Манкурты. Подавление

Манкурты

Чтобы увидеть причину, по которой государство запрещает психоделики, обратимся к корням. Начну с напоминания того, что государство — небиологическая форма жизни, и как всякая жизнь, оно стремится к благу. Так как мир всегда в движении, ничего навек застывшего нет — мировые условия постоянно меняются. Вместе с ним меняются понятия добра и зла. Одни и те же явления, вещи, цели и идеи в одних условиях государство будет определять святой истиной и добром, а в других грязной ложь и злом.

Когда в 1939 году СССР разделил с Третьим Рейхом Польшу, министр иностранных дел Молотов говорил Англии и Франции, ставивших целью уничтожение гитлеризма, что «…не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за уничтожение гитлеризма». Кода у СССР начался конфликт с Третьим Рейхом, тот же Молотов говорит, что гитлеровский режим является величайшим злом, которое необходимо уничтожить.

Происходит это не потому, что политики такие беспринципные люди, не имеющие твердого слова, а потому что, во-первых, не существует абсолютных понятий добра и зла, независимых от ситуации. Всякая истина относительна к ситуации. Даже 2х2=4 не абсолютная истина, а в рамках нашего бытия. Во-вторых, когда меняются условия, с ними меняются понятия добра и зла. Тулуп хорош в условиях холода и плох в условиях тепла.

Так как истина постоянно меняется, государству нужно, чтобы люди менялись вслед за ней. «Зная, не знать; верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь; придерживаться одновременно двух противоположных мнений, понимая, что одно исключает другое, и быть убежденным в обоих; логикой убивать логику; отвергать мораль, провозглашая её; полагать, что демократия невозможна и что партия — блюститель демократии; забыть то, что требуется забыть, и снова вызвать в памяти, когда это понадобится, и снова немедленно забыть, и, главное, применять этот процесс к самому процессу — вот в чем самая тонкость: сознательно преодолевать сознание и при этом не сознавать, что занимаешься самогипнозом». (Оруэлл «1984»).

В романе Оруэлла Океания примерно четыре года воюет с Остазией, а ее союзник Евразия. Потом начинает воевать со своим вчерашним союзником, с Евразией, а союзником становится ее вчерашний враг, Остазия. В момент смены курса в Министерстве Правды все документы, говорящие, что враг и союзник поменялись местами, исправляются. Новые записи утверждают, что Океания всегда воевала с тем, с кем воюет в данный момент, а союзником всегда имела того, кого имеет в данный момент. Океания всегда воевала с Остазией… Или, Океания всегда воевала с Евразией…

Масса имеет короткую память. Она помнит только о том, о чем говорят. Стоит прекратить говорить — она забывает. Хорошо это заметно на рекламе. Например, когда Кока-кола прекратила рекламировать свою продукцию, полагая, что ее и так каждая собака знает, продажи резко пошли вниз — люди стали стремительно забывать. То же самое с модой, люди следуют новым фасонам, искренне отрицая красоту вчерашних.

Точно то же самое творится в сфере целей и идей, истина для массы то, что власть говорит в данный момент. Чтобы удерживать массу в таком состоянии, на нее постоянно идет информационный поток, погружая людей как бы в гипноз. Сравнивая рекламное давление Кока-колы на своих покупателей с зомбирующим давлением государства на своих граждан, мы видим, что государственное давление в сто раз больше кока-кольного.

Кока-кола через трансляцию рекламы получает приверженцев бренда. Государство через манипулятивную информацию получает благонадежных граждан. Благонадежность сравнима с модой. С какой искренностью модники считают высшим шиком то, что вчера считали отстоем, с такой искренностью благонадежные граждане готовы то, что вчера власть называла белым, а сегодня считает черным, считать черным с той же степенью истовости, с какой вчера считали белым. Способность развернуться на каблуке на 180⁰ и идти в другую сторону с тем же рвением, с каким вчера шли в противоположную сторону, игнорируя тот момент, что новая истина полностью противоречит вчерашним идеалам.

Ценность массы для государства в том, что в ней совмещаются два качества: короткая память и твердые убеждения. Она искренне верит в то, что помнит, а помнит она то, о чем ей постоянно напоминают. О чем перестают говорить, то люди забывают.

Это качество можно наблюдать, когда толпа аж заходится от ярости по отношению к тому, кого вчера боготворила. Великий Инквизитор Достоевского знал это свойство, и потому уверенно говорил Христу, что люди, сегодня лезущие тебе ноги целовать, завтра будут уголья подгребать к твоему костру. Любовь массы ничего не стоит.

Такое поведение дает поводы для иронии. Когда в романе Оруэлла «Скотный двор» складывается ситуация, что животных нужно показать выше человека, правители-свиньи предложили лозунг: «четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо!». Верные граждане-овцы «восторженно приняли новое изречение и часто, находясь на пастбище, они все хором начинали блеять: «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо! Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо!» — И так могло продолжаться часами, без малейшего признака усталости». Когда правители выучились ходить на двух ногах, ситуация перестала соответствовать старому лозунгу. Правители выдвинули новый лозунг, противоположный старому, но соответствующий новый ситуации: «четыре ноги — хорошо, две ноги — лучше!». Овцы с тем же рвением декларировали новый лозунг, как до этого старый.

Кажется, уважающие себя люди не должны считать за истину то, что им скажут. У них должно быть свое мнение. Они должны в нем твердо стоять и отстаивать его. Но твердо стоять можно только за то, что помнишь. Нельзя отстаивать то, что забыл. Люди помнят только то, о чем им постоянно говорят. Прекращают говорить — забывают. Так что твердость убеждений и короткая память образуют два столпа, на которых стоит традиционное государство. Если исчезнет одно из них, государство будет невозможно.

Массы дееспособны только в бытовом масштабе. В государственном масштабе они не мыслят, и потому не ориентируется. Их единственный ориентир в таких вопросах — мнение сильного. Государство самое сильное, и потому они считают его мнение истиной.

Ради объективности скажу, что в любом социуме есть единицы, для которых истина — это не то, что исходит из авторитетного в данный момент источника, а то, что они сами находят истиной вне зависимости от чужих мнений. У них длинная память и они твердо стоят за свои убеждения. Такие люди всегда представляют опасность для традиционного государства. Проблема в том, что однажды ситуация изменится. Государству нужно будет менять курс. Для этого оно объявит новую истину, а вчерашнюю объявит ложью. В этот момент носители старой истины станут врагами. Их придется уничтожать.

Ближайшая крупная такая история случилась в СССР, когда Сталин уничтожал ленинскую гвардию. Когда коммунисты боролись за власть, уничтожение государства как института считалось истиной. Когда коммунисты пришли к власти, вместе в этим пришла новая истина. Теперь истиной считалось всемерное укрепление государства, которое, по новой доктрине, приведет в итоге к отмиранию государства. Старая истина была перетрактована так, что все основоположники коммунизма, Маркс, Ленин и другие именно это имели в виду. Носители старой истины не соглашались с таким переворотом с ног на голову. Они стали препятствием на новом пути, и Сталин их уничтожил.

Это называется политикой — искусством невозможного. Смягчает эти неприятные моменты власть через побуждение граждан слиться с ним душой и телом. И если это происходит, граждане не возражают новым истинам, как рука не возражает решениям головы. Такой тип людей называется благонадежным, т.е. всегда следующим за властью.

Гениальный математик ХХ столетия Гёдель, автор теоремы о неполноте, доказал, что всякая система, если она достаточно полная, содержит в себе не снимаемые противоречия. Именно с этим случаем мы сталкиваемся, касаясь качества граждан.

С одной стороны, если все граждане будут вертеться как флюгер по ветру, система будет прочной, но в глобальном смысле развиваться не будет. Развитие будет только в ее рамках. Но так как помимо внутреннего развития есть внешнее, как бы ни была крепка система, если она по базовым характеристикам не соответствует внешней ситуации, мир ее раздавит. Феодалы были заинтересованы в развитии, но в рамках феодальной системы. Когда общество развилось до состояния, несовместимого с феодализмом, он рухнул.

С другой стороны, если все граждане будут иметь свою истину и ориентироваться на нее, и стоять за нее до конца, традиционное государство из таких людей невозможно даже в теории собрать. Можно было бы, если бы у них было единое мнение на эту тему, но так как все люди разные, способности у них тоже разные, единства не будет. Вместо единой устойчивой и целеустремленной конструкции будет шевелящаяся революционная куча.

Возьмем краткосрочную и долгосрочную логику. Каждая из них хороша на своем месте. Во время непосредственно боя нужно действовать с ориентиром на момент. Штаб же должен принимать решения с ориентиром на месяцы, а политики — на годы. Так вот государство в историческом масштабе — это солдат, ориентированный на момент. Если он в данный момент не решит ситуацию, то все, конец. Дальше думать будет некому.

Дистанцируясь от эмоций и ставя себя на место власти, я прихожу к некрасивому выводу: оруэлловские овцы — эталонные граждане. Они благонадежны, потому что у них маленький процессор, настроенный обслуживать бытовые программы. Как следствие, по вопросам выше бытовых у них не может быть своего мнения, только навязанное извне.

Это не значит, что они беспринципные, низкие и двуличные. Это обычные люди с короткой памятью и узким кругозором. «Узость сознания есть социальное требование». (Кафка). Благодаря этим качествам малыми усилиями за короткое время их можно подтолкнуть к изменению своих убеждений. Что вчера было добром, в том завтра они узрят зло, а во вчерашнем зле увидят добро. Достаточно заострить внимание на каком-то ярком моменте, которого они раньше не видели, и люди полностью изменят свои взгляды. Как вода принимает форму сосуда, так благонадежные граждане форму любой истины.

Раньше узость разума формировала религия. Показатель, насколько она качественно это делала: когда СССР воевал в Афганистане, советские военные пытались раздавать афганским крестьянам землю, а те ее не брали. Они говорили советским офицерам: «Ты что, Бог, чтобы землю раздавать?». Сегодня нужную узость формирует развлекательный и манипулятивный контент, представляемый различными шоу и новостями

Лошадь с шорами лучше бежит к цели, нежели без шор. Она не отвлекается по сторонам, всегда в истине, привыкнув к шорам, не замечает их. Аналогично и гражданин с шорами лучше идет в ногу с властью, нежели гражданин без шор. Он так же не замечает шор и искренне уверен, что его мнение не навязано ему, а он сам так считает.

Подавление

Психоделики снимают шоры. До приема человек подобен лошади, которой в голову не приходят вопросы: «А куда это я бегу?», «А нужно ли мне туда бежать?» После приема он подобен лошади, которая вертит головой по сторонам и задается многими вопросами. И не просто задается, но следует найденным ответам. Она перестает бежать туда, куда нужно сидящему в карете. Она норовит убежать в поле и скинуть упряжь. Ну и зачем такая лошадь нужна седоку? Хорошее вьючное животное не должно принадлежать себе.

Представьте, что будет с потребительским обществом, члены которого, вместо того, чтобы отслеживать выпуск новой модели телефона, сериала или следить за жизнью поп-звезды, начнут задаваться вопросами, выходящими за бытовой масштаб. Катастрофа.

Благополучие системы требует, чтобы народ был, с одной стороны, политически и экономически активным. С другой стороны, строго в предписанных рамках. Должен на выборы ходить и не задаваться вопросом, как это он умудряется выбирать, опираясь не на знание ситуации, а на предвыборные обещания политиков? На такой вопрос он должен отвечать: а вот так… И делать многозначительное лицо или хитро улыбаться.

Образец правильной политической активности демонстрируют американцы. Их поделили пополам по экономическому признаку. Нижняя половина, от самых бедных до средне бедных, всегда голосует за демократов — они обещают рост пособий и блюсти традиции. Верхняя половина, от среднего достатка до богатых, всегда за республиканцев — они обещают сократить пособия и ориентироваться на свободу и права.

Политическая активность таких благонадежных людей не выходит за рамки выяснений: что же лучше — две ноги или четыре? Теория вероятности предсказывает: на посту президента будут поочередно сторонники идеи «четыре ноги лучше», и потом их сменят сторонники идеи «две ноги лучше». Теория на 100 % сбывается на практике.

Вы не думали, почему в США так много всяческих самых невероятных официально зарегистрированных организаций типа церкви сатаны или макаронной религии? Официальное объяснение — побочный эффект свободы и демократии. Наверное, это так. Но есть и второй эффект: собранных в группу граждан проще направить нужным курсом. Если они распылены, нужно договариваться с каждым. Если же в группе, не важно, какой, тот же результат достигается через договор с одним человеком — лидером группы.

Кто знает американскую систему изнутри, тот знает, как активно работают в выборный период с лидерами групп кандидаты во власть — в сенаторы или президенты. Например, в штате, где община курдов, победит тот, кто договорится с их лидером.

И это в любой системе, заявляющей себя демократической. В русском городе Рязани около ста тысяч цыган живут отдельным анклавом по своим законам. Но право голоса у них есть. Если в Рязани живет чуть больше полумиллиона человек, нужно ли доказывать, что шанс победить на выборах выше у того, кто договорился с лидером цыган?

Но вернемся к среднестатистическим гражданам США, жестко поделенным на две группы по идее «две ноги хорошо» и «четыре ноги хорошо». О чем еще можно мечтать власти при таких подданных… Это же не граждане, а счастье какое-то…

Рассказываешь им, что президента Кеннеди убил одиночка, и они верят. А то, что пуля не может летать зигзагами — это игнорируется. Та же история с атакой на башни-близнецы и прочие события. Власти их интерпретируют достойным всяческого удивления образом, а «пипл хавает». Люди хоть и поругивают СМИ, но в целом верят, что четыре ноги хорошо, а две ноги лучше (или наоборот, тут все зависит от СМИ, а не от массы).

Государство заинтересовано, чтобы люди проявляли активность в предписанных им границах. Например, вас не мучает вопрос, как галактики крутятся вокруг центра, если в центре нет тела, которое играло бы такую же роль, как Солнце в нашей системе. Или как они разлетаются в разные стороны с ускорением, если по всем физическим законам должна замедляться. Вам достаточно, что эти неведомые силы названы темной материей и темной энергией, и вам «все понятно» (хотя «темная» тут в смысле, что это непонятное).

Аналогично и масса не мучается вопросом, зачем я посвящаю неинтересной мне работе всю жизнь? Ей сказали, что так нужно, и они пошли всю жизнь как челнок ходить — на работу и обратно. Или сказали, что они умные и никаких знаний им не нужно, чтобы выбирать власть, и они дружно пошли выбирать. И никто не задает глупых вопросов.

Власть привыкла, что политическая активность в рамках скандирования лозунгов «четыре ноги/ две ноги», а весь пар уходит на обсуждение новых аксессуаров и героев ток-шоу. Вы смотрите на них, как взрослый на детей в песочнице, и умиляетесь.

И вдруг вы видите, что граждане, ранее азартно кричавшие предложенные им те или иные лозунги, а потом шедшие по магазинам, теперь сбиваются в устойчивые толпы. И ладно бы, если собравшись, от избытка чувств скандировали лозунги… Так нет же…

Вы слышите, как они говорят что-то невообразимое. Рассуждают на темы, о которых им не положено рассуждать ни по положению, ни статусу в социуме, горизонту видения и тысяче других причин. А они рассуждают, делают свои детские выводов и требуют их исполнения. Иными словами, демократия, предполагавшая свободы и права в бытовых рамках, вдруг перекидывается за границы быта. Идиллия нарушена…

Если появилось то, чего ранее не было, значит, появилась причина, породившая это. Активность американских и западноевропейских граждан всегда в предписанных рамках. И вдруг активность резко выплеснулась за эти границы. Смирные обыватели, у которых верхом политики было обсуждение пособий, сбиваются в устойчивые толпы и требуют от власти вывести войска из Вьетнама, прекратить испытания атомной бомбы, рассуждают на тему, что социалистический строй справедливее капиталистического.

«Массы внезапно стали видны… Они существовали и раньше, но оставались незаметными, занимая задний план социальной сцены: теперь они вышли на авансцену, к самой рампе, на места действующих лиц. Герои исчезли, остался хор» (Ортега-и-Гассет).

Когда в древнеримской империи, по выражению римских летописцев, постыдная часть общества вдруг начала уплотняться, организовываться, представлять из себя силу, и что самое главное, ее приверженцы отказываются приносить римскому императору, что был в статусе божества, жертвы. От этой категории людей обычно не слуху, ни духу, а тут вдруг такая неестественная для них активность. Рим понимает, что этому есть причина. Он устанавливает — христианство. Сначала пробует физической силой все решить. Когда понимает, что явление более сложное, он анализирует ситуацию, вырабатывает стратегию и решает вопрос (детально эта тема у меня раскрыта в первой книге).

Запад тоже сначала пытается решить вопрос силой. Есть масса документальной хроники, где полицейские разгоняют водометами и дубинками мирные демонстрации. Когда массы напоминают властям про свободу уличных шествий, им в ответ намекают, что права и свободы даны им для бытовой сферы. Государственные вопросы, типа, где им вести войну и взрывать атомные бомбы — это не их ума дело хотя бы потому, что они не обладают объемом информации, необходимой для принятия решения. Подобные намеки дают обратный эффект, так до этого людей накачивали, что они представляют власть и им по силам решить любой вопрос государственного и даже мирового масштаба.

Когда Запад видит, что силовые технологии не решают, а лишь умножают проблему (дубинки только укрепляли в намерении стоять за правду), власти подходят к проблеме так же основательно, как древнеримские — анализируют ситуацию и ищут корни.

Сначала думали, за этим стоит СССР. Более глубокий анализ показал невозможность подобного. СССР способен использовать стихию (что он и делал), но организовать такое был не в состоянии. Не могла советская пропаганда так раскачать западных обывателей.

Устанавливается, что костяком всех этих движений являются люди, употребляющие недавно открытое вещество — ЛСД. Ученые говорят, что у ЛСД перспективы в медицине и других областях науки сложно переоценить (и сейчас тоже говорят). Во многих случаях (не гарантия, а возможность) расширяется кругозор, у человека появляется иной взгляд на мир, на вещи и творчество. Побочных эффектов нет.

Если с человеческой точки зрения никакой побочки не было, то с государственной был жирный минус: потребители ЛСД не могли кричать правильные лозунги с тем же упоением, с каким кричали раньше. Утрата гражданами благонадежности есть вред для государств. Власти начинают кампанию по устранению вредного для системы вещества.

В любой среде, не важно, ученые это, военные, коммерсанты или кто угодно, всегда есть люди, готовые за хорошие деньги выполнить любой заказ. Так в США к бензину в качестве присадки для повышения октанового числа добавляли свинец (тетраэтилсвинец). Это отравляло внешнюю среду, гибли и становились инвалидами производившие его люди. Но так как за этим стояла могущественная топливная компания, заказывавшая у ученых доклады о безвредности такого топлива, с 1923 по 1976 год, 53 года, продолжали выпускать то, во вредности чего ни у кого не было сомнений. Деньги решают многое.

Власти заказывают отрицательную информацию про перспективное вещество. Так как заказчик тут уже не бизнес, а политика, а это абсолютный тяжеловес, которому просто некому противостоять, вскоре ЛСД оказывается в статусе страшно вредного вещества. На этом основании проводится закон, объявляющий психоделик запрещенным веществом.

Рынок сразу криминализируется. Вторым шагом его наполняют суррогатами. Их употребление действительно рождает проблемы со здоровьем. СМИ показывают разные страшилки, а потом говорят, что во всем виноваты страшные психоделики. Волну подхватывает наркологический бизнес. За короткое время ЛСД приобретает зловещий статус страшного наркотика. Тот факт, что у людей короткая память, позволяет им забыть, что на протяжении десятилетий он не имел вреда, а теперь в одночасье стал вредным.

Если христианскому государству угрожает Христос, оно объявит его Антихристом. Если государство позиционирует себя приверженцем свободы, мира и знания, а свобода, мир и знание угрожают ему, оно объявит войну — миром, рабство — свободой, а незнание — знанием. Оно будет говорить о любви к миру и воевать под этим лозунгом.

«Что говорит Старший Брат, никто не расслышал. Всего несколько слов ободрения, вроде тех, которые произносит вождь в громе битвы, — сами по себе пускай невнятные, они вселяют уверенность одним тем, что их произнесли. Потом лицо Старшего Брата потускнело, и выступила четкая крупная надпись — три партийных лозунга:

ВОИНА — ЭТО МИР

СВОБОДА — ЭТО РАБСТВО

НЕЗНАНИЕ — СИЛА

Но еще несколько мгновений лицо Старшего Брата как бы держалось на экране: так ярок был отпечаток, оставленный им в глазу, что не мог стереться сразу. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами навалилась на спинку переднего стула. Всхлипывающим шепотом она произнесла что-то вроде: «Спаситель мой!» — и простерла руки к телеэкрану. Потом закрыла лицо ладонями. По-видимому, она молилась» (Оруэлл, «1984»).

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒