роман 15 страница

- Лучше ты у нас будешь вместо бензопилы, – усмехнулась в ответ девушка. – А не нравится с нами работать, так проваливай, мы тебя на аркане не держим. Дорогу на станцию я тебе покажу, если ты её по вчерашней метели не запомнил.

Но огорчённый напарник только вздохнул и терпеливо продолжил работать, про заветную бензопилу больше не упоминая.

Тем временем, пока они пилили, Миша то и дело отвлекался от снующей перед ним пилы и непрестанно поглядывал на Нину. И делал он это вопреки собственной безопасности, ведь как только он отвлекался, пила или тормозила, или застревала и опасно изгибалась, а то и вовсе выскакивала из пропиленного бревна. Однако отказать себе в удовольствии Миша не мог, а потому и бросал на старательную напарницу свои неугомонные взгляды.

Разрумянившаяся, разгорячившаяся девушка очень ему нравилась. Нравилась, несмотря на всё своё ворчание, несмотря на постоянные насмешки и замечания в его адрес, несмотря на неотступные мысли о злосчастной сауне, то и дело возникавшие в озабоченной Мишиной голове. Вот уж от этой-то сауны Миша не мог отделаться никакими силами. Теперь, задним числом, он откровенно и непрестанно жалел, что вообще в эту сауну попёрся, создав себе, таким образом, проблемы и устроив своему истерзанному сознанию своеобразную моральную экзекуцию. Вот не пошёл бы он тогда с друзьями, а остался бы, например, с мамой, и не повстречал бы никакой Вероники, и не узнал бы никаких пикантных подробностей её личной жизни, и был бы сейчас совершенно спокоен, не изводя себя никакими догадками, нелепыми подозрениями или совершенно бессмысленными сожалениями. Хотя не сравнивай он Нину с Вероникой, не подозревай, что две эти девушки – всё-таки одно и то же лицо, может быть, новая знакомая и не заинтриговала бы его так сильно как теперь. Но – что поделать – совершенно излишние подробности Миша знал, а Нина, несмотря на это, всё-таки ему нравилась. Так непередаваемо и невыразимо нравилась, что от её разрумянившегося лица он буквально глаз отвести не мог. Вопреки, так сказать, справедливым доводам рассудка, а также вполне разумным требованиям безопасности при пилении очередного бревна.

Замечала ли девушка его повышенное внимание к своей скромной особе или нет – до поры до времени оставалось загадкой. На Мишины взгляды она совершенно никак не реагировала, а раскраснелась неизвестно отчего. То ли от тяжёлой работы и чувствительного морозца, то ли и в самом деле от непрестанных взглядов своего неугомонного напарника, право слово, пожирающего её своими глазами. Нина хоть и ворчала на Мишу, однако на эту тему и по этому поводу так ни разу и не высказалась.

Мама, как и следовало того ожидать, оказалась полностью права. На исходе второго бревна Миша с Ниной до такой степени приноровились друг к другу, что почти перестали замечать чужие недостатки. Или, скорее всего, недостатки в их работе просто-напросто сошли на нет. Как бы там ни было, но дело у них действительно пошло, и если им теперь что-то и мешало, то это была лишь мышечная усталость, незаметно накапливающаяся вместе с каждой отпиленной чуркой. А с непривычки руки и спина у обоих начинали ощущать эту усталость всё сильнее и сильнее. Само собой разумеется, Нина выдохлась первой. Сначала она перестала ворчать и проявлять недовольство, а затем мягко улыбнулась и предложила немного передохнуть. После чего, не дожидаясь Мишиного ответа, выпустила пилу из рук и мягко плюхнулась на бревно.

Перевести дух Миша, естественно, согласился. Он тоже уселся на бревно напротив и принялся осторожно потирать свои пострадавшие пальцы. Правда, бедные пальцы ныли уже не так отчаянно, как прежде, однако на самых кончиках, под ногтями, нестерпимая боль всё ещё оставалась. А особенно выводил его из себя мизинец, к которому Миша не мог прикоснуться до сих пор. Поэтому остальные пальцы он бережно поглаживал, а оттопыренный в сторону мизинец, морщась от боли, пропускал. При этом в поисках своеобразной моральной компенсации этой боли Миша абсолютно перестал скрывать свои пристрастия и принялся таращиться на Нину без всякого зазрения совести.

И вдруг пульсирующие волны боли, а также непрестанные взгляды, то и дело бросаемые Мишей на сидящую напротив него девушку, привели его к совершенно неожиданной мысли. Ему внезапно подумалось, что и сама Нина, и всё Нину окружающее – её маленькая деревня, её родной дом, её бойкая и энергичная мама и всё хлопотливое мамино хозяйство – это и есть его, Мишин рай. Тот самый рай или, если можно так выразиться, легендарный ветхозаветный Эдем, куда в течение всей своей жизни стремится попасть каждый мужчина. Многие, правда, так и не попадают, но с некоторыми счастливчиками подобное чудо всё же случается, с некоторыми всё-таки происходит. Вот и Миша, по-видимому, в число этих счастливчиков за какие-то заслуги попал.

Отчего бы это Мишу до такой степени осенило, почему столь глубокая и смелая мысль озарила его сознание именно в тот момент? Это и для него самого так и осталось загадкой, потому что, находясь в плену физической боли, а также в нескрываемом душевном восторге от созерцания раскрасневшейся Нины, своей неожиданной явившейся мысли Миша совершенно не контролировал и никоим образом её не вызывал.

Поначалу, признаться, подобная мысль Мишу не только удивила, но и встревожила. Шутка ли сказать – девушка, с которой он был знаком всего лишь неделю, неожиданно стала ассоциироваться в его сознании с таким глобальным и всеобъемлющим понятием как Эдем. Пусть скромный, пусть незамысловатый, но зато индивидуальный Мишин Эдем. В фигуральном смысле, конечно, потому что на библейский ветхозаветный рай Нинина деревня явно не тянула и ни в какое сравнение с ним не шла. Но, тем не менее, Миша нисколько не сомневался, что нигде и никогда прежде он не чувствовал себя так хорошо и спокойно, как здесь и сейчас. За исключением детства, разумеется, – того далёкого беззаботного детства, когда он ещё не ведал никаких забот и хлопот и находился под тёплым крылом обоих своих родителей. Одним словом, ещё до смерти отца.

Миша до того размечтался, до того далеко уплыл на крыльях своей одухотворённой фантазии, что совершенно перестал замечать что бы то ни было вокруг кроме одного единственного во всей Вселенной объекта. Этим объектом, конечно же, являлась всё та же Нина, на чьём неповторимом образе с удивительной избирательностью сосредоточилось к тому времени абсолютно всё Мишино внимание. И вовсе не удивительно, что в те непродолжительные мгновения Миша в очередной раз выпал из окружавшей его реальности и снова оказался неизвестно где.

Обратно к реальности Мишу вернула, разумеется, сидящая напротив него девушка, потому что кроме неё одной сделать этого было некому. Да и не под силу было бы, наверное, кому-то другому подобный эмоционально-психологический подвиг совершить.

- Миша, хватит уже на меня пялиться! Сколько можно! Ты же меня своими глазами скоро съешь! – наконец, высказалась Нина и таким строгим замечанием моментально прогнала все неадекватные Мишины мысли и все его непередаваемо приятные ощущения.

- Что? – встрепенулся и вздрогнул он.

- Хватит на меня смотреть! Отвернись! На маму вон посмотри или на небо голубое, или ещё куда-нибудь, – взмахнула девушка руками, словно очерчивая воображаемый круг объектов и предметов, заслуживающих внимания и интереса чересчур увлекающегося Миши.

Тот открыл было рот и попытался было что-то возразить, но вместо этого, молниеносным, отточенным за долгие годы движением, отправил в открытый рот сигарету. А через считанные секунды он уже задымил.

- Ну, вот! Он ещё и закурил! Бросил бы ты, Миша, эту свою вредную привычку. Или хотя бы куда-нибудь подальше отошёл, – беззлобно проворчала Нина и красноречиво кивнула подбородком, указывая направление в котором, по её мнению, следовало бы отправиться Мише вместе с его противной сигаретой.

Тот, не вступая с девушкой в споры, покинул насиженное бревно, осторожно миновал Наташу, ожесточённо коловшую очередную чурку, и выбрал себе укромное местечко возле крыльца. Там, навалившись в тёплом закутке на стенку, Миша беззаботно потянулся на солнышке, поправил свою шапочку-гребешок с надписью «СССР», отвернулся от женщин и с удовольствием глубоко-глубоко затянулся.

Хоть Миша и не сумел наколоть дров, в ближайшие дни его ожидало неимоверное количество самой разнообразной работы. При этом мудрая Наташа так рационально организовала его труд, что в течение всех этих дней гость почти не присаживался. Он всё время что-то чинил и налаживал, приводя в порядок весьма запущенное Наташино хозяйство. Что ни говори, а многолетнее отсутствие в её доме мужика прямо-таки бросалось в глаза, а потому и занятий у Миши было просто-напросто непочатый край. К счастью, оказалось, что досадный случай с топором-колуном был в Мишиной биографии эпизодом случайным, и все другие инструменты в его руках выглядели вполне уместно, а держались уверенно и крепко. Как бы то ни было, а назвать его криворуким ни в коем случае не повернулся бы язык.

Помимо различного ремонта в доме и во дворе на Мишиной совести по-прежнему оставались поросята. Как свалились они на него в первый же день, так и оставались теперь на его попечении. Осчастливленная Наташа лишь готовила им еду, а всю остальную тяжёлую и неприятную работу хладнокровно и старательно выполнял Миша. Он словно добровольную обузу на себя взял, он словно выполнял трудовую повинность, он словно расплачивался за свои прежние грехи и делал это безукоризненно, безропотно и беззаветно.

Вскоре он так сдружился со своими четвероногими питомцами, что даже наградил их шутливыми именами. Одному дал кличку Иван Сергеевич, другому – Ваше Высочество, третьему – Головоногий Моллюск, а четвёртому – Сэм Браун. По каким признакам Миша их различал и почему пожаловал им столь непохожие титулы – было неизвестно. Впрочем, Иваном Сергеевичем, как помнится, звали Мишиного тестя, – вот потому-то, вероятно, самый крупный и ленивый поросёнок именно такой чести и удостоился. Клички Ваше Высочество и Головоногий Моллюск говорили лишь о неуёмной Мишиной фантазии, а вот за какие грехи пострадала ни в чём неповинная Сэм Браун³, – так и осталось загадкой. Во всеуслышание Миша поросят не окликал, а беседовал с ними только с глазу на глаз, то есть в отсутствии Нины и Наташи. Что ни говори, а своей выдумки с кличками Миша немного стеснялся и посвящать в неё посторонних не планировал.

Так, незаметно, он провёл в Нининой деревне целую неделю. Всё это время Нина с Мишей почти не разговаривала и днём, когда уходила на работу её мама, старательно не оставалась с ним наедине. Лишь иногда она интересовалась у него о здоровье, по-видимому, всё ещё опасаясь последствий досадного происшествия с топором-колуном. Но и здесь медицинская помощь Мише не понадобилась, – несмотря на почерневший ноготь, чувствовал он себя отлично, а отчитываться перед девушкой о цвете своей мочи с первого же дня после травмы решительно и бесповоротно отказался.

Таким образом, становилось совершенно непонятно, к кому, собственно, Миша приехал: то ли к Наташе, то ли к её капризной дочери. Тем не менее, о возможном отъезде домой гость даже не заикался и на эту тему хранил упорное молчание. Вместо этого Миша упрямо и терпеливо работал, словно крестьянский труд был у него в крови. Хотя, заявляя без обиняков, так оно и было на самом деле, ведь генетическая память к крестьянской жизни в Мишиных генах ещё имелась и эта память, судя по его поведению, всё ещё была сильна. Ведь как-никак, а ещё его родной дед провёл всю свою юность и молодость в деревне, ну а более древние Мишины предки так и вовсе прожили в деревне всю свою жизнь.

В этом месте было бы логично ненадолго приостановить наш рассказ и предоставить Мишу самому себе. Вернее, предоставить его судьбу нашим на удивление настойчивым читателям, усердно добравшимся до этих слов.

Стоит отметить, что после всего случившегося у Миши, на наш взгляд, оставалось лишь два выхода. Выход первый – сбежать-таки из деревни в Москву и броситься с объяснениями к Ирине, рассчитывая, что та его всё-таки простит. И жена, надо думать, после соответствующих продолжительных выговоров и нотаций, своего загулявшего супруга, скорее всего, простила бы. Тем более что по большому счёту никаких особо аморальных проступков тот не совершал. Труднее было с Иваном Сергеевичем и Ниной Александровной. Если тёща и тесть к тому времени обо всех его проделках уже знали, Мише предстоял полный насмешек и нравоучений изнурительный и совершенно бессмысленный разговор. А может быть даже и не один разговор. И этот предстоящий разговор (или разговоры) вызывал у Миши гораздо более тяжёлые предчувствия, чем даже неминуемые разбирательства со своей разгневанной женой.

Принимая во внимание всё вышеизложенное, этот сценарий был для Миши возможен, но маловероятен. Как говорится, ушёл, так ушёл, и после всего случившегося возвращаться к прежней жизни и сытой кормушке было бы абсолютно ни к чему. Не позволила бы ему этого сделать неожиданно встрепенувшаяся и поднявшая свою голову гордость.

Выход второй – остаться у Наташи на веки вечные в качестве, так сказать, её работника и прихлебателя. В самом скором времени с горькой тоски запить, опуститься и потерять человеческий облик, после чего, в конце концов, покинуть этот бренный мир в возрасте лет примерно сорока или, если повезёт, сорока пяти.

Возможно такое? Может быть. Хотя вряд ли. Правда, для современной потеряевской деревни подобный печальный конец вовсе не являлся бы какой-то несусветной редкостью. Такое сегодня происходит сплошь и рядом. Поэтому считаем, что и с Мишей такое вполне могло бы произойти.

Хотя, в принципе, обладающему фантазией читателю было бы вовсе несложно придумать для нашей истории какой-то иной конец. Придумать, удовлетвориться на этом, после чего закрыть книгу и уже не читать дальше, поскольку его собственный финал романа был бы, вероятно, ничуть не хуже других. Других, более-менее возможных или хотя бы чуточку вероятных, – таких финалов, какие подсказывает вполне обычная и зачастую лишённая всякого оптимизма жизнь.

Тем же, кто стремится узнать, что случилось с Мишей на самом деле, и каким же оказался реальный финал, не остаётся ничего другого, как набраться сил и терпения и вновь углубиться в чтение. Что ж, пораскинув умом над возможными вариантами, двинемся в путь и мы. Благо, что путешествовать нам остаётся совсем немного.

За неделю, проведённую в деревне, Миша сделал со своего сотового телефона всего-навсего три звонка. Сначала он позвонил маме и всеми силами постарался её успокоить, очень кратко сообщив, что в Москву так и не поехал, а завернул ненадолго в деревню к одному хорошему другу. И завернул, к сожалению, без Ирины. Поэтому, если жена будет интересоваться, Миша просил маму по возможности её утешить, а также не беспокоиться по этому ничтожному поводу самой.

Однако надо полагать, что своим звонком Миша вовсе не успокоил Алевтину Романовну, а наоборот – фактически свёл её с ума. Тем более что он резко отключился и рассусоливать с ней не стал. Одним словом, сообщив, что жив и здоров, в подробности сын решил не вдаваться, а своих нелепых похождений пересказывать не счёл нужным.

Второй звонок в тот же день Миша сделал на работу. Сославшись на семейные обстоятельства, он попросил оформить на его имя отпуск за свой счёт. Здесь его тоже стали выспрашивать, настойчиво пытаясь выяснить, что да как. Но и этих абонентов сотовой связи Миша никоим образом не удовлетворил, не сообщив им абсолютно никаких подробностей. В самом деле, не мог же он им расписывать, что околачивается в глухой деревне, чинит чужие дома да сараи, да ещё и ухаживает за чужими вонючими поросятами, а ради этих безумных занятий вынужден оставить работу в офисе на своём весьма благополучном, да ещё и высокооплачиваемом месте. Бред какой-то! Нет, о таких фактах он своим коллегам сообщать не собирался.

После второго звонка свой телефон Миша безжалостно вырубил, и всё остальное время неизменно держал выключенным. Во-первых, он не желал разговаривать с женой, а во-вторых, не представлял, что ему отвечать, если до него вдруг дозвонится мама. Врать любимой мамочке он не любил, а сообщить хоть какую-то правду был, откровенно говоря, не готов. В общем, не созрел он для этого.

Третий звонок Миша сделал в пятницу, вновь позвонив маме. Он попытался было выяснить, как у мамы дела, а также осторожно попробовал поинтересоваться, не искала ли его жена. Всё-таки, как ни крути, а данный вопрос его слегка напрягал. Однако на этот раз отделаться парой фраз у Миши не получилось, потому что мама выплеснула на него целый поток своих ничем несдерживаемых эмоций. «Где он находится? – немедленно потребовала отвечать она. – По какому такому праву по дороге в Москву он сошёл с поезда и натуральным образом сбежал и скрылся от Ирины? И долго ли ещё собирается сын играть у несчастной матери на нервах?»

Эти и подобные вопросы, а также туманные Мишины ответы весьма затянули тот телефонный разговор. В общем, в предполагаемое время Миша не уложился и отделался от своей мамы с превеликим трудом. В конце концов, попрощавшись, он вновь решительно отключил телефон и дал себе слово без самой крайней необходимости больше его не включать.

Таким образом, затаившись в деревенской глуши, Миша посчитал себя отрезанным от цивилизации и совершенно не рассчитывал, что его кто-то побеспокоит. Тем удивительнее оказалось для него следующее событие. Ровно через неделю, в воскресенье, когда Миша преспокойно покуривал на крыльце, в поле его зрения неожиданно попал до странности знакомый автомобиль. Был бы Миша сейчас в Потеряеве, он бы нисколько не сомневался, что этот автомобиль очень напоминает новый Лёшин внедорожник. Однако здесь, в Нининой деревне, ни самого Лёши, ни его машины, вне всяких сомнений, не было, и быть не могло. Поэтому Миша, отведя от странного объекта свой взгляд, самым безмятежным образом глубоко и проникновенно затянулся.

Тем временем подозрительный автомобиль прополз по деревенской улице ещё немного, встретил деревенского мужика и, опустив стёкла, вступил с ним в переговоры. И когда любопытствующий Миша вновь повернулся, местный житель уже активно махал в его сторону рукой, очевидно, показывая приезжим дорогу. Судя по всему, обо всём творящемся в деревне мужик был отлично информирован и место жительства искомого субъекта знал наверняка.

Вот тут-то, несмотря на внешнее спокойствие, у Миши натуральным образом побежал по спине холодок. Увиденного он, конечно, не испугался, но немедленно дал себе совершенно ясный отчёт, что уезжать из деревни ему абсолютно не хочется. А появившийся Лёшин автомобиль выступал первым тревожным предупреждением о том, что Мишу отсюда, скорее всего, собираются увезти. А если собираются, то, видимо, увезут и даже его желания по этому поводу не спросят. Уж Миша-то своих решительных друзей знал. А иначе для чего бы было Лёше переться в такую даль, если не спасать своего друга. Ведь судя по всему, именно операция по его спасению перед Мишей в эти минуты и разворачивалась.

Автомобиль тем временем решительно двинулся вперёд, и у Миши не осталось никаких сомнений, перед чьим именно домом тот остановится. И первой, о ком он подумал, была Нина. Исходя из логики недавних событий, а также из тех скупых сведений, которыми, по всей видимости, располагали его друзья, Миша нисколько не сомневался, что Нина вряд ли обрадуется их приезду. С чего бы ей, откровенно говоря, радоваться, если две недели назад она собственной персоной изгалялась в сауне перед мужиками, представляясь при этом Вероникой. С чего бы ей радоваться, если она гордо демонстрировала обалдевшим мужикам свою прекрасную грудь. С чего бы ей радоваться, если она фактически у всех на глазах ласкала и тешила Женю.

Миша вздохнул, выплюнул недокуренную сигарету и твёрдо решил, что приглашать друзей в дом он не станет. Не имеет он на это никакого права. Не имеет в первую очередь потому, что от этой встречи, так или иначе, пострадает Нина. А страданий бедной девушки он никоим образом не хотел. Поэтому в дом он друзей не пригласит и вообще, судя по всему, их пребывание в Нининой деревне окажется весьма недолгим. Ну, навестили они своего друга, ну, узнали, что у него всё в порядке, – и этого им вполне достаточно. Разворачивайтесь и отправляйтесь домой! До свидания! Нечего вам здесь делать! Полезайте-ка обратно в Лёшин «сундук на колёсах» да катитесь назад в Потеряев.

На секунду Мише пришло в голову, что друзья, по своей глупости, могли бы прихватить с собой его маму. Он чуть потом холодным не покрылся, представляя, как тот же Лёша откроет ей сейчас дверцу и любезно так произнесёт: «Пожалуйста, Алевтина Романовна, выходите». А если друзьям хватило ума привезти маму, то отделаться от них будет гораздо труднее. Не сможет же он, при таком раскладе, не пустить родную мать на порог. Да и оставаться в деревне она ему не позволит – уж это-то в любом случае.

Параллельно с этими тревожными мыслями Миша с полной определённостью представил, что сложись у него с Ниной всё благополучно и останься он с ней, к примеру, навсегда, ему, вне всяких сомнений, придётся позабыть про своих друзей. Так уж теперь выходило, что совместных праздников, выездов на природу или каких-то ещё весёлых мероприятий у Нины с его друзьями, скорее всего, не получится. Или девушка будет чувствовать себя неловко, принимаясь стесняться и сгорать со стыда, или Мишины друзья, по своей мужской сущности, вспоминая недавнее прошлое, снова станут друг другу подмигивать, похохатывать да ухмыляться. Что ни говори, а последнюю сауну они, к сожалению, не забудут. Не забудут и через сто лет, как бы самому Мише этого теперь ни хотелось. Вот ведь в какую нелепую историю он попал. И с девушкой расстаться не может, потому что чем-то необъяснимым очень уж она его зацепила, и друзей терять жалко, потому что с ними связана значительная часть его жизни, и других закадычных друзей у Миши уже никогда не будет.

Хотя, конечно, слишком рано он об этом задумался, ведь пока никаких более-менее внятных отношений у него с Ниной не сложилось. Девушка всю неделю упорно молчала и только то и делала, что подчёркнуто пренебрежительно воротила от него нос, абсолютно не добавляя Мише хорошего настроения. О каких-то радужных перспективах в таких обстоятельствах загадывать было очень даже преждевременно. И, тем не менее, пусть даже на каком-то подсознательном уровне, но Миша настойчиво об этом думал, а тревожные мысли о Нине ни на миг не покидали его головы.

Тем временем, пока он подобным образом терялся в догадках, мучился и страдал, машина подкатила и остановилась у калитки. Из неё вылезли, весёлые и довольные, Олег, Костя, Лёша и Дима. Остальных членов банды, то есть Андрея, Вовы, и Жени, с ними не было. Но самое главное – не было мамы, и только от одного этого факта Миша с облегчением, глубоко-глубоко вздохнул. Однако делать было нечего – приходилось встречать настырных друзей. И он, ещё раз глубоко вздохнув, в предвкушении трудного разговора неспешно направился к калитке.

Миша был всё в том же прикиде: сине-красной шапочке-гребешке, драной телогрейке, заплатанных штанах и подшитых валенках. За неделю он до того привык к своему наряду, что уже не обращал на него никакого внимания. Ведь изо дня в день он только то и делал, что занимался хозяйством, а для хозяйственных работ сидящая на нём одежда была самой подходящей. А вот друзья поначалу его не узнали, потому что с растерянностью на него уставились, собираясь, по-видимому, о чём-то спросить. Но как бы то ни было, а самым первым его узнал проницательный Дима.

- Мишаня, ты что ли? Ни хрена себе, как ты приоделся! Сразу и не узнаешь! – присмотревшись, расхохотался он.

И остальные, следом за Димой, вытаращив на него глаза, весело заржали.

Миша тоже улыбнулся, а затем, дождавшись, пока они вдоволь насмеются, обменялся с друзьями традиционными мужскими рукопожатиями.

- Ты чего в такую глушь забрался? Ты чего в такую берлогу залёг? Ты чего такого натворил? Уж, не от ментов ли ты тут спасаешься? – как горох посыпались на Мишу вопросы.

- Скажите-ка лучше сначала, как вы меня нашли? – усмехнувшись, поинтересовался тот.

- Через твой сотовый, – с важностью пояснил Лёша. – Как только ты в пятницу телефон включил и матери позвонил, – тут мы тебя и вычислили.

- Как это? – не понял он. – Вы же вроде, насколько я знаю, не в спецслужбах работаете. Или вы за мной по всей стране тотальную слежку объявили?

- Объявили, как тут не объявишь.

- Да уж, Мишаня, пришлось.

- Ты уж нас, конечно, извини, но Алевтина Романовна нам другого выбора не оставила. Так что, Мишаня, подсуетиться немножко пришлось, – весело улыбнулся Олег. – Пришлось кое к кому обратиться.

- А чего ты хочешь? Что нам было делать, если твоя мать вторую неделю подряд такой переполох поднимает, – обречённо разведя руками, вторил ему Костя.

- Расскажите-ка лучше по порядку. Что там моя мама устроила?

И друзья, перебивая друг друга, изложили ему следующую версию событий. Оказывается, как только Миша в первый раз позвонил маме, как только сообщил ей, что находится вовсе не в Москве, а гостит в какой-то неизвестной деревне, бедная женщина объявила настоящую тревогу. Первым делом она принялась безуспешно дозваниваться сыну, у которого в то время совершенно варварским образом уже был отключен телефон. Затем Алевтина Романовна позвонила Ирине, от которой с непередаваемым удивлением узнала, что Миша, по дороге в Москву, из вагона скорого поезда куда-то делся. Разгневанная и расстроенная супруга и вообразить себе не могла, что же с ним случилось. То ли муж попал в какую-то переделку, то ли сознательно и намеренно от неё сбежал. Но, так или иначе, а Ирина, со слезами в голосе, просила Алевтину Романовну выяснить всё, что только возможно, а при любом известии тут же ей сообщить.

Стоит ли сомневаться, что Алевтина Романовна клятвенно ей пообещала именно так и сделать. Однако имеющуюся у неё к тому времени информацию о том, что Миша жив и околачивается в какой-то деревне, свекровь своей любимой снохе сообщать не стала. Решила попридержать эту шокирующую новость до выяснения всех обстоятельств. Побоялась, как бы чего не вышло, решила поберечь сына от неминуемого семейного скандала. Вместо этого испуганная мама несколько часов подряд пыталась дозвониться Мише, всякий раз выслушивая бесстрастное сообщение о том, что обнаглевший абонент, видите ли, недоступен. Как же так, почему же он вдруг стал недоступен, если Алевтина Романовна совсем недавно с ним общалась? В общем, недаром Миша отключил свой телефон, а иначе от назойливых телефонных мелодий Наташа и Нина, наверное, сошли бы с ума.

Тем не менее, теперь у мамы имелись все телефоны беззаботных Мишиных друзей. Не дозвонившись до сына, огорчённая Алевтина Романовна решительно взялась за этот список и устроила уже упоминавшийся переполох. Одним словом, не было семерым друзьям покоя, пока они не собрались все вместе в Мишиной квартире и не выложили разгневанной Алевтине Романовне всё, что знали. А так как знали они крайне мало, то их натуральным образом начали пытать. В общем, долго ли коротко ли продолжалась та пытка, но Дима с Лёшей кое о чём проговорились, и мама теперь, по крайней мере, знала, на что ей думать, и предполагала, где ей следует искать. Тут-то, подключив всех без исключения друзей, Алевтина Романовна организовала вторые за последнюю неделю полномасштабные поиски сына.

Однако в последующие несколько дней, что бы друзья ни делали, где бы они ни искали, хоть какого-то успеха они так и не добились. На связь с ними Миша не выходил, а в Потеряеве и его окрестностях упорно не появлялся. Тогда-то Андрей с Вовой и предложили взять его телефонный номер под наблюдение, надеясь, что потерявшийся друг когда-нибудь да заговорит. Как нарочно, у того же Андрея был какой-то родственник в ФСБ. В общем, совершенно не подозревая об этом, Миша попал под непроницаемый федеральный колпак. И стоило ему в минувшую пятницу позвонить маме, как электронные схемы следящих систем сработали, и Миша, как говорится, попался. Местонахождение его сотового телефона было вычислено с точностью до одного квадратного метра, и потерявшаяся на карте Нинина деревня в считанные минуты была определена.

Само собой разумеется, от Димы и Лёши Алевтина Романовна узнала далеко не всё. Оба высказали ей лишь какие-то смутные предположения, упомянули лишь какую-то незнакомую девушку, будто бы промелькнувшую на юбилее школы в обществе их друга. Но и от этого известия Мишина мама очень расстроилась, потому что и сама, чуть ли не с абсолютной уверенностью, предполагала что-то подобное.

Когда же друзья остались одни, когда, если можно так выразиться, уединились, то на свет божий целиком и полностью вышла вся известная им правда. Главными докладчиками по странному и тёмному делу вновь выступали Лёша с Димой. Лёша – потому что на школьном вечере он, единственный из всех, хоть что-то видел, Дима – потому что пьяный друг с удивительной откровенностью изливал ему душу. Вот тогда-то и попала под подозрение скромная личность запомнившейся им Вероники. Попала и была до самых последних косточек разобрана и обсуждена. В итоге, вся компания решила, что Мише была расставлена хитроумная ловушка, а тот, по простоте душевной, в эту ловушку, конечно же, попал. Ну а теперь, разумеется, из этой передряги бесхитростного и наивного друга необходимо немедленно и неотложно спасать.

Спасательную экспедицию друзья назначили на воскресенье. Женя, по причине своего близкого знакомства с Вероникой, участвовать в этой экспедиции отказался наотрез, Андрей с Вовой – не смогли по семейным обстоятельствам, а все остальные ранним утром отправились на Лёшиной машине в далёкий Шабалинский район. Отправились с твёрдой уверенностью в том, что без Миши они обратно в Потеряев не вернутся.

⇐ Предыдущая 28 29 30 31 323334 35 36 37 Следующая ⇒