![]()
|
|||||||
МИР ИЗМЕНИЛСЯ НАВСЕГДА 32 страницаОна отвернулась. Она была на грани срыва. — Сиена, — негромко, мягко проговорил Лэнгдон. — Мне надо понять, что произошло. Объясните мне, что Бертран сделал. Что он выпустил в мир? Сиена опять посмотрела на него; в ее нежных карих глазах стоял мучительный страх. — Он выпустил вирус, — сказала она. — Вирус особого типа. У Лэнгдона сперло дыхание. — Какой вирус? — Бертран создал так называемый вирусный вектор. Это вирус, специально сконструированный для того, чтобы вносить в атакуемые клетки генетическую информацию. — Сиена помолчала, давая ему время усвоить услышанное. — Вирусный вектор… не убивает клетку-хозяина… а внедряет в нее определенный элемент ДНК, по сути дела модифицируя ее геном. Лэнгдону нелегко было это осмыслить. Вирус изменяет нашу ДНК? — Коварство этого вируса, — продолжила Сиена, — в том, что человек не догадывается о его присутствии в организме. Человек нормально себя чувствует. Вирус не вызывает явных симптомов, сигнализирующих о том, что он меняет что-то в наших генах. У Лэнгдона в жилах бурно запульсировала кровь. — А что он в них меняет? На мгновение Сиена прикрыла глаза. — Роберт, — прошептала она, — как только вирус был выпущен в водохранилище, пошла цепная реакция. Каждый, кто спустился в подземелье и дышал этим воздухом, заразился. Он стал носителем вируса… ничего не подозревающим сообщником, передающим вирус дальше. Инфекция начала распространяться экспоненциально, она охватила планету, как лесной пожар. Сейчас заражено уже все население Земли. Вы, я… каждый. Лэнгдон вскочил со скамьи и стал в исступлении ходить взад-вперед. — Что он с нами делает? — спросил он. Сиена долго не отвечала. — Эта инфекция может… оставить человека без потомства. — Она поерзала, ей было крайне неуютно. — Бертран сотворил вирус бесплодия. Лэнгдон был ошеломлен. Вирус, лишающий нас потомства? Лэнгдон знал, что некоторые вирусы могут вызывать бесплодие, но чрезвычайно заразный патоген, распространяющийся по воздуху и лишающий нас способности к деторождению на генетическом уровне, — это пришло, казалось, из другого мира… из какой-то оруэлловской антиутопии[66]. — Бертран часто рассуждал о таком вирусе теоретически, — тихо произнесла Сиена, — но я никогда не думала, что он попытается его создать… и тем более не думала, что он в этом преуспеет. Когда я узнала из письма Бертрана, что он его создал, я пришла в ужас. Я бросилась искать Бертрана, хотела взмолиться, чтобы он уничтожил свое творение. Но опоздала. — Постойте. — Лэнгдон наконец обрел голос. — Если вирус всех на свете делает бесплодными, то не будет новых поколений, человечество начнет вымирать… немедленно. — Да, — ответила она слабым голосом. — Но Бертран совершенно не хотел, чтобы оно вымирало — он хотел прямо противоположного, — и поэтому он создал вирус, активирующийся случайным образом. Да, Инферно сейчас внедрен в ДНК всех и каждого и будет передан всем грядущим поколениям, но проявляться он будет только у определенного процента людей. Вирус есть у всех, но бесплодной окажется лишь некая доля населения, попал в нее человек или нет — зависит от случая. — Какая… доля? — услышал Лэнгдон свой вопрос. Невероятно было уже то, что такие вещи произносятся вслух. — У Бертрана, как вы знаете, постоянно на уме была Черная Смерть — чума, которая без разбора уничтожила треть населения Европы. Он был убежден, что природа обладает механизмом самопрореживания. Бертран обсчитал воспроизводство населения математически и получил результат, который его опьянил: один из трех — ровно то соотношение, которое нужно, чтобы численность человечества начала уменьшаться с разумной скоростью. Чудовищно, подумал Лэнгдон. — Черная Смерть проредила Европу и проложила путь к Ренессансу, — сказала Сиена, — и Бертран теперь сотворил Инферно — современный катализатор мирового обновления, трансгуманистическую Черную Смерть. Разница та, что заболевшие не погибнут, у них просто не будет детей. Поскольку вирус Бертрана заразил весь мир, каждый третий из людей теперь бесплоден… и так будет все время. Похоже на рецессивный ген… который передается всему потомству, но проявляется только у небольшой его части. У Сиены дрожали руки. Она продолжала: — Бертран написал мне гордое письмо, он утверждал, что Инферно — очень элегантное и гуманное решение проблемы. — Ей опять пришлось вытереть глаза. — Да, этот способ куда мягче, чем Черная Смерть. Не будет больниц, переполненных умирающими, не будет гниющих трупов на улицах, не будет горя от безвременной смерти близких. Нет, просто будет появляться на свет намного меньше детей. Рождаемость по всей планете начнет неуклонно снижаться, и в какой-то момент рост населения сменится убылью. — Она помолчала. — Эффект будет гораздо сильнее, чем от чумы, она только на время уменьшила нашу численность, создала всего-навсего локальную яму в графике роста. Инферно Бертрана — долговременное решение, решение навсегда… трансгуманистическое решение. Бертран был генный инженер, он работал с зародышевой линией. Он решал проблемы на корневом уровне. — Это генетический терроризм… — вполголоса проговорил Лэнгдон. — Это меняет саму природу человека, делает нас фундаментально другими, чем мы всегда были. — Бертран думал иначе. Он мечтал исправить роковой изъян в человеческой эволюции… Этот изъян в том, что мы слишком плодовиты. Человечество — организм, который, при всем своем беспримерном интеллекте, оказался не способен сдерживать собственный рост. Ни бесплатная контрацепция, ни просвещение, ни государственные поощрительные меры — ничто не работает. У нас рождаются и рождаются дети… хотим мы того или нет. Вам известно, что центры профилактики и контроля заболеваний недавно обнародовали статистику: в США почти половина беременностей — незапланированные? А в менее развитых странах эта цифра — более семидесяти процентов. Лэнгдон был знаком с этими данными, но до него только сейчас начало доходить, что они означают. Как биологический вид люди ведут себя подобно кроликам, завезенным на острова в Тихом океане. Размножаясь там бесконтрольно, кролики нанесли такой ущерб экосистеме, что в итоге вымерли. Бертран Зобрист переделал нас как вид… Желая спасти человечество… он превратил нас в менее плодовитые существа. Лэнгдон глубоко вздохнул и посмотрел на суда на Босфоре: его самого точно несли куда-то морские волны. Сирены приблизились, их вой шел уже от пристани, и Лэнгдон почувствовал, что время на исходе. — Самое страшное, — сказала Сиена, — не то, что Инферно вызывает бесплодие, а то, какие возможности этот вирус открывает. Вирусный вектор, распространяющийся воздушно-капельным путем, — это квантовый скачок, достижение, намного опережающее свое время. Бертран внезапно вывел нас из темных веков генной инженерии и отправил прямиком в будущее. Он подарил человечеству доступ к процессу эволюции, предоставил ему возможность работать над своими видовыми свойствами, так сказать, широкими мазками. И открыл этим ящик Пандоры. Бертран создал ключ к изменению нашей природы… и если этот ключ попадет не в те руки — помоги нам, Господи. Эту технологию нельзя было разрабатывать. Как только я прочла письмо, где Бертран объяснил, как он достиг своей цели, я сожгла его. И твердо решила найти этот вирус и уничтожить целиком и полностью. — Ничего не понимаю! — Лэнгдон еле сдерживал гнев. — Если вы хотели уничтожить вирус, почему не сотрудничали с доктором Сински и ВОЗ? Почему не обратились в американские центры контроля? Или еще куда-нибудь? — Да вы шутите! Государственные организации ни в коем случае нельзя допускать к таким технологиям! Подумайте сами, Роберт. На протяжении всей нашей истории все прорывные технологии, которые создала человеческая мысль, от простого огня до атомной энергии, использовались в военных целях, и почти всегда к этому прикладывали руку государственные власти. Откуда, по-вашему, взялось биологическое оружие? Его источник — исследования, которые велись в таких местах, как ВОЗ и центры контроля. Технология Бертрана — генетический вирусный вектор, заражающий огромные массы людей, — самое мощное оружие, что когда-либо создавалось. Она прокладывает путь к таким ужасам, каких мы и представить себе не можем, включая адресное биологическое оружие. Вообразите патоген, атакующий только тех, чей генетический код содержит определенные этнические маркеры. Это будет широкомасштабная этническая чистка на генетическом уровне! — Я понимаю ваши тревоги, Сиена, очень даже понимаю, но ведь эта технология может работать и на пользу людям. Разве это открытие не дар небес для генетической медицины? Не исключено, что с его помощью можно было бы делать прививки всему населению Земли. — Теоретически — да, но, к несчастью, мой опыт заставляет меня ждать худшего от любых властей. Издалека до Лэнгдона донесся рокот вертолета. Он посмотрел через ветви деревьев на небо над Рынком специй и увидел огни летательного аппарата, который, огибая холм, быстро двигался к пристани. Сиена напряглась. — Мне надо уходить, — сказала она, вставая, и бросила взгляд на запад — в сторону моста Ататюрка. — Думаю, смогу перебраться через мост пешком, а на том берегу… — Вы останетесь здесь, Сиена! — отрезал Лэнгдон. — Роберт, я вернулась потому, что должна была с вами объясниться. И я это сделала. — Нет, Сиена, — возразил Лэнгдон. — Вы вернулись потому, что всю жизнь были в бегах, а теперь поняли, что так продолжаться не может. Сиена съежилась от этих слов. — Разве у меня есть выбор? — спросила она, наблюдая, как вертолет прочесывает залив прожектором. — Найдут — тут же посадят. — Вы не сделали ничего плохого, Сиена. Не вы создали этот вирус… и не вы его выпустили. — Да, но я всячески старалась помешать Всемирной организации здравоохранения его найти. Если меня не упрячут в турецкую тюрьму, я предстану перед каким-нибудь международным трибуналом по обвинению в биотерроризме. Треск вертолета стал громче, и Лэнгдон поглядел в сторону пристани. Вертолет завис на месте, винт рассекал воздух, прожектор шарил по воде. Сиена, казалось, готова была броситься бежать в любую секунду. — Послушайте меня, пожалуйста, — мягко промолвил Лэнгдон. — Я понимаю, вы очень много пережили, вы страшно напуганы, но постарайтесь взглянуть на вещи шире. Этот вирус сотворил Бертран. Вы пытались помешать ему распространиться. — Но мне не удалось. — Да, и теперь, когда все заражены, биологам и медикам нужно понять, что он собой представляет в точности. Вы единственный человек, который хоть что-то о нем знает. Может быть, есть возможность его нейтрализовать… или выработать какие-то упредительные меры. — Лэнгдон буравил ее взглядом. — Сиена, мир должен узнать то, что знаете вы. Вам нельзя просто взять и исчезнуть. Сиену била крупная дрожь — она из последних сил сдерживала тоску и тревогу, готовые излиться широким потоком. — Роберт, я… я не знаю, что делать. Я даже не знаю теперь, кто я такая. Посмотрите на меня. — Она провела рукой по безволосой голове. — Я превратилась в чудовище. Как я смогу взглянуть людям в глаза… Лэнгдон шагнул к ней и обнял ее. Он чувствовал, что она вся дрожит, чувствовал, какая она хрупкая. Он ласково зашептал ей на ухо: — Сиена, я знаю, что вы хотите убежать, но я вам не позволю. Рано или поздно вам надо научиться кому-то доверять. — Не могу… — Она рыдала. — Не знаю, как этому научиться… Лэнгдон обнял ее крепче. — Начните с малого. Сделайте первый маленький шажок. Доверьтесь мне. Глава 100 Шеф, сидевший в транспортном самолете «C-130» без окон, вздрогнул от резкого стука чего-то металлического по фюзеляжу. Снаружи кто-то колотил по крышке люка рукояткой пистолета, требуя, чтобы его впустили. — Всем оставаться на местах, — распорядился пилот «C-130», направляясь к люку. — Это турецкая полиция. Только что подъехали. Шеф и Феррис обменялись быстрыми взглядами. По шквалу панических возгласов из уст сотрудников ВОЗ на борту шеф уже понял, что локализация не удалась. Зобрист осуществил свой план, думал он. И моя компания ему в этом поспособствовала. Из-за люка послышались властные голоса мужчин, что-то кричавших по-турецки. Шеф вскочил на ноги. — Не открывайте им! — потребовал он. Пилот резко остановился и уставился на шефа: — Это еще почему? — ВОЗ — организация, оказывающая международную помощь, — ответил шеф, — а этот самолет — суверенная территория! Пилот покачал головой: — Нет, сэр, этот самолет стоит в турецком аэропорту, и, пока он не покинет турецкое воздушное пространство, в нем действуют законы Турции. Пилот прошел к выходу и откинул люк. В самолет заглянули два человека в форме. Взгляды, которыми они окинули салон, были холодными, суровыми. — Кто командир воздушного судна? — спросил один из них с сильным акцентом. — Я, — отозвался пилот. Полицейский протянул ему два листа бумаги. — Ордеры на арест. Эти два пассажира должны пройти с нами. Пилот пробежал глазами ордеры и посмотрел на шефа и Ферриса. — Позвоните доктору Сински, — сказал шеф пилоту из ВОЗ. — Мы участники международной чрезвычайной операции. Один из полицейских посмотрел на шефа с нескрываемой насмешкой. — Доктору Элизабет Сински? Директору Всемирной организации здравоохранения? Так ведь она-то и санкционировала ваш арест. — Этого не может быть, — возразил шеф. — Мы с мистером Феррисом прилетели в Турцию, чтобы помогать доктору Сински. — Значит, вы плохо ей помогаете, — сказал второй полицейский. — Доктор Сински связалась с нами и указала на вас двоих как на участников биотеррористического заговора на территории Турции. — Он достал наручники. — К следователю на допрос. — Требую адвоката! — закричал шеф. Через несколько секунд они с Феррисом были уже в наручниках. Их насильно вывели из самолета и грубо затолкали на заднее сиденье черного седана. Машина рванулась с места, пересекла предангарную площадку и направилась в дальний угол аэропорта, где в заборе из металлической сетки была заранее проделана брешь, чтобы она могла проехать. За забором седан какое-то время прыгал по ухабам среди мусора и пришедшей в негодность авиационной техники и наконец остановился у старого производственного здания. Двое в форме вышли из седана и осмотрелись. Удовлетворенные тем, что не увидели «хвоста», они сняли полицейскую форму и убрали подальше. Потом помогли Феррису и шефу выйти из машины и сняли с них наручники. Шеф потер запястья, чувствуя, что он не из тех, кто легко переносит лишение свободы. — Ключи под ковриком, — сообщил ему один из агентов, показывая на припаркованный поблизости белый фургон. — На заднем сиденье сумка, там все, что вы хотели: паспорта, деньги, телефоны, одежда и еще кое-какие мелочи, которые мы сочли нелишними. — Спасибо, — сказал шеф. — Молодцы. — Мы профессионалы, сэр. Оба турка сели обратно в черный седан и без лишних слов укатили. Сински ни за что не позволила бы мне уйти, напомнил себе шеф. Обдумав свое положение еще по дороге в Стамбул, он связался по электронной почте с местным отделением Консорциума и дал своим людям знать, что ему и Феррису может понадобиться эвакуация. — Думаете, она не оставила бы нас в покое? — спросил Феррис. — Сински? — Шеф покачал головой. — Конечно, нет. Хотя прямо сейчас, подозреваю, у нее другие заботы. Они с Феррисом влезли в белый фургон, и шеф, порывшись в сумке, убедился, что документы в порядке. Обнаружив бейсболку, надел ее. В сумке оказалась также и бутылочка односолодового виски «Хайленд парк». Молодцы. Шеф посмотрел на янтарную жидкость и сказал себе, что надо подождать до завтра. Но тут в его воображении возник мешок из солюблона, и пришла мысль, что неизвестно, каким он вообще будет — завтрашний день. Я нарушил свое главное правило, подумал он. Я предал клиента. Шеф ощущал странную легкость; он знал, что с завтрашнего дня весь мир только и будет говорить что о катастрофе, в которой он сыграл весьма существенную роль. Если бы не я, этого бы не случилось. Впервые в жизни он не чувствовал, что незнание служит полным моральным оправданием. Пальцы сами отвинтили крышку от бутылки виски. Получи удовольствие, сказал он себе. Как бы то ни было, твои дни сочтены. Шеф сделал хороший глоток из бутылки, наслаждаясь теплом, разливающимся по горлу. Вдруг темноту озарили прожекторы и голубые мигалки полицейских машин, подъехавших сразу отовсюду. Шеф лихорадочно повернулся в одну сторону, в другую… и застыл как камень. Не спастись. Когда к фургону, наставив на него оружие, стали приближаться турецкие полицейские, шеф в последний раз глотнул виски и молча поднял руки над головой. На этот раз полицейские, он знал, были настоящие. Глава 101 Швейцарское консульство в Стамбуле расположено в лоснящемся суперсовременном небоскребе «1. Левент-плаза». Башня с вогнутым фасадом из голубого стекла похожа на футуристический монолит, вставленный в панораму древнего города. С тех пор как Сински, покинув подземный зал, устроила в консульстве временный командный пункт, прошло около часа. В местных новостях шли срочные репортажи о паническом бегстве с последнего исполнения «Данте-симфонии» Листа. Подробностей пока не было, но присутствие международной оперативной медицинской группы в защитных костюмах породило массу опасений и домыслов. Поглядев в окно на огни Стамбула, Сински ощутила глубокое одиночество. Инстинктивно потянулась к груди, где всегда висел амулет, но теперь его не было. Две половинки разбитого посоха Асклепия лежали перед ней на столе. Директор ВОЗ только что созвала экстренные совещания, которые должны были начаться в Женеве через несколько часов. Специалисты из разных областей уже отправились в путь, и сама Сински намеревалась вскоре вылететь, чтобы ввести их в курс дела. К счастью, кто-то из ночного персонала принес ей кружку настоящего, обжигающе горячего кофе по-турецки, которую Сински быстро осушила. В открытую дверь к ней заглянул молодой сотрудник консульства. — Мадам! Вас хочет видеть Роберт Лэнгдон. — Благодарю вас. Пригласите его ко мне. Двадцатью минутами раньше Лэнгдон связался с Сински по телефону и сообщил ей, что не смог догнать Сиену Брукс, что она угнала катер и вышла на нем в море. Сински уже знала об этом от властей, которые продолжали прочесывать район, но пока безрезультатно. Когда высокая фигура Лэнгдона появилась в дверях, она едва его узнала. Костюм грязный, темные волосы спутаны, глаза запавшие, измученные. Сински встала. — Профессор, что с вами? Лэнгдон устало улыбнулся: — Вечер был не из легких. — Садитесь, пожалуйста. — Она показала ему на стул. — Инфекция Зобриста, — без предисловий начал он, сев. — Вероятно, она стала распространяться неделю назад. Сински кивнула, стараясь не выдавать своей нервозности. — Да, мы пришли к тому же заключению. Никаких сообщений о симптомах пока нет, но мы взяли пробы и уже ведем интенсивные исследования. К сожалению, пройдут дни, а может быть, и недели, пока мы по-настоящему поймем, что это за вирус… и на что он способен. — Это вирусный вектор, — сказал Лэнгдон. Сински удивленно вскинула голову. Странно было уже то, что он знает этот термин. — Что, простите? — Зобрист создал вирусный вектор, распространяющийся воздушно-капельным путем и способный изменять человеческую ДНК. Сински резко поднялась с места, опрокинув стул. Это невозможно в принципе! — На каком основании вы это утверждаете? — Сиена, — тихо промолвил Лэнгдон. — Она мне сказала. Полчаса назад. Сински уперлась руками в стол и посмотрела на Лэнгдона с внезапным недоверием. — Так она не убежала? — Убежала, — ответил он. — Была свободна, понеслась в море на угнанном катере и запросто могла исчезнуть навсегда. Но передумала. Вернулась по собственной воле. Сиена хочет помочь тем, кто борется с этим кризисом. С губ Сински сорвалась горькая усмешка. — Прошу прощения, но я не склонна доверять мисс Брукс, особенно когда она делает такие далеко идущие заявления. — А я ей верю, — твердо сказал Лэнгдон. — И если она говорит, что это вирусный вектор, советую вам отнестись к ее словам серьезно. Сински вдруг почувствовала, что обессилена. Ее ум пытался осмыслить услышанное. Она подошла к окну и стала смотреть наружу. Вирусный вектор, изменяющий ДНК? Какой бы невероятной и ужасающей эта идея ни выглядела, Сински должна была признать: своя зловещая логика в ней есть. Зобрист, так или иначе, был специалистом по генной инженерии и очень хорошо понимал, что мельчайшая мутация в одном-единственном гене может иметь катастрофические последствия для всего организма, вызвать рак, нарушения в работе органов, заболевание крови. Такая, к примеру, тяжелая болезнь, как муковисцидоз, при котором человек буквально тонет в слизи, вызывается крохотным дефектом регуляторного гена в седьмой хромосоме. Специалисты сейчас начали лечить подобные генетические заболевания с помощью простейших вирусных векторов, вводимых прямо в организм пациента. Эти незаразные вирусы запрограммированы на то, чтобы, распространяясь по телу пациента, заменять поврежденные участки ДНК. Новая наука, однако, имеет, как и всякая наука, свою оборотную сторону. Вирусный вектор может нести благо или вред… в зависимости от целей разработчика. Если вирус злонамеренно запрограммирован на то, чтобы вставлять поврежденные фрагменты ДНК в здоровые клетки, результат может быть губительным. А если к тому же созданный в лаборатории болезнетворный вирус высокозаразен и передается воздушно-капельным путем… Перспектива заставила Сински содрогнуться. Какой генетический ужас замыслил Зобрист? Каким способом он решил проредить человеческое стадо? Сински знала, что поиски ответа могут занять не одну неделю. Генетический код человека — химический лабиринт, который выглядит бесконечным. Обследовать его в надежде найти одно специфическое изменение, вызванное вирусом Зобриста, все равно что искать иголку в стогу сена… не зная даже, где, на какой планете этот стог находится. — Элизабет? — вывел ее из размышлений густой голос Лэнгдона. Сински повернулась к нему от окна. — Вы меня слышите? — спросил он, по-прежнему спокойно сидя. — Сиена так же сильно хотела уничтожить этот вирус, как вы. — Я всей душой в этом сомневаюсь. Лэнгдон выдохнул, встал. — Вы должны меня выслушать. Незадолго до смерти Зобрист написал Сиене письмо, в котором объяснил, что он сделал. Он в точности описал действие этого вируса… то, как он будет атаковать нас… как достигнет целей, поставленных Зобристом. Сински застыла. Есть письмо?! — Когда Сиена прочла, что именно Зобрист создал, она пришла в ужас. Она хотела его остановить. Она считала, что никто, включая Всемирную организацию здравоохранения, не должен иметь доступа к этому вирусу — настолько он опасен. Понимаете теперь? Сиена пыталась уничтожить вирус… а не выпустить его. — Есть письмо? — властным тоном спросила Сински, сосредоточенная в эту минуту на одном. — С конкретным описанием? — Сиена сказала мне, что получила такое письмо. — Нам оно необходимо! Имея конкретные данные, мы сэкономим месяцы, мы гораздо раньше поймем, что это за вирус и что с ним можно сделать. Лэнгдон покачал головой: — Вы не дослушали. Когда Сиена прочла письмо Зобриста, она ужаснулась. И немедленно сожгла письмо. Она не хотела, чтобы кто-либо… Сински стукнула по столу кулаком. — Она уничтожила то единственное, что могло бы помочь нам подготовиться? И вы хотите, чтобы я ей доверяла? — Я понимаю, что прошу вас о многом, что ее действия говорят не в ее пользу, но, чем обрушивать на нее громы и молнии, не целесообразнее ли будет принять во внимание, что у Сиены уникальный ум и поразительная память? — Лэнгдон сделал паузу. — Может быть, она сумеет что-то вспомнить из письма Зобриста — что-то важное для нас? Сински сощурила глаза и еле заметно кивнула. — Раз так, профессор, то как вы мне предлагаете поступить? Лэнгдон показал на пустую кофейную кружку. — Предлагаю попросить еще кофе… и выслушать, какое единственное условие Сиена поставила. Сердце Сински лихорадочно застучало, и она бросила взгляд на телефон. — У вас есть с ней связь? — Есть. — Говорите, чего она требует. Лэнгдон сказал ей, и Сински погрузилась в раздумье. — Я думаю, надо на это пойти, — добавил Лэнгдон. — Что вы теряете? — Если все, что вы сказали, правда, то я согласна. — Сински подвинула к нему телефон. — Звоните. К удивлению Сински, Лэнгдон не взял телефона. Он встал и пошел к двери, сказав на ходу, что вернется через минуту. Озадаченная, Сински вышла за ним и увидела, как он идет через приемную консульства, толчком открывает стеклянную дверь и оказывается на площадке перед лифтами. Она подумала было, что он хочет покинуть здание, но он, не вызвав лифта, тихо скользнул в женскую уборную. Через несколько секунд он появился с женщиной лет тридцати с небольшим. К тому, что это и есть Сиена Брукс, Сински надо было еще привыкнуть. Привлекательная блондинка с конским хвостом, которую Сински видела во Флоренции, преобразилась. Голова у нее была совсем лишена волос — видимо, выбрита. Войдя в кабинет, она и Лэнгдон молча сели перед столом Сински. — Прошу прощения, — быстро заговорила Сиена, — я знаю, что нам очень многое надо обсудить, но позвольте мне вначале сказать вам то, что мне крайне необходимо сказать. В ее тоне Сински почувствовала горечь. — Да, конечно. Слушаю вас.
|
|||||||
|