|
|||
— Да? 5 страница— Тебе... одиноко? — Ты имеешь в виду, скучаю ли я по Минь, Шэню и церкви? Да. И по Бену Филдингу? Да, хотя благодарю Бога за твои чудесные посещения. Но Иисус всегда со мной. И я познакомился со многими братьями из других районов и областей Китая. Сегодня я помыл полы и ноги в пятнадцати камерах. Я узнал имена узников и передал их другим заключенным. Я попросил разрешения навести порядок в камерах на верхнем уровне, чтобы послужить еще большему количеству людей. Я отстаю в работе, из-за... того, что со мной сделали недавно. Но я встретился с врачом, которого арестовали за «нарушение общественного порядка», потому что он постоянно рассказывал своим пациентам о любви Иисуса. И встретил также трех пасторов. — Трех? — Все они — лидеры домашних церквей в нашей провинции. Один из пасторов крестил более двух тысяч новообращенных. Он работает в районе, где люди настолько бедны, что у них нет даже смены одежды. Он крестил только в теплую погоду, иначе они все замерзли бы. Двух человек нашли на нелегальном занятии в семинарии, организованной в подвале жилого дома. — Да, кстати... Ли Юэ сообщил, что сегодня вечером я пойду вместе с ним в семинарию. — Они тебя пригласили? Это очень необычно. — Я бы не назвал это приглашением. Скорее, требованием. Цюань широко улыбнулся, и Бен увидел, что у него не хватает одного зуба, а другой едва держится на своем месте. — Они рискуют намного больше, чем ты. Тебе все равно нужно уезжать, и ничего страшного, если власти вынудят тебя покинуть страну. А вот китайских христиан никто не выставит из страны. Наоборот, нас загоняют в темные камеры. Большая часть братьев, которых поймали в подпольных семинариях, просидели в тюрьмах минимум по несколько месяцев. А одному пришлось сидеть шесть лет. Многих пытают. В районах рассказывают истории о мучениках, и эти истории никогда не попадут в газеты. — Например? — Например, людей калечат и распинают. И другие постыдные вещи — в одном городе христианина просто съели. — Не может быть! В это невозможно поверить. — Один из пасторов утверждает, что это правда. Верь во что хочешь, Бен Филдинг. Но я знаю одно — mogui ненавидит слабых, невинных и всех Божьих детей. Нанося им удары, он мстит Иисусу. Ты думаешь, за политикой «одна семья — один ребенок» стоят человеческие силы? Ты думаешь, это люди вынуждают делать аборты, принимают указы о стерилизации, заключают в тюрьмы и пытают верующих? — Веко Цюаня задергалось, и он приложил руку к голове. — Что они с тобой сделали? — Отцом движения домашних церквей является Ван Миндао. Он сказал: «Впереди нас ждут времена великих испытаний. Вода, по которой плывет лодка, может также перевернуть ее». — Цюань, скажи, что они с тобой сделали? — Это неважно. — Это важно для меня. —- Братьям нужна не жалость, а молитва. И Библии, чтобы жаждущие могли напиться. — Тебе нужно много больше, чем молитвы и Библия. — Я в этом не уверен. — Тебе нужно выбраться отсюда. — Сказать «да» Иисусу означает сказать «да» страданиям. Кроме того, чтобы увидеть долины, нужно добраться до горных вершин. — Что я могу сделать для тебя, Цюань? — Попроси Минь, Шэня, Ли Юэ и Чжоу Цзиня молиться за Дэвэя, Динбана, Хопа, Цзюня и Хо в их камерах. Теперь все они мои братья. Они и твои братья, Бен Филдинг? Бен сделал вид, что не расслышал последнего вопроса, и, вытащив блокнот, стал записывать имена. — Тебе не трудно доверять Богу, Который заставляет Своих слуг так страдать? — спросил он. — Господь Иисус — свирепый Лев. У Него острые когти. Тот факт, что Лев стал жертвенным Агнцем, не означает, что Он перестал быть Львом. Он не ручной Лев, Бен Филдинг. Его пути — не наши пути. Боги нашего воображения никогда не удивляют нас. Иисус всегда удивляет. Ибо Он много величественнее, чем мы можем себе представить, — вот почему Он может заполнить пустоту в наших сердцах, которую боги, сотворенные человеком, заполнить не могут. — Лев на твоем столе — символ Иисуса? — Ты о многом догадываешься. Мой американский друг не такой глупый, как кажется. Я шучу! Лев — распространенная китайская фигура, так что МОБ не знает, что когда мы смотрим на льва, мы думаем о Нем. Лапа Льва лежит на шаре. Этот шар — Земля. Весь мир покоится в лапах Льва. И даже дракон не может забрать у Него Землю. —- Но если Он Лев, откуда ты знаешь, что Он не... съест тебя? Цюань задумался на минуту: — Уж лучше пусть меня съест Он, чем кто-либо другой. Бен уставился на него, не зная, что сказать. — Страдания помогают нам помнить, что мы живем в состоянии духовной войны. Мы знаем, за Кого мы воюем. Мы знаем, кто наш враг. И даже в наших камерах мы молимся за верующих за пределами Китая, и особенно за американцев. В вашем обществе избытка и свободы вы, наверное, забыли, что кругом бушует война. — Я добьюсь свободы для тебя. — Некто уже сделал это. Лев. — Я говорю о реальной свободе. — Иисус сказал: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». Библия говорит: «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете». Вот это и есть реальная свобода. Один человек находится в тюрьме, но он свободен. Другой — вне тюрьмы, но остается в узах. Разве это не так, Бен Филдинг? Су Гань открыл дверь камеры, чтобы впустить Цюаня, и затем закрыл ее за ним. Ли Цюань никого не видел, но в дальнем темном углу почувствовал чье-то присутствие, поскольку оттуда доносилась сильная вонь. Стоя на четвереньках, окуная большую губку в ведро с водой, Ли Цюань представился незнакомцу. Когда он начал тереть пол, незнакомец придвинулся ближе, и на его лицо упал луч света. Цюань непроизвольно съежился, надеясь, что человек не заметил этого. Он был бледным, скрюченным и сморщенным, и в нем едва можно было признать человеческое существо. Его лицо напоминало маску, которую отец Цюаня носил на себе после долгих лет тюрьмы. — Сколько ты сидишь здесь? — спросил Цюань. Человек ничего не ответил, затем прокашлялся, словно пытаясь вспомнить, как произносить слова: — Я... не знаю. Цюань понял, что никогда раньше не слышал голоса этого человека, и даже его криков. У него не было имени для этого человека. Он никогда за него не молился. — Ты сидел один? — Два года я сидел с другими людьми, в верхних камерах. Но потерял милость. Я политический диссидент, — сказал он устало. — Надзиратель услышал, что я говорю против партии. Они пытали меня. Потом перевели сюда. Это было... наверное, три года назад? Я не знаю. — Как тебя зовут? Тот помолчал, словно пытаясь вспомнить. — Ван. Мое имя... Ван Хай. — Я Ли Цюань. — Он протянул руку. Человек отпрянул в темноте. Цюань продолжал держать руку протянутой, и Ван Хай чуть отодвинулся назад, потом медленно протянул то, что показалось Цюаню палкой. Свою руку. Цюань осторожно пожал хрупкую, покрытую коростой кисть руки. — Для Ли Цюаня великая честь познакомиться с Ван Хаем. Когда Ли Цюань закончит мыть полы, он попросит разрешения омыть ноги достопочтенному Ван Хаю. И потом Ли Цюань расскажет ему истории, подлинные истории о Царе, Который пришел омыть людям ноги.
Ночь была безлунной, и звезды ярко сияли. В небе зависли несколько легких тучек, пытавшихся скрыть эти источники света. Бен шагал через рощицу следом за Ли Юэ, который указывал путь своим фонариком. Бен постоянно спотыкался о камни и упавшие ветви. Однажды он увяз в жидкой грязи. Он дважды выругался, надеясь, что Ли Юэ не знает этих английских слов. В его левой руке была Библия Цюаня на английском языке, поскольку Ли Юэ настоял, чтобы он захватил ее. Он пожалел, что не взял свой фонарик. Неожиданно Ли Юэ остановился и выключил свет. Слева от них кто-то выступил из-за дерева. Бен развернулся, поднимая руки. — Ni hao, — шепотом поздоровался человек. Ли Юэ обнял его. У этого человека тоже был фонарь. Километром позже к ним присоединился еще один человек, и в темноте засветились три фонаря. Бен был единственным, у кого не было фонаря, и был вынужден идти в свете остальных. Теперь путь был виден лучше, и идти стало проще. Бен видел все колдобины и ямы, камни и ветви и мог обойти их. Место назначения было еще не близко, но идти в группе было легче. — Стоп, — сказал один из безымянных спутников старческим голосом. — Выключите свет человеческий. Все фонари погасли. — Подождите и закройте глаза на минуту. Что происходит? — А теперь откройте глаза и посмотрите вверх. Бен посмотрел вверх и увидел черное небо, усыпанное яркими звездами. Это было самое прекрасное небо, которое он когда-либо видел. Звезды казались булавочными головками, мерцающими, словно бриллианты, ярко-голубым, и красным, и белым, лежащими на черном бархате неба, за которым, казалось, пылала огромная печь, которая вот-вот прорвется своей взрывной силой через эти головки и затопит Землю нестерпимым жаром и слепящим светом. Бену казалось, что эти крошечные головки были светящимися стрелами, нацеленными прямо на него. Ему хотелось, чтобы они пронзили его — несмотря на то, что он был готов воспрепятствовать этому. — Смотрите, — сказал старик, — на лицо Божье. Пушан закрывала гора, через которую они только что перебрались. Бен не видел ни одного огонька, который бы светил из города. — Свет лица Божьего легко затмевается светом человеческим, — сказал старик. — Он смотрит на нас каждую безлунную ночь. Но как редко мы смотрим на Него. Они постояли несколько минут, и Ли Юэ сказал: — Теперь нужно идти. — Молодым людям всегда нужно идти, — пробормотал старик. Ли Юэ вел группу еще два километра до маленького домика, построенного на склоне огромной скалы. Свет свечи едва различался за опущенными занавесками в единственном видимом окошке. Ли Юэ обошел дом с дальней стороны, и там Бен увидел с десяток велосипедов. Они вошли в дом и услышали теплые приветствия. Дом был намного больше, чем он казался снаружи. Справа, где Бен ожидал увидеть каменную стену, оказалась комната, в которую можно было войти через устье пещеры. Дом был построен прямо при входе в нее. При свете свечей Бен увидел увядшую зелень и предположил, что дом использовался для хранения овощей. Ему пришлось низко пригнуться, чтобы пройти внутрь. Воздух был заплесневелым, с привкусом органической влаги. Старик с длинной белой бородой повел его вперед. Бен увидел свет свечи в дальнем конце, затем ощутил в тени присутствие других людей. Он осмотрел комнату пристальнее. Везде, где было достаточно света, он видел улыбающиеся лица. Трое мужчин встали, протянув ему руки. Они были одеты в куртки, рубашки и брюки, на ногах — старые туфли без признаков носков. Рабочая одежда. Старик провел его ближе к оголенной лампочке, которая свешивалась с мотыги, прислоненной к каменной стене. Они начали петь песню со странными словами. Она больше напоминала повествование, чем поэтические строки: С тех времен, когда Церковь возникла в день Пятидесятницы, все последователи Господа готовы пожертвовать собой. Десятки тысяч отдали свою жизнь, чтобы Евангелие распространилось. И так они получили венец жизни. Юэ подошел и сел рядом с Беном, втиснувшись между ним и еще одним мужчиной. Бена сжали с обеих сторон и сзади. Юэ прошептал: — Эта песня называется «Мученики для Господа». Она очень популярна в домашних церквах. Бен слушал продолжение песни: Апостолы, любившие Господа до конца, С готовностью последовали за Господом тропой страданий. Иоанн был сослан на одинокий остров Патмос, Стефана толпа забила камнями, Матфея народ зарезал в Персии. Марка разорвали пополам две лошади, К которым его привязали за ноги. Врача Луку безжалостно повесили. Петра, Филиппа и Симона распяли на кресте. С Варфоломея язычники живьем сняли кожу. Фома умер в Индии, Когда пять лошадей разодрали его тело. Апостолу Иакову Ирод отрубил голову. Маленького Иакова расчленили острой пилой. Иаков, брат Господа, был забит камнями. Иуду привязали к столбу и убили стрелами. Матфию отрубили голову в Иерусалиме. Павел был мучеником при императоре Нероне. Песня пелась под легко запоминающийся мотив, но слова показались Бену причудливыми и пугающими. Он не понимал, как люди могут петь их с таким энтузиазмом. Я хочу взять свой крест и идти вперед, Последовать за апостолами по дороге страданий. Чтобы десятки тысяч драгоценных душ спаслись, Я готов оставить все и быть мучеником для Господа. Голоса напряглись, и люди спели хором: Чтобы быть мучеником для Господа, Чтобы быть мучеником для Господа, Я готов умереть славной смертью для Господа. Когда песня наконец была спета, Юэ сказал: — Домашние пещеры прекрасны. Мы можем петь и молиться громко и долго. Никто нас не услышит. Старик прошептал что-то на ухо Юэ, который, в свою очередь, сказал Бену: — До нашего прихода они уже молились три часа. — Так что, собрание скоро закончится? — Нет. Оно только началось. У китайских верующих есть лозунг: «Мало молитвы — мало силы. Нет молитвы — нет силы». Юэ указал на несколько мешков: — Все принесли небольшие запасы еды, чтобы питаться те два-три дня, что мы пробудем здесь. У некоторых есть Библии, у других нет. Некоторые из присутствующих руководят несколькими церквами. Это фермеры, рыбаки, учителя, рабочие, плотники. Работники разных специальностей. Сейчас будет маленький перерыв. Можно не шептаться. Бен смотрел на них, сидевших плечом к плечу, с коленями, прижатыми к спинам впереди сидевших людей. Он увидел одного человека, который широко улыбался ему. Чжоу Цзинь, пастор Ли Цюаня! Бен ответил ему улыбкой. Старик что-то горячо зашептал на ухо Юэ, но Бен его не расслышал. — Он говорит, что шестерых здесь нет. Наверное, они подумали, что за ними следят. По крайней мере, двое пасторов в этот раз вызвались послужить приманкой. — Приманкой? — Когда мы хотим служить в одном месте, за несколько часов до нашего сбора они идут куда-нибудь, а за ними следуют агенты МОБ. Тогда у нас больше свободы, чтобы добраться до места назначения. Чжоу Цзинь сел ближе к Бену, сжав его с другой стороны, в то время как на его место сел кто-то другой. Он показал на человека со спортивной вязаной шапочкой на голове и прошептал: — Это Чю Юнсин. Он прошел сто сорок километров. Бен быстро пересчитал — более восьмидесяти миль. — Может быть, сначала за ним тоже следили, но через тридцать километров обычно уже безопасно. Они устают от преследования. Он обходил полицейские заслоны на главных дорогах. — Сколько времени потребовалось на это? — Пять дней. Юэ указал на другого, человека лет пятидесяти в поношенной одежде, но с горящими глазами и радостной улыбкой, хотя зубы у него были коричневато-желтыми: — Мне сказали, что этот пастор заблудился. Но когда он пришел, он сиял. Он сказал, что когда в первый день он сидел у костра, к нему из воздуха явился человек. — Что? — Тот человек сказал, что нужно сменить направление. И потом исчез. Бен попытался не демонстрировать свой скепсис: — Вы всегда встречаетесь здесь? — Нет. Если собрание большое, иногда встречаемся в поле. Или можем взобраться по склону горы. Одно из наших любимых мест — сад вдалеке от дорог и любопытных глаз. Но там лучше собираться зимой. — Почему? — Когда очень холодно, МОБ за нами не следит и шпионы обычно не приходят. И на встречи приходят те, кто готов терпеть холод. Встал еще один старик. Ли Юэ прошептал Бену: — Собрание снова начинается. Он тоже пастор из... извините, об этом лучше не говорить. Сгорбленный человек хрупкого сложения встал за грубо сколоченный стол, на котором стоял лишь стакан воды. И вдруг его лицо стало свирепым. Он схватил стакан и посмотрел на него, а потом сдавил посильнее, встряхивая его и расплескивая воду. Он сжал его так крепко, что Бен испугался, как бы стакан не разбился. Вены на его руках вздулись. Может, у него припадок? Или он сошел с ума? И вдруг он бросил стакан на землю в трех футах от Бена, а затем набросился на него и стал топтать, круша его на мелкие кусочки. Бен вскочил на ноги и двинулся обратно, а потом понял, что он единственный, кто стоит, не считая сердитого человека. Все остальные внимательно смотрели. На лице выступающего возникло выражение ликования, потом он снова потоптал разбитый стакан, обошел его кругами, торжествуя. С хитрым выражением лица он стал оглядываться вокруг. Но вот он стал всматриваться в пыль под ногами и, казалось, что-то там увидел. Он наклонился, чтобы подобрать это. Это был осколок стекла. Затем он нашел еще один осколок, и еще, и обломки там и тут. Он снова наступил на них. Сокрушая осколки снова и снова, он обошел пещеру. Затем посмотрел на подошвы своих сандалий и снял с них осколок стекла. Чем больше он плясал на осколках, тем дальше они летели. Теперь он стал лихорадочно собирать стекло, словно пытаясь восстановить разрушенное, чтобы снова взять его в руки. Но это было невозможно. Наконец в отчаянии он швырнул осколки на землю и поднял в бессилии руки. Оттолкнув людей со своего пути, он выбежал из пещеры в переднюю комнату. Бен смотрел, не веря своим глазам. Интересно, во что я влез? Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах. Наблюдая за сыном, который чахнул в тюрьме, Ли Тун процитировал слова, передавая через них утешение, надеясь, что Цюань каким-то образом это почувствует. Его Спутник положил ему руку на плечо: — Что ты можешь сказать о своей вере, Ли Тун, — теперь, когда ты получил свою великую награду — или, скорее, начало своей награды? — Как бы я желал тогда видеть это с большей ясностью. Но я действительно обрел мир. Иногда я радовался. Но я не помню, чтобы я скакал от радости. — Но теперь ты скачешь от радости, не так ли? — Каждый день. Земля означала холод, рубку дров и уголь для печки. Небеса — это семья у камина и друзья, возможность нежиться в тепле, смеяться и мечтать о завтрашнем дне, не боясь того, что он принесет. Ли Тун потянулся к рукам своего Спутника, приподнимая и рассматривая их: Но я никогда не забуду цену, которая была уплачена за мою радость. Пока Бен сидел, пребывая в недоумении, люди вокруг улыбались, слышались одобрительные возгласы и даже хлопки. Трое молодых людей так осторожно, как могли, собрали осколки стекла в шелковый шарф. Старый пастор снова вошел в пещеру, улыбаясь и кивая головой. Бен наклонился к Ли Юэ: — Что это было? И пока собравшиеся пели другую песню, Ли Юэ, приложив губы к уху Бена, прошептал: — Много лет назад Ни То-Хенга, Вочмана Ни, попросили выступить на собрании. Он знал, что среди присутствующих было много представителей власти, желающих арестовать его, как только он заговорит об Иисусе и Церкви. Когда он встал, он увидел перед собой стакан воды. И вдруг он бросил его на землю и стал крошить каблуками. Но чем сильнее он крошил стекло, тем дальше разлетались осколки. Везде, куда бы он ни вставал, он распространял осколки от стакана. Потом он сел. Неверующие решили, что он сошел с ума. Но верующие его поняли. Это была проповедь без слов. Его не арестовали — как можно арестовать человека за проповедь, если он ничего не сказал? — Но что все это значит? — В попытке уничтожить Церковь правительство еще больше распространяет ее. Вместо того чтобы с осторожностью держать ее в руке, государство полностью утратило контроль над ней, и Церковь распространяется при коммунизме еще быстрее, чем Израиль размножался при тирании фараона. Китайское правительство отчаянно пытается снова завладеть контролем над Церковью. Но чем больше оно топает ногами и крушит стекло, тем больше оно распространяет его собственными действиями. Они заключают людей в тюрьмы, но и там провозглашается Евангелие. Они отправляют женщин в исправительные трудовые лагеря, на фермы в сельской местности — и те везут с собой Евангелие. Стекло контролировать невозможно. Его осколки распространяются повсюду. То же правительство, которое преследует Церковь, становится в руках Божьих инструментом, который способствует росту церквей. — Интересная иллюстрация. — Дядя Цюань раньше часто пользовался этой иллюстрацией. — Раньше? — Тетушка Минь попросила его прекратить — он перебил все стаканы! — Мы готовы изучать Библию, — сказал мужчина с бородой. — Пусть учитель откроет нам Слово Иисуса. Комната наполнилась гулом. Бен огляделся, пытаясь в темноте разглядеть приезжего преподавателя из Америки. — Где же преподаватель? — спросил он шепотом Ли Юэ. — Он здесь. Где? — Ему нужно сделать шаг вперед. — Но кто это? — Его зовут... Бен Филдинг.
Су Гань, подняв обагренные кровью кулаки, снова нанес удар по лицу Цюаня. — Пиши признание! Зачем вам признание, когда вы сами можете написать его и сказать, что это я написал? Тот снова ударил его: — Пиши! — Что я должен написать? — Измена. Предательство. Все твои преступления против государства. — Но я ничего преступного не совершал — то есть, ничего из перечисленного вами. Я совершал многие другие ошибки. Но их я исповедал перед моим Богом. — Глаза Цюаня были темными от печали. — Что же мне написать? Су Гань снова ударил его, после чего вручил карандаш и листок бумаги: — Нелегальные собрания. Нелегальная пропаганда. Обращение детей. Цюань взял карандаш. В голове пульсировала боль, глаза почти ничего не видели. На бумаге стали появляться слова. Он писал все быстрее и быстрее. Су Гань сделал шаг назад, спокойно наблюдая. Он стал улыбаться. Через десять минут Цюань кончил писать. Он отдал признание Су Ганю. Надзиратель взял его, открыл дверь и зашагал в кабинет начальника тюрьмы. Всевидящие глаза, минуту назад бывшие глубокими озерами благодати и долготерпения, посмотрели на Су Ганя, и произошла мгновенная метаморфоза. Они стали пылающими и ужасными. Тот, Кто секундой раньше казался настроенным на прикосновения исцеления, теперь готов был схватить меч и обрушить его на Землю, рассекая ее надвое. Его любовь к гонимым казалась неотделимой от гнева к гонителям. И как влажные глаза сострадания смотрели на Ли Цюаня, так теперь вулканически пылающие глаза смотрели на Су Ганя. Он оглядел безмолвную планету, и шар, бывший прежде голубым и зеленым, стал пепельно-серым. Ярость, казалось, вот-вот исторгнет из себя пламя, и Земля сгорит, как сухая бумага в кратком мгновении испепеляющего жара. Ли Маньчу, Ли Вэнь и Ли Тун затаили дыхание, думая, что, быть может, судьбоносный момент уже настал. Но глаза Царя вновь стали мягкими. Зеленое и голубое вернулось на Землю. Планета, на мгновение казавшаяся на краю гибели, снова осталась нетронутой. Пока. — Бог послал вас из Америки, чтобы вы обратились к нам. Мы готовы вас слушать. — Но... я не... ты не понимаешь. Я никак не могу... Ли Юэ поднял Бена на ноги. — Это что, такая шутка? Что я скажу всем этим людям? — Он разговаривал с Юэ по-английски, надеясь, что больше никто его не понимает. Казалось, люди действительно не понимали. В наступившей тишине каждый из присутствующих смотрел на него... с ожиданием... с надеждой. И вдруг, словно по знаку из невидимого источника, все склонили головы и несколько человек стали усиленно молиться. Бен почувствовал, что его обволакивает огромная волна. Может, стоит попробовать совершить эту немыслимую вещь? — Добро пожаловать, — закричал кто-то. — Научи нас Слову Божьему. — Чему я могу их научить? — спросил Бен Юэ. — Единственное, что я знаю, — это бизнес. — Иисус прислал вас, чтобы учить. Не о бизнесе, но о Божьем Слове. Ли Юэ повернулся к группе и заговорил по-китайски: — Что вы хотели бы услышать от американца Бена Филдинга? Последовала оживленная дискуссия, из которой Бен понял далеко не все. Пастор, который шел на собрание пять дней, казалось, имел какое-то твердое мнение, как и Чжоу Цзинь. — Им не нужен бизнес, — сказал наконец Ли Юэ. — Они хотят, чтобы вы учили их Библии. Они решают, из какой книги вы должны их учить. — Почему говорят в основном старики? — Потому что они Lao Da — первые братья. Хорошо научены в Библии. Они заслужили право решать. Многие провели в тюрьмах долгие годы. — Учи нас, — сказал один из Lao Da, — по Книге Иоанна. Бен полистал английскую Библию, не помня, где находится Евангелие от Иоанна — в начале, в середине или в конце. Наконец он обратился к оглавлению. Вот оно. Он быстро нашел нужную страницу: — Думаю, я могу просто прочитать ее. — Да, читайте нам каждый стих и объясняйте, что он значит, — сказал Ли Юэ. — Чтобы мы поняли, вы сами должны понимать прочитанное. Просто читайте до тех пор, пока не поймете. — Но... откуда начать? — С начала. Улыбающиеся лица наклонились вперед в предвкушении, почти у трети из них были свои Библии, а другие заглядывали к ним. Бен взглянул на Чжоу Цзиня, красноречивого пастора, на занятиях которого он сидел несколько воскресений. Почему он не хочет выступить? — Говорите на мандаринском или английском, — сказал Юэ. — Я могу перевести. Бен поменялся с Юэ Библиями и начал читать на мандаринском. Некоторые слова он произносил с трудом, поскольку это были явные библейские термины. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Ли Юэ произнес молитву, прося Бога дать Бену способность открыть Свое Слово. Бен посмотрел в глаза двадцати одного мужчины и пяти женщин в пещере. Он впервые заметил человека впереди, со страстным лицом, его бровь пересекал глубокий шрам. Когда он читал, люди торжественно кивали головами. Бен видел, что слова имеют для них гораздо большее значение, чем для него. Он продолжал читать, пока не дошел до восемнадцатого стиха. Он остановился, потому что с этого места в мандаринской Библии начинался новый раздел. Бен заговорил по-английски: — Ну, я думаю, что здесь говорится о том, что... Слово было связано с Богом, и что Оно было... Оно было... Бог, я полагаю, или что-то вроде этого. И... все, или почти все, стало существовать через Него, и все такое. Может, все это произошло через Большой взрыв или что-то подобное. Так или иначе, вы понимаете, о чем я говорю. Один взгляд на Ли Юэ подтвердил, что он ничего не понимает. Бен повернулся к Юэ, ожидая перевода. Но вместо этого получил взгляд, полный замешательства. Пытаясь перевести сказанное на мандаринский, Юэ заметно спотыкался, но Бен заметил, что перевод значительно лучше оригинала. Услышав улучшенную версию из уст Юэ, он почувствовал надежду, что Юэ как-нибудь его вытащит, так что он не будет выглядеть в глазах этих людей полным идиотом. Бен снова стал читать, затем перефразировал прочитанное и стал комментировать каждый стих. В отчаянии он стал молиться, чтобы ему вспомнить все то, что он слышал давным-давно на занятиях по изучению Библии в колледже и в церкви. Ему было трудно объяснить то, что означали слова в тексте. Бен снова попытался заговорить по-китайски, но быстро понял, что когда он говорит по-английски, а Ли Юэ переводит, люди реагируют намного лучше. В процессе комментирования текста он снова перешел на английский, и в результате почувствовал себя менее напряженным; и пока Юэ переводил, у него было время обдумать, о чем говорить дальше. Вернувшись немного обратно, он снова зачитал текст из китайской Библии. «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца». В комнате послышался гул. Мужчины и женщины смотрели на Вена, словно он был выдающимся учителем. Но я же только читаю! Затем его озарило. Их учит сама Книга, а не мои комментарии. Когда он возобновил комментарии, они успокоились. В этот момент до него дошло. Слово есть Иисус. Христос есть Слово. Бен читал об Иисусе. Так вот Кто есть это Слово — Иисус! Набравшись опыта из комментариев Юэ, Бен начал видеть Иисуса через эти стихи. К тому времени, когда он дошел до второй главы, перевод Юэ стал намного ближе к тому, что на самом деле говорил Бен, потому что Бен говорил то, что было написано в самой Книге. Его слова казались избыточными, но он видел, что все люди воспринимают каждое утверждение об Иисусе с благоговением и радостью. Бен прочитал из третьей главы: Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него... Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы; а поступающий по правде идет к свету...
|
|||
|