ГЛАВА IX.. Адамитизмъ.

ГЛАВА IX.

Адамитизмъ.

Пусть благосклонный читатель не оскорбляется мыслями, высказанными въ заключеніе послѣдней Главы. Самъ Издатель при первомъ взглядѣ на это странное мѣсто склоненъ былъ воскликнуть: Какъ, передъ нами уже не только Санкюлоттъ, но даже врагъ Одежды въ теоріи? Новый Адамитъ въ этомъ столѣтіи, которое хвастается тѣмъ, что оно Девятнадцатое, и одинаково гибельно для Суевѣрія и Увлеченія?

Подумай, о безумный Тейфельсдрекъ, какія невыразимыя благодѣянія извлекаютъ всѣ возрасты и полы изъ Одежды. Напримѣръ, когда ты самъ, мокренькій, мягенькій, слюнявый новичокъ - пришлецъ на этой Планетѣ, сидѣлъ, пища и хныкая на рукахъ твоей няни, сосалъ твое зубное ожерелье и глядѣлъ, ничего не понимая, на Божій міръ,-- что бы съ тобою было безъ твоихъ пеленокъ, нагрудниковъ и всѣхъ другихъ твоихъ скорлупокъ, которымъ даже нѣтъ названія? Ужасъ для тебя и для человѣчества! Или ты забылъ тотъ день, когда на тебя въ первый разъ надѣли панталоны, и твое длинное платье превратилось въ короткое? Вся деревня, въ которой ты жилъ, была оповѣщена объ этомъ событіи, и сосѣдъ за сосѣдомъ цѣловалъ твою пухлую щечку и давалъ тебѣ въ подарокъ серебряныя или мѣдныя монетки въ этотъ первый торжественный день твоего существованія. И далѣе не былъ ли ты въ свое время Щеголемъ, Франтомъ, Львомъ, Петиметромъ, Дэнди, или какое тамъ ни даютъ имя по времени и мѣсту этому явленію? Цѣлые таинственные томы заключены въ одномъ этомъ словѣ. Далѣе, теперь, когда царство безумія кончилось или измѣнилось, и твоя одежда служитъ тебѣ уже не для побѣдъ, а для защиты, всегда ли ты носилъ ее по принужденію и какъ послѣдствіе Паденія Человѣка; и развѣ ты никогда не наслаждался въ ней, какъ въ тепломъ подвижномъ Домѣ, какъ въ Тѣлѣ, заключающемъ твое Тѣло, въ которомъ это странное твое Ты сидѣло уютно, не боясь никакихъ измѣненій Погоды? Закутанный въ толстое сукно, наполовину скрытый подъ шалями и широкополой шляпой, въ дорожныхъ штанахъ и болотныхъ сапогахъ, даже съ пальцами, запрятанными въ лайковую кожу и рукавицы,-- ты вскочилъ на "Коня, на которомъ я ѣзжу", и несмотря на жестокую зиму пустился вскачь по свѣту, торжествуя, какъ если бы ты былъ его владыкой. Напрасно дождь и снѣгъ хлестали вокругъ твоей головы; они падали только на твой непроницаемый валеный или тканый шерстяной домъ. Напрасно завывалъ вѣтеръ,-- лѣса шумѣли и трещали, бездна взывала къ безднѣ,-- и порывы бури сливались въ одинъ необъятный Арктическій вихрь: ты мчался среди всего этого, изъ-подъ копытъ твоего коня летѣли искры, дикая музыка гудѣла въ твоихъ ушахъ, и ты былъ, какъ "Морякъ-Скиталецъ", крушеніематеріи и гибель міровъ были твоей стихіей, твоимъ благопріятнымъ теченіемъ. Безъ Одежды, безъ удила и сѣдла, что бы съ тобой сталось; что бы сталось съ твоимъ быстрымъ четвероногимъ? -- Природа хороша, но она не лучшее; здѣсь по-истинѣ была побѣда Искусства надъ Природою. Молнія, конечно, могла бы поразить тебя, но кромѣ нея ты могъ противостоять всему.

Или, восклицаетъ благосклонный читатель, вашъ Тейфельсдрекъ забылъ, что онъ говорилъ недавно о "Первобытныхъ Дикаряхъ" и ихъ "по-истинѣ несчастномъ положеніи"? Что же онъ, готовъ отказаться отъ своихъ словъ, а мы должны вернуться назадъ къ "дерюжному плащу" и прикрываться "собственной толстой кожей"?

Никоимъ образомъ, благосклонный читатель! Профессоръ вполнѣ хорошо знаетъ, что онъ говоритъ, а мы съ тобой, въ нашей поспѣшности, неправы передъ нимъ. Если Одежда въ настоящее время приводитъ насъ въ такое портновское настроеніе и такъ деморализируетъ насъ, то развѣ у нея нѣтъ искупительнаго достоинства? Развѣ она не можетъ быть измѣнена такъ, чтобы служить для лучшихъ цѣлей? Развѣ ее уже непремѣнно слѣдуетъ выбросить псамъ? Дѣло въ томъ, что Тейфельсдрекъ, хотя и Санкюлоттъ, не есть, однако, Адамитъ; и хотя онъ желаетъ идти впереди этого выродившагося вѣка, "какъ Знамя", онъ никоимъ образомъ не пожелаетъ сдѣлать это, какъ дѣлали древніе Адамиты, въ состояніи Наготы. Напротивъ, польза Одежды вполнѣ для него очевидна; и даже, пожалуй, онъ имѣетъ столь глубокое пониманіе ея скрытыхъ и даже мистическихъ качествъ, того, что мы назвали бы всемогущей силой Одежды,-- такое пониманіе, говоримъ мы, какое раньше не было дано ни одному изъ людей. Напримѣръ:

"Вы видите," пишетъ онъ, "двухъ индивидуумовъ, одного одѣтаго въ превосходную Красную одежду, другаго -- въ грубую поношенную Синюю. Красный говоритъ Синему: "Ты долженъ быть повѣшенъ и анатомированъ". Синій слышитъ это съ содроганіемъ и (о, чудо изъ чудесъ!) печально идетъ на висѣлицу. Тамъ его вздергиваютъ, онъ качается положенное время, и доктора вскрываютъ его и составляютъ изъ его костей скелетъ для медицинскихъ цѣлей. Какъ это такъ? И что вы теперь станете дѣлать съ вашимъ: Ничто не можетъ дѣйствоватъ иначе, какъ тамъ, гдѣ оно находится? Красный не имѣетъ физической власти надъ Синимъ; онъ не держитъ его, не приходитъ съ нимъ ни въ какоесоприкосновеніе. Сверхъ того, всѣ эти исполняющіе приказанія Шерифы, и Лорды-Лейтенанты, и Палачи, и Заплечные Мастера отнюдь не находятся въ такомъ отношеніи къ дающему приказанія Красному, чтобы онъ могъ таскать ихъ и туда, и сюда, но каждый изъ нихъ стоитъ обособленно въ своей собственной кожѣ. Тѣмъ не менѣе,-- какъ сказано, такъ и сдѣлано: высказанное Слово приводитъ всѣ руки въ Движеніе,-- и Веревка и усовершенствованная Опускная Доска дѣлаютъ свое дѣло".

"Мыслящій читатель, причина мнѣ кажется двоякою: Во-первых ъ, Человѣкъ есть Духъ и связанъ невидимыми узами со Всѣми Людьми; во-вторыхъ, Онъ носитъ Одежду, которая есть видимый символъ этого обстоятельства. Не надѣты ли на вашемъ Красномъ вѣшающемъ индивидуумѣ парикъ изъ конскихъ волосъ, бѣличьи шкурки и плюшевая мантія, помощью которыхъ всѣ узнаютъ, что онъ Судья? -- Общество,-- чѣмъ болѣе я объ этомъ думаю, тѣмъ болѣе это меня удивляетъ,-- основано на Одеждѣ".

"Часто, въ минуты меланхолическаго настроенія, когда я читаю о пышныхъ церемоніяхъ, о Франкфуртскихъ Коронаціяхъ, объ Уборныхъ Королей, объ ихъ LevИes и CouchИes, о томъ, какъ придверники, жезлоносцы и герольды стоятъ въ ожиданіи; какъ Эрцгерцогъ такой-то представляетъ Герцога такого-то, а Генералъ А Полковника Б, и безчисленные Епископы, Адмиралы и различные Чины изящно двигаются по направленію къ Помазанному Присутствію; когда я читаю это и стараюсь въ моемъ уединеніи частнаго лица составить себѣ ясную картину этого торжества: то вдругъ, какъ бы по мановенію волшебнаго жезла,-- произносить ли мнѣ это? -- Одежды спадаютъ со всѣхъ дѣйствующихъ лицъ, и Герцоги, Высочества, Епископы, Генералы, само Помазанное Присутствіе,-- всѣ стоятъ передо мною, какъ мать родила, растопыривъ ноги и даже безъ рубашекъ, и я не знаю: смѣяться мнѣ, или плакать? Послѣ долгихъ колебаній я нашелъ нужнымъ предать гласности этотъ мой физическій или психическій недостатокъ, въ которомъ, можетъ быть, я не совсѣмъ одинокъ. Да послужитъ это въ утѣшеніе тѣмъ, кто страдаетъ такимъ же недугомъ".

О, если бы Небу было угодно, чтобы ты разсудилъ сохранить это втайнѣ, не можемъ мы не сказать! Кто можетъ теперь прочитать въ своей Утренней Газетѣ безъ содроганія пять столбцовъ Описаній Пріемовъ? Ипохондрически настроенные люди,-- а всѣ люди до извѣстной степени настроены ипохондрически,-- заслуживали бы болѣе бережнаго обращенія. Съ какою готовностью наша фантазія при такомъ разстроенномъ состояніи нервовъ слѣдитъ за выводами, которые Тейфельсдрекъ съ дьявольскимъ хладнокровіемъ продолжаетъ дѣлать:

"Какъ бы поступило Величество, если бы такой случай произошелъ на самомъ дѣлѣ, т.-е. если бы всѣ пуговицы одновременно отлетѣли, и плотное сукно испарилось въ Дѣйствительности, какъ въ этой нашей Фантазіи? Ach Gott! Какъ каждый бросается въ ближайшее укромное мѣсто; ихъ высокое Комидійное Дѣйство (Haupt- und Staats Action) обращается въ Шутовской Фарсъ, достойный плача -- худшій изъ Фарсовъ; Таблицы, по выраженію Горація, распадаются при общемъ плачѣ и рыданіи, а вмѣстѣ съ ними все зданіе Правительства, Законодательства, Собственности, Полиціи и Цивилизованнаго Общества".

Есть ли на свѣтѣ человѣкъ, который можетъ себѣ представить голаго Герцога Виндльстрау, говорящаго рѣчь передъ голой Палатой Лордовъ? Воображеніе, какъ бы задыхаясь въ спертомъ воздухѣ, съеживается и не рѣшается слѣдовать за картиной. Шерстяной Мѣшокъ, Министерство, Скамьи Оппозиціи -- infandum! infandum! Но, однако, почему же все это невозможно? Развѣ есть между этими Блюстителями нашей Свободы хоть одна душа или, скорѣй, хоть одно тѣло, которое не было бы голо или близко къ тому прошлою ночью; "вилкообразная Рѣдька съ фантастически вырѣзанной головой"? И почему бы она не могла, если бы нашъ суровый рокъ того потребовалъ, отправиться къ св. Стефану, такъ же, какъ и въ свою постель, въ этомъ не-костюмѣ,-- и тамъ, вмѣстѣ съ другими, ей подобными Рѣдьками, чинить Правосудіе? "Утѣшеніе тѣмъ, кто страдаетъ такимъ же недугомъ!" Несчастный Тейфельсдрекъ! Имѣлъ ли кто-нибудь другой до тебя подобный "физическій или психическій недостатокъ?" И нынѣ сколь многіе, можетъ быть, будутъ неизлѣчимо заражены благодаря твоему признанію, ие имѣющему себѣ подобнаго, и которое мы, побуждаемые нашею обязанностью Критика и Біографа, повторяемъ даже передъ болѣе здравыми Британскими читателями, лишь скрѣпя сердце! Что ты: самый лукавый изъ Санкюлоттовъ, или только самый безумный?

"Остается изслѣдовать", прибавляетъ неумолимый Тейфельсдрекъ, "въкакой мѣрѣ Огородное Чучело, будучи также Одѣтой Особой, имѣетъ право на покровительство духовныхъ властей и Англійскаго суда присяжныхъ, или, можетъ быть, даже, принимая во вниманіе его высокія обязанности (ибо не есть ли оно также Защитникъ Собственности и Владыка, вооруженный всею устрашающею силою Закона?) право на нѣкоторыя королевскія Привиллегіи и Неприкосновенность, что, впрочемъ, нищіе и низшіе классы людей не всегда склонны добровольно предоставлять ему"... "О мои друзья! Мы, (говоря словами Іорика Стерна), только "индѣйки, которыхъ гонятъ на рынокъ хворостиной съ краснымъ лоскутомъ; если же какіе-нибудь погонщики, какъ это напр. дѣлаютъ въ Норфолькѣ, возьмутъ высушенный пузырь и наполнятъ его горохомъ, то его шумъ пугаетъ и самую смѣлую изъ нихъ".

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒