АСПИРИН. Chapter 2

АСПИРИН

Chapter 1
Уже и не вспомнить, когда мне в последний раз было хорошо. По-настоящему хорошо. Когда у меня была настоящая, любящая семья, прямо как с обложек старых, пожухлых журналов, и когда общество не относилось ко мне так, как будто я небиоразлагаемый мусор. Может, это было в пять лет, когда на очередную семейную шуточку по поводу того, что Элизабет (та девочка, что когда-то жила по-соседству, а потом уехала в Аризону, потому что её папа нашел там способ спасти свой бизнес) станет моей невестой и родит мне таких же " маленьких Адамов" я ответил, что хотел бы ребенка от Стива, потому что Стив был сильный, Стив делился со мной конфетами, а еще у него был лучший игрушечный робот во вселенной, мигающий если не всеми цветами, доступными человеческому восприятию, то как минимум тремя. Три различных диода для игрушки того времени – это серьезное приданое! Когда мама объяснила, что Стив не может родить, потому что он мальчик, а рожают девочки, я сказал, что мне не нужны детки, потому что с ними придется делиться, а я не очень-то любил делиться. А любил ли кто-то делиться, когда был маленьким? Были ли вы святы?
После меня избили ремнем, и с тех же самых пор я не помню ни одного года, когда меня не били бы суровыми розгами и прочими доступными предметами. Мои родители думали, что это правильно, ведь в их семьях это также было нормой. Более того, это стало чем-то вроде традиции в нашей семье, мне даже начало казаться, что без боли я не научусь думать правильно, но меня продолжали бить, а я до сих пор считаю, что у Стива был шикарный робот. Возможно, он не был таким шикарным, но я был ребенком, и я запомнил его таким.

Моя семья очень религиозна, может, это и можно было бы уже понять, но, если вы все же не осознали масштаб трагедии, то мои родители - самые католические католики из всех, что я встречал. Я практически живу в церкви, мои походы туда, в отличие от вас, не ограничиваются демонстративным воскресным утром. Неудивительно, что и в школу я хожу соответствующую - Школа Святого Сердца Иисуса. Звучит странно? На деле, жизнь внутри католической школы еще более странная. Если вам кажется, что там летают ангелы и поют песни, то вам кажется, ведь вы приходите в эту школу только за тем, чтобы поболеть за свою любимую бейсбольную команду или насладиться выпечкой в дни христианских празднеств. Те, кто живут католической школой, знают ее изнутри, и, пожалуй, она не менее жестока, чем любая другая школа Соединенных Штатов, только ее кровожадность перемешивается с излишним пафосом в отвратительную бурлящую смесь. Особенно сложно быть новоявленным старшеклассником, уродливым мутантом, который до сих пор плохо пишет из-за того, что его левую руку упорно меняют на правую… и геем. То есть мной. Мои родители считают, что я гей, но говорят об этом не так мягко. Я пытался делать вид, что это не так, но в последнее время это получается все хуже и хуже, так что, пожалуйста, не осуждайте меня за то, что я педик, окей?

Я Адам Флойд, и это мой первый год в старшей школе. Это очень важный период в жизни школьника, а потому даже такого, как я, мои родители стараются показать в лучшем свете. Я тоже стараюсь, и именно поэтому сегодняшнее утро я частично потратил на то, чтобы сделать свой вид наиболее свежим и красивым. Это не нравится моему отцу, он говорит, что я злоупотребляю и это делает меня похожим на женщину, а всякий мужчина должен выглядеть чуть лучше, чем обезьяна. Я всегда готов поспорить, что человеческая эволюция стремилась к максимальному отдалению от этой самой обезьяны, но, боюсь, что за одно лишь упоминание такого явления, как эволюция, я могу лишиться зубов, а услуги дантиста в Штатах это не то, что может легко позволить среднестатистическаямногодетнаясемья. Поэтому, я выбираю зубы и молча покидаю ванную комнату, пытаясь ускользнуть быстрее, чем в отцовскую голову взбредет еще одна мысль, что заставит меня бояться скорой смерти. К слову, в нашей школе не раз предпринимались попытки запретить эволюционное учение. К слову, у них это практически удавалось, но давление штата, не самого последнего в жизни Америки, не давало корыстным боголюбам лишить детей возможности узнать такую версию. Так или иначе, эволюционное учение у нас преподают без энтузиазма и с видом рассказчика сказок про драконов. Не знаю, почему им так не нравится думать об этом, ведь это так удивительно и прекрасно, что мир, созданный Богом, не стоит на месте и способен развиваться. И что, возможно, человечество действительно стало лучше, чем Адам и Ева в свои дни. Утром мать собирала меня основательно, будто бы я собрался на войну, а не на простые сборы: этим осенним днем было особенно жарко и, казалось, чтов этой официальной одежде, именуемой школьной формой, я сгорю быстрее, чем попаду в Ад за все свои грехи. Однако родители не будут присутствовать там, и я совсем не понимал, для чего же я наряжался как елка, если мне некого впечатлять.
Уходя из дома, я заметил, что вместе со мной уходит и мой сосед-одногодка. Хотя, говорить " вместе" это значит неплохо так приукрасить в свою пользу, нам всего лишь было по пути, а я всего лишь продумал наперед нашу совместную жизнь в счастливом браке. Его имя, кажется, Николас Хейг, и он не из моей школы. Я обнаружил это довольно быстро: его никогда не было в коридорах, а даже когда мы встречались на автобусной остановке, он никогда не выходил вместе со мной из автобуса. К слову, на автобусную остановку мы и направлялись. К слову, стоять и ждать автобуса возле этого светловолосого демона довольно сложно. Очень хочется заговорить, но я даже не знаю, о чем говорить с крутыми парнями. Он даже не смотрит на меня, и в этом есть определенные плюсы, ведь я могу смотреть на него. В наследство от родителей ему достались высокий рост и красота, которые он успешно дополнял с помощью бодимодификаций, и я просто представить себе не могу Николаса среди таких, как я. Особенно с этим переизбытком пирсинга. Для меня даже один - это много... Ох, а вот и автобус. Он всегда поворачивает свой взгляд на меня, когда автобус подъезжает, невербально предлагая войти первым. Ему хочется получить хотя бы больше мгновений для того, чтобы докурить сигарету. Покупать сигареты - вещь накладная, а его семья, судя по состоянию дома, не является особо обеспеченной. Потому Николас Хейг берет от жизни все, потому я заливаюсь румянцем, стоит мне увидеть этот будничный взгляд и, поджав хвост, убежать в самый конец автобуса.
Там, с наушниками, я ощущаю себя наконец в безопасности. Но не сегодня: у меня отобрали их за то, что я слушал плохую, не христианскую музыку, и, хотя мне очень нравились те песни, мне пришлось ехать в тишине, уткнувшись лицом в окошко. Если музыка действительно развращает, то почему я еще не танцую в кабаре? На меня редко обращали внимание в школьном автобусе, и это очень меня радовало: мы стали старше, и нарушать правила нахождения в автобусе ради того, чтобы дать мне подзатыльник, стало невыгодно и уже не круто. Им надоело смеяться над этим. К сожалению, у них есть еще тысячи других способов самоутвердиться за мой счет. Извините уж, что я не любимчик среди всех, и что вам приходится проживать именно мою жизнь, ведь я говорю от первого лица, а вы слушаете... За время поездки легко уйти в себя, задумавшись рад чем-то особенно глубоким, экзистенциальным, потому что моя остановка находилась далеко от школы, и нам приходилось еще два раза останавливаться, чтобы забрать всех остальных и развезти их по школам. Николасу не повезло больше: его школа была дальше, чем моя, и я всегда провожал взглядом его силуэт, который, как правило, делал то же, что и я: пялился в окно, но слушая музыку. Какой же он счастливчик, думаю я, его родители не имеют ничего против музыки Сатаны. Но у меня нет времени думать о таких мелочах, как музыка в моей жизни, потому что в моей жизни, прежде всего, есть и будет образование. Мои родители видят во мне перспективного юриста или банкира, я вижу в себе перспективного ребенка из списка пропавших без вести в полицейском участке, прости господи за такие мысли. Я выхожу, и удивляюсь тому, как школа быстро умеет заполняться без меня. Интересно, каково быть теми, кто быстрее всего добирается в школу, ходит по еще пустынным коридорам, не ловит на себе взгляды, не слушает смешки за спиной... Мне было бы гораздо легче, если бы мама моего друга не была слишком заботливой. Она подвозила его на своей машине каждый раз, и я никогда не видел его среди простолюдинов, толпящихся в желтой повозке на колесиках. Я терпеливо жду его на улице, не решаясь войти в этот филиал ада на земле без его непосредственного участия. А долго ждать и не приходиться: его мать была пунктуальнее всякого автобуса и всегда привозила его в 7: 15. В минутных упущениях плюс-минус я винил не ее, а свой собственный телефон, или часы, если телефон у меня отбирали, или весь пространственно-временной континуум в конце концов. Хотя отобрать телефон - это нонсенс, потому что мои родители любят контролировать каждую частичку моей жизни, и всегда звонят, если я не совсем вписываюсь в график " Нормального Адама Флойда". А еще я всегда должен сообщать, если хочу выбиться из этого списка, и пойти к другу... Я резко отвлекся от мыслей, получив хлопок по плечу от этого самого друга. Джозеф Рассел, приятель с самого детства, казалось, нас с пеленок растили друг с другом. Он сильно меняется, в отличие от меня, и уже стал выше. Но зато не перестал быть таким же рыжим. К слову, у него нет проблем с его цветом волос: все шутки про рыжих неуместны в католических школах, и здесь он гораздо более уважаем, чем я, и, клянусь, если бы он не привязывался убожеству вроде меня, он бы вполне мог стать звездой школы. Но для него я важнее, и это заставляет чувствовать меня особенным, и от каждой мысли о том, что я особенный для него, мое тело будто включало обогреватель внутри сердца. И я невольно улыбался. И он улыбался мне. И мы шли в школу. Кажется, это лучшее, что со мной происходит утром.
***
Добро пожаловать в зоопарк для зомби. Не верьте большой гранитной табличке с пафосным названием школы и крестом, это настоящий офис, полный маленьких взрослых, разодетых с иголочки по дресс-коду. В их головах нет ни капли детского, они все думают о своих будущих стипендиях, молятся на них и выслуживаются перед каждым учителем школы, даже если некоторые из них менялись, как перчатки. Они все наперед спланировали свое будущее, от места работы до количества детей. Со здешним сексуальным образованием число маленьких отпрысков этих " будущих родителей" колеблется с сильной вариативностью. По неясным нам всем причинам, сборы пройдут у разных классов в стенах спортивного зала, хотя по традиции мы должны были встать на спортивное поле, ведь на нем гораздо больше места для всей школы, насчитывающей человек семьсот. Говорят, причина в том, что поле не успели прибрать с недавней грозы, и на нем осело немало мусора с баков неподалеку. А еще говорят, что там упало дерево и пришибло мальчика лет семи, и никто не успел убрать его останки. Но около спортивного поля даже нет деревьев, а потому данная версия сохранилась лишь во влажных мечтах радикальных теоретиков. С другой стороны, не придется видеть весь состав учеников, потому как собрать всех вместе в спортивном зале можно лишь при условии, что нас будут запихивать, как анчоусы в банку.
- Как твое лето? - послышалось сбоку от меня. Глупый вопрос, Джо. Я практически все лето провел вместе с тобой, пожалуй, ты даже лучше разбираешься в этом вопросе. Я приподнимаю уголок губ в попытке улыбнуться. Но нет, это неправильный ответ на вопрос.
- Адам, ответь, я боюсь, что ты сейчас в обморок упадешь, - улыбка тут же меняется на слегка возмущенное лицо. Неужели я выгляжу так, будто вот-вот свалюсь без чувств? Судя по этим зеленым глазам, смотревшим на меня с явным беспокойством, очень выгляжу.
- Джо, о боже мой, какую часть лета ты хочешь узнать? Что ты не знаешь? Рассказать тебе о том, как я чистил зубы? - я смеюсь, чтобы разрядить обстановку, и это работает. - Я просто задумался, это обычные утренние...
- Да-да, я знаю, утренние раздумья, просто ты не похож сам на себя, ты выглядишь еще... - что еще? Еще хуже? Продолжи, Рассел, не стесняйся. Я тру глаза и вновь усмехаюсь, прилагая усилия для того, чтобы чужие волнения не воплотились в реальные вещи.
- Мы старшеклассники теперь, Джо. Я... Волнуюсь, ты знаешь? Не спал всю ночь, я... Просто... Вау, - на этом наш разговор окончился. Кажется, Джозеф отлично понял меня и мое состояние. Сегодня у всех было вау. Если присмотреться, можно даже заметить, что и глаза моего друга выглядели более уставшими и рассеянными, чем обычно, и в нем не было привычной кроличей энергии, которая, казалось, появлялась у него из каких-то космических или действительно божественных сил. Линейку мы провели в тишине, не абсолютной, а исключительно нашей: говорить мог лишь директор школы и те, кого он наградил такой способностью. Если бы моя репутация не была такой плохой, клянусь, я бы тоже стоял сейчас там, на сделанной впопыхах трибуне, и говорил бы мотивирующие речи, внушал бы каждому юному сердцу в этих стенах, что жизнь прекрасна и что образование - будущее. И клянусь, они бы слушали меня. Все бы слушали. Клянусь, здесь было бы больше счастливых лиц...
Когда ты становишься старшеклассником, к тебе начинают относиться, как к самому настоящему взрослому. А потому никто не считает нужным, что тебе нужно отдохнуть после всех этих продолжительных речей, и ты идешь учиться на благо себя, чтобы после работать на благо Родины. Кажется, нам именно так говорят. Но в этом капиталистическом мире никто не работает на благо Родины. Наверное, даже президент. Наверное, я не должен так думать, прости, Господи. В первую очередь, каждый из нас заботится лишь о собственном благополучии. Все начинается с того, что каждый из нас хочет сделать лучшую рамку из макарон в детском саду, а сейчас мы стараемся выделиться на алгебре и продемонстрировать прекрасные знания прошлогоднего материала. Нам не дают расслабиться, и уже по прошествии двадцати минут урока мы (я говорю мы, потому что мы коллектив, хотя в действительности не все из класса подчиняются моим обобщениям) окунаемся в дебри сложного нового материала. Потому что потому, вот почему. Бог любит умных. А глупых он наказывает. А еще он наказывает выскочек. Даже тех, кто невольно стал выскочкой, хотя никогда не планировал ею стать.
Эта парта подо мной идеально чистая, из лакированной древесины, и это только начало года. Пожалуй, мне следует наслаждаться ей такой, какая она есть в своем идеальном, первозданном виде. Стоит мне обжиться на этой малютке и обосноваться, скажем так, на новом месте, как она постепенно начнет покрываться ругательствами, написанными в мою честь перманентным черным маркером. Извини, парта, но твоя судьба уже предрешена, как и предрешена моя судьба. Я не смогу это изменить, я не могу менять парты каждый раз, как прихожу в школьный класс, здесь это не поощряется. Я не могу даже пожаловаться об этом, ведь в конечном итоге виноватым окажусь я: я не только " пишу на партах", я умудряюсь клеветать на других людей. Да, мне не очень верят и да, за клевету тут ужасно наказывают, ведь клевета сродне предательству, и не дай бог тебе прослыть местным Иудой - святоши в идеальных школьных костюмах познакомят твою голову с унитазом в лучших американских традициях, а если так уже давно не делают, то придумают способ поизощреннее. Религия в жизни многих из них - сплошная показуха. Каждый второй использует свою веру, как щит, своеобразную индульгенцию. Простой факт веры, который надо лишь иногда подтверждать походами в церковь по воскресеньям и насыщенными молитвами сквозь зубы. В период между ними, как правило, все эти псевдохристиане усиленно притворяются не спящими и заинтересованными словами пастора. Я ненавижу математический класс: он самый большой и состоит, как правило, из самых отпетых подонков. Они всегда сверлят меня взглядом. Я чувствую это спиной. Если честно, я не уверен, что я чувствую именно взгляд: это вполне может быть прилепленная жвачка или еще что-то. Я просто молюсь Богу на их благоразумие и надеюсь, что они выросли из этих детских штучек. Благо, что математический класс действительно большой, и попасть туда вместе с Джозефом в одно время - вообще-то вещь вероятная. Хотя, возможно, я просто плохо учил тему вероятностей... Но в этот раз Рассел сидел бок о бок со мной, и, когда преподаватель отворачивался своей широкой спиной в темно-синем жилете к аудитории, мой друг не стеснялся положить свою руку мне на плечо и поддержать. Если бы на спине была жвачка, он также немедленно снял бы ее, но обошлось без этого. Спасибо, Господи, в этих людях действительно появился мозг. Или я питаю к ним слишком сильные надежды?
Я всегда ем в школьной столовой: пропуски обедов как правило всегда становятся известны моим родителям, и они промывают мой мозг тем, что без еды я умру, и что я нарочно убиваю себя, потому что не люблю их. И попробуй их убеди, что это не так - вероятно, нарвешься на еще большую агрессию, ведь как это я могу спорить с отцом, с самим отцом, с тем, кто зачал меня. Он часто говорил, что зачал меня и поэтому он за меня в ответе, даже когда я в принципе не знал, что такое зачатие. И никто не спешил мне это объяснять, как оказалось... Но не о зачатии стоит думать, когда ты ешь, ради Бога. Мой рацион в школе контролировал Рассел, и, хоть это тоже форма контроля, я ценю это, потому что, в отличие от любого другого контроля в моей жизни, этот исходит из исключительной заботы. Джозеф всегда помогает мне подобрать лучшее в школьной столовой, он тут чертов гурман. Меня веселят его рассуждения о молоке. Это же просто молоко... Но для Джозефа это едва ли не повод начать скандал с работницей столовой. И сейчас этот заботливый молодой человек, давясь этим молоком, рассказывал мне какую-то историю с его очередной вечерней прогулки с друзьями, на которые я никогда не ходил. И с таким энтузиазмом рассказывает...
- Джозеф, сейчас... - я хихикаю и прислоняю палец к месту между верхней губой и носом. Он не понимает, к чему я веду.
- Молоко... Из носа польется, - он смеется вместе со мной, и это становится причиной того, почему он начал сейчас захлебываться. Все оставшееся время я помогал ему не умереть, так что, наверное, это достойная причина того, почему я не успел хорошо покушать...
Возвращаюсь с школы я, как правило, на все том же школьном автобусе, но уже вместе с Джозефом. Его мать работает до глубокого вечера и ей некогда становится личным шофером даже для своего любимого единственного сына. Ну и что, ему уже можно позавидовать: я только мечтаю о том, чтобы поехать в школу на машине, и в редкие случаи, когда миссис Рассел подвозит меня на своем авто, я чувствую себя элитой и это придает мне уверенности на весь день. Жаль, что мои родители не склонны разрешать мне уезжать даже с миссис Рассел, и жаль, что она часто слишком торопится на работу... Дорога обратно сплочает всех юных одиночеств, и потому в автобусе днем гораздо теснее, чем утром. Если бы в нем можно было стоять, то ученики бы и стояли, но это, к сожалению, не по правилам школьных автобусов, и вокруг них после занятий скапливается настоящая толкучка. Мы держимся вместе и никогда не уезжаем порознь: все равно мы живем в одном квартале и остановка едина как для меня, так и для Джо. А еще для Ника, да... Нет, надо перестать думать о Нике!
Когда ты сидишь к своему другу слишком близко и даже не можешь пристегнуться - это странно. Это очень горячо, и очень странно. Я стараюсь не задумываться, стараюсь отвлекаться, но, черт, стоит только Расселу протянуть мне белый наушник, как мое сердце едва ли не встает обездвиженно, как у дедули. Может, в автобусе просто слишком душно? Скорее всего, так оно и есть. Мне удобнее так думать, так что эй, будь мил и думай соответствующе.
- Не хочешь прийти ко мне на ужин? Сегодня мама собирается испробовать новый рецепт и мы с папой делаем ставки, получится ли у нее, - Джозеф задорно спрашивает у меня подобные вопросы если не каждый день, то через день точно. А мне сложно ответить, у меня родители. Родители, которые следят за мной, как ЦРУ следит за американцами.
- Я бы с радостью поставил на то, что у нее получится... - я улыбаюсь ему, но он по глазам читает, что внутри себя я говорю " нет"
- По крайней мере, мы можем собраться поиграть в приставку, пока не начался ужин, - Джозеф отлично понимает мои проблемы, подстраивается под них, как парус подстраивается под морской ветер. По крайней мере, я мог ходить к Джозефу до ужина и не быть наказанным. В эти часы я ощущаю себя свободным от оков своей жизни.

***

Есть определенные плюсы в том, чтобы ходить в гости к Джозефу Расселу: здесь тебя всегда накормят, вне зависимости от того, насколько хорошо ты вел себя сегодня, тут можно поиграть в те игры, о которых в моем доме даже говорить нельзя. Здесь, в конце концов, можно найти отраду души и перестать думать о проблемах, а также чувствовать себя чуть менее одиноким, чем это чувствуется всегда. Здесь также совсем не страшно сидеть к Джозефу чуть ближе, чем это может показаться приличным среди обычных мальчиков моего возраста, опираться на него, класть голову на плечо, будто бы от сильной усталости. Джо, наверное, отлично понимает, как сильно я устаю, поэтому не сопротивляется и еще ни разу я не слышал упрека в сторону своего плохого поведения. Это распускает мне руки, в переносном, конечно же, смысле.
- Прыгай дважды, но сначала разбегись до самого края, ты что, не понимаешь? – я подсказываю ему сегодня, как играть, потому что на его втором контроллере закончились батарейки и теперь я смотрю за тем, как он играет, и направляю его своим голосом, будто бы я штурман.
- Слушай, если ты такой умный и у тебя все так просто, возьми и попробуй! – контроллер впихивается в мои костлявые ручонки, а чужие глаза с азартом буравят мои неправильные. Кажется, если сейчас я откажу ему, то могу прослыть трусом даже для самого близкого человека на этой планете. Я принимаю девайс и неловко пробую сделать то, о чем говорил, попутно вспоминая основные комбинации. На всеобщее удивление, у меня запрыгнуть на этот далекий камень удалось с первого раза и, казалось, совершенно без проблем. Это было везением, мы все это отлично понимаем, и это заставляет нас кричать, словно приматы, и истерично смеяться. Неприлично громко, непривычно громко.
- Чертова черная магия, Адам! Как тебе не стыдно, божье ты дитя, - Джозеф подозревает меня в колдунстве? Да ни за что, я хороший и правильный человек, и не умею чертить ровные круги для пентаграмм.
- На все воля Господа, Рассел, и воля его была в том, что я надрал твой зад, - я с умным лицом передаю ему контроллер обратно, так, будто я осветил его своей крутостью.
- Если бы ты совершал поменьше грешков, Джо, то он бы дал тебе возможность выиграть. Ты сам виноват в том, что не мог залезть на камень, - эти милые издевки друг над другом всегда меня веселили, никто никогда не видел меня таким, каким меня видит Джозеф Рассел каждый день у себя дома. Джозеф смеется в тон мне, а после встает и предлагает мне сырные шарики. Отказываться от сырных шариков - это одиннадцатый смертный грех, а потому я просто не могу отказаться. Мы уходим на кухню, где разговариваем об учебе и жизни, покуда готовятся наши вкусности, и так до самого вечера, до того судного часа, когда мне необходимо уходить домой, чтобы не нажить себе проблем. Между тем, Рассел предлагает мне пойти на некую домашнюю вечеринку, где, по его заверениям, будут все люди с округа, и даже, наверное, мой сосед Николас. Мне очень хочется туда, но мои родители ненавидят вечеринки, и пойти туда - худшее, что я могу сделать для своей репутации. Все равно, что подписать согласие на смертную казнь. Но друг говорит, что все уладит, и что мы пойдем туда под предлогом работы над проектом. То, что у нас действительно появился проект с самого начала школы, дает мне фору, и я неожиданно для себя соглашаюсь. Адам Флойд - юный тусовщик.
Джозеф всегда провожает меня до дома, хотя ему это фактически не выгодно: просто мой ужин начинается раньше, чем его ужин, и он успевает пройтись со мной по району и поговорить еще немного подольше, побыть вдвоем чуть дольше и попытаться не обращать внимание на весь окружающий мир.
Сказка рассеивается на пороге моего дома. Мы прощаемся и я ухожу к себе, где меня, конечно же, никто не встречает, но все всегда ждут. Они не начнут ужин без меня, это семейная традиция - принимать пищу всем вместе. А потому опоздание без уважительной причины карается очень жестоко. Особенно сильно мои родственники обожают садиться есть чуть раньше, чтобы сделать вид, что они устали меня ждать, и чтобы в глазах других я выглядел сволочью чуточку сильнее.
- Добрый вечер, - я здороваюсь с натянутой улыбкой, и встречаю кивки головой. Хотя, вот моя сестра никогда не скупится, чтобы сказать мне привет, а мама почему-то встречает не приветствием, а каким-то заданием, упреком или любым другим набором слов. А потому " Адам, где ты был так долго? " уже стало обыденным и равносильным " Добрый вечер, дорогой". Я надеюсь, что в душе она хочет сказать именно так. Я спешу привести себя в порядок, чтобы поскорее сесть за стол и больше не привлекать внимание к своей персоне. Перед ужином мы всегда беремся за руки и читаем молитвы, по очереди. В этот раз очередь не на мне, а на моем брате, так что я расслабляюсь под его тихим голосом и радуюсь тому, что сейчас все уши устремлены к нему, а все наши глазки закрыты, и я, наконец, не являюсь чем-то вроде зрелища в зоопарке. Ужинаем мы молча... Правда молча. В мертвой тишине, я бы даже сказал, нарушаемой лишь звонами столовых приборов о тарелки. У нас не принято говорить за столом и рассказывать о своих будничных похождениях - это считается дурным тоном. Может быть, это к лучшему? Ведь это лишняя возможность позабыть о том, что моим родителям нужно знать каждый дюйм моей жизни, и вечный контроль перестает быть таковым на время ужина.
После ужина всегда идут ванные процедуры, и, если еще не совсем стемнело, мы, бывало, притворялись счастливой семьей, сидели друг с другом и пытались как-то контактировать. Здесь все фальшивили просто ужасно: не нужно быть музыкантом, чтобы узнать, что скрипач ужасен, и не нужно быть знатоком людских чувств, чтобы видеть, как отвратительно они играют американскую мечту.
Ложимся спать мы рано. Джозеф, наверное, в такое время еще развлекается. Моя кровать стоит ближе всех к окну, и я лежу наверху двухъярусного монстра. Мне повезло, что я родился раньше и отжал себе это место. Я даже могу смотреть в окно, если постараться, и, если мне очень повезет, могу понаблюдать за жизнью моего молодого соседа. Я ложусь спать, а он сидит за ноутбуком, разговаривает по телефону и делает еще кучу разных штук. Иногда таких штук, от которых мне становится стыдно и я отворачиваюсь спиной, стараясь поскорее уснуть, однако я не буду до конца с вами честен, если скажу, что засыпаю после них легко. Сегодня Николаса не было дома, и в его комнате было темно, а потому я не церемонился и не подвергал себя опасности, ложась позже своеобразного комендантского часа. В такие дни я засыпаю легко, потому что сон есть благо. Так и проходит стандартный день.

Chapter 2

Казалось, нет ничего проще, чем всего лишь пережить первую половину дня, и это было обыденно и привычно, однако Адам продолжал беспокоиться. Все выдавало в нем самое натуральное волнение: от жажды до легкого тремора похолодевших рук. Всего лишь пережить утро, чтобы после, сказав, что у Джозефа будет ночевка для двоих, отправиться в совершенно незнакомое место к совершенно незнакомым людям. На вечеринку. На вечеринку, где будет Николас. Вечеринку, Адам, блядь, никогда не был на вечеринках! Он не знает, что говорить, не знает, как должен себя вести, как лучше себя преподнести, чтобы быть как все, чтобы быть… Крутым? Так же называют подростков сейчас? Или это было раньше, а сейчас крутым быть вовсе не круто… Если бы не его лучший друг Джо, чертов Адам Флойд уже без чувств бы лежал на полу спортивного корта. К слову, он и сейчас лежит, правда все чувствует, и в основном он чувствует боль, давление и смущение. Вот что бывает с теми, кто слишком усердно мыслит на уроках физкультуры.
- Адам, ты совсем умом тронулся? Ты что, в землю врос?! – Рассел совершил мощный прыжок и оттолкнул своего друга подальше от высокого поджарого парня, который ценит баскетбольный мяч больше, чем он ценит какого-то худощавого соплежуя, которого, к тому же, никто не уважает. Это и оказалось причиной их неловкого столкновения, вследствие которого – два парня, лежащих друг на друге на деревянном полу.
- Может… А может ты сначала встанешь, а потом будет вопросы задавать? – Адам совсем скоро перестанет дышать под его весом. Особенно сильно ему казалось, что Джозеф делал это нарочно и будто вдавливал его в этот пол, но мысли о подобном казались дикими, запретными и крайне непристойными. Джозеф же не шелохнулся, покуда не услышал свисток тренера, что заставило его буквально подпрыгнуть, будто бы Адам – не просто друг, вжатый в пол, а самая настоящая королева Великобритании.
- Рассел, что за поведение на моем уроке? – голос учителя был суровым, отдавал хрипотцой долгих лет курения табака, - И, Флойд, не делай вид, будто бы тебя это тоже не касается. Это площадка для игры, а не кружок кройки и шитья, девочки. Ты, - мужчина, возраст которого приближался к преклонному, указал пальцем на рыжего пацана, - Проводи его, - и перевел указатель пальца на его друга, - До медпункта. И не дай Бог он грохнется в обморок, Рассел, иначе ты останешься после уроков, - это строгое и во многом непонятное, беспричинное наказание было недопустимым фактом в жизни юных тусовщиков, поэтому Джозеф мигом отправился исполнять приказ, а Адам мигом отправился помогать ему в этом деле, стараясь не падать в обморок уже хотя бы от того, с каким громовым грохотом отзывался голос преподавателя в его ушах. Нельзя допустить того, чтобы кто-то из них был задержан после уроков, ведь это подрывало весь их хрупко продуманный план. Урок физкультуры и последующее просиживание молодых попок в медкабинете дали достаточно времени и материала для того, чтобы прийти к такому выводу: с сегодняшнего по сегодняшний день Адам Флойд и Джозеф Рассел – идеальные ученики Школы Святого Сердца Иисуса. Минимум внимания, максимум тишины и добропорядочности.
Как оказалось, угодить им было невероятно сложно. Все учителя вновь словно ненавидели Адама, а все ученики, будто бы узнав об их запретном тайном плане, решили выражать свою неприязнь в более грубой форме и наиболее эксцентрично. А потому было неудивительным то, что на его парте уже успели написать пару ласковых фраз, благо, это был всего лишь простой карандаш, и юноша впопыхах стер это все быстрее, чем учитель успел вернуться в класс и узнать о том, что это вообще когда-то случалось. Действовали неразлучные друзья вместе, вооружившись новейшими ластиками изместной канцелярской, и даже комочки от стертой резины они выкинули не на пол, как это делают многие, а в урну, чтобы к парню не было никаких нареканий.
Джозеф очень беспокоился отпускать Адама одного, когда их уроки не совпадали в расписании. Мало ли, что могло случиться с этим кусочком невинности в этом ужасном мире жестоких детей. Худшим временем для него было то, где он не мог контролировать ситуацию и защищать Адама, который сам защищаться просто физически не способен. Бог будто бы экспериментировал, сделав его такой легкой добычей для хулиганов. Ведь даже если в драке Адам будет жертвой, это сложно будет доказать перед несправедливым судом администрации школы. Возможно, что это он первым затеял драку, он спровоцировал, он, Адам Флойд, самый что ни на есть неконтролируемый малолетний мародер и преступник, постоянно влипающий в драки и споры. А еще он ворует, да! И нет, как это подкинули? Невозможно подкинуть вещь в открытый рюкзак на перемене в самом большом, математическом классе. Вы вообще видели Адама? Он же социально опасен. Будущий преступник. Так о нем иногда отзывался школьный психолог, и вот поэтому Адам считает, что школьные психологи – так себе психологи.
Контроль за посещаемостью занятий в школах Америки высок, в католически школах Америки – невероятно высок. А потому присутствовать было необходимо везде, в полной мере, без оправданий вроде «Ох, мисс Холмс, мне очень плохо, сегодня на меня упал мальчик весом порядка шестидесяти-семидесяти килограмм». А потому не нарваться на неприятности было просто невозможно. Как хорошо, что это было на уроке французского, куда ходил как Адам, и Джо. Учиться французскому языку Адама заставили родители, потому что его дальние родственники жили в Канаде и, к тому же, мама считала этот язык чрезвычайно красивым. Джозеф же начал учить французский только потому, что его начал учить Адам – лингвистические уроки собирали народ в меньших количествах, чем на той же математике, а потому была стопроцентная вероятность всегда попадать на совместные уроки. И вот местные задиры из отряда «Истинные задиры» и вида «Задира католическая обыкновенная» докопались буквально до пустяка: Флойд случайно занял место не того парня, общаясь на перемене с Расселом. Технически, это не являлось местом того парня, потому что это был всего лишь второй день школы и иерархия внутри коллектива не упорядочилась, а потому это была простая придирка ради придирки. Объектом нападения был Адам, а защищал его бравый рыцарь Джозеф
- Как на таком уроке, как францу-у-у-зский, оказался такой долба-, - Джозеф почувствовал, как ткань его школьной рубашки тянется вниз ручонкой Адама, который все это время сидел рядом и контролировал процесс, как девушка в беде, сопереживая своему другу и остужая его пыл, когда он вот-вот начинал выходить за рамки дозволенного. – Такой плохой… человек? – рыжий парнишка повернул лицо к Адаму и встретил одобрительный палец вверх.
- Я что ли плохой человек? Ты меня долбаебом хотел назвать, Рассел? – этот самый Рассел получил ощутимый толчок в грудь от явно оскорбленного пацана. – Ты защищаешь какого-то кудрявого пидора, а долбаеб при этом я? Джозеф, он даже не пытается тебе помогать, он же, сука, использует тебя! – Адам неожиданно поднимается со своего места, выпрямив руки и опустив голову. Казалось, будто он собирается с силами, чтобы врезать тому, кто имел слишком острый язык. Но вместо этого парень убегает куда-то, будто бы в плаче, и покидает классную комнату.
- Смотри, этот нытик даже на правду обижается, - самодовольная ухмылка от того, кто почувствовал свою победу. Незнакомый парень сел на место, согретое прежде Адамом, и дерзко поднял глаза на, казалось бы, ничего не понимающего Джозефа. Но не прошло и пары минут, как от улыбки остаются лишь сухие воспоминания: в дверь заходит дежурный учитель с лицом переевшего лимонов человека и глазами, способными одним лишь взглядом уничтожить все живое в радиусе пятидесяти километров. Сзади него плетется этот самый «нытик Адам Флойд», с опаской шакала, ступающего за львом. Да, он подверг себя определенному риску, но у него не оставалось никакого другого выхода, где его бы не наказали. И будто бы сам Господь услышал молитвы двух лучших друзей, и задира был быстро отправлен в кабинет к директору, а на сам факт жалобы Адама даже не рассердились, наоборот, его, неожиданно для него самого, похвалили. Французский был последним рубежом перед их предстоящей вечеринкой, и они с успехом преодолели его, используя природную хитрость. Никогда не шутите с теми, у кого есть диктофон.

***

- А, эм... - Адам плелся позади и по его виду было прекрасно заметно волнение, что бушевало внутри с неистовой силой. Он уже чувствовал, что затея с вечеринкой будет совсем не так хороша, как казалось сначала, но теперь друг так просто не отпустит его. Обратного пути нет - он уже подписал контракт с дьяволом, согласившись на аферу
- Как мне нужно себя вести? Приподнести? Что лучше -
- Лучше будет, если ты будешь самим собой, - Джозеф растекается доброй широкой улыбкой, от которой невозможно не улыбнуться в ответ. Он протягивает руку Флойду, чтобы тому было не так страшно, и тот хватается за нее, как за единственную надежду на спасение.
- Обычно, я никому не нравлюсь таким, какой я есть.
- Поверь, Адам, если ты будешь строить из себя крутого, то выставишь себя клоуном.
- То есть, по-твоему, я не крутой? - Адам смеется, нервно и натянуто, и крепче сжимает свою руку. Как учат справляться со стрессом психологи? Считать до десяти? Адам считает до пятнадцати на всякий случай. А после еще раз.
- То есть, по-моему, ты хорош сам по себе. Не притворяйся, Адам. Тебе не нужна маска, чтобы быть привлекательным, - эта фраза заставила сердце кудрявого мальчика упасть куда-то вниз, отчего тот забыл, как дышать.
На улице уже было достаточно темно, чтобы в городе загорелись уличные фонари. Их район был далек от самых населенных черт города, хотя этот город и без того настолько маленький, что был просто обречён быть поглощенным большим и вездесущим Нью-Йорком. И пусть Нью-Йорк казался всем черной дырой, свет из города он не засасывал, и даже в удаленных районах было очень светло, и только один-два фонаря были неисправны на всем пути. Выйти в такое время было вынужденной необходимостью: родители Адама всегда звонят родителям Джозефа, чтобы убедиться, что он действительно находится у них дома, а не грешит где-нибудь, и что с ним все хорошо. Мистер и миссис Рассел сами хотели уехать развлекаться, ведь завтра выходные - а потому Адам с Джозефом просто дождались, пока уедут родители и Флойд соврет, что они ложатся спать. Будет совсем неудивительно, если они явятся на уже начавшуюся тусовку, и это совсем их не ущемит.
Как и предполагалось, из дома, где проходила вечеринка, уже доносилась музыка, а окна горели неестественными цветами освещения: в миг их прибытия это был пурпурный, а после он сменился на голубой. Джозеф стучится и даже заходит первым, потому что именно он из их дуэта является почитаемым и хотя бы знакомым человеком, Адама же привели на правах лучшего друга другого друга. К тому же, Адам был больше занят маскировкой под куст, параноидально боясь того, что родители не только обо всем давно в курсе, они каким-то образом наблюдают за ним из окон, которые тот в силу расстояния не мог отследить.
Зайти внутрь было для него облегчением... Но ненадолго. В ушах тут же отдалось вибрацией мощных басов песни, которую Адам никогда не слышал, и которая звучала просто возмутительно громко внутри, но недостаточно громко для того, чтобы надоедать прочим соседям. Флойд слушает музыку на минимальных настройках тайком и для него такая громкость является просто библейской. Он также заметил, что в доме было невероятно душно: запахи каких-то сладких духов, пота, сигаретного дыма, алкоголя... Это все вызывало тошноту, которую юноша успешно контролировал, прорываясь меж телами совершенно незнакомых ему людей вглубь дома. Джозеф куда-то тащил его, Адам не понимал куда, и в своем непонимании он успевал лишь ловить ощущения, чужеродные ощущения, от которых мурашки по спине пробегались, оседая импульсами на кончиках пальцев и заставляя невольно вздрогнуть.
- Ни-ик, привет! - громко воскрикнул Джо, протягивая руку этому Нику. Николас - не такое уж и редкое имя, но Адам прекрасно понимал, к КАКОМУ Николасу сейчас обращались. К его соседу, который сидел в компании своих близких людей и, кажется, говорил о жизни, иногда прерываясь на литрбол. Пока Рассел корешился со всеми, стукался с каждым кулаком, который ему знаком, Флойд вертел головой по-совиному, осматривая интерьер. Без музыки, яркого, изводящего глаза освещения и толпы этих людей дом, в целом, казался невероятно уютным и по-семейному обставленным. Самое настоящее гнездышко, которое наверняка страдает от того, что выполняет негодную для него роль. Парень очнулся лишь тогда, когда услышал свое имя.
‌ - А это мой друг - Адам Флойд! Адам, поздоровайся с людьми! - Адам опешил, не зная, как именно ему поступить, ведь " вести себя естественно" для него - это стоять столбом и бояться крутых компаний. Он неловко поднимает руку в приветливом жесте и зажато выдавливает из себя улыбку.
- Простите его, он не-
- Адам? - Ник окликнул его, заставляя того вздрогнуть всеми своими фибрами. - Мы знакомы? ... Ах, да! Ты же мой сосед-святоша! - Николас заливается смехом, и Адам невольно повторяет за ним, не так ярко, но все-таки это его не обидело. У Ника был очень заразительный смех, он забавно морщился и склонял голову, кладя руку на переносицу. Адам никогда не видел этого раньше, никогда не видел, как он смеялся, а потому посчитал это особенностью, присущей только одному Хейгу.
- Никто не святой...
- Даже Иисус? Слушай, как ты уживаешься со своими родителями? Я бы сдох, если бы мои родители были фанатиками.
- Они не фанатики, они...
- Они просто ходят в церковь каждый день?
- Каждый божий, - это замечание вызывает у всех смешок. Неужели Адам смог заставить кого-то смеяться над его шуткой, а не над ним самим? Гордость загорелась внутри груди парняи воодушевила его уверенностью.
- Адам, ты будешь? - Джозеф протягивает другу пластиковый стаканчик с темной шипучей жидкостью
- Что это такое? Только не говори, что-
- Это кола, успокойся, - Джо тянет его еще ближе, настаивая. Ну раз уж кола, то Адам не будет противиться. Что плохого может быть от колы?
- Вкус странный... - заметил парень, выпив залпом стаканчик, потому что стресс породил в нем жажду. Вероятно, это была не просто кола, а кола с сюрпризом, но Адам не стал уточнять, списав все на то, что он редко пьет газировку в принципе.
- Полегчало? - такой странный вопрос, но такая добрая и приятная улыбка. Джо садится на большой диван в форме буквы " Г" к компании и тянет за собой Адама, тотчас обнимая его за плечи и переводя свое внимание на приятелей, с которыми они встречались, как правило, лишь на таких вот вечеринках. Сам же Адам по большей части молчал, смеялся над шутками и лишь иногда вставляя свое слово. Причем чем больше он пил этой странной колы, тем больше он говорил, рассказывал о том, какие его предки паршивые и как сильно он хочет от них сбежать... Иногда Джозеф сдерживал его, перебивал, менял тему, когда понимал, что тот уходит совсем не туда или слишком углубляется в то, во что не следовало бы. Возможно, Адаму просто казалось, но его друг обнимал его порой как-то непривычно: рука с плеча как-то постепенно перетекла на талию, а сам он сидел к нему теснее. Сам же Флойд едва ли не развалился на чужом плече, Джо понимал это и препятствовал тому, чтобы тот выглядел еще более гейски в компании, хотя, казалось бы, куда дальше...

Через минут сорок Николас вдруг внезапно объявил, что он и его группа, название которой было какой-то очень крутой отсылкой, которую Адам не понял в силу своего опьянение, собирается исполнить на заднем дворе пару-тройку своих композиций. Личных песен, которые Ник писал сам, да еще и будет исполнять... Адам был с детства знаком с музыкой, и то, что Николасу она тоже нравилось, заставляло его светиться изнутри от предвкушения. Большая часть тусовки плавно перетекла на задний двор, развалившись на газоне, стриженном совсем недавно, на ступеньках и шезлонгах, либо просто на заборчике веранды в тех местах, где не были закреплены горшки с цветами. Адам и Джо тоже пришли послушать выступление, усевшись на ступеньках, и Адам слушал прекрасный голос соседа, исполнявшего музыку, которая была совершенно чужда убеждениям семьи Флойда. Когда неподалеку случались такие вечера, особенно в доме самого Ника, его родители всегда закрывали окна, чтобы музыка не была громкой, а когда это не помогало, они просто вызывали полицию, и вечеринка экстренно прерывалась, едва начавшись.
- Адам... Адам... - Адам очнулся от мечтаний, чувствуя толчки в плечо.
- А? Что такое? - неужели было действительно что-то, что являлось бы достойной причиной отвлекать парня от прослушивания этой никому не знакомой, но подающей успехи группы?
- Я хочу показать тебе кое-что, пошли за мной, - Джозеф взял парня за руку и так заговорчески посмотрел в его глаза, что не оставил ни малейшего выбора. Адам согласился без слов, просто поднявшись вслед за Расселом.

***

То место, где был тот самый сюрприз, оказалось комнатой второго этажа. Джозеф ловко нашел нужную, да и как он мог успеть там что-то скрыть - значит, он бывал здесь уже не раз. Возможно, на таких же вечеринках. Возможно, он даже когда-то напивался, как многие люди здесь. Адам слепо шел за ним, не интересуясь заранее тем, что хотел показать ему друг. Тогда они зашли в светлую и просторную комнату, которая, однако, ничем не была освещена, ведь в ней было абсолютно пусто.
- Окей, и что же это такое? - Адам был полон любопытства, он немного забавно хихикал и оглядывался по сторонам. Джо поманил его пальцем к себе, предлагая сесть рядом на постель.
- У отца Уилла есть телескоп, смотри, - он обводит пальцем металлическую крупную конструкцию, которая находилась совсем близко.
- Я хотел показать тебе звезды и планеты... Но…черт, сегодня пасмурно, - Рассел тяжело вздохнул и виновато посмотрел в глаза своего лучшего друга. Кажется, никаких астрономических приключений на сегодня, да? Однако Флойд вовсе не выглядит расстроенным.
- Ох, Джо, это то, зачем ты позвал меня сюда? - Адам растекся в чуть пьяной и счастливой улыбке.
- По большей части, да, конечно. Извини, я сглупил, не проследил за небом…
- Это невероятно мило! Пускай я и не увижу ничего... Спасибо! - Адам чуть приблизился и как-то невольно положил руку на чужое бедро, инстинктивно, ведь ему нужна была точка опоры. Их лица были совсем близко, пускай и на разном уровне, потому что Адам не мог сидеть прямо. Было бы преступлением не сделать этого сейчас: будто кошка, томившаяся все время в засаде, Джозеф набрасывается на него, впиваясь собственными губами в чужие. Так неловко, боязливо, и при этом так отчаянно. Адам не знал, как поступить, но его пьяный мозг не видел абсолютно никакой проблемы в ситуации: друг, который нравится, наконец целует его, и это первый поцелуй, и он приятный. Что делают при поцелуях? Адам не очень знал что: он обнял парня за шею и попытался стать еще ближе, отчего столкнулся зубами со своеобразным стуком. Расселу от проявления самой настоящей взаимности сорвало крышу: он надавил на грудь друга, побуждая его рухнуть на кровать, а сам же пересел так, чтобы оказаться сверху ничего не понимающего верующего девственника. Он чувствовал себя как дома, а Адама рассматривал едва ли не как собственность: он оглаживал его плечи и шею, забирался руками под футболку и подтягивая его тело к себе, задирал одежду, будто пытался избавиться от нее. Он гладил его ноги, от колена опускаясь к бедру, поднимая его ногу, чувствуя, как та невероятно послушно следует наверх. Он гладит его пах сквозь джинсы и вызывает в нем противоречивые, но шумные эмоции. И, казалось бы, вот так Адам Флойд впервые лишится своей хранимой невинности: пьяным, на вечеринке незнакомого парня, вместе со своим лучшим, блядь, другом. Но этот лучший друг либо также пил, либо, просто, не прогадал все шансы: вот почему дверь этой комнаты распахнулась резко, громко ударив в стену и заставив Рассела подпрыгнуть. Не один он считает, что эта комната идеальна для первого секса. Или не для первого, она для любого хороша с такой мягкой большой постелью. Кто-то вжал кого-то в стену, Адам не видел и, право, видеть этого не желал, а Джозефа и след простыл мигом.
Понадобилось время, чтобы подняться: голова гудела, тело пылало, а мозг ушел в отпуск куда-то на Гавайи. Флойд даже не был уверен в том, что он это сейчас не придумал, что он вообще находится не в своем доме, что его лапал именно Джозеф, а не какой-то левый пацан... Парочка, которая засасывала друг-друга в чёрные дыры своих ртов, не обращала ровно никакого внимания на святошу, который развалился на кровати так, словно он Иисус на распятии. А вот Адама такие вещи не устраивали: может, он и не понимал чего-то, но он, блин, видел, как какой-то левый парень стягивал блузку с девушки, которую он видел в своей школе. И такие нынче дети христиан? Хотя, Вспомни себя, Адам... Юноша сбежал по-быстрому, незаметно, хотя, казалось, даже если бы он стоял рядом с ними и сверлил их взглядом, они бы этого не заметили.
Его ужасно мутило, голова звенела, а в глазах стремительно темнело грязными кляксами. Все говорило о том, что Адам перенервничал, слишком взволновался, отчего к нему начала подкрадываться настоящая пьяная паническая атака. Так нельзя было продолжать: нужно было искать помощь, где бы то ни было, и первой жертвой оказался парень выше него. Он просто схватил его за футболку и потянул на себя.
- Что ты...?!
- Мне плохо. Можешь помочь мне добраться домой? - Адам не церемонился, потому что не был уверен в том, что будет в сознании черезсекунд, скажем, пять.
- Адам? Тебя-то бухого домой к религиозным фанатикам? О-о, нет, нет, ни за что, я не хочу проблем ни для кого из нас, - по голосу Флойд узнал парня - то был Ник, общавшийся со своей подружкой. Как зовут ее наш юный пьянчуга не знал, но и в трезвости не попытался бы узнать.
- Пожалуйста, Ник, я...
- Слушай. Подожди, - хрупкого парнишу, всем своим видом напоминавшего Пизанскую башню, ухватили за плечи, удерживая на месте и не позволяя упасть.
- Давай я сейчас, эм... Отвезу тебя к себе? Мы же соседи, ты всегда быстро можешь вернуться домой, мои предки уехали сегодня к тетке, так что...
- Все, что угодно! - иначе, как казалось Адаму, он сдохнет здесь и сейчас. Сначала его стошнит, а потом он сдохнет.
- Тогда хорошо. Энджел, мы пойдем ко мне, вместе с Адамом, ему нужна помощь, он в первый раз попробовал алкоголь на вкус, ты знаешь, как это бывает, все такое, себя вспомни, - судя по вздоху, девушка Николаса была пиздец как возмущена подобным планом.
- Вообще-то, я не в пер... - Адам даже договорить не успевает. Его подхватывают под руку и ведут за собой. Он волочится следом за Ником, слышит, как тот прощается со всеми, слышит, как стучат каблуки девушки Хэйга, которая пыталась остановить эту операцию, возмущаясь очень высоким голосом. Боже, ему казалось, что он слышал его сердцебиение.
- Ник, почему мы не идем к выходу? - да, Флойд даже не сразу заметил, что они лишь углубляются в дом.
- Сначала нужно оказать тебе первую помощь, - Николас улыбнулся, а после попросил свою даму сердца подождать снаружи. Николас завел их двоих в ванную комнату, где действительно было тихо, но на зеркале кто-то помадой написал свой номер телефона и нарисовал милое сердечко.
- Зачем мы здесь?
- Тебя тошнит? Что-нибудь болит? Ты падал? - вопросы в лоб, которые вообще никак не отвечали на вопросы Адама. Просто вау.
- Голова кружится, но в целом... - как-то особенно бережно и неуклюже Николас проверял его коленки на предмет новых ушибов и раненой кожи. Адам смеется, неловко дергает ножками и слышит утробное рычание недовольного трудного подростка.
- Воды? - Николас резко разворачивается и наливает целый стакан воды, протягивая Адаму. Но тот мило и кокетливо улыбается, кладет два пальца на край стакана и едва заметно отталкивает.
- Мне не нужна вода, спасибо, - Адам чувствует себя невероятно рядом с заботливым Хейгом, у него прямо бабочки в животе играют (если это не тошнота), и тот нервно потирает одну ногу другой, после чего совершает рывок и касается губ Николаса своими. Он чувствует, как Ник легко, негрубо отталкивает его и... Смеется?
- Окей, хорошо, с тебя на сегодня точно хватит. Сказал бы сразу, что не хочешь воды, - он предлагает руку, и Флойд принимает ее незамедлительно, после чего они выходят из ванной. По пути Адам ловит гневный, сверлящий взгляд Энджел, а после единственное, что чувствует - прохладу осенних улиц и тепло руки соседа. Конечный пункт - дом Хейгов.

***

- Извини за беспорядок, как-то я не ожидал здесь гостей, - Николас смеется и кидает ключи на тумбу возле входа, рядом с которой располагалась различная обувь. Не сказать, что дом был такой уж неухоженный, это было больше актом вежливости, нежели серьезного беспокойства. Адам осторожно проходит внутрь по стенке, поддерживаемый Николасом, и нутром чует темную ауру девушки, на которую никто не обращает внимания. Странно, но ее гордость не заставила ее скандально уйти к себе домой, она с удивительнейшим хладнокровием направилась следом, стараясь быстро нагнать своего парня и собственнечески прижаться к его руке.
- В общем-то, спать ты будешь на диване... Знаешь, - хозяин дома неловко чесал свой затылок.
- Я могу принести тебе плед... Нужно что-нибудь? Скажи, пока мы не ушли наверх… Да, мы будем наверху, если что. Только не ломись к нам как щенок, - это будет неприятно.
- Не-ет, спасибо... - Адам чувствовал себя неловко из-за атмосферы, которую создала Энджел своей невообразимой ревностью. А вот Николасу хоть бы хны, он не замечает никаких проблем, они каким-то образом огибают его мироощущение, стреляя в жертву попроще и покудрявей.
- Хорошо, тогда ложись, приятель, - Ник помогает ему разложить диван и устроиться на нем, все-таки притаскивает плед, оставив девушку ждать его наверху. Флойд к тому времени уже мирно сопел на диване без всяких проблем, и был осторожно укрыт клетчатой и теплой тканью.
Но, в момент всеобщего комендантского часа и раскладывания по постелькам, никто и представить себе не мог, что Адам страдает от редкого недуга и по-идиотски это замалчивает: он практически каждую ночь лунатит, и оставлять его одного, без таблеток и помощи - просто чрезвычайно опасно. Он ведь может покинуть дом, попасть под колеса автомобиля, украсть автомобиль в конце-концов; он может случайно съесть таблетки, пораниться... Но все, что делает Флойд - встает на ноги и уходит к лестнице, чтобы подняться наверх. Во сне ему казалось, что он уснул в гостиной своего дома, а это всегда было нехорошо, ведь все должны спать в своих комнатах. Потому поднимался он инстинктивно, руководствуясь здравым смыслом... Если можно так говорить про лунатика. За дверью слышались голоса и, кажется, стоны? Да, это точно были стоны, причем какие-то настолько шумные, что, казалось, их наигрывают специально, чтобы поиграть на чужих чувствах, вызвать зависть. Такая показуха вывела Адама из состояния сна, и тот молча стоял возле двери в комнату Николаса, слыша, как те делают весьма непристойные вещи, и потихоньку действительно пропитываясь злостью, обидой и неким отвращением. Ему хотелось все испортить, помешать этой девушке получить свое. Одновременно с тем хотелось убежать куда-то далеко и надолго, не показываться никому, оставить гнить самого себя от одиночества где-нибудь в темном и сыром подвале. И Адам убегает, только убегает обратно, вниз, где гневно заворачивает себя в гусеницу, сильно обмотавшись выделенным пледом. Судя по тому, как затихли на время звуки, они это заметили. Судя по тому, как потом они возобновились, им нет до этого дела. Судя по тому, как сильно Адам заворачивал себя, он хотел умереть.
Следующий приступ случается через пару часов, и Адам опять одержим идеейпойти наверх. Вот только его гнев, с которым он уснул, его тайные желания заставили его поступить весьма своеобразно. Парень вошел комнату, где все уже мирно спят, однако спят еще некрепко - недавно улеглись. После Флойд бесцеремонно проходит ближе, к кровати Николаса, и плюхается на нее, ложась между голыми телами так, что достается в итоге им обоим. И это заставляет их в ужасе проснуться и едва ли не прибить спящего лунатика на месте.
- Адам? Ты меня слышишь? Земля вызывает Адама, подъем... - Ник пытается достучаться до него, дергает за ушко, пытается в него подуть. Адам морщится и ложиться чуть поодаль, придавливая своим телом охеревающую Энджел, собирающую одежду в режиме Флэша.
- Боже мой, сделай уже с ним что-нибудь! Он ненормальный! - у нее сейчас начнется истерика. Ее грудь могут увидеть! Да что там грудь! Адам сверлит ее невидящим взглядом, а она-то и не знает, издевается он или правда спит. Николас это видит и подскакивает, причем предельно аккуратно, чтобы не нарушить сон своего гостя. Он предлагает проводить девушку домой, и та отвечает с согласием, пускай и таким пренебрежительным, будто она делает одолжение, позволяя проводить ее.
Возвращается Ник примерно через полчаса, по-настоящему уставшим и задолбавшимся. Он хотел было сам уже лечь на диван, но Адам в итоге принял положение, которое позволяет ему занимать наименьшее пространство: кровать Ника объективно больше, чем кровать Адама, но Адам привык спать на своей родимой. Поэтому, Николас не нашел никаких причин для того, чтобы лечь в гостиной. Конечно, незнакомые парни в кровати - это для него совсем не аргумент. Адам безобиден, и, к тому же, довольно красив.
- Что с тобой не так, парень? Ты что, лунатик? - голос Николаса уставший, но с прежней смешинкой. Он не злится на Флойда. Поступки этого странного соседа вызывают в нем лишь улыбку. Он такой необычный и интересный... Хейг касается чужих кудряшек, скидывает их со лба, зарываясь в них пальцами.
- С тобой совсем нельзя поговорить, да? Ты из молчунов, я понял… Мой друг был таким, мы ему на глаза крышки клали.
- Что ты имеешь в виду? - голос Адама заставил вздрогнуть хозяина комнаты и дома в целом.
- Так ты не спишь?! - да нет, по всем показателям Адам еще как спит. Очень спит. Это шанс немного повеселиться и расслабиться. Ник заливисто хохочет и обнимает Флойда, притягивая его поближе.
- Эй, Адам, хей, что у тебя на душе, Адам? Расскажи мне, дитя бога, - звучит очень забавно.
- Зачем тебе это? Такое… Это интересно? – спящий не понимал, с кем общается, однако вел себя крайне спокойно. Его сознание уже начертило образ школьного психолога.
- Ты девственник, Адам?
- Да, - отвечает тот совершенно спокойно. " Так и знал" - послышалось со стороны Ника.
- О чем ты мечтаешь, Адам?
- Сбежать из дома и стать свободным... – кажется, любой бы мечтал о подобном в его-то положении. Однако Ник все равно спрашивает:
- Неужели родители так надоедают тебе?
- Мои родители... Не мои родители, - это могло восприниматься по-разному, и Хэйг действительно опешил, вовсе не зная, как реагировать на такое заявление.
- Ты… Ты что, приемный, Адам?
- Нет, это не так... – а что он тогда имел в виду? Ладно, не важно, это, видимо, какая-то глубокая философия его сознания. Нужно спросить что-нибудь по-проще:
- Ты гей?
- Да, - Николас усмехнулся: кажется, он выиграл 10 долларов в недавнем споре. И зачем ему было об этом спорить... Зато теперь есть халявные 10 долларов! Можно просадить их в следующий вторник.
- То есть, тебе нравятся парни? – нужно говорить спокойно, плавно и так, чтобы спящий ничего не заподозрил. Возникало ощущение, что в этой комнате происходит настоящий сеанс гипноза.
- Очень нравятся.
- Насколько сильно тебе нравятся парни? - этот вопрос был чересчур странным, но Николасу стало безумно интересно общаться с честнейшим лунатиком на земле. Он даже поменял позу на более удобную, чтобы выслушивать его, пусть зачастую ему приходилось переспрашивать и долго ждать ответа. Вот его и не последовало.
- У тебя когда-то был секс, Адам? – тупой вопрос после вопроса про девственность, конечно, но главное вновь выловить золотую рыбку из ее Морфеевых морей.
- Нет, - отвечает тот на грани слышимости. Вдобавок он бубнит еще какой-то неразборчивой ерунды.
- А ты хотел бы?
- Да, - кажется, Адам даже во сне умеет смущаться: это " да" было едва различимым, потому что он решил уткнуться лицом в подушку.
- А как же церковь?
- Я ебал церковь, - вот это просто воу, однако. Его бы слова, да на диктофон записать… В этом мире ничего уже не спасти, раз даже Флойд не любит церковь.
- То есть, ты не против, если тебе предложат?
- Конечно, - как Адам вообще может быть против? Он даже не уверен, на что именно отвечает. Во сне он, возможно, не чувствует себя скованно и отвечает на такие темы так, будто говорит о погоде.
- А если с несколькими людьми? - но шоу закончилось: из-за того, что Адам уткнулся в подушку, он вновь мирно заснул, став самым обыкновенным человеком. Это огорчило Ника, который только вошел в раж, однако ему хватило информации для того, чтобы удовлетворенно лечь вместе с этим парнем. Он даже раздел его, надеясь увидеть его реакцию на то, что утром тот проснется с малознакомым соседом полуголым в одной кровати после пьянки. Отличный план, о котором пока не догадывается бедный Адам Флойд.
***
Как хорошо, что после такой вечеринки не пришлось идти в школу: Адам бы с ума сошел, если бы с такой головной болью его бы заставили учить алгебру. Сладкие потягушки - благодать на целый день. Увидеть своего соседа полуголым в своей постели - это... А к чему это? Это есть в соннике? Стоп… Какого черта?! Нет, это даже не постель Адама, это постель Николаса! И Флойд никогда бы не стал спать просто в трусах, у малознакомого человека в его кровати. Холодок прошелся по его спине, и он слегка отпрыгнул, слыша, как человек рядом с ним начинает тихо посмеиваться. Вот же дьявол.
- Что... О боже мой, что вчера было, Ник?! - Адам ничего не помнил, кроме того, что, кажется, был на вечеринке, а потом оттуда ушёл. Да, вроде, он ушел к Нику из-за плохого состояния, потому что к родителям было нельзя… А Джозеф вообще куда-то пропал.
- Ох, я понятия не имею, парень, но раз уж ты лежишь в моей кровати... Не стоило ли спросить у тебя, м? - он хитро улыбается, аки лис, хотя, на самом деле, он-то все прекрасно помнит, и для него это лишь шоу по заявкам. Но не для Адама. Адам с ума сходит от стыда, у него покраснели щеки, он выбрался и укрылся подобранным, чтобы не было видно его фигуру. Ник, лишившись одеяла, лишь пошутил про то, что " Адам все стремится раздеть его".
- Ник... Ник, ничего ведь вчера не было?
- Я без понятия... Если ты не чувствуешь себя как-то не так… Ну, я имею в виду, если не болит что-то… то, вероятно, ничего, - Николасу жалко перепуганного парня, но еще больше он не хотел раскрывать свой маленький пранк, - Хотя, всякое может быть. Существуют много практик…
- Мне плохо...
- Да тебе всегда плохо, я посмотрю, - Николас вздыхает. Его раздражает то, что Адам обращается к нему толко тогда, когда ему не здоровится. Как ребенок, ейбогу.
- Это, просто... Ох, зря я все это... Зачем я только согласился?! - из-за спины, накрытой белым одеялом, послышался всхлип, а тонкая и невысокая фигура юноши живом согнулась и уменьшилась в размерах, когда Флойд из-за нервов осел на землю. Вот теперь Хейгу точно стало жаль бедного пацана, он даже побудил его сесть рядом и положить заботливо руку на плечо.
- Не беспокойся, парень. Все хорошо, слышишь? - Ник не был особенно хорош в плане утешений. – Что тебя так сильно расклеило-то? Ничего страшного ведь не произошло, - к Адаму было страшно прикоснуться лишний раз: тот то ли был готов провалиться под тяжестью руки, то ли ждал случая для внезапной атаки.
- Просто... Пошли, эм, вниз? Я дам тебе аспирин...
- Мне нельзя аспирин! У меня проблемы с кровью, - и разжижать эту кровь еще сильнее Адам не намерен. – В детстве были…
- Окей, что тебе тогда можно? – как с ним все сложно-то…
- Вафли с малиной...
- Я не стану готовить тебе вафли, - Николас усмехнулся, и это заставило Адама тоже выдохнуть смешок. В правильном направлении плывем, капитан. Нужно продолжать.
- По крайней мере, стоило попытаться... - кажется, эта улыбка означала, что страхи ушли. Но, к сожалению, уходить нужно и Адаму, потому что дома его, должно быть, уже давным давно ждут. От Джозефа он, как правило, уходил всегда рано утром, уж точно до полудня. Но сейчас это соседний дом, все время, которое Адам обычно тратил на дорогу, теперь компенсировало его долгий сон. Собирался он не спеша, будто хотел изучить дом перед нем, как покинуть его.
- Хорошо, эм, до скорой встречи? - Адам чувствовал волнение рядом с этим парнем, от него исходила уверенность и власть. Когда они теперь могут встретиться так? Будет ли еще хоть шанс узнать его получше?
- Наверное. Мы же соседи, - такой обычный и холодный ответ был как пощечина для юноши, ведь он-то хотел, чтобы лед между ними тронулся, но, оказалось, нужно приложить больше усилий, чем прийти к нему домой пьяным, лечь на него голого, взбесить девушку, наболтать чуши и уйти… Адам много сделал, но совсем не того, что следовало бы при первом знакомстве
- Ой, а... А ты голодный? Я мог бы приготовить тебе завтрак, ну, как благодарность... - любой повод остаться с ним подольше будет подходящим поводом. Давайте же, поварские способности, очаруйте Хэйга.
- Иди уже. Я запомню твой должок, - Николас улыбнулся, и Адам обомлел от этой улыбки, смущенно склонил голову, не сдержав свои губы в ответ, и убежал по-быстрому к себе домой, посмотрев напоследок за тем, как закрывается дверь соседа. Вот только радость нашего католического друга была недолгой: родители прознали о их с Джозефом маленьком обмане, потому что вовремя созвонились друг с другом. Теперь его ожидали большие, огромные неприятности.
- Адам Сесил Флойд! - его имя громом прозвучало в доме. Все, кроме него, были дома, а значит, что ошибки быть не могло. Адама охватила паника, которая сковала его тело, пока он видел приближающуюся мать.
- Изволь объясниться, куда ты вместе со своим другом ушел посреди ночи? Это такие вы проекты с ним делаете?
- Я... Нет, мама, я-
- Не смей мне врать, Сесил! Побойся Бога, он все слышит!
- Мы отправились на вечеринку... Обычную, там даже были другие дети... Из школы.
- Адам, ты прекрасно знаешь, что вечеринки развращают! Тебе хочется взять грех на свою душу? Кто возделывает землю свою, тот будет насыщаться хлебом, а кто подражает праздным, тот насытится нищетою...
- Да, я помню, матушка, - Адам чувствовал себя некомфортно, он весь сжался в один комочек, а хвост его то и дело дергался в нервном приступе. Пробега по библии сейчас только не хватало. Это же всего лишь место, где веселятся подростки, подростки, а не демоны, в конце концов.
- Ты сам понимаешь, что будешь наказан, да? – мать остужает пыл и кладет руку на переносицу, пытаясь отвлечься в растирании оной. Она вовсе не хочет злиться и ругаться на сына. Более того, она не зла, она взволнована.
- Конечно, понимаю, за все деяния мои...
- Что нужно сказать?
- И всё, что приключается нам, бывает за злые дела наши и за великие грехи наши... – как мантру мямлит юноша, устало кивая головой и смотря куда-то в сторону от стыда и скуки.
- Я надеялась на извинения, Адам, - мать вздохнула, но после улыбнулась. - Но и так, конечно, хорошо. Не я твоя судия. Ступай в комнату, покуда отец не присоединился к тебе. Отныне ты под домашним арестом на месяц. Теперь нам, видимо, придется контролировать тебя сильнее. Я не хотела бы, это как-то неправильно, но ведь ты так и норовишь...
- Согрешить? - Адама всегда обвиняют в том, что он неугодный Господу, что он греховен, что он чертов антихрист со своей странной крестообразной поликорией. А глаза его злым не делают.
- Извини, - неизвестно, за что конкретно: за то, что она назвала его неконтролируемым и необходимым в подчинении или за то, что ей приходится его наказывать, даже если она не хочет. Адам бы хотел верить, что второе, но ведь мы все с вами знаем...

***

Домашний арест - вещь сложная. Делать ничего нельзя без лишнего привлечения внимания, и шагу на улицу не ступить, да и больно хочется сейчас, после того, что произошло между ним и Николасом... А произошло ли что-то вообще? Адам не знал, и не мог узнать, ведь Ник тоже не располагал информацией. Он так боялся, что мог совершить нечто глупое, необдуманное, но, с другой стороны, он так хотел этого. Так хотел быть уверенным, что все произошло. С Николасом Хейгом. Без особой любви, может быть. Может быть, единственный раз в жизни, но черт, мы все живем один раз, и, возможно, Адам больше никогда не сможет лежать так близко к этому парню, чувствовать его тепло своей кожей... Адам считает, что слишком много думает о Хейге, что тот, возможно, не стоит того, что пора бы уже унять эти мысли, потому что в угоду родителям юноша пытался делать домашнее задание, а все, о чем он мог думать - подкаченная, черт возьми, грудь Николаса. Все стало еще хуже тогда, когда Ник объявился в своей комнате. Адам это видел прекрасно, потому что его стол стоял прямо напротив окна, и потому что он уже пять минут как пялится в это самое окно, прокрастинируя изабывая делать вид, что думает. Было уже довольно поздно, а Ник, судя по всему, только что возвратился домой. Зависть. Адаму никогда не позволяют гулять так поздно, и приходиться смотреть на звездное небо лишь из окна, да и это не так уж прекрасно в действительности - спасибо урбанистическому засвещенному небу. Интересно, ужинал ли он, или сразу ушел к себе? Интересно, как много позволяют ему родители. Интересно, занимается ли он спортом? Его тело выглядит вполне атлетичным, если надеть очки, то можно даже рассмотреть, как мышцы перекатываются под кожей. Адам бы хотел, чтобы его парень был спортсменом. Он бы и сам им был, если бы его болячки хоть кто-нибудь лечил: активный образ жизни очень нравился ему в детстве. Интересно, заметит ли он, как Адам пялится на него уже без всякого стыда, оставив ручку на столе и подложив под голову руку для опоры. Ох, ну разумеется, он это заметил. Это сложно не заметить, они чертовы соседи. Николас даже специально, демонстративно позировал для него, выполняя будто естественные вещи. И вдруг повернулся к окну, хитро улыбнулся и послал воздушный поцелуй кудрявому сталкеру, после начав закрывать жалюзи. Адам чуть со стула не упал, и почувствовал, как его сердце упало куда-то далеко-далеко вниз, лишив его дыхания. Это было страшно и смущающе одновременно, оно колотило в бешеном ритме.
- Ты призрака увидел, Адам? - к нему подошел его младший брат, положив руку на плечо, чем едва ли не убил в конец старшего.
- Господи Иисусе! Мэт! Ты хочешь свести меня в могилу, - Адам делает глубокий вдох и выдох, а после с легким осуждением поворачивается к мальчугану. Тот был на пару лет младше с виду и волосы его были более прямыми.
- Ты и так был достаточно напуган. Я не думал, что тебя можно испугать еще сильнее, - это позабавило Мэта, и тот встретил праведное возмущение с явной смелой усмешкой. Это не обрадовало его старшего брата.
- Ха-ха. Это очень смешно, да. Инфаркты это... Тебе нужно сделать укол на ночь, да? Помочь? – уж Адам бы позаботился о том, чтобы этот укол младший Флойд припоминал всю жизнь.
- Нет, спасибо, я сам, - он был уже достаточно взрослым, чтобы привыкнуть это делать.
- Ух, большой мальчик, - Адам помнит времена, когда его брат еще не мог заставить ввести инсулин в самого себя. Конечно, ведь многие дети боятся шприцов! А здесь идёт речь о постоянных уколах, который должен делать маленький ребенок сам себе. Тогда Адам помогал ему, потому что это было его обязанностью, и потому что забота о брате приносила ему удовольствия. Ему лишь не приносил удовольствия его плач и мольбы Бога о том, чтобы он перестал быть диабетиком. С этих пор Мэттью вырос и больше не нуждается ни в слезах, ни в Адаме.
- Ты собираешься до полуночи решать свои задачки? Ложись спа-ать, старшеклассник недоделанный, - Мэт толкает его в затылок и зарывается в его кудри руками, а после оседает на плечах, обнимая и повисая на нем, как тяжелый груз.
- Но Мэ-эт... – это все хорошо и очень мило, но завтра занятия.
- Со-о-о-он, мне нужен со-о-о-он, никаких но, - да уж, младший действительно чувствовал себя не очень хорошо. Он выглядел слишком уставшим для этого времени, обычно его с трудом не запихнешь в кровать. На правильных кошачьих глазах уже вырисовывалась пелена сна.
- Ты уверен, что тебе не нужна помощь? - с диабетом не шутят, и уж тем более не притворяются крутыми и самостоятельными. Дважды за столь короткую жизнь Мэттью уже был на ее грани.
- Да! Господи, заставь Адама Флойда лечь в постель и уснуть сладким сном! – половина дома уже готова расплакаться.
- Сейчас, хорошо, ладно, только таблетки приму... Если ты не хочешь увидеть меня со сломанной шеей, - неизвестно, почему у них вообще двухъярусная кровать. Им обоим это строго настрого противопоказано. Однако, никаких проблем Адам еще не испытывал, и даже если лунатил, то лунатил очень аккуратно. Потолок у них, правда, не очень высок, и порой он стукался о него, но только если слишком выпрямлялся на кровати в позе " сидя".
- Добрых снов, Мэт, - Флойд обернулся, чтобы застать своего брата уже практически спящим.
- Добрых снов, Адам…
- Ты не хочешь помолиться на ночь?
- Если ты не заметил, я уже помолился, и Господь услышал мои молитвы, - самодовольно вскинув бровями, Мэттью отвернулся к стене.
- Придурок, - Адам смеется, а после сам встает на колени, чтобы исполнить молитву. Вот только уснуть после у него все никак не получалось. Он слишком сильно думал о Николасе. Слишком много. Тот как суккуб захватил его разум и заставил съежиться на кровати. Хотелось прикоснуться к себе, принести себе удовольствие, но нет, не после того, как ты этими руками Богу молился, Адам! Ложись спать.

***

Выходные очень быстро заканчиваются. На смену им приходят новые будни. Адам не хотел в школу, потому что та, как и обычно, казалась ему адом. Он не хотел устраивать показушные завтраки всей семьи, потому что ему всегда мерещилось, что он опаздывает на автобус, особенно тогда, когда ему предлагали съесть что-то еще, кроме тоста с ежевичным джемом. Отказываться было сродни преступлению, но паранойя осуждающе била мурашками по спине, подгоняя.
У автобусной остановке они вновь встретились. Николас и Адам. Адам смотрел наНика, но прятал взгляд каждый раз, когда тот обращал на это внимание. Даже если Адам знал, что его видят, что Николас прекрасно знает, что тот на него пялится, он никогда не позволит себе смотреть в упор на этого человека, когда тот смотрит на него так... Многозначительно. Флойд отворачивался потому, что чувствовал, как пылают его щеки. Он впал в абсолютный ступор, когда Николас приветливо махнул ему хвостом и усмехнулся.
- Помочь чем-то? Ты выглядишь...
- Нет-нет! Все хорошо! - Адам тотчас протестующе замахал руками. Ох, как хорошо, что автобус приехал. Флойд глупо смеется и убегает внутрь транспорта. Но глупо убегать от того, кто, черт возьми, едет с тобой в одном автобусе. Всю поездку Адам сверлил взглядом Ника, который сидел впереди него, и опускал голову ниже сидений, когда тот оборачивался.
День в школе как-то... Не задался. Адам сразу это осознал, как только получил звонкую пощечину посреди коридора от... Энджел? Немало людей обратило на это внимание, и это, право, смутило Адама больше, чем боль.
- Какая же ты сука, Флойд! Мерзкий пидор! - девушка просто сходила с ума. Будь она в каком-нибудь замшелом мультфильме Диснея, у нее давно бы валил пар из ушей. Флойд даже понятия не имел, как реагировать на это: в его ментальном справочнике не находилось статьи по поводу ситуаций вроде этой.
- Что такое, Дже-
- Не смей так обращаться ко мне! Благодаря тебе, сволочь, Николас бросил меня. Тебе так просто это не сойдет, все узнают о том, какой ты на самом деле, - эта угроза совсем не понравилась юноше, а также его другу, который просто не понимал, какого черта происходит и что этой девушке нужно от него.
- Ты не так все поняла! Я даже понятия не имел, что-
- Не смей оправдываться, извращенец недоебанный!
- Какого черта тут творится?! - Джозеф готов был вступиться за Адама даже перед девчонкой, но та лишь показала ему средний палец и, развернувшись, ушла под удивленные взгляды внутрь остолбенелой толпы.
- Тебе нужна помощь, Адди? - щека парня быстро покраснела от прилива крови в капилляры, и Рассел занялся ее тщательным осмотром. Мало ли, вдруг эта стерва поцарапала его чудесное лицо своими огромными ногтями! Стразы противоречат уставу школы!
- Нет, нет, все хорошо, просто пошли на занятия, - этот тяжелый вздох предзнаменовал весь оставшийся день. Да и, вероятно, не только день, но и всю жизнь. Парта Адама, причем не одна, успела покрыться грязными ругательствами, и не все они смывались. Как факт, Адама оставят после уроков. Еще один факт - сообщат родителям. Это никак не улучшает его репутацию в глазах отца и матери. Однако Адам, отчего-то, духом не падал. Вскоре стало понятно почему, и произошло это в столовой.
Обычный обед двух друзей в школьной столовой, которая как обычно невероятно шумная от звона столовых приборов и голосов юных людей разного возраста и пола.
- Что такое произошло между вами с Хейгом, отчего Мур так разозлилась на тебя? - Джозеф был занят едой, но это не мешало ему быть болтливым до ужаса. Только что он убеждал Адама в какой-то космической ерунде, а теперь поинтересовался его личной жизнью.
- Ох... Это... Ты знаешь, - Адам отставил свою вилку и посмотрел в глаза друга.
- Знаешь, мне кажется, что между нами что-то было... - он неловко улыбнулся, от чего Джозеф чуть не подавился. Почему Флойд такой спокойный!?
- В каком таком смысле?! Адам, блядь, когда ты успел? – Рассел делает глубокий вдох, чтобы унять огонь внутри себя и не выглядеть слишком уж бурно реагирующим.
- Тише! - Адаму не нравилось, когда Джо сквернословил. Он заговорчески наклонился к нему поближе.
- Когда мы были на вечеринке, знаешь, мне стало плохо... И он отвез меня к себе, а потом я проснулся у него в кровати в одних трусах, и, знаешь, после этого он постоянно смотрит на меня так, так... Ну ты знаешь, как он смотрит, - шепот Адама был более чем довольным.
- Адам, ты что, с ума сошел? Что ты делал в его кровати?! Ты был там один? Какого… Почему ты пошел к нему один?
- Нет! Я не знаю! Ник спал рядом… А тебя не было рядом, я не нашел… Куда мне еще обращаться? – ох, точно, осознание того, что ту маленькую вольность, что позволил себе Джо, необходимо как-то скрывать, вовсе не обрадовало.
- Твою же мать...
- Джозеф, не ругайся.
- Ты не чувствовал себя как-то странно? – нужно убедиться, что это все не взаправду, и Флойд просто выдумывает себе всякое.
- Ты знаешь, это смешно, но он спросил у меня тоже самое, - Адаму-то смешно, а вот Джозеф сейчас от ревности и беспокойство потеряет остатки мозга.
- Кстати, Джо...
- Что?! Купить тебе т-
- Мы... Мы точно не целовались с тобой на, эм, вечеринке? Извини, пожалуйста, что задеваю такую тему, просто… правда… - вот сейчас Адам притих и обеспокоенно замер, и Джозеф повторил за ним. Пальцы юноши игрались друг с другом нервозно, переплетаясь и потирая костяшки.
- Что? Да нет, конечно, ты что...
- Мне показалось, что это так. Прости. Я, наверное, как-то перепил... Странные вещи могут причудиться, знаешь? Стыдно… - губы Адама растянулись, показав его чуть ассиметричные клычки. Теперь ему хотелось провалиться сквозь землю – лучше бы и не спрашивал, чего он хотел добиться?
- Прости... Видимо, в ту колу что-то подмешали. Долбанные вечеринки, там виски, наверное, даже в моющем средстве для унитаза, - Джозеф искусно делает вид, что не знал об этом факте, и заботливо накрывает своей рукой руку Флойда.
- Ничего страшного, ведь ты не знал, - у Рассела йокнуло сердце от такого невинного Адама. Не хотелось ему лгать. Но еще больше не хотелось говорить правду.
Неделя состояла из повторяющихся вещей: дом, школа, дом. Адаму пока не позволялось посещать Джозефа, ходить к нему и веселиться. Его наказание было суровым, но справедливым, и больше веселья Адаму не увидеть еще скоро. Адам часто смотрел в окно, наблюдая за Николасом и его жизнью. Однажды он даже ласкал себя, рискуя быть пойманным собственным братом, контролируя свое дыхание и смотря на Ника. Или, по большей части, думая о нем. А когда ему казалось, что Ник это видит, то притворялся спящим и просил у Бога прощения за грехи свои. Однажды Адам заметил, что у Николаса разбит нос. Флойд занимался высадкой новых цветов матери, и в то же время Ник стриг газон. Их общий забор был высок, но все-таки не скрыл этого факта. Хотелось спросить, что же произошло, но было боязно. Однако, ответ Адам узнал уже в школе, ведь Джозеф пришел в школу с фингалом под глазом. Они подрались, это Флойд понял точно, и доверчиво поверил тому, что те просто те просто перебрали с алкоголем и случайно зашли слишком далеко в споре. Адам успокоился, когда взял с Джозефа обещание больше не напиваться на вечеринках. А надписей на парте становилось, тем временем, только больше...

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒