![]()
|
|||||||
Клаус Дж. Джоул 13 страницаКапитоныч редко вмешивался во что-либо потустороннее, предпочитая предоставлять Дао право вершить судьбу этого мира по-своему. Но тут как бесенок толкнул его в сердце. Он даже не стал набрасывать на семейные горошко- вые трусы ничего, а так прямо, жилистый, бронзовотелый, отомкнул дверь, вышел на улицу. Он бы, разумеется, станцевал бы тут же энергетический танец, поставив точку сборки и просто распугав этих двоих; но кто-то сзади накинул ему на шею удавку и Капитоныч захрипел, цепляясь руками за горло. После провала на Стрелочном заводе Серый не снимал наблюдения за домом Консультанта. Бесславный разгром его группы, боевики с перевязанными головами, мающиеся по больничкам, машины, бездарно проданные на разбор по дешевке, — все это взывало к отмщению. Повод представился только сегодня: около семи наблюдатель, кемаривший на загаженном голубями чердаке дома напротив, сообщил, что Консультант вернулся домой, но тут же уехал; а самое главное — приехал с дворником рыжебородый человек в галифе и сандалиях, в майке и с бубном. Серый сразу узнал того, бешеного с пляжа. От крокодильих челюстей, хоть и не страшных, остался тем не менее едва заметный шрамик на его сытой, накачанной ноге. — Берем! — заскрипел зубами авторитет. Хотелось бы взять обоих, потрясти их хорошенько с утюжком на пузо, а не так изысканно, как Хирург; но один вышел ночью, выманили его — подставился... В итоге Капитоныч пришел в себя в мощном американском внедорожнике, с ревом мчащемся куда-то по трассе. В салоне пахло дорогими духами и кислым табачным дымом. Четверо везущих его молчали. Собственно, это было понятно: глумиться над пойманным было и боязно, и особо не хотелось. Ну что он сейчас выкинет? И так ясно. Поэтому тот, что сидел впереди, и которому несколько раз почтительно обратились: «Серый!», закурил, щелкнув золотой зажигалкой, проворчал почти беззлобно, не оборачиваясь: — Ну чо, урод? Опять танцевать будешь, а?! Или че? Капитоныч... молчал. Более странного поведения от него трудно было бы ждать, но Серый об этом не догадывался. Он выпустил густой клуб дыма и рассказал: — Во, бля, отпрыгался... я, сука, после тебя еще два дня машину отмывал, каз-зел! Щас ты сам себе могилу выроешь... Маг снова не проронил ни слова. Серый, привыкший к полной запуганности своих жертв, довольно усмехнулся: хорошо, парнягу пробило! И там, у могилы, он еще поизмывается. А джип нырнул под железнодорожный мост. Здесь дорога круто уходила в гору, и близились неоконченные постройки Института экспериментальной медицины — гигантские корпуса, начатые в годы перестройки на американские деньги, да так и брошенные в своем фантасмагорическом величии декораций к фильму о третьей мировой. В лесу здесь была хорошая, рыхлая почва. .. .Джип тормознул на полянке. Хорошая полянка, глухая, запертая почти со всех сторон лесом, сосновым частоколом и котлованом стройки. Двое сидевших сзади выбросили Капитоныча на сыроватую в ночи землю, как куль с чем-то; он покатился в свете фар. Бандюки вышли из джипа; Серый облокотился о хромированный кенгурин, водила, покопавшись в багажнике, вынул оттуда что-то и резко воткнул в землю буквально в сантиметре от головы лежащего Капитоныча. — Вставай, урод! — негромко проговорил Серый, угрюмо закуривая новую сигарету. — Вставай, хорош чудить, голозадый... Капитоныч встал. В семейниках своих, нескладный. Бандиты, выпятив животы в кожаных куртках, сыто похохатывали. Лунный свет падал сверху, как серебряная пыль, накатываясь на лицо странно — маятником, делал всех их похожими на паяцев. Капитоныч взялся за черенок штыковой лопаты. В тишине полянке, покрытой, как маскировочной сеткой, сплетением ветвей по бокам, сухо щелкнул чей-то предохранитель: мага держали на мушке. — Ну вот, — голос Серого стал скрежещущим. — Могилу копай себе, клоун. Копай, копай, пока ноги не поломали. На карачках копать будешь, понял?! И тут в этом лунном свете, кефиром льющемся со звездного неба, в этой полуночной тишине, зазвучала тихая, лиричная музыка. Незатейливая, как из индийского фильма, простоватая и странным образом неслышная для двоих бандюков, водителя и Серого. Слышал ее только ОДИН человек. Капитоныч начал танцевать. Невидимый Энергетический Огонь расцветал в нем чудесным цветком, прорастая в каждой клеточке тела; сверкая на коже, как капли росы. Бан- дюки смотрели на этот танец, раскрыв рты. Кроме танца девки у стриптизного шеста, он им ничего не напоминал. — Ну, ты... — густо сказал Серый. — Миха, ввали ему... по понятиям! Миха ухмыльнулся. Здоровый, переваливаясь, пошел к танцующему. И с метра, выбросив тренированную ногу в исполинской кроссовке, «вломил» Ка- питонычу в грудину. В сумраке ночного леса раздался хруст. То ли маг на ветки повалился, то ли грудная кость сломалась... Бандюки заржали.
гов к воткнутой в землю лопате и стал «вытанцовывать» удар. На этот раз энергии его танца, маховые выбросы худых рук были направлены в сторону бандита, который его ударил. — Ну, сука, я его щас урою! — рыкнул второй, выплевывая сигарету. — Бля, точно ноги переломаю! И сделал шаг. Но в этот момент его напарник с тихим, детским всхлипом повалился у джипа, неуклюже и жалко царапнув ногтями по тонированному стеклу. Так падают люди, «снятые» выстрелом из снайперской винтовки с глушителем. Бандитам это было хорошо известно; поэтому его товарищ мигом забыл, кому и что он хотел переломать, и бросился к упавшему с воплем: — Миха, держись, я прикрою! Из-за ремня штанов он рвал пистолет. .. .Но лес оставался тих, и оторопевший Серый только и стоял с горевшей на ветру, тлеющей огоньком зип- повской зажигалкой, не закрывая ее. А Капитоныч, притаптывая босыми пятками хвою, все вытанцовывал удар, и его сила крепла, идя от раненого сердца, возвращающего свою боль. С морозным грохотом, треском отвалившейся сосульки, в брызги рассыпалось лобовое стекло джипа, а водитель уткнулся бритой башкой в руль. Бандит, дергавший упавшего, не целясь, выстрелил в темноту леса, откуда, как ему казалось, прилетела невидимая пуля... но пистолет издал только сухой щелчок. Осечка! Они бы еще долго выясняли, кто стрелял и откуда, если бы Серый, при всей своей мозговой недостаточности, не понял, ЧТО происходит. Он выбросил зажигалку в кусты жестом, которым отбрасывают пустой коробок спичек, резко подошел к джипу. Кулем вывалил оттуда водителя, забрался сам. Рявкнул на суетящегося помощника: — Грузи обоих... Шевели мослами, бля! Бандиты оба только слабо постанывали, держась за левую сторону груди. Серый высунулся в окошко и проговорил, собственно, даже не проговорил, а про- чревовещал, ибо он не знал даже, КАК тут говорить. — Эй. Ты. Садись. Довезем, откуда взяли. Капитоныч улыбнулся. Посмотрел на лопату, понял: Серый в ужасе замотал головой. Оставил ее и легко зашагал к джипу. Взлетел на переднее сиденье рядом с Серым. И блаженно растянулся на мягком кресле, не ожидая теперь никакого подвоха. Машина рванулась с полянки, оставляя лопату, торчавшую, как майский шест... Все эти пятнадцать километров до места, откуда они его забрали, все эти пятнадцать километров колдобин и асфальта, внедорожник «шевроле-таху» гнал, как одержимый. И не было на свете такого гаишника, который мог бы остановить его, и не было для Серого ничего страшнее, чем человек с рыжей бородкой, тихо улыбавшийся на сидении рядом. Они выгрузили его у того самого «Москвича». Капитоныч глянул на колеса: переднее проколото. Из джипа к его босым ногам свалился импортный электрический автономный насос «Модзилетто» с аккумулятором. Без слов Капитоныч все понял. Серый посмотрел на него очень долгим и странным взглядом. Потом кивнул... и сорвал машину с места. Ему нужно было довезти своих боевиков к больнице. У обоих, судя по хрипам и гримасам, отказывало сердце. .. .Иваныч проснулся резко — от входящего в двери друга. Среди ночи. В труселях. — Кап... ты где был-то?! — Колесо спускает, — деловито сообщил Капитоныч, бросая пакет с насосом в угол комнаты и укладываясь. — Я тебе накачал... Давай, до утра. — И чего не спится те, Капитоныч... — сонно проворчал дворник, снова засыпая. — Спиться али не спиться, и...эааххх. & ДИСК WORK F:// СНО-ВИДЕНИЕ Локальный доступ Файл pobeda.txt. Папка: МАЙОР, ЗАХВАТ и ГРУЗ Иваныч был отчасти прав: некоторым в этот момент и впрямь не спалось. Ибо они лихорадочно продумывали ОПЕРАЦИЮ. .. .Через несколько дней после того, как с солнечной полянки турбазы «Дубрава» разъехались любители сбора грибов, среди пакгаузов станции Новосибирск- главный — там, где виадук выводит к дому водительской скорби, областной ГАИ — царило оживление. Впрочем, нельзя было бы назвать это оживлением: таджики как обычно торговали своим барахлом, неспешный поток перетекал через виадук, размытый на фоне голубого неба, галок и паутины проводов, опутавших станцию. Двадцать с небольшим здоровенных лбов в касках и «брониках» лежали между путей, уткнувшись мордами в серую едкую угольную пыль, и ждали. Ждали одного-единственного события: когда к рыжему товарному вагону, стоявшему в тупике на втором с краю пути, подъедет машина и его, этот вагон, начнут разгружать. — Долго еще, как думаешь? — со сдержанным раздражением спросил Пролетаева лежащий рядом капитан, командир группы спецназа. — Щас должны! — придушенно пообещал майор. Майор Пролетаев провалялся в больнице почти неделю. Врачи разводили руками: phenomenus idio- adapyus, такого в науке не видывали, чтобы в момент поступления у пациента диагностировали с десяток жутких болезней, от нильской лихорадки до малярии, а через пять дней они загадочным образом рассосались. В итоге Майор похудел, выпил два литра водки с главврачом, мимоходом зажал в бельевой медсестричку и вернулся на службу, вполне довольный. Издательство «Весь — ДОБРЫЕ ВЕСТИ Но тут как-то все не заладилось. Коллеги посмеивались, вспоминая сюжет, обошедший все городские телеканалы: о создании инициативной группой первого в городе памятника сотруднику правоохранительных органов в образе Кота-в-Сапогах и загадочного материала, из которого он был сделан, а несколько офицеров из Управления собственной безопасности, хорошо знакомые Майору, стали внезапно подозрительно улыбчивы и радушны. Майору нужно было отличиться. Срочно! И тут оно ПРИШЛО. Пришло сообщение на адрес гр-на Тарзания Р. Ш., находящегося в разработке по делу о педофилии и наркоторговле, согласно рапорту Майора. Согласно ему выходило, что во вверенном Тарзания помещении цветет махровый разврат, торговля наркотиками и всяческая антисанитария. Так вот, в адрес этого человека потупил вагон гуманитарной помощи из Голландии. Помощь упакована в мешки пластиковые, весом каждый по 6 кг. Проверенные люди, уже не раз вскрывавшие на таких вагонах пломбы и слегка корректировавшие их содержимое, рассказали Майору, по старой оперативной дружбе, что в мешках — белый порошок. Брать надо было срочно. Поэтому двадцать бойцов спецназа сейчас лежали за путями, глотая пыль и дыша мазутом, а по их бронежилетам весело прыгали воробьи. лг
8 Резун И. ! 226 1 — Начали! Бойцы спецназа рванулись вперед, как торпеды из атакующей субмарины. В воздух взлетали приклады автоматов. Сопротивление — и то от неожиданности! — пятерых мужчин было подавлено в несколько секунд и без крови. Все были притиснуты к перрону, а главный, горбоносый, жалобно кричал, ворочаясь под сапогом спецназовца: — Арби! Арби эта! Майор наклонился над лежащим и зловеще произнес: — От Арби, говоришь? От какого Арби? Исмаилова или Бараева?! — Надо посмотреть, что в мешках, — сухо проговорил командир спецназа, капитан с худым жестким лицом. — Давайте глянем... — Давайте. Штык-нож спецназовца распорол пластик мешка. На подставленные ладони высыпался порошок белого цвета. Мужчины попробовали его кончиком языка. — Сладковатый... — пробормотал Майор. — Крупноват что-то, — резюмировал спецназовец. Они подняли глаза друг на друга. И внезапно капитан, словно по наитию, поддел ножом самый верхний в штабеле пакет. Он порвался и... и на Майора обрушился водопадик аккуратненьких белых подушечек «Орбита». Безупречно белого цвета. Впрочем, некоторые, пережившие уже все мыслимые сроки хранения, буквально на глазах рассыпались в мелкий белый порошок. — Это еще выяснить надо, что тут... за это самое... — жалко пролепетал майор. — Выясним. Экспертиза все выяснит! — холодно отрезал капитан и повернулся к своему заму. — Семенов! Возьми несколько пакетов и давай оформи изъятие образцов груза... как полагается. А то на нас потом этот вагон повесят! — А как же... — пискнул Майор. Капитан ободряюще похлопал его по плечу. — Похоже, Вова, это теперь ТВОЙ вагон. Жевать тебе, не пережевать! Гуманитарная помощь Руслану Тарзании пришла после того, как он с огромным трудом вышел на представителей голландского отделения мирового концерна «Вриглис» и купил у них несколько ящиков просроченной жевательной резинки для новых статуй: в его голову пришла мысль о продолжении проекта! Голландцы удивились, но быстро все просчитали: за каждый отправленный килограмм гуманитарной помощи в Россию они получали от своего правительства 0,8 евро, и сбыть такой груз было делом коммерческой чести... Догадавшись, чем порадовала его заграница, Руслан сразу же продал чертов вагон каким-то абрекам с рынка. Те не брезговали никаким товаром, ни высохшим, ни подмоченным. А вот карьера майора казалась безнадежно испорченной. Чем? До обидного простым «Орбитом» без сахара. ДИСК WORK F:// СНО-ВИДЕНИЕ Локальный доступ Файл pobeda.txt. Папка: КАТЯ и КАПИТОНЫЧ: ЛОВЛЯ и ПОДЪЕМ — «Орбит» апельсиновый, пожалуйста! Он у вас не просроченный? Продавщица оскорбленно поджала губы: — Здрассьте! Вам накладные показать?! — Не надо, — отрезала элегантно одетая женщина с крашеными светло-каштановыми волосами. — Дайте две коробки. — Две упаковки... что? — ДВЕ КОРОБКИ. С тех пор как Катя Селиверстова, сорокадвухлетняя владелица сети модных бутиков «Монрепо», увидела в здании Центроспаса странного человека, которого назвала «босоногим дервишем», она не переставала о нем думать. Тогда-то она зашла в здание потому, что села батарея в мобильном; больше такого не повторялось, но, забирая свою девочку Олесю из гимназии на багровом «ниссан-террано», она все время вспоминала об этом диковинном человеке. Кто он такой? Какие странные вещи он говорил... Вроде, кажется, сумасшедший, а на самом деле глаза-то у него очень здоровые. Сильные глаза. Катя занималась бизнесом уже пятнадцать лет и знала: если у партнера ТАКИЕ глаза, значит, с ним можно иметь дело. Не подведет, а если подведешь его сама, голову откусит, не поперхнется. — Олеся, ну-ка давай... зубки почисть! — Ага, ма! Девочка болтала ногами в полосатых гетрах на переднем сидении, и Катя перегнулась назад, чтобы достать порцию жевательной резинки из коробки: она всегда покупала оптом и заботилась о том, чтобы у дочки были хорошие зубы. Жевательная резинка после школы в дорогу, пока она сейчас ее завезет в ресторан перекусить, была как раз кстати. Она разорвала уже упаковку — и вдруг резкая боль разорвала желудок. Катя ткнулась лицом в велюр кресла и стиснула зубы, давя стон. — Ма, ты что? — Да вот... не могу достать... — прохрипела женщина. — Давай я! Сейчас... Катя лежала, обессилев; пока дочка обезьянкой перелезла на заднее сиденье и шуршала пластиковой упаковкой, дрожащей рукой добралась до бардачка, нашарила там две таблетки мощного обезболивающего и кинула в рот. Надо же, как не вовремя! Через несколько минут джип тронулся от веселенько раскрашенной, будто составленной из разноцветных кубиков, частной гимназии. Катя слушала дочку, щебечущую о пустяках прошедшего дня, о пятерках и мальчишках, поддакивала, смеялась... но в голове у ней металась одна простенькая мысль: что будет, когда ее самой не будет? Что будет с Олесей?! А жить, как Катя предполагала не без оснований, ей оставалось немного. Она покормила девочку в «Золотом цыпленке», со скрытой грустью наблюдая, как она расправляется с цыплячьей ножкой, держа ее такой же худенькой, на просвет голубоватой, ручкой. Хрупкая у ней девочка получилась... Как она ОДНА будет? Потом отвезла ее в «музыкалку ». И направила машину в Центральную спасательную службу на водах. Марьяна встретила ее улыбкой: память у вахтерши был отменная. Катя открыла было рот, украшенный дорогущей французской помадой, как вахтерша сообщила: — В зале он, в зале, родимый. Проходи, не стесняйся. В светлом, хоть и небольшом гимнастическом зале играла музыка и звучал хрипловатый голос Мирей Матье. Капитоныч показывал Танец Волшебного Огня трем молодым женщинам и одному юноше. Одна из дам была в костюме, которые готовят для детского утренника: белом платье с блестками-снежинками, остроконечный колпак Снежной Королевы. Дама была в черных лосинах, и босые ступни ее казались ослепительно белыми. Рядом танцевали две полненькие девчушки-хохотушки, а парень казался ломким и сухим, как богомол. — ...Прямее спину, прямее! Лопатки сливаются в экстазе! Бенгальский фонтан горит в позвоночнике — маяк любви в темной ноченьке! — выкрикивал сам маг, облаченный в лимонно-желтую майку до самых колен. — И не забывайте, ни крошки мучного до показа последней серии «Секса в большом городе»! Чем меньше мы едим, тем больше впечатлений от не- съеденного! Странные танцы — это вызов в другую страну... А, новое лицо! Разувайтесь, проходите к нам! Мы принимаем Галактики и отдельные планеты! / л Катя была в строгом офисном костюме — темно- коричневом, с золотистой мелкой полоской, белой накрахмаленной блузке и темных чулках. Неуверенно сбросила у порога туфли на каблуках, ощутив прохладу пола, сделала пару шагов, вступила на дощатый пол. — Мне бы поговорить... — несмело произнесла она. Но Капитоныч жестами приглашал ее в круг. — ..Непонятен и страшно интересен трансцендентный кураж. Это секретное оружие в борьбе с дураками, только дураки об этом не догадываются, принимая его за чистую монету, а монета для них — это великая сила! Подчеркнутая многозначительность пауз наполняет магией пространство сновидений... — Мне поговорить с вами надо! — напрягая связки, крикнула Катя, но круг, горячие ладони соседок уже влекли ее в движение, она поскальзывалась ногами в чулках на гладких досках. — Потребность говорить о чем попало надо заменить... — Капитоныч лихорадочно выделывал «восьмерки» в центре круга, — ...инерционной пластинкой по команде «Стоп», как в детской игре « Море-вол ну- ется-раз...». Раз! — РАЗ!!! — хором выкрикнули все. И замерли. Потому что Капитоныч совершил какое-то неуловимое движение, приковавшее к себе внимание и остановившее хоровод. Катя огляделась. Женщины тяжело дышали, на лбу молодого человека, кстати, высоком и чистом, тоже блестел пот. Он улыбнулся Кате ободряюще. Женщина решительно схватила Капитоныча за край его желтого хитона. — Мне! Надо! Поговорить! — Отдыхаем, вдыхая эманацию Будды! — прокричал Капитоныч, выходя из круга. — Отдыхаем, целлюлит разгоняем, чакры промываем... пять минут. Пойдемте. Он отвел ее в дальний конец зала, где лежали коричневые, пупырчатые, как кожа носорога, маты и стоял усталый гимнастический конь. Хлопнулся на маты по-турецки, предложил: — Садитесь. В ногах правды нет, как говорил Вишну, вся правда в пятках... — Я так не могу! — недовольно отрезала Катя; она уже ощущала тянущую боль в животе — предвестье приступа, надо бы сходить за обезболивающим в машину. — У меня так юбка порвется. — Юбка порвется — здоровье вернется! — немедленно отреагировал Капитоныч. — Положение тела определяется сознанием духа и определяет его. Вы сейчас, как биосы, ходите крючком. А надо разогнуться и ходить как даос, прямо... — Что вы мне все... — не выдержала Катя, но тут судорога скрутила ее. Она прижала руку к животу, охнула и рухнула на колени. Сквозь боль она ощутила: маг сажает ее все- таки в позу лотоса, горячими сильными ладонями поправляет ее ступни, стискивает щиколотки. Вот он легонько нажал ей на плечи — Катя сложилась, как раскладушка, и села на мат; при этом сзади характерно громко протрещала разорванная ткань. — Что... вы... делаете... — просипела она. — Вы... мне... порвали... — Короткие юбки — это несчастья зубки! — весело подмигнул он ей. — Сейчас все пройдет. И оно внезапно... действительно ОТПУСТИЛО. Катя не бегала за своим суперсредством в машину, не глотала двойную дозу, просто боль, до этого шипом выросшая в желудке, рассыпалась прахом. Мгновенно. Капитоныч сидел напротив, молчал, смотрел на нее ласково, а Катя, переживая, что, возможно, в неудобной этой для нее позе видны трусики, что было совсем не так, краснела; потом решилась. И по привычке четко и деловито сказала: — Знаете... мне нужно с вами поговорить! Один на один! Она ожидала всего, чего угодно: новых танцев, поз йоги, потока слов. Но маг внезапно положил ей руки на плечи снова, поднял невесомо и вытолкнул из круга, к выходу, бросив твердо и повелительно: — Ждите. Через двадцать минут закончу! В ожидании его женщина нервно курила, бросая окурки не в пепельницу машины, а прямо за окно — все равно асфальт грязен, как свалка! Юбку он ей, конечно, порвал: Катя выскользнула из помещения, сгорая от стыда, придерживая руками разрыв сзади, как будто прижимала к себе невидимый хвост; но не это бесило больше всего. Бесило то, что она, взрослая самостоятельная женщина, патрон крупной юридической фирмы, имеющая за плечами два замужества и кучу любовников... она, человек с двумя образованиями, сдалась. Какое-то доморощенное, на ее взгляд, знахарство победило в ней боль — и таблетки так и оставались нетронутыми в перчаточном ящике. Тьфу, прости Господи. Она расстроенно смотрела на выходивших из здания — разгоряченных, красных. Молодой человек все еще пританцовывал, по инерции, наверно. Дама, уже лишившись костюма, вышла на ступени босая, и ее белые, как снег, ступни странно контрастировали с серым, заплеванным асфальтом. Но она явно не чувствовала ни положенного стыда, ни дискомфорта. Ох, здорово же он их обрабатывает, этот кудесник! ...Маг забрался в джип незаметно, как домовенок. Только что его не было, и вот, материализовался. Блаженно откинулся на велюровую спинку и проговорил как нечто само собой разумеющееся: — Мне на Театральную двадцать, первый подъезд. Катя решительно загасила сигарету в пепельнице. Положила худые руки на руль и, стараясь быть спокойной, проговорила — на Капитоныча она не смотрела, а смотрела вперед, на ряд мусорных баков с многозначительной надписью: «ГОЛОСУЙ, А ТО О... УЕЕШЫ»; проговорила жестко: — Во-первых, я вам не верю. Ни на грош. Но я знаю людей, которым вы помогли. У меня есть знакомые. Во-вторых, мне просто надо протянуть. Еще лет де- сять. Пока Олеся не выучится, не закончит институт и не выйдет замуж. Все. Большего не надо. Капитоныч зажмурился. Поскреб рыжую бородку. Как-то хитро, искоса взглянул на нее, обронил без грусти: — Рак? Она вздрогнула. Хрипота овладела горлом, она сглотнула судорожно. — Да. Рак желудка. Томографировали... Последняя стадия. Еще год, два... — Где поймали? Она уставилась на него: прикидывается? Или издевается сознательно?! — Вы... — Это заразное. Читали «Известия Королевского Парасимпатического Общества»? Кто-то заражается, кто-то нет... Кроме шуток. — Первый муж, — она не стала спорить. — Он еще пил, зараза... — Значит, снова надо поймать. Рака лечим анти-ра- ком. Выгрызаем внутреннюю сущность, чтобы убить в себе сучность и зажить, как пастух и пастушка. В полной гармонии. А рака отпускаем на свободу. Фаза первая: рака ловим, фаза вторая — рака любим, фаза третья — рака отпускаем. И больше он не вернется. — Где... ловим? — пробормотала она, чувствуя: затягивает, как в омут. — В фонтане. Месяц май, значит, ловим в фонтане Первомайского сквера. В чистой проточной воде, где ж еще? — Вы не понимаете! — она сорвалась на крик, ударила пальцами по рулю, сломала перламутровый ноготь. — Не по-ни-мае-те! Мне Олеську поднять надо!!! Поднять успеть! — Поднимем, — бодро ответил маг и сделал рукой какой-то жест, выдохнув еле слышно. — ТАК! Поднимем, я договорюсь. Кате вдруг все стало до фонаря. Абсолютно. Словно черная труба разверзлась перед ней, и она полетела по ней, скользя попой по гладкой поверхности, как в аквапарке. В конце концов, она все испробовала. Все лекарства и всех модных докторов. Все чудеса современной медицины. Что ей терять? — Так говорите, на Театральную? — совершенно иным, металлическим голосом спросила она. — Ну, поехали. Утро следующего дня выдалось мягким и сиреневым, как брусничный кисель. Когда на тротуарах отшумел первый утренний цокот каблуков, рассосались бурные водовороты у ущелий метро и мамаши выдвинули патрули своих розово-голубых колясок в скверы, над городом повис мягкий свет, чудное безветренное тепло, как пальто старушки; и солнце глянуло сверху не жарящим, а полусонным глазом. Солнцу тоже было интересно. Ярко-красный джип тихо вырулил на автостоянку на задах сквера. Катя была в бриджах до середины икры, в футболке с наброшенной на плечи ветровкой и в темных очках: то, что ей надо было сделать сегодня, даже по краткому и довольно бессвязному рассказу Капитоныча, представлялось действием совершенно ужасным. Она облизнула сухие губы, заглушила мотор и обреченно спросила кудесника: — Раков... тут? — Тут, тут. Тук-тук! — он радостно постучал по стойке крыши. Катя только усмехнулась. Бело-красные, похожие на пирожное из кулинарии, стены Краеведческого музея ловили на себя солн- цё и, казалось, жмурились от восторга. Малыши на дорожках, сверкая яркими комбинезончиками, самозабвенно гоняли голубей. Тихая благодать витала над сквером, умиротворенно журчал фонтан, как сказал бы Капитоныч, даже «мур-р-рчал!»... и тут эта благодать была взорвана странным явлением. Сначала от парковки из-за металлических оградок строящегося шатра очередного пивного гиганта появился мужик. Одет он был явно не по сезону: высоченные, до бедер болотные сапоги, в которых ездят на уток в Купино, в старый милицейский бушлат на голое тело. На синем рукаве виднелся шеврон рыбоохраны. На шее у Капитоныча болталась цепочка с диском, который закрывал широкую загорелую грудь. Обыкновенный СД-диск для компьютера, разрисованный пляшущими человечками, сверкал... Капитоныч нес в руках большой черный мешок, в котором что-то зловеще шевелилось; нес и большой дуремаровский сачок. Несколько малышей, которые, очевидно, еще счастливо застали всенародную известность Карабаса- Барабаса и его подельников, раскрыли рты, понимая, что сказка ожила. За Капитонычем вышагивала элегантная дама в светло-голубых бриджах и ветровке с изображением сада Тюильри. Шла она на своих каблуках неловко и воровато оглядывалась по сторонам; но, судя по всему, боялась она зря: Капитоныч отвлекал на себя все внимание. Парочка подошла к парапету фонтана. Капитоныч хозяйственно устроил сачок, крякнул, перелез в через парапет и плюхнулся в фонтан в своих сапогах. Поднял мешок и призывно сказал Кате: — Ну, родимая, ПОШЛА! Мы в точке сборки! Катя выдохнула резко, как перед прыжком, и вышагнула из туфель. Забралась на парапет, ощутив босыми ступнями холодный, не успевший нагреться мрамор. Капитоныч потряс мешок и, хватая оттуда что-то красное, начал бросать в воду, как сеятель... Красно-бурые раки тяжело шлепались в воду и шли на дно глубинными бомбами. — Ма, яки! Яки! — взвизгнул какой-то сообразительный пацан, и ребятня, размахивая лопаточками, рванулась к фонтану. За ними, теряя клубки шерсти, спицы, женские журналы, с квохтаньем побежали мамаши. А Катя между тем простерла руки в направлении бьющих струй и начала звучно, вдохновенно, но слегка дрожащим голосом: Ax эти раки Уераги Страны волшебников моей! Пусть буераки и овраги Все в прошлом будут поскорей! Пусть маг найдет себе управу, Пусть Рак сойдет в меня с небес: Но рак, что занял не по праву Во мне местечко, дует в лес! И в лес, в ручей, в озера-воды, По рачьей сущности его, Я дам ему уже свободу, От тела дам от моего! Капитоныч поразбросал всех раков, достал дудочку и, приложив к губам, заиграл. В небе весело плыли облачка в такт, Катя читала. Не расплакаться от стыда ей помогали темные очки и то, что она смотрела не вокруг себя, а на могучую серую глыбу вечного вождя, несущего свою монументальную вахту перед Оперным в двухстах метрах от фонтана.
|
|||||||
|