— Да? 7 страница

— Да, — кивнул Он. — В нужное время.

— Но когда, позволь спросить, Господи, придет нужное время? Твои слуги хотят знать, почему Ты не закончишь это сейчас.

— И ты тоже хочешь это знать, Михаил, верный Воин. — Царь встал и прошелся, и Михаил шел позади Него с правой стороны. — Момент, когда Я дарую правосудие и избавлю их от всех страданий, — это момент, который навеки наложит печать на вечную судьбу каждого жителя Земли. После этого никто больше не присоединится ко Мне. «Закончить» — это, как ты сказал, также означает окончание предложения благодати — благодати, которую Я с радостью предлагаю, страстной благодати, которая Мне дорого стоила.

— Мы не хотим, чтобы нечестивые остались безнаказанными.

— Они не останутся.

— Мы не хотим, чтобы праведные остались без награды.

— Они не останутся.

— Мы хотим, чтобы нечестивые, искажающие Твой образ, понесли наказание.

— Так и будет — для всех, кто отказался от Моего предложения.

— Мы хотим, чтобы Твои слуги были утешены.

Я утешаю их каждый час. И день вечного утешения обязательно наступит, и окутает их, как теплое одеяло.

— Твои слуги также хотят навсегда убрать причину Твоей печали. Ибо мы видим, как Ты страдаешь от ран, которые наносятся Твоей Невесте.

Царь кивнул:

— Их страстные желания праведны и чисты. Я несу боль Моего сердца по Своей воле. Эта боль тоже будет снята, когда последний из Моих страдающих чад получит избавление. Но не раньше. Я знаю тот час. Не вам знать времена и сроки. Твои легионы имеют благие намерения, Михаил. Но они до сих пор многого не понимают в Моей благодати.

— Да, мой Господь, — сказал Михаил.

— А что говорит Моя семья? Каковы слова детей Всемогущего и Невесты Иисуса?

— Ты знаешь, Господь, — ответил Михаил. — Они взывают к Тебе день и ночь. Они молят о Твоем вмешательстве и Твоем возвращении. Я слышу, как многие спрашивают: «Где Он? Почему Он не умилосердится? Почему Он позволяет нам страдать? »

Царь вздохнул:

— Они слишком быстро призывают Провидение ко двору разума. Ночь продлится ровно до тех пор, пока не будет поглощена рассветом. Чем дольше длится их ночь, тем больше они мечтают о рассвете. — Он посмотрел на Михаила. — Это Я нашептываю Моим слугам по ночам.

Архангел кивнул.

— Они не понимают, что Я действую не только здесь, подготавливая место для них, но Я действую также там, подготавливая их для этого места. — Он посмотрел вдаль, а потом снова перевел взгляд на Михаила. — Но не только люди и воины спрашивают, почему Я жду, Михаил. Говори.

— Как я могу помогать, не понимая, почему Ты удерживаешь Свою руку от суда и спасения?

— Разве Тебе не ясна моя цель?

— Нет, мой Царь. Прости. Не ясна. — Он встал на левое колено и опустил взгляд на коричневый пол, а под ним расстилалась окровавленная Земля.

— Все в порядке, Мой слуга. — Царь положил Свою руку на крутое плечо великого полководца. — Ибо Моя цель Мне ясна. Мне нужен Совет Трех. И ничего другого.

Иисус посмотрел вниз на людей, страдающих на всей Темной планете. Царь поднял Свои руки с рубцами и ранами на ладонях и повернул их к лежавшим внизу континентам. Он прошептал в молчаливые ветры космического пространства: Видите, я выгравировал вас на Моих ладонях.

Солнце светило необычайно ярко, но утро было холодным. Бен ежился от холода, прохаживаясь мимо сетчатого забора. Он ждал уже как минимум полчаса.

Когда он увидел своего друга, его сердце упало. Тело Цюаня было съежившимся. Он казался на четыре дюйма ниже. Когда он подошел ближе к забору, от него послышался ужасающий запах. Бен едва сдержался, чтобы не сделать шаг назад. Он планировал рассказать Цюаню о семинаре и своем обращении, но не сейчас.

— Что они сделали с тобой?

— Они сковали запястья и лодыжки вместе. Цепи очень короткие. Я сидел в согнутом положении... пять дней.

— Пять дней?

— Не совсем уверен. Может, четыре. А может, шесть. Я рад, что ты пришел. Они расковали и даже накормили меня.

Бен протянул руку и дотронулся до левой стороны лица Цюаня, где была открытая рана, лишь частично прикрытая полоской голубой ткани, оторванной от рукава. Рубашка была расстегнута внизу, и подувший ветерок обнажил ужасающие красные раны, похожие на ожоги.

— Я не ожидал, что они позволят тебе снова увидеть меня, — сказал Цюань. — Не в таком виде.

Инстинкты Цюаня не подвели. Бену сказали, что он не сможет увидеться с Цюанем. Ему пришлось заплатить двести долларов, чтобы они передумали.

— Что случилось?

— Ничего страшного.

— Это ужасно.

— Мне повезло. Другим намного хуже.

— Кто это сделал?

— Тай Хун.

— Как?

Цюань произнес слово на мандаринском, которое Бен никогда раньше не слышал.

— Что это?

- Думаю, вы бы назвали это рожном, или, по-современному, электрошоком.

Бен смотрел на него с выражением ужаса. Ему хотелось кричать, хотелось нанять армию наемных убийц, взять штурмом эту тюрьму, спалив ее до основания.

— Я беспокоюсь о тебе, Цюань, но не только о тебе. Тут явное нарушение прав человека. Мир должен знать об этом.

— Китайские верующие не беспокоятся о своих правах так сильно, как западные братья. Нас снедает чувство ответственности и желание служить Иисусу. Но пойми меня правильно. Усилия наших братьев ради нас много значат для нас, как и твои усилия ради меня. Но ваши молитвы значат еще больше. Как и ваши усилия по доставке нам Библий и организации богословского обучения. Бог дал вам много знаний, а нам дал много рвения. Церквам в Китае нужно и то, и другое.

Бену казалось, что на лицо друга надета бледная кожаная маска. Ему было трудно смотреть на нее, но он заставил себя. И вдруг увидел, что на лице Цюаня появилась улыбка.

— Должен поведать тебе чудесные новости, — сказал Цюань, встав на цыпочки и напомнив Бену Ли Шэня. Он тут же преобразился из старика в ребенка. — Здесь есть человек по имени Вань Хай. Это политический диссидент, который просидел здесь что-то около пяти лет, и два года из пяти в одиночной камере. Я дважды чистил его камеру. И дважды говорил ему о любви Иисуса. На второй раз, до того как меня приковали цепями, он исповедал свои грехи и принял Иисуса. Я сочувствую его страданиям. И все же если бы Вань Хай был свободным человеком и жил легкой жизнью, не думаю, чтобы он стал последователем Иисуса. Временные страдания — малая плата за вечное счастье.

Бен смотрел на друга.

— Цюань, это прекрасно. Но то, что с тобой происходит, больше продолжаться не может. Ты выглядишь... жутко.

Цюань засмеялся:

— Не знаю, как я выгляжу. Здесь нет зеркал. Судя по твоим словам, я должен быть благодарен за их отсутствие, чтобы мне не видеть, какой я ... жуткий. Зато я знаю одну вещь. Надзиратель Су Гань сказал, что мои глаза всегда смеются.

Бен вгляделся в него:

— Да, похоже, они смеются. — Мужчины соприкоснулись пальцами сквозь решетку.

— У меня тоже хорошие новости, — сказал Бен. — Помнишь, я собрался посетить подпольную семинарию? Ну так вот, они попросили меня учить их — почти, можно сказать, заставили.

— Учить?

— Я сам с трудом поверил. Думаю, кто-то что-то перепутал. Они сказали твоему племяннику, что я должен быть их учителем. Учитывая, что он обо мне знал, он не понимал, почему, но все сделал, как они сказали. Мы так и не поняли, как они могли так ошибиться.

— Может, это и не было ошибкой. А может, за этой ошибкой стоял Бог со скрытыми целями.

— Может, и не такими скрытыми. Когда я говорил слова Библии, что-то произошло со мной.

— Что?

— Я начал верить им.

В этот момент к Цюаню направился надзиратель.

— Подожди. Мне нужно сказать тебе. Я стал... последователем Иисуса. И теперь это очень серьезно!

Когда надзиратель дернул Цюаня за руку, тот повернулся, широко улыбаясь, демонстрируя отсутствующий зуб. Он крикнул:

— Слава Иисусу! — а потом запел. Надзиратель ударил его. Он запел еще громче.

Последнее, что видел Бен, прежде чем Цюань скрылся из виду, были слезы его друга. Он знал, что эти слезы были вызваны не ударом надзирателя.

— Заключенные жалуются, что их не выводят на улицу, — объявил толстый надзиратель через час после ухода Бена. — Сегодня мы услышали ваши жалобы. Мы выставим вас наружу.

Послышались одобрительные голоса, но Ли Цюань все понял. Солнце было ярким, но воздух — морозным. Надзиратели вывели их во двор между бараками на место, которое не просматривалось от забора. Им приказали снять одежду и лечь на землю. Колышки с цепями вбили в землю, потом наручниками сковали запястья и лодыжки узников. Надзиратели ушли вовнутрь. Некоторые из них смеялись.

Голую кожу Цюаня уже пощипывал мороз. Хуже всего было то, что он не мог растирать ладонями тело, не мог двигаться, чтобы разогреть кровь. Солнце, казавшееся способным согреть, не могло им помочь. Холодный ветер вызывал ощущение, будто с него живого сдирают кожу. Он не мог понять разницу между обморожением и сожжением. Он подумал, что эти ощущения, наверное, похожи на то, что происходит в аду, но только там нет солнечного света. Он благодарил Иисуса, что никогда не отправится в ад, хотя и заслуживает пребывания в нем, потому что Его Царь спускался в ад вместо него.

Через четыре часа все его тело онемело, а яркое солнце жгло его сквозь закрытые глаза. Потрескавшиеся губы Цюаня жаждали воды.

Он повторил про себя слова Библии: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому».

В четыре часа дня, после пятичасового пребывания на холодном воздухе, Цюань почувствовал, что на его лицо упала тень. Он открыл глаза. Над ним стояли два надзирателя. У одного в руках было одеяло, которым он накрыл его. Другой присел и приложил к его губам чашку с водой. Цюань приподнял голову и попытался сделать глоток. Затем надзиратель медленно вылил воду на землю буквально в дюймах от губ Цюаня. Другой сорвал с него одеяло. Оба засмеялись, после чего они пошли мучить другого заключенного.

Цюань продолжал говорить себе, что, как бы плохо ни было все происходящее, Крест Иисуса был гораздо хуже. Бесконечно хуже. И Тот, Кто пошел на Крест, сделал это осознанно. Никто Его не заставлял. Никто и не мог бы заставить.

В полубреду, почти теряя сознание, Цюань увидел себя на пляже Флориды, куда он однажды ездил во время обучения в колледже. На мгновение ему стало тепло. Он увидел, как надкусывает фрукт, и почувствовал, как сок этого фрукта льется ему в желудок. На краткий миг это было так прекрасно! Но затем жажда вернулась вместе с ощущением нескончаемого холода.

— Держись, возлюбленный. Не всегда быть зиме. Наступит весна. Твердая земля оттает, и этот шум потрясет основания мира.

Пока Писатель быстро и неистово записывал, Царь стоял, смотрел, и Его глаза, пламенеющие гневом, были устремлены на гонителей Ли Цюаня и его товарищей.

Читатель произнес:

— Потому что очи Господа обращены к праведным и уши Его к молитве их, но лицо Господне против делающих зло.

Царь вскричал:

Ваши дела записаны, сыны праха. Каждое из них. И вы заплатите за каждую рану, которую причинили тем, кто Мои. — Он посмотрел на людей, затем вострепетал, и на лице Его вздулись вены. — Как вы сделали это одному из сих братьев и сестер Моих меньших, то сделали Мне. И Я этого не забуду.

Те, кто стояли ближе к престолу, отпрянули назад от яростного гнева, когда Он посмотрел вниз на сотни мест по всей Темной планете. Его проницательные глаза видели все дела, творившиеся во тьме, как и все дела, делавшиеся на свету. Царь видел все. И ничего не забывал.

— Я еще не могу приехать, Мартин. Цюань все еще в тюрьме, с ним ужасно обращаются, а его жена и сын в беде.

— Что с тобой, Бен? Ты потерял счет времени? Сейчас уже середина января, кстати говоря. Эти люди могут сами о себе позаботиться. Ты же работаешь на «Getz International», а не на «Международную амнистию»!

— Я нужен им.

— Ты нужен нам. А если ты вдруг забыл, мы платим тебе зарплату!

— Я не на курорте. Ты сам предложил, чтобы я поселился у моего товарища по Гарварду.

— Ты думаешь, я не раскаиваюсь в этом? Я жалею о своем решении каждый день в течение двух последних месяцев! Мне нужно было послать Джеффри вместо тебя. С ним ничего подобного не случилось бы. Ты находишься там вдвое дольше того, о чем мы с тобой договаривались.

— Мы уже все это обсуждали, Мартин. Я не брал отпусков в течение пяти лет. У меня набралось три месяца, как минимум. Не говоря уже о больничных.

— Ты болен?

— Да, я болен. Я болен от многого. Но давай посмотрим на положительную сторону этой ситуации, Мартин. Помнишь наш старый лозунг? «“Гетц” знает Китай — мы там жили!» Ну вот, чем дольше я здесь нахожусь, тем больше ты можешь это обыграть.

— Поверь мне, я уже пытался успокоить себя этим. Ну перестань, Бен. Мне кажется, что я тебя уже не узнаю. Что с тобой происходит?

— Со мной происходит то, что мой друг попал в большую беду — его права растоптали.

- Ты не можешь решить мировые проблемы. «Гетц» делает в Китае двадцать восемь миллионов долларов в год, и у нас есть потенциал за следующие пять лет заработать там в три раза больше. Помнишь парня, который дал мне эти цифры? Его зовут Бен Филдинг, и я хочу, чтобы этот парень спустился на землю. Больше намекать не буду, Бен. Совет директоров ясно дал понять, что, если ты пожертвуешь «Гетцем» ради личных интересов, ты потеряешь не только возможность стать исполнительным директором компании. Ты потеряешь работу.

— Я взял отпуск, и я это сделал для себя. Я не действую как представитель компании.

— Тебе лучше поверить в мои слова. Я был рад, когда услышал, что Чи забрал у тебя «Мицубиси». Это я велел ему сделать это, Бен. Я не хочу, чтобы ты пользовался машиной компании. Я не хочу, чтобы ты всем раздавал свои визитные карточки, поскольку ты повсюду рыскаешь, словно частный детектив, политический лоббист или кто-то там еще. Лучше вообще не упоминай «Getz International». И вообще, тебе лучше выбросить свои визитные карточки. Ты похож на Дон Кихота, который сражается с ветряными мельницами. Ты ставишь меня в неудобное положение, Бен. И ты проиграл. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Ну... я думаю, мне действительно нужно кое-что сказать тебе, Мартин.

— Я слушаю.

— Я...

⇐ Предыдущая 37 38 39 40 414243 44 45 46 Следующая ⇒