирта. Но он знал, что Рианна здесь и не с ним, так что сдерживался. А потом он заметил хрупкую девушку в шелке цвета кукурузы, ее голова была прикрыта шелковой шляпкой с жемчужиной. На ее лице выделялись глаза, огромные, глубокие на фоне бледной кожи. Она выглядела знакомо. Он сразу узнал мужчину, сопровождавшего ее, ведь он тоже был из Академии.

– Марлен, – сказал он, – кто эта бродяжка рядом с Леандром?

Он улыбнулся. В его бокале снова, как по волшебству, была магия. Его глаза были стеклянными и розоватыми.

– Представь ее в мужских штанах и рубашке, и ты вспомнишь, – сказал Марлен. – Она – наша коллега этой ночью. Это обижает, не думаешь?

– Я не знал, что это состязание, – сказал Дариен. Ему надоедало настроение друга, он хотел быть в другом месте. В другом конце комнаты протягивать бокал алого вина красавице в зеленом платье. Он видел в этом символизм, но не был против.

Музыка должна быть первой. Рианна Гелван была здесь, но здесь же были король и его свита… а еще Никон Геррард.

Дариен подумал потом, что, если бы знал, кто еще был в этой комнате той ночью, то это затмило бы все имена. Если бы он только знал, что произойдет в следующий час, вскоре после того, как луна поднялась над морем неподалеку.

* * *

Его зеленое одеяние сочеталось с цветом глаз. Об этом думала Лин, приближаясь к Террону. Неподалеку была группа, как ей казалось, кахишианской знати, темнокожей и в оттенках красного, фиолетового и желтого. Они говорили на своем языке. До этого она еще не видела людей пустыни. Конечно, они прибыли ради Ярмарки и знаменитого состязания.

– Эрисен, – сказала она, поклонившись. – Я не ожидала увидеть вас снова, – она заметила лиру на его бедре, золотую, с золотыми струнами. Волна желания обрушилась на Лин, она и не думала, что ощутит такое снова.

Она посмотрела в глаза Террона и задалась вопросом, заметил ли он эти эмоции в ее взгляде. Если и заметил, он не подал виду.

– Свет ламп и песен тех тепло еще зовут меня, – процитировал он. – Как я мог остаться в стороне?

Она увидела, что у него нет вина.

– Вы споете для нас?

– Надеюсь. А пока я восхищаюсь этой картиной.

Лин встала рядом с ним. У мастера Гелвана было много картин и гобеленов висело в комнате. На картине был седовласый мужчина с лирой, окруженный горами, на черном небе висела полная луна. Кожа поэта, казалось, сияла. Зато горы неподалеку были почти такими же темными, как небо. Камень на кольце поэта сиял как вторая луна.

– Эдриен Летрелл, – сказала Лин. – Конечно. Порой мне кажется, что у всех есть картина с ним.

Террон улыбнулся.

– Точно, но эта лучше многих. История поиска Эдриеном Летреллом Пути популярна не только среди поэтов.

– Может, потому что он вернулся с победой, – сказала Лин. – Людям нравятся истории с позитивным концом, по крайней мере, так было.

– Мы живем во время, когда знать часто сомневается или даже насмехается, – сказал Террон. – Но история Эдриена остается неприкосновенной.

Эдриен Летрелл, величайший Пророк своей эпохи. В далеком прошлом он искал Путь в Другой мир, который долго считали мифом, считали утерянным вместе с чарами. И он вернулся, отказываясь рассказывать, что видел, лишь принес зачарованную Серебряную ветвь из того королевства как доказательство. Поэты говорили об ее неземном сиянии, о том, как весной на ветви появлялись цветы и листья, а зимой они пропадали. Ветвь была наградой на состязании, которое проводили каждые двенадцать лет, но то была лишь реплика зачарованной Серебряной ветви, которая теперь хранилась в Зале лир в Академии.

В Академии Эриена Летрелла почитали. Он занимал такое же место в свою эпоху, как Валанир Окун в эпоху Лин. Эдриена почитали даже сильнее, ведь он нашел Путь. Поэт рассказывал ей об этом со смесью тоски и возмущения. В Академии не переставали оценивать и состязаться. Так ей казалось со стороны.

– Нам нужны такие истории, – сказал Террон. – А нынче они нам нужны даже больше, чем раньше.

Лин посмотрела на Пророка. Он все еще смотрел на Эдриена, затерявшись в мыслях. Звуки бала доносились до них: переливы смеха женщин, гул разговоров.

Вдруг загудели рожки, прибыли, видимо, король и его свита. Лин тут же обрадовалась скрытности ниши.

Пророк не дрогнул.

– Прибыли король и Придворный поэт, – сказала Лин его профилю. Его нос был крючковатым, глаза глубоко посажены и в тени. – Наверное, вы их встречали.

– О, да, – рассеянно сказал Террон. – Много раз.

Она ждала, но он все еще разглядывал картину перед ним, словно больше ничего не существовало. Наконец, Лин сказала:

– Не понимаю. Почему вы говорите, что истории нужны сейчас даже больше? – за ними снова заиграла музыка, в этот раз она была медленнее.

Террон посмотрел на нее, его выражение лица менялось в свете лампы от строгости до терпения, и наоборот. Она не могла понять, хочет ли он дальше говорить с ней, или хочет, чтобы она ушла. Она хотела выбрать последнее, когда он сказал:

– Я пойду в сад настроить свою лиру. Присоединишься?

Он протянул руку, как джентльмен даме. Она чуть не рассмеялась, хоть и не знала, почему. Вместо этого она безмолвно взяла его за руку и позволила отвести ее через высокие двери в сад, в ночь середины лета.

ГЛАВА 4

Обман мог быстро стать частью жизни. Рианна думала об этом, позволяя Неду вести ее в танец. Рианна обманывала давно ради его же блага. Эта игра никогда еще не казалась ей скучно до этой ночи. Она начала задумываться, как будет, если она позволит кому‑то играть с ней.

Он заглядывал в ее лицо, словно искал подсказки. У него была привычка делать это, он делал так все годы, что она знала его, почти всю ее жизнь. Но теперь ее отец заговорил о зимней свадьбе, о том, чтобы сделать помолвку официальной, и Нед стал делать так чаще.

Рианна заставляла себя смотреть ему в глаза. Они часто проверяли друг друга, пока росли. Взрослый Нед не сильно отличался от Неда‑мальчика, серьезного, долговязого и неуклюжего. Он странно сопротивлялся урокам, которые были вырезаны в каждом аристократе – касающиеся его грации и высокомерия.

Рианна выдавила улыбку.

– Почему ты такой тихий? – сказала она. Рианна склонилась в его руках, позволила ему закружить себя, почти без усилий. Ее ладонь легонько сжала его плечо. Его ладонь на ее талии была знакомой, они танцевали так много раз.

Нед покачал головой.

– Думаю, ты знаешь, почему, Рианна.

Кровь поднялась к ее вискам, пульсировала в ушах. Если одна из служанок сказала другой, а та другой…

– Нет, – сказала она, надеясь, что выражает смятение. Ей не нравилось изображать эмоции перед ним, словно надевать маску.

Нед вздохнул. Она невольно заметила, что в элегантной одежде он выглядел неловко, словно одежда на нем не сидела.

– Я знаю, что ты не любишь меня, Рианна, – сказал он. – Знаю, ты не выбирала этот брак… но и я не выбирал.

– Что ж… – ее сердце замедлилось, но она все еще не знала, как справиться с этим. Легкая мелодия, которую играли музыканты, грохотала в ее ушах, насмехаясь над ее чувствами.

– Я надеюсь лишь, что… – Нед прикусил губу. – Надеюсь, со временем ты полюбишь меня. Даже если не так, как я люблю тебя. Знаю, я тебя не заслуживаю, Рианна.

Это было слишком. Танец не отвлекал. Они развернулись лицом к толпе гостей, что могли сейчас обсуждать их. Она слышала шепот. Что ее галицианский отец использовал ее красоту, чтобы заманить сына лорда.

Как могли эти люди хоть уловить правду, что они с Недом знали друг друга с детства, что их дружба привела к тому, что их родители решили сделать из нее нечто большее? Ее отцу не нужно было больше золота, в этом она была уверена. Он хотел статус, который придет с именем семьи Неда. И она едва могла винить его, бывшего уборщика улиц, за такое желание.

– Нед, я люблю тебя как друга, даже как семью, – честно сказала она тихим голосом, насколько это позволяла музыка. – Так было всегда. Ты прав, что брак между нами ощущается… странным для меня. Вряд ли я бы сама это выбрала.

Он едва заметно вздрогнул.

– Мне жаль, – сказал он. – Думаешь, я еще могу сделать тебя счастливой?

Рианна думала, что ее сердце взорвется.

– Это вполне возможно.

У нее не было выбора. Дариен убедил ее, что он продумал план, но это означало, что за планом следовало предательство Неда.

Рианна слышала, что были королевства далеко за океанами, где мужчины и женщины создавали семьи по свободной воле. Это место было далеко. За зелеными холмами и озерами Эйвара, за огромной пустыней и горами Кахиши, за Кровавым морем и землями дальнего востока. Эти места ей не увидеть.

За плечом Неда она заметила Дариена, стоявшего в другом конце зала с Марленом и иронической улыбкой на лице. Он был противоположностью всех, кого она знала в своей жизни. Этой ночью она услышит, как он поет.

* * *

В саду было тихо. Хотя несколько парочек сбежало туда и шепталось среди роз, многие гости торговца предпочли остаться с музыкой и вином.

Опустились сумерки, Лин и Террон устроились на скамейке в тишине. Без слов Пророк начал настраивать золотые струны своей лиры. Лин ощутила укол чего‑то менее приятного, чем желание. Она понимала, что такая лира может стать ее, только если она кого‑то убьет.

За этой мыслью последовала другая, но она не могла поймать ее. И все было из‑за звука его голоса, самого мелодичного из всех, что она слышала.

– Было смело с твоей стороны прийти сегодня сюда, – сказал он, все еще глядя на струны, цепляя их острыми ногтями. Звуки напоминали тихий звон колокольчиков в сумерках. – Быть представленной как поэт перед королем и придворным поэтом.

Легкий ветер шуршал среди деревьев, поднимая запах роз в воздух. Лин пожала плечами.

– Мы получили одобрение для песни. Нет законов о том, какого пола должен быть исполнитель.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒