Клаус Дж. Джоул 15 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 25Следующая ⇒

Паспорт писал, принимая Люсину стихотворную игру:

«Дорогая моя Люся,

Я уж в поезда сервусе Из Парижу до Москвы,

Завтра встретимся вновь мы.

За пальто благодарю.

Ждет Парим вас к декабрю.

Да, в Париже все готово,

Вас там с другом ждут давно.

В номер шкаф втащили новый.

Занавесили окно.

Порасставили цветы Несказанной красоты.

На Монмартре все надели Разноцветные береты,

А прохожим всем вручили Из подсолнухов букеты.

Все горят от нетерпенья —

Где же, где же Соня с другом?

Рады будем мы влюбленным.

Все. Целую. Не скучай.

Завтра к вечеру встречай.

Бодро едущий домой Люсин паспорт скоростной!»

Там было еще что-то такое, милое и не совсем складное, но Люся так устала, что заснула на тахте с ноутбуком в обнимку. А утром ее разбудил звонок.

— Да? — хрипло со сна отозвалась она, глядя на экран, по которому плыло неизвестно кем набранное слово «ТАК!».

Суровый голос спросил ее фамилию, потом сказал, если она чего-то хочет в этой жизни, то в бюро находок она должна прийти до двенадцати. И бросил трубку.

Стол находок встретил Люсю сочувственным бессилием. Даже за миллион долларов там не могли бы найти вещь, которой никогда не было; правда, сверившись по документам, немолодая усталая женщина объявила: паспорт Люси у них был!

Но радость тут же померкла. «Что ж вы раньше не пришли, — с досадой сказала служительница храма потерянных вещей, — мы отправили его в ОВИР, а оттуда добыть его практически невозможно».

Люся взмолилась:

— Пожалуйста, найдите его! Мне он очень нужен, чтобы встретиться с любимым!

Женщина из окошка ушла в другую комнату. Минуты ожидания текли томительно — и вот служительница вернулась с паспортом в руках, совершенно ошалевшая, бормоча: «Ничего не понимаю! Я же сама его отправляла!!!»

Перед Люсей явилось бумажное чудо о 36 страницах, которое можно потрогать руками. Симорон торжествовал.

Мы находимся под гипнозом своих слов, технологий, клановых и родовых знаний — выйти из-под него можно, лишь постигая истину других знаний Со-творения Нового. Творчество возникло из молитвы, да пребудет вновь молит-

вою оно!

Пока Майбах вспоминал всю эту эпопею, свидетелем которой ему пришлось стать — и что весьма поколебало его скептицизм! — машина неслась по шоссе к аэропорту. Над ними куполом вздымалось голубое небо, пашни были бескрайни, Люся щебетала о чем-то с Лу-Хоем... А Майбах почему-то подумал совершенно отрешенно: как хороша жизнь! Такое бывало с ним раньше только в минуты утоления похмельной жажды. Он улыбался еще и потому, что знал: молодоженам приготовлен необычный подарок. Его должна была привести в аэропорт Мила Йововичевская, она же гражданка Теребило... Майбах сам режиссировал этот сценарий.

Машина подъехала к терминалу, неслышно раздвигающему свои двери темно-синего стекла. Люся царственно вышла. Вся светло-золотистая, голубоглазая, в леопардовом легком плаще и босоножках-шлепках с

крылышками, махнула рукой — JIy-Хой, Майбах и шофер потащили тяжеленные чемоданы: девушка долго собиралась, причитая, что в Париж она ничего не берет, все купит там, но три единицы багажа набралось.

Люся прошла регистрацию, трижды неправильно назвав номер рейса и сказав, что летит в столицу всей Америки — Париж. Хохоча, заполнила декларацию, испортив несколько бланков, так как привычно написала, что везет с собой «две штуки баксов». Знаки евро и фунта стерлингов повергли ее в глубокий шок: она с изумлением узнала от Майбаха, что есть еще деньги, кроме доллара и «деревянного». Наконец, сияющий Лу-Хой, чья бритая макушка приходилась как раз на уровень аппетитной груди Люси, встал у прохода на досмотр багажа в зале официальных делегаций — с Майбахом. Тот прикупил в лавке «дьюти-фри» три крохотных бутылочки коньяка, раздал Люсе и Лу- Хою, загадочно усмехнулся и сказал:

— Летите, голуби, летите... Смотрите, чтоб вернулись уже мужем и женой!

Люся покраснела, что случалось с ней все чаще и чаще, а Лу-Хой забронзовел налитыми скулами.

— А мы вас сейчас и поженим, — мстительно пообещал Майбах. — Чтоб уже не отвертелись!

И кому-то, исподволь наблюдавшему за этим, сделал знак рукой.

Тотчас тихий ВИП-зал наполнился запахами лотоса, каким-то птичьим щебетанием, позвякиванием бубенцов и музыкой. Из боковых дверей (все это было заранее оплачено) в зальчик выпорхнули кришнаитские девушки-нимфы с венками, юноши с небольшими барабанчиками и флейтами. Босые ноги в бисере летали над мраморным полом, хитоны кружились. Мила Йововичевская, с золото-рубиновыми фенечками на худых голых щиколотках, блестя глазами, подлетела к Люсе и Лу-Хою, и, вскинув руки, осыпала их лепестками лотоса. Кружащиеся в хороводе девушки запели тихо: «Чингивати-ша-ааа, чингивати, сарсана-аа! Чин- гивати, чинга!» — индусскую песню любви, а молодые

Издательство «Весь — ДОБРЫЕ ВЕСТИ

ЛЮД^И> приосанившись, красиво играли на флейтах. Потенциальным молодоженам подарили медальоны _с саламандрой, связку плодов мулу, напоминающих ароматные апельсины, размером с орех, по бутылочке шасла для растирания кожи перед любовными ласкали. А потом Майбах, кашлянув, пояснил:

Ну, а от лица, так сказать, прогрессивной Симо- ронской общественности, мы хотим передать вам вот это... Милка, доставай!

Мила Йововичевская, коварно улыбаясь, стала сматывать с себя цветной шелковый пояс, украшенный бисером — до этого он был у нее на талии. Сняла, и, положив на две руки, с поклоном передала Люсе.

— Ой, что это? Как красива-а... — протянула та, сразу сбросив в руки китайца леопардовый плащ и начав наматывать ткань на свою талию.

Он, этот пояс, был почему-то упругий.

— Это пояс любви, — важно сказал Издатель. — Он служит для того, чтобы никогда и ни при каких условиях ты не могла отказать своему...

Внимание их, да и нескольких работников ВИП- зала, с изумлением, но благодушно взиравших на эту трогательную и забавную церемонию, было занято ею полностью. Никто не увидел, как открылись двери и группа людей в одинаковых костюмах, профессионально внедрясь и просочившись через танцующих девушек в сари, вдруг окружила Милу и Люсю, оттерла в угол опешившего Майбаха...

Старший этой группы, которая уже твердо стиснула руки китайца, Люси и Милы, бросил в рацию, извлеченную из-под пиджака:

— Докладывает Пятнадцатый... Базис, захват произведен!

— Это че такое?! — первой опомнилась Люся, попробовала выдрать тонкие руки из ладоней оперативника, но лишь вскрикнула от боли. — Ой, мама!

В зал быстрой походкой, мотая полами форменного Плаща, вошли двое кряжитстых мужчин. Один профессионально взмахнул красными корочками перед лицами Люси и китайца, бросил сквозь зубы: «Федеральная служба безопасности!», а второй, нахмурив густые брови, поинтересовался:

— Разрешите задать несколько вопросов, Людмила Васильевна... все ли вещи, которые вы провозите, вы указали в таможенной декларации?

Спрашивать Люсю о декларациях было бессмысленно: она бы не отличила таможенной от Декларации Независимости; поэтому только кивнула и возмущенно начала:

— Я не понимаю, что такое...

— Поймете, — резко, как пощечиной, оборвал он ее. — Этот пояс, на вас, вам принадлежит?

-Да!

— Что в нем находится?!

Девушка округлила глаза:

— В нем?! Сдурели что ли?! Я откуда знаю! Пояс в нем... находится! В поясе.

Старший, броненосный, у которого под плащом угадывались твердые, широкие погоны как минимум с двумя звездами, усмехнулся коварно и протянул жилистую, грубую руку.

— Я предлагаю вам, Людмила Васильевна, добровольно выдать запрещенные к продаже предметы... Наркотики, валюта, оружие?

— Ну уж нет! — заверещала Люся и дрыгнула ногой, едва не поддав каблуком в колено старшего. — Это моя вещь, мне ее подарили... Лусик! Ну, чего молчишь?!

Китаец, бледный, как очищенный героин, только хлопал глазами.

А перед Майбахом, припертым к стенке ВИП-зала, ужами извивались двое. Те самые, что месяц назад были у него в кабинетике.

— Вот видите, Дмитрий Дмитриевич, — зловеще шептал первый, — на ваших глазах произошла передача... А если там валюта, не указанная в декларации? Мы-то знаем, что там оч-чень неприятные вещички...

— А если шифровка? — наступал второй. — Секреты нашей великой Родины?!

Майбах мотал головой. Он ничего не понимал, мир обрушился мгновенно, беззвучно, но страшно — с жутковатым шорохом, как песочный замок. Значит, ничего не помогло... Значит, он снова на крючке. Они следили за ними, они вели их до аэропорта, они прослушивали его телефоны; а он-то поверил Зарату- строву, расслабился! Да, контора не отпускает, коли схватит — то навсегда.

Тем временем противостояние девушки и стража государственных интересов приблизилось в к финальной фазе.

— Мозгалев, отпустите ей руки, — холодно проговорил мужчина. — Ну, тогда, гражданка Новикова, придется вас обыскать! Пройдите, пожалуйста, вон в ту комнатку... Мозгалев, обеспечьте понятых.

Терпение Люси лопнуло. Она по-прежнему ничего не понимала; понимала лишь то, что ее хотят развести, как лохиню, уличить в чем-то. И воспользовавшись тем, что ее руки отпустили, Люся взвизгнула:

— Обыскать? Меня?! Ищите! Я сама разденусь.

Эфэсбешник открыл рот.

Люся моментально вышагнула из туфель, твердо уперев босые пятки в темный мрамор. Рванула блузку — пуговицы горохом запрыгали по нему; сдернула ее с плеч и с таким же треском сорвала кружевной купальник. В лицо офицеру ударил свет двух крепких обнаженных грудей.

— Что вы де... — забагровел он и растерянно огляделся. — Мозгалев! Садульский!!! Прекратить!

Но Люся была ловчее. Не зря она была победительницей в конкурсе студенческого стриптиза на заре своей недолгой учебы в престижном вузе. Молния разошлась с визгом, и юбка упала к ее голым ступням. Теперь Люся стояла посреди ВИП-зала в одних кружевных трусиках.

Народ, к этому времени скопившийся в дальнем углу, наблюдал все это с интересом; таможенники в синих мун- дирах — тоже. Им было по большому счету все равно, обнаружат у этой девахи что-нибудь или нет, но спектакль она устроила классный — этот спектакль изрядно скрасил их унылые будни, с копанием в желудках казахов, перевозящих проглоченные героиновые шарики, возней с тайным грузом черепашек и потрошением подошв обуви граждан в поисках контрабандных алмазов.

Офицер пришел в себя. Он хмыкнул, поднял с пола бисерный пояс. В руках у него оказался ножичек. «Швейцарский армейский» из провинции Сычуань.

— Так это ВАШ ПОЯС, Людмила Васильевна?

-Да!

— Отлично...

И он торжествующе полоснул по нему ножом. Из ярко-оранжевой ткани на мраморный пол посыпались упаковки презервативов. Кондовых, отечественных, латексных — проверенных электроникой! У Лу-Хоя расширились глаза: это же какие деньги! Здесь он мог их купить по 3 цента за штуку, а там, в Китае, продать у себя в казино за пару долларов — импортная резинка стоила в три раза дороже!

Шуршащий водопад залил ступни Люси, и она даже отпрянула. А офицер таращился на это дикими, расширившимся глазами: не помогла даже и одна разорванная упаковка. Ни героина, ни баксов, как предполагали устроители операции, «зацепившие» МилуЙово- вичевскую еще в клубе «Черная Вдова» и методично разрабатывавшие ее все это время вместе с Майбахом и Люсей, — нет, ничего ТАКОГО в поясе не оказалось. Сама, кстати, Мила стояла у стенки и тоже обалдело смотрела на все это. До нее что-то смутно доходило, но она вряд ли смогла бы это сформулировать!

Презервативы на контрабанду никак не тянули...

В зале повисла тишина на десяток секунд: только за его окнами гулко, устало прогревал двигатели на взлетке какой-то самолет. И тут послышался хохот.

Смеялся Майбах. Он согнулся пополам, потом присел на корточки — прикрыл лицо руками и истерически, со взвизгами, хохотал, давя из себя...

— Контрабанда... поймали шпиона... вот умора!

Начали хихикать и те, кто стоял ближе всего к происходящему. Отделаться от комедийности происходящего было невозможно.

В этот момент под плащом офицера заработала рация. Без привычных позывных. Напрямую. Видимо, тот, кто обращался к нему по рации, очень хорошо видел все происходящее — только сам оставался невидим.

— Подполковник! Заканчивайте этот балаган. Одевайте девушку и подходите на рапорт. Конец связи.

Теперь уже смеялись все: сотрудницы ВИП-зала, молоденькие стюардессы, несколько иностранцев, понимавшие русский язык, и даже не понимавший его негр; таможенники ухмылялись, прикрывая лица ладонями; гомерическим хохотом гремел Издатель, и даже Люся несмело улыбнулась.

— Одевайтесь! — зло бросил тот, кого назвали подполковником, и, развернувшись, теми же рубящими пол шагами пошел к выходу из ВИП-зала; его группа мгновенно исчезла, будто растворилась в воздухе.

Через час после этого начальник спецгруппы «Базис» сдаст в архив дело гражданки Теребило, подозревающейся в связях с иностранной разведкой. Сам руководитель «Базиса» майор ФСБ Александров получит такой нагоняй от начальства, что с горя подаст рапорт об отставке, с нетерпением ожидаемый его кол- легами-сослуживцами, и уедет к себе в Омскую область сажать картошку.

А еще через полтора часа к столику Издателя, пьющего темное пиво в баре «Шерлок» и отходящего от аэропортовского происшествия, подсядет неприметный, костлявый человек. Небрежно, для вида, закажет рюмку коньяка. Улыбаясь, представится «капитаном Ивановым» и добродушно посоветует более ни о чем не беспокоиться. И особо не болтать. Впрочем, Издатель к тому времени будет слегка пьян и храбр: и с чувством торжества узнает, что Людмила Новикова является давним и заслуженным сотрудником КГБ-ФСК-ФСБ, кавалером ордена боевого Красного

Знамени. Ныне, правда, прочно «законсервированным» сотрудником.

— Люська-то? — недоверчиво сощурится Майбах, но наткнется на суровый и совершенно серьезный взгляд товарища напротив.

— Да, Дмитрий Дмитриевич, — с нажимом скажет тот. — Она Родине служит, можно сказать, с ясельного возраста. Она с родителями шифровки для наших товарищей из братских партий в странах империализма провозила. В ясельном возрасте. В подгузниках... В общем, я и так вам рассказал больше, чем имел права. Главное, что вы должны знать: все подозрения с вас и гражданки Теребило сняты. Работайте спокойно.

— С-спасибо... — пролепечет Издатель.

Да, так и случилось; после того, как его визави непонятным образом исчез, едва ли не растаял в воздухе, Издатель обвел взглядом бар, шумящий разговорами о футболе, звякающий кружками с темным пивом. Потом долго смотрел на стопку, так и не выпитую «товарищем»; взял ее за тонкую ножку и опрокинул в себя.

Ощутив приятное тепло коньяка, Издатель вздохнул, осенил себя крестным знамением и выговорил благостно:

— Бог есть любовь, и Симорон — пророк его... Аминь!

ДИСК WORK F:// СНО-ВИДЕНИЕ Локальный доступ Файл pobeda.txt.

Папка:

ИЗДАТЕЛЬ, СЛЕДОВАТЕЛЬ, ВОЛШЕБНИЦЫ и РУКОПИСЬ

Солнце клонило день к закату, как налитая, спелая антоновка, алея красным боком, склоняет к земле яблоневую ветку: исподволь, но уверенно. На скамейках Нарымского сквера пролегли резкие тени, малыш- ня на велосипедах ездила по солнечной разметке асфальтовых дорожек; тинэйджеры, опасливо озираясь, потягивали пиво за деревьями. Издатель подвинул коня за частокол пешек и откинулся на жесткую спинку, щурясь и протянув блаженно:

— Ну, теперь твой ход, мой друг Эрасто! Давай, руби...

Они сидели в сквере, играя в шахматы — с некоторых пор это вошло у них в привычку. Сидели, по иронии судьбы, неподалеку от того самого клуба «Черная Вдова», где Пилатик первый раз напился, где первый раз объявилась им Света Теребило-Йововичевская, где засекли ее садящейся в машину к американцу... Уже много позже Издатель спросил у Пилатика: а чьи стихи он читал тогда в ночном клубе? Следователь честно поскреб лысину и признался: ни черта не помнит! Как, собственно, не помнили ни одного эпизода, касающегося «Созвездия Рыб», и четверо друзей.

— Светка-то наша... Мила которая, нашла себе ухажера! — вспомнив, сообщил Издатель.

— Американца?

— Не-е. Который агент Моссад и ЦРУ?! Нет, тут наши эфесбешники обмишулились. Копали, копали, а ничего и не накопали. Она с него бабки хотела соскрести, а он ее кинул банально. Попользовался и уехал. На следующий день, как мы Люську и китайца проводили в этом... аэропорту.

— А, когда Люда этот стриптиз устроила? В «Вечерке» писали...

— Ну, ты что... Это цирк зверей был. Я ей помогаю одеваться, а она говорит: ни фига себе, досматривать! Мол, пусть здесь бы и досматривали! А то, говорит, в каморку заведут, там же лапать начнут! Типа, знаю я их, козлов, все одинаковы! Она у нас теперь гордая.

— Ага. А Мила что?

— А она на следующий день познакомилась с каким-то бизнесменом из Питера. Помнишь, ей на Семинаре, я рассказывал, морковную диету посоветовали?

— Ну да.

— Так вот, друг мой Эрасто, начала она во все морковное переодеваться. В аэропорт она с ребятами из Театра Креативных Технологий, которые благословляли наших на свадьбу, в морковного цвета тунике приехала. Потом, на следующее утро, решила посадить свою любовь на клумбе, чтобы на нее все любовались. А там же клумба эта перед театром, с нее каждый год цветы рвут! Ну, и приходит она, в морковной кофте, в морковной юбке, босоножки скинула, в самую клумбу залезла, сажает. Перемазалась по уши. Тут — менты. Типа — та-ак, девушка, цветы воруем? Сумочку ее вытряхнули — а там одна морковка. И рассада. Ну и в это время как раз делегация строительной реставрационной фирмы из Питера от театра идет. Мужик там ее увидел и вступился. Договорился, так всю в черноземе и с морковкой увез. В гостиницу. На банкет!

— И что? Разврат сплошной, — вздохнул следователь. — Чем же ходить-то?!

— Ходи лошадью, не пожалеешь... какой разврат, ты что! Она ему до утра стихи своего сочинения читала. Все одухотворенно, не то что у нас. Утром он на пресс-конференцию пошел, поехали они в Иоанно- Кронштадтский монастырь, свечки ставить. Потом по Оби катались... Лепота. В общем, на той неделе свадьба будет. Как раз перед Семинаром.

Пилатик замолчал. Издатель стряхнул пепел с сигары деликатно, в урну, осторожно спросил:

— А твоя-то как? Все еще злится?

— Ну да. Говорит: «Ты меня на Майю променял...», — уныло ответил следователь, мусоливший острую головку шахматного слона.

— М-да. Знал бы Капитоныч, как наше слово отзовется... Когда эту бумажку майскую тебе в костюм засовывал! Ну, ладно. Ритуал придумаем... и все вылечим. Сходил? Хотя, может, и к лучшему... Кстати, играешь ты, дружок, силами Добра.

— Так я ж черными...

— Ну. А в Индии, откуда игра родом, белый-то цвет траура. У них Колесница Джайнаваранги, повелителя Сил добра — черного цвета. Так сходил?!

— Ага.

— Ox-ты, ах-ты...

Теперь Издатель погрузился в задумчивость. Странное чувство владело им последние дни. Почти все проблемы, когда-то жутким призраком вставшие перед друзьями, сами собой разрешились: Сарасвати- баба, пытавшийся использовать Капитоныча как проводника своей дьявольской одурманивающей энергии, был разгромлен, бандюк Серый исчез вместе со своими подручными, Мила... Мила от него отлипла, а майор, терроризировавший Мачо, подался, по слухам, на Алтай, начисто уволившись из органов. И только что-то такое, нерешенное, еще томилось в глубине душ: будто главного они не узнали, на основной и сокровенный вопрос не ответили сами себе.

— А дело-то... наше, как? — вдруг спросил Майбах.

Следователь усмехнулся. Расправил ворот свободной рубашки — на работу он теперь являлся в светлых летних костюмах и без галстука, чем заслужил уже два замечания от руководства.

— Дело? Движется дело. Подал требование о проведении повторной экспертизы останков. Собираю данные по вашим... родственникам.

— Да ты что? Ну, уж мои-то тебе наговорили, — затосковал Майбах. — Все бывшие жены и так далее.

— Никто ничего не наговорил... — следователь поднял голову от шахматной доски и пристально посмотрел на Издателя. — Дмитрич, у тебя видения были?

— Видения? Только с перепоя... но чертей ни разу не видел.

— А у меня приходят, — задумчиво проговорил тот. — Будто сижу я в какой-то башне. Типа арабского минарета, но дело в Индии происходит. И играю в шахматы с каким-то старцем... Черт, ведь черными играю-то! Но не сам фигуры двигаю, а они двигаются.

А внизу — офицер караул разводит. Сделает солдат шаг вправо... такой, со слоновьей шапкой, с ушками — и у меня слон на доске движется. Сделает кавалерист с кривыми ногами шаг — и у меня конь прыгает!

— Занятно.

— Вот и я говорю. Так вот, понимаешь, не я делом сейчас управляю. А оно... само.

— Это как?!

— Бумаги заполняю, — буднично проговорил следователь. — Справки пишу. Запросы. Работа же про- курорская — это не в засаде сидеть. Повестки не доходят, справки в канцелярии теряются. Машины, на которых курьеров посылают, не заводятся. Начальник мой на повышение ушел вдруг, нового не прислали, неразбериха у нас. Как, знаешь, кто-то вверху все ниточки в кулак собрал и не дает куклам действовать, только дергаться на месте! Ты, правда, не помнишь, что ТОГДА было?

— Не помню. Хоть убей!

— Никто не помнит, — пробормотал Пилатик. — Никто! Ни Олег, ни Руслан, ни ты. Как выпал у вас этот день из жизни. Я знаешь, что проверил?

— Что?

— Календари.

— ?!

— У тебя на работе календарь деловой есть? Есть. У тебя на столе. Да ты мне сам показывал. Так вот, там опечатка типографская. За 12-м мая сразу 14-е идет. У Максимыча, я спрашивал, две встречи 13-го сорвались с клиентами — а он ни сном ни духом, приехал на следующий день, говорит — так вот, встреча, мол; а они ему — вчера было... У Руслана график тренировок с ошибкой написан. У вас ВЕЗДЕ, где речь идет о ТОМ числе, нет.его, ошибки, провалы... Нет там 13-го!

— А Капитоныч?

— А Капитонычу в этот день зарплату должны были давать. На станции Центроспаса, где он кружок дыхательной гимнастики ведет. Так вот, бухгалтерша

ни одного документа за 13-е найти не может. Включая ведомости.

— Да-а... Дела! Ну, я сходил.

— Ага. Сейчас я...

В этот момент следователь вскинул голову: уставился на что-то за спиной Издателя. Лицо у Пилатика стала при этом такое, что Майбах вздрогнул:

— Ты чего, Эраст? Привидение?!

Он оглянулся. По остывающему асфальту дорожки шли две цыганки — старая и молодая: смуглолицые, в меру, как положено, грязные, золотозубые и в косынках. Где их только в центре города, прилегающем к вокзалу, не встретишь. Следователь уткнулся в них глазами, хрипло сказал:

— Вот эта... молоденькая. Я ее в американском лимузине видел! Цыганку!

— Да не может быть...

Они поравнялись с ними. И тут же сделали шаг к скамейке; старшая улыбнулась, показала коронки, гортанно сказала:

— Э, красивый, угости сигарэткой! Вкусную сига- рэтку курышь, дай сигарэтку, а?

— Пош-шли отсюдова! — зашипел Пилатик, вскакивая. — Сейчас они нас тут разденут, обдерут, как...

Но словно мягкая девичья теплая ладошка закрыла ему рот. Следователь вяло опустился на скамью. А Майбах смотрел на цыганку и черты ее образа почему-то расплывались в закатных лучах. Это была уже не цыганка. Это была смуглая женщина в греческом хитоне, с оливковым венком на черных, как смоль, волосах. В ее худых коричневых руках горел огонь в бронзовом факеле из храма Артемиды в Эфесе, и поясок с древним орнаментом «хтония». Стояла она, крепко упираясь босыми ступнями в два гладко обтесанных куска мрамора — черный и белый, и Издатель почему-то уже знал, что это камни Высокомерия и Бесстыдства.

Она что-то говорила, слегка улыбаясь гордым и красивым лицом, и пламя в факеле металось из стороны в сторону... Она говорила, он ничего не понимал, но все слышал.

Видение закончилось так же, как и началось. Внезапно. Следователь протянул руку, пытаясь передвинуть фигуру, но сделал это неловко — и рассыпал фигуры; они повалились на доску, покатились. Кряхтя, мужчины принялись их собирать.

— Ладно, один — один, — сказал Издатель, примирительно ссыпая их в раскрытую доску. — Победила дружба... Бог ты мой, я сто лет в шахматы не играл.

— Ну, лиха беда начало. Пойдем, что ли?

— Пойдем, Эраст. По пивку выпьем...

— Конечно. Ты книгу не забудь.

— А... момент.

Издатель забрал лежащую сзади него папку, перетянутую шпагатом — в таких обычно приносят рукописи на читку. Взял, глянув на нее с недоумением; видимо, так и унес из офиса бредни очередного графомана.

Они встали и пошли в мягком свете уходящего дня, под зелеными кронами, неспешно разговаривая о том, как бы Пилатику вернуть жену, обо всей этой сложной коллизии жизни. Издатель прижимал папку с листами локтем к боку.

И было ему совершенно невдомек, что за мгновение до того, как они увидели цыганок на аллее, никакой папки рядом с ним не было.

ДИСК WORK F:// СНО-ВИДЕНИЕ Локальный доступ Файл pobeda.txt.

Папка: ЯНА, МАША, и ДЕВУШКА С ТАТУ

...После Семинара Яна откровенно летала. Мучавшая ее нескладность и костлявость, жидкие волосы, их безжизненный цвет перестали быть значимыми, а точнее, она с энтузиазмом начала изменять свой

имидж. Она отказалась от мощных грубых кроссовок, натиравших ей мозоли на длинных, худых пальцах ног и купила забавные сандалии — подошва состояла из одной кожаной подошвы, прочной, но тонкой, а дальше всю ступню оплетали тесемочки.

Потом она покрасилась в рыжий цвет, чем вызвала шок в родном вузе, где она работала на пол ставки уборщицей и на полставки — диспетчером в деканате.

Но под рыжими волосами, приобретшими даже легкую пушистость, ее худое лицо засияло энергией, зеленые глаза начали лучиться счастьем, и даже в ведомости на зарплату она расписалась « Алибасова-Балбесова», что вогнало в ступор теток в бухгалтерии, и они выдали ей на сто рублей больше, из резервного фонда матпомощи, чего обычно никогда не случалось.

Она теперь везде обращалась к Симорону и с изумлением обнаруживала, что это приносит свои плоды.

Ей очень понравился веселый бог Майи — Аннунах, тем более что, как оказалось, это родной бог почти всех студентов мира, в том числе ее вуза. С Аннунахом жить стало легко. Утром она, приходя в институт, ступала только по белым квадратам пола, с каждым квадратом одевая Ануннаха в белые одежды, чтоб день был светлее; и скоро в ее кабинете отделали стены новыми панелями, превратив его в сияющий чертог. Она складывала в свой стол зачетки всех «хвостовиков» и перетягивала их бумажкой с надписью «Только ,,Пять“!», а в сами зачетки украдкой вкладывала пятиконечные звезды, вырезанные вечером из цветного картона. «Хвосты» на ее факультете сдавались со свистом, за милую душу... А Походку Силы она тренировала каждый день, занимаясь уборкой в пустых коридорах — прыгая босиком на мокром полу и вскрикивая: «Так! Мой, вода! Суши, ветер! Чисть, щетка!!!» — и так начала управляться за один вечер со всем корпусом, что в АХЧ ей без возражений удвоили ставку. Как-то вот так, прыгающую рядом с ведром и шваброй в луже Ш воды, ее увидел декан —> сморщенный седой человечек, профессор культурологии. Яна покраснела, но совер- Щ

шила еще один прыжок, напряглась, закрыла глаза и выдохнула «Та-ак!». Будь что будет.

Когда она открыла глаза, декан одобрительно кивал головой.

— Хорошо прыгаете, барышня! — неожиданно сказал он. — Так, понимаете ли, сама Одри Хёпберн делала, м-да... давала себе Зарядку Счастья. Извините, коли помешал...

Все было хорошо, если бы не сон. Он стал сниться с каким-то угрожающим постоянством. В нем Яна оказывалась на берегу какого-то заброшенного рыбацкого поселка. Брела по брегу моря, ощущая ногами холодный прибой, вдыхала запах гниющих в сетях водорослей и мелкой рыбы. Входила в какой-то каменный грот; где она, в какой стране? Она помнила название: Нафрактос. Нафрактос! В гроте, каменной клети, она зачем-то раздевалась донага. И шла по темному подземелью — босые ноги проваливались в грязь и какую-то холодную слизь, ветерок обдавал нагие бедра, из камней, сложенных криво по стенам, торчали то ли кости, то ли балки... Она шла, освещенная светом вонючего, жарко пылающего факела; и видела себя со стороны — узкая, как линейка, спина, поджарые нагие ягодицы... Она шла уверенно, хотя этот сырой коридор казался лабиринтом, на голые плечи изредка сыпался песок и труха. И вот коридор обрывается ступеньками вниз, а двери — двери деревянные, на скрипучих петлях, растворяются. Пламя факела выхватывает из мрака женские лица, полные ужаса и почтения — и там, среди женщин, в лохмотьях, на грубо сколоченном столе лежит распеленатая малышка, годика два... Кто-то читает невнятную молитву; пахнет мхом, слезами, сыростью и паленым волосом. Что-то твердое и теплое вкладывают ей в руки, и она слышит свой голос, говорящий что-то очень странное — «Эстце кетоисе естапрете интавре дассашина?!». Малышка, этот крохотный детский комочек, казавшийся бронзовым в свете пламени факела, скукоживался и кричал — пронзительно, жалко — от острой боли в левой стороне груди она просыпалась.

Впрочем, это все было ночью. А дни оставались прекрасны! В итоге процесс раскрепощения зашел настолько далеко, что Яна решила себе сделать татуировку чуть выше интимного места. Нарисовать ка- кого-нибудь дракончика или змейку. А почему нет?! Тем более, она вспомнила, что на Семинаре ей об этом говорили; советовали иероглиф — кто-то, кажется, Ирка, выдала:

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒