Илана С Мьер 10 страница

Поэты стали хитрее и смелее. События последних двух месяцев закалили их, сделали осторожнее: никто не забывал поэта, что был на волосок от казни, но это научило их вести себя хитрее в мятеже. Группа искателей развели огромный костер у стен города в конце лета и пели сложные песни в древние времена. Толпы людей приходили посмотреть.

Марлен вспомнил странные сны в ту ночь, хоть теперь он их не помнил, осталась лишь пара картинок, что сплелись с его памятью и запахом гари. Позже он услышал, что группы искателей разбрелись по Эйвару и развели похожие костры. Это была странная ночь. Ритуал, по словам поэтов, должен был пробудить давно умершие чары.

Марлен дальше изучал свитки и книги в поисках ответов. Он одолжил их у Никона Геррарда, из его обширной библиотеки. Это было преимуществом положения Марлена. И когда он не исследовал, Марлен сочинял новые песни, узнавал в них меланхолию, чего раньше в его работе не было. Он пел при дворе короля эти песни, перед аристократами, что искали его расположения, так что они, ясное дело, хлопали всему, что он писал.

Он презирал их всех. Места барда на Горе, так говорил учитель. Одному среди ветров.

Марлен постепенно отдалялся от места, что так отчаянно хотел. В чем смысл? Дариен обыграет его, найдет Серебряную ветвь, настоящую, что не потускнеет, и станет лучше всех поэтов. Дариен покажет всему миру, что Марлен ниже. Луна рядом со слепящим солнцем.

Марлен изучал свитки, вздыхая от размытых символов из‑за усталости и света свечи. Через какое‑то время расшифровывание текста стало автоматическим, и он перестал замечать слова. Марилла вернулась с бокалом вина.

– Так ты собираешься провести остаток ночи? – сказала она. – Читая?

Марлен хмуро посмотрел на нее.

– Есть идеи лучше?

– Раньше ты действовал, – она крутила вино в бокале. Оно было почти того же оттенка красного, что и ее платье. – Ученые – не мужчины, евнухи слишком боятся выходить из книг и жить.

Он рассмеялся.

– Удивительно, что ты осталась со мной, – сказал он. – Кем ты считаешь выпускника Академии?

– Евнухом? – невинно сказала она.

Он обошел стол и оказался рядом плавным движением. Ее глаза опустели, следя за ним. Марлен сжал рубиновое ожерелье на ее шее, потянул, чтобы камни впились в ее кожу, но не резали.

– Обучение привело меня сюда, – сказала Марлен. – И привело тебя.

– Верно, – тихо сказала она.

Марлен думал, что она соглашается с ним, а потом понял, что она имела в виду. Он отпустил ожерелье и отошел, охваченный желанием ударить кулаком по деревянной панели двери. По ней. Но это даст ей то, что она хотела, а он был не в настроении.

– Ты чудесен, когда злишься, – выдохнула Марилла за ним.

Марлен повернулся к ней.

– Минуту назад ты говорила, что презираешь ученых, потому что они не живут. Ты хочешь жить?

– Конечно, – она улыбнулась. Она подошла и погладила его щеку длинными ногтями. Не нежно, так паук общается с жертвой в паутине, вводя сладкий яд. – Жить и жить… до конца.

Он отпрянул. Стало соблазнительно, и это пугало его. Ее безумие, к которому он привык, делало ее в этот миг невыносимой.

– Ты безумна, – сказал он. – Ты это знаешь, да?

Она выпятила губу, изображая обиженного ребенка.

– Как не вовремя ты решил стать банальным, – сказала она. И, будто хотела смягчить слова, будто это спасло бы их, она поцеловала его в щеку. – Я пойду. Удачи тебе… с книгами.

Ночи так и проходили. Марлену казалось, что решение среди письмен. Истории были не в том порядке, что имел смысл, может, потому что записывать их стали недавно. Все поэты с первого года в Академии знали, что раньше поэты учили все знания. Поэтов все еще учили запоминать, но ученики знали, что все записано в книгах. Марлен не хотел представлять, как учил бы все, живи он на пару сотен лет раньше. Но с теми знаниями у поэтов бал и неизвестная сила. Король зависел от Пророков.

И Марлен копался в старых свитках в свете солнца, падающего в окно, и свечи после заката, читая исторические анекдоты мастеров Академии и королей прошлого. Марлену стали попадать упоминания чар. Он порой улыбался, хоть и устало, из‑за глупых историй. Он прочел о Пророке, что навлек стоматит на аристократа за то, что тот не принял его у себя дома должным образом, что было странным желанием для Пророка.

Конечно, они не учили этот бред в Академии. Мастера не углублялись в тему чар. Метку Пророка порой упоминали, как чудо, тайны которого знали только мастера.

Что знали искатели, говоря о воскрешении старых чар? Марлен не понимал, как они могли знать больше него, но они были уверены, что не сказать о нем. О путешествии Эдриена Летрелла были записи из вторых, третьих или четвертых рук, на них нельзя было положиться. Источником была лишь песня Эдриена об этом, но там было полно картинок и символов, что не помогали Марлену. Конечно, она не была сейчас популярной.

Куплет из песни Эдриена о Пути задержался в голове Марлена:

Путь укажут не живые –

бальзам и рана для

сердца, что помнит.

Может, на Пути были призраки?

Марлен решил, что есть один, очевидный путь узнать, что знали искатели. Он решил это, когда одним из вечеров сидел за столом, глаза болели от чтения. Марилла не пришла в тот день. Она вообще давно не приходила. Марлен с трудом встал и провел рукой по волосам. Стоило придать себе подобающий вид перед походом. Он понял, что не помнил, когда выходил из дома или видел солнце.

Марлен вышел на час позже, думая, что нет ничего лучше прохладного воздуха. Каждый поворот словно обновили, пока его не было, и никто, к счастью, не узнавал его. Он теперь хотел анонимности, а не внимания, как раньше. Он хотел слиться с тенями, пропасть.

Он вошел в «Кольцо и Бутыль», и ему повезло. Пиет уже был там. Марлен помнил дни, когда Пиета Абарду уважали за способности среди учеников Академии, но при этом едва терпели. Его хилость и мелочность работали против него. Марлен считал его слабым, переходящим черту из страха, но он делал это, потому что это было выгодно для него. Пиет Абарда, может, был с таким же отцом, как у Марлена Хамбрелэя, который давал указания. И Марлен, Дариен и остальные недооценили его.

Теперь Пиета окружала толпа поклонников, поэтов и девушек. Девушек. До этого на Пиета не посмотрела бы ни одна, даже если бы он встал на голову. Жаль, Дариен не видел этого. Пиет называл себя другом Дариена Элдемура. Это было гадко.

Проныра что‑то вещал, когда Марлен подошел, и поклонники внимательно слушали. Все изменилось, когда юный поэт среди них заметил Марлена и ткнул друга. Они тут же посмотрели на него, Пиет затих. Он смотрел, как Марлен подходит с ухмылкой на губах. Он сказал:

– Что могу сделать для старого друга?

– Многое, – сказал Марлен. – Избавиться от бреда, например.

Пиет улыбнулся.

– Всегда дружелюбен, – он обратился к поклонникам. – Идите. Он не посмеет навредить мне здесь.

Один поэт – Марлену они казались одинаковыми, решительно сжимающими челюсти – сказал:

– При всем уважении, милорд, никто не знает, что он сделает.

Пиет улыбнулся шире. Марлен сдержался и не раскрыл рот. Милорд? Что произошло?

– Те, кто беспокоится, могут посмотреть из дальнего угла, – сказал Пиет. – Но действуйте только в худшей ситуации. Тот, кто поднимет на него руку, рискует жизнью.

Марлен ощущал их ненависть. Они группой ушли в угол и следили, чтобы не дать ему задушить их гадкого лидера. Ему даже не требовался меч, чтобы избавиться от него, хотя он и не захотел бы пачкать свой меч. Они ушли, и Марлен сказал, ощущая их взгляды:

– Твоим друзьям я не нравлюсь, – он сел напротив Пиета, вытянул ноги на скамье. Было приятно вернуться, даже если так.

Пиет пожал плечами.

– Дариен был популярнее, чем мы думали, – сказал он. – Они плохо восприняли то, что ты предал его.

– А ты их утешил, – сказал Марлен. – Хватит играть, Пиет. Мы оба знаем, что происходит, даже если эти дураки – нет. Но я впечатлен твоей стратегией. Ты меня удивил.

– Уверен в этом, – сказал Пиет. – Все те годы, думаешь, я не знал, что вы с Дариеном меня терпеть не могли? Я знал, Марлен, что придет время, и ты пожалеешь.

– Да, да, – Марлену вдруг стало весело. – Слушай, меня заинтересовали искатели. Правда.

Пиет вскинул бровь.

– Заинтересовали.

– Да, – сказал Марлен. – Значит, есть чары…?

– О… это, – Пиет оглянулся, но его поклонники их не слышали. Он все равно понизил голос и сказал, ухмыляясь. – Это держит их в узде.

– Ты… не веришь в это, – Марлен и не учитывал этот вариант.

Пиет рассмеялся.

– А ты веришь?

– Не нужно мне врать, – терпеливо сказал Марлен. – Я спрашиваю из любопытства.

– Я тебя не боюсь, Марлен, – сказал Пиет, – так что и не вру. Я честно удивлен, что ты лаешь на это дерево. Марлен Хамбрелэй, преследующий духов.

Марлен встал.

– Это приятно звучит, – он повернулся уходить. Еще один тупик.

Он подумывал раскрыть Пиета, как обманщика, но лишь на миг. Он был умен. Он все еще мог врать, скрывая информацию. Но его насмешка казалась искренней, как и удивление.

Луна скрылась, когда он пришел к Марилле. Он не знал, будет ли она злиться из‑за его отсутствия. Было странно, что он давно не слышал ее.

Марлен заметил, что ее окна темные. Дверь была заперта. Он вошел со своим ключом, обнаружил, что ее там нет. Вздохнув, ощутив сильнее усталость, Марлен упал на мягкую кровать Мариллы, не разуваясь. Мягкость окутала его и прогнала все мысли, кроме одной: что знал Дариен?

* * *

Осенний урожай был на пике, деревья пылали, как факелы, на улицах Тамриллина, когда страж сообщил Марлену, что был схвачен Хассен Стир, и его доставили в столицу. Это случилось в Динмаре. Дариен Элдемур, к сожалению, сбежал. Никон Геррард тут же вызвал Марлена для присутствия на допросе.

Марлен следил за эмоциями, пока слушал новости. Он знал, что должен радоваться, но его окутало странное онемение. Хоть Хассен терпеть не мог Марлена, он Марлену нравился. У него была смелая честность, которую Марлен уважал, хоть и опасался этой силы: дубинки рядом с тонкими кинжалами его, Дариена и Пиета.

Когда Марлен прибыл во дворец, придворный поэт отправил его одного для начала, чтобы он получил всю информацию, какую сможет. Марлен напоминал себе, подходя к комнате, где держали пленника, что Хассен сам виноват. Но и он сам на себя это навлек, да? Это была и его тюрьма.

Марилла фыркнула бы. Она напомнила бы ему, что он свободно вошел в эту игру в виде лабиринта, что эти игры требовались для достижения его цели. Или он предпочел бы остаться в тени? Так она ему говорила.

Он взял себя в руки и вошел в подземелье. Хассен был сжавшейся тенью на полу за решеткой. Вонь была невыносимой, и Марлен злился, человек не заслужил такого унижения. Он был рад, что там темно, что он не видел раны. Кровь не пугала его, но Марлен не хотел знать, как обращались с Хассеном.

– Хассен, это я, – сказал он с трудом.

Хассен пошевелился, кряхтя, словно проснулся.

– Что это? – его голос был хриплым, словно ему не давали воды. – Похоже, мышь. Или змей?

Марлен скрипнул зубами.

– Хассен, тут скоро будет лорд Геррард. Лучше расскажи нам все, что знаешь.

Из тьмы за решеткой раздался рычащий смех.

– Ты так говоришь. Иначе ты убьешь меня, полагаю.

– Он убьет, – сказал Марлен. – Но сначала будет пытать. Я его знаю. Я советую тебе. Ты сломаешься в конце, лучше сдаться сейчас.

– Я удивлен, – сказал Хассен. – Я думал, ты будешь рад, что я раздавлен большим пальцем твоего… защитника. Он хорош в постели, или ты знаешь по своей шкуре пытки?

Марлен забыл, как Хассен мог играть на нервах.

– Слушай, – прошипел он, подойдя к решетке, чтобы тот слышал его шепот. – Я сказал Никону Геррарду, что ты – идиот, пешка Дариена. Это шанс на свободу. Веди себя, будто ты не в себе, и он сможет отпустить тебя.

Пауза. Даже в темноте Марлен видел, как Хассен Стир отвернулся от него к стене.

– Я не предаю друзей, – сказал он. – Больше мне нечего сказать тебе, Хамбрелэй.

Слова погрузились в Марлена стрелами. Но гнев Хассена ожесточил его. Если дурак не слушает, то он ничего не может поделать.

Он хотел сказать это, но в подземелье вошел Никон Геррард. Марлен оглянулся на наставника. Его сердце дрогнуло. Он привык считать придворного поэта раздражающим стариком, таким он почти всегда и был. Но в подземелье вошел другой человек. В комнате, где горели лишь факелы, он сам сиял, как свет луны. Искры факелов плясали в его глазах. Странно, что он словно стал выше, и Марлен ощущал себя маленьким рядом с ним.

Марлен подавил желание отпрянуть, он надеялся, что его чувства не отражаются на лице. Он думал, что убьет этого человека. Он понимал теперь, что это не так просто.

– Ты откроешься мне, Хассен Стир, – сказал Никон Геррард, встав рядом с Марленом. Марлен ощутил покалывание на коже, мужчина стоял близко, и его свет словно был осязаемым. Он поднял руки, между ними было серебряное сияние. – Или по своей воле, или от магии. Уверяю, второе тебе не понравится.

Марлен обрел голос:

– Это настоящее, – сказал он. – Вы все время знали.

Лорд Геррард махнул властно, заглушая его. Хассен плюнул под ноги придворного поэта.

– Делайте худшее.

Лицо Никона Геррарда застыло, словно в сосредоточении. Он вытянул руки и направил свет к решетке Хассена. Свет слетел с его ладоней, стал ярче, окружил голову Хассена короной из стали.

Хассен закричал, Марлен Хамбрелэй бросился к двери. Он не знал, что происходило. Он знал лишь, что нужно бежать от вони и тьмы этой комнаты, от безумия, с которым он боролся месяцами или годами, которое сковало бы его под землей, где не было солнца или луны.

ГЛАВА 18

Дни, что Райен Амаристот провел, посещая дом Гелванов, казались нереальными, как потом решила Рианна. Они были схожими: после встреч с ее отцом они встречались в саду, она была в старой одежде отца с завязанными волосами и с кинжалом в руке.

Он приветствовал ее одинаковой улыбкой, протягивал руку, словно вел на танец. Она легко брала его за руку и улыбалась. Она изменилась. Ее улыбка получалась быстрее, и она поняла в один из дней, что снова смеется. Но было ошибкой видеть в этом многое, и она не давала себе. Он устраивал ей уроки каждый день, а потом они сидели на лавочке в саду и говорили о его жизни и ее снах.

Он рассказал о жестокой смерти своей матери, как он немного помешался после этого. В его голосе была боль, хоть он и пытался смягчить историю, даже смеялся над глупостью своего поведения.

– Когда живешь в Вассилиане, где зимы долгие и темные, и ты почти все время на улице, легко подумать, что твоя жизнь – твоя семья – это весь мир, – сказал он. – Бедной Лин было хуже… Я хоть мог уходить, когда дороги расчищали.

Несмотря на его слова, Рианна видела страдания в его глазах. Было сложно не касаться его рукой в такие моменты. Его пальцы были длинными и изящными, словно он был умелым во многом другом.

За эти недели у нее были сны, о которых она старалась не думать.

Это закончилось в один из дней посреди осени, когда ветер стал холоднее обычного. Рианна была в темном бархатном плаще поверх рубахи и штанов отца. Она видела в глазах Райена, что он оценил контраст бархата с ее кожей и волосами, хоть и молчал. Она почти ощущала вину, что заметила такое.

– Я должен тебе кое‑что сказать, – сказал Райен. Они сидели в паре дюймов друг от друга на скамейке.

Рианна посмотрела на его лицо, приоткрыв рот. Она боялась, но и предвкушала его слова.

– Боюсь, весть плохая, – продолжил он. – Я ухожу. Мне сказали, где сестра. Она в опасности.

– В опасности? – резко сказала Рианна.

Райен огляделся, словно проверял, что их не слушают за кустами и деревьями.

– Если я расскажу тебе кое‑что чувственное, ты сохранишь секрет?

Рианна кивнула.

– Я знал, что сестра была в городе на ярмарке, – сказал Райен. – Марлен Хамбрелэй узнал это и передал мне. Но это было бесполезно, я не знал, куда она ушла. И я узнал сегодня.

– Как?

Райен посерьезнел.

– Эту часть ты должна спрятать в темном уголке сердца. Это опасные знания, учитывая политику здесь. Ты сможешь?

Она снова кивнула.

– Стражи замка нашли товарища Дариена Элдемура, Хассена Стира, в Динмаре. Сегодня придворный поэт передал мне, что узнал на его допросе. Хассен раскрыл, что моя сестра присоединилась к ним и была с ними в Динмаре. Странно, но они шли не на северо‑восток, в горы, как все думали. Они шли на запад, и Никон Геррард не знает, зачем.

Рианна обрела голос.

– Я знаю Хассена, – хрипло сказала она. – Он не предал бы друзей.

Райен был удивлен.

– Ты его знала? Я слышал, он хороший человек и верный друг. Но методы придворного поэта можно лишь представлять.

Рианна отвернулась, сжала ладони на коленях.

– Мне жаль, Рианна, – сказал Райен. – Я не думал, что тебе будет так сложно. Ты его любишь?

Рианна покачала головой.

– Хватит. То есть, это не он. Но я все еще не понимаю, зачем ты гонишься за сестрой. Судя по твоим словам, она способна себя защитить.

– В какой‑то степени, – сказал он. – Но она не справится со стражем короля. Я должен найти ее раньше них, или моего слова не хватит, чтобы спасти ее.

– Ты ведь охотник? – сказала Рианна. – Лорд Геррард говорил, ты приведешь его к ней… к ним.

Глаза Райена сверкнули в удивлении.

– Ты умна. Как и я. Никон Геррард может думать, что я играю в его игру, но я – Амаристот, – он встал. – Когда… все это… закончится, я надеюсь снова тебя увидеть. Мне понравилось это время, – он поцеловал ее ладонь. Она чуть не вздрогнула. – Может, я успею на твою свадьбу, – тихо добавил он.

Рианна выдавила улыбку, но на миг. Она думала о Хассене Стире. О Дариене в бегах, которого чуть не схватили.

– Вряд ли, – сказала она. – Прощай, Райен.

Она отвернулась, раньше, чем он ушел.

* * *

Ее отец нашел ее на лавочке, обнимающую себя от холода, спустя, казалось, часы. Солнце едва сдвинулось, было холодное утро, деревья сада были золотыми, медными и рубиновыми.

Мастер Гелван удивил ее, сев рядом.

– Можно?

Она с неохотой повернулась к нему, спутанные волосы упали на лицо.

– Что такое? – впервые она заметила морщины на его лице, между бровями. В его светлых волосах стало больше седины. Она не хотела замечать, но заметила.

– Нужно быть слепым, – сказал он, – чтобы не увидеть, как ты изменилась после лета. Ты для меня дороже всего на свете, и я переживаю.

Она пожала плечами, опустив взгляд.

– Как изменилась?

– Это лорд Амаристот? – сказал он. – Он… что‑то пытался с тобой сделать?

– Конечно, нет, – она пыталась звучать уверенно. – Он был добр со мной, – она ощущала не это насчет визита Райена, но не могла это описать, и она не хотела передавать это отцу.

– Уверен, он заинтересован, – сказал он. – Я был удивлен, что ты – нет. Тебе нравится проводить с ним время.

– Он учил меня кинжалам, – сказала она. – Это добрый поступок. И да, мне… нравилось с ним. Конечно.

– Рианна‑ли, – он напомнил ей обращением детство, ей было десять или меньше, она сидела с книгой у камина, пока мир манил загадками за окном. – Я начинаю думать, что ты что‑то скрываешь от меня. Мне больно так думать, что я заставил тебя скрывать что‑то.

Ворона резко каркнула на ветках сверху, тень мелькнула над ними. Птица улетела, а ее вопль еще отражался от забора сада.

Рианна приняла решение. Она сказала:

– На вечеринке весной я встретила поэта и видела его в тайне. Ничего… не было, Аван. Мы надеялись на свадьбу.

Мастер Гелван вздохнул, резко выдохнул. Он отвел взгляд на миг, словно озирался.

– Свадьба? – сухо сказал он. – Кто он?

Поздно отступать. Рианна знала, но не поздно было врать. Но она уже не была как ребенок, который любил сказки, радовался тому, что ждет за поворотом. Ей казалось, что они с отцом были равными.

– Это был Дариен Элдемур, – сказала она. – Мы думали, он выиграет Серебряную ветвь, и ты согласишься на нашу свадьбу.

Отец спросил все тем же голосом без тона:

– Он связывался с тобой?

Рианна покачала головой, удивляясь спокойствию.

– Я не знаю, жив ли он, – сказала она. – И он вскоре может погибнуть.

Но дальнейшие слова мастера Гелвана она никак не ожидала:

– О, милая, – он вдруг крепко обнял ее. Рианна застыла от потрясения. – Милая, – снова сказал он. – Мне так жаль. Хотел бы я, чтобы ты рассказала мне.

– Почему?

– Я смог бы… предотвратить все это.

– О чем ты?

Мастер Гелван отодвинулся, вздыхая.

– Не важно. Теперь нужно понять, что делать.

– Что делать?

– Да. Если ты его любишь, если ты с ним счастлива, мы должны найти его раньше Никона Геррарда. Можно отправить вас в Кахиши, пока все не затихнет.

– Не понимаю, – сказала она. – Я думала, ты разозлишься.

Он заглянул в ее глаза.

– Ты сказала, вы не делали ничего неуместного, – строго сказал он.

– Мы… целовались, – призналась она, ощущая себя ребенком.

– Он хотел жениться на тебе.

– Да, – сказала она. – После конкурса он хотел попросить разрешения.

Он вздохнул.

– Конечно, я переживаю, что ты любишь поэта. Они непостоянны, все это знают. Но я встречал Дариена, я знаю, что он из уважаемой семьи. Признаю, меня было бы сложно убедить до его победы на конкурсе… но теперь это не важно. Дай мне немного времени, мы придумаем план.

И отец вскоре позвал ее в кабинет. Она помылась и переоделась в привычный наряд, и казалось глупым, что она бунтовала, одеваясь, как мальчик. Она не была бунтаркой.

Она передала ему слова Райена: что последним Дариен был в Динмаре.

– Повозка с апельсинами отправляется завтра на рассвете на север, – мастер Гелван шуршал бумагами на столе. – Я не думал отправляться с ними. Но нужно сделать это тайно. В повозке есть часть, где можно укрыться. Я скажу, что мы едем на юг, чтобы сбить преследование. А ты пойдешь на юг, я соберу сопровождение. На это уйдет день. Не хотелось бы терять столько времени.

– Но как ты пойдешь один? – сказала Рианна. – Будет опасно.

– Ты не знаешь Авана, раз такое спрашиваешь, – сказал он. – Дай мне вина. Выпьем за успех путешествий.

В дверь постучали. Служанка вошла, запинаясь, с большими глазами. Она чуть не упала.

– Мастер, – выдохнула она.

– Что? – резко сказал он, но тут они услышали тяжелый стук за дверью.

Рианна схватила мастера Гелвана за руку.

– Что происходит?

Она увидела в его глазах смирение.

– Не бойся, любимая, сказал он. – Мне жаль. Помни дверь. Иди к семье Неда, они защитят тебя.

Стражи ворвались в комнату черно‑красным вихрем. Они окружили ее отца и схватили. Четверо сжимали торговца руками в перчатках. Один прижал копье к его горлу.

– Почему я не могу защитить тебя? – Рианна слышала свое отчаяние.

Один из стражей подошел к ней.

– Госпожа Гелван, вы будете в этом доме под стражей, пока корона не отпустит вас.

– Тронешь ее, – сухо сказал мастер Гелван, – и ты точно умрешь ужасно.

Страж ударил его рукоятью меча по голове. Рианна увидела его глаза, и его голова опустилась, стражи утащили его.

ГЛАВА 19

Месяцами он мечтал о доме, даже не во сне: запахи жасмина и жимолости наполняли Тамриллин летом, изящные белые дворцы у сапфировой гавани, музыка ары звучала то грустно, то весело на ветру. Может, это он помнил все красивым, потому что не дома было тяжело. И он покинул Тамриллин на пике роскоши: на ярмарке посреди лета.

Вернулся он в другое место. Жимолость и жасмин завяли, деревья начали терять листья. Красота красой осени была на деревьях, но для Неда ее затмевало серое небо, сливающееся с башнями дворца, белыми призраками. Там, где он был, небо было бирюзовым, он такого еще не видел, и свет всегда был теплым и золотым. В восточных городах у Кровавого моря, где были купола на зданиях и чужой язык, лабиринты улиц, откуда некоторые не возвращались, все казалось невозможно странным.

Он ворочался теперь в шелковых простынях ночь за ночью, подушек было больше, чем кому‑то нужно, и дом казался странным. Ночи были беспокойными, ему снилось чужое небо, кровать уже не ощущалась своей. Даже его тело ощущалось чужим.

Отец Неда отправил его на корабль, который вряд ли столкнулся бы с опасностями, он плыл в порты Марабага, города на берегу в паре дней пути. Они пошли бы караваном через Кахиши к порту, где был корабль. Отец Неда договорился с местными, чтобы их пропустили. Опасности было очень мало. Он научился бы ответственности в торговле и навыкам на корабле. Он помогал бы капитану, которому строго сказали беречь юного лорда.

Нед понял, что гладил шрам на бедре: туда‑сюда, как змейку. Сабля чудом не задела вену, Нед мог погибнуть. Этому он научился в первые недели в море: боги поступали странно, а то их и не было вовсе.

Такие мысли могли погубить его, но, к счастью, никто не читал их мысли. Если бы они могли, то увидели бы вещи куда хуже.

Теперь он вернулся, отец Неда хотел, чтобы он продолжил старую жизнь: учился управлять поместьем, женился на ком‑то достойном. Для отца Неда его побег в морях был отклонением от плана, и лорд был против, но не мог помешать.

– Чувства Рианны могли измениться, – сказал отец Неда. – Почему не пойти к ней?

Нед молчал. Он не рассказал отцу, что случилось в ночь маскарада. Эта ночь была в его голове навеки, сколько бы океанов он ни пересек.

Он отвернулся от отца к окну с видом на тенистый двор. Фонтан в центре был украшен статуями из мифа. Когда Нед и Рианна были маленькими – пять или шесть лет – они злили родителей, забираясь в фонтан, промокая в воде, а потом вылезая оттуда, хватаясь за головы статуй. Рианна добралась первой, пища от радости, что победила мальчика.

Нед слабо улыбнулся от воспоминания. Он давно не думал о том дне.

– Райен Амаристот, кстати, ходил в их дом, – сказал лорд Альтерра, отвлекая Неда.

– Я слышал, – устало сказал Нед. – Сплетни не утихали, – его мать и сестры сразу же сообщили, что красивый и богатый лорд Амаристот ухаживал за Рианной. Они хотели подтолкнуть Неда к действию, словно он мог передумать. – Вряд ли Рианну завоевать богатством или семьей, – сказал Нед. – Если Райен Амаристот завоюет ее сердце, то он… заслужил ее.

Его отец издал нетерпеливый звук.

– Мастер Гелван все же хочет с тобой поговорить, – сказал он. – Может, приведет тебя в чувство, не знаю. Я сказал ему, что ты придешь.

Неду нравился мастер Гелван, и он считал его лучшим возможным тестем. И всегда было видно, что торговцу нравился Нед, хоть он и был неуклюжим. Неду было проще с мастером Гелваном, чем со своим отцом.

Нед не был готов к измученному виду мастера Гелвана, когда они встретились в его кабинете, но торговец отмахнулся от его тревог. Он сказал:

– Ты зато полон сил, это меня радует. Как и все, я переживал, когда ты не вернулся.

– Я думал вернуться туда, – сказал Нед. Он не понимал этого, пока не сказал.

Мастер Гелван посмотрел на него с болью.

– Ты знаешь об опасности больше меня, – сказал он. – Я не смогу тебя переубедить. Но я всегда видел у тебя необычные возможности. И мне жаль, что это будет упущено на палубе корабля, – взгляд мужчины пронзал. – Не давай чувствам к моей дочери решать твое будущее.

– Вы почему‑то хотели меня видеть?

Мастер Гелван вздохнул.

– Да, конечно, – сказал он. – Ты изменился. Это ожидаемо. Надеюсь, ты простишь меня за такие слова.

Нед улыбнулся.

– Ничего. Уверен, я просто хотел жениться на самой красивой девушке Тамриллина, – сказал он. – Продолжайте.

Мастер Гелван замешкался. Он сказал:

– Это насчет нее. Мне нужно твое слово, что, если со мной что‑то случится, ты защитишь ее. Я надеялся, что как муж, но если нет, надеюсь, ты вспомнишь о вашей дружбе и поможешь.

– Мастер Гелван, вы больны?

Торговец покачал головой.

– Нет, не так, – сказал он. – Ты пообещаешь, что защитишь ее?

– Не нужно вытягивать из меня это обещание, – сказал Нед. – Я бы не допустил вреда вашей дочери. Если я снова уплыву, то мой отец примет ее. Она для него почти как дочь.

– Знаю, – сказал мастер Гелван. – Спасибо, – его рука подрагивала, пока он тянулся к вину.

Нед сказал:

– Вы можете объяснить, что происходит?

Мастер Гелван улыбнулся.

– Боюсь, не могу, юный лорд, – сказал он. – Старые призраки могут забрать меня раньше, чем я думал, – он покачал головой. – Полагаю, ты слышал о Райене Амаристоте. Уверен, слухи были украшенными.

Нед пожал плечами и сделал глоток вина. Он постарался говорить ровно:

– У вас есть новости для меня, мастер Гелван?

Торговец отклонился на стуле.

– Он положил на нее глаз, – сказал он. – Но она против.

– Откуда вы знаете? – спросил Нед, невольно радуясь.

– Он сказал мне, – сказал мастер Гелван. – А потом сказал странное. Он сказал, что, чтобы завоевать руку Рианны, ему нужно научиться играть на лире.

– Что это означает?

– Ну, – мастер Гелван смутился, – мы тогда уже выпили. Не знаю, что он имел в виду, – он поднялся и протянул руку. – Нет. Ты еще придешь ко мне?

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒